Копия в зеркале – верна.
Взгляд шестой
– А ты можешь всё это записать? – я болтаю в скайпе со своей подружкой. – Мне так нравится твоё настроение, честное слово... И вообще мне всё твоё близко и понятно. Особенно на контрасте – все вокруг жалуются на жизнь… а ты молодцом! Напиши рассказик про своё зеркало.
– А вот возьму и напишу, – подружка смеётся. – Оно того стоит, моё зеркало… В жизни было много зеркал, но мы по молодости не всматривались в них внимательно. Знаешь, может, и не в тему, но в некоторых своих воспоминаниях я вижу какую-то связь с моим зеркалом – можно расскажу? Например, про мою свекровь. Я всегда раньше боялась свою свекровь. Когда она к нам приезжала в гости, просто дурой себя чувствовала…
– Подожди… Давай по мере поступления, – я перебиваю, но она поймёт. – Хочу про зеркало. А то собьёмся.
***
«Как же интересно всё устроено… – сказала женщина, любуясь своим отражением. – Ренуаровская размытость. Никогда тебя не выброшу, зеркало. Только лампочку в светильнике нужно заменить, а то ярко…»
Зеркало было старым, мутно-жёлтым, с потрескавшейся амальгамой. Столетнее. Стояло в прихожей, вызывая недоумение у гостей женщины, – ни как предмет интерьера, ни, тем более, как зеркало как таковое оно никуда не годилось.
Женщина тоже была немолодая, если объективно. Другое зеркало, в ванной, напоминало об этом ежедневно, но женщина не обижалась – здесь, в ванной, ей нужно было аккуратно нарисовать брови и правильно причесаться, собрав волосы на затылке, чтоб получилось небрежно и естественно. А любимое мутное зеркало жило в её доме не для этого.
У немолодой женщины образовалось много свободного времени, так уж устроена жизнь. Сначала это казалось ей странным – суета ответственности была отправлена на заслуженный отдых, а другой суеты не предвиделось. Со временем она научилась красиво сервировать свою жизнь – завтраки, прогулки, встречи, наряды, чтение книг, разговоры по телефону… Всё обретало ритуальность, неспешную и радующую. Любимое мутное зеркало поддерживало игру – каждое утро отражало наполненную жизнью женщину, и её красивую шёлковую пижаму, и поднос с гренками и кофе тоже отражался – и отражение это ей нравилось! Зеркало было благосклонно к ней, и она поверила в себя новую – хоть и не молодую, но совершенно без изъянов. Зеркало съело все изъяны.
– Ты похорошела! – восхищались друзья. – Вот что значит жить без забот, высыпаться… Хоть замуж отдавай, просто красавица!
«Они стали видеть меня моими глазами… – вдруг поняла женщина. – Вернее, они видят меня, отражённую в зеркале. Вернее, так: они перестали видеть то, что я и сама перестала. Исчезли морщинки у глаз, усталость и прочая ерунда, появилась таинственность… Ренуаровская размытость. Моя копия в зеркале победила. Никогда тебя не выброшу, зеркало…»
***
– Передай своему мутному зеркалу горячий привет от меня. Передай, что я им горжусь. Что я тоже хочу такое… Впрочем, если я на себя без очков смотрю даже в обыкновенное зеркало, я тоже размытая… без морщин. Нужно обмозговать.
Давай теперь про твою свекровь.
– Ага, свекровь… Свекровь была ого-го! Её звали Люсьена Станиславовна, за глаза – Люсик. Полковничиха в отставке, в смысле, при муже-полковнике. Они много лет служили на севере, свёкор был лётчиком-испытателем. У Люсика было всё – деньги, связи, опыт, вкус. А у нас, двадцатилетних, ничего этого не было, естественно. Кроме квартиры – Люсик вовремя настояла на родственном обмене, и после смерти её матери у нас появилась своя малюсенькая однокомнатная квартира. Мы были благодарны, тогда редко кому так везло. Когда мы с мужем переехали в своё жильё, в тот же день пообещали друг другу, что всё остальное в жизни будем делать сами. Нам было неудобно перед своими друзьями, которые жили вместе со своими родителями, бабушками, сёстрами и братьями...
Люсик по тем временам была шикарной дамой, любила всё вкусное и дорогое; я на первых порах падала в обморок, когда она объявляла о своём визите – не знала, чем её угощать, чтобы соответствовать. «Я бы кофе выпила, или чаю хорошего, – всегда говорила Люсик. – Есть ничего не буду, и не уговаривайте. Поправилась». – Я точно знала, что она не поправилась, просто не хочет наши макароны с сыром есть. Или с сосисками.
Кофе тогда не было в магазинах. Доставали хитрым путём советский растворимый: он входил в праздничные наборы вместе с индийским чаем, майонезом, зелёным горошком и палкой полукопчёной колбасы – людям давали возможность купить такие наборы, если предприятие, где они работали, было заинтересовано в своих сотрудниках. Когда люди устраивались на работу, предприятие говорило: «У нас продуктовые наборы к празднику будут», или предупреждало, что их не будет.
У меня всегда была баночка этого кофе из наборов, я его берегла для Люсика.
Сейчас будет про зеркало, не нервничай.
Нам на свадьбу подарили фаянсовый сервиз – кофейник с длинным кривым носиком и маленькие чашечки с блюдцами. Сервиз хранился в коробке пару лет, пока я про него не вспомнила в связи с Люсиком. Подам кофе красиво, подумала я, ей понравится. Я очень хорошо к ней относилась, к Люсику.
Растворимый кофе – четыре чайных ложки – был насыпан в кофейник и залит кипятком, туда же порошок корицы засунула на свой страх и риск, ванильный сахар и лимонную корку. «Какой запах чудный! – крикнула из комнаты усаженная в креслице Люсик. – Ты что там варишь такое вкусное?»
Я постелила на журнальный столик салфетку, принесла чашечки, открыла коробку конфет из того же праздничного набора: «Через минуту будет готово, Люсьена Станиславовна. Надеюсь, оцените…» Люсик смотрела на меня, подняв брови – не ожидала.
У нас всё всегда по-простому было, ты ж знаешь. И Люсик знала.
Я с торжественным видом внесла кофейник и незаметно показала мужу кулак: только попробуй выдать меня! Налила в чашечки аккуратно и приземлилась во второе кресло – угощайтесь на здоровье.
Люсик сначала нюхала, закатив глаза – боже, какой аромат! Где ты достала такой кофе?! – потом отхлебнула. Я улыбалась непринуждённо, а что мне терять? В худшем случае признаюсь, что это тот самый, растворимый…
«Девочка моя, ты меня удивила, – Люсик смотрела на меня с любовью. – Как приятно. Не скажешь, где достала?» – Я мотнула головой, всё так же глупо улыбаясь и не веря, что она купилась: – «И правильно, не говори. Просто пообещай, что будешь меня баловать время от времени… Божественно!»
Все оставшиеся годы нашей общей с ней жизни Люсик вспоминала этот кофе…
«Рекомендую, это моя невестка, – представляла она меня своим друзьям. – У неё много достоинств, но самое главное из них – никто лучше не варит кофе! Как гурман говорю. Это её маленький секрет, и она мне его не раскрывает уже двадцать лет… и я это уважаю!»
Сервиз. Это сотворил сервиз. Я думаю, что если бы не было корицы, был бы тот же эффект. Кофейник с длинным кривым носиком сделал своё дело – затуманил по-ренуаровски действительность…