Красноармеец Ступин был не особо разговорчивым и хвастливым человеком, но однажды сложил про себя песню.
После короткого боя, уже к вечеру, он сидел у костра, ожидая полевую кухню с кашей на ужин, когда на ум ему пришли такие песенные, хорошие слова:
«Боец Василий Ступин,
Разведчик и герой,
Он славно немцев лупит
Под Эльбрусом - горой»
Мотив, правда, он долго придумать не мог, но потом что-то сложилось, наподобие пионерского марша, что по утрам радио передавало, когда войны еще не было.
В землянке он долго устраивался на ночлег и, согревшись под шинелью, вдруг спросил:
- Братва, а хотите я песню вам про себя спою?
И спел, не дожидаясь согласия своих однополчан.
Поначалу, конечно, смеху много было, когда он бодро исполнил эту песню про то, какой он храбрец и герой.
Но потом бойцы, подумав, все-таки признали, что Василий стоит таких слов, так как и стрелок он отличный, и разведчик неплохой.
А еще через несколько дней все, о чем пелось в этой песне, получило полное свое подтверждение.
Их рота выбила немцев из какого-то кабардинского аула, название которого Василий не запомнил, потому что у него была плохая память на такие трудные слова, и комроты дал ему приказ доставить в штаб срочное донесение, так как их радист погиб в бою, а линию связи протянуть еще не успели.
Идти до штаба было далековато, километров шесть, а, может, и больше, а потому Василий перемотал портянки, перекинул через плечо винтовку, сунул в карман горбушку хлеба, которую не успел съесть перед атакой, и пошел по раздолбанной снарядами дороге вниз.
Только вышел из аула, видит: стоит поперек дороги осёл гнедой масти с отстреленным ухом и с седлом на спине. Местные жители называли этих животных ишаками, а солдаты по созвучию – Яшками. Завидев Ступина, ишак посторонился, а потом, задрав хвост, и вовсе решил убежать.
Но Василий отломил кусочек хлеба и протянул его ослу, и тот подошел к нему, теплым языком слизнул с его ладони мякушку и стал ее жевать.
«Наверное, сам Бог послал мне этого Яшку, - подумал Василий. – Чего это я буду шесть километров ноги бить, когда могу на нем доехать».
Он вспрыгнул на ослика, и тот послушно заковылял по узкой и извилистой дороге с очень крутыми поворотами.
И вот за одним из поворотов Ступин издалека услышал чужую, нерусскую речь. Видимо, там о чем-то спорили, потому что один голос был визгливым и сердитым, а другой – глухим и виноватым.
Василий хотел остановить осла, но уздечки у него не было, а другого способа прекратить его мерное движение он не знал. Поэтому он спрыгнул на землю и скрылся в густом кустарнике, который карабкался по склону горы. А Яшка продолжил шагать по дороге, как будто ему было без разницы, есть на нем всадник или нет.
Василий поднялся повыше и за поворотом дороги увидел такую картину: на камне сидит солидный немец в фуражке с наушниками, на коленях у него расстелена карта, а он тычет в нее пальцем и что-то орёт. А перед ним стоит тощий и маленький солдат с автоматом на шее, и показывает рукой вверх, в сторону от дороги. Умный, наверное, солдат, потому что понимает, насколько опасно торчать на дороге в тылу у неприятеля и кричать на всё ущелье. Рядом с ним стоят еще два фрица, тоже с автоматами и в справных сапогах.
И тут из-за поворота медленно, но решительно появляется Яшка, и в рядах врага начинается легкая паника. Все три солдата срывают со своих шей автоматы, а офицер лезет в кобуру за пистолетом.
Когда они поняли, что перед ними просто напросто заблудившийся осел, то сразу расслабились, а один из солдат даже рассмеялся, чем вызвал еще один визг у командира.
И он сделал совершенно правильно, что завизжал, потому что уже пять секунд был на мушке у бойца Ступина.
Василий мягко нажал на курок, главный немец свалился на снег, а пока остальные приходили в себя, успел передернуть затвор и уложить на дорогу тощего. А потом еще одного, который ему на мушку первым попался.
Четвертый немец, однако, спрыгнул по обрыву куда-то вниз к реке, но Василий прикинул, что оттуда он вряд ли вылезет, стрельнул еще два раза для острастки и спустился к ослу, который стоял в двух шагах от мертвых фрицев, не понимая, что с ними случилось.
Ступин потрепал его по загривку, сел и поехал дальше.
В штабе он, конечно, появляться на осле не стал. Вроде не по уставу приезжать туда на таком виде транспорта. Поэтому он отыскал в разбитой немецкой машине, каких было на обочине хоть пруд пруди, кусок доброй бечевки, привязал Яшку в лесочке, отдал ему остатки своего хлеба и прошелся с полкилометра пешком.
Донесение у него приняли быстро, он еще потолкался немножко в коридоре, стрельнул у штабных с десяток папирос, и уже через полчаса мирно трусил по знакомой дороге.
Немцев, которых он пострелял, на ней уже не было, похоронная команда, видно, сработала быстро.
«Попробуй теперь доказать, что это я их угрохал, - с сожалением подумал Василий – А ведь мог бы и медаль даже получить за офицера. Судя по всему, он не ниже капитана был»
Но потом он посмотрел на небо, вычислил, что еще успеет к ужину, и его сожаление прошло.
Он даже слегка вздремнул, покачиваясь на широкой спине своего Яшки, когда вдруг услышал громкий голос командира своей роты капитана Подобедова:
- Это что за ослиная кавалерия в моей роте? Рядовой Ступин, я вам что приказал?
- Доставить донесение в штаб полка, товарищ капитан! Так я его и доставил. С помощью вот этого животного …
- А о том, что хозяин этого животного, может, по всей округе его ищет, ты подумал?
- Никак нет, товарищ капитан! Не подумал … Но, по моему мнению, оно бесхозное …
- Это по твоему мнению! А по моему, тебе пару нарядов вкатать надо. За использование гражданского гужевого транспорта в личных целях.
- Слушаюсь, товарищ капитан! Разрешите исполнять насчет двух нарядов?
- Отставить!
Василию очень хотелось доложить капитану о своем подвиге по пути в штаб, но он решил пока этого делать. Как бы он чего –нибудь еще ему не пришил.
Он отвязал с шеи Яшки немецкую веревку и пошел на ужин.
Но на полпути обернулся и сказал:
- Ты не уходи никуда, я тебе каши принесу ….
Усмехнулся и добавил:
- Ослиная кавалерия …