Родные Шукшина заметили, как сильно изменился он в последние годы. Василий Макарович, будто предчувствуя смерть, оставил в стороне суетное, и, не щадя себя, с головой уходил в работу. Спешил, боясь не успеть, недосказать важное. И лишь когда чувствовал ломоту в спине, шум в голове, он оставлял кухонный стол, за которым писал и, прильнув к окну и глядя в ночное небо, раскуривал «Шипку», думал.
Мелькали автомобили, горели огоньки; город шумел, несмотря на поздний час. Здесь, в Москве Шукшину все чаще вспоминались Сростки – родная деревня на Алтае. С грустью и теплом вспоминал маму, избу, односельчан, гору Пикет и стремительную реку Катюнь. В сотый раз клялся: еще немного, и он всё бросит и уедет домой. Навсегда. Да и сам Шолохов во время недавней встрече сказал: «Что ты, Василий – и режиссёр, и актёр, и писатель, сразу на трёх конях едешь. Пересядь на одного – шибче полетишь! Пиши!» Может, и прав…
У него уже есть творческий багаж, вышли фильмы, выпущены сборники рассказов. Но, находясь в городе, о чем думал, чему посвящал себя? Почти все – о деревне, о почве под ногами, о любви к земле, к корням, из которых произрастают русские характеры и судьбы. Во всех его трудах, удачных и не очень, серьезных и шуточных, – Россия с ее чудиками и трудягами. Лишь в простых и обыденных, самых что ни на есть бытовых сценах он видел смысл. «Я знаю, когда я пишу хорошо: когда пишу и как будто пером вытаскиваю из бумаги живые голоса людей», - говорил он.
Шукшин рисовал ситуации, где характеры раскрывались и представали в простой, подчас примитивной, но при этом правдоподобной и по-своему глубинной красоте. «В дурачке, который ходит у нас по улице, больше времени – эпохи, чем в каком-нибудь министре», - вернувшись к столу, Шукшин записал на полях ученической тетради нечаянно родившуюся мысль.
В редкие минуты отдыха, когда приходило время остановиться и задуматься, он часто вспоминал детство: недавнее и такое далекое. Кончилась война. Все долгих четыре года Василий вместе с матерью и сестренкой перебивались как могли, голодали и мерзли. Конечно, не только они – все Сростки, весь Алтай, вся страна. Но и этому кошмару пришел конец. Воодушевленный Победой, он сказал своей невесте Марии Шумской: «Буду теперь носить сапоги, как Сталин!» И остался верен этому чудаковатому обещанию, хотя взгляды на Сталина со временем пересмотрел. Везде, во всех картинах мы видим его не в ботинках или изящных туфлях – его герои: и Федор-старший, и Егор Прокудин, и председатель колхоза, и шофер Михаил – в простых народных кирзачах. Как и он сам.
Из родной деревни он ушел сразу после войны. В книге «Вопросы к самому себе» Шукшин напишет: «Мне еще хотелось разбежаться и прокатиться по гладкому, светлому как стеклышко ледку, а надо было уходить в огромную, неведомую жизнь… Мать проводила меня за село, села на землю и заплакала. Я понимал, ей больно и тоже страшно, но еще больней, видно, смотреть на голодных детей».
Он работал слесарем-такелажником в Калуге и во Владимире, строил депо на Курской «железке». В положенный срок пошел в армию, на флот, но был комиссован на третьем году службы: неожиданно открылась язва. Сдал экстерном экзамен на аттестат зрелости, работал школьным учителем. В 1954 году уехал поступать во ВГИК. Во время экзамена знаменитый режиссер Михаил Ромм попросил Шукшина рассказать о переживаниях Пьера Безухова при Бородине, на что абитуриент ответил, что «Войну и мир» не читал, больно книжка толстая, руки не дошли. На что мастер возмутился: «Да как же вы директором школы работали, вы же некультурный человек и режиссером быть не можете!» И тут случилось страшное: Шукшин кричал на Ромма, что у директора школы голова болит не о чувствах Пьера, а о дровах на зиму. А дрова еще выбей от начальства, привези, наколи, да все сам, да по грязи! Ромм на это высказался кратко: «Взгляды нетрадиционные, но человек талантливый».
И взял Шукшина на курс.
Он начал сниматься еще в студенческие годы. Ярким началом актерской карьеры стал фильм «Два Федора». Режиссер Хуциев искал на главную роль «настоящего солдата». Шукшина сразу без проб утвердили. Продолжались и писательские опыты. В 1963 году вышла первая книга Шукшина «Сельские жители». В этот же год он снимает фильм «Живет такой парень», а затем – «Ваш сын и брат». Позже на экран выйдут «Странные люди», «Печки-лавочки», «Калина красная».
Все это здорово, все это замечательно, но не об этом всю жизнь мечтал Василий Макарович.
Именно к этому он мысленно возвращался и сейчас, задумчиво всматриваясь в огни ночной столицы. Давно зародилась мысль, а вернее – мечта, снять фильм о Разине.
Трудно сказать, в какое время, в какой момент он решил, что именно в образе бунтаря и разбойника, на протяжении трехсот лет проклинаемого властью и церковью, сосредоточена любовь народа, его чаяния о свободном труде и справедливости.
В представлении Шукшина Разин был не столько исторической фигурой, сколько единым, колоритным синонимом русской души, вобравшей в себя все лучшее: честность, открытость, неприятие лжи и предательства, желание уничтожить социальное неравенство и всех тех, кто жирует за счет народного пота.
Исторический роман «Я пришел дать вам волю» Шукшин успел завершить. Плакал, дописывая последние страницы, рисуя словом казнь народного героя. Тогда от его стонов даже проснулась жена, чтобы узнать, что случилось... Большая работа сделана, но теперь необходимо снять фильм, и сыграть в нем главную роль. Будто вся жизнь была лишь подготовкой к этому главному событию, к глубокому и правдивому воссозданию исторического полотна далекой крестьянской войны. Ждать остается недолго, десятилетия потребовались, чтобы получить «добро» от чиновников на съёмки, будут средства …
Обещал помочь Сергей Бондарчук, это хорошо. С ним работа пойдет дружнее. Он также попросил сняться в фильме «Они сражались за Родину», сыграть солдата Петра Лопахина. Скоро отправляться на съемки.
Шукшин докурит, отойдет от окна, сядет дописывать рассказ. Его ждала донская земля, летний зной. А потом – работа над фильмом о Разине…
Он не знает ещё, что не суждено.
Слишком долго он засыпал со сжатыми кулаками.
Все планы, надежды о съемках, книгах, возвращении в Сростки растворятся, как дым «Шипки».
Лягут вместе с ним на Новодевичьем.
Однако он не уйдет. Шукшин останется. Везде – на улицах, на рынках, в магазинах, в городах и селах бродят он и его персонажи. Остановится водитель грузовика, и глядишь – а он весельчак, как Пашка "пирамидон" Колокольников. Выстрелит из ружья в ночное небо врач, знаменуя открытие. Раскается зек Егор Прокудин. Расскажет о сельских трудностях Иван Расторгуев.
Выйдешь к реке, вдохнешь прохладу утра, прислушаешься – ветер бежит по сухостою, шепчет тростник: «Шук-шин, Шук-шин». Закричат петухи, заведут вдалеке трактор, зачнётся день. Посмотришь на березки, что высятся на юру у поля, видишь: Макарыч поглаживает ствол, говорит чуть слышно: "Заждались, невестушки! Ничего, скоро совсем тепло будет! Будем жить…"