Он позвонил утром в четыре часа. Стал говорить, не очень внятно, сумбурно. О какой-то правде жизни, о том, что всё понял, что всё теперь будет иначе, по-другому, лучше. Так окончательно не проснувшись, я только поддакивал ему, желая побыстрее закончить этот тягостный, и чем-то тревоживший меня, разговор. Он на полуслове, вдруг, бросил трубку.
Нелепо, обидно, глупо …
Это пришло к нему ночью. Он проснулся и долго лежал, глядя в потолок. Почему он не понял этого раньше? Как мог не догадаться? Ведь всё было так ясно, с самого начала. Зачем он цеплялся за всякие условности? За обыденность? Ну, да, он может протянуть так ещё лет 10. Но, всё равно, ему придётся это сделать. От этого не уйти. При всей его славе. Он столько написал об этом. Столько раз выставлял своё нутро на показ, надеясь…. На что он надеялся? Что кто-нибудь поймёт его? Что ему станет легче? Что им станет легче? Книги...
Книги - бумажные слепки его надежд. Надежды уходят, книги остаются. Никому не нужные, ни для кого не интересные, книги заполняющие полки библиотек. Лишь кто-нибудь когда-нибудь пройдется рукой, смахнет пыль с корешков …
Его нашли под вечер, в третьеразрядной гостинице. Он сидел в продавленном полукресле, безжизненно уставившись в потолок, в правой руке судорожно зажат шприц с засохшими остатками какой-то черной жидкости, на левой - полураспущенный жгут
Не объяснимо, не понятно, глупо …