Сегодня я возможно разгадал эту тайну. Иногда разгадка приходит сразу, а иногда проходит четверть века прежде чем поймёшь что к чему. В 1957-ом году я учился в 8-ом классе 68-ой школы города Казани. И тогда же 23-го февраля я написал вот это стихотворение:
СВОБОДА-РОДИНА ВСЕГО МИРА
Триста лет мы идем по этим пескам
триста лет палило над нами солнце
и так же как триста лет назад
нас ненавидят алжирцы.
Песок набился в каждую щель
песок разъедает потное тело
я вытряхиваю его но он
как алжирцы неуловим
Рядом идет мой товарищ
он умеет бороться с жаждой
и с зыбучим песком
он не замечает их
он привык убивать людей
Песок ползет из-под ног
песок расступается перед нами
земля уходит от нас
но мы догоняем ее
вот уже триста лет
И мы идем быстрей и быстрей
мы бежим от этой ползучей земли
но она догоняет нас
вот уже триста лет.
Рядом идет мой товарищ
он умеет бороться с жаждой
он умеет бороться с жаждой и сыпучим песком
он не замечает их
он привык убивать алжирцев
Но почему девушка
лежит на горячем песке
на губах ее кровавая пена
на песке кровавые пятна
Это свобода Франции и Алжира
Каждый велит убивать свободу
Свобода Франции велит убивать свободу Алжира
Но разве же есть у свободы родина
Свобода – родина всего мира
И я кричу раздирая песок руками
я плачу у женщины на груди
я оплакиваю свободу Франции и Алжира –
свободу не убивать.
23 февраля 1957 г
До выхода будущих смогистов к памятнику Маяковского оставалось ещё 8 лет. Я отнёс свой текст в Дом печати на ул Баумана и вручил его очень красивому человеку Якову Дамскому-он работал в газете "Комсомолец Татарии" и был уже мастером спорта по шахматам. Впоследствии Дамский сдружился с Михаилом Талем , затем стал шахматным арбитром Бориса Спасского и шахматным обозревателем.
Прочитав очень внимательно текст, написанный от руки он сказал: "Никому это не показывайте, а я пока кое с кем посоветуюсь". Советовался он примерно пол года и я уже стал забывать о своем демарше, как вдруг, выйдя в школьный коридор на перемену увидел рядом два свежих номера рядом. "Комсомольская правда" и "Комсомолец Татарии". В "Комсомольской правде ругали, тогда никому не известных поэтов Вознесенского , Ахмадулину и Евтушенко. Я сразу запал на Гойю и нехотя перешел к малоформатному "Комсомольцу Татарии", а там сразу бросился в глаза мой заголовок "Свобода-родина всего мира". Стихотворение было напечатано полностью, да ещё с таким вступлением Якова Дамского: "Стихи Константина Кедрова радуют и удивляют всех, кому приходится их читать. Трудно даже поверить, что эти зрелые мысли, эти яркие образы принадлежат перу пятнадцатилетнего школьника, ученика 8-го Б класса 68-ой школы и т. д."
Вскоре началось беснование Хрущева, борьба с абстракционизмом и прочие радости нашего поколения. Казанское КГБ избрало меня мальчиком для битья и меня не только перестли печатать на целых 25 лет, но и взяли под пристальное наблюдение литературного гестапо.
Сообщение о том, что я выдвинут на Нобелевскую премию и включен в список номинантов прошло в 2002-ом году на Эхо Москвы, НТВ, и по всем основным каналам. Я понимал. что ошибки быть не может. Такие сведения просто так не просачиваются. Но оставалась тайна- кто выдвинул.
Один более, чем известный поэт сказал моему другу на Франкфуртской книжной ярмарке: "Костю только что выдвинули на Нобелевскую премию. Это Алжирский комитет, основанный Камю для поиска самых свободных поэтов по всему миру."
Тогда это у меня никак не с чем не связалось. И только сегодня я вспомнил, что в моем первом напечатанном поэтическом манифесте присутствует Алжир, как символ свободы. Всё встало на своё место. Похоже тайну я разгадал.