А там Страшно...

Юла Северина
  (Письмо старому другу об истории одного года)

  Все началось с короткой фразы. Фразы в три слова. Нет, не тех самых три слова, которые так замусолил мир в последние столетия и даже тысячелетия, которые пропахли, пропитались гнилью предательства и равнодушия в перспективе будущего или ретроспективе прошлого. Три таких простых и понятных слова во внезапной смс после недельного молчания:
 - А тут страшно…
  Сначала ты не понимаешь – где и как может быть Страшно в наше время, в период длительного, пусть и относительного, но мира и спокойствия. Когда каждый занят поиском своего места под солнцем, будучи не особо нужен кому-то вокруг и сам проживая дни свои по принципу – главное, чтоб мне было тепло. Ты не понимаешь, а услышав, что Страшно – это значит кровь вокруг, несколько трупов и крики раненых -  недоумеваешь, и твой мозг поверить в это в первую минуту отказывается. Не потому что такое в принципе невозможно, нет, конечно, в Конго, слышали, вооруженный конфликт был, мятеж против правительства, в Ираке, в Южной Осетии в конце концов, но потому что это происходит в данный момент с человеком, который 7 дней назад прогуливался с тобой по весеннему парку мирного города, где все бегут и спешат куда-то, бегут делать дела, которые на самом деле ничего не значат, не смотрят по сторонам, словно жить собираются 900 лет и смотреть уже вовсе нечего. И вы бродили и болтали о твоей драме всей жизни и он утешал тебя и говорил не много, но правильно, жестко и по существу. И самое удивительное – слушал. Даже когда ты повторялась и несла полный бред в попытке оправдать саму себя, в попытке понять то, что по сути, не стоит понимать…
И вот теперь он там. И там страшно…

  Знаешь, с этого момента что-то для меня начало меняться… Но тогда я совсем не знала что именно. Что будет что-то во мне меняться я не знала и тогда, когда впервые он заговорил со мной – просто парень, просто о кино…
Хотя нет, вру. Что он не просто парень было понятно даже с первого предложения. Бывает такое – видно человека с первых трех предложений. Не то чтобы все видно как экстрасенсу, но ощущение, что тебе повстречался человек неординарный, всегда есть. Так вот он пришел в мою жизнь как возвращается друг детства из далекого путешествия – просто заходит к тебе, а ты такая конспекты учишь, или в покер режешься в интернете или пишешь какую-то работу, смеешься с сестрой или даже …печешь пироги, подходит к плите, выключает чайник и говорит -  ну так что, давай чай пить что ли! Конечно, все это образно. Но ощущение было именно такое – между  прочим, без всяких вступительных  слов и светских приветствий. На самом деле, он спросил из какого фильма картинка в моем альбоме. Но не в этом суть. Ты просто чувствуешь таких людей порами. Тех, кто каким-то образом потом становится дорогим тебе или которым суждено сыграть сколько-нибудь малую или огромную роль в твоей жизни. Но в момент их появления всей этой важности нет, ты просто понимаешь, что это кто-то, каких не миллионы. Вот и все.

 С тех пор прошло много месяцев. Месяцев общения, юмора, обмена мыслями, мнениями и прочими радостями, доступными людям благодаря интернету. И так случилось, что на тот момент это было то, чего мне не хватало в душевном и общечеловеческом плане. И не важно было многое. Лишь время от времени статус on-line и тут же возникший звук присланного сообщения наполнял тебя теплом, потому что был кто-то, кто тебя слушал, даря этим самым извечное женское счастье. Появилась забавная традиция – не прощаться, словно разговор продолжался бесконечно. И даже если тебя не было в сети, потом заходишь – а тебе что-то сказали, даже если ты ничего не спрашивала накануне.
  Ты скажешь – знаю, знаю, все эти виртуальные общения, не имеют ничего общего с реальной жизнью, дружбой и живым общением, потому что там можно быть кем угодно. Ну так чего ты не стал кем угодно? Почему ты не пришел и не поговорил со мной так, чтоб я хотела с тобой болтать часами напролет обо всем на свете? А еще знаешь, то, что ты называешь «живым общением» давно пора заносить в Красную Книгу, поверь. Столько разговоров, сколько мне приходится водить за свою жизнь, слушать, слушать, слушать, и даже говорить,  говорить, говорить такого откровенного бреда, но который приличен в обществе и которого порой нельзя не водить – я умоляю тебя, эти разговоры сдохли лет эдак пятьдесят назад и жизни в них нет и не будет.   
   «А вы типа о божественных материях рассуждали» – снова хихикаешь ты. Нет, не о божественных. И не о философии. И не о литературе. Да и Бог с ней, литературой, я о ней уже столько наговорилась в этой жизни, что мне, поверь, в данном случае вполне было интересно поговорить просто о том, что сегодня произошло в моей жизни и услышать такой же простой, но искренний рассказ о его дне. «Так у вас роман» – снова слышу я. Да, роман, как же, только вот знаешь чему ты в таком романе можешь позавидовать мне? Крошке тепла. В сочетании со Свободой. Ну как? Ты все еще думаешь, что у нас роман? Ты, который с трудом выжимаешь хоть одно толковое слово, сказанное тебе вовремя и к месту твоими пафосными курицами, за которых ты платишь в ресторанах, покупаешь туфли Лабутини и таскаешь с собой на Бали раз в год в качестве эскорта. О чем ты с ними вообще говоришь? Они же либо откровенную глупость несут, либо явно подслушанные цитаты у тех, кто хоть как-то пытается мыслить. А уж если в их словах есть тепло – спорим, ты бы даже женился на таком экземпляре.
  А Свобода… Знаешь я о чем? О том, когда тебя ничего не напрягает – тебе приятно общаться, но тебя ни к чему не обязывают и ты никого не напрягаешь – приходишь во сколько хочешь и уходишь когда хочешь. И никаких «а почему ты вчера вечером не пришел»? или «я эти три дня тебя так ждала!»  Твой разговор просто продолжается и даже тогда, когда вы оба не в сети – ты вдруг в течение дня вспоминаешь что-то из вашего разговора и улыбаешься. А через время складывается ощущение, что человек с тобой рядом всегда. Странная штука, но, поверь, удивительная. Я, конечно, не знаю точно, какая личная ситуация была у него на тот момент, но у меня тогда было все прекрасно – моя сумасшедшая мечта о необычном «доме» только что сбылась, я ждала вполне здорового первенца-сына и была счастлива замужем. Чего еще желать? Чего мне на тот момент не хватало до полного счастья в жизни – общения и друзей в новом городе. И я была благодарна ему за это общение.

  И вот сейчас – его слова «тут страшно…». Сначала, когда он сказал при встрече куда едет – я не поняла – думала, он медик, едет куда-то в качестве медика и особо сильно не переживала хоть и не понимала толком где там медики и чем они в точности занимаются.
Зная человека по переписке, мне сложно было представить его как боязливого. Увидев лично, мне не так просто было допустить мысль, что именно он с оружием в руках будет сталкиваться с тем, о чем мы стараемся даже не думать в своей обывательской жизни…

  Мое понятие страшно на тот момент жизни ограничивалось штормом в 6 баллов у пристани, страхом проснуться от ледяной воды, в которую погружен мой дом, и страхом, что что-то может случиться с сыном в относительно мирном большом городе.
В остальном страшно мне  не было. Было грустно, больно, обидно, противно, но не страшно. И впервые, когда все эти чувства пришли ко мне после вполне счастливой жизни – я сидела на крыше, весеннее солнце заливало все вокруг, а я была настолько в растрепанных чувствах, что не могла понять, что же мне делать, куда себя деть, и все, до чего я додумалась – позвонить ему. Сейчас я даже не могу вспомнить, почему именно ему, но никому другому сказать о своем крушении я не смогла. Я была как наивная дурочка, которых сотни тысяч, обманутых, растоптанных дурочек, беспредельно верящих тем, кого они выбрали. И признать, что вот теперь я из их числа было тяжело. Но молчать  не могла. Это раздирало душу изнутри и словно физически втыкало что-то острое в мое тело где-то в районе груди. Я помню все, что он сказал тогда – спустя время понимаю – во всем был прав. Но я, как глупенькая, цеплялась за какие-то ниточки надежды… Ниточки, которые давно были порезаны. Просто не могла до конца  поверить, что все это со мной, а не ужасная какая-то ошибка… Вначале даже не было слез и сильных эмоций. Дня три. А потом накрыло. Да так, что до сих пор я удивляюсь, как я не натворила полной ерунды…
Вернее теперь я знаю, как и почему не натворила.  Это была его заслуга.

  Спустя три дня после того, как я поняла, что такое страшно там, спрашиваю, потому как он молчит:
– Привет, как ты? –
– Лежу в госпитале – подорвался на УАЗе.
– О, Господи –
–Да ничего, все в порядке, легкая контузия и ранение в ногу –
Я в шоке. Начинаю вытирать свои сопли и слезы по поводу разбитого сердца – стыдно. Стыдно перед самой собой и перед ним. Собираюсь с духом и …живу дальше, спокойная и уравновешенная. Правда, ровно до следующего инцидента в личной жизни, когда понимаю, что все мои попытки «склеить» разбитую вазу – тщетны. И спасибо ему за то, что он был рядом в те минуты.

– Привет, ты как? – спрашивает через день, хотя это я должна была спрашивать его, лежащего в госпитале.
– Я не очень. Грустно и жить не хочется
– Прекрати, у тебя ребенок, живи ради него. И вообще, все наладится, не убивайся. –
– Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Наверно, я слабая  и мне грех жаловаться, мне стыдно, что я такая слабая, и на самом деле у меня не настолько большие проблемы, как, например, у вас, но не могу справиться с собой –
– Не ругай себя. Помнишь, я говорил – если приняла какое-то решение – не ругай себя за него. И не думай, что твои проблемы меньше. У всех свои проблемы и они важны. Просто постарайся не углубляться в свою проблему, все пройдет и сердце заживает тоже, поверь –

  И еще через день: 
– Ты как? –
– По-прежнему не очень хорошо… Смотрю за окно и хочется выпрыгнуть из него –
– Так, ты прекращай эти мысли! Мы  завтра идем на блокпост, телефон оставлю. Если что – я рад нашей дружбе. И еще… если что, если я не вернусь – просто хочу сказать, я был счастлив в этой жизни –
– Какой не вернусь??? С ума сошел? Ты должен вернуться! У тебя еще вся жизнь впереди, у тебя родители, 2 крестницы… -
– Да, вот это жалко – что если вдруг что – они не вспомнят меня, они еще маленькие, а потом вырастут и забудут… -
– Не забудут! Ты обязан вернуться! Я  буду молиться, чтоб лучше меня Бог забрал, но чтоб ты вернулся! –
– Дурочка, не смей! Не смей так молиться! И обещай мне, что ничего с собой не сделаешь! У тебя сын, а у меня никого нет! –
– Да, сына жаль. Но если что – его смогут воспитать мои родные – мама, сестры… -
Я надеюсь, мой сынуля простит свою маму-дуру, да, я говорила такое. Говорила, потому что тогда мне казалось, что моя боль сильнее любой боли, она раздирала мое сердце на части, безжалостными руками, словами, поступками того, кто когда-то был для меня Богом, кому верила безгранично и шла за ним в любых обстоятельствах. Прости, родной, и, когда вырастешь – обязательно найди и скажи спасибо тому, другому, который не плюнул на бабские глупые слезы, а заставил твою маму обещать быть благоразумной.

  Так как я молчу – он снова пишет через час:
– Ты не пообещала. Обещай! У нас с утра построение –
Молчала я потому что понимала – слово дать-то можно, но его же держать нужно! А состояние было такое, что я сама за себя не могла ручаться – что я сделаю в следующий момент. С другой стороны – мне было стыдно, что я разбрасываюсь своей жизнью тогда, когда кто-то делает все, чтоб она у меня была. Мирная и спокойная. И я пишу:
– Хорошо,   обещаю. –
Утром в 9. Я не сплю, потому что хочу сказать ему на прощанье два слова, и на его:
– Ну все. Мы пошли. И помни – ты обещала! –  я отвечаю:
– Хорошо, помню. Обязательно возвращайся! –

  Знаешь, благодаря ему я вспомнила, что значит молиться. Нет, конечно, меня с детства этому учили, и я молилась и до этого, но так, как я молилась о нем – я не молилась ни о ком. И благодаря ему я еще раз осознала, что значит верить. Верить, потому что ничего другого больше не остается. Верить, потому что помочь ничем не можешь и только знаешь, что есть Некто, Кто все видит и Он один может помочь.

Это случилось через несколько дней, когда кто-то написал с его телефона:

– Мы потеряли связь с ними около 12 часов назад. Я обещал ему сообщать о форсмажорах –
– Что это значит? Их будут искать? –
– Это значит, что если в течение следующих 24 часов не выйдут на связь, мы отправим к ним разведгруппу –

  В этот момент я забыла все свои горести и все твердила про себя каждую минуту – «все будет хорошо, они обязательно выйдут на связь»– как мантру.
Через время стало известно, что на связь они не вышли. А еще через время разведгруппа доложила, что на блокпосту их нет, и никто не знает, куда они делись. Мое сердце словно оборвалось. «Этого не может быть, быть такого не может!» твердила я сама себе, но в душе понимала, что вполне может и именно это сейчас происходит. И вот тогда я вспомнила, что значит молиться! Я позвонила своим самым близким, тем, кто не раз молился за меня и попросила их о человеке, чье имя я даже не назвала,  о том, кто сейчас, наверно, очень нуждается в том, чтоб за него молились. Я не сказала никаких данных и подробностей, сказала только, что, вероятно, его жизни угрожает опасность и просила молиться, чтоб Бог сохранил. Мои не стали расспрашивать, а сестра спросила:  «насколько сильно угрожает?» я ответила: «думаю, очень сильно». И все. Они молились три дня. А я все время напролет твердила «Господи, пусть он будет живой, я знаю, что он живой». И как-то в один момент, когда вера в то, что все закончится хорошо, меня стала покидать, я упала на колени и сквозь слезы стала кричать: «Господи, забери меня лучше, но пусть он останется жив!» Дома никого не было и только испуганный сын подполз ко мне, обнял за ноги и расплакался. Мое Сокровище. Мы плакали с ним вдвоем, и я не знаю, что он понимал в тот момент, но знала, что его сердечко чувствовало меня, мое состояние ненужности самой себе, мое бессилие достойно жить  дальше, мои в пепел сожженные надежды и … мое переживание за другого человека, у которого должен быть шанс увидеть в этой жизни еще многое. Мне стыдно было, что я не хотела жить несколько дней назад. И …мне нечего было отдать взамен своей просьбе за него, нечего, кроме своей никчемной жизни. И если бы моя просьба была выполнена дословно – я была бы счастлива и благодарна за то, что хоть какой-то смысл моей жизни был. И не, это не был пафос или необдуманные эмоциональные слова – на тот момент я думала только об одном – пусть кто-то живет и будет счастлив, если я не смогла.

И я не помню более долгожданных слов, чем эти:
– Их нашли –
– Как они? Все живы? –
– Нет. Шестерых убили сразу. Четверо, включая его, были в плену. Истощены, двое в критическом состоянии. Над ними издевались. Говорят, что напали тихо ночью. Караульных ножами убрали. А их сонных прикладами били и в машину погрузили. Из четверых, скорее всего, выживет всего двое –  последние слова прозвучали так бесстрастно и так ужасно, что я еле собралась с духом спросить:
– Как  именно он? – 
– Он сильно обезвожен, изголодался и исхудал. Не поили и не кормили. Он под капельницей сейчас. Телефон передам ему, как в себя придет. Он без сознания –
Читая эти слова я тихо плакала. Я знала – он поправится. Но корила себя, что не додумалась молиться так сильно обо всех тех, с кем он был. Так сильно я молилась только о нем.

  Ты скажешь, я сентиментальна и слишком чувствительна. Ты уже говорил, что во мне умерла великая актриса, внутри которой бушуют чувства и страсти. Да ты просто не понимаешь, ничего ты не понимаешь… потому что твое сердце огрубело от мира и безопасности, в которой ты живешь. Ты не знаешь, что такое засыпать на пол часа в обнимку с автоматом, потому что на больше нельзя, и потому что в любой момент тебя могут обнаружить те, у кого в руках нож и всего одно решение проблемы в виде твоего живущего на его пути организма – убрать. Ты мне скажи, когда ты вообще последний раз бил морду хоть кому-то? Не по пьяни махал смешно кулаками, а по делу, защищая кого-то или чью-то честь? Ты спрашиваешь, что такое честь? Ну, так о чем, мой друг, мы с тобой вообще тогда? Я знаю, что последний раз ты плакал тогда, когда у тебя украли твою новенькую BMW последней модели, которая тебе обломилась после долгожданного отката, а ты ее не успел застраховать. Я же не стала смеяться, какой ты олух, потому что сразу не застраховал самую угоняемую марку автомобиля на тот момент. И это все, о чем ты способен плакать! Ну так позволь мне плакать о своем – о том и о ком мне хочется!

– Доброе утро! С возвращением! Как ты? –
– Добрым его вряд ли  назовешь. Плохо. Пить постоянно хочется –
– Спасибо. Ты как? –
– Я хорошо,  вот у сына температура только второй день. 38,5 и не могу сбить. –
– Понял. Пускай выздоравливает малышок. Меня домой отправят через 2недели. На этой неделе еще должны допросить меня. Рамзай не говорил, сколько наших выжило? Мне не говорят, а товарищ все смс удалил –
– Вас нашли четверо. В итоге…остался ты один. Мне очень жаль –
–****ец. Извини…–

  Это было первое матное слово, которое я от него услышала за все время знакомства.
И мое «мне очень жаль» звучало такой фигней… Боже, я никогда не думала, что в таких ситуациях любое сказанное слово в попытке утешения или выражения соболезнования будет звучать пусто и пошло. Я не представляю, что он чувствовал тогда, и только надеялась, что не сломается…

  Шли дни. В моей жизни были сплошные драмы местного масштаба. Крики, истерики, дни спокойствия, равнодушия, забвения и отрицание происходящего в моей личной жизни. Я смирилась с тем, что некогда красивая, как в романе, история любви с треском развалилась самым банальным образом. История, о которой можно было написать книгу и даже снять фильм, превратилась в дешевый бульварный роман, который читают в поезде от нечего делать. Я пыталась искать утешение в сыне, так как в другом его искать было некак – пить я не люблю и не умею, да и грудное вскармливание и личные принципы не очень это дело поощряли, друзей в новом городе не было, редкие знакомые, которые были на тот момент никак не располагали к успокоение душевных травм, в ответ гулять я считала ниже своего достоинства. Но чем больше я смотрела на сына – тем больше внутри раз за разом скапливалась боль и обида на того, на кого он так похож. И оставаясь с ним наедине, поздними вечерами и даже ночами я часто ложилась на пол и рыдала, пока он спал, спрашивая у самой себя «за что?» И пусть головой я понимала, что далеко не все в этой жизни случается за что-то, но на уровне души просто распадалась на части от этого деструктивного вопроса. И в такие моменты только мысли о нем отвлекали меня от своих мыслей и молитва, чтоб Бог хранил.

  В конце-концов я заболела. Нервы никогда не обходились мне даром. Нужно было ехать на операцию к родным, плюс настроение было не возвращаться. Не возвращаться туда, где никто меня, по сути уже не ждал. И даже мечта, которая стала явью и то потускнела и казалась чужой после всего того, что случилось…
Он должен был вернуться в город и я ждала встречи, словно не видела родного человека вечность. Удивительное чувство, знаешь. Даже ради того, чтоб его испытать, стоит многое пережить… Но встреча так и не получилась и в один   день мы уехали из города – я на юг, он – не знаю куда, куда-то туда, где страшно…
Возвращались тоже примерно одинаково – в один  день или через день. Я все-таки вернулась. Нужно было отвечать за свои поступки и выборы в этой жизни, а не сбегать трусливо. Плюс обстоятельства, которые вынудили вернуться…
Мы писали друг другу, живя в одном городе, где у каждого  была своя жизнь и свои проблемы. Сказал, до середины месяца он свободен. А потом опять куда-то.
Как-то зашел разговор о защите Родины – о чем-то я пошутила, а потом сказала,
что я считаю, что мы как страна уже эту войну проиграли – они наводнили столицу и страну, они воспитывают детей – мы толком нет, они верят и знают во что верят – мы нет… у нас даже патриотизма нет. В ответ получила:
– Что мы проиграли??? Что ты говоришь? Нет патриотизма? Конечно, нет. В Москве и прочих городах мужиков-то нормальных нет. О каком патриотизме идет речь? Патриотизм есть у тех, кто несмотря ни на что Русь свою не предает. В Москве живут в основном гламурные люди, у которых  цель бабла срубить и все. У нас таких нет. Любой из моих сослуживцев стоят целого района людей. Все мужчины, богатыри.  Вот на ком держится. Ничего мы не проиграли. В новости мало что идет, вот вы и не знаете. Если бы случилась возможность что-то изменить – мы бы изменили. Наших парней бросают в бою, т.к. «нельзя убивать чеченов - они наши соотечественники», «огонь не открывать» и парни гибнут. Вы смотрите ТВ, а там правды всей не говорят. Парней бросают, а мы сами против воли начальства идем спасать. Бьем чеченов, наших вытягиваем и нам же за это втыки делают. Но несмотря на это я за Россию, за Родину за Русь жизнь положу, не за них, за историю, за народ свой –
И я молчу. Потому что знаю – он прав.

– Мы не боимся командировок. Не боимся боевых действий. Нам умирать не хочется. Но лучше сдохнуть там, защищая Русь свою и народ, пусть он и неблагодарным будет, но потом поймет. Лучше в бою погибну, чем здесь в Москве овощем стану или тем, кому плевать –
Я что-то там сказала про силу воли, а он:
 – Может и есть сила эта. Но я что в жизни умею? В засаде сидеть, по лесам мотаться, стрелять, мины ставить, пленных стрелять. Все. На этом все заканчивается. Я больше ничего не умею –
А  я про себя подумала – может оно и так, но я точно знаю, что имея внутри главное – по крайней мере можно получать удовлетворение от жизни и от того, что ты сделал на этой земле. К тому же, если внутри тебя есть стержень – рано или поздно адаптируешься и на гражданке, главное не сломаться, главное – не поверить мысли, что ты такой в мирном окружении никому не нужен и ничего не можешь. Уверенна, что можешь.

  Как-то сижу на работе – приходит смс:
 – «Сегодня все спокойно, хоть немного отдохни, солдат своей страны,  ты заслужил награду. Сегодня все спокойно, пусть тебе приснятся сны, в которых нет войны»
Найди эту песню. Я очень ее люблю. У меня она почему-то с тобой ассоциируется. Будто ты поешь» –
Я нашла. Послушала. Долго думала, в чем же заключалась ассоциация)) Но песня понравилась, хоть обычно я в таком стиле не слушаю музыку. Потом, спустя долгие недели, когда от него не было вестей – я часто слушала ее и думала о том, что пройдет еще чуть-чуть времени – и он снова будет дома, отдыхать и видеть мирные сны. Теперь эта песня у меня ассоциируется с ним.
 
  Мы увиделись только в самом конце его «отпуска», я уже думала, что опять не увидимся и все гадала почему он так мило игнорирует мои вопросы насчет встречи, но потом подумала, что в конце концов – это его право. И как бы мне ни было любопытно и как бы ни хотелось видеться – это его жизнь и его решения, на которые нет смысла влиять помимо его желания.

  Накануне встречи я была в церкви с сыном и что-то в одну минуту представила, что он снова уедет надолго и что там его снова ожидает опасность и что-то я так расплакалась, что даже от себя не ожидала… А сынок посмотрел на меня так и стал так трогательно ручонками вытирать мои слезы – как я ему вытираю слезы, когда он плачет.
  Еще летом я столько раз представляла нашу встречу, и каждый раз мне казалось, что я не выдержу и расплачусь, когда увижу его наконец после всех перипетий. Но когда утром, едва успев проснуться, мы встретились и я поняла, что я просто трусиха. Да-да, я такая же как все, наверное, потому что побоялась обнять и сказать от сердца как же я рада видеть его живым и слышать его голос. Раньше все время думала, что столько хотелось сказать, спросить, а сама - стала говорила о какой-то ерунде…
Зато я заметила запах сигарет – когда он чмокнул меня в щечку при встрече. Удивилась.
Потом спросила по смс:
 – Ты куришь? –
Говорит:
– В плену курить начал. Только воду мутную  и сигареты давали. Не курил до плена. В плену начал. От скуки. Рисовал зверей, и глаза из бычков делал. Иногда тыкал в пятку углями, чтоб от боли голова ясной была –
 
  Вот знаешь, если бы ты так начал курить – я б еще поняла. А не потому что «на моей первой работе все курили и постоянно тащили меня с собой в курилку»  – как ты рассказывал мне о своем первом опыте. Эхххххх….

  И сейчас, в преддверии Нового Года, я точно могу тебе сказать – лучшее, что было у меня в прошедшем году – это он. И все, что с ним связанно – кучи смсок, горы слов и историй, масса переживаний, страх за его жизнь, молитвы и мое понимание ценности жизни, возникшее желание жить, творить и любить, несмотря на то, что было позади.
Помню одну забавную историю – как раз про Новый Год, которую он рассказал:
 – Помню новый год. Украсили БТР гирляндами, всякими лентами. Двое были в костюмах Дедов Морозов. Поперли в деревню ближнюю. Порадовать детей хотели. По пути в нее напали на нас двое или трое боевиков. Дебилы. Всех в плен взяли. Привязали их веревками. А скотчем примотали ветки. Получились олени. Так и  в деревню вошли. Они БТР тащили как санки. Детям смеху было море – Олени, как я погляжу – любимое его ругательство)))

  А желание жить и любить и творить – все это пришло от осознания, что я на самом деле имею в жизни. От осознания, что кто-то там, где страшно, не спит ночами, уходит в разведку, попадает в засады, страдает от ран, мучается в плену и… даже уходит… уходит навсегда с этой земли. Для того,  чтобы я, женщина, могла спать спокойно. Для того чтобы у моего ребенка была я и мир. Для того, чтобы когда мой сын вырастет – ему мальчик из нашего или соседнего района не смел сказать, что он из нации трусов, мальчик, который сам-то родился, быть может, в том же роддоме, что и мой сын, но который считает себя «гордым сыном гор».

  И когда он снова уезжал – осенью, и я знала, что это надолго – минимум месяца на три – я не спала всю ночь. Думала о своей жизни, думала о нем, думала о жизни в целом. Сидела в холодный осенний вечер на лавочке и думала… И снова плакала о своей глупости, о том, что слабая, о том, что мне так не хочется, чтоб он уезжал…
Около трех утра приходит смс:
– Мне пора. Постараюсь свинец не поймать. Без глупостей, слышишь? Удачи –
– Храни тебя Бог. Береги себя и возвращайся –
– Постараюсь, чтоб так и было. А иначе будет нечестно –
– Что нечестно? Не поняла –
– Не вернуться. Я вроди бы ничего плохого не сделал, но если что – то значит судьба –
 – Никаких «если», не могу слышать это слово! Не говори его при мне!!! –
 – Прости, буду говорить. Нельзя быть самонадеянным –
 – Злодей ((((–
– Злодей)) а БТР предложу назвать) – не преминул вспомнить мне мой сон, который мне приснился летом, сон в котором он был кентавром))) а он сказал, что предложит так назвать БТР.
– Ятебе отомщу еще. Придумаю как и отомщу –
– Не Умничай, стратег, у тебя нет оружия и бороды, так что я тебя не боюсь –
– Есть у меня оружие! И получше вашего будет – хорохорилась я.
– И какое же? –
 –Простой карандаш!)) он очень острый –
– Оооо, бронь и каска не выдержат – я даже видела его улыбку в этот момент.
И тут шутки оборвались.
–А если сейчас серьезно, то мне немного страшно. Нельзя недооценивать противника и быть самоуверенным. Жизнь за это может наказать. Хорошо, что там мои парни будут. У нас задача не самая тяжелая. Патрулирование границы. Но блин, грузины те еще олени.
– Когда мне тяжело или страшно, я вспоминаю слова, которым меня научили с детства:
«не Бойся, ибо я с тобою, не смущайся, ибо я Бог твой, я укреплю тебя и помогу тебе и поддержу десницей правды Моей» и еще, ты ее уже знаешь: «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной!» –
–Спасибо, буду перечитывать эти слова, я верю, что они обладают силой –

  Мы простились и потом еще некоторое время он писал. Редко и немного. Но я была рада и этому. Дни тянулись медленно, когда долго не было смс. Как-то он долго молчал, а потом приходит смс:

– Жив –
– И это все, что ты можешь мне сказать?) Переживала –
– Надеюсь и здоров –
– А у нас тепло, красиво и осень –
– А у нас грязь и ветер и все –
– Было приболел, но кашлять нельзя – кашлял в подкладку каски, уже выздоровел –
– Глупый вопрос: вы что-то из витаминов пьете? –
– Дают какую-то красно-желтую жидкость для здоровья, от нее 3 дня спать не хочется и не вредит здоровью –
 
  И снова пропал недели на две. И за эти две недели случилось странное – каждый день я просыпалась и засыпала с молитвой о нем. И даже в течение дня, на работе или уже дома играя с сыном, вдруг понимала, что в голове вертится одно и то же имя. Это было похоже на какое-то наваждение. Я знаю, что ты в этот момент захотел сказать мне, да-да, но помолчи. Я знаю, в какой-то момент я начала жить чужой жизнью, которая мерится от смс до смс. Свою собственную боль замещать чужой болью, свои собственные переживания – переживаниями за другого человека. Ты скажешь «неправильно», но знаешь, к черту это твое «правильно»! Или у тебя были идеи как мне было «правильно»? Сходить к психологу? Завести роман? Заняться спортом? Или может ты приехал хоть на пару дней меня поддержать и развеять – ты мой старинный друг?

Кстати, о спорте.
Стою как-то осенью на беговой дорожке. Обычно я с наушниками и с радио в кармане, чтоб слушать свою музыку. А тут забыла дома. Передо мной большой монитор – там Муз-ТВ или что-то в этом роде. Ты знаешь, я телек не смотрю. Но тут волей-неволей, как минимум, слышу. Думаю о своем. И тут песня, с первых слов которой меня начинаю пробирать мурашки, несмотря на то, что я не очень люблю попсу:

Белые подснежники появятся вдруг снегу вопреки
И зима повержена смиряясь с неизбежностью весны
Белые подснежники как первое предчувствие любви
Как первый солнца луч неяркий и скупой и всё-таки такой живой.

Девушка в желтом платье, которую я раньше на эстраде не видела, играет на фортепиано и поет:
Опять поверить в любовь, падать но не сдаваться
Даже если нельзя все обиды забыть
Опять поверить в любовь, падать но подниматься
Чтобы счастье найти может быть.

  Не думала, что я до такой степени сентиментальная, или просто все внутри накопилось и … совпало со словами и музыкой и моими переживаниями за последние месяцы. Но я прямо на дорожке вдруг разрыдалась навзрыд. И мне все равно было, что тушь стала растекаться черными потеками по щекам, что парни с тренажеров напротив стали поглядывать на меня, мне все равно было что вокруг люди и все смотрят – я еле сползла с дорожки и пошла к раздевалке, слыша уже по дороге, в коридоре, со всех мониторов:

Белые подснежники, как вы такие нежные смогли
Зиму безнадежную изгнать из неприкаянной души
Белые подснежники доверясь солнцу первому цветут
Не смейся и не рви, цветы моей любви надежду дарят мне они

Опять поверить в любовь, падать но не сдаваться
Даже если нельзя все обиды забыть
Опять поверить в любовь, падать но подниматься
Чтобы счастье найти может быть.

И эти слова напомнили мне его, который не раз говорил мне: "Все пройдет. Ты все забудешь. И то, что кажется тебе концом света сейчас - будет совсем неважно через некоторое время. И твое сердце будет снова любить. И снова будет весна после долгой зимы". Он был прав. И во мне выросли эти подснежники - символ чистого чувства, не запачканого ничем, даже желанием обладания.

Душ и сеанс йоги помогли мне успокоиться, и по дороге домой я испытывала практически умиротворение, а утром в памяти всплыла мировая фраза моей сестры:
«Пока мы живы и верим, у Бога никогда не закончатся для нас чистые листы».
Мой чистый лист уже начался. И пусть этого никому не видно – я-то знаю.

  Вот такая история, друг мой. И знаешь, я счастлива, что знаю одного из тех, кто возвращаясь в свой город, выходит в гражданском из аэропорта и только он один знает, что было до этого момента, с того момента, как он несколько месяцев назад сел в самолет, улетая. Он ходит по этому городу, заходит в свой подъезд и ему не аплодируют и не дарят цветы, не смотрят с восхищением как на Героя и не учат сыновей быть похожими на него. Просто потому что не знают кто он. Просто потому что нельзя знать. А они продолжают улетать и возвращаться, с ранениями, с пронзительным взглядом и все меньше говорят по возвращению. А они продолжают улетать и биться, и получать наказания от начальства за самовольные действия, спасая своих товарищей. Их допрашивают после плена и даже судят, а они снова собираются и уезжают… из мирного города, они, молодые и неглупые, уезжают из дома, где остаются красивые девушки, которых они могли бы любить.  И возвращаются и снова улетают. Или не возвращаются… Не возвращаются, потому что не хватило сил не сломаться…

А ты и тебе подобные сидите в кабаках, крепкие мужики, накачанные в спортзалах, и умничаете, куря сигары, что «они сами эту жизнь выбрали». Да, выбрали. Только вот знаешь, мы, те кто здесь, могли бы более достойно свою жизнь проживать, зная о том, как они там, где страшно…

Январь 2013
Москва