Счастливое детство

Владимир Пономарев 3
                СЧАСТЛИВОЕ ДЕТСТВО.


               

                Детство - это очень близко
                Даже, если далеко.               

                Татьяна Сытина.
               

               

                ДЫНЬКИ.

 Тысяча девятьсот пятьдесят пятый год.   Баба Таня со своими подругами-соседками,  Ахметихой,  Погореловой,     Дарьей  Родионовой, по-хуторскому  Рябой,  которая  кормила меня грудью  во время болезни  мамы,  и еще несколькими  бабами  работают на току в Белогорке.   Штывали зерно в длинном амбаре,  вышли отдохнуть на свежий воздух.

 Ахметиха  вдруг  вспомнила,  что завток,  которого  из-за дефекта зрения звали за глаза  Очкан,  в маленьком   амбаре,     сделанном из плах,  на зерне  хранит  дыни с колхозной бахчи.   И неплохо бы,  пока  Очкан  ушел,   после амбарной пыли  откушать пара-тройку дынек.

 Под  дверью амбара  есть  проход  для кошек,  чтобы     они  могли ловить  мышей.  Попробовали  - ни палкой, ни лопатой невозможно  дотянуться до  желанных ягод.  Мне  уже идет четвертый год,    кручусь  у них под ногами. Кажется  моя молочная мать, Дашка,  предложила:  "Григорьевна,  давай твоего Вовку  запустим  под дверь!"

  Подвели меня, показали, где  дыньки,  проставили задачу.   Если голову повернуть набок,   то под двери  прохожу!   Тетки   помогли протиснуться,  протолкнули  внутрь.   Дыни были на верху бурта.  Пришлось   подниматься несколько раз  вверх,  пока  накатал  дынек.   Поработал с азартом, быстро.    Дыньки    сорта «Колхозница»,  выросшие на  донских  супесях,  пахучие и сладкие.  Сейчас таких  уже нет,  как  и  пахучих   яблок сорта  «антоновка».

  За руки тетки вытянули   меня из  амбара.  Начали отряхивать прилипший к одежке  ячмень.  Заметили, что и в сапогах у меня полно  зерна.   Тетя  Даша  хотела меня разуть,  чтобы высыпать его из сапог,  но я ее  остановил   баском:  «Не трогай,  нехай  это будет  бабкиным  курям,  отнесу,  чтобы яйца несли!»    Бабы расхохотались – Гранючиха,  ну  и хозяйственный у тебя внучок!

  Как давно это было!   Помнит ли  еще кто героинь этого рассказика?



                УЧИТЬ УРОКИ


 Мне семь лет,  первый класс.   Родители  повели нас в школу,  познакомили  с учительницей,  Дарьей Федоровной.   Нам показали, где и с кем мы будем сидеть,  а родителям  рассказали о том,  как надо  организовать быт  и режим  учебы   первоклассников.  Первого сентября  еще не учились, организационный день,  пару часов – и домой.

   А  уж потом    началась  рутина:  палочка  с наклоном  и  тооооненький крючочек в уголок;   Ау,  Уа,  Ма-ма, Ра-ма.  Неинтересно.  Читать уже  могу,    а  писать  крючочки  не нравится.

  Дарья  Федоровна   строгая, как нам казалось,  а  к детям относится предупредительно:   «Дети,  кто сегодня не выучил  уроки?»   Меня  лукавый толкает:  поднимаю руку – «Я».   Учительница поднимает  других,  они  мямлят:  ау, уа.  На второй день   та же история, НЕ УЧИЛ! Кручусь на парте.  Мне весело!

    На третий день  Дарья Федоровна  уже  рассердилась – к доске!   Букварь  мне под нос – читай.  А что там читать,  я и по-украински  читаю и по-белорусски  благодаря родителям и сказкам  А.Н. Афанасьева,  которые, кстати,   прошли со мной до призыва  в СА.     Перевернула несколько страниц – « Мама мыла раму»,  на последние страницы – и тут  все бегло прочитал.

 Дарья Федоровна хмыкнула.  Отец  ей ничего не сказал  об  этом.  С тех пор   во  время  проверок  из  Районо  я  читал  проверяющим инспекторам и Букварь и Родную речь.

  Позже, приезжая в гости   к родителям, я всегда по возможности  навещал и Дарью Федоровну.

Спросил  ее  однажды, помнит ли она эту историю.  Она  рассмеялась и сказала,  что конечно помнит.   Хотела  даже   вызвать родителя,  (они с отцом ровесники).  «Спрашиваю, кто не учил?  А оно один день тянет руку, -  не учил,     другой день  тоже не учил,  третий...  А ведь  и  вправду не учил!»   



                ДОН


  Когда вспоминаю раннее  детство,  в любом случае  первое   -  это  хутор  Белогорка,   которая  всегда притягивает меня к себе, как магнит.

  Дорога через лес к Дону  с  кустами  чернобыльника  вокруг, мимо музги  с левой стороны  с плавающими  по ней гусями,  волнующие,  ни с чем не сравнимые запахи трав,  леса и близкого  Тихого Дона.   Кукушка в вершине  тополя,       щекочущий  ступни    песок,  нанесенный на дорогу разливом,  деревья,  кусты ежевики и шиповника по сторонам.   Вот  уже и крутая песчаная осыпь -  Овчининский,  а   внизу  движется,  поблескивая,   пахучая  донская вода,  обтекает бакен с сидящими на нем стрекозами и поденками,    шелестит  волнами о берег.

  На противоположном  левом берегу  виднеется продолжение дороги через  лес,  которой  можно зимой,   когда Дон станет,  переправившись по льду, добраться в Пигаревку,  в  Вёшки, или на Черное озеро, это старое русло  Дона,  заросшее  водяным орехом, чилимом. 

    Над  правым берегом  возвышается высокая меловая  Хохлачкина гора,  усеянная  белемнитами - чертовым  пальцем. С неё  хорошо видны  Вёшки, слившиеся в одно целое Белогорка, Базки и Громки. Под ней  со стороны Дона  -  Подгорье   с зарослями терновника,  боярышника, диких  яблонь и барбариса, их плоды   наши бабушки и мамы собирали,   терн  мочили,  чтобы  морсом освежиться  в жару  и  остальное сушили на зиму для взвара.

 Летом  теплым ветерком со степи  несет запах  каких-то  пахучих трав и  чабреца.   Этот  запах, где бы и в каком месте  его не  почувствовал,  всегда,  как в телевизоре, включает  в памяти пейзажи  донские.

  Вдоль Подгорья идёт дорога, ведущая из Белогорки в  хутор Альшанский.

  Между Подгорьем и Доном  когда-то  была плантация, на которой работали наши мамы.  Иногда они брали нас с собой,   а чтобы мы меньше  жарились на солнце и не мешали,  но  были на глазах,  пускали нас купаться в поливные канавы, в которые  из  Дона  закачивали  воду тарахтящим  движком.  Для   поддержания уровня  воды,  каналы  перегораживали   железным щитом.  Ползая  в воде по канаве,  я наблюдал за гнездом какого-то орла, может скопы,  на высоченном  тополе,  стоявшем там, где  сейчас находится въезд на мост через  Дон, мечтая забраться на дерево,   рассмотреть  поближе  птенчиков и все, что  находится в этом птичьем сооружении. . . 

 Прошедшая чуть  больше десяти лет назад  война усеяла Подгорье патронами,  осколками снарядов и мин. Повзрослев,   весной мы с ребятами в Подгорье ходили за подснежниками, собирали и осколки с патронами.

 С восточной стороны  Хохлачкиной  горы, с которой сейчас  взлетает  памятник ШОЛОХОВСКОМУ  ОРЁЛИКУ,   глубокий яр с  сырым  песчаным  дном.  Если   в песке выкопать ладонью  ямку, она быстро наполнялась чистой, вкусной водой. 

 Хорошо в жару, выйдя из  Дона, с  упасть на горячий склон,       руками  подгрести песок с  обломками ракушек  под грудь  и лежать  лицом на ладонях,  подставив спину  солнечному теплу!  Обсохнув,  согревшись,  отряхнуться, и  снова  с  разгона прыгнуть в    ласковые речные струи. 

  Какое  счастье,  когда  удается   снова  побывать  здесь,  в этих  местах,  что  снятся ночами  и  не  забываются днем. . . .





                ТРИ  ПЛЮС ДВА.


 Третий класс,  старая  начальная  школа  в Базках,  напротив Заготзерна.   Живем у бабы Тани в Белогорке.  В школе буфет, в нем пирожки, конфеты,  сумку  с обедом не берем,  обедаем в буфете.   На это хватало  дореформенного  рубля.  Через дорогу  возле парикмахерской  киоск,  в нем  газ  вода  с сиропом в стеклянных  конусах  и без  сиропа,  иногда мороженое в бумажных стаканчиках - предел  наших мечтаний.

 Детей  в Белогорке много,  живем интересно,   читаем  книжки  из базковской библиотеки  и  по дороге в школу пересказываем друг другу романы  Майн Рида,  Джеймса Фенимора Купера  про всадников без головы   и прочих зверобоев,  играем в лапту,  в войну,  бегаем допоздна  по лесу.   Футбол,  прятки-покулючки,  воруем  у  Лидады  в огороде  репу  (топинамбур),   вкуснее  которой  весной   для нас ничего не было.

 В тот  вечер  заигрались,  домой пришел поздно  и сразу лег спать.    Утром  баба Таня не могла добудиться, еле подняла.   Схватил  портфель и в школу  с ребятами.

 На первом  же  уроке  желудок начал возмущаться,  ведь проспал и не позавтракал !  А самое главное,  в суматохе  бабушка забыла дать  денег на обед.  Первая перемена  прошла,  рези в животе появились.   Второй урок,  изучаем  сложные слова,   Ксения Федоровна Обухова, наш  классный руководитель, читает  нам  стишок:

   В нашем классе все ребята
   Пишут сложные слова:
   Ледокол ушел на север,   
   Дровосек  колол дрова.

А мне не до этих замечательных слов, потому -  в животе кишки марш играют.  Вторая перемена  прошла  уже  с   нестерпимыми  болями  в желудке, пятнами и кругами, плывущими в глазах.   Что делать?  Занять денег не догадался, да и у кого?   Все отнесли их в буфет.      Урок прошел  как в тумане.    На перемене  вышел на свежий  воздух,  засунул руки в карманы и  вдруг  нащупал  в  одном две  монетки,  вынул - две и три копеечки,  хотя  раньше их там не было!  Откуда они взялись? Чудеса!   Ну, взялись  и хорошо!

  Дело было  после реформы  в шестьдесят  первом  году, в марте,   монетки в одну,  две и три копейки  не менялись,  их номинал  повысился в десять раз,  на  старые деньги это было  пятьдесят  копеек,  могло хватить на пирожок,  как только  я это сообразил – бегом в буфет.  Пирожки уже кончились, но хватило на   два пряника,  чтобы  мне, девятилетнему  пацану     утихомирить  боль в желудке  и  дожить до возвращения домой.         

 Совершенно случайно жизнь  показала, что такое голод.   Этот урок не забывается.   Мне не хочется, чтобы такое  испытывали мои дети,  внуки, мои родственники,  даже столько, сколько довелось мне,  а так же ( без пафоса)  мои соотечественники,  мои домашние животные,  я стараюсь сделать для этого все, что в моих силах.   А в девяностые  никогда не отказывал в куске хлеба с салом,  когда  просили  бездомные  беженцы  из Приднестровья  и  других  горячих  точек,  идущие куда-то пешком. 



                РЕВОЛЬВЕР.



  Утро.  На улице еще темно,  но уже пора собираться в школу.   Родители  готовятся на работу,  а меня в школу  всегда  отправляла бабушка Таня.    Портфель у меня в руке,  а  баба Таня за дверью  в тени от керосиновой лампы копается в  кошельке,  чтобы дать мне рубль на пирожки.  Я стою и жду.   Бабуля долго не может найти нужную купюру.  Наконец  достает измятую бумажку и дает мне.   Я  сразу узрел, что это не рубль,  бабка впотьмах  сослепу  дала мне  целых  пять  (старых)   рублей!   Схватил и побежал.

  На большой перемене  мы  бегали  в культмаг,  который находился   метров   на сто  пятьдесят  ниже школы   купить карандаш, резинку или   новое  перо  «звездочку»,  ручку,  посмотреть игрушки,  коньки и лыжи,  винтовки и ружья, стоящие на  полках,  патроны для мелкашки  в  пачках  под  стеклом  витрины.

  Вдруг кто-то,    то ли  Одинцов  Саша,  то ли Уласевич  то ли Зотьев,  сказал, что в Вёшках  в универмаге  продают револьверы,  которые мы почему-то очень ценили. 

  Это   две  штампованные  жестянки,  соединенные усиками,  пропущенными через колечко и завернутыми в противоположные стороны.   Сейчас на такие никто и не посмотрит.  А тогда оттягиваешь курок,  ставишь на полку  бумажный пистон  из круглой  маленькой коробочки,  если посчастливится купить  их, нажимаешь на  спуск,  курок начинает  двигаться,  а когда  проходит  точку равновесия,  легонько стукает по полке,  пистон загорается,  щелкая, выделет вонючий дым, имитируя выстрел. 
 
 Мы с Васькой Максаевым   переглянулись и  договорились    бежать после уроков в вешенский универмаг за дефицитом.    У него  тоже    откуда-то появились  «бешеные» деньги.

  Лед  на Дону уже немного отошел от берега,  март,  но пройти можно,  перешли, поднялись к универмагу,  купили  пистолетики  и побежали назад.  На  правом берегу, где  пляж,  сульнули  одной ногой в ледяную  воду,  когда   прыгали со льда на берег,  но не огорчились.    Грели нас новенькие  пистолетики.    Васька побежал домой   вдоль  берега  Дона  в Базки,  я  по лесной дороге в Белогорку. 

  Сейчас удивляет то, что мы не боялись ничего, ни волков, ни  лихих людей,  да и не слышно  было о  таком в те времена.   Не переживали и родители,  только  бабушка  Таня,  проведя ревизию  в кошельке,  дюже  заждалась   меня,  чтобы  хворостиной  обьяснить   мне:  Вовка, пятерку ты растратил неправильно!   






                ПЕСНИ  НАШИХ РОДИТЕЛЕЙ.




  Вспоминаются   друзья  родителей, с которыми они проводили вместе  праздники, да  свободное время  длинными зимними вечерами.

  Общение  тогда  было  искренним, веселым и доброжелательным.
 
  Родители идут к  Боковым:  дяде Коле,  больше известному в окрестностях как Каляба, и тете Наташе, его жене,   приходят и  другие гости   со своими детьми.

  Над столом  горит  трехлинейная лампа,  на стол  дядя Коля   высыпает  гору  жареных  семечек,  в шутку  всегда  предупреждая гостей:  «Ребята,  год ноне мышиный,   суки,  все семечки  перессали.   Вы их  руками  оттирайте!»

  Начинается игра в домино,  картишки,  лото,  а мы, дети  играем в покулючки.   Потом  нас укладывают на лежанку русской печи,  потому, что уже поздно,  а  у взрослых игра в разгаре. Иногда на столе появляется бутылка наливки, придающая  встрече   особенно веселый,  песенный  настрой.

У  Сережи,  хозяйского сына,  несколько  найденных  в угольном шлаке  из  печки  белых  кристаллов.  Он старшенький,  показывает нам,  как летят голубые искры,  если   в  темноте  чиркать  камушком по камушку.   Чиркаем все. 

  Просыпаюсь  утром дома. 

  В те времена   без   магнитофонов, и радиол,  чудом  техники  казался патефон.   Поэтому,  чтобы утолить тягу к прекрасному, просто  пели.    Пели   на работе,  на улице  возле магазина  Косоножкина,   пели,   когда  ехали куда-то на работу  в кузове грузовика или на лошадях,  пели  всегда и везде, когда душа просила.

  В  ходу  были песенники, их печаталось  очень много.  Песни в  них  были  поделены на несколько  групп, не по  популярности, а по значимости,  определявшейся  господствующей идеологией  и редактором.

  В начале -  песни о  партии,  Ленине и  революции, потом о Родине,   а дальше романсы типа «Не слышно шума городского», "Накинув  плащ..." потом  популярные, о любви и в конце – народные: «Помню я еще молодушкой была…». 

  Компания такой репертуар,  понятно, не использовала,    поэтому  для полного удовлетворения  жажды    души,  когда ей  хотелось   прекрасного, использовались  действительно народные,  как то:  «Скакал казак через долину»,  «По дону гуляет»,   «Чубчик»,   «Не для меня»,  «Пчелушка златая, что же ты журжишь»,  веселые  частушки-припевки, вроде "По двору ходила,  ольху я сломала",  вариант  которой упоминается у Михаила Александровича в романе  "Тихий Дон".    Учитывая то , что  многие  из  отцов  прошли  войну,  и  товарищщь  хрущев еще   не  разоблачил культ, а его  сынок,  Сережа,  не  уехал  пока что  на ПМЖ в америку,  пели  "Волховскую"  с призывом   выпить за  Родину и Сталина  за  доблестные  армию и флот, выпивали,  да   и  не  забывали  про  "Семеновну" и  о том, как парень никак на лавочке,  хоть костры уже дымят, потухшие, не распрощается с милой девушкой...

  Признаком  того, что компания очень сильно нагулялась  и  пора расходиться,  было, когда начинала звучать «Ой да не горять лампадочки».

"Не горять, да не горять лампадочки
 Ой, да кругом, да кругом,   ночная тьма.

 Да все люди,  все спять  да спокойным сном,
 Да лишь я  одна  да не сплю. . . "

 
 Для нас,  детей,  песня  "Лампадочки"  была  признаком  сильно пьяной  компании  или пьяного человека.  Мы не вникали  в смысл  этой песни:  раз поет, значит пьяный.

 А это   песня прапрапрадедов  о  горькой разлуке, песня-плач об  не  вернувшемся из  далекого похода  любимом, женихе, или муже, оставшемся  лежать в чужой земле, о тяжести предстоящего  женского  одиночества. . .

До сих пор ни у народных коллективов, ни в инете не мог   найти  ее слов.

  И  вот только  недавно  напела  её  Анна Фомина,  моя подруга  из  Вешек,  любительница, исполнительница  и  собирательница  старинных песен,  за что ей большое спасибо. . .

  С уважением относились  к тем, кто хорошо  дишканил,  особенно, если это мужчина.  В любом  коллективе-компании  на празднике  и гуляньи это самый желанный  персонаж.  Когда звучит  многоголосье с дискантом,  народная песня, особенно казачья,  становится ярче,     проникновеннее  и  крепче   берет  за душу!

  Много песен тех лет,  искренних и красивых,  не утратили своей свежести до сих пор.  «За окном черемуха колышется»,  «Услышь меня, хорошая»,    «Солнце скрылось за горою», "Белым снегом"  звучат  для нас и сейчас  современнее многих современных. . .

  Дядя Коля  Каляба  пел:  «Еще не вся черемуха к тебе в окошко брошена».   Спрашиваю:  «Ма, а что это, черемуха?»   -  "Это   белые  цветы, наподобие сирени".  Не представляю, как он, наломав  сирени, растущей у них под окном,  может в темноте, при свете месяца    попасть  тете Наташе  в окошко,  ведь  форточка у них в окне  крохотная. . . .