Ну что же, если дело случая заставило меня стать важным свидетелем смерти одного из полицейских и пустило по всем тяжким следственным мероприятиям, так тому и быть. Морг, где я снова увидел тело сержанта, оказался целой сетью заброшенных и замурованных катакомб. Настоящий лабиринт со своим охранником-минотавром в лице патологоанатома явно не от мира сего. Яр точно сошёл с ума, если хочет чтобы я взял это место штурмом! Надо искать другой способ, чтобы достать осколок, но кольцо все ещё в чужих руках, я остался без помощи своего предка. Да ещё и этот Хмельницкий из спецотдела настоящая пиявка, так и пытается вывести меня на чистую воду...
Первый пациент.
Наверное, каждый целитель может в подробностях рассказать о своём первом удачном опыте излечения, чудесного избавления от приставучего недуга. О том незабываемом чувстве эйфории, которая способна надолго захватить разум. Ведь любая битва с болезнью - это дуэль, и когда ты, наконец, выходишь из неё победителем, навсегда меняется жизнь. Моим первым пациентом была обычная крыса с жесткой коричневой шкуркой и любопытным влажным носом. Я любил крыс, у меня их было много. Только настоящий крысовод может рассказать о том, насколько умны и преданны эти создания, но у них есть один минус - срок их жизни. На моих глазах умерло порядком трёх или четырёх этих зверьков, начиная с десяти лет моей жизни, и каждый раз это было мучительное осознание неизбежной смерти всего живого. Последняя крыса изменила мою жизнь, она поставила под сомнение всю необратимость жизненных процессов. Хотя, когда однажды утром, кормя любимое животное с рук, я почувствовал до ужаса знакомые шишки на его брюхе, мысленно приготовился к тому, что происходило до этого со всеми его предшественниками. Стал уделять крысе больше внимания, кормить всегда до отвала и только самым вкусным, что мог найти в холодильнике. Прошло совсем немного времени и эти шишки, напоминающую зашитую под кожу скорлупу от фисташек раздулись до величины грецких орехов (лишь много позже я узнал, что так проявляется рак у животных). Я не мог остановить этот процесс, не мог повлиять на приближающийся конец, в один ужасный момент самая большая шишка прорвалась, образовав сквозной свищ в маленьком тельце бедной крысы. И, когда счёт пошёл на часы, внутри меня что-то сломалось, я не могу объяснить, чем именно руководствовался мой разум, но он внезапно напрочь отказался смириться с тем, что моего друга скоро не станет. Я провёл первый целительский сеанс на полу, сидя у клетки моего друга, осознанно стараясь остановить распространение болезни . Впервые в жизни я доверился странному знанию, что сидело глубоко внутри. Ни разу не медитируя в своей жизни и не имея ни малейшего понятия, что это такое, во время сеансов мне удавалось на доли секунд погружать свой разум в необычное состояние, оно очень похоже на то чувство, когда дно уходит из-под ног, и ты оказываешься наплаву. Ощущая совершенно другую плотность окружающей среды, тело балансирует на тонкой грани, где с одной стороны вода стремится поглотить тебя, а с другой выплюнуть на поверхность. Так человеческий разум работает с Лимбом, но тогда я и понятия не имел обо всём этом, единственное, что я твёрдо знал и чувствовал - это странные покалывания, которые фокусировались на кончиках пальцев. Прикасаясь к любимой крысе, я чувствовал, как хрупкому тельцу умирающего животного передавался импульс. Мне не были знакомы сложные биологические принципы работы организма, не знал я и нюансов лечения различных сбоев в этой работе. Самое первое чему я научился – это передавать жизненную энергию. Крысе не требовалось многого, при наступлении странных приступов, при которых зверёк начинал задыхаться, он бежал ко мне из любой точки квартиры, прижимался к рукам, словно хотел слиться с моим телом. И каждый раз, передавая энергию, мне удавалось погасить агонию, раздуть угли угасающей жизни.
Так продолжалось долгих четыре месяца. То, что происходило с ещё живой крысой, начинало пугать не только меня, но и родителей. Свищ в её животе не затягивался, становился только больше, вскоре из дырки начали вываливаться кишки, а животное с моей помощью никак не умирало. Страшная мысль закралась мне в голову: я продлевал жизнь тому, кто обречен на смерть, я делаю ошибку. Ребёнку, воспитанному на примитивных религиозных воззрениях о добре и зле, не ведающему о глубокой морали, было тяжело осознать и принять свою новую роль. Испугавшись всех этих странностей, разрывающих мозг, я принял решение: больше не помогать бедному животному. И, когда у крысы начался очередной приступ, я подло запер её в клетке и отнёс на кухню. Закрывшись в комнате, я смотрел телевизор и надеялся, что всё это закончится. Оно закончилось через несколько часов, в один момент я почувствовал, как сущность зверька коснулась моей ноги, понял, что крыса умерла, я заплакал. Я больше ничего не мог изменить, и это было самое большое предательство в моей жизни. Вернувшись к клетке, я вытащил бездыханное тельце зверька, нашёл ненужную тряпку и завернул его, как в саван.
Мне было четырнадцать, закапывая своего друга в снегу на поле за домом поздно ночью, я понял одно – за жизнь надо бороться, даже если она не твоя. Но мне пришлось взять передышку, целых двадцать лет у меня не было возможности снова применить свой дар, пока однажды моя жизнь не повисла на волоске...
3 глава:
Следственные мероприятия
В «больничке» мне нравилось только одно: утром, в обед и вечером не надо было заботиться о том, что приготовить поесть холостяку. Несмотря на ужасное качество предлагаемого провианта, этот плюс весьма актуален. Утренний обход врача завершился быстро и без особых расспросов. Мой лечащий врач, забавный мужичок ростом со старый холодильник “ДНЕПР”, в дорогих начищенных до блеска черных ботинках, всегда чуть улыбался, заходя в палату и всегда учтиво стучался. Конечно, ведь моё содержание приносило местной казне солидную сумму, и в глазах врача я уже видел целый список болезней, которые они так и норовили у меня найти. К их сожалению, за прошедшие сутки я полностью восстановил силы, и теперь находиться в унылой палате мне становилось совсем тошно. С надеждой и страхом я ждал появления Хмельницкого. Федерал не назвал точное время своего визита, а утро - понятие растяжимое.
- Как Ваше самочувствие, Роман Валерьевич? – Врач осторожно приблизился, сцепив пальцы в замок на уровне груди. Этакий старик Хоттабыч, только без бороды.
- Сегодня намного лучше. – Щелкнув пультом, я выключил телевизор. Смотреть его оказалось сплошным расстройством. Как в тайне не надеялся, но об инциденте в участке все упорно замалчивали, то ли Хмельницкий и сотоварищи постарались, то ли смерть рядового полицейского уже не представляла никакого интереса у зрителей. И правда, где кровища, где куски мяса!? Поперхнулся и умер – не самая героическая смерть при исполнении что ли? Мне становилось обидно: а где же толпы «журналюг», выпытывающих у меня подробности драмы, разыгравшейся в комнате дознания, где приглашения на ток-шоу? Я бы мог рассказать много интересного, но слегка осунулся, вспомнив, что кроме меня свидетелей той драме не было и быть не могло... И дело даже не в ФСБ, закрутившем все краны утечки информации, инферналов не видел никто, кроме меня, а значит, для окружающих со своими россказнями про пришельцев из иного измерения, я обычный псих. Назойливый голос лечащего врача вернул мне чувство реальности:
- Хорошо, что уже идёте на поправку, но если хотите, можем провести вам дополнительные обследования, они, правда, не входят в стоимость общего нахождения в стационаре...
Он затянул до боли знакомую песню. Ну, точно Хоттабыч, только желания строго по прейскуранту.
- Ой, нет, спасибо. – Я погладил урчащий живот, покосился на дверь – Что-то по утрам здесь сквозит и невероятно голодно. Скоро там завтрак?
Врач проследил за моим взглядом, не сразу поняв сарказм.
- Ах, да, еду начнут разносить через пятнадцать минут.
- Хорошо. – Я вежливо улыбнулся. Разнести бы вас всех за ту баланду, которой приходилось давиться. Как и во все времена, деятельность кухни в «больничках» пользовалась успехом только у бездомных собак, и это даже не смотря на мой особый статус. Нет, я, конечно, не привередничал, задрав нос, но расходы фирмы отчасти и мои расходы.
- Ну, если Вам от меня больше ничего не нужно, тогда я Вас оставлю. – Врач уныло вздохнул, в коридоре послышались цоканье каблуков и шелест колёс походной кухни. Разносить завтрак начали даже раньше графика, я с любопытством заглянул в открывшийся вслед за уходящим доктором проём. Увидел одетого в штатское мужчину, он сидел на стуле недалеко от двери. ФСБ оставило смотрящего, ох чую, вынесут они мне мозг за того толстячка. Так мне и надо, не смог спасти... Хотя вот спас бы я его, чтобы тот сержант наговорил, в чём бы обвинил меня? Мертвые и спокойнее и тише, как говорил Яр. Вспомнив о Яре и пропавшем осколке, тихо завыл. За окном солнечный денёк, главное, чтобы не пошёл дождь, мокрую землю тяжелее копать, а копать придется. Осколок не исчез, он по-прежнему в теле, замаскировался, так же как и в том уличном фонаре в центре Филёвского парка. Он холодный, ему всё равно кто будет носителем: бездушный предмет или человеческое тело. Ход моих мыслей прервала вкатившаяся в палату тележка с фуражом. Запах больше отпугивал, чем манил, но деваться было некуда. Голод - не тётка, человека зверем делает ловко.
- У вас первое меню. - Женщина лет пятидесяти сверилась со списком и разложила на поднос тарелки, заполняя их первым и вторым блюдом. Я, как заворожённый, смотрел на её фигуру. Уставшее лицо не выражало ничего, кроме отстранённой безразличности, движения заучены и исполняются на автомате. Я видел, что с ней случилось, видел пробитую защиту, тонкие красные нити исходили из тела. Лимб пил её, настолько остервенело, словно хотел иссушить до дна. Такое я видел впервые, нервно сглотнул. Когда медсестра поставила поднос на тумбочку и повернулась ко мне спиной, я вздрогнул от омерзения. А вот и виновник её проблем. Инфернал, свернувшийся калачиком, удобно устроился на теле и стал похож на буро-серый рюкзак. Он вонзил невидимые когти в плечи бедной женщины. Это было не моё дело, она не работник компании и мои услуги на такие случаи не распространялись, но я окликнул её в последний момент.
- Простите, вы плохо выглядите, вам бы к врачу...
Медсестра замерла, сгорбилась. Словно почувствовав на себе чужой взгляд, инфернал ожил, с сухими щелчками худых конечностей растягивался в полный рост. Он повернул в мою сторону голову, глазки-щелочки неприятно блестели. Тварь оскалилась, предупредительно зашипела.
- Да нет, всё в порядке, вам показалось. Приятного аппетита. – Женщина ответила не оборачиваясь, выдавила улыбку и вышла в коридор. Я видел, как смотрящий от ФСБ оторвался от телефона, проводил её доброжелательным взглядом. Инфернал снова свернулся клубком, красные нити полезли из жертвы с новой силой.
- Это не моё дело. – Я повторял как заклинание. – Это не моё дело...
Хмельницкий пришёл именно тогда, когда я уже перестал его ждать. Несколько раз от скуки хотел выйти в коридор, но каждый раз сидящий на стрёме агент предельно вежливо загонял меня обратно в больничный застенок, а стоило попроситься в туалет, так этот гаврик шёл за мной по пятам, словно я главный подозреваемый, а не свидетель в этом деле. Хотя так они ко мне и относились, пора бы уже и прекратить этому удивляться. Жаль, что он не зашёл вместе со мной в тесную кабинку, с его-то учтивостью можно было бы и помочь подержать. Хмельницкий оказался менее вежливым «гебешником», вошёл без стука, сходу перешёл к делу, так словно был тут всё время и отлучился всего на пару минут. В руках всё та же черная папка, меня почему-то коробило от её вида. Наверное, потому что там собрана вся моя биография вплоть до детских фотографий.
- Собирайтесь, мы опаздываем! – Бросил он раздраженно, стоя над душой. Отлично! Я еще не в курсе, но мы уже опаздываем. Начал лениво собирать шмотки, обнаружив, что Борисыч оставил “на выход” один из однотипных строгих костюмов. Молодец. Корпоративный «дресс код» надо соблюдать в любой ситуации. Хмельницкий отвернулся, подошёл к окну, вяло проводя инструктаж:
- Сегодня нам придётся навестить как минимум два места. Сначала поедем в морг на опознание сержанта.
Так! Тело в морге! Уже хорошо, может и не придётся ничего копать. Хотя, где ему еще быть пока идёт расследование!? И почему я раньше об этом не подумал, озвучил другую мысль:
- Зачем опознавать-то? Разве всё и так не ясно?
- Ясно, не ясно! Есть протокол и его надо исполнять. – Нахмурившись, буркнул Хмельницкий, продолжил спокойнее. - Потом поедем в участок, расскажите и покажите, как всё было...
- Тот рядовой там будет? – Я нахально перебил его, поймал на себе подозрительный взгляд ФСБешника.
- Конечно, Еремеев тоже свидетель.
- Отлично. – Я прыгал на одной ноге, борясь с узким голенищем носка. Этот упырёнок мне нужен, главное, чтобы кольцо ещё было при нём. Федерал озадаченно хмыкнул, не ожидал, что я обрадуюсь грядущему перекрестному допросу. Он повернулся ко мне, зажав папку под мышкой, увидев мой представительский вид тяжко вздохнул:
- Вы что, на работу собрались?
Ну, во-первых я ещё не видел ордер на свой арест, а во-вторых:
- Я в каком-то роде лицо компании и её представитель, и должен выглядеть безупречно.
Я широко улыбнулся, почувствовав свою неотразимость. Да, люблю строгие костюмы, черные галстуки, пышный официоз, не то, что этот Хмельницкий со своими потёртыми джинсами. ФСБешник криво усмехнулся:
- У вас в компании у всех такой представительский вид? – Он кивнул, намекая на мои синяки, не дав возможности ответить на остроту. – Пойдёмте уже, нет времени!
Мы вышли из палаты по очереди, Хмельницкий впереди. Он остановился у агента:
- В палату никого не впускать.
Я изумленно обернулся на дверь своего временного пристанища. Так они охраняли палату всё это время? Соглядатай охотно кивнул, проводив нас до лифта. Они о чём-то втихаря перешептывались и мне, оставшемуся в стороне от всего этого, стало смертельно скучно. В лифте ФСБешник так же предпочёл молчать, кто-то позвонил ему на «мобилу», закатив глаза, Хмельницкий сбросил вызов. Интересно, кто это мог быть, навязчивая поклонница? По внешнему виду федерала и не скажешь, что у него много таковых, но всё может быть. В вестибюле больницы я снова увидел ту женщину с инферналом на спине, она пила чай у регистратуры, медленно мешала ложкой сахар, всё такой же отстраненный взгляд. Бегло оценил, что это продолжалось не так уж долго. Я бы, наверное, мог ей помочь, но не мог так просто подойти и навязать свои услуги. Нет, я так не привык!
Хмельницкий вышел на солнце, поморщился, опустив лицо и дёрнув из нагрудного кармана очки, нацепил на нос. Он повернул налево к стоянке автомобилей, и я облегченно выдохнул, что не придётся добираться по такой жаре на общественном транспорте.
- Вы на машине? Как хорошо... – Оставалось надеяться, что до морга не придётся пилить на другой конец Москвы.
- Да-да... – Федерал странно изменился, осунулся и воровато оглядывался по сторонам, словно от кого-то скрываясь. Больше не проронив ни слова, мы вступили на парковку. В руках ФСБешника блеснули ключи с дорогим брелоком, на нажатую кнопку центрального замка отозвался и замигал бортовыми огнями возвышающийся над пузотёрками новенький хромированный «Гелентваген». Я присвистнул от удивления. Ни в жизнь не поверю, что этот шустрик купил его на свои кровно заработанные. Ого! Да у нас тут явно коррумпированный элемент, и не удивительно, что шёл он до своего сокровища на полусогнутых. Начальство, наверное, и не знает, на чём рассекает по Москве их скромный подчинённый.
- Это подарок. – На всякий случай пояснил Хмельницкий, увидев издёвку в моих глазах. Ну да! А те девять миллиардов в квартире - это всё моей мамы...
- Отличник службы? – Сдержанно поинтересовался я.
- Можно и так сказать.
Федерал окончательно замкнулся в себе и, когда мы сели в машину, всем видом показал, как рад возить меня на личном транспорте. Я решил дать заднюю дабы не усугублять и без того щекотливую ситуацию, расположение Хмельницкого мне надо сохранить любой ценой.
- Да, вы правы, это совсем не моё дело.
- Дело, дело... – Он тронулся, выезжая с парковки. – Вот всё это точно не моё дело...
Странное откровение, которое Хмельницкий так и не удосужился пояснить, осталось витать в воздухе немым вопросом.
- И где этот ваш морг? – Я азартно выгнул шею, внимательно запоминая дорогу до этого чудного места, благо высокая посадка “Гелика” позволяла просматривать улицу далеко вперёд.
- Он тут не далеко, скоро приедем. – Хмельницкий вальяжно раскинулся в кресле. Уже привык к авто, значит, владел им давно. Интересно, кто мог подарить скромному служителю закона столь нескромную машину?
- Поговорим о деле. Вы сказали, что сержант поперхнулся, попытайтесь вспомнить, что именно он положил себе в рот? – ФСБешник включил диктофон, положил его на панель. Опять завёл старую шарманку...
- Я так и не понял, что это было, когда рядовой ушёл по распоряжению того сержанта, он начал вести себя как-то странно, всё говорил о каком-то душегубе из парка, потом достал что-то из кармана. Оно сверкнуло пару раз в его руках, но освещение в комнате никудышное, может, стекло какое-то...
Я устало пожал плечами, но сосредоточенно повторил всё слово в слово, как уже рассказал ранее в палате. Вчера Хмельницкий пытал меня этим вопросом минут тридцать, главное не сбиться в показаниях, задавая один и тот же вопрос много раз подряд, федерал лишь выжидал, когда я начну путаться. Так и норовил поймать меня на лжи, сволочь.
- Вы точно уверены, что он положил в рот именно стекло? Может, это было что-то другое?
Хмельницкий не унимался, в попытке докопаться до правды перестал её воспринимать, ведь я ни на мгновение не врал, опустил лишь некоторые детали.
- Не знаю, что еще может так блестеть, может ключ? А вы точно ничего не нашли в глотке сержанта? – Игра в одни ворота порядком поднадоела, Хмельницкий бросил на меня недоверчивый взгляд. Каменное, непроницаемое лицо говорило о том, что я не имею права задавать вопросы по следствию, но вчера ФСБешник уже обмолвился, что они ничего не нашли в теле погибшего, а значит, отпираться нет смысла.
- Нет, вскрытие показало, что сержант Николаев умер от удушья, но причины удушья не были установлены. – Сухо ответил он, выждав паузу, перестраиваясь на кольце, уводя машину с третьего транспортного на Шмитовский проезд. Дальше дорогу можно и не запоминать, мы уверенно ехали к Филёвскому парку.
- Труп в парке? – Я насторожился, как-то слишком много совпадений. За последние дни они уже натёрли глаза.
- В парке? – Отвлёкся Хмельницкий. – Нет, почему? Мы едем в 51-ую больницу на Алябьева, тело Николаева там.
Обычная больница, обычный морг. Я задумчиво потеребил подбородок: интересно, если я прикинусь родственником этого сержанта, мне выдадут труп, ну хотя бы на пару минут? Из размышлений меня вывел Хмельницкий:
- Ну, так вы уверены, что он проглотил именно это ваше стекло? Или, может, Николаев скончался от чего-то другого?
Федерал сбавил скорость, парк раскинулся справа, я упёрся взглядом на зелёный массив, устало вздохнул. Вспоминать подробности той ночи становилось тяжко. Авантюра с осколком вышла боком ни столько для меня, сколько для людей, которые не имели к ней никакого отношения. Так всегда и бывало, снова вспомнил добрым словом Яра. Но деваться уже некуда и начатое дело придется доводить до конца, я надеялся, что Яр знал, что делает, и в конце мы получим хоть какой-то положительный результат от всего этого.
- Я знаю, что я не убивал его. – Сурово ответил я, предвосхищая очередную попытку ФСБешника вывести меня на чистую воду. Хмельницкий притормозил перед пропускным пунктом больничного корпуса, показал вышедшему из будки охраннику удостоверение и беспрепятственно въехал на территорию 51-ой больницы.
- Вас никто ни в чём не обвиняет, я должен разобраться в том, что произошло и прошу вас только об одном – помогите следствию. Чем раньше мы разберёмся в этом деле, тем быстрее вас оставят в покое! – Хмельницкий терял терпение, паркуя автомобиль у главного входа в больницу, заехав на газон и заглушив двигатель. Я смотрел на федерала несколько мгновений, при всём желании не мог рассказать ему правду, отчасти не хотел расшатывать нервную систему стражу правопорядка, отчасти берёг и свою.
- Я рассказал всё, что видел. - Вырвавшись из плена ремня безопасности, я открыл дверь и вышел на солнце. Хотелось только одного: побыстрее закончить всё это и вернуться в палату. Там скучно, но хотя бы нет этого дотошного следователя, от которого у меня уже начинала болеть голова.
- Артур Павлович, мы ждали вас гораздо раньше! – Главврач больницы по фамилии Большаков семенил за Хмельницким, усердно игнорируя моё присутствие. – С утра приходили родственники умершего, они настаивают на похоронах уже завтра.
- Это исключено. – ФСБешник насупился. Уверенно направляясь к лифту в конце длинного коридора первого этажа. – Пока идёт расследование, тело будет находиться в морге. С родственниками мы поговорим, докучать вам они не будут.
- Хорошо, но что делать с трупом, вскрытие проведено, все формальности мы выполнили, что дальше?
Мы вошли в лифт втроём, главврач встал между мной и Хмельницким, федерал долго не отвечал на вопрос, открыв папку, что-то увлеченно читал в отчётах. Под вопросительный взгляд эскулапа, решившего, что я смогу ответить на вопрос, мне оставалось только поднять глаза к потолку и стоять молча вытянувшись по струнке. Уж я-то тут вообще ни при чём. Кабина лифта остановилась, проехав один этаж, открылись двери в широкий пустой коридор, из которого в лицо ударило нехорошей прохладой. Мы замерли, когда один из немногочисленных плафонов заморгал и потух. Декорации из фильма ужаса не внушали уверенности в необходимости грядущего опознания. Палец так и тянулся к кнопке закрытия дверей. Главврач вышел из лифта первым, мы с Хмельницким замешкались, он не проронил ни слова, но я словно наяву почувствовал страх федерала, странный осознанный страх. Меня впервые коснулась догадка, что всё не так просто с этим человеком и возможно не такой он уж и скептик, как это могло показаться на первый взгляд. Врач продолжал жаловаться на жизнь, не сразу заметив, что остался в одиночестве, обернулся на нас с неподдельным изумлением.
- Что же вы стоите?
- А зомби у вас тихие? – Я решил взять инициативу в свои руки, вышел в коридор первым. У меня всё-таки фора, в отличие от любого другого человека я мог увидеть реальную опасность, а здесь только мертвая тишина. Инферналы любят живую энергию, и в таких местах им ловить, как правило, нечего.
- Какие зомби? – Главврач озадаченно хлопал глазами.
- Никакие! – Нахмурившись, Хмельницкий обошёл меня, захлопнул папку на ходу. – Ярцев, не отходите далеко, а то ещё заблудитесь.
- Очень правильное замечание. – Врач охотно закивал, вторя словам ФСБешника, мы продвигались вглубь морга, коридор впереди расширялся, переходя в большой зал. – Больница буквально построена на катакомбах, говорят, что семнадцатого века. Тут было очень много узких проходов, каких-то ниш, очень легко потеряться. Для своих нужд больница отреставрировала только маленькую часть, какие-то проходы мы замуровали, но какие-то нам запретили. Как-никак исторический памятник и археологи у нас тут частые гости, даже какие-то захоронения иногда находят, кости да черепа.
Главврач нервно хихикнул. По его поведению стало ясно, что и ему находиться здесь не доставляло большого удовольствия. Мужчина остановился в центре зала, обернулся на нас с Хмельницким, ухмыляясь, шепнул:
- Ну, вообще-то зомби у нас нет, но что-то похожее найдётся. Яков Петрович!
Он крикнул в полумрак. Страшное эхо заставило меня вздрогнуть. Оно пронеслось по стенам подвального лабиринта, заглянуло в каждый проход и каждую щёлочку, прошлось по ветхим костям давно умерших людей. Да уж, Яру бы тут понравилось, но меня в очередной раз передёрнуло.
- Холодно у вас тут. – Хмельницкий застегнул пуговицы рубашки у воротника, поежился от очередного порыва сквозняка.
- Да, извините, издержки работы. – Врач развёл руками, набрал в легкие воздуха, чтобы снова позвать своего подчинённого, но все замерли, услышав приближающиеся, шаркающие шаги.
- Кто это? – Хмельницкий шепнул врачу на ухо. – Патологоанатом?
- Да. Очень хороший специалист, но странный, прошу к этому отнестись с пониманием.
Хмельницкий успел кивнуть, поднял взгляд на появившегося в проходе хозяина негостеприимных казематов. При его виде у меня невольно дёрнулась рука, по телу прошёл импульс, сфокусировался на кончиках пальцев. Печать запрещения уже нарисовалась в уме. Невероятно высокий и худой мужчина неспешно вывернул из-за поворота, остановился, окинув гостей странным взглядом. Ей богу, чуть меньше освещения и я мог бы поклясться, что это инфернал, зачем-то напяливший на себя белый халат.
- Яков Петрович? – Долговязый расплылся довольной улыбкой, заспешил к нам.
- На самом деле мы не тёзки, но не обращайте внимания, это у нас такая игра. Молчанов совершенно безобиден. – Большаков помахал рукой, проговорил в полголоса, обратился к патологоанатому, остановив его на подходе к залу.- Яков Петрович, не утруждайте себя, я на секундочку, вот привёл вам следователя из особого отдела, он хочет взглянуть на труп сержанта Николаева.
- Того, что доставили вчера ночью?
- Да-да, проводите гостей. Если я буду нужен, то я у себя, а теперь извините, дела...
Главврач развернулся, затрусил обратно к лифту, прощаясь с нами как-то слишком поспешно, а ведь уверял, что патологоанатом безобиден...
Хмельницкий ничего не ответил, нахмурившись, окинул представшего стручка тяжёлым деловым взглядом. Я смог предположить, что ФСБешнику не впервой общаться с таким контингентом, спокойно ждал его первого шага.
- Ярцев, идите первым. – Он в последний момент подтолкнул меня кончиком папки. Я изумился такой мерой предосторожности, не думаю, что Хмельницкий испугался моего побега.
- Эй, а как же служить и защищать? – Я бросил ему через плечо, послушно направляясь к верзиле, что не переставал неестественно широко улыбаться. – У вас табельное при себе? Дайте хоть запасной на всякий случай.
- Идите, не ерничайте. – Хмельницкий устало закатил глаза. Патологоанатом потер огромные ручища в предвкушении рукопожатий. Ну да, персонал из здания наверху заходит сюда не часто, а с покойниками особо не потискаешься.
- Молчанов Яков Петрович. Мы с главврачом тёзки. – Мужчина гоготнул, вытер руку об грязный халат, по очереди пожал наши кисти. Вблизи этот Молчанов производил не меньший ужас, чем издалека. Ему лет сорок, широкие скулы и большая обритая голова на тщедушном теле выглядела аляповато. Довольный взгляд огромных глаз сожрал сначала ФСБешника, потом меня.
- Пойдёмте за мной, тело Николаева в южном крыле.
- И как вы ориентируетесь в этих катакомбах!? – Хмельницкий опасливо оглядывался по сторонам, я даже не пытался запомнить обратный маршрут. Молчанов вёл нас по лабиринту известными только ему проходами, что-то без устали рассказывал и смеялся от своих же сомнительных острот. Мы с федералом многозначительно переглядывались. Мужик даже не думал что-то спрашивать, не давал вставить ни слова. Молчанов не оправдывал своей фамилии, и всё больше напоминал мне Голума из «Властелина Колец», только его сокровище - это не магическое кольцо, а груда мёртвых тел. Не удивительно, что патологоанатом вёл себя странно, в такой компании легко свихнуться и за пару месяцев.
- О, я уже привык, десять лет в этой больнице, знаю тут все закутки.
- А раньше где работали?
- Подрабатывал на кладбище, мог провести к любой могиле с закрытыми глазами. Люди сами ставят ориентиры на могилах своих родственников. Лица на фотографиях иногда злые, иногда добрые, они иногда даже смеялись, я всегда запоминаю весёлых.
- Ну да...
Разрядить обстановку диалогом Хмельницкий решился самостоятельно, но думаю, быстро пожалел об этом. Лично мне было не до разговоров. В одном из залов, в углу которого уютно расположилась печь крематория, я почувствовал, как по спине ударило до боли знакомым холодком. Два силуэта стояли у закрытой печи, как по команде повернули в нашу сторону головы. Спеша за Молчановым мы быстро покинули зал, и мне не удалось разглядеть, были это люди или кто-то иной. Ни патологоанатом, ни федерал не обратили на присутствующих никакого внимания, нагнав Молчанова, я поинтересовался как бы между делом:
- А разве утром сжигают усопших?
- Конечно же нет, мы проводим кремацию строго после шести вечера. Так предписано правилами. У нас здесь четыре зала, четыре камеры, половина Москвы отправляет у нас своих родственников в последний путь.
Ага! Место всё-таки не осталось без внимания инферналов, самое главное знали ли они о том, что сейчас лежало в южном крыле у них под самым носом? Не знаю, а вот то, что я намерен это забрать, знать им необязательно. Хмельницкий отреагировал на странный вопрос подозрительным взглядом, но я шёл рядом с ним спокойно и невозмутимо.
Последний поворот привёл нас в искомое хранилище. Молчанов заметно вырвался вперёд, он довольно кряхтел, подготавливаясь к показу своего анатомического театра. Вокруг были каталки с человеческими телами, почти все заботливо выпотрошены и прикрыты простынками. Мне стало плохо от этого зрелища, а ударивший в нос запах подкосил не только ноги, но и живот. Это не праздник смерти, это праздник мяса, сомнительный и дурно пахнущий праздник. Никогда не представлял себя лежащим на одном из этих холодных столов, уж лучше сгинуть, утонуть, став кормом для рыб, чем удовлетворять больной интерес какого-нибудь Молчанова, и хорошо, если этот интерес будет не сексуального характера.
- Что с вами, Ярцев? – Хмельницкий заметил бледность моего лица, я вяло улыбнулся, показал большой палец. У ФСБешника опыт и выдержка, ему можно только позавидовать.
- Наверное, запах, я уже привык, но если хотите, вон там, на столе лежат респираторы. если надумаете блевать, блюйте в пакеты под столом, там всё равно тухлое мясо -
Патологоанатом кивнул куда-то в сторону двери, через которую мы пришли, схватился за поручень одного из столов, выкатил его в проход. Хмельницкий проигнорировал предложение, я думал не долго, грех не воспользоваться столь ценной услугой, но приблизившись к ржавому столу, потерял дар речи. Этот Молчанов издевался! То, что он гордо назвал респираторами, представляли собой самодельные марлевые повязки, и почти все они в ужасном состоянии. Я молча хмыкнул, мысленно поблагодарил верзилу за заботу. Улыбаясь кривыми зубами, и больше меня не замечая, он распинался перед федералом:
- Я знал, что приедете посмотреть, не стал убирать в холодильник.
- Спасибо. – Откашлялся Хмельницкий, здесь совсем холодно, о грядущей простуде подумал и я.
- Я всё приготовил. – Услужливо кривлялся у покойника Молчанов, его сходство с Голумом стало просто потрясающим, он откинул простыню, оголяя Николаева по пояс и с интересом наблюдая за нашей реакцией. Впрочем, я остался чуть поодаль, а вот ФСБешнику повезло меньше, прикрывая папкой живот, он склонился над трупом, заглянул ему в лицо.
- Это он Ярцев?
Я нарочно повернул голову в другую сторону, ответил без запинки:
- Да, это тот сержант.
- Ярцев! – Хмельницкий озлобленно цыкнул. – Подойдите и посмотрите, мне, что вас за руку водить!?
Мне пришлось приблизиться к покойнику, и нехотя оглядеть тело. Несмотря на особенности нашего знакомства и не слишком порядочный допрос в той комнате дознания, чисто по-человечески мне жаль служителя закона, у которого, наверное, осталась семья. Кстати на столе этот Николаев выглядел не таким уж и толстым. Инфернал вселившись в тело, начинает высасывать энергию азартней глиста. Ну что, кто там хотел минус десять килограмм за десять минут? Знаю я одно зачётное средство для похудения... Хреновый смех, но какой есть. Я грустно подумал, что сейчас стою совсем рядом с заветным осколком, могу протянуть руку и заставить его проявить себя, но что потом? Как и в парке, осколок даст зов и инферналы опять повылезают из всех щелей, а я один, без Яра, да и с двумя свидетелями в придачу. Я прикусил губу, пальцы сжали воздух. Что касается трахеи, то тут всё в порядке, плоть давно разрезана и освежёвана. Красная полоска кожи стянута небрежно, редкими стежками на скорую руку.
- Ну, что скажите? – Хмельницкий терпеливо выждал пару минут.
- Шов неровный, а так да, это тот бедолага из участка.
- Наконец-то. – Облегченно выдохнул ФСБешник, открыв папку, сделал какие-то записи в протоколе.
- За шов не волнуйтесь, к похоронам будет всё в лучшем виде! – Молчанов засуетился у стола с инструментом, отчаянно защищая свою работу.
- Да не имеет значения. – Федерал оглянулся на стол с весами, там, где патологоанатомы взвешивают внутренние органы, в целлофане куски бесформенного мяса. Хмельницкий указал туда пальцем: - Надеюсь, вы не выбросили содержимое, кхм... сержанта?
- Обижаете! – Молчанов подскочил к столу, увлекая федерала за собой. Они закопались у останков, Хмельницкий рассматривал то, что удалось извлечь из желудка и трахеи усопшего. Я остался у тела в одиночестве, хищнически облизнул губы. ФСБешник отвлекся, и я мог бы прикоснуться к сержанту, нагло решить одну из проблем. Соблазн слишком велик, чтобы так просто ему противостоять. Я незаметно приподнял руку, массируя подушечки пальцев и разгоняя кровь в замёрзшей коже, сосредоточил импульс. Главное успеть схватить осколок до того, как он издаст зов. В проходе, через который мы пришли, мелькнула огромная тень. Гигант прошёл, не торопясь и не задерживаясь, мило прогуливаясь по своим делам. Я успел заметить его краем глаза, нервно сглотнул, так и не решившись прикасаться к мертвому телу. Непосредственная близость опасных тварей и здравый смысл отговорили меня от необдуманных действий. Я незаметно дошёл до открытой двери, захлопнул её с неожиданным шумом, на звук отреагировал Хмельницкий, грозно спросил:
- Что вы там делаете, Ярцев!?
- Дует, я просто закрыл дверь! – Ответил не менее раздражённо, вернувшись к каталке с покойником. Это не отпугнёт инферналов, но мне будет намного спокойнее, если они перестанут попадать в поле моего зрения.
- Да не стойте без дела, подойдите сюда, нужна ваша помощь! – ФСБешник подозвал меня, махнув рукой. Идти и смотреть на чей-то непереваренный обед жуть как не хотелось, но, видимо, без этого священного действа картина опознания будет не полной. Пришлось поставить и эту галочку в бюрократических препонах следственного комитета. На развёрнутом пакете горстка непонятного биологического мусора, который мне не хотелось бы тут описывать. Как назло глазу не за что зацепиться, и указав пальцем завопить: вот эта хрень удушила сержанта, лови её! Ничего железного, острого или хотя бы твёрдого.
- Это только из желудка? – Мой голос сел.
- Да, в трахее не было ничего постороннего, но есть странные повреждения тканей. – Молчанов рванул к каталке, мы переместились вслед за ним. – Вот посмотрите!
В руках патологоанатома невесть откуда взялся скальпель. Он ловко размахнулся им, разрезал стежки у горла Николаева. Я невольно отпрянул, в очередной раз позавидовал выдержке и невозмутимости Хмельницкого. Молчанов развёл кожу, оголил трахею. На это живодёрство я уже не мог смотреть. Патологоанатом увлеченно показывал ФСБешнику, что именно его удивило в тканях погибшего, слушая их разговор, я понял только одно: раны полученные сержантом имели характер внутреннего воздействия, а не внешнего. Не слишком свежая новость для меня, но сохраняя легенду на всякий случай сделал удивленное лицо. Покосился на дверь в коридор, мне казалось, я слышу, как кто-то скребётся у стены. Считал минуты до того момента, когда все формальности будут соблюдены и мы наконец покинем это жуткое место. Впрочем, Хмельницкий был настроен так же, заполнив последние листы протокола и получив наши росписи, дал всем отбой, он быстрее меня заторопился к лифту.
- Что делать с трупом? Убрать в холодильник?
Молчанов стоял позади всех и в приподнятом настроении провожал нас у дверей лифта.
- Пока не надо. – Хмельницкий нажал на кнопку вызова, но тут же отвлёкся на телефонный звонок. Удивительно, что в этих катакомбах ловила связь, в этот раз не рискнул сбрасывать вызов, ответил, отойдя в сторону. Мы с патологоанатомом остались наедине, он странно улыбнулся:
- Не обижайтесь на сквозняк, гости у меня редкие, я держу все двери открытыми, мне так комфортнее.
- А гостей тут много. – Я бросил задумчивый взгляд через плечо, зал за спиной в таинственном полумраке, но теней в нём не видно. Идя обратно, я старался вообще не смотреть по сторонам. Хорошо, если труп сержанта пролежит тут ещё пару дней, но плохо, если придётся прорываться к нему с боем...
- К этим гостям я уже привык. – Не совсем правильно понял мою мысль Молчанов, его улыбка стала шире. Я многозначительно отмолчался, вздрогнул, когда створки лифта открылись. Хмельницкий поспешно загнал меня в кабину, бросив в трубку, что скоро перезвонит, закончил свой телефонный разговор. Он поблагодарил патологоанатома, с нескрываемым облегчением нажал на кнопку первого этажа. Фигура Молчанова продолжала маячить перед глазами, в закрывающихся дверях я вдруг на долю секунды заметил, как странно задвигался его халат в районе плечей, словно приподнимаясь под порывом ветра, хотя, может, так оно и было. Я слишком устал, чтобы заострять на этом внимание.
- Ну вот, теперь в участок! – Хмельницкий задумчиво стучал костяшками пальцев по папке, смотрел куда-то в пространство перед собой. Я же был рад только одному - скоро эти мытарства закончатся. А ведь ещё не знал, что всё только начинается...
***