Кровавый май. Глава 9

Олег Бородицкий
Королей не принято жалеть. Да они и не нуждаются в жалости своих подданных. Король Карлос IV правил в течение 20 лет и не испытывал большого желания бороться за власть. Да и раньше король не особо утруждал себя государственными делами, перепоручив их своему преданному другу Годою. Сам король больше предпочитал заниматься охотой, за что и получит прозвище "el Cazador" (охотник). После аранхуэсских событий Карлос IV уже ясно понимал, что, независимо от того, кто сейчас возьмёт верх в семейном споре – отец или сын – Испанию неизбежно ждёт гражданская война. Король не хотел, чтобы проливалась кровь его «вассалов». Это доставляло ему страдания.
      
    
Дон Карлос не сразу решился ехать к Наполеону. Какое то время он даже подумывал о своём с королевой побеге – то ли в Бадахос, то ли в Севилью; но без помощи преданного друга Мануэля, это были лишь пустые фантазии. Сначала король жил в Эскориале,  находясь под постоянным присмотром французов, потом решился покинуть Испанию.    
      
    
Отправляясь в Байонну, дон Карлос просил Наполеона лишь о том, чтобы тот обеспечил защиту ему самому, королеве Марии Луисе и дону Мануэлю Годою – его верному «Мануэлито», как он обычно его называл. Король полностью доверял Годою, и не мог прожить без него ни дня.

    
Выполнить волю короля оказалось не так-то просто: хунта отказалась выдать Годоя.
Самый старший и самый авторитетный человек в хунте, в прошлом командующий океанской эскадрой и вице-король Новой Гранады и Перу, сеньор Франсиско Хиль и Лемос  решительно заявил Мюрату:

      
– Монсиньор! Дон Мануэль Годой находится под следствием и вскоре должен предстать перед судом. О его выдаче не может быть и речи.
    
      
– Вздор, – ответил герцог Бергский, – дона Мануэля я сейчас же забираю с собой. Дон Карлос изъявил желание иметь его при себе.
      
      
Хунта согласилась, но предпочла не афишировать это дело.
      
    
Операция по доставке арестованного Годоя во Францию  проходила по всем законам приключенческого жанра. Высокопоставленный заключённый содержался в то время в замке Вильявисьоса де Одон в 3 лигах к западу от Мадрида. В два часа ночи 21 апреля 1808 г. туда прибыли, имея на руках ордер Мюрата, генерал Эксельман и майор Розетти. Комендант маркиз де Кастеляр вначале даже закричал: «Измена!», и не захотел отдавать узника в руки французов. Но убедившись в том, что хунта одобрила это решение, вынужден был подчиниться.
    
    
Годой, мужчина рослый и солидный, предстал перед французскими офицерами небритым, с многодневной щетиной на лице, и полуголым, обёрнутым лишь одним офицерским плащом. Он был ужасно напуган, и думал, что его хотят убить. Маркизу де Кастеляру с трудом удалось его успокоить. Потом Годоя незаметно вывели  через потайную дверь и усадили в карету с плотно занавешенными окнами. Минуя Мадрид арестанта отвезли в Чамартин. Здесь он получил письмо от короля Карлоса IV.

    
Несравненный Друг Мануэль: …завтра мы отправимся на встречу с императором и там согласуем всё, что сможем сделать для тебя, с тем, чтобы нам позволили жить вместе до самой смерти, потому что мы всегда останемся твоими неизменными друзьями, и мы пожертвуем ради тебя, так же,  как и ты пожертвовал ради нас. До свидания, Мануэль, остаюсь всегда твоим истинным другом. Карлос.

   
25 апреля дон Мануэль Годой уже был доставлен Байонну. Император Наполеон предоставил ему приличное, но без излишней роскоши, жильё, и распорядился относиться к Годою соответственно его рангу. Император имел свои виды на Годоя, и собирался использовать его влияние на Карлоса IV, чтобы склонить последнего к отречению.
    
А спустя ровно месяц, 25 мая, после всех своих скитаний по Испании, приедет в Байонну донья Пепита Тудо. Разумеется, вместе со своим сундучком, наполненным драгоценностями.
     - - -

    
С принцем доном Фернандо всё вышло значительно сложнее, чем с его отцом. Уезжая в Байону, на встречу с Наполеоном, дон Фернандо искренне надеялся, что император признает его законным королём Испании. Он не хотел верить, что поддержка, которую ему демонстративно оказывал Мюрат, была всего лишь частью хитроумного плана, заранее разработанного Наполеоном. Кстати, и сам зять императора Жоаким Мюрат тоже втайне надеялся на то, что его Наполеон вскоре сделает своего маршала королём Испании. Оба они просчитались – Наполеон никогда не собирался делать ни то, ни другое. У него были совсем иные планы.

    
По прибытию в Байонну дон Фернандо неожиданно столкнулся там со своим отцом и матерью. Произошёл страшный семейный скандал. Отец назвал его неблагодарным сыном, и припомнил тому его участие в заговорах в Эскориале и Аранхуэсе. Наполеон, лицемерно заступаясь за честь короля Карлоса, в ультимативной форме потребовал, чтобы его сын дон Фернандо извинился перед отцом, и отрёкся от своих прав на престол. Император даже установил для этого крайний срок – до шести часов утра 5 мая.

      
Дон Фернандо проявил недюжинное упрямство, и отказался уступать свои права на испанскую корону. Наполеон предложил принцу взамен трон  королевства Этрурия; но дон Фернандо стал возражать: нет, как можно, – променять Испанию со всеми её заморскими колониями на какую-то крошечную Тоскану. Уставший от споров с принцем, император Франции предложил тому вообще не утруждать себя государственными делами и выбрать тихую и безбедную жизнь во Франции. Наполеон предоставил в пользование дону Фернандо замок в Валансэ (ранее принадлежавший Талейрану) и пенсию – 4 миллиона реалов в год. Бывшему королю Карлосу IV между тем он пожаловал замок в Компьене и 30 миллионов реалов. Ну, так дон Карлос – всё-таки король, а дон Фернандо всего лишь принц. 
    
    
5 мая 1808 года Фернандо VII, отрёкся в пользу отца, ещё не зная, что Карлос IV, уже подписал своё отречение – в пользу Наполеона. А 6 мая на испанский престол взошёл сеньор дон Хосе I, который был не кем иным, как Жозефом Бонапартом, старшим братом императора Наполеона.  Династию испанских Бурбонов, начавшуюся с Филиппа V и просуществовавшую 108 лет, сменила династия испанских Бонапартов. Во всяком случае, так должно было стать по замыслу Наполеона.

    
Но отпускать в опасный Мадрид своего брата Наполеон пока не торопился. Пусть сначала его зять Жоаким Мюрат наведёт  там как следует порядок.
      - - -
      
    
Обычно Фернандо VII представляют как человека нерешительного и даже трусливого. Бывший с ним в Байонне Государственный секретарь Педро Севальос рисует другую картину. По его словам, когда дон Фернандо узнал, что в тот кровавый день в Мадриде даже женщины сражались и умирали с его именем на губах; принц почувствовал прилив храбрости и приказал сеньору Севальосу подготовить манифест, призывающий всех испанцев до последней капли крови сражаться против захватчиков. Принц взял перо и немедленно подписал документ. А потом он поклялся, что и сам будет прорываться в Испанию, чтобы возглавить там народное восстание…
      
     Однако, всему этому не суждено было случиться. Отец, узнав о планах сына, стал упрекать его в том, что тот хочет залить Испанию кровью своих вассалов. Не выдержав упрёков отца, дон Фернандо пал духом и положил свой манифест под сукно…
    
     Но кто-то достал из-под сукна этот документ, и вот уже по всем городам и посёлкам Испании  на шумных народных собраниях зачитывали этот манифест, и после, в едином порыве все собравшиеся кричали: “;Viva Fernando VII!”
      - - -
    
      
– ;Viva Fernando VII! – крикнула Мария Камберо по прозвищу  «Ла Марикона».

      
Её поддержало множество голосов. Вся маленькая площадь перед бастионом Сан Висенте была заполнена народом. Основную массу составляла здесь городская беднота, ремесленники, мелкие торговцы; но попадались и вполне прилично одетые сеньоры, которым в этом месте, казалось-бы делать было совсем нечего. Естественно, было много военных в мундирах разных расцветок и фасонов. И, конечно же – женщины. Они уже стали постоянными обитательницами армейских казарм. Начальство давно перестало обращать на это внимание.  После португальского похода солдаты, пожалуй, заслужили какой-никакой отдых.

   
«Революционные» собрания стали уже привычным явлением в городе. Больше всех на них шумели волонтёры из числа горожан, вернувшиеся из недавнего рейда на оружейные склады Эстремоша. Они вовсю  хвастались своими подвигами и с гордостью показывали всем свои новенькие мушкеты и нарезные карабины. Эти «герои» были постоянными объектами  насмешек бывалых солдат Солано и крепостных артиллеристов, но с ними приходилось считаться: их уже всерьёз боялся даже сам губернатор. По причине малочисленности регулярных войск, волонтёры сейчас обеспечивали весь порядок в городе, но с каждым днём всё больше и больше прибирали к рукам всю власть в нём.
      
      
Другой серьёзной силой в городе были женщины. Еще в первые дни мая, сразу после оглашения «Призыва Алькальдов»,  губернатор Торре дель Фресно  под предлогом  ремонта городских укреплений мобилизовал на земляные работы большую часть мужского населения, в Бадахоса. Это должно было отвлечь их от мыслей о возможном мятеже. С женщинами ничего сделать не получалось, они шумели всё больше и больше, и управы на них пока не было.
      
    
– Ложь! Всё ложь, о чём пишут в наших газетах. Наш король никогда не отрекался от короны. Никогда!  Коварные французы обманом захватили нашего короля дона Фернандо VII. Наш король в плену! – Ла Марикона подняла над головой лист бумаги и показала его всем собравшимся. – Смотрите, вот его подлинный королевский манифест: сражаться до тех пор, пока французы не уйдут с нашей земли. Смерть врагам веры и короля!
   
    
– Mueran los gabachos* – поддержала её цыганка Тринидад, бог весть какими судьбами попавшая сюда из своей родной Лебрихи и которую звали здесь не иначе как "Ла Брухита" (ведьмочка).

    
    
Голоса из толпы поддержали призыв Мариконы. Если, кто и хотел бы сейчас возразить, вряд ли рискнул бы сделать это. Недавно толпа едва не избила работника почты, который расклеивал полученные из Мадрида листки с манифестом короля Карлоса IV. Служащему пригрозили расправой, заявив, что королём у нас сейчас является дон Фернандо VII и никто иной. Испуганный служащий спрятался у себя в конторе и не показывался больше никому на глаза. Разгневанные горожане ещё долго поносили бранными словами «друзей дона Карлоса и приспешников Годоя».
    
    
– Слышали, Наполеон уже отдал испанскую корону своему братцу Жозефу! Может быть, наши сеньоры и не против, им при французах хуже не будет; но мы никогда не позволим этому корсиканцу стать нашим королём. Никогда!
      
      
Пламенная речь Мариконы разгорячила толпу. Военные одобрительными возгласами поддерживали каждое её слово. Полковник Гальюсо выступил перед своими артиллеристами и решительно заявил, что признаёт лишь одного короля – сеньора дона Фернандо VII .  Лейтенант по имени Фермин (больше об этом человеке ничего не известно), произнёс зажигательную речь, обильно сдабривая её множеством заковыристых словечек, которые  тут же вызывали дружных смех у всех собравшихся. Он был большим любителем женщин,  всегда рассказывал о себе какие-нибудь небылицы, любил выпить лишнего, но в бою был храбр и дело своё знал.    
      
С наступлением ночи в в артиллерийских казармах уже звенели гитары, раздавался стук кастаньет и вино лилось рекой. Офицеры давно перестали следить за дисциплиной, более того – они сам были главными участниками пьяного разгула.
      
      
Цыганка Тринидад была вполне хороша собой. Цену себе она знала, но договориться с ней было вполне возможно. Лейтенанту Фермину это вполне удалось.

      
У Тринидад был прекрасный голос. Он мог разжалобить до слёз кого угодно. Как она пела в ту ночь!
               
                Ya te lo he dicho, Fernando,
                que no vayas a Bayona,
                que Godoy y Bonaparte
                te quitar;n la corona.**


    
– Ах, не жалоби ты так, Трини, наши Бурбоны сами выбрали свой путь. К дьяволу их всех. – прервал её Фермин. – лучше станцуй нам. И брось ты эту политику:  не твоего это ума дело…
      
    
Собравшиеся в круг артиллеристы дружно захлопали в ладоши подбадривая её. Она плясала босиком на каменном полу, а потом, выполняя своё обещание, уединилась в маленькой каморке  вместе с лейтенантом Фермином.
      
"Ведьмочка" по имени Тринидад быстро задула фитилёк масляной коптилки,  и уже в темноте сбросила свои верхнюю и нижнюю (или, сколько их там у нею было) юбки, а потом, зачем-то осторожно  спросила:
   
   
– А ты не боишься? Ведь говорят, что я ведьма.
   
   
– Все цыганки  немного ведьмы. Такая уж у вас профессия… Но ты не мели чепуху, дура, а то, знаешь, Святую Инквизицию у нас пока ещё не отменили***, – сердито буркнул Фермин, а потом тоном философа заключил. – К тому же, мой преподаватель баллистики, а он был мудрый человек, говорил, что ни ведьм, ни дьявола в природе не существует…  да и Бога (прости Господи) – тоже.
      
    
Честно сказать, цыганка эта ему показалась очень странной. Подозрительная она какая-то. И если присмотреться поближе, то и на цыганку она внешне была не очень то и похожа. Что он цыганок никогда не видел?
    
Лейтенант Фермин вспомнил, что появилась она  у них несколько дней назад.  Сначала была вместе со своей подружкой. Они время от времени то ссорились, то снова мирились; крутились всё время возле казарм, заводили какие-то разговоры с солдатами.  И разговоры эти  были тоже какие-то  подозрительные: всё больше о несчастном доне Фернандо VII,  да о новом нашем монархе –  Хосе I … Что это за птица? Говорят, он старший брат императора Наполеона.  Правда, пока его никто и в глаза то не видел. Вот это более всего и  подозрительно: у нас пока даже и в газетах об этом ничего нет, а эти чёртовы  цыганки откуда-то всё уже знают. Кстати, сейчас они только и говорят, что о нашем губернаторе. Если их послушать – так он сам дьявол. Чепуха какая-то. Им то, дурам, какая в том печаль?

      
Но в этот момент Фермину совсем не хотелось думать ни о  королях, ни о «злодее-губернаторе», который на поверку был добрейшей души человеком; ни о чём ином, кроме той, которая сейчас была рядом с ним… Своей рукой он обнял цыганку за шею, прижался к её телу, почувствовал её горячее дыхание. Её волосы пахли дымом. Он целовал её в горячие губы, и в этот момент его уже больше ничего не волновало. Ничего…
       - - -


    
А в ту же самую ночь, в другом конце Бадахоса, в доме дона Алонсо Кальдерона,  в кабинете с плотно зашторенными окнами, освещённом тусклым светом дрожащих свечей, за столом, покрытым зелёным сукном, что-то сосредоточенно обсуждали несколько человек в расшитых золотом мундирах. Это были заговорщики. 
    
Впрочем, так их назовут в случае, если план их провалится. Если же всё выйдет успешно, их будут звать совсем иначе – патриотами.

      
Конде де Торено в своём фундаментальном труде Historia del levantamiento, guerra y revoluci;n de Espa;a (История восстания, войны и революции в Испании) указывает нам некоторые конкретные их имена: teniente de rey****  Хуан Грегорио Мансио; армейский казначей дон Феликс де Овалье; дон Хосе Мария Калатрава, будущий блестящий депутат Кортесов. Вероятно, среди участников этого собрания были и другие влиятельные люди Бадахоса.
      
    
Вопрос стоял крайне серьёзный – смена власти в городе и во всей провинции. По мнению собравшихся, губернатор Бадахоса конде Торре дель Фресно "был не на высоте своего положения".  В прошлом боевой генерал, участник войны с революционной Францией, он за годы службы при дворе короля Карлоса IV превратился в человека ленивого, не проявляющего должного рвения в делах службы, а более склонного к тихой жизни. Покровительство влиятельного земляка и родственника Мануэля Годоя позволяло в своё время графу чувствовать себя уверенно на своём месте. Сейчас же, из-за своей нерешительности, губернатор мог стать препятствием в осуществлении благородных замыслов патриотов. Несмотря на то, что после получения известий о восстании в Мадриде,  Торре дель Фресно в своём воззвании поддержал идею борьбы против французских захватчиков; сейчас, заново оценив изменившуюся ситуацию, он мог легко переметнуться на другую сторону. В частности, подозрение патриотов вызывала его встреча с эмиссаром Мюрата,  а также переписка с недавно прибывшим в Элваш командующим французскими войсками в провинции Алентежу генералом Франсуа Келлерманом.
      
Вероятно, в планы патриотических военных входило отстранение губернатора (и, по совместительству, капитан-генерала Эстремадуры) от занимаемой должности. Надо полагать, о его физическом устранении речь ни в коей мере не шла. 
    
    
Исполнение своего замысла заговорщики запланировали на 3 или 4 июня. Сейчас они с нетерпением ждали известий из Севильи. Там в эти последние майские дни происходили события, которые потом назовут историческими, и которые вскоре решительным образом изменят весь расклад сил в Испании.
       - - -

* смерть «гавачос»  –  gabachos , так в  те времена в Испании в просторечии называли французов. Происхождение слова неясное. По одной из версий,  происходит от слова Gave– река; так традиционно называют реки бассейна По в Пиренеях. (Прим. авт.).

   
**                Дорогой король Фернандо,
                Ты не уезжай в Байонну,
                Там Годой с Наполеоном
                Отберут твою корону.

                (Перевод автора.)


***  Впервые  трибуналы Инквизиции были упразднены в декабре 1808 г. королём Хосе I (Жозефом Бонапартом) на подконтрольной ему территории Испании. В "патриотической" Испании Инквизиция была отменена декретом Кадисских кортесов лишь в феврале 1813 г (почти на 5 лет позже, чем это сделал ставленник Наполеона Хосе I), к тому же вернувшийся из ссылки Фернандо VII вскоре восстановил её.

 
****teniente de rey  буквально – заместитель короля. Представитель короля в испанских провинциях и в колониях. В провинциях Испании являлся вторым лицом после губернатора и выполнял функции военного характера. В чрезвычайных случаях мог взять на себя управление и всеми гражданскими делами в провинции, осуществляя свои полномочия от имени короля.



Продолжение: http://www.proza.ru/2018/08/07/1244