Снаружи я Простая,В душе для каждого другая
Для Бируте....
С началом декабря выпал первый снег, которому мы радовались, словно чуду. Девчонки-певчие прямо возле храма устроили игру в снежки, на что расходящиеся с богослужения старушки добродушно улыбались, качая головами. Я было вышел, чтобы сделать замечание, только тут же получил снежок по шапке от Алины. Снежок этот вызвал общий смех вместе с воодушевлением, так что следом в меня полетели ещё три. На подмогу мне выскочил Славик. Но реванш взять так и не удалось, даже когда на нашу сторону стала всё это время молча наблюдавшая за происходящим Аля. Её вообще тяжело было приобщить к каким-либо шуткам, посиделкам, мероприятиям, устраиваемым нашими девчонками. А тут вдруг сломя голову бросилась меня закрывать от метких бросков Алины и огромных снежных комьев Айнары. После чего, ловко слепив несколько снежков, запустила их все в Аню, которая вела прицельный снегомёт исключительно в Славика. Снежки Али полетели в мою жену так быстро, что та едва успевала от них уворачиваться и, потеряв наконец равновесие, шлёпнулась в пушистый сугроб, бросив через плечо укоризненный взгляд своей «обидчице».
Шли домой молча. Я заметил, что у Ани почему-то отсутствовало настроение, хотя ещё час назад она просто сияла от радости и озорства. Она плелась рядом, потупив глаза, громко сопела, что выдавало её недовольство.
— Что-то случилось? — не выдержав спросил я.
Аня ничего не ответила, шморгнув носом. Она зачем-то подняла воротник своей дублёнки, после чего тут же его опустила, раздражённо оббив от снега соскользнувшую с плеча сумочку.
— Ань, — настойчиво теребил я жену, — ты чего скисла-то?
— Ничего я не скисла, — отмахнулась та. — Просто… Просто настроение пропало.
— Вот те на! Только что хохотала и вдруг настроение пропало. Признавайся, что произошло? Я же всё равно не отстану!
Но Аня говорить отказалась. Так мы шли до самого дома Бабаихи. Я заметил, что мой душевный подъём также улетучился. Сидеть в доме, глядя на Анину кислую мину, не было никакого желания. Посему я решил немного пройтись, но видя это, Аня остановила меня окликнув:
— Постой, ты куда собрался? Баба Оля обед приготовила.
Моё скупое молчание дало понять ей, что я сержусь на неё. Она выдавила из себя неискреннюю улыбку, дёрнула за рукав, произнеся:
— Ладно, не дуйся! Я больше не буду.
Только после обеда Аня снова чего-то нахмурилась, легла на лежанку, сделав вид, что внимательно читает какую-то книгу.
— Да-а. Алька немного освоилась уже, — вдруг сказала Аня, не дожидаясь моего очередного вопроса, о том, что у неё опять с настроением.
Я заметил какой-то подвох в этой фразе, тем более что моя жена никогда не называла Алю Алькой.
— Не совсем тебя понял... — сдвинул плечами я, присаживаясь на несуразный стул, стоявший возле лежанки.
— Вдруг ни с того ни с сего взялась так упорно защищать тебя. Главное, все снежки в меня!.. Я даже навернулась. А я, между прочем, беременная!
— Ах ты вот о чём! Хочешь сказать, что Аля…
— Это ты так хочешь сказать, а я просто замечаю. Кстати, уже достаточно давно, ещё с тех посиделок у костра, после картошки!.. Смотрит на тебя таким взглядом, порой даже неприлично.
— Аня, тебя просто противно слушать. Что за чушь ты несёшь?
Эти слова так взбудоражили мою жену, что она просто вскочила с лежанки, отбросила в сторону книгу и закричала так, что Бабаиха за стенкой, не могла не услышать:
— С каких пор меня противно слушать? Конечно, что уж!.. У тебя здесь такой цветник, а я словно приложение с фантиком!!! Бросила всё, приехала в эту глухомань. Я здесь схожу с ума, деградирую! Ты посмотри на кого я стала похожа! А мной ведь тоже восхищались, влюблялись! Скоро живот ещё вырастет, вот потеха-то…
Я слушал Аню и не мог понять, что же всё-таки происходит. Ревность? Но это глупо. Аня никогда не ревновала. Беременность? Нет… И вдруг осознал: её просто прорвало. Выплеск эмоций, всей той тяжести, терпения, мыслей, что скопились у неё в душе. Конечно, я представлял, чего стояло ей переломить себя и приехать в это село, вести совершенно отличную жизнь от той, к которой она привыкла в большом городе. Я долго молчал, не зная, что ответить. А Аня всё говорила, говорила... Во всех её фразах звучала усталость, какая-то безысходность, тоска по чему-то навеки утерянном. Бессмысленно она пыталась связать воедино фрагменты неудач нашей совместной приходской жизни, бесперспективность, нищету, мещанство.
— Ань, — оборвал я её на полуслове, — может тебе домой съездить? А что? Родителей проведаешь, друзей. К отцу Василию заедешь, поговоришь с ним о наболевшем…
— К отцу Василию… Знаю, к чему ты клонишь! Хочешь, чтобы он меня пожурил, как девочку? Мол, не права я сто раз, терпеть нужно, смиряться. Тянуть семейный хомут... Понимаю я. Просто…
— Нет, Анютка. Думаю, тебе нужно поисповедаться, выговориться опытному духовнику. Поезжай прямо завтра, поезжай!
Аня ничего не ответила. Она молча отвернулась к стене, застыв в неподвижной позе.
Мою душу охватила какая-то тоска вперемешку с обидой. Я понимал, что такие ситуации неизбежны в семейной жизни. Всё складывалось чудесным образом слишком продолжительное время. Искушения неминуемы. Вот только одно расстраивало: почему же эти самые искушения проявляются в таких нелепых мелочах?
Я не мог в тот момент более находиться в нашей комнате, поэтому решил выйти на кухню. Бабаиха стояла возле печки, положив обе руки на тёплую печку. При моём появлении старуха насупила брови, прокашлялась, затем произнесла:
— Что, отец? Молодая жена фокусы выкидывает?
Не хотелось ничего отвечать, ведь знал, что на мой ответ Бабаиха обязательно что-нибудь съязвит, а мне тогда этого меньше всего хотелось. Но хозяйка не отставала. Она подсела ко мне за стол, отодвинула большой чайник, стоявший посередине, заговорщицки прошептав:
— Ревнует к Альке-то?
— Да, — отмахнулся я рукой, будто отгоняя навязчивую мысль, — пустое. Не в этом дело.
— Вот и я думаю, глупость какая! Алька ж ребёнок совсем. Ей бы к папкиному плечу прильнуть да к мамке приласкаться. Настрадалось дитё от жизни. Её бы пожалеть, а ваша матушка ревности разводит. Не по-христиански это! Не по-христиански!
— Да не в том дело! Ну какие ревности, бабушка Оля? Устала она просто.
— Ха! Слышите, устала! От чего? Да от безделья бесится! А ревность тут еще ох как при том! Вы же батюшка, вокруг вас бабы одни почти. И молодухи, и девочки. Ко всем ревновать здоровья не хватит. Вы ж повода не даёте. Чего зазря воздух сотрясать? Ох-хо-хо! Молодые вы совсем, семье своей толку дать не можете, а на приходе-то люди с судьбами разными! К каждому свой подход нужен, слово путное, чтобы лечило, жить заставляло. К вам народ за помощью идёт с бедами да горестями, а вы из-за такой ерунды собачитесь!
Продолжение следует.....