Владыки мира. Книга I. Дорога на Олимп

   Посвящается Э., Н., Ю., С. и философу Николину
   
   Я не знаю, сколько времени мне суждено любить Александра. Я не помню, когда это чувство впервые возникло у меня. Наверное, ещё в утробе моей матери. Я горжусь собой, тем, кто я есть. Жаль только, что люди никогда не скажут обо мне как о великом военачальнике. Для всего мира я останусь лучшим другом царя...
          
         
          Глава I
      Посвящённый Гефесту

   Отца своего, знатного гетайра Аминтора, сына выходца из Эллады Деметрия, я не помню.
   Он нашёл "славную" смерть в бою, когда мне было четыре года.
   Конечно, я знаю, что такой человек был, он любил мою мать и меня и служил тогдашнему царю Филиппу. Сам я родился в македонской столице Пелле во второй половине лойоса, в самой середине лета, и меня назвали Гефестионом, что значит "посвящённый Гефесту", кузнецу и богу огня.
   Крик тогда ещё темноволосого кареглазого младенца раздался почти самой ночью, и отец, улыбаясь, сказал:
   "Этот мальчик всегда будет полуночником".
   И, думаю, оказался прав.
   Сколько бы лет мне ни было, нравится засиживаться допоздна.
   В моих венах течёт кровь разных народов: эллинов, македонян, элимиотидян.
   Мать появилась на свет в Элимиотиде, подчинённой Македонии области к западу от неё, отчего я космополит, как зовёт нас Александр, чем очень даже горжусь.
   Признаться, никогда не чувствовал себя истинным македонянином. В детстве я много разговаривал дома по-эллински с матерью и кормилицей, замечательной женщиной, меня просто обожавшей.
   Маленьким, лет, наверное, до семи, живя в гинекее, я часто спрашивал про отца. Было обидно, приятели с радостью ждут возвращение отцов, бросаются им на шею при встрече, хватают за сильные руки, а мне некого вот так обнять и сказать тёплые слова.
   Мать, видимо, запрещала говорить, что отец умер, ведь я совсем не помню о нём, кроме нескольких отрывочных воспоминаний.
   Кормилица и даже слуги, как заморские крикливые петухи в злачёных клетках, повторяли друг за другом:
   "Наберись терпения, Гефестион. Он уехал по приказу царя в другую страну. У него очень важное задание, но скоро он вернётся".
   Я верил и отвечал на вопросы мальчишек, сыновей других аристократов:
   "Мой папа герой. Он покоряет мир для царя".
   Так продолжалось ещё некоторое время.
   Мне стукнуло шесть, и тогда я узнал страшную истину, только не от кого-то из домашних, а от жестокого Кассандра, первого сына нашего соседа Антипатра:
   "Никуда твой папаша не уехал. Он помер уже! Вот наивный! Развесил уши и радуешься".
   Кассандр младше на два года, я знаком с ним с четырех лет и никогда не считал другом, а за те слова почти возненавидел.
   В тот день, помню, расплакался и прибежал домой, где отыскал мать и с порога крикнул:
   - Правда, что папа умер?
   Мать не ожидала вопроса, растерялась немного и отпустила служанок. Жестом она поманила к себе и села на скамью возле окна.
   Я подошёл, шмыгая носом, и она усадила меня на колени, вытерла ладонями слёзы с моих щёк и глубоко вздохнула.
   - Кто тебе сказал? - спросила она после недолгого молчания.
   - Кассандр, - я сжал кулаки. - Надо ему язык отрезать за такие слова!
   - Тише, Гефестион, нельзя так говорить, - мама похлопала меня по колену. - К тому же Кассандр прав. Аминтор умер... два года назад. Прости, я скрывала от тебя, чтобы не расстраивать. Я не могла тебе сообщить, ты был совсем маленьким. Хотела сама всё рассказать со временем, но ты узнал раньше.
   Пока она говорила, мои глаза снова заполнились обжигающими солёными слезами.
   Все иллюзии в один миг рухнули.
   Не понимаю, как я мог быть столь глупым? Почему сразу обо всём не догадался? Я замотал головой, повторяя лишь одно:
   - Нет, нет, нет...
   - Гефестион, прости, - в голосе матери звучала неподдельная боль. - Я думала, так лучше будет для нас обоих...
   - Ты лгала мне! Ты! - я перебил её и, спрыгнув с коленей, отскочил назад. - Что ещё утаила от меня? Может, и имя сама придумала?
   - Нет, его звали Аминтором, - мама на миг прикрыла голубые, как и у меня сейчас, глаза. - Мне очень... очень жаль, что я невольно причинила тебе страдание.
   - Не надо... мне... больше ничего объяснять! - чётко произнёс я, зажав уши руками и зажмурившись, надеясь, потом всё окажется на своих местах. - Нет сил слушать!
   Я бросился к двери.
   - Гефестион, не уходи! - крикнула мне вслед мать.
   Я не остановился, толкнул дверь, показавшуюся тогда неимоверно тяжёлой, и покинул комнату, пробежал несколько коридоров с такой скоростью, будто за мной гнались, чуть не сбивая с ног слуг, и оказался в своей спальне. Там я упал на широкую кровать с балдахином, засунул голову под одну из подушек и зарыдал.
   Обида смешивалась со злостью и вдруг возникшим чувством полного одиночества.
   В душе появилась незнакомая ранее пустота.
   Я настолько погрузился в собственные невеселые думы, что не заметил, как вошедшая кормилица села на край постели, убрала подушку и, наклонившись, поцеловала мои рыжие, отливающие бронзой волосы:
   - Не плачь, Гефестион, и не вини маму. Вразумей, она делала так ради тебя.
   - Не верю ей! - я всхлипнул. - И  тебе тоже! Вы были заодно и обманывали меня!
   - Прости, - кормилица прижала меня к себе. - Мы поступали неправильно и осознали свою ошибку. Не сердись, умоляю, мальчик мой. Ты и помыслить не можешь, как тяжело было твоей маме говорить, что Аминтор уехал по поручению государя Филиппа. Она любит его до сих пор.
   - Уходи! - я оттолкнул её. - Уходи!
   Кормилица встала.
   - Хорошо, побудь немного один, - она не стала спорить, зная, это бесполезно. - Я зайду потом.
   Она ушла, а я остался сидеть среди подушек на расшитом серебром темно-синем покрывале, спрятав лицо в ладонях и вздрагивая всем телом.
   Не верилось, два близких существа убили во мне самое дорогое, что у меня было на тот момент, - мечту увидеть отца.
   В голове неровным пульсом билась лишь одна мысль:
   "Он никогда не вернётся!"
   С того дня я перестал верить людям.
   Мне, шестилетнему ребенку, нанесли такую рану, что остался жуткий шрам.
   Вскоре я пожалел, что так грубо прогнал кормилицу, только гордость не позволила попросить прощения. До самого вечера я никуда не выходил, не играл в маленьких деревянных гоплитов и не притронулся к обеду, который принёс слуга. Есть, конечно, хотелось очень, но я решил голодать назло матери.
   Чувство жестокого торжества наполняло меня каждый раз, когда я бросал взгляды на стол, где находились ваза с моими любимыми фруктами, килик с водой и чаша супа.
   - Ничего, вот помру - будете знать, - бормотал я себе под нос.
   Увы, уже ничто в мире не воскресило бы моего отца.
   Месть была б бессмысленной.
   Оставалось глотать слёзы  и верить, в будущем меня не ждут подобные удары судьбы и разочарования.
   Вскоре, как и обещала, вернулась кормилица, а с ней была моя мать.
   Я кинулся к последней и крепко обнял за талию:
   - Расскажи о папе... пожалуйста.
   - О, он замечательным человеком был и души в тебе не чаял, - заговорила с улыбкой мать и стала смотреть в окно напротив. - Когда ты родился, он расплакался от счастья и сказал, тебя нам подарил сам бог огня, и в тебе отныне тоже живёт пламя. Сильно скучаю по нему.
   Она быстро вытерла ставшие мокрыми глаза.
   Я удивлённо посмотрел на неё:
   - Вы действительно посвятили меня Гефесту? Я должен служить в храме?
   - Жрецом быть? - уточнила мама и рассмеялась. - Что ты! Правда, если хочешь, я запрещать не стану. Кем бы ты ни пожелал быть... конечно, не пятная честь нашей семьи... я твой выбор приму.
   Я задумался. Мне очень нравится в храмах, где всегда чувствую себя спокойно.
   Временами в детстве у меня появлялась мысль поселиться в каком-нибудь из них, чтобы до конца жизни верить в чудо.
   Думаю, так оно и было бы, не повстречай я в своей жизни Александра.
   - Забудь о словах Кассандра, - сказала мне кормилица. - Несмотря на свой столь юный возраст, он никогда не умел держать язык за зубами. И кто из него вырастет? Он во всём берёт пример с властного отца.
   - Терпеть его не могу, - проворчал я. - Так и хотелось стукнуть прям в глаз!
   - Гефестион, не будь жестоким, - мать присела на корточки и взяла меня за плечи. - Признаться, мне не нравится, что ты иногда общаешься с Кассандром. Да, знаю, вы не друзья, и всё-таки немного он на тебя влияет.
   - Взрослый, сам разберусь, - сказал я задиристо.
   - Обещай, не будешь драться с Кассандром, какие бы гадости он тебе ни говорил, - просто взмолилась мама, убирая волосы с моего лба. - Ни сейчас, ни потом.
   - Драться? - переспросил я с благородным высокомерием. - Первым - ни за что. Но если понадобится, я его ударю... в целях защиты.
   Кормилица с улыбкой погладила по голове:
   - Уверена, ты вырастешь справедливым человеком.

   Вот так всего-то за один день, узнав правду об отце, я стал совершенно иным.
   Детские и немного наивные мечты растаяли подобно дыму и ставили после себя горький привкус разочарования и боли.
   Мир потерял свой яркий цвет, какой имел раньше.
   Я долго ещё не мог смириться с бессмысленной потерей и винил в смерти отца государя.
   Владыка должен оберегать приближённых от любой опасности.
   Я бы на его месте заботился о каждом жителе.
   А Филипп же мечтал только о звании главнокомандующего в Коринфском союзе, чтобы начать войну с Персией.
   Судьбы простых людей его не интересовали.
   Затем я, наверное, неделю не разговаривал с Кассандром. Мне тогда нечего было ему сказать. И хотя я не возненавидел его, наши отношения испортились.
   Впрочем, они никогда не были хорошими.
   Вернулся с прогулки по саду в свою комнату я вместе с кормилицей, забрался на кровать, где лежала одна из двух наших кошек, и положил её себе на колени.
   Эллинка села рядом со мной.
   Я её очень любил.
   Она была мне как вторая мать.
   Глаза заволокли слёзы.
   Я отвернулся, желая скрыть их, и произнёс по-эллински предательски дрогнувшим голосом:
   - Йаты? О идиос итан микра кэ итэлан на сисун.
   - О Ифэстина, оплиститэ, - женщина прижала меня к груди. - Пистэумэ стин иподохи.
   - Пос... пос? - я и обнял её. - Эго мин ксэро.
   "Почему? Он был молодым и хотел жить..."
   "Гефестион, будь мужественным. Верь в добро".
   " Как... как? Не знаю".
   - Я тоже, мой мальчик, - вздохнула кормилица. - И всё же ты не должен отчаиваться. Да, может, пережил самую страшную потерю, только, умоляю тебя, никогда не опускай руки и не отступай перед трудностями. Помни, ты - Гефестион, сын Аминтора. Твоя задача - быть лучшим, сильным и храбрым.
   Оправдал ли я её чаяния? Или я лишь тень Александра, более величественная и красивая, как утверждают теперь жители Востока?..
   Я подошёл к выходившему на улицу окну.
   Было ещё светло, и по дороге двигались люди: аристократы и их жёны в белых одеяниях, крестьяне в серой или коричневой одежде, простые горожанки - в красной, ярко накрашенные гетеры.
   Я глядел на них и думал об отце.
   Он ушёл, а я так и не успел сказать ему, что люблю.
   Быстро, с долей злости на самого себя я вытер глаза и облокотился о стену.
   Тёплые дуновения эфира, врываясь в спальню, шевелил мои длинные волосы.
   - Прости, накричал сегодня на тебя, - сказал я. - Знаю, ты пришла пожалеть меня, а я... тебя оттолкнул.
   - Ничего, всё понимаю и не сержусь, - если эллинка и обиделась, она виду не подала.
   Я с улыбкой обернулся.
   Слова её не очень-то утешили, ведь никакие соболезнования не в силах вернуть мне отца, но я старался не плакать, мысленно повторяя себе, что отныне я единственный мужчина в семье, и мне нужно прятать слёзы ради матери.
   Ей в жизни тоже пришлось несладко, поэтому я не мог расстраивать ещё больше.
   Так думал ребёнок, у которого вся жизнь была впереди, уже успевший познать страдание, да такое, что оно запомнилось на десятилетия вперёд.
   Я не знал, что случится со мной в будущем, кем стану и сделаю ли явью свои задумки. Как и советовала кормилица, пытался надеяться на лучшее.
   Для мальчишки, потерявшего веру в людей, это было настоящим испытанием.
 
  Болезненной матери было очень сложно меня растить, и не только потому, что я парень и иногда из-за своего дерзкого характера с кем-нибудь дрался и искал себе приключения на одно место, хотя иногда нам помогал дядя по отцовской линии, приходя в гости вместе со своим сыном Деметрием и даже посватался к ней, но мама отказала. Она почти с самого рождения воспитывала меня одна, заменяя отца, и я ей искренне благодарен за это. Она отдавала все силы, не жалея денег, лишь бы я ни в чём не нуждался.
   Ребёнком я не задумывался о том, а повзрослев, вразумел, наконец, какой великий труд проделала моя мать.
   Когда мне исполнилось семь, я поселился в мегароне, отныне принадлежавшем мне одному, и мог по очереди спать в каждой комнате, однако у меня была спальня, небольшая, зато уютная. Разлуку с матерью я переживал достаточно болезненно, однажды убежал в гинекей, чтобы отыскать её, которую видел теперь лишь пару раз в день.
   Эллинка к тому времени уже покинула наш дом, ведь в её услугах больше не нуждались.
   Я скучал по ней.
   Мама объяснила, что так нужно, и все няньки рано или поздно уходят, и с помощью дяди наняла учителя из Эллады.
   Но заниматься я не хотел, тем не менее слушал рассказы преподавателя и старался выполнять задания, что у меня, правда, не всегда получалось, ведь я часто хватался за несколько дел одновременно и любил помечтать о путешествиях, а потом привык видеть мать редко и стал учиться усерднее.
   В восемь я впервые побывал в царском дворце, где повстречал самого Филиппа и познакомился с Александром.
   И вот как это произошло.
   Я находился в спальне и играл с деревянными фигурками гетайра и коня.
   Вошёл радостный учитель и с порога объявил:
   - Собирайся, Гефестион! Нас пригласили во дворец. Тебя хочет видеть сам государь.
   - Меня? - удивлённо переспросил я, сидя на полу. - Почему? Я ничего плохого не натворил. Ты ошибся, верно.
   - Нет, - мужчина приблизился и поднял на ноги. - Царь выбирает отпрысков из благородных семей, дабы они потом стали его телохранителями  или всадниками в армии. Если же ты ему понравишься, твоя жизнь, можно сказать, будет устроена... Ну, чего застыл? Идём. Тебя ещё надо приодеть и расчесать.
   - О нет, расчёсывать не стоит! - закапризничал я. - Ты знаешь, мне это не по душе.
   Учитель сощурил глаза.
   - Что, хочешь предстать перед самыми уважаемыми людьми Македонии с заспанным ежом на голове? - засмеялся он. Я закусил губу. - Тогда переживёшь.
   Он позвал двух служанок, и они мной занялись: завили горячими медными прутьми мои длинные волосы, надели на меня новый белоснежный хитон до колен, окаймованный серебряной лентой, и такой же повязали мою голову.
   Я смотрел на себя в маленькое круглое зеркало из бронзы и улыбался.
   Спустя некоторое время мы приблизились ко дворцу. Учитель поправил фибулу на моём левом плече:
   - Себя хорошо веди и не морщи нос. Перед тобой будет не кто-то, а сам государь. Государь!
   - Да слышал не раз, - я дрожал от нетерпения и волнения, потянув мужчину за руку. - Давай пойдём скорее. Так хочется по дворцу пройтись. И не бойся, я буду очень-очень милым.
   Учитель с улыбкой похлопал меня по плечу:
   - Не сомневаюсь.
   Мы поднялись на крыльцо и вошли внутрь.
   Приблизившийся стражник спросил причину нашего визита, а после отвёл в огромный зал, где у окна стоял тридцати четырёхлетний Филипп в алом одеянии и с золотым венцом на голове.
   Дыхание перехватило.
   Я разглядывал с открытым ртом сюжеты из мифов на стенах, мебель и статуэтки.
   Всё было ново и прекрасно.
   Филипп подошёл к нам и оглядел меня с ног до головы:
   - Какой красивый мальчик! И сложён хорошо. Я помню твоего отца... Гефестион. Тебя же так зовут, верно?
   - Да, - подтвердил я.
   Бессмысленно лгать, говоря, что не было страшно.
   Колени слегка тряслись, но я не думал, что Филипп может меня не выбрать, ибо не был глупым и по его лицу понял, произвёл отличное впечатление.
   Эллин расхваливал меня, и было слегка противно его слушать.
   Я чувствовал себя скакуном на агоре, которого хозяин старается выгоднее продать.
   - Скажи-ка, - вновь обратился Филипп, - ты хотел бы служить мне?
   - Нет, - признался я.
   - Гефестион!.. - начал мой учитель испуганно и возмущённо.
   Филипп прервал его, махнув рукой и, похоже, не рассердившись:
   - Ничего, пусть говорит. Я уважаю честных людей. Самая лучшая польза от них на суде... Так почему ты отказываешься стать моим телохранителем, мальчик? Я владыка и могу золотом тебя осыпать за верную службу.
   - Знаю, кто ты, - я набрался смелости. - Только считаю, что ничем не хуже тебя, дабы из аристократа превратиться в слугу, пускай и с иным, более красивым названием.
   - Вот как? - весёлые искорки блеснули в единственном глазу Филиппа. - Разве быть при царе дурно?
   - Плохо подчиняться, когда ты сам привык повелевать, - с достоинством ответил я.
   - О, какая глубокая мысль! - засмеялся Филипп и погладил меня по голове. - Хорошо, заставлять тебя не буду. Передумаешь - сам придёшь. И знай, ты мне понравился, Гефестион.
   - Прости его дерзость, царь! - воскликнул наставник. - Он не ведает, что говорит!
   - Да успокойся ты, не кричи, - Филипп повернулся к нему лицом. - Я нисколько не гневаюсь. Наоборот, доволен. Гефестион напомнил меня в этом чудном возрасте. Если он постарается, из него выйдет знатный государственный деятель или... - кто знает?.. -  даже мыслитель. Язык у него хорошо подвешан. Такие храбрые люди нужны мне. Приводи его почаще во дворец. Пусть играет с моими детьми.
   - Спасибо, спасибо! - начал благодарить учитель.
   Я с трудом удержался, чтобы не скривиться. Не разумею людей, готовых ноги целовать тому, кто выше их по положению или оказал услугу.
   Было как-то не по себе.
   Восторг вдруг прошёл, и его заменило странное, необъяснимое ощущение.
   Наверное, так чувствуют себя рабы, когда их уже продали новому хозяину.
   Конечно, за меня никто денег не давал, и тем не менее, я чуть хмуро смотрел на учителя и Филиппа, продолжавших разговаривать обо мне.
   Неожиданно украшенные резьбой двери распахнулись, и в зал вбежали два босоногих мальчика, совершенно разные по возрасту и внешности, но оба длинноволосые, как все юноши до шестнадцати лет.
   Один из них, светлокожий блондин, с порога закричал:
   - Папа, Каран снова пугает меня!
   - Александр, ты должен сам защищать себя, - ответил Филипп. - Когда вырастешь, меня, может, уже не будет рядом. Ты ведь не станешь бегать от опасности, надеюсь? Лучше подойдите оба ко мне. Хочу вас кое с кем познакомить.
   Царевичи приблизились.
   - Каран, Александр, это Гефестион, сын Аминтора, - представил меня Филипп наследникам. - У него нет родных братьев, поэтому, думаю, вы подружитесь.
   Посмотрев на Карана, я перевёл взгляд на Александра.
   По возрасту мы почти одинаковые, я старше его всего-то на шесть дней.
   А вот по росту Александр всегда был ниже меня едва ли не на полголовы. Маленький для восьми лет, белокурый с огромными карими глазами, прямым носом и чётко очерченными губами, с небольшой щелью между двумя передними верхними зубами и почти незаметной ямочкой на подбородке, он показался мне таким смешным, что я не выдержал и захохотал.
   Учитель взглянул на Филиппа.
   Тот с интересом следил за происходящим.
   Каран ухмыльнулся.
   Потом я узнал, он не любил Александра, ещё одного претендента на трон Македонии.
   Александр скрестил на груди руки и вскинул голову:
   - Что?
   - Забавный ты, - ответил я. - Не обижайся, не желал тебя рассердить. Но твои глаза совсем не сочетаются с цветом волос. Уж прости.
   Александр улыбнулся:
   - Ты не первый, кто мне это говорит. Таким вот я родился. Зато тебе, вижу, с внешностью повезло больше. Ты необычайно красивый и чем-то напоминаешь мне Геракла на храме Зевса в Олимпии. Был там?
   - Нет, - я отрицательно мотнул головой. - Ещё не покидал Пеллу.
  Я и забыл, что, будучи четырёхлетним ребёнком, вместе с матерью бывал в Элладе, на родине моих предков по отцовской линии.
   Тогда шла война Македонии, Фессалийского союза и Фив с Ферами и Форидой, и отец увёз туда нас с мамой, чтобы защитить.
   Потом его убили.
   А я же вспомнил, как тело привезли, спустя годы, когда памяти всплыли ночь, огромный, освещённый пламенем в треножниках у входа, эллинский дом, какая-то пожилая аристократка на пороге, холодный, омытый слугами труп моего отца на столе, некие люди вокруг...
   - Тогда съедим туда вместе, - пообещал Александр и добавил с лёгкой грустью по-эллински: - Капотэ.
   - Нэ, отан эмис та йиномэ мэгалоси, - сказал я.
   "Когда-нибудь".
   "Да, когда станем взрослыми".
   Александр удивлённо уставился на меня.
   - Эси мило эллиника! - воскликнул он обрадованно.
   - Эго ксэро, - я тряхнул головой. - Афто инэ дэфтэрос глоса му.
   "Ты говоришь на эллинском!"
   "Знаю. То мой второй язык".
   В наш разговор вмешался Филипп:
   - Александр, покажи новому другу свою комнату. Каран, ты тоже ступай. Ко мне должны скоро прийти военачальники, и я не хочу, чтоб вы болтались под ногами.
   Мы втроём вышли из зала.
   Каран показал Александру язык и со смехом побежал по коридору.
   - Тебе это так с рук не сойдёт, запомни, Каран! - крикнул ему вслед Александр.
   - Ага! - на ходу бросил Каран и скрылся за поворотом.
   Александр топнул ногой и что-то буркнул сквозь сжатые зубы.
   - Он брат твой? - уточнил я.
   - Да, к несчастью, - проворчал Александр. - Одно лишь радует - у нас матери разные. Правда, помимо него у меня есть ещё один брат и две сестры.
   - Тебе, наверное, весело, - предположил я.
   - Очень! - скривился Александр и зашагал в сторону. Я последовал за ним. Мой наставник - чуть позади нас. - Ты не представляешь, Гефестион, как сильно я порой мечтаю быть единственным ребёнком в семье... как ты. Хорошо тебе. Ты получаешь всё внимание, исполняют любую твою прихоть, не говорят: "Уходи, забот по горло". Вот бы оказаться на твоём месте.
   - А мне на твоём, - я вздохнул. - Мечтаю иметь отца, пусть даже похожего на Филиппа, и хотя бы брата или сестру.
   Александр остановился, положил руки мне на плечи и заглянул в глаза, отчего вдруг мурашки промчались по телу:
   - Я могу быть твоим братом. Ты понравился мне.
   - И почему всем нравлюсь? - я засмеялся.
   - Может, ибо ты прекрасный... словно Нарцисс? - Александр хитро подмигнул. - Теперь так буду звать тебя. Не против?
   Я покачал головой, в душе очень радуясь, что нашёл друга. Обычно я осторожно отношусь к новым знакомым, раз соседские ребята часто воспринимали меня как чужака, ведь родители мои не были македонянами, да и имя мне дали эллинское. А к Александру просто потянулся каждой частицей тела. Признаться, раньше со мной такого не случалось. Я смотрел на Александра с восхищением, и его внешность больше не интересовала.
   - Идём ко мне, - предложил Александр. - У меня есть настоящий меч. Я покажу его тебе!
   - Кто тебе дал? - спросил я. - Нам не положено иметь металлическое оружие. Впрочем... ты же царевич. У тебя может быть любая вещь.
   - Подарил отец, - ответил Александр. - Иногда я беру клинок в руки и представляю себя каким-нибудь великим мужем вроде Геракла. Он, кстати, мой предок.
   Он гордо приосанился.
   - Здорово! - умнее мысль не посетила.
   Ближе к вечеру учитель повёл меня обратно домой.
   Возвращаться я не хотел и тем не менее послушно брёл по дороге, ни на кого не обращая внимания, думал об Александре, о его не очень счастливой семье и обо всём, что увидел во дворце.
   - Гефестион, почему ты нагрубил царю? - спросил эллин.
   - Не правда, - возразил я. - На вопросы отвечал честно, улыбался, как ты и учил. Не упрекай меня в том, чего я не делал.
   - Тебе повезло, государь был в хорошем расположении духа, - продолжал учитель. - От сегодняшней встречи зависело твоё будущее. Ты должен понимать. Не будет вечным детство.
   Я обиделся на него за эти слова и не разговаривал до самого дома.
   На крыльце нас ждала моя мать. Она крепко обняла меня и поцеловала в лоб:
   - Как прошёл день, сынок?
   - Отлично! - я прижался к матери, не видя весь день. - Я познакомился с царевичем Александром, погулял по дворцу и увидел много интересного. И ещё. Царь назвал меня красивым и сказал, я могу стать политиком.
   - А ты хочешь? - спросила мама.
   - Нет, вряд ли, - ответил я. - Подобное занятие не по мне. - Я повернулся к учителю. - Можно побыть с мамой?
   - Да, конечно, только недолго, - ответил тот. - Тебе надо сегодня успеть позаниматься арифметикой и рассказать "Бурю" Алкея, которую я позавчера задавал выучить.
   Он скрылся в доме.
   Я вздохнул и прижался губами к ладони матери.
   - И мама, - тихо произнёс я, - эго анио поли. Йаты дэн боро дьямэно сэ пальос доматьо?
   - О Ифэстина... - начала мать.
   - О, нэ, нэ, спуды, - я покачал головой. - Эси эпитымо эфтыхиа с'эмена, ма эго... эго сихна скептомэ йа мас пэхнидыа.
   "Мама, я сильно скучаю. Почему я не могу жить в старой комнате?"
   "Гефестион..."
   "О, да, да, учёба. Ты желаешь мне добра, но я... я часто думаю о наших играх".
   Мама обняла меня крепче, и в её глазах я заметил печаль.
   - Вот видишь, ты понимаешь сам, - сказала она. - Все юные аристократы переселяются в мегарон и получают образование, достойное их рода. Кто-то вообще уезжает в другой город или даже в Элладу и учится там. Ты остался в Пелле, дома, ибо я сильно люблю тебя, Гефестион, и не смогла бы куда-нибудь отпустить.
   Я подумал, наверно, было б лучше, если б я родился в семье обычных людей.
   Они никаким наукам не обучаются и вряд ли от того страдают.
   Однако я появился на свет под иной звездой и, несомненно, горжусь этим, хотя иногда всё-таки мечтаю не о столь бешеном темпе жизни.

   Несколько дней спустя я снова встретился во дворце с Александром, придя туда вместе с учителем.
   В спальне находился незнакомый мне мужчина, и Александр пояснил, то его учитель Леонид из Эпира.
   Наставники отошли в сторону, беседуя и предоставив нам свободу.
   Я с улыбкой оглянулся на них и негромко проговорил:
   - Похоже, им друг с другом интересно.
   - Верно! - засмеялся Александр. - Что ж, не будем мешать. Нам и вдвоём есть чем заняться... братишка.
   Я поднял на него взор:
   - Думал, ты пошутил.
   - Нет, что ты! - Александр замотал головой. - Я счастлив, ты мой брат теперь, пусть и названый. Ты один из немногих, кто относится ко мне по-настоящему доброжелательно. Люди, что окружают меня, истинные льстецы и двуличные змеи. Одни, подобно Карану, видят во мне соперника, другие просто пытаются во всём угодить, ибо я принадлежу к царскому роду. Знаешь, Гефестион, порой так страстно хочется сбежать отсюда куда-нибудь подальше, лишь бы не видеть надоевшие рожи.
   - Тоже не отказался бы уехать, - сказал я. - Хочу увидеть весь мир.
   - Правда? - глаза Александра заблестели. - Тогда мы обойдём его вместе... ты и я, два самых одиноких человека.
   - Почему одиноких? - я удивился.
   - Я - ибо царевич, - вздохнул Александр. - А у тебя нет отца. Это больно.
   - Да, знаю, - я, наверно, впервые не испытал грусти от потери. - Я наполовину сирота, но зато у меня есть ты, мой лучший друг. Если нашей мечте суждено сбыться, и мы отправимся в доселе невиданные земли, тебе я без раздумий вверю свою жизнь.
   Александр приосанился:
   - Сочту за честь!
   Мы разговаривали, даже не подозревая, спустя каких-нибудь восемь лет примем участие в первой и отнюдь не в последней нашей битве, и скоро станем жить в другом городе.
   Какие-то грёзы ими так и остались по сей день, и это не может не вызывать сожаления.
   Тем не менее мы строили грандиозные планы и надеялись всем сердцем, они станут явью.
   Александр протянул мне игрушечного коня.
   - Ты уже читал гомеровскую "Илиаду"? - поинтересовался он. Я покачал головой. - А мне вот понравилось. Некоторых героев, особенно Ахилла, я обожаю. Мама говорит, он мой предок. А ещё я заучиваю "Илиаду" наизусть. Послушай...

      Пой, богиня, про гнев Ахилла, сына Пелея,
      Проклятый гнев, страданий без счёта ахейцам принёсший,
      Пославший к Аиду множество могучих душ героев
      И отдавший их на съеденье окрестным жадным птицам и псам...

   - Впечатляет! - восхищённо вздохнул я. - Почитаешь дальше?
   - Конечно! - Александр улыбнулся, чуть склонив голову налево. - Уверен, тебе придётся по душе.
   Было так легко с ним, как ни с кем, словно мы были знакомы не меньше вечности.
   Повзрослев, мы с Александром назвали себя Ахиллом и его возлюбленным Патроклом и твёрдо считали, были ими века назад. Лишь так могли объяснить свою непреодолимую тягу друг к другу, из симпатии переросшую в первую любовь на долгие годы вперёд.

   Минуло три года.
   Я по-прежнему общался с Александром, видел его братьев и сестёр и несколько раз мать, царицу Олимпиаду, которая относилась ко мне довольно прохладно, ибо род мой был не таким знатным, как Антипатра или Пармениона, ею столь не любимых, иногда разговаривал с Филиппом.
   Тот больше не предлагал мне стать его телохранителем, давая время подумать.
   А я же вдруг осознал, что если бы и служил кому-нибудь, то лишь Александру.
   Мы с царевичем в вечном сопровождении учителей спускались по лестнице, намереваясь немного покататься на лошадях по холмам за пределами Пеллы.
   И тут внизу я увидел высокого, чуть выше меня симпатичного мальчика, худого для своего роста.
   Серо-голубые глаза, обрамлённые довольно короткими ресницами, пухлые губы, прикрытый чёлкой лоб, длинные каштановые волосы и аккуратный нос с маленькой горбинкой, говорящей о том, что владелец - потомок горцев по материнской линии. Прямая осанка и белый хитон с серебряной фибулой говорили яснее всяких слов, что он тоже аристократ.
   Рядом с незнакомцем стояли Филипп и двое мужчин.
   Свой опыт он ценил больше, чем советы кого бы то ни было, и имел философский склад ума, любил путешествия, ценил свободу и, повзрослев, порой злоупотреблял пищей и вином, часто влюблялся и быстро остывал.
   Вот таков был этот мальчишка, родившийся ранней весной того же года, что и мы с Александром.
   - Кто это? - я старался, дабы в голосе не звучал уж слишком явный интерес.
   - Мой друг Леоннат, сын Антея, - ответил Александр. - Он происходит из Линкестидов и приходится мне дальним родственником. Я познакомился с ним, когда мне было семь... Идём, представлю вас.
   Он шагнул на следующую ступеньку, но я остановил его, чуть нахмурившись:
   - Друг... Вот как... Почему раньше не рассказывал мне о нём?
   - Зачем? - не понимал Александр. - Ты что же, ревнуешь?
   - С какой стати? - я вскинул голову и скрестил на груди руки. - Мы ведь друзья... Ладно, довольно об этом.
   Я первым спустился.
   Александр догнал меня, и мы вместе приблизились к мужчинам и Леоннату.
  Последний взглянул на царевича и улыбнулся ему.
   Филипп говорил одному из приближённых:
   - ...Ты всё делаешь, как нужно, я не сомневаюсь. - Он повернулся к Леоннату. - Зайди в обед ко мне. Желаю пообщаться с тобой кое о чём.
   - Хорошо, - откликнулся Леоннат.
   Мужчины ушли.
   - Леоннат, вот Гефестион, - Александр указал на меня рукой. - Он живёт неподалёку от дома Антипатра. Я упоминал о нём, помнишь?
   - Несомненно! - тот улыбнулся шире и оглядел меня с ног до головы. - Ого! Какие у тебя длинные ресницы! Как у девочки.
   - Я не девчонка, - насупился я.
   - Конечно, - согласился Леоннат. - В жизни ты, Гефестион, ещё прекраснее, чем описывал Александр. Рад познакомится. Надеюсь, мы станем друзьями.
   - Спасибо, - пробурчал я.
   Как ни странно, Леоннат мне не понравился сразу, хотя потом, когда мы учились вместе в Миезе, я сильно привязался к нему.
   - Что ты делаешь во дворце? - поинтересовался Александр.
   - Отец твой разговаривал о будущей службе, - ответил Леоннат. - Немного подрасту - и стану его телохранителем.
   - Здорово! - воскликнул Александр. - Тогда мы сможем видеться каждый день, ведь ты поселишься здесь. Кстати, Гефестиону отец тоже предложил быть телохранителем. Он отказался.
   - Почему? - Леоннат, казалось, не замечал моего хмурого лица.
   - Противно подчиняться, - буркнул я.
   Александр снова повернулся к Леоннату:
   - Есть сейчас свободное время?
   - Для тебя - всегда и сколько угодно, - ответил мальчишка.
   Лицо Александра засияло, будто ему подарили ещё один настоящий меч, и я чуть не сплюнул и, чтобы скрыть злость, отвернулся.
   Было так противно смотреть на этого Леонната, а ведь он мне ничего плохого не сделал.
   Он был немного выше меня и тем самым раздражал.
   Появилось чувство, что он относился ко мне, как к ребёнку.
   Сам-то он старше нас с Александром всего на несколько месяцев.
   Я взглянул на Леонната исподлобья.
   Тот весело подмингул мне, а я решил про себя, никогда не буду с ним дружить.
   - Мы собираемся на конную прогулку за Пеллой, - сказал Александр. - Составишь компанию? Рады покататься с тобой. Да, Гефестион?
   - Очень, - вновь буркнул я и, заметив лёгкую тень печали в глазах Леонната, уже мягче добавил: - Правда.
   Леоннат вздохнул и замялся.
   Вне всяких сомнений, я был бы счастлив, если б мы с Александром остались вдвоём, но видел, как сильно царевич хотел погулять вместе с Леоннатом, и потому решил загладить свою вину перед ними обоими. Признаюсь, далось это нелегко, ведь действительно ревновал.
   Я шагнул к Леоннату, не очень уверенно протянул руку и коснулся плеча.
   Новый знакомец поднял на меня глаза, и в них отразилось удивление.
   И в тот же миг всё стало таким простым, что я чуть не рассмеялся над собственным дурацким поведением.
   - Нет, едем, Леоннат... пожалуйста, - я искренне улыбнулся мальчишке. - Ничего не случится, если ты встретишься с царём завтра.
   - Разве желаешь, чтобы я поехал? - спросил Леоннат.
   Я кивнул, всё же изменив мнение к Леоннату, хотя порой наши отношения были хуже некуда.
   - Если настаиваешь... я согласен, - Леоннат тоже улыбнулся.
   - Вот и замечательно! - сказал Александр и обратился к стояшему неподалёку стражнику: - Выведи пять лошадей.
   - Пять? - удивился я . - Кто ещё отправится?
   Александр со смехом кивнул в сторону наших учителей.
   - Думаешь, они оставят нас без присмотра?
   - Было бы здорово! - сощурив один глаз, я посмотрел на спутников. - Может, сбежим? Насладимся хотя бы парочкой минут полной свободы.
   Мы переглянулись и, не сговариваясь, бросились к выходу.
   - Александр! Гефестион! - кричали нам вслед учителя. - Мальчики!
   Мы выскочили из дворца, спрыгнули с крыльца прямо на выложенный цветными плитками двор, не обращая внимания на слуг, воинов и командиров, и подбежали к коням. То была наша первая совместная шалость. После неё Леоннат и я, наконец, сдружились, да так, что потом не я, а Александр стал ревновать меня к нему. Небольшие основания были, нечего скрывать. Все и так знают, как я тепло отношусь к Леоннату. В годы обучения в Миезе я проводил с ним времени даже больше, чем с Александром.
   Лошадей, чьи спины были накрыты расшитыми золотой нитью чепраками, поставили на колени передних ног и придерживали их за поводья, пока мы не сели. К нам приблизились запыхавшиеся преподаватели.
   - Александр, как тебе не стыдно гонять старика по лестницам! - отжурил моего друга Леонид.
   - Какой же ты старик? - откликнулся тот, смотря на него сверху вниз. - Ты ещё сильнее меня!
   - Так не поступают царевичи, - Леонид покачал головой. - Ты подаёшь дурной пример другим детям.
   - Впрочем, и они сами хороши! - мой учитель строго погрозил мне пальцем. - Сорвались с места, ни слова не сказав. А мы бегай за ними по всему городу. Подобным образом не ведут себя дети из уважаемых семей. Так ведут себя только бродяги.
   - Бродяги! - со смехом повторил Леоннат.
   Александр оглядел преподавателей:
   - Вы едете с нами или нет? Кони ждут вас. Но если вы такие старые, как говорите, и устали, красавцев могут отвести обратно в стойла.
   - Мы с вами, чтоб вы не натворили всяких глупостей, - сказал мой учитель. - Знаем мы вас. Сами были в таком возрасте.
   - Правда? - глаза Александра заискрились. - А мы и не представляли, что вы тоже были маленькими.
   Мы втроём дружно засмеялись, ударили пятками коней по бокам и помчались по улицам Пеллы. Люди шарахались от нас в разные стороны, а мы кричали им:
   - Берегитесь! Едут будущие герои Македонии и всего мира!
   Прохожие узнавали юных аристократов и расступались.
   Через несколько минут мы покинули столицу и пустили коней в галоп. Сразу натянулись все мышцы тела, и больно было ударяться задом о круп коня. Каждое движение скакуна сливалось с твоим, и ты словно превратился в кентавра, в древнего духа холмистых долин. Ветер бил по лицам и свистел в ушах, подобно военным знакам развевая волосы и переплетая их с длинными лентами.
   Я с улыбкой взглянул на скачущих слева от меня друзей. Было восхитительно ощущать себя частью природы.
   Леоннат обернулся на скаку:
   - Ваши преподаватели совсем нерасторопные. Смотрите, они только выехали из Пеллы!
   - Давайте лучше подождём их, иначе нам точно попадёт, - я натянул поводья. - А меня ещё ни разу не наказывали, и я не хочу, чтоб сегодня это свершилось.
   Спутники тоже остановились.
   - Ну, всё бывает впервые, - хмыкнул Леоннат. - Ты что, боишься?
   - Нет, но... - я взглянул на Александра, ища у него поддержки.
   - Гефестион прав, - согласился тот. - Леонид у меня строгий. Если я не сбавлю шаг, он меня неделю гулять не пустит. Я же не могу сидеть в комнате безвылазно.
   Учителя догнали нас, оба злые, с красными лицами и взъерошенными волосами, хорошенько отругали и снова заняли место чуть позади. Мы теперь ехали спокойным шагом и разговаривали, строили планы на будущее, рассказывали друг другу смешные и страшные истории, какие слышали, могли общаться часами, ни на что и ни на кого не обращая внимания и не думая о времени. По-моему, так и ведут себя друзья, для которых существует одно понятие - вечность.
   Закат мы встретили на золотых от солнца холмах, лежали на покрытой мягкой травой вершине и вдыхали ароматы цветов. На разные голоса пели птицы, бабочки радовали взор, у холма паслись кони. Не хотелось шевелиться. Я смотрел на разноцветные облака. Прогулка навеяла на меня сон, и глаза постепенно закрывались.
   - Чаще надо так гулять, - Леоннат сложил под головой руки. - Полезно для здоровья.
   - Да... - восхищённо пробормотал Александр. - Ты придёшь завтра во дворец?
   - Не знаю, Александр, - ответил Леоннат. - От твоего отца всё зависит, не от меня. Он пока присматривается ко мне, оценивает, могу ли я стать его телохранителем.
   - Конечно, можешь! - заверил Александр. - Тогда отец не стал бы тебя вообще приглашать. Не переживай, Леоннат, всё получится. Это говорю я, Александр. Уж мне-то можешь всегда довериться.
   Я закрыл глаза и склонил голову на бок, прислушиваясь к их словам.
   Некоторое время приятели молчали. Затем Леоннат, посчитав, я сплю, снова заговорил:
   - Знаешь, жаль, Гефестион отказался от предложения твоего отца. Такие, как он, нужны государству.
   - Почему? - по голосу Александра я понял, он улыбается.
   - Он не умеет лгать, - ответил Леоннат. - Правда, и молчать тоже. Думаю, то не недостаток. Но вряд ли он согласится быть телохранителем, особенно сейчас. Он же меня терпеть не может.
   - О нет, нет, ты ошибаешься, уверен! - горячо воскликнул Александр. - Просто вразумей, Гефестиону трудно верить малознакомым людям из-за того, что от него скрывали смерть отца. Я тебе рассказывал, помнишь?
   Леоннат промолчал. Наверное, кивнул.
   - Эй, мальчики, пора возвращаться! - крикнул нам Леонид. - Уже поздно!
   Зашуршала трава - кто-то встал. Леоннат, как я узнал через минуту. Александр потряс меня за плечо, негромко произнеся:
   - Гефестион, вставай.
   Пару мгновений я ещё лежал, притворяясь спящим, потянулся и открыл глаза. Царевич улыбнулся:
   - Ты такой милый, когда спишь.
   Я со смехом поднялся:
   - Ну спасибо! Только так нечестно. Ты видел меня спящим, а я тебя нет.
   - Ничего, увидишь, - пообещал Александр.
   В глазах промелькнуло лукавство.
   Мы спустились к подножию холма, где уже ждали Леоннат и учителя. Новый товарищ сидел на коне. Я тоже забрался на спину серой в "яблоках" лошади. Александр последовал моему примеру. А вот Леонид как ни забрасывал ногу, не мог запрыгнуть на животное. Его конь фыркнул и затоптался на месте. Царевич соскочил на траву, подошёл к скакуну и заставил встать на колени. Одной рукой он придерживал коня за поводья, другую протянул Леониду, и тот опирался на неё, пока садился.
   - Спасибо, мальчик, - подобрел обычно суровый Леонид. - Ты поступил очень благородно. Теперь знаю, ты меня не бросишь, когда я совсем состарюсь.
   Александр, довольный, что его похвалили, вернулся к нам. Все вместе тронулись в обратный путь.
   До Пеллы было стадий шесть, мы легко преодолели их. Я не хотел расставаться с Александром и боялся, завтра не встречусь с ним и, увы, оказался прав. Мой учитель, когда мы верулись домой, ещё раз отругал меня и до конца недели дни напролёт занимался со мной арифметикой, которую я терпеть не мог. Это утомляло. Зато спустя годы полученные в детстве знания по различным наукам весьма помогли. География и история стали чуть ли не самыми любимыми из них.
   В тот день я впервые осознал, мне придётся усмирять гордость и ревность не один раз, видя рядом с Александром других людей. Рано или поздно царевича провозгласят наследником и правителем Македонии, и тогда тысячи людей будут окружать его. Стоило научиться делить друга с ними.


         Глава II
       Чудо природы

   В прошлом году, когда мне исполнилось одиннадцать, я познакомился с человеком, принёсшим немало боли. Имя его - Кратер, он старше меня на шесть лет и завидует, что именно я, а не он, так близок к Александру. Позже я узнал, он любит царевича, и для него на всю жизнь превратился во врага.
   Лучше расскажу о верном боевом друге Александра, - о красивейшем в мире коне Вукефале. Увидев его, я не поверил свои глазам. Даже дыхание от восторга перехватило. Я думал тогда: разве может живое существо быть настолько прекрасным, словно солнце затмевая всё вокруг себя? Чёрная шелковистая шерсть отливала серебром, на лбу белело маленькое пятнышко, длинную и слегка волнистую гриву развевал ветер.
   Я не мог налюбоваться на коня и поглаживал по мускулистой шее:
   - Как назовёшь его?
   - Вукефал, - улыбнулся Александр.
   - Вукефал? - я удивлённо обернулся. - Почему именно так?
   - Посмотри, какой он сильный... прям как бык! - ответил Александр. - И пятно на лбу также чем-то напоминает быка. А тебе что, не нравится кличка?
   - Спрашиваешь! - засмеялся я.
   Александр обнял меня в знак благодарности за поддержку.
   - Расскажи о Вукефале, - попросил я.
   Оказалось, коню тринадцать лет, родом он из Фессалии, и привёл его мужчина Филоник, решивший выгодно продать. Филипп, узнав цену, уставился на чужеземца единственным глазом таким взглядом, будто перед ним стоял сумасшедший, и грозно прогремел:
   - Тринадцать талантов? Да ты в своём ли уме? Зачем мне отдавать огромные деньги за дикое животное? Конечно, не спорю, он великолепен, и Фессалия славится своими скакунами, но этот, - он покачал головой, - ни к чему. И подойти-то нельзя.
   Он сделал несколько осторожных шагов к Вукефалу и протянул к нему руку. Тот зафыркал и отошёл назад. Филипп сплюнул и повернулся к старику:
   - Вот зришь? И зачем он мне? Что делать я с ним буду? Нет, забирай его туда, откуда привёл, пока я не велел отдать на мясо!
   - О смилуйся, владыка! - воскликнул Филоник, и в глазах его Александр, с чьих слов я и рассказываю, увидел неподдельный ужас. - Купи коня. Не пожалеешь, слово даю! Хотя бы испытай!
   Филипп задумался. Александр в это время внимательно разглядывал Вукефала. Он, остальные царевичи, слуги и воины стояли перед конюшнями, Вукефал - в центре круга и сильно нервничал. Вряд ли раньше он встречал так много людей сразу и боялся не только их, ещё и собственной тени. Я тоже не раз замечал, звери пугаются, видя своё отражение в зеркале или слишком длинную тень. Александр всё понял и боролся с желанием броситься к Вукефалу и повернуть его мордой против солнца.
   Филипп что-то сказал одному из гетайру. Мужчина подошёл к Вукефалу, схватил за верёвку на шее, намереваясь запрыгнуть ему на спину, и уже собирался оттолкнуться от земли, как Вукефал кинулся в сторону и протащил за собой несколько метров всадника. Раздались крики. Гетайр поднялся, и собравшиеся увидели, у него разбиты губы. Царь сверкнул глазом на сжавшегся Филоника.
   - Хватит! - Филипп нахмурился. - Уводи его!
   - Отец, подари его мне! - не выдержал Александр. Шёпот удивления пролетел по толпе. - Прошу!
   - Ты что, самоубийца? - Филипп засмеялся.
   - Я сумею его приручить! - не сдавался Александр.
   - А уверен? - с сомнением спросил стоявший рядом Леоннат.
   - Да! - Александр нетерпеливо мотнул головой. - Я знаю, что нужно делать. Конь должен быть моим.
   - Как может отрок знать больше мужа? - насмешливо откликнулся Филипп. - Ты не ведаешь, что говоришь. И не вмешивайся в разговоры взрослых.
   Отношение между ними были напряжёнными, ведь Александр в детстве обожал мать и защищал её, когда Олимпиада и Филипп ссорились, а это происходило довольно часто. Скорее всего, они разлюбили друг друга, и всё дело в змеях, возведённых Олимпиадой в настоящий культ, хотя я не берусь утверждать.
   - Александр, оставь затею! - говорили царевичу люди. - Это опасно. Ты можешь пострадать.
   Тот никого не стал слушать, как и всегда, не спеша подошёл к Вукефалу и дотронулся рукой до морды. Конь подпустил его, наверно, не видя угрозы для себя. Голоса вмиг стихли. Взоры всех устремились на наследника и Вукефала. Александр боялся, дикое животное может ударить копытом и сбросить, если ему всё-таки удастся сесть, тем не менее сдаваться не собирался. Его упорство меня всегда восхищало.
   Александр сжал в руке верёвку и развернул коня крупом к солнцу. Вукефал немного успокоился, перестав фыкрать и топтаться.
   - Тише, не волнуйся, я тебя не обижу, - прошептал Александр и провёл рукой по спине Вукефала. - И не обращай внимания на солнце. То просто Гелиос. Без света немыслима жизнь на земле, разумеешь?
   Вукефал всхрапнул. Александр улыбнулся и обнял его за шею. Послышался шёпот. Никто не понимал, как двенадцатилетний отрок сумeет то, что не смогли сделать опытные мужи. Я гордился им так, словно сам приручил Вукефала. Жаль, меня не было во дворце, когда Филоник привёл скакуна.
   - Хороший мальчик, хороший... - приговаривал Александр.
   Леоннат, с которым я всё-таки подружился, широко раскрытыми глазами смотрел на Александра. Потом он поведал мне:
   "Уверен, сами боги позволили Александру усмирить Вукефала. Он избран Зевсом для свершения великих дел".
   И оказался прав.
   Сейчас, когда мы взрослые и можем, оглядываясь назад, оценивать свои и чужие поступки, на нашем счету появляются первые подвиги. Сколько их будет вообще, неизвестно, ведь это зависит от мойр. Больше отведённого срока нам, увы, не прожить.
   Александр запрыгнул на Вукефала. Конь пару раз подскочил на месте. Кто-то вскрикнул, всплеснул руками. Но Александр удержался на вороном, крепко вцепившись в верёвку. Лицо его озарила улыбка чуть ли не до ушей.
   Леоннат захлопал в ладоши и крикнул:
   - Ты молодец, Александр!
   Наш друг, воодушевлённый этими словами, ударил голыми пятками по бокам Вукефала и рысью поехал по двору. Люди стали поздравлять его. Даже суровый Филипп улыбнулся. Зато Каран остался хмурым, и злость смешивалась с изумлением. Возможно, он тоже хотел владеть Вукефалом.
   Александр сделал несколько кругов и остановился перед отцом, чей венец горел золотом, и на миг прикрыл глаза от слепящего блеска.
   - И кто теперь достоин большего уважения? - он гордо вскинул голову. - Мальчик, который шагнул навстречу смертельной опасности, лишь бы добиться своего, или муж, не раз бывавший в боях, но вдруг проявивший трусость? Нет, отец, и неукротимого коня можно приручить, надо только захотеть.
   - Что ж, Македония мала для тебя. А коня забирай себе, - Филипп махнул рукой. Упрёк задел его самолюбие, однако при подданных он не стал ничего говорить Александру. - Вы друг друга стоите. Оба одинаково необузданные.
   Александр не обиделся. Ликование затмевало остальные чувства. Царевич спешился, кинул верёвку слуге, который повёл Вукефала в стойло, и подбежал к Леоннату. Тот крепко обнял его:
   - Он отныне твой. Рад?
   - Очень! - ответил Александр. - Хочу показать Гефестиону. Как думаешь, скакун понравится ему?
   - Конечно! - Леоннат кивнул. - Разве может кому-то такой красавчик не приглянуться? Да один взгляд на него уже сводит с ума. Я сейчас тебе почти завидую.
   Он засмеялся. Александр вздохнул. Его лицо на миг стало мрачным. Глянув на удаляющегося в окружении воинов Филиппа, он задумчиво пробормотал:
   - А вот отцу моему конь по душе не пришёлся.
   - Интересно, Филипп купит тебе его или так отдаст? - спросил Леоннат. - Ведь Филоник запросил не один и даже не пять талантов.
   Александр пожал плечами:
   - Надеюсь, всё-таки купит, в противном случае придётся выменять животное  на какие-нибудь свои сокровища.
   Потом и я пришёл, гладил Вукефала вместе с Александром и слушал рассказ друга. Мне тоже хотелось коня наподобие, но я знал, второго во всём мире нет.
   В конюшне появился Леоннат. Я обернулся. Мы не виделись несколько дней, и я был рад встречи. В последнее время мы сильно сблизились. Я перестал видеть в нём соперника, ибо для Александра он всегда был лишь товарищем, хотя, повзрослев, сын Антея стал прохладнее относиться к наследнику македонского престола.
   - Леоннат! - воскликнул я, кинулся ему навстречу и, поравнявшись, положил руку на плечо. - Как тебе Вукефал?
   - Нет слов! - улыбнулся Леоннат, обнял меня за плечи и увлёк следом за собой к стоявшему возле стойла с Вукефалом Александру. - Я б за него никаких денег не пожалел, честное слово!
   - Так купил бы сам, - усмехнулся я.
   - Нет, нужно уметь уступать, - Леоннат посмотрел на Александра. - Особенно друзьям. Кстати, пока сейчас шёл я по коридору дворца, случайно услышал разговор твоего отца, Александр, с гонцом. Он написал кому-то в Митилену.
   - Занятно... - пробормотал Александр. - Узнать бы, кому именно.
   - Разве так важно? - удивился я.
   - Здесь любое слово может оказаться важным, - ответил Александр. - Уж мне-то поверь. Я живу в этом улее с самого рождения.
   - Неужели считаешь, царь в ближайшее время собирается начать войну с Азией, о которой так мечтает Эллада? - снова спросил я. - Нам в ней не победить. Мы слишком слабы.
   - Одни - наверное, но Эллада ведь нам поможет, - сказал Александр.
   Он сам себя хотел в том убедить.
   Леоннат засмеялся:
   - Эллада? Она мечтает и нас поработить. Персия, где, по слухам, зарыты несметные богатства, и подавно. А Эллада спит и зрит себя во главе мира. Мы для них так, рабы, варвары. Нет, Александр, Гефестион прав. В борьбе с Азией мы бессильны. Твоему отцу вряд ли суждено утвердиться в союзе.
   - Тогда это сделаю я! - воскликнул Александр.
   Я и Леоннат переглянулись. Последний хмыкнул:
   - Ну что ж, попробуй.
   - Не веришь мне? - обиделся царевич.
   - Не совсем, - Леоннат поправил чуть вьющиеся от природы волосы.
   Я бросил на него быстрый взгляд, повернулся к Александру и взял за плечи:
   - Не слушай его и запомни, всё, что ты задумаешь, сможешь сделать, ибо ты - Александр. Даже твои самые дерзкие мечты станут явью.
   - Откуда такая уверенность, Гефестион? - спросил Леоннат. - Ты теперь оракул?
   - Хотелось бы знать своё будущее наперёд, да вряд ли возможно для кого-то из смертных, - вздохнул я. - А я не бог и не его потомок.
   При этих словах я вновь посмотрел на улыбнувшегося мне Александра.
   Конечно, мы и не подозревали тогда, что скоро покинем столицу и отправимся в первое совместное путешествие, пусть и не в чужую страну. Ехать куда-то вместе с друзьями здорово.
   Мы покинули конюшню и во дворе встретились с царицей Олимпиадой. Александр очень обрадовался. Он всегда любил её больше отца.
   - Мама! - крикнул он и бросился Олимпиаде на шею.
   Гордая эпирка засмеялась и расцеловала его лицо, несмотря, что вокруг находились люди. Будь рядом Филипп, он бы наверняка рассердился и отослал Александра в мегарон. Он считал, женщины убивают в мужчинах сущность, делая их слабаками и подобными себе, и Александр должен как можно меньше общаться с матерью, если хочет вырасти истинным македонянином. Он был авторитарной личностью и своей некоторой тиранией подавлял сына, в гинекее дворца привыкшего к полной свободе. Александру, равно как и мне, поначалу очень сложно было жить в мегароне, в детстве мы оба были слишком привязаны к матерям. А Александр, видя, как отец ругается с Олимпиадой, становился на её сторону. Именно потому он, повзрослев, долгие годы не признавал естественную любовь и не увлекался девами. В этом мы с ним похожи.
   Расскажу немного об Олимпиаде. Тонкие губы, достаточно большие карие глаза, высокий лоб... Чуть полноватая и не высокая, она старше моей матери на одиннадцать лет. На момент описываемых мною событий ей было уже тридцать восемь. Родом она из Эпира, области к юго-западу от Македонии, много лет назад присоединённой Филиппом, ставшим царём за три года до рождения Александра. Отец Олимпиады умер, когда она была совсем юной, её младший брат Александр не мог управлять страной в таком возрасте единолично. Власть захватил их дядя Арибба. Наследник эпирского трона и его сестра терпели всяческие унижения, хоть оба - представители молосского рода Эакидов, потомки Ахилла. Так продолжалось до тех пор, пока однажды Филипп на острове Самофракий не увидел Олимпиаду. Они искренне, пусть и не на долгий срок, полюбили друг друга. Олимпиада всё делает слишком: любит, ненавидит, мстит. Привыкшая опасаться за свою жизнь в Эпире, она и в Македонии чуть ли не в каждом человеке видела врага. К несчастью, излишняя мнительность потом передалось и её сыну.
   - Мне нужно поговорить с тобой о твоей учёбе, - Олимпиада убрала волосы со лба  недовольно поморщившегося Александра. - Да, да, и не спорь. Распрощайся с друзьями - и идём.
   - Но я хотел погулять ещё с Леоннатом и Гефестионом, - возразил Александр.
   - Разве они куда-то уезжают? - Олимпиада приподняла брови.
   - Нет... - пробормотал Александр.
   - Тогда ты увидишь их позже, - не желала уступать властная царица. - Идём, Александр. Это важно.
   Тот вздохнул и вернулся к нам. Я опустил голову, стало очень грустно. С Александром мне прекрасно, и не было желания расставаться. Однако я привык к разлукам, ведь во дворце не жил.
   - Простите, надо идти, - произнёс Александр виновато. - Мы обязательно встретимся позже... завтра. Обещаю!
   - Конечно! - Леоннат улыбнулся и хлопнул его по плечу. - Счастливо! Гефестион, я подожду тебя.
   Он зашагал прочь. Я провожал друга глазами.
   Александр развернул меня лицом к себе, крепко обнял и прошептал:
   - Не обижайся, прошу. Я не думал, что всё так получится.
   - Ничего страшного, - ответил я как можно веселее. - Время промчится быстро. Гелиос вновь осветит землю, и тогда... тогда я приду к тебе.
   - Ты самый лучший друг, - сказал Александр.
   А время текло как назло медленно. Я не знал, чем заняться, лишь бы успокоить тоску.
   Филипп же мечтал о новых победах, о главенстве над Элладой. Нас, мальчишек, он не посвящал в свои планы, даже Александра. Ближайшее окружение составляли Парменион, Клит, Алкимах, Аттал, впоследствии ставший родственником, и пишущий труды Антипатр. Последний, если так можно выразиться, сотворил "Иллирийские подвиги Пердикки". Нет, не моего друга, а царя и брата Филиппа.
   Именно с этими людьми Филипп делился замыслами.
   Во дворе находился мой наставник. Я медленно подошёл к нему, и он приобнял меня за плечи:
   - Идём домой?
   Я молча кивнул и побрёл по выложенному цветными плитками двору к выходу, где ждал Леннат, а затем, обернувшись, в последний раз в тот день посмотрел в спину удаляющемуся Александру.

   Оказалось, государь посылал письмо мудрецу и ученику Платона Аристотелю, приглашая стать нашим учителем. Тот согласился. Родом он из города Стагира во Фракии, из семьи лекаря Никомаха, служившему македонскому царю Аминте, не один год жил в Элладе. Филипп видел во мне, Леоннате и ещё наших двоих друзьях, младшем брате Антигона Марсие и сыне Пармениона Никаноре, будущее страны. Почётно. Но я всё равно не соглашался быть его телохранителем, в то время как Леоннат ужасно гордился, что скоро будет защищать Филиппа от любой опасности. Нет уж, служение не для меня. Сам люблю командовать.
   Мне исполнилось тринадцать. Я уже попрощался с учителем и теперь шёл к матери в её спальню весь в предкушении путешествия. Я покидал Пеллу, и мир открывался предо мной во всей удивительной красе. Голова кружилась при одной мысли о том, что я могу увидеть за пределами родного города.
   Я нашёл маму на балконе и приблизился, хотел обнять, да передумал, посчитав детской глупостью, став взрослее и заодно жёстче, ибо постепенно превращался в истинного воина.
   Мать услышала мои шаги, быстро вытерла глаза и, обернувшись, выдавила из себя улыбку. Лицо её, ещё такое молодое, было мокрым от слёз.
   - Мама... - только и сумел произнести я.
   Она порывисто обняла меня и заплакала.
   - Ну, перестань, иначе я тоже разревусь! - я чуть отстранился. - Я ведь не навечно уезжаю, а всего-то на несколько лет, и к тому же, не в другую страну. Буду здесь, в Македонии, и ты сможешь приехать, когда захочешь.
   - Для матери даже стадия вдали от ребёнка мука, - мама взяла моё лицо в свои холодные от волнения ладони. - Став родителем, ты со мной, надеюсь, согласишься. А пока ребёнок ты, моё сердце не будет биться ровно. - Она глубоко вздохнула и вновь прижала меня к груди. - Ступай, сын мой, и помни, я люблю тебя, где бы ты ни находился. Я с тобой сердцем и разумом.
   - И я люблю тебя, - прошептал я. - Не бойся, я вернусь. Это просто учёба.
   Я опустился на колени и прижался губами к руке матери, вдруг поняв, как сильно обожаю её, тем не менее выбрал дорогу, а затем обхватил руками мамины колени и уткнулся в них лицом, представив, как она останется в большом доме, молодая и беззащитная. Я бросал её, чтобы стать мужчиной, и отец, смотря на меня с Олимпа, мною гордился. В детстве я не сомневался, он именно там, с богами.
   Мать погладила меня по длинным рыжим волосам:
   - Смотри, твой конь готов, стоит внизу и в нетерпении мотает головой. Если ты не спустишься, он умчится без тебя.
   Я рассмеялся, встал и взглянул на красивого породистого скакуна во дворе по кличке Гектор, повернулся к матери и прошептал:
   - До свидания...
   Не произнеся больше ни слова и не оглядываясь, я выбежал в коридор и помчался по нему к лестнице, а спустя несколько минут в сопровождении двух пеших слуг отправился во дворец, а оттуда уже - в город Миезу. Появилось страстное желание пустить коня в галоп и умчаться куда-нибудь - так хотелось узреть весь мир.
   Во дворце находился Кассандр. Мы друзьями так и не стали, но порой обменивалсь парой фраз, правда, временами сильно ссорились. Он подошёл к нам и ухмыльнулся, посмотрев на нас с царевичем.
   - Надо же, маменькины сынки наконец-то оторвались от женского подола! То-то ночью гроза была!
   - Помолчи, Кассандр! - вступился за нас Леоннат.
   - А что защищаешь ты их? - огрызнулся Кассандр. - Истину говорю. Они ведь как младенцы. Им надо титьку сосать.
   - Тебе сказали закрыть рот! - я толкнул его в грудь. - Так сделай это!
   Впервые в жизни я не ответил на грубость, а сам проявил её. Надоели насмешки Кассандра. Я по свой природе такой человек, который вряд ли промолчит на оскорбление, да ещё и незаслуженное.
   - Не указывай мне, ты никто, - Кассандр тоже пихнул меня. - Вообще не понимаю, как могли взять тебя? Твоя мать чужеземка, отец особой роли при дворе не играл. Должен поехать я! Интересно, что такого ты сделал, раз отправляешься в Миезу? Переспал с кем-то влиятельным? Может, с самой царицей? Она, говорят, в постели ураган. Скажи-ка, Гефестион, это так?
   Он сощурил глаза и в следующее мгновение отскочил назад, получив звонкую пощёчину от Александра. Я рванулся вперёд, но Леоннат удержал меня за плечи.
   И без того светлый от природы Александр совсем побледнел и тяжело дышал.
   - Ещё раз заикнёшься о моей матери, я тебе язык вырву голыми руками, - прорычал он. - И Гефестиона не трогай.
   - Любовь проснулась? - хмыкнул Кассандр, нисколько не испугавшись угрозы. - И не удивительно. Вы вечно вдвоём. Возможно, ночью вам друг с другом гораздо интереснее?
   - Ты доигрался, - я подскочил к нему и швырнул на каменный пол. - Проси прощения! Немедленно!
   - Не дождёшься... чужак, - сквозь зубы ответил Кассандр.
   Между нами завязалась борьба. Мы отчаянно лупили друг друга кулаками и даже ногами, стараясь одержать верх над противником. Я почти ненавидел Кассандра. Детская потасовка переросла в неприязнь. Мы и сейчас общаемся чуть ли не как враги.
   Нас всё-таки сумели разнять. Кассандр рвался ко мне:
   - Надеюсь, ты никогда не вернёшься! Тебе нет места здесь!
   Лицо моё горело от обиды и ярости.
   - Успокойся, Кассандр, - сказал Леоннат, загораживая меня собой. - Лучше уйди, пока не увели отсюда.
   - Что? - Кассандр высокомерно захохотал. - Забыл, кто отец мой? Он пальцами щёлкнет - и вас, а не меня, вышвырнут вон.
   - Не слишком ли ты возомнил о себе и своей семье? - воскликнул я. - Может, ещё скажешь, ты родственник какого-нибудь бога?
   - Есть с кого брать пример, - Кассандр бросил на царевича красноречивый взгляд. - Ведь так, Александр?
   Не знаю, что случилось бы дальше. Похоже, один из стражников счёл нужным позвать Филиппа. Мы не замечали царя, но вот Никанор, стоявший рядом с Александром, приложил палец к губам. Мы обернулись, и разговоры мигом смолкли.
   - В этом доме хоть один день можно провести без ругани? - грозно спросил Филипп. - Что произошло у вас?
   - Ничего, сами разберёмся, - проворчал Александр.
   Он со многими людьми, конечно, кроме меня, был скрытен, что не нравилось Филиппу, который хотел, чтоб сын делился с ним мыслями. А Александр, родившийся во дворце и собственными глазами наблюдавший за всевозможными разборками, не желал поверять их всем подряд. Десятки раз он становился свидетелем родительских ссор, и после них в душе у него царило смятение. Мой друг не знал, кому верить: любимой матери или суровому отцу. Эти воспоминания оставили свой отпечаток на его характере.
   - Вам пора, - сменил Филипп тему разговора.
   Александр кивнул и быстро проговорил:
   - Да, да. Мы и так задержались. Не наша в том вина.
   Он не обнял Филиппа, и не потому, что рядом были мы. Отца, в детстве боявшегося собственной матери Эвридики, он, несомненно, уважал, и всё. Смотря на них, я часто думал о папе и представлял, как бы мы общались.
   Мы покинули Пеллу в сопровождении вооружённых ксифосами гетайров. До Миезы было не так уж и далеко, тем не менее Филипп послал с нами отряд на случай, если грабители или осмелевшие эллины решатся напасть. Следом на кочках подпрыгивали повозки с одеждой и - куда без этого? - сладостями от Олимпиады, из-за коих совсем недавно Александр ссорился со своим дальним родственником из Эпира и учителем Леонидом. Тогда предметом их споров являлись личные, быстро улетучивавшиеся деньги царевича, ведь Александр обожает делать подарки. Уже в детстве он засыпал меня всякими красивыми вещицами. Некоторые из них стоили целое состояние по меркам небогатой тогда Македонии, только Александру было безразлично. Для него главное - увидеть радость в глазах того, кому он что-то дарит.
   Я ехал рядом с наследником и видел его хмурое лицо. Мы оба думали о Кассандре. Но я вскоре остыл, а Александр родолжал злиться.
   - Не думай о нём, - я потёр плечо. Тело болело после драки. На лице красовались пара ссадин. - Он не изменится. А жаль.
   - Постараюсь, - откликнулся Александр. - Уверен, получится, ведь рядом ты, мой лучший друг и брат.
   Я немного смутился и пробормотал:
   - Так, названый.
   - Когда-нибудь станешь родным, - сказал Александр. - Вдруг женишься на моей сестре Клеопатре?
   Я не успел ответить, ибо нас догнал Леоннат:
   - Скорей бы приехать! Уже не терпится взглянуть на Аристотеля.
   - Может, мы его видели, - сказал я. - Он ведь жил в Пелле.
   - Ага, когда нас и на свете не было, - хмыкнул Леоннат. - В последнее время, насколько известно, он жил в Митилене, куда Филипп посылал письмо в прошлом году. Хотя... - он заулыбался, - наверное, я знаю, какой наш новый учитель: старый, бородатый и толстый.
   - Почему именно такой? - удивился я.
   Леоннат пожал плечами.
   На самом деле Аристотель оказался совершенно иным. Ему был сорок один год. Крепкий и безбородый, он понравился мне с первой минуты и впоследствии стал моим самым любимым преподавателем, несмотря, что спустя много лет после окончания учёбы Александр и знаменитый мудрец превратятся чуть ли не во врагов. И виноват, вне всяких сомнений, племянник Аристотеля и его ученик, историк Каллисфен.
   - Рад, что едем вместе, - сказал я. - Учиться будет веселее.
   - О, ещё бы! - засмеялся Леоннат. - Что вы будете делать в первый день? Я обойду весь город.
   - Мы с тобой! - поддержал его Александр.
   Мы представляли себе последующие годы обучения и были уверены, осуществим все задумки и рано или поздно побываем в каждом городе мира. Жизнь казалась такой длинной и прекрасной, и в голове были одни только хорошие мысли. Да, вернуть бы сейчас то незабываемое время смеха, беззаботности и слепой веры в лучшее...

   Встретили очень хорошо. Иначе и быть не могло, ведь мы аристократы, а Александр, ко всему прочему, царевич. Мы смотрели по сторонам с открытым ртом, разглядывали людей, постройки, животных, будто раньше никогда не выходили на улицу.
   - Приветствуем вас, жители Миезы! - крикнул Александр, махая рукой.
   Марсий засмеялся:
   - Благодаря тебе наше прибытие не останется незамеченным. Ты так вопишь, будто мы победили Персию и главного врага - её царя Оха.
   - Артаксеркса, - поправил Леоннат.
   - Оха, - упрямо повторил Марсий. - Пусть он хоть какое тронное имя себе возьмёт, звать его Ох. Вот если б ты был правителем и назвался, например, каким-нибудь Агесилаем, в любом бы случае остался Леоннатом.
   - Тебя не переспоришь, - Леоннат покачал головой.
   - И не надо, - ответил Марсий. - Я прав.
   Вскоре мы прибыли в огромный красивый дом, где нам предстояло провести три последующих года жизни. Слуги отнесли сундуки с вещами в наши новые комнаты. Там стояли вазы с цветами, всевозможные статуэтки, мебель с резными ножками. К приезду хорошо подготовились. всё уютно обустроили, чтоб мы не тосковали по дому. Увы, грусть была неизбежна. Особенно по вечерам, когда, закончив дневные дела, устав после физических упражнений, мы предавались своим мыслям и мечтам, воспоминаниям о тех, кто остался в Пелле. Дети, мы не могли не скучать по родителям.
   В тот же день мы познакомились с Аристотелем. К счастью, он оказался не таким, каким его представлял Леоннат, и разговаривал с нами только на эллинском языке.
   - Хэрэтэ, агориа, - представился мудрец. Рядом стоял племянник и ученик Каллисфен, сын сестры. - То онома му инэ о Аристотелис. Тора имэ катигитис сас.
   - Хэрэтэ, - поздоровались мы.
   "Здравствуйте, мальчики. Меня зовут Аристотель. Теперь я ваш учитель".
   "Здравствуй".
   Я с широкой улыбкой переглянулся с Марсием, чувствуя себя настоящим героем. Думаю, друзья тоже.
   - Истэ о Александрос? - обратился к царевичу Аристотель. Тот от восторга сумел лишь кивнуть. - Харика пу сэ йнориса. Патера сас пи тин алитиа. Дэн истэ опос ки афтос.
   - И Тэи му эдосэ эна тэтои просопо, - пожал плечами Александр.
   "Ты Александр? Приятно познакомиться. Твой отец говорил правду. Ты не похож на него".
   "Боги подарили мне такое лицо".
   Аристотель усмехнулся и погладил его по голове:
   - И сира. Халаростэ мэхри аврьё. Та эхетэ тин авги тис тин.
   - О, йаты? - воскликнул Марсий. - Агапи мас йа ипно.
   - Эго тэло на истэ алитыни андрэс, - ответил Аристотель.
   "Ступайте. Отдохните до завтра. Вы встанете на заре".
   "О, почему? Мы любим спать".
   "Я хочу сделать из вас истинных мужчин".
   Он ушёл. Мы остались в зале и чуть помолчали. Никанор первым заговорил, отойдя к окну и выглянув во двор:
   - Этот Аристотель такой странный. Он вроде не македонянин и не эллин, а говорит по-эллински.
   - Мне вот совершенно безразлично, на каком языке он общается с нами, - сказал я. - Могу разговаривать свободно. Благо, оба родные. Меня расстроило другое - вставать придётся с первыми лучами солнца.
   - Мне не привыкать, - Александр приблизился к Никанору. - Леонид твердил, самый лучший завтрак - утренний бег. Надеюсь, Аристотель не будет морить голодом. - Он рассмеялся. - Ладно, идём! Мы же собирались осмотреть город.
   - Верно! - воскликнул Леоннат. - Нужно веселиться, пока есть возможность. С завтрашнего дня мы забудем, что такое отдых.
   Мы направились к дверям, которые открыл стражник.
   - И почему нельзя равномерно совмещать труд и отдых? - вздохнул Марсий. - Мы не воины. Нам незачем поднимать так рано.
   - Друг мой Марсий, не ворчи, - улыбнулся Леоннат, обняв его за плечи. - Ты будущий воин.
   - Нет, я им не стану, - возразил Марсий.
   Он вырос учёным. Мои письма к нему помогли в тяжёлом деле написания всяких трудов, в том числе и о войне Македонии и Эллады с Персией и о деяниях Александра.

   Мы долго бродили по Миезе, сбегая от сопровождавшего нас слуги и считая себя совершенно взрослыми для няньки. Аристократы всегда гордые, мы не исключение. Счастливые и уставшие, вдоволь перед сном надышавшиеся свежего воздуха, мы после заката вернулись в дом и лишь тогда до конца поняли, что покинули столицу не на один день. Я подошёл к окну и стал смотреть на засыпающий город, но видел Пеллу. Даже показалось, я слышу голос матери:
   - Гефестион.
   Я обернулся, только вместо мамы в покоях находилась молодая служанка. Она-то и звала меня.
   А разочарование было таким сильным, пробуждение от грёз резким, что я закусил губу. Девушка быстро приблизилась ко мне и, положив руку на плечо, заглянула в глаза.
   - Что случилось? - с участием спросила она. - Скучаешь по семье, да?
   - Немного, - пробормотал я.
   Служанка обняла меня:
   - Зато вернёшься ты сильным умным человеком, и царь, возможно, станет привлекать тебя к государственным делам.
   - Да уж, - усмехнулся я. - Не представляю себя политиком. Кстати, ты знаешь моё имя, я твоё нет. Как зовут тебя?
   - Аполлинара, - последовал ответ.
   Я рассмеялся:
   - Мы оба посвящённые, и души наши принадлежат богам. Твоя Аполлону, моя - Гефесту. Наверное, мы не зря познакомились.
   - Возможно, - улыбнулась Аполлинара, чуть склонив на бок голову.
   Подруга была старше на десять лет. Нет, я с ней вовсе не спал и вообще оставался девственником до совершеннолетия, то есть до того момента, пока в шестнадцать вместе с друзьями не вернулся в Пеллу. Меня не смущала разница в возрасте между мной и Аполлинарой. Не интересовало, что она рабыня. Три незабываемых года моей жизни она была мне сестрой, скрашивала вечера, особенно зимой, когда портилась погода. Я рад, что встретил её.

   - Сас аскусан йерографиа мэхри симэра? - спросил Аристотель, собрав нас во дворе дома следующим утром.
   - Нэ, лиго, - ответил я.
   - Эфгэ карта? - снова задал вопрос учитель.
   "Вы занимались географией до сегодня?"
   "Да, немного".
   "А делали карты?"
   Леоннат покачал головой. Я переглянулся с Никанором и Марсием. География мне нравилась, я и сейчас обожаю слушать рассказы о местах, где ещё не был. Я догадывался, чем мы займёмся в ближайшее время, и улыбался, ибо занятие оказалось не таким уж и простым, как думал поначалу.
   - Сти синэхиа, на тимастэ Эллади, тотэ миламэ йа хорэс тис Анатоликис: Эгиптос, Асиа, Индиа, - продолжил Аристотель. - Поллес хорэс стон космо.
   "Тогда вспомним Элладу, затем поговорим о восточных странах: Египте, Азие, Индии. Государств в мире много".
   - Здорово! - воскликнул Леоннат, поёрзав на траве, и хлопнул в ладоши. - Уже предвкушаю какой-нибудь захватывающий рассказ про дикарей.
   Никанор рассмеялся. Аристотель строго посмотрел на них и начал повествование об Элладе, хотя мы и так знали о ней хорошо.
   - Слушай, а ты бы где хотел побывать? - наклонившись ко мне, прошептал Леоннат.
   - Всюду, это точно! - кивнул я.
   - О Леоннатос кэ о Ифэстина, исос, боритэ на питэ схетика мэ тин Эллада? - прервал нас Аристотель.
   - О, фисика! - ответил Леоннат и встал. Я засмеялся. - Алла мас эндиафэри стин Асиа. Та агонистумэ эки.
   - Кала, - согласился Аристотель.
   "Леоннат и Гефестион, может быть, вы расскажете об Элладе?"
   "О, конечно! Но мы интересуемся Азией. Нам воевать там"
   "Хорошо".
   Повествование о Персии длилось около часа. Хотелось есть. Завтраком для нас служили кусок хлеба и килик холодной воды. Мы не видели смысла попросить что-нибудь ещё, ибо Аристотель решил во всём следовать эллинским обычаям, в том числе и в питании - скудные завтрак и обед и плотный ужин. Учиться на свежем воздухе было гораздо лучше, чем в каком-нибудь зале. Правда, пение птиц и шелест листвы временами отвлекали. Наконец, мы встали. Я потянулся, надеясь, смогу отдохнуть. Никогда не любил долго заниматься одним делом.
   Увы, ошибся. После географии наступил урок скучной арифметики. К счастью, затем Аристотель отпустил нас:
   - Халаростэ акоми то лиго. Сти синэхиа та синэхисумэ.
   - Сас эфхаристо, даскалос, - поблагодарил Александр.
   "Пока отдохните чуток. Потом продолжим".
   "Спасибо, учитель".
   Мы зашагали по тропинке, и правда, как обещал вчера Аристотель, поднявшись на рассвете, а до полудня было ещё далеко. У меня слипались глаза. Леоннат обнял меня за плечи.
   - Может, пойдём вздремнём? - предложил он.
   - Думаешь, успеем? - хмыкнул я. - Сомневаюсь, что Аристотель отпустил нас до следующего утра. Хотя... я бы не отказался поспать.
   - Со мной? - голубые газа Леонната заблестели.
   - Ха, размечтался! - я пихнул его локтём в бок. - Мне и одному неплохо.
   Нас догнал Марсий:
   - Ну, и как вам первый день занятий?
   Леоннат пожал плечами:
   - Нормально. Признаться, ничего нового для себя я не открыл.
   - Умник! - я улыбнулся. - Почему ж тогда нас не учишь ты?
   - Милый мой Гефестион, если я начну учить тебя тому, что знаю сам, меня за то вряд ли похвалят, - сказал Леоннат. - А отдохнуть всё-таки стоит, да и поесть тоже.
   - Идём, - сказал я. - Знаю, кто нас покормит.
   В доме я отыскал Аполлинару и попросил её дать нам свежего молока и сладостей. Служанка, многим рискуя, принесла нам еду в маленькую комнатку, где никто не жил, и мои товарищи стали запихивать в рот всё подряд. Аполлинара улыбнулась мне и погладила по голове. Я разумел, что не должен был так поступать. Нас могли поймать. Тогда Аполлинару ждало бы наказание. Но голод нарастал.
   - Да, тяжело вам будет поначалу, - сказала Аполлинара. - Дома вы привыкли делать что хотите, а тут нужно подчиняться суровым, почти военным законам.
   - Надо привыкать к походным условиям, - я сделал несколько глотков из кубка. - Спасибо тебе.
   - Рада помочь, - сказала Аполлинара и поцеловала меня в лоб.
   Она ушла.
   - Ты любишь её? - Александр проводил рабыню взглядом.
   - Нет, с чего ты взял? - удивился я.
   - Она поцеловала тебя, - сказал Александр.
   Я уставился на него и вскинул брови. Леоннат, Марсий и Никанор, увлечённые поеданием вкусностей, не обращали на нас внимания.
   - Мне показалось, или я действительно слышу в твоём голосе ревность? - сказал я. - Александр, ты что? Мы же друзья, и я, конечно, люблю тебя и никогда не брошу. Помни.
   - Когда-нибудь ты женишься и оставишь меня, - Александр надул губы.
   - Когда-нибудь - не завтра и даже не в следующем году, - ответил я. - Если такое и случится, не раньше, чем спустя лет десять. В ближайшее время не о чем беспокоиться. - Я обнял его. - Я с тобой, что бы ты ни задумал и куда бы ни отправился. Ты не должен сомневаться в искренности моих чувств к тебе. Видишь, я здесь. Разве это ни о чём не говорит?
   - Прости, - вздохнул Александр. - Ты знаешь, как я дорожу нашей дружбой. Понимаю, эгоистично, но хочу, чтобы ты был только со мной.
   - Так и будет, уверяю тебя, - откликнулся я. - А об Аполлинаре не думай. Она просто рабыня.
   - Мальчики! - послышался женский голос из коридора. - Мальчики!
   Мы переглянулись.
   - Это Аполлинара! - воскликнул я. - Что-то случилось! Убирайте всё скорее. Она не одна.
   - Как узнал? - спросил Леоннат.
   - Шагов слишком много, - ответил за меня Никанор.
   Я кивнул. Марсий и Леоннат быстро спрятали кубки, кувшин с молоком и поднос со сладостями за кресло.
   В комнату вошли Аполлинара и ещё одна служанка, старая и полная. Марсий вытирал с губ молоко. Другая служанка внимательно оглядела нас и строго спросила, будто мы совершили что-то дурное:
   - Что вы делаете тут?
   - Ничего, - ответил Леоннат.
   - Неужели нам нельзя быть там, где мы хотим? - Александр вскинул голову. - Мы не в изгнании и имеем право ходить, где вздумается.
   Старуха немного помолчала и заговорила снова:
   - Вас зовёт в сад Аристотель. Пора продолжать занятия.
   - Тьфу ты! - Леоннат поморщился.
   - Да ладно, Леоннат, идём, - сказал Марсий. - Мне, например, очень интересно слушать Аристотеля. Он мудрый человек, несмотря, что ему и пятидесяти-то нет.
   - Ну, ещё бы! - насмешливо откликнулся Леоннат. - Тебе нравится всё. Ты любознательный слишком. Может, тогда поучишься за нас?
   - Нет уж, - засмеялся Марсий.
   Они, Александр и Никанор вышли следом за старой рабыней. Ко мне приблизилась Аполлинара и тихо произнесла:
   - Я сделала вид, тоже ищу вас. Не могла же я выдать таких милых детей и особенно тебя, моего любимца. А теперь догоняй друзей. Я унесу сладости в твою комнату, и вечером ты их доешь.
   - Тебе не попадёт, что ты кормишь нас тайком ото всех? - спросил я.
   - О, не бойся за меня, Гефестион, - ответила Аполлинара. - Никто ничего не узнает. Это будет наш общий секрет.
   - Если так, тогда я спокоен, - сказал я. - И... спасибо. Ты настоящая подруга! Так здорово знать, что ты кому-то нужен.
   В коридоре я соединился с остальными.
   Женщина отвела нас во двор, где ждал Аристотель. Мудрец сидел на скамье в задумчивости, позабыв о лежавших на его коленях свитках,, заметил нас и поднял голову. Он не разозлился, что мы задержались, жестом пригласил на траву и показал нам книгу.
   - И "Илиада", - сказал Аристотель. - Истэ эксикиомэни мэ то пройон?
   - Нэ, эхо диабаси о Александрос, - ответил я.
   - Му даскала му дидаксэ кала, - добавил Марсий. - Афто инэ мегало пиима.
   - Миламэ йа ироэс? - спросил Аристотель.
   - Нэ, нэ! - воскликнул Марсий.
   "Это "Илиада". Вы знакомы уже с произведением?"
   "Да, мне его читал Александр".
   "А мне мой учитель. Прекрасная поэма".
   "Поговорим о её героях?"
   "Да, да!"
   Я перевёл взгляд с Аристотеля на Александра. Помню, как плакал, когда царевич читал о гибели Патрокла, одного из моих любимых героев. Кажется, до сих пор слышу его дрожащий от грусти голос:

      ...И вот, Патрокл, твоей жизни конец наступил.
      Противником твоим Аполлон по полю брани шёл быстро,
      Грозный. Не узнал он бога в сиянии,
      Что, мраком одетый, бессмертный навстречу шагал.
      Встал позади и ударил в спину и широкие плечи
      Сильной рукой - и стемнело в глазах у Патрокла...

   Александр с улыбкой посмотрел на меня.
   - Гнорисэте, о Ахиллэс инэ ту о Омиру агапимэно ироас, - сказал Леоннат, когда Аристотель замолчал.
   - Йаты инэ тосо апофасисатэ? - удивился Александр.
   - Эпиди имэ палеотэра, - Леоннат гордо распрямил плечи, - кэ ксэро.
   - Даскалос, инэ алитыа? - поинтересовался Марсий.
   "Вы знаете, Ахилл любимый герой Гомера".
   "Почему ты так решил?"
   "Ибо я старший и знаю".
   "Учитель, правда?"
   Мужчина молча кивнул. Я на минуту погрузился в раздумья и затем повернулся к Александру, чьё лицо сияло.
   - Получается, мы с Гомером похожи, - сказал друг. - И я обожаю Ахилла. Они с Патроклом самые храбрые воины.
   - А как же Парис? - заспорил я. - По-моему, он тоже отважный, раз рискнул похитить Елену. На подобный поступок осмелится пойти не каждый человек. Тем более Парис осознавал, его может ждать наказание, и всё равно отправился в страну Менелая.
   - Тебе нравится Парис, вот ты и говоришь так, - сказал Александр.
   - Агориа, агориа, диаскони, - Аристотель поднял вверх правую руку. - Дэн имастэ омилитэс.
   - Акоми, - хмыкнул Леоннат и повернулся ко мне. - Нэ, о Ифэстина?
   "Мальчик, мальчики, перестаньте. Мы же не ораторы".
   "Пока нет. Да, Гефестион?"
    Я кивнул.
   Думаю, бессмысленно пересказывать подробно весь день. Мы только привыкали к Аристотелю, он - к нам. Узнали немало удивительного, что, несомненно, помогло в жизни, в поисках себя. Я горжусь обучением именно у Аристотеля. Сейчас он очень знаменит, и труды его читают во всей Элладе. Для меня честь провести в Миезе три года, где я познал, что такое любовь, хотя она и принесла мне немало боли и слёз.
   - Лично мне Елена кажется настоящей порочной женщиной, - сказал Леоннат. - И обладала она не самой удивительной красотой в мире, просто магическим притяжением, будучи дочерью Зевса. Потому её не любили искренне, а вожделели. Верно, Гефестион?
   - Да, - согласился я.
   Никанор удивлённо посмотрел на нас. Видимо, ни он, ни остальные не ожидали, что Леоннат так часто будет искать подтверждение собственным словам у меня.
   Аристотель, несомненно, понимал македонский, тем не менее, продолжал общаться с нами по-эллински, потому спросил:
   - И как бы ты поступил на месте Менелая, Леоннат? Не стал бы жениться на ней?
   - Нет, я бы женился, но заточил бы Елену во дворце и выбрал себе второй женой деву приличнее, - ответил друг.
   - Интересно... - как-то мрачно пробормотал Александр.
   Я окинул взглядом друзей, обхватив колени руками, и улыбнулся. Было так здорово сидеть рядом с ними и впитывать в себя знания веков. Мы свободно разговаривали на любую тему, и порой даже не хотелось вечером расходиться. Жаль, мало отдыхали. Привыкнув к свободе в Пелле, мы не сразу признали свою новую жизнь.
   - О Аристотелис, пистэете сти та сибэ мэ о Ахиллэ, эан дэн ихэ пэтанэ? - спросил Александр.
   "Аристотель, как считаешь, что случилось бы с Ахиллом, если бы он не погиб?"
   Аристотель задумался и потёр подбородок. Я заметил, как напрягся Александр. Никанор тоже немного подался вперёд. "Илиада", по-моему, самое великое творение поэзии на сегодняшний день, нас, мальчишек, мечтающих о подвигах, восхитила и оставила в детских восприимчивых душах неизгладимый след.
   - Мегали мира анамэнонтэ тон, - ответил мудрец. - Алла тора ламбанэ тэси ту о Александрос. Эго ксэро.
   - О Александрос? - удивлённо переспросил Марсий. - Йаты?
   - Эци и тэи апофасисэ на, - ответил Аристотель.
   "Великая судьба ждала бы его. Но теперь место займёт Александр. Знаю".
   "Александр? Почему?"
   "Так решили боги".
   Я был с ним полностью согласен уже тогда. Если в этом мире и есть человек, способный поставить его на колени, то лишь Александр. Сейчас так оно и есть. Впрочем, о наших первых победах потом. До них ещё года, а пока нам же всего-то по тринадцать лет, и мало интересовало, что случится впереди. Жаль, ибо в будущем ждали трудности, и ко многим мы не были готовы.
   После урока поэзии мы занялись ботаникой. Она была мне не так интересна, и я почти не слушал Аристотеля, в отличие от Александра, который, кстати, никогда не стремился быть первым в учёбе. Ко всему прочему меня часто отвлекал Леоннат, отчего Аристотель делал замечания.
   Я смотрел сквозь ветви деревьев на голубое небо, прорезанное кое-где тоненькими облаками, наслаждался дуновениями ветерка и пением птиц и представлял себя на месте Патрокла, искренне жалея его. Он умер в расцвете лет, наверняка так и не успев добиться всего, что хотел осуществить. Герою просто не хватило времени. Надеюсь, ко мне боги будут благосклоннее, ведь замыслов-то у меня много.


         Глава III
      Неприятное ночное приключение

   Зимой, несколько месяцев спустя после того, как мы прибыли в Миезу, Александру доставили послание от Филиппа, потерявшего глаз в одной из битв, когда царевичу было два года. Царь писал, собирается подыскать Клеопатре, своей дочери от Олимпиады, достойного жениха, и, возможно, его выбор падёт на брата царицы, что вот-вот взойдёт на престол Эпира. Не скажу, что мой друг пришёл в восторг от этой вести. Несомненно, он любил Клеопатру и потому не хотел, дабы её мужем стал их дядя. В будущем он не понимал персидского царя Кодомана, женившегося на сестре.
   Угрюмый Александр встретился с нами вечером и пересказал содержание послания.
   - Говоришь так, будто боишься, у Клеопатры родится сын, и он будет претендовать на трон, - сказал Леоннат, не спеша обходя лужу в долине за городом и смотря себе под ноги.
   - У меня и без того соперников двое, - буркнул Александр.
   - Каран и особенно Арридей? - засмеялся Леоннат. - Нет, Александр, уверен, они для тебя угрозы не представляют. Арридей вообще дурачок, и твой отец никогда не сделает его преемником. А Каран считается ублюдком. Беспокоиться не о чем. - Он похлопал Александра по плечу и ухмыльнулся. - Лет через двадцать на престол Македонии взойдёшь ты.
   - Двадцать? - воскликнул Александр и состроил смешную рожицу. - Слишком долго ждать.
   Я не удержался от смеха. Александр посмотрел на меня, нисколько не обидевшись, и его губы тронула лёгкая и чуть печальная улыбка. Он покачал головой:
   - Дело вовсе не в моих... э... братьях, даже не в будущих детях Клеопатры. Просто я всегда думал, её мужем станет кто-то из вас... человек, хорошо мне знакомый. А дядю я никогда не видел. Вдруг он станет обижать Клеопатру, обращаться с ней, как с рабыней? Я тогда лично приеду в Эпир и расправлюсь с ним, несмотря на то, что он мой близкий родственник.
   - По крайней мере отец сообщил тебе и радостную весть, - сказал Никанор. - Он подписал мирный договор с Охом. Из этого что-нибудь стоящее да выйдет.
   - Сомневаюсь, - Александр покачал головой. - Мы все хорошо знаем персов. Они бывали посольствами в Пелле. Их хлебом не корми, дай только повоевать с ними. - Он немного помолчал. - Хотел бы я покорить их в отместку за то, что их предки сделали с нашими.
   - Твой гнев благороден, Александр, - сказал Леоннат. - Тем не менее, ты понимаешь сам, твой отец вряд ли позволит тебе вместо него стать главнокомандующим союзного войска и забрать его победу.
   Он сделал ударение на слове "его". Я с удивлением посмотрел на него:
   - О чём ты, Леоннат?
   - Пока жив Филипп, Александру, как утверждает Аристотель, не стать вторым Ахиллом, - ответил Леоннат, нахмурившись.
   Теперь так странно вспоминать тот разговор. Никто из нас не был причастен к убийству Филиппа во время празднования бракосочетания Клеопатры и её дяди Александра в Эгах, древней столице Македонии. И я не знаю, почему тогда мы говорили о его кончине, что лишь без отца Александр сможет добиться всего. Спустя каких-нибудь семь лет наши слова вдруг стали явью.
   - Давайте поговорим о чём-нибудь весёлом, - попросил Марсий. - Смерть, война... Это не моё.
   - Конечно, ты же у нас учёный! - Леоннат шутливо пихнул его в плечо и щёлкнул пальцами. - Слушай, Марсий, раз тебе это всё так нравится, может, ты тогда напишешь о нас труд?
   - Может быть, - уклончиво ответил Марсий.
   Я остановился и обернулся, смотря на Миезу. Мы отошли от неё всего стадий на пять. Александр тоже замер рядом со мной.
   - Хочешь вернуться? - спросил он негромко. Я покачал головой. - В любом случае придётся. Но, должен сказать, мне нравится здесь. Спокойно. Не то что дома. Никто не ругается, не бьёт вазы и статуэтки, не спорит, как нужно меня воспитывать.
   Он вздохнул. Я поднял на него глаза:
   - Скучаешь по родителям?
   - По матери - да, по отцу... не знаю, - признался Александр. - Иногда мне кажется, он ненавидит меня, потому что я... сын его жены. А всем известно, что он её больше не любит. Они такие глупые. Разве не видят, что мне больно от их вечных ссор? Я разрываюсь между ними. Отец говорит: "Не слушай мать. Она женщина, зло". Мама же твердит иное: "Ты потомок бога, а отец хочет сбить тебя с истинного пути". Я вконец запутался, Гефестион. Родители заняты войной друг с другом.  Я для них и цель, и оружие... будто трофей.
   - Да, они оба поступают неправильно, - я кивнул головой в знак согласия. - Рано или поздно они это осознают.
   - Боюсь, уже не поможет, - пробормотал Александр.
   Лишь тогда он заметил, что возле нас стоят друзья, и в его больших тёмных глазах промелькнуло что-то вроде растерянности. Я подумал, он, наверное, не хотел, чтобы его слышал кто-то ещё помимо меня. Он всегда был очень скрытен.
   - Идём назад, - нарочито небрежно бросил Александр. - Поздно.
   Он решительным шагом направился в сторону Миезы. Мы последовали за ним. Я зябко повёл плечами. Время было совсем позднее. Дул северный ветер, на небе зажигались звёзды, и долговязые чёрные тени водили таинственный хоровод. Смотря по сторонам, я не мог избавится от ощущения, что я - путешественник и нахожусь в сказочных краях. Я вздохнул полной грудью и распрямил плечи. Александр шёл справа от меня, и наши руки случайно соприкоснулись. По моей спине пронеслась дрожь. Я опустил голову, а затем поднял её и улыбнулся Александру. Царевич ответил тем же. Рядом шагал Леоннат. Я перевёл взгляд на него. Видимо, он заметил моё смущение от прикосновения к Александру, но счёл нужным промолчать.
   По моим подсчётам, примерно через две четверти часа мы добрались до города. Я вспомнил, что обещал зайти к одному мальчику по имени Филиск, сыну местного аристократа, с которым подружился сразу после прибытия в Миезу, и, остановившись посреди дороги, повенулся к спутникам:
   - Идите дальше без меня. Я скоро приду. Если кто-то вдруг спросит, соврите что-нибудь.
   - Куда ты? - взволнованно спросил Александр.
   - К Филиску, - ответил я, ужасно довольный, что обо мне беспокоятся. - Я ненадолго.
   - Плохая затея, Гефестион, - попытался отговорить меня Леоннат. - Посмотри, как темно. Филиск подождёт, ничего страшного. А завтра ты сходишь к нему.
   - Тем более Аристотель обещал пораньше закончить занятия, - добавил Никанор.
   - Нет, - возразил я.
   - Упрямец! - воскликнул Леоннат и крепко обнял меня, словно мы надолго прощались. - Будь осторожен и старайся идти там, где горят факелы. В тени прячутся преступники.
   - Не строй из себя няньку! - засмеялся я.
   - Тогда ты пропадёшь, - пошутил Леоннат.
   Я высвободился из его объятий и шагнул в сторону, как раздался встревоженный голос Александра:
   - Давай мы сходим с тобой.
   - Не стоит, - я обернулся. - Всё будет хорошо.
   Попрощавшись с ним и остальными, я поспешил по дороге и представить не мог, что на первый взгляд безобидная прогулка чуть ли не обернётся несчастьем. Я услышал слова Леонната:
   - Зря мы отпустили его, да ещё и одного.
   Я не остановился и вскоре свернул за угол какого-то сарая. Нигде не горело ни огонька, отчего было не по себе. Я начал жалеть, что не послушался друзей, однако всё равно продолжал идти, стараясь ступать как можно бесшумнее.
   И тут из тени постройки за моей спиной кто-то выскочил, схватил меня, зажав одной рукой рот, и поволок за собой в темноту. Послышался хохот. Смеялись двое. Я попытался закричать и вырваться. Ни то, ни другое сделать не получилось. Сердце едва не вырывалось наружу, а от паники закружилась голова. Я не знал, как быть. В сознании промелькнула мысль, что меня, наверное, сейчас убьют, но участь ждала более худшая. Я понял это спустя бесконечную минуту и, очутившись в сарае, где горел воткнутый в кольцо на стене факел, первым делом осмотрелся. Один из мужчин продолжал крепко держать меня, другой с ухмылкой приближался. Обоим было уже лет за тридцать. Я пихнул со всей силы стоявшего за мной мужчину локтём в живот и, когда тот от неожиданности с руганью отступил назад, бросился к двери. В следующее мгновение звонкая и невероятно больная пощёчина сбила с ног. Я поморщился, отполз к стене и воскликнул как можно более твёрдым голосом:
   - Не смейте меня трогать! Я закричу!
   Я догадывался, что угроза не подействует, и оказался прав. Незнакомцы во всё горло засмеялись.
   - Да ори сколько влезет, - сказал один из них. - Так даже интереснее.
   То, что происходило дальше, было словно полуночный кошмар. Каким-то чудом я сумел всё-таки вырваться из плена и добежать до Нимфейона, не обращая внимания на порванный хитон и ссадину на щеке, дрожа всем телом и рыдая.
   На крылечке я споткнулся, упал на колени и не сразу почувствовал боль, а затем с тихим стоном поднялся на ноги и стал кулаком стучать по двери.
   - Откройте, умоляю... умоляю... - шептал я.
   Казалось, что за мной гонятся. Без сил я сполз снова вниз, ничего не слыша из-за сердцебиения, и уткнулся в левое колено. Дверь наконец открыли. В глаза ударил с непрвычки после темноты яркий свет факела. Кто-то поднял меня и завёл внутрь. Сквозь пелену слёз я посмотрел на  причитавших слуг. Среди них была и Аполлинара. К нам спешил Аристотель.
   - О Ифэстина, ты синэви? - обеспокоенно спросил он, беря меня за плечи. - Пу исун?
   - Эго... эго мин ксэро... - пробормотал я. - Эпитэтике кэ ламбанонтэ капу кэ... кэ та итэла на...
   - Энтакси, тора то брумэ, - сказал Аристотель. - Ирэмисо... Эй, фэри сто доматьо ту эна сэсто йала кэ пэрицотэлэс дэрма!
   "Гефестион, что произошло? Где ты был?"
   "Я... я не знаю... На меня напали, куда-то затащили и... и хотели..."
   "Ладно, сейчас разберёмся. Только успокойся... Эй, принесите в его комнату тёплого молока и медвежью шкуру!"
   Двое слуг бросились исполнять приказание. Аристотель велел всем расходиться и повёл меня в спальню. В коридоре мы встретили моих друзей. Босые, по нашему и эллинскому обычаю, они кинулись ко мне и наперебой стали задавать вопросы. Я их не слушал и захлёбывался слезами. Александр взял меня за плечи, развернул к себе и осторожно прикоснулся к щеке. И без того бледное от природы лицо совсем побелело от ярости.
   - Кто сделал это? - прорычал он. - Я убью его!
   Я покачал головой, лица мужчин не запомнив. Зато в душе надолго поселился страх.
   В покоях меня раздели, закутали в шкуру и покрывало и напоили молоком. Мне было противно его пить, только выбора не было. Я никак не мог успокоиться. Перед мысленным взором так и стояли те мужчины. Их искали, но безрезультатно.
   Друзья не отходили от меня ни на шаг, утешали, пытались развеселить. Конечно, я был благодарен им за поддержку, но желал остаться наедине со своими мыслями. Аристотель понял это, встал с края постели и обратился к ученикам:
   - Агориа, прэпи на истэ о Ифэстина. Та подья.
   - Охи, охи, даскалос, эпитрэпстэ му на параминэ! - воскликнул Александр. - Дэн тэло на фиги.
   - Та подья, - повторил Аристотель.
   "Мальчики, Гефестион должен отдохнуть. Идём".
   "Нет, нет, учитель, позволь мне остаться! Я не хочу уходить".
   "Идём".
   Он, Марсий и Никанор зашагали к дверям. Леоннат и Александр задержались. Последний вздохнул. По его лицу было ясно, подчиняться он не хочет. Александр сжал мою ладонь.
   - Всё будет хорошо, - шепнул он. - Я никогда не дам тебя в обиду. Ты веришь мне?
   Я молча кивнул головой, плохо видя от слёз. Глаза болели, и дышать нормально я не мог. К сожалению, тогда был первый раз, когда мне кто-то предлагал провести с ним ночь. Я всегда отвечал отказом.
   Леоннат положил руку мне на плечо.
   - Спокойной ночи, - сказал он. - Мы найдём этих ублюдков.
   Они тоже ушли. Я провёл по лицу руками, вытирая слёзы, и откинулся назад. Рыдания сильно утомили, и вскоре Морфей забрал меня в своё удивительное царство.
   На следующий день я проснулся, когда было уже очень светло, испугался, что проспал на занятия, и, откинув покрывало, подбежал к окну. Внизу по тропинке прогуливался Аристотель, по привычке заложив за спину руки и погрузившись в размышления.
   - О даскалос! - окликнул я Аристотеля. Тот поднял голову. - Кэ пу инэ та пэдиа?
   - Пигэна вритэ сас проти сто на катахронтэ, - ответил философ. - Стин эйтуса врика миа симэйоси апо о Леоннатос. Поли кала! Элпизо синтома эрхонтэ писо.
   "Учитель! А где ребята?"
   "Отправились на поиски твоих обидчиков. В спальне Леонната я нашёл записку. Молодцы! Надеюсь, скоро они вернутся".
   Я улыбнулся, ужасно гордясь, что у меня такие замечательные друзья. И хотя жестокая судьба разлучила нас с Марсием и Никанором, есть Александр и Леоннат, между которыми я порой разрываюсь.
   - Эан сас инэ итимэрос. Инэ кэрос на дэпнисэтэ, - сказал Аристотель.
   - Кэ ты йинэтэ мэ тис кладис? - спросил я. - Та ихун?
   - Охи, - ответил Аристотель. - Симэра боритэ на эхетэ эна иполипо.
   "Одевайся. Пора обедать".
   "А как же занятия? Они будут?"
   "Нет. Сегодня вы можете немного отдохнуть".
   Я был рад, что проведу день в свободном общении с друзьями, а не в разговорах на определённые темы, задаваемые Аристотелем. Несмотря, что учиться нам всем нравилось, правда, в разной степени, ни я, ни Александр и Леоннат не были особо прилежными учениками. Леоннат любил поболтать со мной, Александра больше интересовали успех в спортивных состязаниях и я, меня потом - он. Получается, за всех нас учился Марсий. Три года в Миезе ему очень помогли.
   Я оделся, спустился к Аристотелю и увидел друзей, был безумно рад встрече, словно разлука длилась не ночь, а намного дольше.
   - Гефестион! - крикнул Леоннат и, подбежав ко мне, обнял. - Как ты?
   - Спасибо, лучше, - ответил я.
   - Ты снова плакал? - с нами поравнялся Марсий. - У тебя красные глаза и такой усталый вид.
   - Это осталось ещё с недавнего приключения, - я махнул рукой.
   Никанор с виноватым лицом повернулся к Аристотелю:
   - О Аристотелус, дьятрэхумэ макриа, дэн динэ кати на сас. Эпомэни фора пу та сас досумэ сэ фими.
   - Элпизо тин эпомэни фора пу дэн та, - нахмурился Аристотель. - Врикатэ тус?
   - Охи... - вздохнул Никанор и посмотрел на меня. - Прости, Гефестион.
   "Аристотель, мы убежали, ничего тебе не сообщив. В следующий раз поставим тебя в известность".
   "Надеюсь, следующего раза не будет. Вы нашли их?"
   "Нет... "
   - То не ваша вина, - сказал я. - Сам виноват. Надо было быть внимательнее... и осторожнее... и слушаться. Я признаю свою ошибку. Жаль, уже поздно.
   Я мельком взглянул на Александра, надеясь, тот подойдёт ближе и скажет что-нибудь приятное, но он молча смотрел в сторону. Его губы были надуты, как всегда, когда он был чем-то недоволен. И это было его первое поражение в жизни.
   Аристотель погладил Александра по голове.
   - Браво сас, алитыа синодус, - сказал он. - Дэн сас пэтани сэ махи.
   - Эфхаристо, - пробормотал Александр.
   "Вы молодцы, истинные товарищи. С вами не пропадёшь в бою".
   "Спасибо".
   Аристотель вернулся в дом, а мы остались в саду и медленным шагом, желая, чтобы день не заканчивался, направились по тропинке вокруг дома. Никто из нас не проронил ни слова. Возможно, мы все думали об одном и том же. Шедший между мной и Марсием Леоннат вдруг остановился, взял меня за плечи и посморел прямо в глаза.
   - Теперь мы не отойдём от тебя ни на шаг... я. по крайней мере... и будем твоими личными телохранителями. - сказал он.
   - Слишком большая честь, - я сумел улыбнуться.
   - Для героя - нет, - возразил Леоннат. - А ты именно герой, раз сумел вырваться из лап мерзких насильников. Вот жалость, мы их не встретили. Я бы им лично оторвал...
   - Леоннат! - успел перебить его Марсий.
   - А что "Леоннат"? - воскликнул тот. - Гефестион мой лучший друг. Я за него любому глотку перегрызу, пусть все знают.
   К счастью, уже через неделю я и не вспоминал о неприятном происшествии и снова с головой погрузился в повседневные дела. Я должен был хорошо учиться, чтобы оправдать возложенные на меня Филиппом и мамой надежды. Несомненно, не все предметы давались мне легко, зато в некоторых я очень даже преуспел. В палестре нам с Александром по храбрости не было равных. Именно тогда Аристотель сказал Александру:
   "Ты завоюешь мир с твоей отвагой".
   И он оказался прав.


         Глава IV
      Первый день в палестре

   Рассказывая о прогулках по саду в обществе Аристотеля, я не могу не упомянуть о физических упражнениях, происходивших в палестре. Для этого нужно было полностью раздеватьяс, чтоб не мешала одежда, и преодолевать некоторое стеснение. Помню день, когда мы впервые пришли в палестру. Под ногами шуршал песок и попадал в сандалии, отчего становилось неудобно ходить. Колонны отбрасывали длинные тени. Мы с интересом огляделись по сторонам.
   - Вот это да! - пробормотал Леоннат. - Нет слов просто.
   К нам подошли Аристотель и ещё один мужчина. Учитель сказал:
   - То просо афто та мэ воитысэ на сас полемистон.
   - Зито! - Леоннат потёр руки. - Тэло на аскисэ капиос стин аммо. О Ифэстина, йа парадигма.
   - Сти синэхиа ас ксэкинисумэ, - сказал Аристотель. - Афэрэстэ руха.
   "Этот человек будет помогать мне делать из вас воинов".
   "Ура! Я уже хочу положить кого-нибудь на песок. Гефестион, например".
   "Тогда начнём. Раздевайтесь".
   Марсий растерянно переглянулся с нами. Я пожал плечами, ожидая реакции остальных. В принципе, обнажаться я не стыдился, в отличие от друга. Мне хотелось поскорее сразиться с Леоннатом и посмотреть, кто из нас окажется поверженным на лопатки. Уступать я не собирался. Леоннат первым протянул руку к фибуле, расстегнул её и сбросил с себя хитон. Мой взгляд невольно скользнул от его лица до самых стоп.
   Я привык к шуткам Леонната, к его некоторой развязности, и нисколько не обижался. Когда разделись я, Александр, Никанор и Марсий, помощник Аристотеля, наш, можно сказать, второй учитель, разделил нас на пары. Мне в соперники, как я и думал, достался Леоннат. Никанор и Марсий были вместе, Александр - с преподавателем. Голубые глаза Леонната блестели. Весело было и мне. Я ещё не знал, что для меня азарт борьбы будет настолько сильным, что я всегда буду находиться на грани между лишь выполнением задания и настоящим ударом.
    - Ну всё, девочка, берегись, - улыбнулся Леоннат. - Из этой схватки победителем выйду я.
    - Девочка? - переспросил я. - Ты сейчас поплатишься за такие слова.
    И я сделал вид, что готов атаковать. Мы оба рассмеялись.
    - Сига! - шикнул на нас строгий мужчина.
    - Сигномэ, - сказал я.
    "Тише!"
    "Простите".
    Я заметил лёгкую тень ревности в глазах Александра и мысленно посмеялся. Моим противником стал не он, и это его злило. Впрочем, я не представляю, как бы я с ним боролся, ведь  у меня к нему всегда было иное отношение, нежели к остальным товарищам.
    Учитель объяснил нам упражнение. Оказалось, мы должны были заниматься пока панкратием. Именно с того дня я и полюбил этот вид состязаний, а Александр, наоборот, его чуть ли не возненавидел, потому что мы с Леоннатом часто были в палестре "врагами" и потому что, повзрослев, я на стадионе выбирал себе любимцев из числа соревнующихся. Пристрастием же Александра является театр, куда он до сих пор по мере возможности меня водит.
    Сначала я понимал, что это просто учение, и старался не  сильно размахивать руками. А затем я решил победить во что бы то ни стало, схватил Леонната за запястья и вывернул ему руку назад. Леоннат вскрикнул от боли.
    - Что с тобой, Гефестион?- воскликнул он.- Мы не на войне!
    - А ты представь, что наоборот,- прохрипел я.
    Марсий и Никанор замерли и с удивлением уставились на нас. Я услышал голос Марсия сквозь наше с Леоннатом тяжёлое  дыхание:
    - Они что, поссорились?
    Никанор не ответил. Скорее всего, пожал плечами. Учитель и Александр тоже остановились. Даже сидевший в стороне Аристотель чуть подался вперёд. А я ни на кого не обращал внимания, с головой погрузившись в борьбу. Нас с Леоннатом не останавливали. Мы катались по песку, попадавшему нам в рот, пытались сбросить друг друга. Леоннат повалил меня на спину, сжал мои запястья и развёл руки в стороны, думая, что я  не смогу бороться. Но я ударил его коленом в живот. Леоннат согнулся пополам, морщась от боли, и тогда я приставил колено к его груди, левой рукой упираясь в прилипающий к мокрому телу песок. Я победил, только почему-то особой радости не чувствовал и разозлился по-настоящему.
    - Гефестион... хватит... - Леоннат закинул назад голову. - Это всего-то учёба.
    - Если ты будешь так считаешь сейчас, на войне ты проиграешь, - жёстко сказал я и встал. - Она не будет тебя щадить, как я.
    - Предлагаешь драться до крови и синяков? - сказал Леоннат.
    Я показал ему тёмные следы от его пальцев на запястьях.
    - А это, по-твоему, что? - ответил я. - Первые боевые награды. Ты должен слиться с битвой в единое целое и лишь в том случае останешься жив. - Я протянул ему ладонь. - Поднимайся. Вряд ли на этом урок закончится.
    Леоннат встал и начал отряхиваться от песка. Нас окружили остальные. Аристотель похлопал меня по плечу.
    - Софа логиа, о Ифэстина, - сказал он. - Ката ти гноми тус та йинэте эна мэгало стратьотико инэти.
    "Мудрые слова, Гефестион. Следуя им, ты станешь прекрасным полководцем".
    Александр улыбнулся и сказал:
    - Ты был великолепен. Мне даже показалось, что  ожила статуя какого-нибудь героя. Будь мы на соревновании, я бы отдал венок тебе. Теперь ты должен побеждать всегда.- Уж как получится, - проворчал Леоннат,  обиженный, что про него забыли. - Ему просто повезло. Мне солнце ударило в глаза.
    - Не оправдывайся, ты всё равно проиграл, - насмешливо сказал Никанор.
    - Да ну вас! - Леоннат махнул рукой, развернулся к нам спиной и, подойдя к скамье, сел на неё боком. - Нашли себе нового Геракла.
    - Леоннат! - окликнул его Марсий. - Перестань дуться. Лучше возвращайся и признай, победа Гефестиона была честной. Ты ведёшь себя глупо, слышишь?
    На самом деле Леоннат поступил совершенно естественно. Я бы на его месте тоже ушёл. Мы, мальчишки, переживали неудачи намного тяжелее девочек. В нас больше эгоизма и чувства соперничества, даже если мы и друзья. Вот и тогда Леоннат показал свой характер.
    Никанор обнял меня за плечи.
    - Не обращай на него внимания, - сказал он с улыбкой. - Подуется и вернётся. Ма липон, о Аристотелус?
    - Фисика, - Аристотель кивнул головой. - О Ифэстина, о Александрос, сас тора.
    - Элпизо, оти дэн та инэ агэнис му? - спросил царевич.
    - Дитэ, - ответил я, усмехнувшись.
    "Ведь так, Аристотель?"
    "Конечно. Гефестион, Александр, вы теперь вместе".
    "Надеюсь, ты не будешь груб и со мной?"
    "Посмотрим".
    Признаться, мне было всё равно, с кем сражаться. Тогда Александр был мне пока лучшим другом, и я не уступал ему. Это месяцы спустя я стал поддаваться, чтоб доставить ему удовольствие от победы и не сделать больно. Хотя синяки и царапины оставались после каждого урока. Я ими гордился.
    Наш поединок закончился ничьей. Оба упрямые, мы не желали проиграть. Аристотель поздравил нас и сказал:
    - Халаростэ йа миси ора. Сти синэхиа, энергопиистэ ти риторики.
    - Эфхаристо, - поблагодарил я.
    "Отдохните полчаса. Потом займёмся риторикой".
    "Спасибо".
    Я хотел было догнать покинувшего палестру Леонната, но Александр как будто бы без всякого умысла удержал меня. На самом деле я понимал, что он ревнует.
    - Помоги мне застегнуть фибулу, - попросил Александр.
    Я вскинул брови.
    - Помочь? - переспросил я. - Странно. Раньше ты справлялся без меня.
    - Как хочешь... - пробормотал Александр, дёрнув плечом.
    - Не горячись, - я улыбнулся. - И стой спокойно.
    Пока я возился с фибулой, пытаясь правильно и красиво подколоть хитон, Александр разглядывал меня. Я на него не смотрел нарочно, зато чувствовал его обжигающий взгляд на своей фигуре. До меня не сразу дошло, что он не просто так меня остановил. Когда же я закончил и нагнулся, чтоб взять со скамьи хитон, он опередил меня и протянул одежду. Я посмотрел ему прямо в глаза и вздохнул. Может, именно тогда мне и начал нравиться Александр. Правда, до любви были ещё дни.
    - Чем ты займёшься сейчас? - поинтересовался Александр.
    - Мне нужно поговорить с Леоннатом, - ответил я. - Мы не должны ссориться и обижаться друг на друга.
    - Ты ни в чём не виноват, - Александр пожал плечами.
    - Да, и всё-таки... так надо, - настаивал я.
    Александр медленно кивнул головой.
    - Хорошо, - сказал он. - Увидемся в саду.
    Я нашёл Леонната в его комнате. Он стоял и глядел в окно, прислонившись плечом к стене. Он посмотрел на меня, снова отвернулся и скрестил на груди руки. Лишь тогда я заметил ссадину возле его правого локтя.
    Я сделал к Леоннату несколько шагов.
    - Прости, не хотел причинить тебе боль, - негромко произнёс я.
    - Тогда почему так поступил? - Леоннат резко обернулся. - Что ты собирался этим доказать? Что ты сильнее?
    - Прости... - повторил я.
    Лицо Леонната стало светлее. Друг подошёл ко мне и обнял. У меня сразу словно гора с плеч упала. Леоннат на меня не сердился больше, и это было здорово осознавать. Я слегка отстранился. Ладони Леонната скользнули от моих плеч до самых пальцев. По спине пронеслась дрожь. Я облизнул губы и прошептал:
    - Если ты не против, давай оставшееся до занятий время проведём вместе. Я предлагаю разыскать Аполлинару и попросить её притащить нам чего-нибудь вкусненького.
    Я улыбнулся.
    - А как же Александр? - спросил Леоннат.
    - При чём здесь он? - недоумённо спросил я. Вопрос доставил мне некоторое неудовольствие. - Думаю, он с остальными.
    - Он ревнует нас друг к другу, - пояснил Леоннат.
    - И ты заметил? - сказал я. - По-моему, это глупо. Ты общаешься с ним не меньше, но я не веду себя подобным образом. Мы не дома. Тут надо все силы отдавать учёбе.
    - Ты прав, - со вздохом согласился Леоннат. - А как же замечательно было в Пелле! Почти полная свобода. Вот бы вернуться в детство.
    - Ты так говоришь, будто мы уже выросли, - засмеялся я.
    - О Гефестион, до совершеннолетия осталось чуть больше двух лет, - сказал Леоннат. - Поверь, они пролетят как одно мгновение. А жаль. Я бы не отказался быть ребёнком вечно. Хотя... в последнее время мне всё чаще хочется поскорее вырасти и совершить немало подвигов. - Он немного помолчал. - На кого бы из героев мифов ты хотел походить? На Патрокла?
    Он усмехнулся.
   - Скорее всего, - ответил я. - Он был необычайно мужественным.
    - Патрокл любил Ахилла, - напомнил Леоннат. - Александр и ты друзья. Не уверен, что что-то изменится.
    Я промолчал. До того дня я ни разу не задумывался о любовных отношениях между мной и Александром, воспринимая его как товарища и царского сына. Но мы бессильны перед богами. И уж если кому-то суждено кого-то полюбить или возненавидеть, от этого никуда не деться, как ни старайся. Я действительно не понимал Александра, его поведение вызывало у меня улыбку. Впрочем, мне не стоило удивляться. Став старше, я и сам его ревновал к очень многим людям.
    В комнату заглянул Никанор.
    - Вот вы где! - сказал он, переступая через порог. - Так и думал, что вы здесь... вояки!
    - Неужели уже пора возвращаться? - протянул я.
    - Ну, ты, коли желаешь, оставайся, - засмеялся Никанор. - Ты у нас герой. Может, Аристотель разрешит тебе посидеть.
    - Ещё бы! - в тон ему ответил я. - А на самом деле?
    Никанор пожал плечами.
    - Мне никто не сказал, что нужно идти в сад, - ответил он. - Так что парочка минут у нас всё-таки в запасе есть.
    Леоннат посмотрел на небо, стараясь по положению солнца определить час. До полудня было далеко. Получается, мы пробыли в палестре около трёх часов. По-моему, многовато для первого раза. Я приблизился к Леоннату и устремил взгляд вниз. По тропинке шла красивая девушка рабыня в коротком хитоне и несла в руках корзину с фруктами, которые мы ели каждый день. Несомненно, всех слуг мы по именам не знали, нас это не интересовало. Я общался с одной Аполлинарой. А та девчонка нас заинтересовала, особенно Леонната. Ей было пятнадцать лет.
    Я толкнул Леонната локтём в бок.
    - Смотри,- сказал я. - Не желаешь познакомиться с ней?
    - Ты что, сваха? - Леоннат фыркнул и на миг задумался. - Хотя почему бы и нет? Милая. Подарю ей красивую безделушку. Надеюсь, она мне не откажет.
    - В чём? - поинтересовался я, догадываясь о плане друга.
    Леоннат уставился на меня.
    - Ты понял, Гефестион, - ответил он.
    - Не рано ли? - с сомнением спросил я.
    - Главное, чтоб поздно не было, - сказал Леоннат. - Ладно, идём. Не будем заставлять Аристотеля и ребят нас ждать. Некрасиво.
    Мы вышли из спальни и зашагали по коридору к ведущей на первый этаж широкой каменной лестнице. У меня от голода в животе урчало, от борьбы с непривычки болело всё тело. Мокрые волосы высохли, и я откинул их за спину. Я думал о том, что произошло в палестре. Годы общения с Кассандром не прошли бесследно, к сожалению. Невольно он научил меня жестокости, и это качество вдруг проснулось. Хорошо, что в последний момент я осознал, что должен остановиться. Получается, я опасный человек.
    - Спорим, у меня получится? - голос Леонната вывел меня из размышлений. - Все женщины любят одно и то же: комплименты и подарки. Она вряд ли исключение.
    - Проиграешь - пробежишь голышом вокруг дома с криком "Алалалала!" - поставил условие Никанор.
    - Не вопрос! - Леоннат хлопнул его по ладони. - Поверь, эта победа будет за мной. Зуб даю.
    Он сделал ударение на слове "эта". Я счёл лучшим промолчать, чтоб не начинать бессмысленный спор. Детские игры кончились. Мы начали соревноваться друг с другом за симпатию Аристотеля, за будущее, которое видели только в светлых тонах. Оглядываясь назад, я мечтаю об одном - вернуться в те чудесные годы учёбы навсегда.

    О великая и прекрасная Афродита, кажется, я с ума сошёл. Я влюбился, и в кого же? Нет, не в какую-нибудь знатную красавицу из Миезы, а в царского сына, и имя его Александр. Я просто в ужасе и не знаю, что делать. Раньше я не влюблялся, да ещё и в мальчишку. Афродита, за что же ты меня так наказала? Неужели лишь за то, что порой я в шутку говорил, что стрелы одного из твоих сыновей, коварного Эрота, никогда не сумеют зажечь в моём сердце огонь любви? Я не должен так страдать.
    Смотри, Афродита, я стою на коленях, весь залитый слезами, и молю о пощаде! Я, Гефестион, который ни разу ни перед кем не склонял головы! Я не верю, что это совсем ничего не значит.
    Голос уже давно сорвался на хрип, губы распухли, и веки, наверно, как всегда покрылись алыми пятнами. А мне всё равно.
    В дверь неожиданно постучали. Я вздрогнул всем телом, быстро вытер глаза и обернулся.
    - Кто там? - спросил я с нотой недовольства в срывающемся голосе и прошептал: - Не желаю никого видеть...
    В комнату заглянул Александр, и сердце моё чуть было не остановилось. В тот момент я его почти ненавидел, ведь он меня не любил. Я же готов был уже тогда умереть за него.
    - Здравствуй. Можно? - улыбнулся Александр и, не дожидаясь моего ответа, переступил через порог. Его лицо вдруг стало хмурым. - Что случилось? Кто обидел тебя? Почему ты плакал, мой Гефестион?
    Он подошёл ко мне и хотел было обнять, но я сразу отступил назад.
    - Не имеет значения, - буркнул я. - И я не твой.
    - Для меня имеет, - Александр взял меня за плечи. Глаза его, казавшиеся темнее в вечернем полумраке, светились теплотой. - Ты мой самый лучший друг. Я очень горжусь знакомством с тобой!
    - Друг... - с горькой усмешкой повторил я, высвобождаясь и отходя в сторону. - Ну, конечно!
    Я стоял к Александру спиной и не видел его лица, борясь с желанием подойти к нему и крепко обнять, может быть, поцеловать, если смелости хватит. У меня болели глаза, дышать было трудно. Я мучил и себя, и Александра и с жестоким торжеством думал, что пусть он тоже страдает.
    Некоторое время длилось молчание. Александр первым нарушил его.
    - Я не понимаю тебя, Гефестион, - обиженно сказал он. - Да что с тобой такое?
     - А тебе и понимать нечего! - я топнул ногой, раздражаясь всё сильнее. - И вообще, отстань от меня! Ты надоел мне!
    Боль отразилась в глазах Александра. Я тут же пожалел о столь резких словах, но чрезмерная гордость не позволяла извиняться. Я вскинул голову, с минуту смотрел на Александра, изо всех сил стараясь снова не разреветься, и выскочил из комнаты, оставив ошеломлённого царевича одного. Я не мог больше его видеть.
    По коридору шёл Леоннат. Я бросился ему на шею, будто он был моим единственным спасением.
    - В чём дело? - Леоннат обнял меня.
    Я не успел ему ответить. Из моей спальни выбежал Александр.
    - Гефестион!.. - крикнул он и осёкся. - Да, тебя есть кому утешить. Теперь понятно, почему я тебе не нужен.
    Он кинулся прочь. Я закусил губу и сжал кулаки, проклиная себя за отвратительное поведение. Леоннат уставился на меня с неподдельным удивлением.
    - Надеюсь, ты мне всё объяснишь? - спросил он. - А то я чувствую себя преступником.
    - Преступник, Леоннат, я! - всхлипнул я.
    - Ты меня вконец запутал, - Леоннат мотнул головой и взял меня под руку. - Идём лучше ко мне. Там ты мне спокойно расскажешь, что произошло у вас с Александром.
    Я позволил ему увести себя. В его покоях, как и в моих, тоже было темно. Пока Леоннат зажигал огонь в красивых бронзовых светильниках, я лежал на его кровати и, уткнувшись лицом в подушку, пытался взять себя в руки. Мысленно я твердил себе, что мне всего-то почти четырнадцать лет, что я красив и благородного происхождения и, значит, обязательно найду себе кого-нибудь более достойного моей любви, чем Александр.
    Леоннат сел рядом со мной, и рука его опустилась на моё плечо. По спине пронеслась дрожь от этого прикосновения, тогда впервые. Я поднял голову. Наши взгляды встретились. На лицо Леонната падала тень, отчего его светлые глаза казались такими прекрасными, что я не удержался от восхищённого вздоха. Леоннат улыбнулся мне и мягко спросил:
    - Вы поссорились?
    - Нет, - я отвернулся. - Просто я... я... люблю его...
    - А он? - спросил Леоннат.
    Я пожал плечами и ответил:
    - Думаю, что нет.
    - С чего ты это взял? - удивился Леоннат. - Ты же милый и не можешь не нравиться.
    Я рассмеялся сквозь слёзы.
    - Ты льстишь мне, - сказал я, садясь в постели. - Александр наверняка считает иначе, раз зовёт меня лишь другом.
    - Да почему ты так решил? - воскликнул Леоннат. - Не принимай всё так близко к сердцу. Вот увидишь, ты скоро забудешь Александра.
    - Сомневаюсь, - вздохнул я.
    - Ты однолюб? - спросил Леоннат.
    Я снова пожал плечами.
    - Не знаю, - ответил я. - До сегодняшнего дня я понятия не имел, что такое любовь. Смешно ведь, да?
    - Смешно? - переспросил Леоннат. - О нет, это чувство чудесно.
    - Вот ты сам хоть раз кого-нибудь любил по-настоящему? - спросил я. - Не физически, а так, душой, чтоб орать хотелось от силы эмоций?
    - Нет, - признался Леоннат. - Но это ничего не меняет. А ты мне скажи, ты хочешь... переспать с Александром?
    Я смутился.
    - Ну, что ты такое говоришь? - пробормотал я.
    - А что? - улыбнулся Леоннат. - И не надо стыдиться. Это естественное желание любого разумного существа. Так Аристотель рассказывал. Забыл?
    - Помню я, помню, - ответил я.
    - Тогда что? - с нетерпением спросил друг.
    Я со смехом бросил в него одну из подушек и сказал:
    - Пошляк ты, Леоннат! Вот что!
    - Какой есть, - откликнулся Леоннат, ловя подушку. - Зато я сумел развеселить тебя. А теперь я сделаю так, что ты будешь смеяться до слёз!
    И он начал меня щекотать. Я хохотал во всё горло, позабыв про Александра, и извивался в руках Леонната. Наконец Леоннат остановился. Его лицо было так близко от моего, что я, сам не знаю почему, не удержался и поцеловал его. На миг я даже испугался себя.
    В глазах Леонната промелькнуло удивление. Я, внутренне сгорая, зарылся лицом в подушки и пролепетал:
    - Прости...
    - Не за что, - Леоннат перевернул меня на спину и облизнул губы. - Мне ведь понравилось. Хочешь, я научу тебя целоваться?
    Я в каком-то забытье кивнул закружившейся головой и вдруг понял, что Леоннат мне тоже нравится, пусть и не так сильно, как Александр. Я не мог понять, что со мной творится. Я совсем запутался. И сейчас, спустя много-много лет после описываемых мною событий, я не в состоянии объяснить,  что же двигало мной в тот момент. К Леоннату, к которому я при первой встрече отнёсся очень холодно, меня стало сильно тянуть.
   Получив разрешение на поцелуи, Леоннат не стал останавливаться на этом. Некоторое время он был сверху, но затем заставил меня сесть в постели напротив себя, взяв меня за плечи. Я не догадывался о намерениях Леонната и смотрел на него затуманенным взором, пока руки друга не скользнули по моей спине на бёдра. Да и тогда я его не остановил, не в силах и не желая сопротивляться.
   - Посмотри, это делается вот так... - сказал Леоннат, и его ладони через миг очутились под коротеньким хитоном и прожгли мои колени. - Тебе пригодится в общении с Адександром... Гефестион, ты меня слышишь?
   - Да... конечно... - я с трудом кивнул головой и облизнул распухшие покрасневшие губы. - Продолжай, пожалуйста...
   Леоннат улыбнулся. В детстве ему не нужно было повторять дважды, он обожал подобное времяпровождение. По прошествии пыл по отношению ко мне он стал скрывать, хотя порой его взгляд становился таким же, как в эту ночь. И я догадываюсь, почему. Александр превратил меня в недосягаемую звезду, прикасаться к которой мог лишь он.
   - Твои глаза... - прошептал Леоннат, видимо, ещё отдавая отчёт происходящему, в отличие от меня. - Александр дурак, раз не замечает их красоты и особенно притягательности твоих ног.
   - Не говори так про него! - воскликнул я, нахмурившись.
   Леоннат вздохнул, на миг опустил голову и заговорил:
   - Прости. Я надеялся, ты уже забыл его.
   - Что ты, вряд ли это возможно, - ответил я и широко улыбнулся. - Но если ты постараешься... - Я не договорил. - Мне нравятся твои уроки. Они познавательные.
   - Тогда, - Леоннат со смехом резким движением перевернул меня на спину, - будь внимателен. Потом я устрою тебе проверку полученных знаний.
   Он начал не спеша целовать меня в шею. Я закусил губу и закинул назад голову. Дыхание сбивалось. То был мой первый любовный опыт, пусть между Леоннатом и мной никогда не было чего-то большего.
   Меня и впрямь сильно тянуло к нему, который не был дурён собой. Меня всегда привлекали только красивые люди. Я позволял Леоннату то, что год назад не разрешил Ойнею, действительно меня любившему на протяжении нескольких лет.
   Время близилось к ночи. Нам следовало лечь спать каждому в своей постели, однако изучение друг друга было таким притягательным.
   Вскоре Леоннат сел и вопросительно прошептал:
   - Гефестион?
   Я улыбнулся, не понимая смысла вопроса:
   - Да? Что?
   - Ничего, - Леоннат покачал головой, наклонился надо мной и едва слышно добавил: - Забудь.
   Будучи ребёнком, не смыслившем в любви, я и не думал, что кто-то может предложить мне разделить ложе. Хотя в моей жизни и были люди, пытавшиеся заманить меня к себе деньгами или обещаниями, все они появились намного позже.
    За окном сгущалась ночь, а я с помощью Леонната пытался стереть из памяти Александра. Признаться, это получалось с огромным трудом. Стоило мне вспомнить сводящую меня с ума улыбку царевича - и всего меня словно пронзало тысячами стрел и кинжалов.
    Леоннат бросил взгляд в окно.
    - Так темно... - негромко проговорил он и повернулся ко мне. - Пора ложиться спать. Завтра опять вставать ни свет ни заря. Учёба...
    Он вздохнул. Я поднялся с постели.
    - Ладно, до завтра, - сказал я. - Встретимся на занятиях.
    - Оставайся, - Леоннат прикоснулся к моему плечу. - Места нам хватит.
    Я не сумел скрыть сомнение. Леоннат ободряюще улыбнулся мне и, тоже встав, отбросил покрывало в сторону.
    - Спасибо, - сказал я, чувствуя ещё некоторую неловкость.
    - А, - Леоннат махнул рукой. - Я рад, что ты будешь ночевать у меня. Жаль, поболтать не сможем. Аристотель не разрешит нам спать до обеда, как дома.
    - Верно! - усмехнулся я и безо всякого стеснения расстегнул фибулу на плече.
    Хитон скользнул на пол, но я не отвёл глаза. Мы почти каждый день видели друг друга обнажёнными на палестре. Я забрался под покрывало. Леоннат сделал то же самое.
    В комнату вошла Ворчунья. Наверно, она страшно удивилась, увидев меня в одной постели с Леоннатом, пусть мы оба и были одеты. Я на неё не смотрел, уткнувшись в подушку и надеясь, строгая женщина меня не заметит, так нет же. Она спросила:
    - Ты будешь спать здесь, Гефестион?
    Я молча кивнул головой. Служанка ничего больше не сказала и продолжила работу. Она убрала наши вещи на скамейку возле постели, потушила огонь и ушла. Когда дверь за ней закрылась, Леоннат не выдержал и захохотал:
    - Ну, и озадачили мы её! Ничего, работа для головы полезна.
    Я улыбнулся, перевернулся на бок и закрыл слипающиеся глаза. Мысли мои уже сбивались, и всё равно думал я об Александре.
    - Спокойной ночи, - сказал Леоннат.
    - И тебе, - пожелал я.

    Утром я проснулся оттого, что прямо в глаза бил солнечный свет, пусть и не очень яркий, ибо был ещё конец зимы. Дыхание Леонната долетало до моего лица. Во сне друг раскинул руки в стороны, и одна из них лежала поперёк моей груди. Я осторожно, чтобы не разбудить Леонната, убрал её, закутался во второе покрывало и, подойдя к окну, посмотрел вниз. До меня донеслись негромкие голоса Аристотеля и друзей. Я бегом бросился обратно к постели и стал будить товарища:
    - Леоннат, Леоннат, проснись!
    Тот приоткрыл глаза. Спросонья, он был таким забавным, что я улыбнулся. Леоннат провёл по лицу руками и потянулся.
    - Почему ты кричишь? - спросил он, садясь. - Что-то случилось?
    - Конечно! - воскликнул я. - Мы проспали!
    - Ну и что? - спокойно пожал плечами Леоннат. - По-моему, это вовсе не преступление. - Он прикоснулся к моему запястью. - Не волнуйся, Гефестион, ничего страшного не произошло.
    - Пока нет, - согласился я и начал быстро одеваться. - Но если мы не поторопимся, Аристотель, уверен, накажет нас.
    В спешке я укололся об иглу фибулы и отдёрнул руку. На пальце проступила кровь, а хитон сполз до пояса.
    - Подожди, - сказал Леоннат.
    Он усадил меня рядом с собой и сам подколол одежду. Мы молчали. У меня сердце быстро забилось, даже руки немного похолодели. Я взглянул на Леонната из-под ресниц.
    - Вчера... - начал было я и не договорил.
    - Вчера ты был великолепен, - Леоннат подмигнул мне.
    - Ты заигрываешь со мной! - засмеялся я и толкнул его в грудь, опрокидывая на спину.
    - А почему бы и нет? - откликнулся Леоннат.
    Он притянул меня к себе. Я глубоко вздохнул, закрыл глаза и почувствовал на своих губах губы Леонната. Я слегка отстранился и прошептал:
    - Леоннат... не надо...
    Я встал и отошёл в сторону.
    - Это из-за Александра? - уточнил Леоннат и тоже оделся. Я кивнул головой. - Не думай о нём, ведь я с тобой. Сомневаюсь, что тебе не понравилось. У тебя так горели глаза! - Он приблизился, положил руки мне на плечи и всё-таки поцеловал. - Вот видишь, ты не сопротивляешься.
    - Зачем?.. - спросил я, и голос сорвался. - Ты же... не любишь меня...
    - Всё в наших руках, - Леоннат загадочно пожал плечами.
    Не сказав больше ничего, он первым покинул комнату. Я последовал за ним. Мы сбежали вниз по лестнице, распахнули парадные двери и спустя минуту очутились перед ребятами и Аристотелем. Сразу наступила тишина. Александр хмуро посмотрел на Леонната. Я отвернулся. К сожалению, вспыхнувшее на днях чувство не прошло. К нему примешивалось нежелание находиться рядом с Александром. Я представления не имел, как мы будем общаться дальше. - Кэ ты ора пу пигэ йа ипно? - поинтересовался Аристотель.
    - Малон, та месанихта, - ответил Леоннат. - Дэн ксэро...
    - Малон? - ещё больше нахмурился учитель.
    "И во сколько вы легли спать?"
    "Наверное, в полночь. Не знаю..."
    "Наверное?"
    Я заметил, что Леоннат, дерзкий и даже немного развязный, слегка покраснел и опустил глаза. Это удивило меня, ведь между нами ничего особенного не было. Просто поцелуи, по-моему, не в счёт. Леоннат, не так давно ставший взрослым в свои тринадцать лет, давал мне, можно сказать, уроки обольщения. Тогда что же смутило Леонната? На этот вопрос я ответа не имел и не верил, что он в меня влюбился. То, что происходило вчера и сегодня утром, было лишь игрой.
    - Мас синхоритэ, о Аристотелус, - пробормотал Леоннат.
    "Извини нас, Аристотель".
    Аристотель вздохнул и кивнул головой.
    - Кала, - ответил он. - Алла тин эпомэни фора дэн та афизо. Сафос, та агориа?
    - Нэ, - ответил Леоннат.
    - О Ифэстина? - Аристотель вопросительно взглянул на меня.
    - Нэ, эго катаноити, - ответил я.
    "Хорошо. Но в следующий раз я вас не пущу. Ясно, мальчики?"
    "Да".
    "Гефестион?"
    "Да, я понял".
    Мы сели рядом с Марсием. Аристотель продолжил рассказывать о землях за Македонией на севере. По его словам, там живут сущие дикари, к которым нужно относиться как к растениям и животным. Мне было интересно, поэтому я старался сосредоточиться. Тем не менее часто мысли уносились прочь. Я думал о Леоннате и Александре и невольно строил планы относительно нас с царевичем. А потом в душе проснулась ярость. Я мысленно отругал себя за наивные мечты и скрестил на груди руки. Я решил, что между мной и Александром никогда ничего не будет, что я выброшу его из своего сердца, как бы трудно мне ни было это сделать. Признаться, у меня так и не получилось.
    Я украдкой взглянул на Леонната. У него был задумчивый вид, и мне стоило только догадываться, о чём он размышляет.
    Слушая Аристотеля, я рисовал в воображении красочные картины чужих краёв. Мне хотелось побывать всюду. Я был твёрдо уверен, что пройду мир от начала и до конца.
    - О даскалос, кэ йаты и антропи инэ тосо дьяфорэтики? - задал вопрос Марсий. - Орисмэна дикэомата, алли стэконтэ мэ.
    - Эпиди и армониа инэ и энотита олон, - ответил философ.
    "Учитель, а почему люди такие разные? Одни правят, другие стоят в стороне".
    "Потому что гармония состоит в единстве всего".
    В этом он прав.
   
    В том же году эпирский трон наследовал Александр, брат Олимпиады, и судьба Клеопатры была предрешена окончательно, хотя до их свадьбы было ещё семь лет. Если честно, я вообще не понимаю Филиппа и Олимпиаду. Как можно отдать дочь за её родного дядю? Будь у меня свои дети, я бы не стал женить их или выдавать замуж за представителей своей семьи, пусть они были бы хоть самими царями. Представляю, как Клеопатре было страшно и противно лечь в одну постель с  Александром. Впрочем, она не из пугливых, при случае даст отпор кому угодно. Ещё бы! Жизнь во дворце, в этом вечном улие враждующих пчёл, кого угодно научит огрызаться. Может, и царевич Филипп добился б чего-нибудь в жизни, не пои его, по слухам, Олимпиада всякими зельями. Я утверждать не стану. Царица мне своих тайн не поверяет.
    А наше же учение продолжалось. Почти за год мы привыкли к поистине походной жизни. Нам с Леоннатом и Александром исполнилось по четырнадцать. С последним я, конечно, общаться не перестал, это выглядело бы крайне некрасиво и глупо. И всё-таки временами мне было очень больно. Я пытался относиться к нему как к другу, не более. Кстати, Леоннат и я после того случая ни разу не проспали.
    Мы успели узнать столько всего нового и интересного, что полученные знания не укладывались в голове. Хотелось поскорее применить их на деле.
    Аристотель сделал нам выходной день, и его мы могли провести как угодно. Леоннат предложил мне пойти с ним в театр на комедию местного и, понятное дело, малоизвестного  драматурга Христофана. Я с радостью согласился, и не только потому, что Леоннат мне действительно очень нравится. Смотреть всевозможные постановки и принимать в них участие я люблю. Правда, место, куда мы пришли, театром вряд ли назовёшь, ведь городок-то маленький, почти деревня. Пьеса была больше похоже на те, что бывают в праздники на уличные представления.
    Комедия была про двух возлюбленных. Я смеялся до слёз и один раз невольно положил руку на запястье Леонната. Друг возражать не стал. Когда наши взгляды встречались, я видел в его больших чёрных зрачках себя и улыбался. Рядом с ним я чувствую лёгкость.
    - Не жалеешь, что пошёл со мной? - спросил Леоннат. - Может, ты хотел провести время с Александром.
    - Нет... то есть, да, хотел бы... но... - я вздохнул. - Какой смысл мне находиться с человеком, который меня любит как друга, не больше? Мне этого мало.
    - И что ты будешь делать? - снова спросил Леоннат. - Добиваться его расположения?
     - Пусть всё остаётся как есть, - ответил я, вдруг погрустнев. - Не привораживать же мне его!
    Я невесело усмехнулся. Леоннат прикоснулся к моему плечу.
    - Когда-нибудь ты встретишь человека, и он будет обожать тебя, - заверил он. - На Александре жизнь не заканчивается. Поверь мне, Гефестион, тебя ждут годы прекрасной любви.
    "С тобой?" - чуть было не вырвалось у меня.
    Я не строил иллюзий и понимал, что мы с Леоннатом будем друзьями, хотя наши отношения с самого начала были странными: сначала прохладными с моей стороны, а затем такими близкими, что можно было подумать, что мы любовники. Не стану скрывать, я и сам нередко представлял себе, что так оно и есть. В юности я был увлечён Леоннатом, несмотря на то, что сердце уже тогда принадлежало одному Александру на века.
    Покинув театр, мы немного погуляли по городу и побывали на агоре. Там Леоннат купил мне моё первое украшение - бронзовый браслет. После этого мы вернулись домой и в одном из коридоров встретили Александра. Леоннат остановился, чтобы поболтать с ним. Я отошёл в сторону, к окну, и стал смотреть в него, стоя к товарищам спиной. Было приятно ощущать на лице дуновения тёплого летнего ветерка. Шелестела листва на деревьях, меж ветвей сияло солнце. До вечера было ещё далеко, и это радовало.
    - Идём ко мне, - предложил Леоннат.
    Я обернулся и огляделся по сторонам.
    - А где Александр? - спросил я.
    - Ушёл, - ответил Леоннат.
    - Я и не заметил, - сказал я. - Задумался.
    - О чём? - поинтересовался Леоннат. - Не секрет?
    Я с улыбкой мотнул головой и ответил:
    - О пьесе. Она интересная и смешная. Аристобул такой неуклюжий! Да, здорово, что мы сходили вместе.
    - У меня появилась идея, - глаза Леонната хитро заблестели.
    - Звучит интригующе! - засмеялся я.
    - Тогда побежали! - Леоннат схватил меня за руку и бросился по коридору.
    - Что ты задумал? - воскликнул я удивлённо.
    - Поставим пьесу сами! - ответил Леоннат, не останавливаясь. - Вдруг у нас прирождённый талант к актёрскому мастерству, а мы, вместо того, чтобы играть в театре и становиться знаменитыми на весь мир, торчим здесь. Будет несправедливо!
    Со смехом мы влетели в его комнату, решив изображать главных героев. Я плюхнулся в кресло. Леоннат упал на колени передо мной и начал покрывать быстрыми поцелуями мои руки.
    - О мой Филоктет! - воскликнул он.
    Я закинул назад голову, готовый свалиться на пол от хохота. У меня уже живот заболел, и ресницы стали мокрыми от слёз. Я закрыл лицо руками. Леоннат встал, убрал их и попытался меня поцеловать. Я вертел головой и всё-таки уступил ему, сразу замерев. Леоннат склонился надо мной, и я закрыл глаза. На какой-то миг мне показалось, что я и есть тот самый Филоктет.
    - Ты красивейший человек на свете, мой Филоктет, - сказал Леоннат. - Честное слово.
    - Это говоришь не ты, а Афамант, - я покачал головой.
    - То же самое могу сказать и я, - улыбнулся Леоннат. - Я вижу юношу, по красоте готового спорить с Аполлоном, и не стыжусь об этом заявить. Уверен, пройдёт пара лет - и у твоих ног будут лежать девушки и молодые люди Македонии. Я знаю, тебе нужен всего один человек, только вместо него неожиданно может появиться другой.
    - Кто именно? - хмыкнул я. - Уж не ты ли?
    Леоннат на миг отвернулся, и мне показалось, я заметил в его глазах боль. Он, наверное, решил, что между нами не может быть ничего большего, кроме дружбы. Возможно, я разрушил какие-то его мечты, о которых он мне так никогда и не сказал.
    - Да нет... что ты... - неопределённо ответил Леоннат после непродолжительного молчания и чуть натянуто улыбнулся. - Признаться, я горжусь знакомством с таким человеком, как ты, хотя я поначалу думал, ты возненавидешь меня.
    - С чего бы? - я вскинул брови.
    - Ты приревновал Александра ко мне, - ответил Леоннат. - А зря. Александр не в моём вкусе.
    Он рассмеялся.
    - Конечно, ты пошутил? - улыбнулся я.- Тебе ведь на самом деле мальчики не нравятся?
    - Как знать! - поддразнил меня Леоннат.
    - Отстань! - я оттолкнул его, откидываясь на спинку кресла. - То же мне, Афамант нашёлся!
    - А почему бы и нет? - Леоннат упёрся ладонями в спинку по обе стороны от меня. - Раз нам обоим "Шутки Эрота" так пришлись по душе, мы можем продолжить... ну, если ты не против.
    Он не стал дожидаться моего ответа, приблизился и поцеловал. Его мягкие губы заставляли меня погружаться в странное состояние. Друг понимал это и пользовался своим некоторым превосходством. Он не старался влюбить меня в себя, несмотря на то, что я и сам готов был отдать моё сердце ему. В голове промелькнула мысль, что я предаю Александра, и я поспешил отмести её в сторону. Границу дозволенного я не переходил ни разу.
    Неожиданно нашу идиллию собственной театрально-реальной игры нарушил без стука вошедший в покои Никанор. Я отпрянул от Леонната, позабыв, что позади спинка и ударившись о неё, и облизнул немного распухшие губы. Леоннат резко встал и отвернулся от Никанора к окну. Нам обоим стало очень неловко.
    Никанор перевёл изумлённый взгляд с меня на Леонната.
    - Вы... вместе? - спросил он.
    - Нет, - буркнул Леоннат. - Это так... просто...
    - Да ладно, я ничего не имею против, - Никанор развёл руки в стороны. - Каждый выбирает себе человека, с которым хочет провести остаток жизни.
    - Пожалуйста, не говори Александру, - попросил я.
    - Александру? - переспросил Никанор и, обо всём догадавшись, слегка сощурил глаза. - Так вот в чём дело! Ты любишь царевича. Тогда почему ты с Леоннатом? Чтоб позлить Александра?
    Я отрицательно покачал головой.
    - Ну... хорошо... - замялся Никанор и пожал плечами. - Я буду молчать. Но примите совет. Будьте осторожны. Вряд ли Аристотелю понравится, что вы вместо наук изучаете друг друга. Впрочем, ты, Леоннат, уже не ребёнок. Думаю, ты справишься.
    - А я, по-твоему, младенец? - обиженно протянул я.
    - Я не это хотел сказать, - начал оправдывать Никанор.
    - Забудь! - я махнул рукой, глубоко вздохнул и посмотрел на по-прежнему стоявшего ко мне боком Леонната. - Будем считать, здесь ничего не было.
    - Конечно! - кивнул головой Никанор и направился к дверям. - Как скажете.
    Когда он ушёл, я уткнулся лицом в колени. Леоннат шагнул ко мне. Несколько минут мы молчали. Наконец Леоннат, словно набравшись смелости, заговорил:
    - Значит, для тебя мы... мы...
    Он замолчал. Я поднял на него глаза и тихо ответил:
    - Так будет лучше для нас обоих, Леоннат. Согласись.
    - Сомневаюсь, - со вздохом возразил Леоннат. - Александр всё равно не любит тебя. Так зачем же тебе себя мучить, Гефестион? Вокруг столько красивых девушек и парней. Выбирай кого желаешь. А ты вместо этого подписываешь себе приговор на медленную и невероятно мучительную смерть. Жизнь без любви невозможна. Тогда это получается просто существование.
    - И что же ты мне предлагаешь? - мне было больно, ведь я лично разбивал мечты. Увы, счастье оказалось недолговечным, и его вновь сменило острое чувство одиночества, от которого я, как мне казалось, избавился навсегда. - Не с тобой ли быть? Это невозможно, мой друг. Я должен хранить верность Александру, несмотря на то, что он не любит меня. Да и у тебя есть твоя служанка Елена. Она дарит тебе блаженство физической любви.
    - Вот именно, физической, - в голосе Леонната звучали горечь и даже немного злость. - А мне хочется другого, ты пойми. - Он взял меня за плечи и поставил на ноги. - Да, я никогда не видел нас кем-то большим, чем лучшие друзья, только это ничего не меняет. Мы не можем прекратить общаться из-за такого пустяка, как внезапный приход Никанора. Хотя, на самом деле, это вовсе и не пустяк.
    Я улыбнулся и позволил себе обнять Леонната за шею.
    - Ну что ты! - воскликнул я. - Мы всегда будем общаться, обещаю тебе.
    - Надеюсь, так оно и будет, - пробормотал Леоннат.
    Я закрыл глаза. Сердце сжималось, и я пытался унять его бешеный ритм. К сожалению, это получалось с трудом. Возможно, с Леоннатом я был бы счастливее, чем с Александром. Сейчас, спустя столько лет, уже поздно судить. Я сам избрал путь и шёл по нему, всё-таки время от времени оглядываясь назад. И то, что я видел за спиной, меня, бывало, отнюдь не радовало.

    День закончился. Я пришёл к себе, думая о том, что произошло и чувствуя неимоверную усталость, будто провёл день в палестре от рассвета и до самого заката, чуть ли не рухнул на кровать и закрыл глаза. Мне хотелось плакать, потому что я изо всех сил старался заставить себя относиться к Леоннату как к другу.
    - Нет, Афродита, тебе меня не победить! - с яростью бурчал я под нос. - Победителем выйду я, запомни! Я, коварная богиня, не полюблю Леонната, можешь и не стараться!
    Я перевернулся на живот, уткнувшись лицом в одну из мягких подушек. В голове крутился вопрос: "Ну, почему это происходит со мной?" Не знаю, сколько я так лежал и пребывал в мрачном состоянии. Из него меня вывел стук в дверь. Не успел я ответить, как порог переступили Марсий и Никанор.
    - Гефестион, это правда? - сразу спросил Марсий, и я недовольно нахмурился. - Вы с Леоннатом вместе назло Александру? Так мне Никанор сказал.
    - Зачем? - обратился я к Никанору.
    - Ты просил не говорить Александру, - оправдывался Никанор. - Я и сдержал слово. Разве нет?
    - Нет! - возразил я и вскочил на ноги. - Ты предал меня, Никанор. Я думал, ты всё понял, ты поддержишь меня. А ты вместо того начал трепать языком направо и налево. Вот почему я никому не рассказываю о твоих похождениях? Это твоё личное дело, касается тебя одного.
    - Прости... пожалуйста, прости, - пробормотал Никанор. - Клянусь, я больше ни слова не скажу!
    - Раньше надо было! - проворчал я, отошёл к окну и вздохнул полной грудью, успокаиваясь. - Мне теперь будет стыдно Леоннату в глаза посмотреть. Он же решит, это всё нарочно.
    - Я как-то не подумал об этом, - сказал Никанор.
      - А я и не сомневался! - съязвил я, оборачиваясь. - Человек, не умеющий хранить чужие секреты, вряд ли имеет нормальную голову. Вместо неё у него на плечах, наверное, капустная кочерыжка или дырявый пень.
    - Прошу вас, не ссорьтесь! - вмешался Марсий.
    Я взглянул на него, но сумел сдержаться от очередной грубости.
    - Ладно, забыли, - сказал я. - Кстати, Марсий, Никанор ошибся. Мы с Леоннатом друзья. А то, что мы целовались... Так это мы изображали героев комедии Христофана.
    - Ну-ну! - хмыкнул Никанор, и я сверкнул на него глазами. - Хорошо, пусть будет так.
    - Потому что это на самом деле была лишь игра, - я скрестил на груди руки. - Ты мне можешь и не верить. Только посуди сам. Предпрочитая всем людям в мире Александра, разве стал бы я отдавать себя другому?
    Никанор молча пожал плечами. Марсий уставился на меня.
    - А ты что, уже переспал с Леоннатом? - спросил он.
    - Нет, - смутился я. - Правда.
    - Хочешь, мы намекнём Александру про твои чувства к нему? - предложил Никанор.
    Я замотал головой и ответил:
    - Лучше не стоит. Он может посмеяться надо мной.
    - Ты недооцениваешь Александра, - возразил Никанор. - Поверь мне, он никогда не поступит так. Поэтому... не бойся. Если ваши чувства взаимны, вы будете счастливы.
    - Если... - вздохнул я.
    Мне казалось, жизнь моя кончена. После того как друзья ушли, я покинул спальню и отыскал Аполлинару. Служанка при свете одинокой лампы в маленькой комнате на полу из рулона белоснежной ткани вырезала ровные прямоугольные куски. Завидев меня, она подняла голову и улыбнулась. Я приблизился к ней, сел рядом и скрестил ноги.
    - Для чего ты это делаешь? - поинтересовался я.
    - Потом вам сошьют новую одежду, - пояснила Аполлинара. - Вы не должны ходить в грязном. А ты почему грустный? Что случилось? Я могу тебе помочь?
    - Нет, это личное, - ответил я, чуть нахмурившись и отвернувшись. - Касается меня и... и Александра. Не обращай на меня внимания, Аполлинара. - Я немного помолчал. - Расскажи что-нибудь весёлое. Ты знаешь не одну смешную историю.
    Аполлинара рассмеялась и потрепала меня по длинным, ниже плеч волосам цвета светлого дерева.
    - О, я всегда рада поднять тебе настроение, мой мальчик, - сказала она. - Вот, помню я историю про двух сестричек из Иллирии. Садись поудобнее и слушай. Я начинаю...
    Я заснул прямо в той комнатушке и не знал, кто потом унёс меня в мои покои. Скорее всего, какой-нибудь раб. Я и правда вымотался за день, а мне предстояло завтра опять вставаться на заре. Учиться мне нравится, я об этом уже упоминал. Тем не менее я люблю отдыхать. И сейчас, спустя столько лет, привыкнув к походной жизни, я, бывает, с неохотой пускаюсь в путь.

    К сожалению, день помимо веселья принёс мне и боль. Я раз и навсегда разделил нас с Леоннатом чертой, и, кроме поцелуев, ставших совсем редкими после того, как мы вернулись в Пеллу, у нас ничего не было. А жаль...

       Глава V
       Тревога

   Мы с Леоннатом сидели чуть в стороне от остальных на траве и ждали Аристотеля. В последнее время я почти круглыми сутками пропадал с ним. Так было легче. Хоть не надолго, но я забывал об Александре. Чувства не ослабли и причиняли сильную боль. Я нарочно не смотрел на царевича и не видел, что он не сводит с нас ревнивого взгляда. Однажды он признался мне, что в тот момент почти ненавидел Леонната. С тех пор друзьями они перестали быть, потому, взойдя на трон Македонии, он совсем не продвигал Леонната, пусть они и приходились друг другу дальней роднёй.
   До меня долетел обрывок разговора товарищей.
   - Надо же! - удивлялся Никанор. - Быстро Леоннат подчинил себе Гефестиона... командует им. И всюду вместе.
   Александр раздражённо передёрнул плечами:
   - А ведь когда-то Гефестион не принял его.
   Я покосился на него, не слушая Леонната.
   - Гефестион, - тот недовольно надул пухлые губы. - Я с тобой разговариваю. Ты уснул, что ли?
   - Извини, - я с улыбкой повернулся к нему лицом. - Просто задумался.
   - О чём? - полюбопытствовал Леоннат.
   - Да так... - не хотелось ничего объяснять. - Не важно.
   - Сходим к озеру? - предложил Леоннат.
   Я молча кивнул головой. Возле воды было спокойнее.
   Никогда раньше не приходила в голову мысль, что он мной командовал. Но, видимо, так всегда и было, и я почему-то редко шёл вопреки ему. А если подобное случалось, то заканчивалось обоюдными обидами. Нет, мы ни разу, даже в ссорах, не повышали друг на друга голос, в отличие от редких размолвок с Александром. Когда мы, оба вспыльчивые, ругались, порой в дребезги разбивалось всё, что попадалось под руку: статуэки, вазы, глиняная посуда. Но я привык держать чувства в себе и выплёскивал их только в крайнем случае.
   - Ты не болен? - нахмурился Леоннат.
   - Нет, не волнуйся, - я улыбнулся.
   Подошёл в сопровождении племянника Аристотель. Мы все сразу поднялись на ноги.
   - Хэрэтэ, о даскалос, - поздоровался я.
   Аристотель погладил меня по голове:
   - Хэрэтэ.
   "Здравствуй, учитель".
   "Здравствуйте".
   Но в тот день учёба не лезла мне в голову. Я был рассеян и часто бросал взгляды на сидевшего напротив между Никанором и Марсием Александра, а точнее, на его губы, мечтая прижаться к ним поцелуем уже не в дерзких и таких не детских мечтах...

    Аристотель учил нас ещё и плавать. Мне это занятие было не очень-то по душе, ибо каждый раз, когда я погружался в воду, появлялось чувство, что вот-вот потеряю сознание. Голова начинала кружиться, и в душе возникал лёгкий страх, что я утону. Когда я впервые сел на корабль, первый день страдал от морской болезни и после этого, в отличие от соратника, эллина Неарха, вконец разлюбил море и воду вообще, хотя в Египте, когда мы плыли по великому Нилу, Александр разрешил мне управлять одним из наших судов.
    И вот июньским утром мы по обычаю собрались в саду. Не было только Марсия. Я присел на камень, мысленно повторяя отрывок из "Илиады", который велел выучить философ. Спустя несколько минут приблизился сам Аристотель. Он, конечно, встал раньше нас. Иногда я думал, он вообще не спит.
    - Калимэра, агориа, - поздоровался Аристотель. - Кэ пу инэ о Марсиас?
    - Эмис мин идамэ ту, - Леоннат пожал плечами.
    - О Никанорос, пигэнэтэ сто фило кэ на тон ксибизэ мехри кэ ан дэн ксибизи, - попросил Аристотель.
   "Доброе утро, мальчики. А где Марсий?"
    "Мы его не видели".
    "Никанор, сходи к товарищу и разбуди его, если он ещё не проснулся".
    Никанор убежал. Я переглянулся с Леоннатом и Александром. Так странно. Марсий никогда не опаздывал. Уж не случилось ли чего? К сожалению, я, как обычно, оказался прав. Вернувшийся Никанор выглядел встревоженным. Присевший на корточки Леоннат сразу встал.
    - О Марсиас арростос! - воскликнул Никанор на бегу. - Эхи пирэто.
    - Ты? - глаза Александра стали шире от волнения. - Пос инэ афтос, о Никанорос?
    - Какос, - ответил Никанор и повернулся к Аристотелю. - О даскалос, эхете на то дитэ, мэхри пу пирэ хиротэра. Боритэ, мэта апо ола, о йос ту йатру.
    - Мин питэ оти! - Александр мотнул головой.
    - О Марсиас анактиси, - заверил нас Аристотель.
    "Марсий заболел! У него жар".
    "Что? Как он, Никанор?"
    "Плохо. Учитель, тебе надо осмотреть его, пока ему не стало хуже. Ты, как никак, сын врача".
    "Не говори так!"
    "Марсий поправится".
    Он направился обратно в дом. Мы поспешили за ним, по дороге гадая, что же могло произойти с другом. Мы не проронили ни слова до самых дверей спальни Марсия. Все четверо волновались за нашего любознательного Марсия. Аристотель видел это и обратился к нам:
    - Эго ксэро, оти дэн та афиси тин порта кэ та сас эпитрэфи на патэ. Апла катонтэ исиха.
    - Фисика, о даскалос, фисика, - быстро проговорил Леоннат.
    "Я знаю, вы вряд ли останетесь за дверью, и разрешаю пойти. Только сидите тихо".
    "Конечно, учитель, конечно".
   В комнате я очень хотел подойти к лежавшему в постели Марсию и не решался. Возле него на маленькой скамеечке сидел и задавал вопросы Марсию Аристотель. Я стоял у окна, Леоннат, Никанор и Александр в стороне от меня. Они, как и просил философ, молчали. Я же внимательно следил за тем, как Аристотель поит Марсия приготовленным им лекарством из целебных трав и обтирает его лицо мокрой тряпкой. Не скажу, что меня уж особо интересовала медицина, но мне было всегда интересно, как перевязывать раны и оказывать первую помощь. Я всё-таки решил приблизиться к кровати и присел на краешек скамьи. Аристотель мельком взглянул на меня.
     - Дидакстэ мэ ти тэрапиа, - попросил я.
    - Та памэ йа на гини йатрос? - удивился Аристотель, не отвлекаясь от работы.
    - Охи, - я покачал головой. - Эго та инэ энас полемистрис, кэ йатрикес гносис хрисимэс йа мэна.
    - Кало йа эсас! - похвалил меня Аристотель, улыбнувшись краешком губ. - Проноо.
    - Ты алло? - я пожал плечами. - Бори на ксэкиниси синтома энан полемо, кэ тотэ... тотэ та прэпи на тимитумэ то парелтон матимата.
    "Научи меня лечить".
    "Ты собираешься становиться врачом?"
    "Нет. Я буду воином, и медицинские знания мне пригодятся".
    "Молодец! Думаешь о будущем".
    "А как иначе? Возможно, скоро начнётся война, и тогда... тогда нам надо будет вспомнить прошлые уроки".
    Аристотель не ответил мне, отодвинул тазик с водой и погладил Марсия по голове.
    - Ксэкураститэ, - сказал он.
    "Отдохни".
    Марсий на миг прикрыл глаза, тем самым давая понять, что согласен. Аристотель встал и подошёл к мальчикам. Я пересел к Марсию и взял его за руку.
    - Это простуда, ничего особо страшного, - успокаивал я лучшего друга. - Ты просто вчера плавал дольше положенного.
    - И всё равно мне стыдно, что я приношу хлопоты Аристотелю и испугал вас, - голос Марсия был хриплым. - Так глупо. Разболелся в самом начале лета!
    - Да брось! - я махнул рукой. - Мы должны заботиться друг о друге. Это понадобится... лет через десять.
    - Почему? - поинтересовался Марсий.
    - Мы будущие защитники родины, - пояснил я. - Если мы не научимся беречь тех, кто с нами рядом, мы не сумеем ценить жизнь и людей. Не сумеем спасти Македонию от врагов. А их у нас может быть много: эллины, персы, горцы из соседних племён.
    - Ты так говоришь, будто рвёшься на войну, - сказал Марсий.
    Я рассмеялся.
    - Есть немного, - ответил я. - Мечтаю поскорее стать героем, чтоб мама мной гордилась. Жаль, отец рано ушёл.
    - О Ифэстина! - окликнул меня Аристотель. Я обернулся. - О Марсиас ананки йа ипно.
    - Алла эго та кратиси исихо! - воскликнул я.
    - О Ифэстина! - настаивал Аристотель.
    "Гефестион! Марсию надо спать".
    "Но я буду сидеть тихо!"
    "Гефестион!"
    Я вздохнул.
    - Кала, - пробормотал я и повернулся к Марсию. - Прости, дружище. Сам слышишь, Аристотель требует, чтоб мы ушли. Впрочем, он всё-таки прав. Ты действительно выглядишь... - я мгновение помолчал, подбирая подходящее слово, - кошмарно.
    "Хорошо".
    Марсий слабо улыбнулся. Было видно, что каждое слово даётся ему с трудом.
    - Какой прекрасный комплимент ты мне сделал! - сказал он, и я рассмеялся. - Да ты прямо мастак!
    - Я знаю, - я нарочито гордо приосанился и встал. - Что ж, жаль покидать тебя, да нужно. Зато потом, когда ты проснёшься и тебе станет лучше, Аристотель не сможет на разлучить! Кстати, он будет заниматься со мной... со всеми нами... врачеванием.
    - Да, я слышал, - кивнул головой Марсий.
    Я обнял его и тихо сказал:
    - Поправляйся скорее.
    - Спасибо, - откликнулся Марсий.
    Выходя из комнаты следом за остальными, я оглянулся и подмигнул приятелю. В коридоре Никанор обратился к Аристотелю:
    - Эмис симэра дэн та матис?
    - Нэ, - ответил учитель. - Дэн эхи насма на кратиси таксис хорис о Марсиас. Пефти пизо.
    - Зито! - обрадовался Никанор.
    - Афто акривос дэн матаинун кэ то синоло сандалиа ктипизэ парэа... - укоризненно сказал Аристотель.
    - Парэа! - хмыкнул Леоннат.
    - ...Та прэпи акома на кердисун! - продолжал Аристотель.
    - Кэ йи'афто эргазонтэ... ти нихта! - сказал Леоннат, переглянувшись с Никанором.
    "Мы сегодня не учимся опять?"
    "Да. Нет смысла проводить занятия без Марсия. Он отстанет".
    "Ура!"
    "Вот лишь бы не учиться, а целой компанией бить сандалии..."
    "Компанией!"
    "...Их ещё заработать надо!"
    "Мы и так трудимся... по ночам!"
    Они засмеялись. Я понял, что друг имел в виду, отвернулся и встретился взглядом с Александром. Может, мне показалось, но что-то в его больших карих глазах, так странно сочетающихся с золотыми волосами, было другое. Тогда я не придал этому значения, равнодушно повернулся лицом к Аристотелю, Леоннату и Никанору и вздохнул. Я думал об уроках плавания, о том, что на месте Марсия мог оказаться и я. Хотя погода стояла тёплая, вода - коварная стихия. Я ей не доверяю. По мне, так лучше совершить перевал через самые высокие в мире горы, чем сесть на корабль. Правда, о чём я говорю? Македония никогда не была морской державой. Только при Александре у нас появился собственный флот, пусть и слабый, в отличие от эллинского и особенно персидского. Всему своё время. Я верю, когда-нибудь наши имена будут известны в каждом краю света, мы побываем всюду, где только возможно и невозможно, докажем, что мы, македоняне, ничем не хуже напыщенных эллинов. И пусть до этого ещё далеко. Через два года, став совершеннолетними, мы начнём воплощать свои замыслы в жизнь. Наша дорога ведёт на Олимп, и нам с неё уже не свернуть.
    - О Александрос, та прэпи на иповалетэ эна алло кало парадигма, - сказал Аристотель. - Боритэ йос ту василья тис Македониас.
    - Милатэ сан ти мегали хора тис Македониас стон космо, - усмехнулся Александр. - Алла эго ксэро, дэн намизэте. Эхетэ Эллада.
    - О Филиппос кэ эси... афти инэ и антропи пу борун на ксэсикосун то лао тис Македониас, - ответил Аристотель. - Нэ, нэ, пэдиа.
    "Александр, ты должен подавать другим хороший пример. Ты сын царя Македонии".
    "Ты так говоришь, словно Македония великая страна в мире. Но я знаю, ты так не считаешь. Ты за Элладу".
    "Филипп и ты... вот люди, которые могут поднять на ноги народ Македонии. Да, да, ребята".
    Аристотель разрешил нам немного погулять по городу, сам же отправился проводить свои исследования. Я был уверен, его ждёт славное будущее, и, как всегда, не ошибся. И я горжусь, что учился именно у него. Те три года мне не забыть.
    - Тебе повезло, Гефестион, - сказал мне Никанор. - Ты поговорил с Марсием, пусть и пару минут.
    - А кто мешает тебе? - улыбнулся Леоннат, заглянул в комнату Марсия и продолжил: - Он не спит. Идём к нему, пока Аристотель не видит. А то ещё, того и гляди, подзатыльников надаёт.
    Я рассмеялся.
    - Вы с нами? - спросил Леоннат у меня и Александра.
    - Я нет, - ответил Александр.
    - Я тоже, - добавил я. - Мне хочется подышать свежим воздухом и отвлечься от уроков.
    Никанор пожал плечами.
    - Ну, дело ваше, - сказал он и первым шагнул в спальню.
    - Приятно провести время, - пожелал нам Леоннат.
    - И вам, - сказал я.
    Мы с Александром остались одни в коридоре. Повисло чуть неловкое молчание. Мы, конечно, не перестали разговаривать, по-прежнему вместе проводили дни напролёт, за исключением ночей, только наша тяга друг к другу нас смущала. Александр первым нарушил тишину.
    - Давай покатаемся на конях за городом, - предложил он.
    - Хорошо, я согласен, - я улыбнулся. Мне с раннего детства нравились конные прогулки. - Это будет отличным упражнением для ног. И в палестру можно не ходить.
    - Ноги, поверь, у тебя отличные, - сказал Александр с озорным блеском в глазах. - Любоваться бы ими часами!
    Я смущённо опустил взор. Александр взял меня за плечи, отчего я весь невольно сжался, и сердце застучало быстрее. Затем руки Александра, ставшие всё-таки сильнее за год учёбы у Аристотеля, скользнули по моей шее и сжали лицо. Я посмотрел на Александра, чувствуя, как подрагивают ноздри.
    - Ты... не понимаешь... что говоришь... - пробормотал я едва слышно, а мысли мешались в голове.
    Александр тихо рассмеялся и обнял меня.
    - Ты такой забавный! - сказал он и разомкнул объятия. - Но больше ни слова. Сегодня, мой Гефестион, мы сольёмся с природой и с нашими четвероногими красавцами.
    - Твой? - переспросил я.
    - О, ты всегда был и будешь моим! - ответил Александр.
    "Другом", - чуть было не сказал я, вздохнув.
    В тот день наши отношения снова стали идеальными. Мы не отходили друг на друга ни на шаг, всё время шутили и строили грандиозные планы на будущее. В нём мы видели себя героями, победителями, богачами.
    К счастью, лекарство Аристотеля, противное, как и остальные, подействовало сразу, и уже вечером мы вместе готовились к завтрашнему уроку географии. Нам предстояло ещё очень многому научиться и многое запомнить, прежде чем мы, повзрослев, отправимся в свой первый поход.

   - О, грибы! - радостно завопил Леоннат. - Да у тебя дар их находить, Гефестион!
   Мы стояли на опушке леса неподалёку от Миезы, где росло много на вид вполне съедобных грибов. Я приосанился:
   - Да, я молодец. Только во что мы будем их складывать? В подол?
   - В хламиду, - предложил друг.
   Я снял с себя плащ и положил на траву и сосновые хвоинки и с сомнением поглядел на грибы, которые с таким восторгом собирал Леоннат:
   - А их вообще есть можно?
   - Покажем Аристотелю, - пожал плечами Леоннат. - Уж он-то разбирается. Хотя можно их попробовать.
   - Прямо сырыми? - засмеялся я. - Ну нет, спасибо, не рискну.
   Леоннат откусил от одного гриба маленький кусочек, пожевал и выплюнул.
   - Хватит их есть, - хмыкнул я.
   - Беспокоишься за меня? - хитро сощурился Леоннат.
   - Конечно, - я не хотел, чтобы с другом случилась неприятность.
   Мы нашли очень много грибов и любимую мою малину, несколько ягод коей я всё-таки проглотил. А затем Леоннат расстелил свою хламиду. Мы устроились на ней и стали смотреть в ясное летнее небо сквозь ветви деревьев и еловые лапы. Вокруг жужжали насекомые, порхали бабочки. Было так спокойно, что совсем не хотелось возвращаться. Все мысли из головы исчезли, и потянуло в сон.
   Леоннат первым нарушил молчание:
   - Как думаешь, нас уже ищут?
   - Не знаю, - я положил под голову руку. - Но мы долго гуляем. К тому же не предупреждали, что будем собирать грибы.
   Я фыркнул.
   - Зато сколько нашли! - воскликнул Леоннат. - Всем хватит.
   - Главное, чтобы хотя б половина из нашего урожая оказалась съдобной, - я шутливо толкнул его в плечо.
   Вернулись домой мы после встреченного на берегу озера заката, пока совсем не стемнело, не горя желанием заблудиться ночью в лесу, отдали грибы толстой старой служанке, Ворчунье, и поднялись в спальню Леонната. Любое слово вызывало смех.
   - Похоже, мы нанюхались грибов, - я бросил пахнущую лесом хламиду на сундук возле кровати.
   - Думаю, это от свежего воздуха, - с улыбкой предположил друг. - Мы полдня гуляли. Кстати, ты хочешь есть? Я сильно проголодался.
   Я не успел ответить. В комнату без стука вошёл Александра и хмуро посмотрел на Леонната. Я закусил губу. К счастью или наоборот, но чувства к нему не прошли.
   - Как вы веселитесь, слышно даже внизу, - Александр не сводил с Леонната холодного взгляда. - Спускайтесь. Вас ждёт Аристотель.
   Он скрылся. Я повернулся к Леоннату:
   - Что это с ним?
   - А, - тот махнул рукой. - Не обращай внимания.
   Учитель не сильно сердился. Как я потом узнал, Александр заступился за меня перед ним. Однако великий философ понял, учёба отныне мне стала почти не интересна, ведь я был влюблён в Александра, да и времяпровождение с Леоннатом способствовало скорее просто веселью, чем познанию наук. Но три года в Миезе были самыми счастливыми в моей жизни.

    Утром после завтрака мы занялись письмом на эллинском. Остро заточенными стилосами мы выводили буквы на глиняных табличках. Аристотель читал нам текст, отрывок из труда одного македонского историка о том, как в середине лета Филипп победил Фермопилы. Это произошло четыре года назад, когда мы мальчишками играли в войну и представляли себя героями.
    Комната была залита светом. Я сидел на полу держа подставку для табличек на коленках. За окном пели птицы, и из-за них я не мог сосредоточиться. Голова была забита мыслями об Александре, который сидел рядом, уткнувшись в свои таблички. Я не перестал его любить, хотя мы общались лишь как лучшие друзья, и не терял надежды, что рано или поздно всё изменится.
    У меня не получалось правильно написать некоторые буквы, это злило. Я истыкал табличку стилосом, нахмурился и скрестил на груди руки. Никанор усмехнулся, взглянув на меня. Аристотель перестал читать и обратился ко мне:
    - Ты синэви, о Ифэстина?
    - Дэн боро, - буркнул я.
    - Кэ боритэ на то канэтэ калитэра, - сказал Аристотель.
    "Что случилось, Гефестион?"
    "Не могу".
    "А ты делай лучше".
    Впоследствии я перестал стараться и писал, как мог.
    Я огляделся по сторонам. Марсий, самый прилежный из всех нас, чуть высунул язык и ни на кого не обращал внимания. На него было забавно смотреть. Мы с Никанором переглянулись и улыбнулись, про себя посмеявшись над Марсием. Ко мне подсел Леоннат и посмотрел на мои испорченные таблички.
    - Ну и красота тут у тебя! - усмехнулся он.
    - Это точно, - согласился я.
    Александр повернулся к нам лицом и нахмурился. В его глазах появилась ревность. В последнее время он как-то странно вёл себя и старался не отходить ни на шаг от меня, иногда даже называя своим Патроклом. А я, глупый, ничего не понимал.
    Аристотель погрузился в размышления, что случалось часто, и что-то начал бормотать себе под нос.
    - Марсий, и ты таким станешь лет через тридцать-сорок, - пошутил я. - У тебя есть возможность взглянуть на себя будущего со стороны.
    Леоннат, Никанор и Александр засмеялись. Марсий не обиделся. Аристотель поднял голову, возвращаясь в действительность, кашлянул в кулак и велел нам показать написанное. Мы приблизились. Аристотель похвалил Александра и Марсия и сказал мне:
    - Ксанаграфтэ аврьё.
    - Кала, о даскалос, - откликнулся я.
    - Боритэ на графэтэ ос о Леоннатос поди котопулу, - добродушно усмехнулся Аристотель.
    "Перепиши завтра".
    "Хорошо, учитель".
    "Вы с Леоннатом пишите как курица лапой".
    За окном послышался стук копыт. Мы подбежали к окну и увидели всадника с чем-то большим в руках. Я догадался, что это клетка с птицей, накрытая тёмной тканью. За год нашего пребывания в Миезе мы лишь раз встречали путника, который привёз из какой-то далёкой южной страны нескольких живых бабочек размером с ладонь. К нам так редко приезжали гости, что совсем неудивительно, что мы так обрадовались и стали наперебой спрашивать Аристотеля, кто этот человек и кого и откуда он доставил.
    - Синдома матэнун, агориа, - ответил философ. - Ас памэ стин авли.
    - О Аристотелус, афто инэ пули? - спросил Марсий.
    - Нэ, - подтвердил мои догадки Аристотель.
    "Скоро узнаете, мальчики. Идём во двор".
    "Аристотель, это птица?"
    "Да".
    Мы все вместе покинули дом и приблизились к спешившемуся мужчине. Аристотель и незнакомец заговорили между собой на эллинском. Последний стянул с клетки тряпку, и мы увидели огромного попугая с ярким оперением. Он громко и противно кричал и хлопал крыльями. Марсий зажал уши руками и улыбнулся.
    - Ух ты! - восхитился Никанор и протянул к клетке руку.
    - Охи! - успел остановить его Аристотель. Я даже вздрогнул. - Афтэс бори на данкоси.
    - Йаты? - спросил Никанор. - Инэ афтэс лиа, сан аэтос?
    "Нет! Она может клюнуть".
    "Почему? Она хищная, как орёл?"
    Аристотель молча покачал головой и вернулся к разговору с путником. Мы во все глаза глядели на попугая. Потом, годы спустя, уже путешествуя по Азии, мы часто видели таких птиц во дворцах местных правителей. Я уж молчу про Индию. Там их столько, что глаза разбегаются.
   - О даскалос, тон эфтиаксэс? - спросил Марсий.
   - Охи тора, - ответил Аристотель.
   - Ас тин проетимамумэ миа супа, - предложил Леоннат. - Исос на инэ востими.
   "Учитель, ты убьёшь её?"
   "Не сейчас".
   "Давайте сварим суп. Может, она вкусная".
   Я засмеялся. Аристотель приложил палец к губам, попросил подошедшую к нам служанку унести клетку и проводить мужчину в дом и повернулся к нам.
   - Агориа, эго тэло на сас энимэротитэ, - сказал он. - Фимититэ то ксило йа то Миеса? Та прэпи на то диасхиситэ... пос та инэ сэтэси на. Тора.
   - Кэ боритэ на воитисэтэ? - спросил Марсий.
   - Нэ, - ответил Аристотель. - О Феофрастос, воитос му, та инэ мази сас.
   - Йаты? - поморщился Леоннат. - Эци дэн трелос мамут?
   "Мальчики, я хочу проверить вас. Помните лес за Миезой? Вам надо будет пересечь его... кто как сумеет. Сейчас".
   "А помогать можно?"
   "Да. Феофраст, мой помощник, пойдёт с вами".
   "Зачем? Чтоб мы не сбежали?"
   Аристотель улыбнулся и погладил его по голове, не сердясь на него за резкость. Он дал нам очень сложное задание. Лес был большим, со множеством выступающих из-под земли корней. Раньше деревьев было больше. Когда мы приехали учиться в прошлом году, их стали вырубать для топки в нашем доме. Поэтому там появились пеньки. Гуляя по лесу, мы иногда сидели на них.
   - Нэро кэ пэцэтэс та ипархун сэ о Феофрастос, - ответил Аристотель. - Эго та пэримэно сас сэ спиты. Вради асхолумитэ дикос асхолиес.
   "У Феофраста будут вода и полотенца. Я подожду вас в доме. Вечером занимайтесь своими делами".
   Он зашагал в сторону.
   - Проклятье! - выругался Леоннат и посмотрел на небо. - Ну и заданьице. Ещё и тучи некстати. Вроде б недавно солнце светило.
   - Не ворчи, Леоннат, - сказал Марсий. - Пробежка пойдёт нам только на пользу. Мы будущие воины и должны быть сильными, ведь неизвестно, что нас ждёт.
   Я люблю бегать и не стал возражать. Дождавшись Феофраста, мы пешком направились в лес. Я и Леоннат шли следом за Александром и некоторое время молчали. Леоннат заговорил первым:
   - Гефестион, я хочу попросить тебя кое о чём. Ты прекрасно говоришь на эллинском. Позанимайся со мной языком, пожалуйста. Конечно, ечли не сложно.
   - Ладно, - я кивнул головой. - Давай тогда завтра начнём.
   Александр резко обернулся к нам и обратился к Леоннату с долей вызова в голосе:
   - Твой эллинский не так уж и плох. Ты умаляешь свои способности, Леоннат. А коли и правда собираешься улучшить знания, подойди к Аристотелю.
   Хотя тут Александр, конечно, преувеличил, ибо у Леонната никогда не было особых способностей к языкам. Он даже по-македонски писал с ошибками, и я часто помогал ему с эллинским.
   - Почему ты злишься? - удивился Леоннат.
   - Я не злюсь вовсе, - нахмурился Александр. - Просто нечего приставать к Гефестиону со всякими пустяками. И бегать за ним тоже не стоит.
   - Что? - воскликнул Леоннат. - Ты о чём?
   - Как будто ты не понимаешь... - буркнул Александр.
   - Послушайте, ребята, перестаньте, - вмешался я. - Не надо ссориться. И... Александр... мне не сложно помочь Леоннату.
   Я улыбнулся царевичу. Взгляд Александра сразу стал мягче, но через миг опять похолодел, перекрестившись со взгядом Леонната. Я не знгал, как себя вести, и посмотрел на Леонната. Тот пожал плечами. Марсий и Никанор поравнялись с нами. Мы остановились перед лесом.
   - Спорим, я первым добегу? - хмыкнул Никанор.
   - Ну, это мы ещё посмотрим! - улыбнулся я.
   Нас охватил азарт. Мы, четырнадцатилетние мальчишки, любили соревноваться, и мнение друга для нас многое значило. Мы уже перестали быть детьми, прислушивавшимся к словам родителей и первых учителей.
   - Тогда начнём? - Никанор подмигнул мне.
   - Начнём, - ответил я.
   Мы вместе сорвались с места и бросились бежать, перепрыгивая через коряги, наклоняясь под низко растущими ветвями и переглядываясь. Нам было весело. Неожиданно по небу пронеслись первые раскаты грома, и через минуту по листьям забарабанил дождь. Я мотнул головой, забрасывая назад длинные волосы. Надо было перевязать их лентой. Я не стал сильно вырываться вперёд и решил поберечь силы. До конца леса было далеко.
   Из-за грозы потемнело. Струи дождя бежали по лицу и обнажённым рукам, хитон прилип к телу. Это было неприятно, тем не менее я не останавливался и догнал Леонната.
   - Не отставай! - сказал я ему.
   - Да уж постараюсь, - откликнулся Леоннат.
   Дождь усиливался, превращаясь в настоящий ливень. Трава под ногами стала скользкой. Бежать было трудно. Я подумал, что так, наверно, будет и лет через десять, когда мы отправимся в поход. Я немного ошибся. Оказалось труднее.
   Не заметив корень дерева, я зацепил его ногой, упал и поморщился от боли. Со мной поравнялся Александр. Он стоял, пытаясь выровнять сбившееся дыхание, и смотрел на меня своими огромными тёмными глазами. Никогда не забуду тот момент. У меня от восхищения пересохло в горле. А Александр протянул мне руку.  Я пару мгновений заворожённо глядел на неё, затем сжал горячую ладонь друга и встал. Александр взял меня за плечи и встревоженно спросил:
   - Гефестион, как ты?
   - В порядке, - ответил я. - спасибо за заботу.
   - Не благодари, - сказал Александр.
   Как же я хотел в ту минуту прижаться к нему. Но я помнил, что мы были лишь лучшими друзьями, и ещё весной перестал надеяться на чудо, что Александр вдруг полюбит меня хотя бы чуть-чуть. Я не знал, что сегодняшний августовский день станет одним из самых счастливых в моей трудной жизни.
   Насквозь промокшие, мы ни на что не обращали внимания. Я облизнул влажные от дождя губы и стиснул пальцы до боли. А почему бы не сделать первый шаг самому? Зато сразу получу ответ на интересующий меня вопрос: есть ли у меня шанс? Я неуверенно приблизился к Александру. Он не сводил с меня глаз и не двигался. Это немного успокаивало.
   - Александр... - осмелился прошептать я.
   - Да? - голос Александра тоже звучал тихо.
   Если бы только застыло время! Сразу всё потеряло всякий смысл: мои слёзы по ночам и отчаянные мольбы, ливень, то, что нужно было бежать. Я задыхался от любви, её огонь сжигал меня. Тогда я впервые испытал настоящее физическое желание и боялся, что Александр догадается.
   Кто знает, решился бы я на что-то, не подбеги к нам запыхавшийся Никанор. Я чуть не застонал от досады.
   - Эй, не стойте! - сказал Никанор. - Нас ждёт вода.
   - Какая радость... - пробормортал я, нарочно не смотря на Александра. - По-моему, мы её уже получили.
   Я закинул назад голову и поймал ртом несколько капель.
   Мне показалось, или я действительно краем глаза заметил лёгкую тень недовольства на лице Александра? Вдруг он хотел того же, что и я? Ну да, размечтался. Наверное, мне и правда следовало вернуться в Пеллу, как я собирался поступить. Может, со временем забыл бы Александра. Но Леоннат уговорил меня, и я остался.
   Леоннат прибежал первым, затем мы с Никанором и Александром. Марсий, никогда, в отличие от своего брата, не отличавшийся большими способностями в спорте, - последним. Феофраст дал нам полотенца, которыми мы вытирали тело и волосы. У нас дрожала каждая мышца, а от переизбытка свежего воздуха голова шла кругом. Лес наконец выпустил нас из бесконечных объятий, и мы были этому очень рады, сидели на пеньках и приходили в себя после пробежки.
   Отдохнув, мы вернулись домой и направились к Аристотелю. Великий философ всё возился с попугаем в небольшой светлой комнате, где стояли чучела разных животных и птиц. Мне нравилось бывать там.
   Попугай по-прежнему сидел в клетке, кричал и сверкал глазами на нас и Аристотеля. Его большой клюв был хищно выгнут, лапы с острыми когтями вцепились в палочку. Никанор подошёл к клетке.
   - Он похож на разукрашенного коршуна, - засмеялся друг и обратился к попугаю: - Скажи: "Мемнон дурак! Мемнон дурак!"
   - О Никанорос, ми дидаскис то пули миа каки сибэрифора, - улыбнулся Аристотель, что-то записывая на листе пергамента. - Кэ мин по ути катэксис диикитис о Мэмнос.
   - Алла афтос инэ эхтрос мас! - воскликнул Никанор.
   - Сига! - Аристотель приложил палец к губам. - Нэ, афтос инэ о эхтрос, алла дэн легэти оти инэ эна илитыо атомо.
   "Никанор, не учи птицу дурным манерам. И не говори так о командире Мемноне".
   "Но он наш враг!"
   "Тише! Да, он противник, только это ещё не говорит, что он глупый человек".
   Аристотель разрешил нам отдохнуть до завтрашнего утра. Марсий тут же ушёл к себе готовиться к урокам, Никанор решил поспать. Я, Леоннат и Александр остались в коридоре. Александр стоял позади нас, я его не видел.
   - Леоннат, до заката несколько часов, - сказал я. - Давай перекусим. Я проголодался.
   - С удовольствием пообедаю с тобой, - Леоннат обнял меня за плечи. - Идём.
   Царевич обогнал нас, задев Леонната плечом, даже не обернулся и чуть ли не бегом скрылся за поворотом.
   - Александр! - окликнул я его.
   - Пусть идёт, - махнул рукой Леоннат.
   Мне оставалось подождать до вечера, дабы обрести, на мой взгляд, заслуженное счастье. Его я ждал долгих полгода, хотя оно могло прийти раньше, будь я чуточку внимательнее, не проводя столько времени с Леоннатом.


   Я стоял у окна и смотрел на красивый и спокойный пейзаж Миезы. За время учёбы этот городок, больше похожий на селение, стал мне чуть ли не родным. Конечно, я думал о доме, да уже совсем рдко.
   В зал вошёл Александр и приблизился ко мне. Я взглянул на него, улыбнулся и снова отвернулся.
   - Птицы поют, - прошептал я, вздохнув. - Хотелось бы мне быть одной из них, чтоб долететь до самого Олимпа.
   Александр вдруг взял меня за плечи и развернул лицом к себе:
   - Я... люблю тебя... Люблю тебя, Гефестион...
   О боги... Я так долго этого ждал. От охвативших чувств вспыхнули щёки, мысли смешались в неразберимый клубок, а ладони вмиг превратились в настоящие ледышки.
   Александр осторожно, не очень умело поцеловал меня в губы. Впервые. А у меня просто подкосились ноги, и я бы обязательно упал, если б рядом не было друга, который крепко обнял, прижав спиной к стене. Я чувствовал на себе его руки, слышал, как одинаково быстро бьются наши сердца, и не мог поверить, что всё происходит на самом деле, а не вновь в моих мечтах. Александр слегка отстранился.
   - И я... - в моих глазах застыло восхищение. - Мне без тебя не прожить. Я давно ждал этого момента.
   - Он наступил бы раньше, и намного, не думай я, что Леоннат нужен тебе больше меня, - сказал Александр.
   - Леоннат? - я рассмеялся. - Мы с ним просто друзья.
   - По вашему поведению не скажешь, - пробурчал Александр. - Я знаю, вы спали в одной постели и не раз целовались. Я однажды... - он на миг смутился, - подслушал разговор Никанора и Марсия о вас.
   - Так смешно! - сказал я. - Ты ревнуешь. Признаться, я нарочно так делал, чтобы ты обратил на меня внимание.
   - Негодник! - Александр несильно толкнул меня в грудь.
   Я засмеялся.
   - Научился у Леонната, - сказал я и перестал улыбаться. - Ты и представить себе не можешь, как сильно я люблю тебя.
   - Давно? - поинтересовался Александр.
   - С конца зимы, - ответил я. - А ты... меня?
   - С лета, с того дня, как заболел Марсий, - Александр положил руки мне на плечи. - Ты мне всегда нравился. Думаю, ты догадывался об этом.
   Я покачал головой и негромко, будто в забытье, произнёс:
   - Нет. Я считал, мы просто друзья.
   - Ты ошибался, - сказал Александр. - Ахилл и Патрокл никогда не были лишь друзьями. А мы... мы - это они.
   Я тряхнул головой. Перед глазами всё расплывалось. У меня было странное ощущение, что всё происходит не со мной. На всякий случай я ущипнул себя за руку, почувствовал боль и поморщился.
   - Что с тобой? - обеспокоенно спросил Александр.
   - Проверял, не шутка ли это богов,- ответил я, не отводя от него взгляда.
   Александр улыбнулся, взял меня за руки и снова поцеловал. Он увлёк меня за собой на каменный пол. Его губы оставляли на моём лице обжигающие следы. он завёл мои руки мне за голову, переплетая пальцы. Мои глаза были закрыты, и я всё глубже погружался в темноту. Голова продолжала кружиться. Тяжесть тела Александра заставляла меня отречься от всех мыслей. Нам обоим было совершенно безразлично, что мы лежим на полу, и кто-то может войти.
   - Александр... поцелуй меня... - попросил я.
   - Я буду делать это до последнего вдоха... день за днём, ночь за ночью, - прошептал Александр, склоняясь надо мной совсем низко.
   - Ночь? - я открыл глаза. - Ты имеешь в виду...
   Я не договорил. Алексанлр понял меня и со смехом обнял.
   - Я никому тебя не отдам, - сказал он. - Даже твоему лучшему другу Леоннату.
   - А я к нему и не пойду, - улыбнулся я. - У меня есть ты.
   В следующее мгновение я погрузился в наслаждение. Поцелуи, скольжение рук по телам доставляли нам не меньше удовольствия, чем потом более близкие отношения. Признаться, тогда я их побаивался. До Александра я не был ни с девушкой, ни уж тем более с юношей, и знал о настоящей любви из рассказов Никанора и Леонната. Конечно, мне хотелось того же, что испытали они, особенно с Александром, но меня останавливал страх перед болью.
   Александр лёг рядом со мной и устремил взгляд в высокий потолок. Пальцы его правой руки сжимали мою левую ладонь. Я приподнялся на локте и заметил на лбу Александра, прикрытом прядями волнистых волос, капельки пота.
   - Знаешь, мне хочется задушить тебя в объятиях, прижаться к тебе и никуда не уходить, - сказал я. - Ты подарил мне счастье, о котором я мечтал полгода.
   - Это пока его частица, - сказал Александр.
   Я смущённо уткнулся лицом ему в плечо. Александр провёл свободной рукой по моим волосам, прикоснулся губами к виску и прошептал:
   - Тебя ничто не должно пугать. Мы почти взрослые... почти. Но мы можем и не ждать совершеннолетия.
   - Ты хочешь... - у меня сорвался голос. И всё-таки я хрипло закончил: - Хочешь, чтобы мы... переспали... сейчас?
   - Это случится лишь тогда, когда появится обоюдное желание, - ответил Александр. - А у тебя его, я вижу, нет. Ты пока не готов, и я не собираюсь тебя заставлять.
   - Радует, - засмеялся я, открыл глаза и поцеловал царевича. - Только ты не думай, что мои слова о любви ничего не значат. Я обожаю тебя больше всех и всего в этом мире. И ошибался Леоннат, говоря, что мы с тобой не будем вместе.
   - Почему он так сказал? - удивился Александр. - Он сам в тебя влюблён?
   Я пожал плечами.
   - Нет, - ответил я и поправил себя: - Думаю, нет. Он временами проводит ночи с Еленой... с рабыней. Хотя он мне на днях признался, что она ему надоела.
   - И на кого он её поменяет? - в голосе Александра звучала плохо прикрытая ревность. - На тебя?
   - На меня? - переспросил я, сел на Александра и, закинув назад голову, безудержно захохотал. - Перестань, Александр. Мы с Леоннатом друзья. Друзья, слышишь? Тебе не о чем беспокоиться. К тому же Леоннат увлекается девушками.
   - Тогда почему он целовал тебя? - Александр сделал ударение на последнем слове и положил ладони мне на колени.
   - О, ты неисправим! - воскликнул я. - "Почему" да "почему". А вот потому, и всё. Дотошный мальчик.
   - Значит, так? - Александр скрестил на груди руки и надул губы, будто обиделся. На самом деле он шутил. - Дотошный? Так нельзя разговаривать с наследником престола. Я тебя сейчас научу хорошим манерам. Будешь знать, как дерзить царевичу, красавчик!
   Он опрокинул меня на спину и стал целовать лицо и шею. Его рука скользнула вверх по моему бедру от колена. Я невольно дёрнулся, но не остановил Александра, а вместо этого прикрыл глаза и закусил губу. Я отлично понимал, что Александр собирается делать. Меня не интересовало, сколько времени, кто что делает и где находится. Я ни о чём не думал и чувствовал осторожные прикосновения Александра, заставлявшие меня вздрагивать. И самое главное в нашей игре было не перейти границу. Для этого ещё не пришло время.
   Наконец Александр поднял на меня сверкающие глаза. Я обнял его за шею и поцеловал в губы.
   - Я люблю тебя... о Афродита, я так тебя люблю, - сказал я. - Понятия не имею, как я жил без тебя тринадцать с половиной лет?
   - Ну, поменьше, - возразил Александр, улыбаясь. - Мы знакомы с восьми лет. Впрочем, это уже не имеет никакого значения. Отныне мы вместе до самой лодки Харона. Я клянусь тебе, Гефестион,что бы ни случилось, кто бы с кем ни начал войну, нас не разлучит ни один смертный. Я не перестану тебя любить.
   - А я тебя, - пообещал я.
   Александр сел рядом и обхватил колени руками. Его волосы рассыпались сверкающим водопадом. Я встал, подошёл к выходившему на запад окну и посмотрел на небо. Догорал закат, появлялись первые звёздочки, пока ещё слабые, жизнь в Миезе постепенно останавливалась до следующего утра. Всё же не все собирались ложиться спать, и среди них наверняка был Леоннат. Я представил его вместе с Еленой и вдруг осознал, что в глубине души затаилась ревность. Нет, я, эгоист по натуре, не любил его, тем не менее не желал мириться с мыслью, что у него кто-то есть.
   Наступающая ночь грозила выдаться прохладной, ведь уже шла осень. Я зябко передёрнул плечами, обернулся к Александру и протянул к нему руку.
   - Погляди, какой красивый вечер, - сказал я.
   Александр приблизился ко мне, обхватил сзади за пояс и прижался щекой к моему плечу. Я положил свои ладони на его, на миг прикрыл глаза и вздохнул. Мы провели в зале, наверное, не меньше часа, а я до сих пор не очень-то верил, что не сплю, боялся, что вот-вот иллюзия исчезнет, и я снова останусь один. Бывало, ночи напролёт я лежал в своей постели, пялился в потолок, несмотря на то, что утром мне надо было вставать на заре, и молил Афродиту исполнить моё самое заветное желание - подарить мне Александра. Она услышала меня.
   - Давай сегодня не будем спать, - предложил я .
   Александр удивлённо посмотрел на меня снизу вверх.
   - Чем же мы займёмся? - спросил он.
   - Будем болтать! - я раскинул руки в стороны. - Теперь, когда мы признались друг другу в любви, мы имеем право проводить ночи в одной спальне.
   - Разве ты думал, что возможно иначе? - засмеялся Александр. - Нет уж, мой Гефестион, я тебя не отпущу. С этого дня мы будем вдвоём вечность... каждую минуту жизни.
   Мои глаза наполнились слезами.
   - Почему ты плачешь? - спросил Александр, озабоченно склонив голову на левый бок. - Я чем-то обидел тебя?
   - Что ты! - воскликнул я. - Это от счастья, от силы моим чувств к тебе, Александр. Я готов умереть за тебя, отдать тебе последний хитон и, если понадобится, всё своё имущество, доставшееся мне в наследство после смерти отца.
   - Я ценю твою заботу обо мне, - сказал Александр. - И я знаю, ты меня в беде не оставишь. Когда я стану царём, я в долгу не останусь. Я осыплю тебя почестями и золотом, подарю тебе роскошные дворцы азиатов, сделаю полководцем. Выше нас, Гефестион, будут лишь боги. А может, мы будем равными им.
   - Ты уверен, что на трон взойдёшь именно ты? - спросил я. - У твоего отца есть ещё два сына.
   - Я не беру их в расчёт, - небрежно махнул рукой Александр.
   - А зря, - сказал я. - Врагов нельзя недооценивать. твои братья ими и являются. Или ты считаешь их своими друзьями?
   - Ну да, конечно! - фыркнул Александр. - Мне этого только не хватало. И без них неприятели есть. Кассандр, например. - Он нахмурился. - Уверен, он спит и видит себя царём. А я не позволю ему занять моё законное место!
   Он сжал руку в кулак.
   - Народ выберет тебя, - сказал я, положив ладонь ему на плечо. - Ведь ты Александр, ты самый лучший в мире.
   - Ты мне льстишь? - улыбнулся Александр.
   Я замотал головой и ответил:
   - Тебе я буду говорить одну правду. - Я потянулся, сдержав зевоту, чтобы не показывать Александру усталость, и лукаво сощурил правый глаз. - Где мы будем спать? У тебя или у меня?
   - У меня, нет вопросов, - ответил Александр. - Главный же я!
   - Это мы ещё посмотрим! - засмеялся я.
   Мы покинули тёмный зал, прошли по коридору, то держась за руки, то обнимаясь и ни на кого не обращая внимания, и спустя несколько минут очутились в роскошных для того времени покоях Александра. Мы разделись и забрались под мягкое, расшитое золотой нитью покрывало. Александр обхватил меня обеими руками и зарылся лицом в мои волосы. Он вздохнул полной грудью, поцеловал меня в лоб и прошептал:
   - От тебя пахнет фруктами. Ты принимал ванну? - Я молча кивнул головой. - В следующий раз мы сделаем это вместе. Я обожаю купаться, особенно в реках. Ты согласен?
   Я неопределённо пожал плечами.
   - Возможно, - пробормотал я, не поднимая головы.
   Я понимал, что из этого может выйти, и внутренне покраснел. Но я рано или поздно должен буду дать Александру то, что он хотел. В принципе, в глубине души желал того же, тем не менее боялся таких близких отношений, особенно после неприятного ночного приключения, когда я по собственной глупости попал в руки двоих насильников.
   - Куда бы ты мечтал отправиться? - поинтересовался Александр.
   - За тобой хоть на край света!  пылко ответил я. - Если всё-таки начнётся война с Персией, я брошу всё и поеду с тобой!
   - Я запомню, - Александр рассмеялся и снова поцеловал меня. - Я и сам часто думаю о Востоке. Там, говорят, красиво, а во дворцах азиатских царей лежат горы золота. Помнишь, как-то в Пеллу приезжали послы-персы? Я слышал, как они рассказывали о своей стране чуть ли не взахлёб от гордости, их переполнявшей. Вот бы подчинить её!
   - Тогда нам придётся составить план захвата, - сказал я. - Ну, хотя бы примерный. Всё равно он будет меняться за года.
   - Ты так считаешь? - спросил Александр, приподнявшись на локте. - Думаешь, мы отправимся в поход совсем взрослыми? Стариками, например?
   - Это ты преувеличил, - сказал я. - Готов поспорить на что угодно, нам не будет больше тридцати.
   - А разве тридцать - ещё не старик? - спросил Александр.
   Я не выдержал, откинул голову на подушку и засмеялся.
   - Тогда кто мы? - откликнулся я. - Уж не взрослые ли и опытные мужчины?
   - Мы сами, без томительного ожидания совершеннолетия можем ими стать, - сказал Александр с блеском в глазах. - Всё в наших руках... после того, как Афродита благословила нас.
   - Да, я знаю, - пробормотал я. - Теперь помолчи.
   Я немного привстал, вспомнил незабываемые уроки обольщения Леонната и поцеловал Александра так, что тот задержал дыхание и зажал в кулаках простынь.
   - Кто тебя научил столь великолепно целоваться? - поинтересовался Александр, когда я оторвался от его губ.
   - Один человек, - уклончиво ответил я.
   - Леоннат? - догадался Александр.
   В спальне было темно, тем не менее я заметил, что друг чуть нахмурился. Он ревновал, и это веселило меня. Я кивнул головой. Стыда я не чувствовал, ведь тогда мы с Александром были просто товарищами.
   - С сегодняшнего дня Леоннату и надеяться нечего, что ты и он... что вы... - начал было Александр.
   Я прикрыл ему рот ладонью:
   - Я с тобой, и даже Леоннат мне не нужен.
   - Позволь задать тебе один вопрос, - заговорил Александр. - Если бы я, наконец, не решился признаться тебе, ты бы выбрал его?
   - Нет, - я не лгал. - Ждал бы тебя.
   Александр больше ни слова не сказал. Кончиками пальцев он медленно провёл от моей шеи по плечам и бокам до пояса, а затем резким движением перевернул меня на спину и прижался к губам.
   - Аристотель прав, я покорю мир и половину подарю тебе, - прошептал он. - Мы затмим славу древних героев.
   Дыхание моё с каждой секундой учащалось. Поцелуи и ласки царевича вызывали бурю эмоций. Но благодаря времяпровождению с Леоннатом я знал о своих чувствительных местах, и теперь мне хотелось выяснить, где они находятся у Александра, потому я шепнул:
   - Можно?
   Александр кивнул головой. В темноте глаза его были такими огромными и бездонными.
   Я начал медленно покрывать поцелуями его стройное тело: шею, ключицы, грудь. Друг судорожно вздохнул:
   - Гефестион...
   В следующее мгновение он снова оказался сверху. Я смотрел на него сквозь туман. Внизу живота появилось приятное ощущение. Я закрыл глаза и вдруг почувствовал, как горячий влажный язык Александра прошёлся по всей длине моего члена. Это происходило в реальности, не в дерзких мечтах, когда вместо своей руки я представлял руку Александра. Воздух исчез из лёгких. Я на миг задохнулся и стал кусать уже и без того распухшие красные губы.
   Жаль, что отец умер так рано. С матерью не поговоришь о подобных вещах. О любовных утехах мне рассказывал в Пелле учитель, и я часто смущался и внутренне краснел от порой очень откровенных подробностей. А теперь я лежал в одной постели с человеком, которого люблю больше всего на свете, и старался не опозориться, хотя друг тоже действовал неумело.
   - Александр... - простонал я, откидывая голову на подушку.
   Длинные мокрые волосы прилипли ко лбу. По телу пронеслось наслаждение.
   - Гефестион... - царевич склонился надо мной.
   На его губах блестело несколько беловатых капелек. Александр поцеловал меня, и я впервые в жизни ощутил солоноватый вкус собственного семени.
   - Ты лучшее, что есть у меня, - тихо произнёс Александр.
   Я улыбнулся.
   А потом мы строили планы на будущее. Я старался держать глаза открытыми и слушать восторженную речь Александра. Но усталость брала вверх. Я стремительно проваливался в успокаивающую и целительную тьму сна.
   - Ты уже спишь, - в голосе Александра звучала забота. - Пора отдыхать, Гефестион. Я разбужу тебя на заре... опять.
   Он вздохнул. Я мотнул головой и с трудом открыл слипающиеся глаза. Я хотел показать Александру, какой я выносливый. Только я был ещё ребёнком и пока не мог не спать сутками.
   - Нет, нет, говори дальше, - я пытался бороться со сном. - Мне очень интересно слушать тебя.
   - Не спорю, - ответил Александр. - Я бы с огромной радостью болтал с тобой и дальше хоть до самого рассвета, до которого, кстати, осталось, наверное, не более пяти часов, да Аристотель вряд ли простит тебе второе опаздание, а мне первое. Я же должен подавать пример.
   Он улыбнулся. Я удивлённо посмотрел на него и спросил:
   - Ты помнишь, как мы с Леоннатом проспали?
   - Я буду помнить всё, что связано с тобой, - ответил Александр. - А теперь спи. Тебе нужно набраться сил. Завтра... точнее, уже сегодня, занятия в палестре.
   - Помню... - пробормотал я, переворячиваясь на бок и правую руку кладя под подушку. - Сладких снов, мой Александр.
   - И тебе, - прошептал Александр. - Я люблю тебя.
    Он склонился надо мной, прикасаясь губами к моим волосам, плечам и шее. Я чувствовал себя счастливейшим человеком на свете и, признаться, совсем не хотел. чтобы наступало утро. Я боялся, что с приходом нового дня прекрасная сказка закончится. А вдруг это действительно шуика Афродиты и Эрота? Я не желал в то верить.

  - Гефестион, - услышал я сквозь туман сна. - Просыпайся. Надо вставать, одеваться и идти завтракать.
   - Пожалуйста, ещё одну минуточку, - попросил я, не открывая глаз. - Я так хочу спать...
   - Я бы дал тебе час и даже весь день, будь моя воля. - ответил Александр. - Но мы дожны подчиняться правилам Аристотеля, пусть они нам и не нравятся. Так что поднимайся, пока нас не стали искать.
   - А ты что, боишься. что нас увидят вместе? - спросил я, наконец вставая с постели.
   Александр поцеловал меня и с улыбкой ответил:
   - Ты сам против публичности, поэтому я помолчу.
   - И правильно, - я обнял его за шею. - Мы успеем всем сообщить о наших чувствах.
   Я не хотел спускаться в сад. Моим единственным желанием тогда было остаться в спальне и продолжить изучать человеческое тело не из рассказов друзей и Аристотеля.


         Глава XIV
       Первые ссоры

   Где-то через полчаса мы с Александром были в саду, прихватив с собой свёрнутые в трубочку куски пергамента, на которых мы угольками нарисовали карту Македонии по памяти. Да, Аристотель учил нас и этому помимо просто географии и многих других интересных и не очень наук.
   Пришли не все. Мы ждали Никанора. Я пододвинулся поближе к Леконнату, не в силах скрывать правду об отношениях, и прошептал в самое ухо:
   - Представляешь, Леоннат, эту ночь я провёл с Александром!
   Леоннат уставился на меня распахнутыми светлыми глазами.
   - Что? - воскликнул он.
   - Тише! - шикнул на него я. - Ты первый, кому я рассказываю. Ты же мой любимый друг.
   - О, ты мне льстишь! - засмеялся Леоннат и затараторил: - Ну, и как? У вас уже было?
   - Да ты что! - ответил я, толкнув его в плечо. - Рано.
   - Рано? - переспросил Леоннат, откинулся назад,на траву, и положил под головау руки. - Не согласен. Вам по четырнадцать. Уж не собираетесь ли вы ждать совершеннолетия?
   - Возможно, - уклончиво ответил я.
   - Ладно, расскажешь, чем  вы там занимались ? - хмыкнул Леоннат. - И не говори, что ничем. Не поверю всё равно.
   - Посмотрим! - засмеялся я.
   Леоннат улыбался, и по его лицу я не мог точно сказать, какие чувства царили внутри него на самом деле: искренний интерес или ревность. Но Леоннат действительно мог стать неплохим актёром и тогда, возможно, притворялся весёлым.
   Пришёл Никанор. Аристотель хлопнул в ладоши.
   - Иртэ и ора на асхолити мэ, - сказал он. призывая нас к тишине. - Элегетэ экси тис картэс сас. Пиос тэли?
   - Имэ эго! - вызвался Леоннат.
   - Кала, - Аристотель протянул руку, и Леоннат отдал ему свой свиток. - Браво, о Леоннатос. Харти сас инэ схедон состо.
   - Йаты схедон? - протянул Леоннат.
   - О Леоннатос, дэн боритэ на истэ эна пезопоро, - пошутил Марсий. - Эхетэ хаси.
   - Посо астио, о Марсиас, - скривился Леоннат.
   - Дэн ипостирозун, - сказал Аристотель и повернулся к Александру. - Зира сас, о Александрос.
   "Пора заниматься. Давайте проверим ваши карты. Кто первый?"
   "Я!"
   "Хорошо. Молодец, Леоннат. Твоя карта почти правильная".
   "Почему почти?"
   "Леоннат, тебе нельзя в поход. Ты заблудишься".
   "Очень смешно, Марсий".
   "Не спорьте. Твой черёд, Александр".
   Я взглянул на Александра. Наши взгляды встретились, и мы оба улыбнулись. Я заметил, как переглянулись друзья. Никанор заговорчески подмигнул Марсию. Ну да, они обо всём догадались и без наших с Александром объяснений. глаза влюблённых говорят яснее всяких слов. Они не умеют лгать.
   Аристотель посмотрел карты всех. Моя была последней. Я особо не спешил её отдавать, боясь в душе, что учитель раскритикует её. А вышло всё наоборот.
   - О Ифэстина, канэтэ калитера пао тус аллус, - похвалил меня Аристотель. - Боритэ на йенэтэ миа эксэретики хартографос.
   - Сихаритириа! - Марсий приобнял меня за плечи.
   "Гефестион, ты сделал лучше остальных. Ты можешь стать прекрасным картографом".
   "Поздравляю!"
   Я скромно опустил глаза. Вчера после обеда, старательно выводя угольком по шкуре линии-речушки и полукруги-холмики родной страны с её названиями городов и местностей, я и не представлял, что Аристотель сочтёт меня лучшим. Я был ужасно горд собой, только вида не показывал.
   - Когда я объявлю войну Востоку, карты мне будешь рисовать ты! - воскликнул Александр.
   - Ты так уверен, что ты, а не твой отец, отрпавишься в далёкое и опасное путешествие? - спросил Леоннат.
   - Кто же ещё? - Александр приосанился. - В любом случае, я уверен, мы все поучавствуем в тех будущих битвах и завоюем себе славу и богатство, так необходимое Македонии.
   Когда урок географии закончился, Аристотель начал рассказывать, как и какие раны можно самим перевязывать себе или соратнику на поле битвы. Мне было интересно его слушать, ведь то, о чём он говорил, через несколько лет нам пригодилось.
   И вот знаменитый философ, ученик самого знаменитого Платона, спросил:
   - Тэлэтэ на пэксетэ тус травматис?
   - Нэ, нэ! - закричал Марсий.
   - Моно та ипулотун! - сказал Леоннат,смотря на меня. - Кэ эго ксэро оти капиос та ти тэрапиа.
   - Охи, о Леоннатос, - с долей вызова произнёс Александр. - О Ифэстионас му.
   - Дэн инэ эна прагма, - вдруг огрызнулся Леоннат.
   - Акривос, - Александр скрестил на груди руки. - Кэ мин ипостиризун мэ тон пригкипа.
   - Эноксли милонтас, - взмолился Никанор. - Курамэнос ту боритэ на акусэтэ. Сас зилуи ос провата. Та пиксумэ миа матыа тус эутус мас - астыа.
   "Вы хотите поиграть в раненых?"
   "Да, да!"
   "Только я буду лекарем! И я знаю, кого стану лечить".
   "Нет, Леоннат. Гефестион мой".
   "Он не вещь".
   "Вот именно. И не спорь с царевичем".
   "Помолчите. Надоело вас слушать. Вы как ревнивые бараны. Посмотрите на себя со стороны - смешно станет".
   Леоннат и Александр поджали губы и отвернулись друг от друга. Я опустил голову. Мне было не приятно, что из-за меня ссорились два моих лучших друга. Они действительно вели себя глупо, а я не мог разорваться на две части и быть одновременно и с Александром, и с Леоннатом.
   - Пожалуйста, перестаньте, - вмешался я, понимая, что должен хоть что-то сказать. - Никто из нас не достигнет успеха ни сейчас, ни потом, если мы будем ссориться. К тому же это некрасиво. Мы ведь друзья и знакомы не со вчерашнего дня.
   - Верно! - поддакнул Никанор, а Марсий согласно кивнул головой.
   - Пусть Гефестион сам выберет, уж коли за него идут такие бои, - предложил последний.
   Я не знал, что мне делать: расстраиваться или же, наоборот, смеяться. Всё происходящее выглядело крайне нелепо. Ища поддержки у Аристотеля, я посмотрел на него. Учитель улыбался, и это меня немного успокаивало. А то я ощущал себя человеком, находящимся под прицелом двоих лучников. Наверное, так и чувствовал себя Александр  когда его родители ругались из-за него.
   - А, пэдиа, пэдиа, - сказал Аристотель, блестя карими глазами
 - Инэ то эпихирима йа тин просохи тус стин алли, йа та сигхаритириа му. Кэ та хризотун полла перисотэра хрониа, гинонтэ  мегалитера кэ на бори на эпистрэфи. Кэ ти влепис инэ? Анутэс дьямахэс кэ лексис? Амфиволиа оти тэлэтэ на тимастэ моно афто. Кэ на тимастэ эна прагма тус, матытэс му: сто пэдио тис махис канотэ на сибатисэ афто на статэ кэ на эпикалести. Ка тэ дутэролепто метраи стон полемо. Тора, о Александрос кэ о Леоннатос, хамогело нэ синэхиси то матыма.
   " Ах, дети, дети. Вы спорите за внимание друг друга, за мою похвалу. А пройдёт ещё несколько лет, вы станете взрослыми и оглянетесь назад. И что вы увидете там? Глупые ссоры и обидные слова? Сомневаюсь, что вы хотите помнить лишь это. И запомните одну вещь, мои ученики: на поле сражения некогда будет вот так стоять и препираться. Каждая секунда на счету на войне. Теперь, Александр и Леоннат, улыбнитесь, и продолжим урок".
   Александр первым протянул руку Леоннату и не очень уверенно, зато искренне заговорил:
   - Прости меня, я погорячился.
   - Да и я хорош! - усмехнулся Леоннат. - Гефестион твой. На то, что принадлежит одному из наследников, уже никто и никогда права не имеет.
   Их примирение было каким-то странным. Они вроде бы осознали свою ошибку, и в то же время слова Леонната ясно говорили, что он не согласен с эгоистичным решением Александра. Аристотель раздал по длинному и узкому куску белой ткани Александру и Леоннату и обратился к мальчикам:
   - О Ифэстина кэ о Марсиас - инэ травматисэ. Эхун вариа эмморайа. Дэстэ та хэриа тус йа на стаматиси то эма. Кэ о Никанорос, эртэтэ сэ мэна. О йатрос сас та эхо.
   " Гефестион и Марсий - раненые. Перевяжите им руки так, чтобы остановить кровь. А ты, Никанор, иди ко мне. Твоим лекарем буду я".
   Не сводя с меня глаз, Александр приблизился ко мне и сел рядом на желтеющую траву. Я невольно затаил дыхание.
   - Ложись, - тихо, чуть ли не шёпотом сказал Александр. - Тебе нельзя шевелиться.
   - Это всего-то игра, - ответил я.
   - Когда-нибудь это станет жизнью, - сказал Александр.
   В душе я согласился с ним, послушно растянулся и повернул голову влево. Мне были приятны прикосновения пальцев Александра. Они расслабляли. От них мне захотелось спать. И неудивильно. Мы с Александром уснули за полночь. Да, я мечтал повернуть время вспять и вернуться во вчерашний день. Он был поистине чудесным.
   Александр улыбнулся мне. Я ответил тем же. При друзьях и Аристотеле мы не показывали своих чувств, по крайней мере, я. Неподалёку возился с Марсием Леоннат. Мы переглянулись, и Леоннат подмигнул мне. Как необычно получается. Я люблю Александром всем сердцем, но и Леоннат мне не безразличен. Однажды мы были очень близки от того, чтобы не провести ночь в одной постели, в которой мы бы вряд ли просто спали. От меня требовалось согласие, а я вместо этого сделал шаг назад. Ну, не в прямом смысле слова.
   - На настоящей войне я не допущу, чтобы тебя ранили, - сказал Александр после молчания. - Если с тобой вдруг что-нибудь случится, я себе никогда этого не прощу, Гефестион. И не улыбайся. Я говорю совершенно серьёзно.
   - Да я ничего против и не имею, - засмеялся я. - Тебе я верил всегда. А насчёт Леонната... Ты зря так резко ответил ему. По-моему, вчера я доказал тебе свою любовь.
   - Извини... - пробормотал Александр.
   - Это ты должен сказать Леоннату, не мне, - возразил я.
   Александр, всё-таки сумев сдержать новый порыв ревности, невольно туго затянул мне повязку на предплечье, и я поморщился. Выражение лица Александра сразу переменилось. Друг обнял меня и затараторил:
   - О Гефестион, прости, прости! У меня и в мыслях не было тебе причинить боль.
   - Перестань! - я отстранился. - Ты же не убил меня.
   - Не говори так... пожалуйста, - попросил Александр.
   Я хотел было ответить, но со скамьи поднялся Аристотель, где он сидел вместе с Никанором, и приблизился к нам с Александру и Леоннату с Марсием. Последний встал с травы, одёрнул короткий белый хитон и поправил волосы. Больше чем уверен, он и Леоннат слышали наш разговор. Не очень приятно.
   - Инэ паи? - спросил Аристотель, проверяя повязки.
   - Нэ, - приосанился Леоннат. - Агона акоми кэ ан инэ состо тора  боритэ на патэ.
   - Алитыи? - улыбнулся Аристотель.
   - Фисика! - Леоннат упёр руки в бока.
   - Ас рикзумэ миа матыа, - похлопал его по плечу Аристотель. - О хронос та дикси.
   "Получилось?"
   "Да. Хоть прямо сейчас можно идти воевать".
   "Вот так?"
   "Конечно".
   "Посмотрим. Время покажет".
   Пока Александр снимал с меня повязку, я смотрел в ясное небо и с наслаждением ощущал на своём лице дуновения ветерка. Я думал о будущем и строил планы. Я мечтал обойти весь мир, покорить далёкие сказочные страны и увидеть край света. К тридцати годам жизни я многого добился, а тогда, четырнадцатилетним ребёнком, я мог только надеяться на лучшее.
   Из задумчивости меня вывел голос Аристотеля:
   - То вради эго та графо эна прагма стон о Филиппос. Та харун пера апо сас. Идика йа эсас, о Александрос. Авксавентэ антаксиос йос ту патера ту.
   - Эси эци вомизэтэ? - лицо Александра засияло.
   - Нэ, - подтвердил Аристотель, гладя его по голове. - Эси истэ эксибон матытис, алла мелетэс лиго на сас эндьяферон. Кэ эго вомизо оти ксэро йаты.
   "Вечером я напишу письмо Филиппу. Порадуется за вас. Особенно за тебя, Александр. Ты растёшь достойным сыном своего отца".
   "Ты так думаешь?"
   "Да. Ты умный ученик, но учёба мало интересует тебя. И я думаю, что знаю, почему".
   Леоннат хмыкнул, бросил на меня быстрый взгляд и что-то шепнул на ухо Никанору. Тот с улыбкой кивнул головой. Я обижаться не стал. Друзья ведь не потешались надо мной и Александром.
   - Волта ме алога? - предложил Аристотель.
   - Нэ, нэ! - Марсий от радости даже запрыгал на месте.
   - Эно истэ маци мас, о даскалос? - поинтересовался Никанор.
   - О, охи, пэдиа, - засмеялся Аристотель. - Инэ иди палья.
   - То палио? - переспросил Леоннат и фыркнул. - Нэ сас кэ пэнинда мин.
   "Покатаетесь на лошадях?"
   "Да, да!"
   "А ты с нами, учитель?"
   "О, нет, мальчики. Я уже старый".
   "Старый? Да тебе ещё и пятидесяти нет".
   Мы были безумно рады, что Аристотель разрешил нам увидеться с нашими верными четвероногими друзьями. Правда, это был урок верховой езды без попоны. Было больно. Когда мы через час сползли на землю, мне казалось, кости Гектора впились в моё тело.И никто из нас не имел права жаловаться.


         Глава XV
         История

   Вряд ли Филиппа сильно интересовали наши успехи в постижении всевозможных наук. Конечно, если ему вообще было дело до них. Он занимался государственными делами и, как всегда, давал красивые обещания налево и направо. В прошлом году они с Охом, персидским царём, подписали договор о ненападении, а ещё раньше Филипп стал пожизненным фессалийским архонтом. Не спорю, это великая честь для правителя небогатой страны, не играющей особой роли в политике Европы. Филипп вообще был противоречивым человеком, родившимся у престарелого отца и в детстве ужасно боявшимся своей матери. Не знаю, был ли он сыном Евридики от Аминты или же её какого-нибудь любовника, например, того же самого Птолемея, мужа её дочери. Вместе с Птолемеем жестокая царица решила убить Аминту, после того, как тот застал их в одной постели. Их план провалился. Аминта умер сам спустя некоторое время. На тот момент ему было за восемьдесят.
   К сожалению, на этом волнения в стране не закончились. Трон унаследовал старший сын Аминты Александр. Только Птолемей сделал так, чтобы новоиспечённого государя убили на праздновании народного македонского танца, женился на Евридике и объявил себя наместником при другом царевиче Пердикке. Представляю, как он радовался тогда. Но я не понимаю Евридику. Как могла она предать свою семью ради власти? Её поступки не были оправданными. Нужно действовать во благо всего государства. Лишь так можно стать счастливым.
   Пердикка, обожавший философию и поэзию, три года терпел Птолемея возле себя, а затем приказал казнить его, вернул из изгнания Филиппа, который жил в Фивах  и сделал его наместником одной из областей. И Филипп сразу начал претворять в жизнь свои честолюбивые планы полководца. В Фивах он познакомился с отличным военачальником Памменом, другом Эпаминонда, некогда разбившего спартанцев при Левктрах, и это очень помогло ему в его военных преобразованиях  впоследствии продолженных Александром. Благодаря Филиппу наша армия стала намного сильнее, он добился в её рядах беспрекословного подчинения. И хотя в Македонии испокон веков выводились лошади чуть выше ослов, наша конница является одной из самых лучших в мире. То же самое я могу сказать и о пехоте. Короче, мы лучше всех.
   Спустя пять лет усиливший власть Пердикка решил отправиться войной в Иллирию и оставил в Эгах, тогдашней столице Македонии, наместником младшего брата. А спустя некоторое время прискакал вестник и сказал, что бой проигран, что Пердикка и ещё четыре тысячи воинов мертвы. По-моему, это было горчайшее поражение в истории царства - потерять за один день столько человек.
   У Пердикки остался маленький сын Аминта, и того провозгласили царём. Но вся власть всё равно оставалась в руках его дяди Филиппа, которого, кстати, не особо желали видеть на троне. До конца года он подавлял мятежи внутри Македонии и с приходом зимы продолжил усиленное военное обучение, длившееся несколько месяцев. После этого, в начале весны, узнав о смерти царя Пэонии, он двинулся на север, перевалил через горы и заставил пэонов признать его власть. То была его первая победа, и она приблизила его к славе на родине и в Элладе.
  Под началом Филиппа была такая маленькая армия: около десяти тысяч пехотинцев и шестьсот конников. И всё-таки он не побоялся пуститься в путь. Ну что ж, храбрости ему не занимать. И это единственное, что делает их с Алеесандром похожими.
   Филипп спал и видел себя победителем Иллирии. Её правитель Бардил, как ни странно, испугался и предложил противнику заключить мирный договор. Получив твёрдый отказ, он стал готовиться к войне. Когда мой первый учитель, а потом и Аристотель рассказывали македонскую историю,  я удивлялся, как Филипп, имея столь малочисленное войско, ещё и побеждал. Похоже, я недооценивал его, всё внимание отдавая одному Александру. А ведь мой друг во многом брал пример с отца, даже если и невольно.
   И вот пришло время боя. Филипп применил все знания, полученные им в эллинских Фивах, и построил армию особым образом. У него был один шанс из тысячи на победу, и он воспользовался им. Кто знает, что ждало бы страну, не будь её фактическим царём он.
   Но, уж коли я заговорил о сражении, вернусь к нему. Оно произошло на равнине у Охридского озера.
   Филипп построил войско так, как это делал некогда Эпаминонд - оно стоял по косой линии. Первой атаковала пехота, отчего правый фланг врагов сильно растянулся. Этого-то Филипп и желал, подождал, пока ряды на левом фланге Бардила поредеют, приказал наступать своей коннице. За ней же последовали все остальные.
   Победа Македонии была полной. Погибло семь тысяч иллирийцев, сам Бардил, пусть и нехотя, вернул захваченные наши земли и в качестве доказательства, что он отныне подданный Македонии, отдал в жёны Филиппу свою дочь Одату, взявшую себе имя Евридика. Потом её примеру последовала Олимпиада, ведь на самом деле бывшую царицу зовут Поликсена. А Одата, к счастью или нет, спустя год умерла, родив девочку Кинану. Мечтавший о наследнике Филипп сразу стал искать новую жену, и его выбор пал на царевну Филу из Элимиотиды, откуда родом моя мать. Должен сказать, Филипп никогда не ограничивал себя в наслаждениях. У него было много любовниц и, может быть, не меньше любовников, с большинством из которых он проводил всего одну ночь, пока шёл пир. Он обожал попойки и свободу и стремился к последней в любви. На какой-нибудь вакханалии он, совершенно пьяный, во всё горло орущий песни, мог на глазах у толпы приближённых под крики одобрения лишить девственности девушку или красивого мальчика. Я бывал на пирах вместе с ним и видел его безумные поступки собственными глазами. И не дай Зевс его кто-то прогневит в тот момент. Филипп превращается в бешеного зверя.
   Фила вскоре тоже умерла. Возможно, сама, возможно, постарались. Отравления и всевозможные другие "казни" и сейчас-то далеко не редкость, а тогда и подавно встречались чуть ли не на каждом углу. В любом случае Филипп был уже дважды женат, но наследника до сих пор не было. Для двадцатипятилетнего наместника, почти что царя, это было непростительно.
   Третьей женой Филиппа стала некая красавица Филинна из Фессалии. Брак был заключён по политическим соображениям. Зато от него на свет появился долгожданный царевич. Мальчика назвали Арридеем. Да, это тот самый Дурачок, как назвал его младший брат Александра Каран.
   Филипп же, любивший женщин не меньше вина и успешного завершения походов, похоже, уже не мог остановиться и женился снова, на этот раз на Олимпиаде. К тому времени он стал полновластным государём, потому что аристократы не видели пользы от несовершеннолетнего Аминты и сместили его. Филипп добился всего: власти, спокойствия на границах, уверенности, что после него на троне останется его сын. Теперь, заручившись поддержкой боевых товарищей, представителей древних родов, и в первую очередь Антипатра, служившего ещё Пердикке, он мог бросить вызов Элладе. Кстати, я не считаю, что Пердикка совершил те самые иллирийские подвиги, о которых Антипатр книгу написал. По-моему, за него их сделал Филипп.
   Я рассказал лишь о четырёх жёнах Филиппа. На самом деле официально их было пять, но я думаю, и остальные считаются, раз они родили суровому царю детей. Всего у Филиппа было три дочери и столько же сыновей. И если я, единственный ребёнок в семье, до знакомства с Александром был уверен, что иметь брата или сестру здорово, увидел, какая атмосфера царит во дворце, переменил своё мнение. Увы, среди таких, как мы, слово "родственник" мало что значит.
   Теперь о личности Филиппа можно составить хоть какое-то представление. Он, всегда находившийся в тени, вдруг обрёл славу и уважение соплеменников и представителей соседних государств. Взошла его звезда, и он не мог допустить, чтобы она погасла. Он подкупал людей лестью, деньгами и обещаниями о ещё большем богатстве, сокрытом на территории необъятной Персии и верно, пусть и медленно двигался к достижению главной цени - к тому, чтоб его объявили эллинским гегемоном. Его, человека, никогда не любившего Элладу.
   Там, в Пелле, в новой столице Македонии, в этом скромном по сравнению с эллинскими полисами городе на берегу речушки, Филипп вместе с советниками и командирами одновременно со мной и Александром строил план покорения Азии. Нас с ним разделяли десятки стадий, а мысли совпадали. И уже тогда Александр, ещё ребёнок, стремившийся казаться взрослым, решил действовать самостоятельно, не дожидаясь, когда отец позволит ему принять участиев государственных делах. Они оба не желали уступать друг другу.

   Я, аристократ, обязан отлично знать историю своей страны, уж не говоря о родословной. Благодаря великолепным учителям я могу похвастаться хорошими знаниями. Но вот что забавно. Одна моя бабка была эллинкой. Получается, у меня три родины: Македония, Элимиотида и Эллада. И какую же из них я должен почитать больше? Мне всегда было трудно сделать выбор, не оскорбив память отца македонянина, не обидев мать, чей дом - иные прекрасные края, и не позабыв об утончённой и в то же время высокомерной Элладе. Видимо, я вобрал в себя всё от этих трёх государств и стал тем, кем являюсь сейчас. Так что я по праву могу сказать, что мой дом - весь мир. И это ведь будет правдой.
   После урока верховой езды, нас сильно утомившего, мы вместе с Аристотелем отправились обедать. У меня болела каждая мышца тела, тем не менее я продолжал улыбаться. От переизбытка свежего воздуха в лёгких кружилась голова, и было весело. Мы с Леоннатом смеялись над моей шуткой. Друзья, наверное, смотрели на нас как на сумасшедших.
   В зале мы сели за стол, а не возлегли на ложа, как это делали взрослые мужчины. Дети до совершеннолетия ели за столами. Я сидел между Леоннатом и Александром, чтоб никому не было обидно, Никанор и Марсий - напротив. Аристотель, не вставая с ложа, из бронзового килика потягивал вино. Нам же подали воду.
   Стояла полная тишина. Аристотель не разрешал нам разговаривать во время еды, хотя вести беседы было обычаем. И несмотря на то, что мы продолжали оставаться детьми, детства как такового у нас уже не было. Из нас готовили будущее Македонии, а оно, по словам Филиппа, должно было быть великолепным. Вот мы и старались порой из последних сил сделать его таким.
   Левая ладонь Александра легла мне на колено и медленно поползла вверх. Я поперхнулся и стал кашлять. Леоннат, едва сдерживая смех, похлопал меня по спине. Никанор и Марсий улыбались. А у меня на глаза слёзы навернулись от кашля. Ещё и Аристотель сделал мне замечание, будто я был в чём-то виноват:
   - О Ифэстина, дэн ормикстэ. Тротэ пио арга. Дэн истэ пинасмэну агрьо тэрио на хаси комматыа.
   "Гефестион, не торопись. Ешь медленнее. Ты ведь не голодный дикий зверь, чтобы куски хватать".
   Леоннат наклонился ко мне и прошептал в самое ухо:
   - Да уж, с Александром тебя ждут бурные ночи.
   - О Леоннатос! - строго сказал Аристотель.
   - Сиопи, сиопи, - проворчал Леоннат, встретился взглядом с Никанором и хитро подмигнул ему.
   "Леоннат!"
   "Молчу, молчу".
   Я посмотрел на Александра и улыбнулся. Друг как бы невзначай коснулся моей руки. Аристотель этого не видел,погрузившись в свои обычные научные размышления так глубоко, что даже что-то забурчал себе под нос. Нас это очень рассмешило. Аристотель напоминал семидесятилетнего старика, предавшегося воспоминаниям и за неимением собеседников разговаривающего сам с собой. Мы закрывали рты руками и кусали губы, лишь бы не хохотать. Я первый не выдержал и засмеялся. Марсий тоже несколько раз хихикнул. Это вывело Аристотеля из дум. Философ поднял голову и, словно человек, которого резко разбудили, удивлённо огляделся по сторонам.
   - О даскалос, кэ йаты ката ти дьяркиа эна гима дэн мусикус? - спросил Леоннат, стараясь выглядеть серьёзным. - Флауто, опос.
   "Учитель, а почему во время трапезы не играют музыканты? Флейтисты, например".
   Я перевёл взгляд на него. Конечно, за три года знакомства мы изучилтёи пристрастия друг друга, и поэтому Леоннат знает, что я люблю игру флейты. И я был благодарен ему, что он поддерживает мои интересы. Леоннат в это время продолжил:
   - Эдо сто палаты эмис пантотэ тон акуйам мусики.
   - Дэн ипостризун, - Аристотель пожал плечами. - Алла иртэ и ора на архизун на матэнун то идио то пэхниди. Сас та прэпи на экпэдунти сэ о ти.
   "Вот во дворце мы слушали музыку".
   "Не спорю. Но пора самим начать учиться игре. Вы должны быть образованными во всём".
   - А... - протянул Никанор.
   - А по-моему, это здорово, - сказал я. - В жизни всё может пригодиться.
   - Ты что же... собираешься становиться актёром или петь в хоре? - усмехнулся Леоннат.
   - Только если с тобой, - пошутил я.
   - Ну ладно, я запомню! - кивнул головой Леоннат.
   - Нет, Гефестион всё-таки прав, - добавил Никанор. - Вдруг из нас не получатся хорошие воины? Зато будет выбор. Особенно у Марсия.
   Мы засмеялись. Ни для кого не было тайной, что наш любознательный друг стремится пойти по стопам Аристотеля. А ведь в его семье уважали силу тела, не ума. И его старший брат Антигон, прозванный Одноглазым, как и Филипп, не считал иначе.
   - А при чём здесь я? - обиделся Марсий, скрещивая на груди руки и тем самым вызывая у нас ещё больший смех. - Как что, так сразу "Марсий, Марсий". Просто мне нравится учиться.
   - Да в этом никто и не сомневается, - хмыкнул Никанор.
   Я заметил, что Александр, будто ища поддержки, взглянул на улыбающегося Аристотеля, на миг прикрыл глаза и вздохнул. И он, и я, и все остальные, покидая Пеллу, понимали, что нам придётся много трудиться, но и представить не могли, что "работы" будет столько. Впрочем, иного нечего было и ожидать. А порой было тяжело до слёз. Несколько дней назад, когда закончились очередные занятия в палестре, Марсий лежал на песке и ревел. Я и сам пребывал в странном состоянии. Я устал, и у меня не всё получалось. Мне приходилось раз за разом повторять одно и то же. Физическое напряжение нарастало и грозило довести нас до нервного срыва.
   - Закончив учёбу, мы точно станем учёными! - воскликнул Никанор, обводя нас сверкающими глазами.
   Я с нетерпением ждал завтрашнего дня, чтобы прикоснуться к звенящим, подрагивающим струнам арфы или ударить по тимпанам. Я понятия не имел, какой выберу инструмент и что вообще выйдет из этого дела. Мне хотелось поделиться радостными эмоциями с матерью, и я решил написать ей письмо. Мои послания к ней всегда были длинными, содержательными, ведь мне было что рассказать.
   Обед мы завершили в молчании. Уверен, друзья думали о том же, что и я: о нашем будущем, об учёбе, о возможной войне с Востоком, могущественным и невероятно удивительным. Я посмотрел в окно. На небе сгущались тучи, неся с собой затяжные дожди. Шёл сентябрь, а это значило, что спустя каких-нибудь два-три месяца, когда холмы заволокут туманы, мы снова будем заниматься в доме.

         Глава ХVI
    Любовь на холмах

  Редкие дни, свободные от уроков, помогали нам не сойти с ума от перенапряжения в самом начале учёбе. Потом мы стали привыкать. Мы изучали много наук помимо тех, о которых я уже упомянал: эллинское письмо, риторику, включавшую в себя ораторское искусство, астрономию и устройство государств" обитателей природы и растения, особенно целебные травы. Мы наблюдали за изменениями погоды, учились разводить костры и готовить походные обеды, по веткам на деревьях и звёздам определять направления света и разбивать шатры. Это было поистине спартанское воспитание. Его мы все, думаю, выдержали с честью.
   Недели сливались в месяцы. И так прошло почти два года. Мы не покидали Миезу и продолжали получать знания. Но в тот день, до обеда пробыв в палестре, мы закончили рано и оставшееся время могли посвятить себе. Мы с Александром по-прежнему обожали друг друга и почти каждую ночь спали вместе, оставаясь при этом невинными и уже меньше времени уделяя учёбе. Это не могло не остаться без внимания. Но друзьям я доверял, а Аристотель не был против наших отношений.
   Был почти конец лета. Пару недель назад Александру и мне исполнилось по пятнадцать. Вся жизнь была впереди, и от сознания того, что ты ещё так юн, хотелось орать на весь свет. Мы выбрались на природу, к зелёным, покрытым цветами холмам, и босиком бегали по ним, чувствуя себя восьмилетними мальчишками. Мы поднялись на один из них и окинули долину восторженными взглядами. Здесь, вдали от посторонних глаз, я не скрывал свою любовь. Наоборот, я ею гордился.
   Высоко задрав голову, отчего по спине рассыпались волосы, и раскинув в разные стороны руки, я закричал прямо в голубое небо:
   - Мир, ты прекрасен!
   Несколько затаившихся в высокой траве птиц с испуганными криками взмыли в воздух. Мы рассмеялись.Я повернулся к Александру лицом и заглянул ему в глаза.
   - Кэ эси исэ эписис... - прошептал я.
   "И ты тоже..."
   - Почему ты говоришь на эллинском? - тихо спросил Александр, и я пожал плечами. - Впрочем, не имеет значения. Я пойму тебя, даже если ты вдруг скажешь что-нибудь на совершенно чужом для меня языке. Мы отныне единое целое. Я никогда не перестану любить тебя.
   - Да? - я закинул назад голову и закрыл глаза.
   - Разве ты мне не веришь? - Александр обнял меня.
   - Тебе не стоит спрашивать меня об этом, - ответил я. - Скажи ты, что мы проживём тысячи лет, я поверю.
   - Так оно и будет, Гефестион, - шепнул Александр. - Мы станем бессмертными в сказаниях народов, вот увидишь. Мы не зря родились, я уверен.
   Я решил немного разыграть его. Мы стояли на самой вершине холма. Когда Александр выпустил меня и повернул меня и повернулся ко мне боком, наслаждаясь созерцанием природы, я сделал шаг назад и почувствовал под ногой пустоту. Оглянувшись, я посмотрел вниз и улыбнулся краешком губ. Трава была мягкой, холм - не очень высоким. Ещё один шаг - и я, нарочито испуганно вскрикнув, покатился к подножию.
   - Гефестион! - услышал я крик Александра сквозь шуршание бившей меня по лицу травы.
   Я нисколько не пострадал, лежал ничком и думал, что поступаю плохо, заставляя Александра переживать. Он сломя голову спустился с холма, схватил меня за плечи и перевернул на спину. Я не открывал глаз и не шевелился, чем сильнее напугал друга.
   - Гефестион... Гефестион, ты слышишь меня? - бормотал Александр. - Гефестион!
   Я не ответил. Тогда Александр склонился надо мной, и я обнял его за шею и поцеловал. Александр улыбнулся.
   - Так ты одурачил меня! - сказал он.
   - Конечно! - ответил я, открывая глаза и сощуривая их от солнца. - Мне хотелось поглядеть на твою реакцию.
   - Ну, как не стыдно! - притворно нахмурился Александр. - За такое поведение тебя, Гефестион, сын Аминтора, надо наказать. Так, что бы придумать? - Он потёр подбородок.- Может, защекотать? Нет, это слишком просто. А может... Нет, тоже не подойдёт... О, я знаю! Я тебя...
   Он не договорил, наклонился совсем низко и прижался к губам долгим поцелуем. Мне показалось, земля подо мной разверзлась, и я стремительно улетаю в пропасть. Голова кружилась, руки неожиданно похолодели, в отличие от ладоней Александра, обжигающих меня подобно пламени. Я хотел одного - чтобы время остановилось, и поцелуй длился вечность.
   - Александр... - выдохнул я, когда царевич чуть приподнялся на локтях. - Не... останавливайся... прошу...
   - Как скажешь... - прошептал Александр.
   Медленно он начал спускаться вниз. Его губы вели одну жизнь, а руки - совсем иную. Я уже не осознавал почти, что он делает, пока не увидел, что он пытается расстегнуть фибулу на моём хитоне. Я сжал дрожащими пальцами его лицо.
   - Н-нет... не сейчас... - остановил я Александра. - Давай подождём...
   - Почему? - тихо спросил Александр.
   - Я... боюсь... - признался я. - Не торопи меня. Пусть всё идёт своим чередом, хорошо?
   - Хорошо, - Александр кивнул головой. - Признаться, и мне страшно. Но, надеюсь, ты позволишь мне целовать тебя и дальше? Это сводит меня с ума.
   - Всегда, - улыбнулся я. - Теперь же довольно слов.
   В тот момент никаких других желаний, кроме как получать удовольствие, у меня не было, равно как и мыслей в голове. Я потерял счёт времени и не хотел из прекрасной сказки возвращаться в действительность. У меня пылало лицо, распухли губы, руки стали горячими. Сердце так быстро колотилось в груди, что я боялся, что оно вот-вот остановится.
   Пение птиц уносило нас в неведомые края. Мы любовались друг другом. Я задавался вопросом, за что же полюбил Александра, и понимал, что ответ заключается в двух словах: за всё. Предложи мне мир с его несметными богатствами взамен Александра, я бы не принял его
 Меня, несмотря на то, что я родился в аристократической семье, мало интересует положение человека, если он мне чем-то приглянулся. Метеков и простолюдин я могу звать своими друзьями наравне с людьми, одинаковыми со мной по рождению.
   Александр лёг рядом со мной на траву и притянул к себе. Я смотрел в небо и молчал. Был ещё день. Мы могли не возвращаться в Миезу до ужина. Тем не менее я повернул голову в сторону городка, думая о Леоннате и остальных друзьях  и словно пытаясь разглядеть их.
   - Хочешь вернуться? - спросил Александр, убирая с моего лица волосы. Я отрицательно покачал головой. - Я рад. В последнее время я задыхаюсь в Миезе. Мне тут тесно. Выбраться бы куда-нибудь на свободу, подальше отсюда... ото всех... туда, где мы с тобой будем только вдвоём. Вот скажи, Гефестион, - он приподнялся на локте и положил руку мне на плечо, - что ждёт нас в следующем году?
   - Ну, наверное, снова учёба, - предположил я. - Теперь уже философская.
   - То есть мы останемся в Миезе? - спросил Александр.
   - Откуда мне знать? - я чуть нахмурился. - Может, мы вооьше отправимся в Элладу и продолжим обучение там. Я бы не отказался туда съездить и посмотреть своими глазами на величественные храмы и огромные статуи богов из сверкающего белого мрамора. А ты?
   - И я тоже, - ответил Александр. - Но я сомневаюсь, что Эллада захочет принять нас. Демосфен делает всё возможное... и невозможное, чтобы выставить нас, македонян, варварами и полными идиотами. Не выношу его!
   - Да уж, он ещё тот тип, - согласился я. - И вообще я его не понимаю. Мы ему ничего дурного не сделали, а он ведёт себя так, словно готов объявить нам войну.
   - Он уже бросил вызов, - буркнул Александр. -  И если он скажет что-нибудь дурное про меня, я терпеть не стану!
   Я рассмеялся и обнял его.
   - Ты как вулкан, такой же притягательный и такой же непредсказуемый, - сказал я. - Не горячись, Александр. Когда-нибудь и Демосфен признает нас.
   -  Вряд ли, - проворчал Александр.
   - Улыбнись, - я сел ему на ноги. - Это тебе очень идёт. К тому же меня разговор о Демосфене не интересует.
   - Ладно, сменим тему, - согласился Александр и прикоснулся к моему браслету на запястье. По его лицу пронеслась лёгкая тень недовольства. - Я подарю тебе золотой, усыпанный алмазами. Он будет самым красивым в мире!
   - А этот куда? - весело спросил я.
   - Так уж и быть, пусть он останется, - скривил губы Александр. - Но мне не по душе, что вы с Леоннатом так близки.
   - Близки? - я так и прыснул со смеху. - Ты заблуждаешься, Александр. И что за тон? Неужеои бесстрашный Ахилл ревнует?
   - Нет... - Александр опустил глаза и в следующее мгновение с вызовом поднял их на меня. - То есть да. Да, я ревную тебя к Леоннату! По-моему, причины есть. Ко всему прочему ты должен быть только моим. А то, что ты спал с Леоннатом...
   Я прикрыл ему рот ладонью и произнёс:
   - Ничего не было, поверь. Ничего, кроме поцелуев.
   - А мне и от этого уже больно, - откликнулся Александр. - Когда я видел вас с Леоннатом смеющимися и улыбающимися друг другу, я пытался понять, чем же он лучше меня, и почти ненавидел его, хотя он мой лучший друг. Три месяца я проклинал весь мир, пока не решился тебе признаться. И всё равно ещё некоторое время я боялся, что Леоннат тебе нужнее. Я намекал тебе, что ты мне нравишься, но того ты не замечал.
   Я смотрел на него расширившимися глазами, чувствуя вину.
   - Ты мне никогда этого не говорил, - тихо пробормотал я.
   - Я не хотел рушить твои мечты, - ответил Александр. - Ты выглядел таким счастливым! А вдруг Леоннат твоя судьба?
   - Не говори ерунды! - я рассмеялся. - В моей жизни может быть лишь один человек, и он сейчас находится передо мной. Александр, - я взял его за плечи, - я умру за тебя. Я люблю тебя....тебя, слышишь? Других людей для меня не существует.
   Я добился своего, заставив Александра ревновать. Признаюсь,я хотел причинить ему боль, несмотря на обожание. Я ведь тогда действительно не догадывался, что он отвечает мне взаимностью, и считал, его знаки внимания основаны на дружбе. Конечно, я рад, что заблуждался, и осознаю, что поступал очень жестоко, и что мучения Александра даже приносили мне некоторое удовольствие.
   - Прости меня, - искренне прошептал я. - Клянусь, впредь я буду думать!
   - Надеюсь, - засмеялся Александр. - В противном случае мне придётся убить и Леонната, и любого, кому вдруг вздумается быть с тобой.
   - Ты ведь пошутил? - я невольно вздрогнул.
   - Может быть, - уклончиво ответил Александр и прижал меня к себе. - Да, я пошутил! За Леонната можешь не волноваться. Твой любимец будет жить.
   - С чего ты взял, что он мой любимчик? - я вскинул брови, сделав удивлённый вид. - Ты снова не угадал.
   - Неужели? - Александр хитро улыбнулся. - Ладно, не смущайся. Все и так знают, какие вы с Леоннатом замечательные... друзья. И водой не разольёшь!
   - Что? - я встал и скрестил на груди руки. - Вот только не надо намекать. Если мне не веришь, спроси Леонната.
   - Ну-ну, стану я спрашивать человека, который обнимал и целовал тебя той ночью, - фыркнул Александр. - Понятное дело, он будет всё отрицать.
   - Да не обнимал он меня! - воскликнул я. - Его кровать вполне широкая, и между нами ещё расстояние было. Правда, маленькое. И вообще, ты что, до конца моей жизни будешь мне это припоминать?
   - О, не сердись! - Александр схватил меня за руку и потянул к себе. Я опустился на колени. - Кстати, ты знал, что начинаешь краснеть, когда злишься или обижаешься? А сейчас ты такой милый. И я верю тебе.
   Он заставил меня лечь, и я вздохнул. Дыхание опять сбилось, но мне это было приятно.
   - Закрой глаза, - тихо попросил Александр.
   Я молча и послушно подчинился. Александр - один из немногих, чьё требование я всегда выполню. Друг поднёс мою руку к губам и начал прикасаться ими к пальцам и каждому сантиметру ладони, опускаясь к запястью и ниже. Он никогда не применял грубую силу по отношению ко мне. Порой его нежность смешивалась со страстью, создавая неповторимый букет острых ощущений.
   Я обнял Александра за шею и улыбнулся. У меня не было ни сил, ни желания шевелиться. Будь моя воля, я бы провёл на тех холмах вечность.

   За окном догорал красивый разноцветный закат. Леоннат и я любовались им. Нужно было ложиться спать, но мы не могли оторвать взгляда от неба. Мы не виделись полдня, только мне почему-то нечего было сказать, хотя я и соскучился. Мне было приятно стоять возле него и чувствовать прикосновение его плеча к моему. Наконец я заговорил:
   - Чем ты занимался?
   - Готовился к завтрашнему занятию по ботанике, - ответил Леоннат. - Марсий помогал мне.
   - Я не ослышался? - улыбнулся я, изумившись. - Ты готовился. Вот новость! Уж не влюбился ли ты по-настоящему?
   - Перестань! - Леоннат пихнул меня в бок. - Мне и так хорошо. К тому же не до любви мне сейчас. Я должен лучше учиться, чтобы стать отличным телохранителем Филиппа. До моего совершеннолетия осталось меньше года. У меня в запасе не так уж и много времени. А ты, - он посмотрел на меня, и мне послышалась в его голосе надежда, - поедешь с нами, когда Филипп отправится в поход?
   "Если там будет Александр", - чуть было не сказал я, а вместо этого ответил:
   - Если мне позволят.


         Глава XVII
      Письмо от Филиппа

   Поначалу тянувшееся, потом время стало нестись почти незаметно. Мы превращались в сильных и умных молодых людей с завышенными, как всегда бывает в том времени, требованиями ко всем и всему и, может быть, немного скверным характером. Мы обожали учиться и ещё больше - гулять. Мы узнали столько нового и очень интересного, что просто не помещалось в голове. Но всему рано или поздно приходит конец. И нашей учёбе в Миезе тоже. Филипп, как и предполагал, собирался в путь. От него Александру пришло письмо, в котором он просил нас вернуться в столицу. Он уезжал. Вместо него наместником оставался Александр. Это было первое важное поручение за почти шестнадцать лет жизни моего друга.
   Я узнал о желании Филиппа раньше остальных, потому что читал послание вместе с Александром в его комнате. Весть расстроила меня. И хотя я не был дома давно, я уже не так остро чувствовал тоску и, по правде сказать, даже не представлял, как вернусь к некогда привычной для меня жизни. А вот Александр был рад. Его глаза горели огнём предвкушения предстоящих побед. Он рвался в Пеллу.
   - Что ещё пишет твой отец? - спросил я, отойдя к окну и стараясь, чтобы голос звучал не так мрачно. - Что приглядывать за тобой останется кто-нибуль из его друзей?
   - Как ты догадался? - удивился Александр.
   Я пожал плечами и отвернулся. Александр встал с кровати, подошёл ко мне и с участием спросил:
   - Что с тобой, Гефестион?
   - Не хочу уезжать, - я мотнул головой. - Здесь спокойно, никто не строит интриги. Не то что в Пелле.
   - Собираешься... остаться?.. - тихо спросил Александр.
   Я сжал кулаки и повернулся к нему лицом.
   - Без тебя? Ну уж нет! - ответил я. - Кто-то ведь должен тебя охранять. Да и скучно мне будет одному. А учёбу можно продолжить и дома. Аристотель, думаю, согласится переехать.
   - Боюсь, не будет у нас времени на неё времени, - вдруг вздохнул Александр.
   - Что ты имеешь в виду? - нахмурился я. - Считаешь, мы станем участвовать в битвах наравне со взрослыми?
   - Кто знает... - ответил Александр и потянул меня за руку к дверям. - Идём. Надо рассказать ребятам и Аристотелю и приказать слугам собирать вещи. Завтра мы выезжаем.
   - Уже завтра? - протянул я.
   - Ты успеешь попрощаться со своим другом Филиском и Аполлинарой, - с неохотой сказал Александр, покрепче сжал мою ладонь и направился к выходу. - Но я не ожидал, что ты так отреагируешь.
   Я промолчал. Мы вышли в коридор и натолкнулись на Никанора и Марсия. Я сразу отпустил руку Александра и потёр нос, опуская глаза. До сих пор не люблю, когда кто-то становится свидетелем наших с Александром поцелуев и прикосновений. Никанор понял, что я смутился, и усмехнулся.
   - А мы как раз к вам шли, - сказал он. - Аристотель зовёт нас всех к себе.
   Я переглянулся с Александром и пробормотал:
   - Похоже, он тоже получил письмо.
   - Какое письмо? - насторожился Никанор.
   - Марсий, Никанор, - начал Александр, - мне написал отец. Он требует нас вернуться в Пеллу в самое ближайшее время.
   - Почему? - спросил Никанор. - Что-то случилось?
   - Отец готовится к походу на Перинф, - пояснил Александр. - Я останусь вместо него.
   - Мы скоро будем дома! - радостно воскликнул Марсий. - Наконец-то! Мне кажется, я не видел родных вечность.
   Я поднял на него глаза. С одной стороны, я с нетерпением ждал скорой встречи с матерью. А с другой, мне было грустно покидать Миезу, где я провёл самые лучшие своей жизни, и друзей: Аполлинару и Филиска.
   - Ничего, скоро мы сможем их обнять, - сказал Никанор.
   Мы зашагали по коридору и спустя несколько минут пришли в покои Аристотеля, где столы как обычно были завалены всевозможными свитками. Леоннат был уже там и разговаривал с учителем. Завидев нас, они оба замолчали и обернулись. Аристотель сделал шаг к нам и заговорил:
   - Агориа...
   - Эсис ксэро, о даскалос, - Александр кивнул головой. - Боритэ на патэ макси мас?
   - Охи, - с сожалением ответил Аристотель. - Акома охи. Исос, капэа арготэра. Афто на лиси о Филиппос.
   - Кримас, - вздохнул Марсий.
   "Мальчики..."
   "Мы знаем, учитель. Ты поедешь с нами?"
   "Нет. Пока нет. Может быть, позже когда-нибудь. Это решит Филипп".
   "Жаль".
   Улыбка тронула губы философа. Аристотель поманил нас к себе и, когда мы подошли, обнял сразу всех. Мне даже плакать захотелось. А вдруг мы больше никогда не встретимся? К сожалению, в моей жизни есть люди, с которыми меня навсегда развела судьба, и я не хотел, чтобы Аристотеоь входил в их число.
   - Эфхаристо йа ола, - тихо сказал Александр. - Хорис эсена дэн имастэ эмис.
   "Спасибо за всё. Без тебя мы не мы".
   Аристотель засмеялся и погладил его по голове.
   - Сас ипэрохи матытэс, - сказал он. - Кэ эго инэ пэрифани йа сэна.
   "Вы замечательные ученики. И я горжусь вами".
   Я не стану пепесказывать весь наш грустно-весёлый разговор. После него мы разбрелись каждый по своим делам. Я отыскал Аполлинару и застыл в дверях, не зная, что сказать. Девушка заправляла кровать, стояла ко мне спиной и не видела меня. Ей исполнилось двадцать шесть. Два года назад её женили на таком же рабе, как и она сама, и у них родилась дочь. Она не любила мужа. Мне было её жаль.
   Дверь скрипнула. Аполлинара слегка вздрогнула, обернулась и выпрямилась. Красивая, она стала ещё прекраснее от улыбки, озарившей её лицо.
   - Гефестион! - поприветствовала она меня.
   Я шагнул к ней, закрывая дверь. Аполлинара подошла ко мне, положила руки на мои плечи и по привычке, словно я был до сих пор ребёнком, поцеловала в лоб. Я убрал её руки, сжимая тонкие пальцы и смотря в глаза своей подруги.
   - Аполлинара... мы были друзьями три года, - со вздохом произнёс я. - Ты помогала мне... нам...
   - Почему была? - Аполлинара по-прежнему улыбалась. Но вот она обо всём догадалась, стала печальной и обняла меня. - Ну что ж, счастливого пути. Я буду скучать по тебе.
   - Я тоже, - прошептал я, прижимаясь щекой к её плечу. - Если повезёт, я сюда вернусь.
   - Не вернёшься, - возразила Аполлинара. - Скоро у тебя появятся новые заботы. Не тебе, будущему полководцу или великому государственному деятелю, общаться с обычной служанкой. Ты забудешь меня. Это даже к лучшему.
   - Нет, - я стиснул её в объятиях. - Не говори так.
   Я на мгновение прикрыл глаза и вздохнул полной грудью. Расставание было для меня болезненным.
   - Соберёшь мои вещи? - спросил я, отходя в сторону.
   - Конечно, - ответила рабыня. - Можешь идти отдыхать. И не переживай. Всё будет хорошо.
   Остаток дня я провёл с Филиском. Он сумел меня немного развеселить. Но когда я вернулся домой, где меня ждали на ужин, я решил успокоиться. Подумаешь, уезжаю. Я же буду с друзьями. К тому же в Пелле осталась моя мать. Она, бедная, спит и видит моё возвращение.
   В спальню я ушёл рано, почти сразу после заката, желая выспаться перед завтрашним путешествием. Я лежал с закрытыми глазами и слушал, как за окном постепенно стихают звуки. Спать мне не хотелось.
   В комнате темнело. Я перевернулся на бок и положил под голову руку. Раздался стук в дверь. Затем она открылась, послышались неторопливые приближающиеся шаги, шуршание хитона и звон ударившейся о пол золотой фибулы. Александр забрался ко мне под покрывало, обнял и прикоснулся губами к моей шее.
   - За ужином ты не произнёс ни слова, - сказал он. - Неужели ты так жаждешь остаться здесь, без меня?
   - Я просто отвык от дома, - ответил я.
   - Ничего, я помогу тебе всё вспомнить, - пообещал Александр. - В Пелле ты будешь мне помогать. Я боюсь, что могу не справиться с той задачей, которую собирается поручить мне отец. И я ужасно волнуюсь!
   Я рассмеялся и перевернулся на спину.
   - Ага, так мне и разрешили стоять во главе целого государства! - сказал я. - А ты не умаляй свои способности, Александр. Твой отец правильно сделал, что выбрал тебя. И я говорю совершенно серьёзно.
   Александр провёл ладонью по моей щеке и улыбнулся. И он, и мы с Леоннатом теперь носили короткие волосы, достигнув совершеннолетия. По обычаю, мы должны были отращиватбь бороды.У меня совсем не было желания в столь юном возрасте выглядеть стариком.
   Я подумал о нас с Александром, о том, что мы можем проводить вместе ночи как взрослые люди. Мы любили друг друга так же сильно, как и два года назад, ни о чём не жалели и искренне верили, что жизнь будет только лучше.
   - Пора спать, - сказал Александр, опуская голову на подушку. - Нас ждёт путь не в одну стадию. Зато дома мы сможем по-настоящему отдохнуть.
   - Вот это верно, - согласился я. - Дома нас никто не будет заставлять подниматься ни свет ни заря.
   - Может, ты переедешь жить во дворец? - предложил Александр, неожиданно сменив тему. - Я найду тебе занятие. Будешь моей правой рукой, моим главным советником. Я сделаю так, что даже Антипатр не посмеет тебя ослушаться.
   - Мне всего-то шестнадцать! - воскликнул я поражённо.
   - Ну, надо же когда-нибудь начинать, - улыбнулся Александр. - Лучше раньше, пока мы молоды и полны сил.
   - Посмотрим, - уклончиво ответил я. - Правда, политика - это не моё.
   Вскоре Александр уснул, а я продолжал лежать, смотреть в потолок балдахина и размышлять. Я часто представлял себе возвращение домой, но сейчас у меня мысли мешались в голове. Детство кончилось. Мне предстояло выбрать профессию. Я не знал, кем стать: воином, музыкантом или тоже учёным, как Аристотель. Я мог поселиться во дворце и жить роскошной жизнью, навещая мать. Мог отправиться в поход в качестве телохранителя Филиппа, победить врагов и вернуться героем и богачом. Я был уверен, Филипп задаст мне тот же вопрос, что и восемь лет назад. У меня пока не было ответа.
   Я посмотрел на Александра. Ну разве я в силах бросить его одного среди этих стервятников вроде семьи Антипатра? Да они сразу приберут власть в свои руки, Филиппу же доложат, что Александр не справился с задачей. Всё, решено. Я пожертвую славой ради Александра. Я нужен ему хотя бы потому, что не вижу в нём недостатков.

   - Вот и всё, - произнёс Леоннат, натягивая поводья и оборачиваясь в сторону удаляющейся Миезы. - Наступают новые времена, и война, видимо, не за горами. А мы обязаны быть сильными и мужественными, даже если нам придётся всё снова оставить. И самое главное - не забыть ничего из уроков аристотеля.
   - Ты говоришь так, будто мы уже сейчас едем в Перинф или куда подальше, - Никанор поёжился.
   Утро, довольно раннее, было тёплым. Я волновался не меньше друзей, отчего кожа на обнажённых руках превратилась в "гусиную".
   - Я, наверное, скоро туда отправлюсь, - пробормотал Леоннат. - Я, в отличие от Гефестиона, согласился стать телохранителем царя. Для меня это честь.
   - Ты что же, жалеешь? - удивился Никанор.
   - Лишь об одном - что вас не будет рядом, - ответил Леоннат. - Вместе мы смотримся отлично!
   Мы ударили пятками по бокам откормленных скакунов и рысью помчались по холмистой, залитой светом долине. Повозки и слуги последовали за нами. Я переглядывался с товарищами и улыбался им, гадая, что ждёт меня в будущем. Мне надоело скакать быстро. Я поравнялся с Леоннатом и Марсием. Ветер бил по лицу, свистел в ушах и развевал мои свереающие на солнце рыжие волосы. Грусть проходила, уступая место гордости за себя. Я знаю, что отправился в Миезу по большей части благодаря Александру, просившему за меня перед Филиппом, и меня это мало волновало.
   - Поедешь в Перинф? - спросил меня Леоннат.
   - Как много предложений сразу! - засмеялся я и покачал головой. - Нет, Леоннат, я останусь в столице. Сам понимаешь, почему. И не обижайся.
   - Конечно! - Леоннат повёл плечом. - А теперь попробуй догнать меня и не бойся упасть. Я сумею тебя поддержать.
   Он вырвался вперёд. Я решил от него не отставать, хотя действительно мне было страшно от той скорости, которой мчался Леоннат.


         Глава XVIII
      Возвращение

   В тот день мы все вместе вернулись в Пеллу после долгого отсутствия. Я приехал к себе домой, где встретил мать. Когда я её увидел на крыльце, такую красивую и молодую, с нитями жемчуга в волосах, мне показалось, перевернулся мир. Мать заплакала от счастья и бросилась ко мне, не обращая внимания на слуг. Я спешился с Гектора, чувствуя, как начинают дрожать губы. Всю дорогу от городских ворот до дома я пытался успокоиться. У меня это даже получилось. И вот труды на смарку.
   Мама сжала меня в объятиях и стала покрывать поцелуями лицо и руки, обливая их слезами. Я рассмеялся и вытер покрасневшие глаза.
   - Как ты вырос, как возмужал, сын мой, - сказала мать дрожащим голосом. - Я так горжусь тобой!
   - Я... похож на... отца? - спросил я с замиранием сердца. - Ведь ты его помнишь.
   - О да, Гефестион, немного ты на него похож, - улыбнулась мама. - Но не будем стоять здесь. Идём! Мы не видели друг друга столько времени. Нам есть о чём поговорить. Не так ли, сынок?
   Я кивнул головой и поспешил в дом. Там я пробыл с мамой полдня и на закате убежал во дворец, к Александру. Я не сумел признаться ей, что люблю царевича. Когда мать как бы невзначай сказала о женитьбе, я промолчал, сделав вид, что не услышал. Да и нечего мне было ответить.
   Во дворце я встретил сначала Олимпиаду, затем Филиппа. Красавица царица нисколько не изменилась. Коварная и властная, она встретила меня как ещё одного представителя не очень-то знаменитого рода, вдруг каким-то чудом попавшего в Миезу, к самому Аристотелю. Она всегда относилась ко мне с некоторым снисхождением, в отличие от Филиппа, который, видимо, понимал, что из меня при желании можно сделать хорошего военачальника. А командовать я люблю.
   Ни Филипп, ни его жена ещё тоже ничего пока не знали о нас с Александром. И вряд ли бы они одобрили наши чувства, несмотря на то, что иногда Филипп и сам не прочт поразвлечься с мальчиками.
   - Ты знаешь, почему я велел вам вернуться? - спросил Филипп.
   Я кивнул головой и ответил:
   - Да, государь. Ты собираешься в поход на Перинф, а Александр останется вместо тебя править. Я уверен, он тебя не подведёт!
   Филипп посмотрел на меня так внимательно, что мне невольно не по себе стало. Может, он обо всём догадался? Я надеялся, нет.
   - Похоже, ты знаешь моего сына лучше, чем я сам, - сказал Филипп. - Но не об этом сейчас. Помогать Александру будут Антипатр и Евмен. Я им доверяю.
   Антипатр... Уж больно он жаждал власти и, заручившись поддержкой Филиппа, получал её. Я бы на месте Филиппа осторожнее относился к Антипатру, ещё не сделавшему, на мой взгляд, ничего особо выдающегося. И Антипатр, и его старший сынок, признающий лишь себя, мечтают об одном - о власти в Македонии. Интересно, что такого наплёл Антипатр, раз тот решил частично исполнить его мечту? Я не думаю, что он опустился до низости спать с Филиппом ради власти.Впрочем, я правду не узнаю всё равно.
   Я сумел скрыть недовольство. Хоть Антипатр и его семья мне не нравятся, мне приходится их терпеть ради матери. Антипатр очень могущественен и, если я буду против, легко уничтожит мою семью.
   - Когда вы уезжаете? - спросил я, вдруг полностью осознав, что детство кончилось, а война - не только рассказы учителей.
   - На днях, - ответил Филипп. - Время не терпит. Пора поставить бунтовщиков на место.
   - А... Леонната из рода Линкестидов...ты с собой возьмёшь? - набравшись смелости, спросил я. - Он же служит тебе.
   Филипп не успел ответить. В зал бурей ворвался Александр, и его бледное лицо засияло. Я улыбнулся.
   - Гефестион! - воскликнул Александр. - Мне доложили, что ты здесь. Ужасно рад тебя видеть!
   Я немного смутился.
   - Ужасно рад видеть? - переспросил Филипп. - Как будто вы расстались десятилетие назад. Ты сегодня даже ко мне так не отнёсся, когда приехал.
   - Ну, прости, отец, - лёгкая тень недовольства скользнула по лицу Александра. - Просто я очень привязался к Гефестиону за время учёбы. Нас уже ничто не разлучит! Мы словно Ахилл и Патрокл, самые верные друзья в мире!
   - Да, я это уже успел заметить, - сказал Филипп.
   - Гефестион тебе ещё нужен? - спросил у него Александр.
   - Забирай своего любимца, - ответил Филипп. - Я поговорю с ним завтра.
   - Вот и отлично! - сказал Александр и увлёк меня в коридор. - Покатаемся? Я соскучился по родным местам.
   Я вздохнул и опустил голову, расстроенный возможным скорым отъездом Леонната и назначением Антипатра помощником Александра. Друг положил руку мне на плечо и заглянул в глаза.
   - Что случилось? - встревоженно спросил он. - Ты не хотел возвращаться?
   - Почему же? Хотел, - ответил я. - Дело в Антипатре. Он не уедет с твоим отцом. Значит, не насладиться нам свободой и взрослой жизнью в полной мере.
   - Ну, насчёт последнего, я думаю, ты ошибся, - сказал Александр.
   Его взгляд меня прожёг. Конечно, я понял, что он имел в виду, и, признаться, не знал, как реагировать. Отныне, став совершеннолетними, мы могли делать, что захотим, спать вместе в физическом понимании слова тоже. Раньше мы открыто об этом не разговаривали, нас телесная любовь мало интересовала. На неё времени не было, хотя друзья наши раньше нас стали взрослыми. Но нам исполнилось уже по шестнадцать, и было бы крайне странно, если бы мы продолжали оставаться девственниками.
   - Хорошо, давай немного погуляем, - согласился я, чтобы сделать Александру приятное. - Может, перестану думать об Антипатре.
   - Со мной ты забудешь обо всём, - шепнул мне на ухо Александр таким голосом, что у меня вспыхнуло лицо. - Обещаю, о агапос му.
   "Моя любовь".
   Я легонько толкнул его в плечо.
   - Перестань, иначе тебя кто-нибудь услышит, - сказал я. - А я не готов выставлять на показ наши чувства сейчас.
   - Как скажешь, - Александр, нисколько не обидевшись, пожал плечами. - Только рано или поздно нам придётся о них заявить. И не одним друзьям.
   Мы направились в конюшню, решив покататься на Вукефале. Сильный конь легко мог унести на себе двоих.

   Наступила ночь. Я лежал в постели в отведённой мне комнате дворца, чувствуя, как тело постепенно охватывает приятная тяжесть сна. Я вспоминал прогулку с Александром. И мне даже казалось, я до сих пор на Вукефале. Неожиданно я услышал звук открываемой двери и сквозь прозрачные занавески балдахина увидел Александра. Я удивился и приподнялся на локте. Александр прошёл сквозь полосу лунного света, отодвинул занавеску и опёрся левым коленом о кровать.
   - Александр? - негромко проговорил я. - Что ты здесь делаешь?
   - Ты знаешь ответ, - Александр приложил ладонь к моим губам.
   - Да... наверно... - прошептал я. - И я рад, что ты пришёл.
   Александр улыбнулся, склонился надо мной и поцеловал. Я чуть было не задохнулся и невольно закинул назад голову. Дыхание сразу участилось. Александр завёл мои руки к подушке и сжал пальцы.
   Мы оба ждали этого момента два года, слишком занятые учёбой.
   Я открыл глаза и посмотрел на Александра.
   - Идём к тебе, - предложил я.
   Александр не ответил, чуть отстранился и, протянув мне руку, помог встать. Я быстро накинул на себя хитон, и мы покинули комнату. Александр всё время обнимал меня, и глаза его так светились, что это сводило меня с ума. Да, тогда были самые счастливые годы нашей любви.
   Непринуждённо болтая, смеясь и не обращая внимания на стражу, мы добежали до покоев Александра, где я не был давно. Всё осталось прежним: кровать и два стола с креслами, длинная низкая скамейка, изображения на стенах подвигов Геракла и Ахилла, предков Александра, всевозможные статуэтки... Мой учитель рассказывал, что раньше, ещё до нашего рождения, и во дворце, и во всей Македонии почти не было дорогих вещей. Благодаря Филиппу, младшему сыну Аминты, родившемуся, когда тому было уже за шестьдесят, страна обрела долгожданную силу и даже некоторую власть, особенно после побед над Иллирией и местными царьками. Несмотря на то, что Филипп иногда смеялся над Элладой, своим главным соперником, он сотрудничал с ней во благо народа, признавшего его государём семнадцать лет назад. Именно при Филиппе при дворе появились первые настоящие предметы роскоши.
   Александр потянул меня в сторону.
   - Я ощущаю себя находяшимся в самом жерле вулкана, - произнёс он. - Мне нечем дышать.
   - Мне тоже, - признался я. - Но если я сейчас умру, я этого почти не боюсь, ведь рядом будешь ты...
   Александр прижал меня к стене возле дверей и прошептал:
   - Ты не умрёшь, мой Патрокл. В отличие от Ахилла, я хочу уйти из жизни первым. Твою смерть я не переживу.
   - Так говорят все, - улыбнулся я, слова Александра приняв за шутку.
   - Я не все, и ты это знаешь, - совершенно серьёзно ответил Александр.
   Его руки не очень уверенно легли мне на плечи, и по моему телу пронеслась дрожь. Сердце так и заколотилось в груди. Александр расстегнул фибулу на моём хитоне. Тот с лёгким шуршанием упал на пол, и я переступил через него к Александру. Я больше не хотел ждать, решив, что нужно брать от жизни всё.
   Наши движения были несколько неловкими, только это можно было нам простить. Первый раз бывает похож на то, будто сел впервые за гончарный круг или взял в руки молот скульптора.
   Я уже и не помню, как мы очутились в широкой прохладной постели на красивых простынях. Александр снова поцеловал меня, переплетая свои пальцы рук с моими, и тихо сказал:
   -Ты так дрожишь. Тебе страшно?
   - Немного... - чуть помолчав, я облизнул губы.
   - Ты готов? - спросил Александр. - Если желаешь, мы можем просто лечь спать, как обычно.
   - Нет... - ответил я. - Всё в порядке. Я хочу этого...
   - И я, - губы Александра касались моей шеи, что сводило меня с ума чуть ли не в прямом смысле слова. - Тогда забудь обо всём. Есть лишь мы.
   Никогда в жизни я не дышал до того дня так шумно и часто. Сердце колотилось военной барабанной дробью, лицо пылало, и руки из ледяных становились горячими. Голова кружилась, и казалось, я стремительно падаю в бездну. Хотелось смеяться и реветь одновременно. Но я не жалел, что теряю самое ценное, чем дорожат женщины. Я вступал во взрослую жизнь, а в ней в наше время жалости место вряд ли найдётся.
   Я позволял Александру собой управлять. И дело не в том, что он царевич. Я вдруг понял, что мне по душе быть вторым, что, в отличие от Александра, больше нравится получать, чем давать. Я вёл и веду себя с другом совершенно естественно, не подстраиваясь под его бурный характер и не изменяя не менее трудный свой. Наверное, Александр единственный в мире человек, с кем я могу по-настоящему быть самим собой.
   - Александр... Александр... - хрипло выдохнул я, когда царевич опустился слишком низко. Он поднял голову. - Ты уверен?
   Александр улыбнулся. Его взгляд был затуманен страстью, также как и мой. И как ты только понимали друг друга в тот момент? Однако в такие минуты словами становились прикосновения.
   - Я всегда во всём уверен, - откликнулся Александр.
   Я сжал кулаки и закрыл глаза, чуть выгнувшись и вздохнув глубоко, как смог. Я был на грани потери сознания, и каждый новый поцелуй Александра приближал меня к этому. Облизывая и кусая губы, я считал удары сердца. Нет, пытался считать. Они были такими частыми, что я сбивался.
   Для нас остановилось время. Я не знаю, сколько прошло: минуты или часы - прежде чем Александр приблизил ко мне своё лицо и задал самый главный вопрос в моей жизни:
   - Ты... готов?..
   Несколько секунд я смотрел на него, ничего не соображая, и медленно кивнул головой. Чтобы Александру было удобнее, я встал на колени, опираясь на локти.
   - Я люблю тебя, Гефестион, - в тысячный раз прошептал Александр и смазал обе ладони приятно пахнущим маслом из стоявшего у изголовья маленького красивого флакончика, который, как мне показалось, я видел как-то в покоях Олимпиады, когда заходил туда вместе с царевичем.
   В голове промелькнула мысль, что Александр, видимо, готовился к этой ночи и не сомневался, что я соглашусь.
   Движения Александра были не спешными и осторожными, тем не менее, неумелыми и порой болезненными, потому я поморщился и дёрнулся. Александр сразу замер и уткнулся лбом мне в плечо. Я чувствовал спиной, как колотится его сердце над моей левой лопаткой.
   - Тише, Гефестион... тише... - прошептал друг мне на ухо, будто успокаивал дикого жеребца пепед тем, как объездить, правой рукой поглаживая мою грудь.
   Я глубоко вздохнул. В голове всё смешалось от нарастающего желания, но кончать раньше Александра я не хотел, облизнул пересохшие губы и прохрипел:
   - Давай...
   Дабы ослабить боль, друг начал целовать меня в шею и продолжил движения. От его ласк всё поплыло вокруг. С губ срывались негромкие стоны, только мне было абсолютно наплевать, слышал ли их кто-то ещё, кроме Александра, или нет.
   А затем... затем меня словно разорвало пополам, хотя Александр, несомненно, был нежен и боялся что-то сделать не так. Руки подогнулись, и, рухнув всем телом на кровать, я закусил зубами край подушки, задержал дыхание, насколько сумел, и зажмурился. У меня чуть сердце не остановилось, и мышцы сразу натянулись. Из груди вырвался хрип, а по телу пронеслась обжигающая волна, и появилось ощущение, что я уже умер.
   Постепенно Александр двигался всё медленнее. Он устал. Я тоже. Только хотелось, чтобы эти минуты длились вечно. Меня переполняла неведомая ранее лёгкость. Страх и некоторая скованность прошли, уступив место наслаждению.
   - А... лек... с... андр... - произнёс я чуть ли не по буквам.
   Мы были первыми друг у друга и этим очень гордимся до сих пор.
   Когда всё закончилось, я глубоко вздохнул, закрыл и открыл глаза, не веря, что до сих пор. Всё болело, особенно ноги от судорог и руки от той силы, с которой я сжимал края подушки. Мои волосы прилипли к лицу, плечам и шее. Я не мог пошевелиться, дышал ртом и вздрагивал.
   Александр с трудом перевернулся на спину. Я посмотрел на него. Его щёки были мокрыми от слёз. Он улыбался своей неповторимой улыбкой.
   - Прости, что сделал тебе больно, - виновато сказал он.
   Я обнял его дрожащими руками:
   - Боль - чувство временное. Моя же любовь к тебе будеть длиться вечность.
   - Спасибо, - сказал Александр. - За искренность, за счастье, что ты мне сейчас подарил, за то, что нас ещё только ждёт впереди. - Он немного помолчал. - Ты не жалеешь?
   Я из последних сил приподнялся на локте и прошептал:
   - Никогда не спрашивай меня об этом.
   Александр поцеловал меня. Я закрыл глаза, мысленно благодаря Афродиту за дар любви. Александр мой, и от сознания этого я сам чуть было не расплакался и обнял Александра за шею обеими руками, наслаждаясь его поцелуями и объятиями. Даже не верилось, что отныне и до скончания времён моё тело принадлежало ему. И так хотелось, чтобы эта чудесная ночь не кончалась вообще.
   Мы долго ещё так лежали, то молчали, то говорили ни о чём и обо всём сразу. Боль моя медленно проходила. Душу затопила нежность.
   - Калиныхта, о Патроклис му кэ... о Ифэстина, - сказал Александр, видя, что я уже готов заснуть. Его дыхание долетало до моего лба. - Сэ агапо пора поли.
   - Кэ эго эсена, - пробормотал я.
   "Доброй ночи, мой Патрокл и... Гефестион. Я очень люблю тебя".
   "А я тебя".
   Тогда я ещё легко признавался в любви и не считал это ребячеством.
   Наши чувства стали первыми и сильными на всю жизнь, поистине сносящими голову, лишающими разума. Страсть и нежность, безумная ревность, боль, отчаяние, полная готовность к самопожертвованию и обожание смешивались в нас, бурлили, как самый страшный вулкан. Мы не могли друг без друга лишнюю минуту провести. И что бы там ни говорили, я никогда не использовал Александра в личных целях, хотя и считают, что я им управляю. Но моё боготворение искренне.

   Ближе к вечеру следующего дня я, признаться, с неохотой вернулся домой. У меня по-прежнему всё болело, от почти что бессонной ночи под глазами остались круги. Но я был счастлив, и взгляд, наверно, светился подобно факелу в ночи.
   Мама встретила меня возле парадного входа с беспокойством на лице.
   - Где ты был? - спросила она.
   Я нахмурился. Её вопрос немного испортил мне настроение.
   - Во дворце, - ответил я. - Ты знаешь, там живёт мой друг... Александр. Ты не можешь запретить мне с ним общаться. Ни ты, ни кто-либо другой никогда не разлучит нас!
   Мама пристально вгляделась в меня, прям как Филипп вчера.
   - Что связывает вас? - напрямик спросила она.
   - Я люб... лю его... - набравшись смелости, ответил я. - И так будет всегда!
   - Это не любовь, - возразила мать. По её голосу я не мог точно определить, рассердилась она или расстроилась. - Вы просто три года вместе учились. Вот вам и кажется, что вы влюблены. И вообще, сын мой, пора тебе подумать о женитьбе. Начни-ка искать себе невесту. Тогда и про Александра забудешь.
   Впервые в жизни она разговаривала со мной так строго. Я отскочил назад, воскликнув:
   - Нет! Я не ребёнок больше, мама, и сам решаю, как поступить! Я вырос, смирись с этим!
   - Больше не ребёнок? - почти шёпотом переспросила мама. - Неужели ты и Александр...
   Она не договорила, а я не мог сказать, что её догадка верна. Да, я переспал с Александром и стал совершеннолетим во всех пониманиях. И я не вижу в этом ничего дурного. Но мама и без моих объяснений всё поняла. Глубоко вздохнув, она вышла на крытую галерею. Я не видел её лица. Она стояла ко мне спиной и молчала. Я чувствовал, как начинает пылать лицо.
   Молчание становилось невыносимым. Я вскинул голову и с долей вызова произнёс:
   - Скажи хоть что-нибудь.
   - То твой выбор, - ответил мать, не оборачиваясь. - Ты действительно вырос, и мои советы тебе уже и не нужны.
   - Не так! - пылко возразил я и сделал к ней шаг. - Просто пойми, Александр... он... он для меня всё, даже больше, чем Вселенная. Ведь ты сама любила моего отца и знаешь, какое это губительное чувство. Так не запрещай же мне быть с Александром, мама!
   Мать провела по лицу руками, вытирая слёзы.
   - Конечно, - ответила она. - И хотя я как женщина и мать не признаю подобные отношения, я вижу, как вы с Александром тянетесь друг к другу. Вы уже в детстве были очень близки. Правда, мне хочется понянчить внуков.
   Я улыбнулся и снова шагнул к ней.
   - Может быть, когда-нибудь, но только не сейчас, - сказал я. - Рано мне возиться с младенцами.
   - Хорошо, пусть будет всё как есть, - согласилась мать, оборачиваясь ко мне. - Возможно, это и к лучшему, что ты с Александром... что вы... любите друг друга. Любимцы имеюших власть всегда живут в достатке.
   - Я не стану использовать Александра ни ради денег, ни ради почестей! - воскликнул я, поражённый, что мать ппедлагает мне стать для Александра кем-то вроде гетеры.
   - Если его любовь истинная, он сам даст тебе и то, и другое, и ещё много чего, - сказала в заключение разговора мать.
   Мне было обидно и очень неприятно. Уж лучше б я молчал.


         Глава XIX
         Прогулка

   Я направился к себе. В душе царило странное ощущение, и я был не в состоянии его объяснить. В своей комнате в мегароне я лёг на кровать, положил под голову руки и стал думать о разговоре с Филиппом. Сегодня он снова предложил мне быть его телохранителем и с ним вместе отправиться в поход. Я отказался, не желая оставлять Александра. И вовсе не потому, что боялся, что Александр найдёт мне замену. Я тогда об этом и не думал и был уверен в силе любви друга. Я хотел быть лишь его телохранителем. Спустя годы, когда Александра провозгласили царём, несмотря на то, что у Филиппа было ещё два сына, моё желание исполнилось.
   Я не знал, что нас всех ждёт. Дела Македонии резко ухудшились. Эллада отказывалась признавать нас людьми, Персия готовилась начать новую войну, как много лет назад. Ох, её царь, взявший себе тронное имя Артаксеркс и потом названный самым жестоким правителем Азии, подкупал эллинов. Македония оказалась в бедственном положении. То было тяжёлое время. Филиппу, дипломату от рождения, было труднее всех во много раз.
   Из размышлений меня вывел свист снаружи. Я встал, подошёл к окну, выходившему  на улицу, и увидел на дороге Леонната. Он сидел верхом на лошади и держал в правой руке какой-то свиток. Я помахал ему. Друг улыбнулся и громко сказал:
   - Привет! Смотри, что у меня есть! - Он показал мне свиток. - Это тебе от Александра. Навернякв любовное послание.
   Он усмехнулся.
   - Ты из дворца? - спросил я, стараясь скрыть нетерпение.
   - Да, - Леоннат кивнул головой. - И слышал, ты провёл там ночь. В спальне Александра, я прав?
   - Ты только не говори никому, - попросил я.
   - Не бойся, я не такой болтливый, как Никанор, - засмеялся Леоннат и замахнулся. - Лови!
   Он кинул мне письмо. Я на лету поймал свиток, сгорая от желания поскорее развернуть его. С момента разлуки с Александром прошло полдня. Это время показалось мне вечностью.
   - Спасибо, что привёз, - поблагодарил я.
   - Ну, от "спасибо", мой замечательный друг, ни холодно, ни жарко, - хитро заулыбался Леоннат. - Мне нужна награда. Я же доблестный воин, а не какрй-нибудь неизвестный ремесленник!
   Он приосанился. Я фыркнул, облизнул губы и на миг опустил голову.
   - А не боишься, что узнают? - спросил я, подняв на него глаза.
   - Я умею хранить секреты, - откликнулся Леоннат.
   - Ладно, - я решил немного пошутить. - Приходи ко мне завтра за своей наградой. Я дам тебе целую мину. Этого хватит?
   - Вряд ли, - в тон мне ответил Леоннат и махнул рукой. - Пора ехать. Рад был тебя видеть. Приятно провести вечер!
   Он подмигнул мне, ударил пятками по бокам красавца коня и поскакал по каменной дороге. Стук копыт затихал, сливаясь с другими многочисленными городскими звуками. Я опустился на пол возле окна и начал читать письмо:

   "Александр - своему любимейшему другу Гефестиону. Здравствуй!
   Я очень соскучился. Давай встретимся сегодня на закате на нашем месте за Пеллой возле большого дерева. Я буду ждать тебя.
   Обнимаю. Твой Ахилл".

   Я перечитал коротенькое послание, прижался к нему губами и поднялся на ноги. Положив свиток на стол, я схватил с сундука с одеждой шляпу петас, надел её, покинул спальню и прошёл коридор. Вприпрыжку спустившись по лестнице на первый этаж, я встретил возле входа в женскую половину дома мать и трёх служанок. Мама оглядела меня с ног до головы.
   - Ты во дворец? - поинтересовалась она. Я мотнул головой. - Будь осторожен, мой сын. Пожалуйста, не задерживайся сильно допоздна.
   Она поцеловала меня в лоб, и я ушёл. Я чуть ли не бежал к воротам города, придерживая рукой шляпу и любуясь собственной тенью. Наконец я выбрался из Пеллы и направился к знакомому месту среди холмов. Там шесть лет назад Александр и я поклялись друг другу, что будем товарищами до самой смерти. Впереди, примерно в стадии от меня, я увидел у подножия холма Александра. Он стоял ко мне спиной и поглаживал по морде привязанного к развесистому дереву Вукефала.
   - Александр! - окликнул я его.
   Царевич обернулся и широко улыбнулся. Я бросился к нему, обвил руками его шею и страстно поцеловал. Рассмеявшись, я повалил его на спину на мягкую траву, но через мгновение он всё равно оказался сверху и тихо произнёс:
   - Мы так и не успели толком поговорить. Как ты?
   - Я счастлив, Александр, счастлив! - я раскинул руки в стороны. - Я благодарен тебе за всё, что было между нами прошедшей ночью. Никогда не испытывал ничего подобного.
   Александр улыбнулся.
   - Вижу, тебя переполняют эмоции, - сказал он. - Меня тоже. И я не мог без тебя, потому и пригласил сюда. Надеюсь, ты не против?
   - О нет! - ответил я. - Наоборот.
   - А помнишь, как мы играли здесь мальчишками под зорким присмотром наших строгих учителей? - Александр проводил пальцем по моим губам. - Как мечтали, как вместе отправимся в увлекательное путешествие на край мира? Мы были тогда просто лучшими друзьями, а отныне и до погребального костра... - Он не договорил, сжал моё лицо в горячих ладонях и поцеловал. - Я обожаю тебя! И как я хочу, чтобы ты жил со мной во дворце, чтобы мы вечно были вдвоём!
   - Давай дождёмся отъезда твоего отца, - откликнулся я. - Если я поселюсь во дворце сейчас, вряд ли это придётся по душе ему и особенно... твоей матери.
   Я невольно нахмурился.
   - Разве они обо всём догадались? - спросил Александр.
   - Не они, моя мама, - я вздохнул, выбрался из-под Александра и, встав, отвернулся. - И мне пришлось открыть ей правду. В любом случае рано или поздно она бы узнала, и от кого-нибудь другого. Так лучше от меня.
   - А кто-то говорил, что против огласки, - съязвил Александр, тоже поднялся с травы и обнял меня за плечи. - Улыбнись. Уж коли так получилость - значит, то решение богов. Им виднее. Они же на Олимпе.
   - Ты бы хотел туда, к ним? - я обернулся.
   - Да, очень! - пылко ответил к ним. - Ведь мой предок по отцу Геракл был сыном самого Зевса, да и Ахилл был наполовину богом. Так что я просто обязан попасть на гору при жизни или, на худой конец, после смерти.
   - При жизни? -переспросил я. - Как это?
   - Пока точно не знаю, - пожал плечами Александр. - Время покажет. Я сейчас не хочу об этом думать. Мне важна действительность... ты и я. То, что было ночью... я никогда не забуду. Моя жизнь перевернулась, и я вознёсся на небеса. Я до сих пор там нахожусь и не желаю спускаться на грешную землю.
   - Я тебя и не отпущу, - сказал я. - И если мне повезёт, я сам провозглашу тебя богом.
   - Буду ждать этого дня, - прошептал Александр.
   Он увлёк меня за собой на траву, превратившуюся для нас в мягкую постель. Нас не волновало, что уже начинало темнеть, что надо возвращаться в столицу, иначе нас станут искать. Но мы не могли расстаться. И всё-таки я первым отстранился, провёл по пылающему лицу рукой и привёл в порядок растрепавшиеся кудри. Подняв голову, я посмотрел на небо. В синеве зажигались звёзды.
   - Мы встретимся завтра? - тихо спросил я.
   - Разве ты не останешься со мной? - грусть зазвучала в голосе Александра.
   Я вздохнул, встал и одёрнул хитон.
   - Мне нужно вернуться домой, - ответил я. - Мать совсем одна. К тому же это может вызвать подозрения. - Я немного помолчал. - Ну так что, до завтра?
   - Хорошо... - согласился Александр.
   Мы сели на Вукефала и шагом, чтоб оттянуть миг расставания, поехали среди холмов в Пеллу. Я сидел позади Александра, обнимая его за пояс и прижимаясь щекой к его спине. Я погрузился в мечты и не заметил, как мы остановились возле моего дома, в окнах которого кое-где горел свет ламп и факелов. Сердце сразу подобно острейшей стреле пронзила тоска. Да, мы и в Миезе,бывало, часто ночевали каждый в своей комнате и довольно спокойно дожидались нового дня. Но тогда мы жили в одном доме,и потому боль от расставания была не такой сильной.
   Мы спешились. Я молчал и смотрел себе под ноги. Мне было холодно. Александр крепко обнял меня.
   - Я желаю тебе самых приятных снов, - сказал он. - И я буду молить Гелиоса, чтобы он поскорее сел в свою золотую колесницу.
   Он поцеловал меня. Я бросил быстрый взгляд на дом, опасаясь, что кто-то из окна может нас увидеть. Александр развернул меня к себе, и снова его губы коснулись моих.
   - Александр... - произнёс я.
   - Подожди минуту, - попросил Александр.
   Я рассмеялся и сказал:
   - Как будто ночь будет длиться вечность.
   - Для меня да, - прошептал Александр.
   Я посмотрел ему в глаза, казавшиеся чёрными в темноте:
   - Наверное, и для меня. Только мне нужно уйти, пойми и не обижайся. Зато завтра мы проведём день вдвоём, и никто не посмеет даже косо взглянуть в нашу сторону. А сейчас... уже совсем стемнело. Если ты задержишься ещё хотя бы на миг, я буду очень волноваться и не смогу заснуть. Тебе же до дворца ехать по ночному городу. А мы не были здесь давно и не знаем точно, спокойно ли на его дорогах или нет. Вспомни, что произошло со мной в Миезе.
   - Мне не забыть, - откликнулся Александр. - Ты напугал меня до безумия.
   - Не хотел, - сказал я.
   Александр в который раз поцеловал меня и обнял на прощание и сказал:
   - Йа су. Калиныхта.
   - Йа су.
   "Пока. Спокойно ночи".
   "Пока".
   Я проводил его взглядом, пока он не скрылся за поворотом какого-то здания, вздохнул и распрямил плечи. От поездки на Вукефале всё заболело сильнее. Откуда-то справа донеслись громкие голоса, звон дорогой посуды и грубый смех. Я обернулся в ту сторону. В доме Антипатра, богатом не менее, чем сам дворец, шла пирушка. В окнах мелькали фигуры пьяных гостей, и мне показалось,.среди них я различил четырнадцатилетнего Кассандра.
   Вот уж мне "повезло" с соседями, ничего не скажешь.
   Я поднялся на крыльцо, на минуту задержался среди белых колонн и вошёл в дом. Медленно идя по коридорам мегарона, озарённым факелами, и изредка встречая слуг, я думал об Антипатре и его семье. Они сами жили как цари.
   В спальне старый раб, мастеривший для меня деревянные игрушки, когда я был маленьким, начал меня раздевать. Сухие проворные пальцы быстро расстегнули фибулу и стянули хитон. Пока раб складывал одежду на скамейку возле кровати, я в одних сандалиях и набедренной повязке, не стесняясь его присутствия, прошёл к окну, упёрся в подоконник ладонями и устремил взгляд к возвышавшемуся вдалеке дворцу.
   - Скажи, Теобул, ты бы хотел, чтобы Филипп, наш государь, вернулся из азиатского похода живым? - обратился я к старику, не оборачиваясь.
   - К чему такой вопрос, господин? - в голосе Теобула послышалась настороженность.
   - Просто ответь, - попросил я.
   - Не знаю... - неуверенно пробормотал раб. - А что?
   - Так... - я повёл плечом. - Интересно. Кстати, я тоже не знаю, тем не менее должен признать, Филипп ещё сносный правитель, не облагает народ чересчур большими налогами. Ему было с кого брать пример. Жаль, не все его предшественники могут похвастаться хорошей репутацией.
   - Например, Птолемей? - предположил Теобул, осмелев.
   Я усмехнулся и кивнул головой:
   - Он первый из них.
   Мой учитель рассказывал мне, что этот Птолемей, муж сначала дочери Эвридики, а затем её самой, был ко всему прочему и любовником какого-то важного человека, то ли кого-то из царевичей, то ли богатого приближённого. Он сам толком не знал, будучи выходцем из Эллады. История Македонии была ему чужой.
   - Господин, ты простудишься, - Теобул набросил мне на плечи мягкое покрывало. - Прохладно ведь.
   Я рассмеялся и обернулся к нему.
   - Ты до сих пор заботишься обо мне, будто я ребёнок, - сказал я.
   - А как иначе, господин? - ответил Теобул. - Тебе что-нибудь нужно? Принести еды или выпить?
   - Нет, отдых, только отдых, - я потянулся. - Позови-ка ко мне новую служанку моей матери, косметику из Пергама. Уж она-то сумнеет мне помочь.
   - Как прикажешь, господин, - склонил голову Теобул и удалился.
   Я лёг в постель, с наслаждением чувствуя, как прохладная ткань касается кожи. По спине пронеслась дрожь. Я смотрел на плящущие по стенам тени, отбрасываемые от светильника, и представлял, что это древние герои из "Илиады" воюют между собой.
   В спальню вошла косметика, двадцатилетняя девушка небывалой красоты. В руках она несла сундучок с разными мазями, благовониями и прочими предметами, делающими красивее людей. Я мельком взглянул на рабыню, высокую, стройную и скромную, и вновь закрыл глаза. Она нисколько не интересовала меня как женщина.
   Косметика села на кровать, открыла шкатулку, отчего в комнате воцарился удивительный аромат, и начала растирать мою спину. Было больно, но я терпеть.
   - За что ты попала в рабство? - поинтересовался я.
   - Отец задолжал одному видному горожанину крупную сумму, а отдавать нечем было, - ответила рабыня на ломаном македонском. - Вот меня и братьев продали, и отец... бывший ремесленником... остался совсем без гроша. Я не знаю, что случилось с ним и с мамой. Я не видела их два года.
   - Где твои братья? - задал я второй вопрос.
   Чужеземка пожала плечами и продолжила дело.
   Никогда не советуется держать в одном доме рабов родственников, чтобы они не устроили заговор против хозяев. Мама правильно сделала, что приобрела лишь косметику.
   Меня стало клонить в сон - подействовала прогулка на дурманящем свежем воздухе. Последней мыслью было то, что до утра осталось не так уж и много времени. Я улыбнулся и заснул в собственной постели впервые за долгие месяцы, и мне было спокойно, как в детстве. Даже тревога от того, что я могу расстаться навсегда с Леоннатом, отступила до нового дня.


         Глава ХХ
      Дерзость Кратера

   - Я хочу тебя кое с кем познакомить, - сказал Александр. Мы с ним шли по коридору дворца. С момента нашей встречи среди холмов прошли две ночи и день. - Этот человек замечательный и, уверен, понравится тебе, хоть ты и чересчур разборчив в людях.
   - То плохо или хорошо? - улыбнулся я.
   - Думаю, хорошо, - ответил Александр. - Кстати, мой отец уезжает на Восток завтра.
   Я опустил глаза, сумев сдержать вздох. Представть не мог, что ждёт Леонната в чужих краях, и как мы, его друзья, будем ждать, зная, что он где-то там, может быть, весь в крови, совершенно один, в плену или брошенный на съедение грифам.
   - Эй! - Александр остановился и сжал моё плечо. - Мы должны радоваться, что остаёмся.
   - Но тех, кто уходит, нельзя не жалеть, - сказал я.
   Мы продолжили путь и спустя минуту приблизились к резным дверям. Александр открыл их, пропустил меня вперёд и вошёл сам. Я увидел в светлом зале Филиппа, Леонната и молодого мужчину тридцати двух лет, довольно красивого и среднего роста, с короткими волнистыми русыми волосами и светлыми глазами. Последнему Александр приветливо махнул рукой, и тот улыбнулся.
   И тут я услышал слова Филиппа:
   - ...Вернувшись из Перинфа, я лично займусь твоей подготовкой... если время будет. А пока можешь отдыхать. Ты, по-моему, заслужил.
   Леоннат гордо расправил плечи, и его пухлые губы расплылись в широкой улыбке. Я же не мог поверить своим ушам. Он оставался в Македонии, а это значит, мы будем видеться часто, при желании даже каждый день, как во время учёбы. Я выпустил из лёгких весь воздух, невольно задержав дыхание и бросив быстрый взгляд на стоявшего рядом Александра. Не знаю, заметил ли он мою радость или нет.
   Филипп сказал Леоннату и незнакомцу ещё несколько фраз, посмотрел на нас с Александром и направился к выходу.
   - Александр, зайди потом ко мне, - на ходу бросил он, не оборачиваясь.
   Лицо друга на миг помрачнело. Всё-таки царевич сумел отбросить неприятные мысли прочь и приблизился к мужчине.
   - Гефестион, познакомься, - представил он нас. - Это Птолемей. Вы подружитесь, не сомневаюсь.
   - Хэрэтэ, - улыбнулся Птолемей.
   - Инэ о элинас? - спросил я.
   "Здравствуй".
   "Эллин?"
   Птолемей покачал головой и ответил:
   - Александр говорил, что у тебя предки из Эллады. Хотел сделать тебе приятное.
   - Спасибо, - засмеялся я.
   Мне не терпелось подойти к Леоннату. Вместо этого приходилось быть вежливым и приветливым ради Александра, весело болтавшего с Птолемеем. Я переглядывался с Александром и чувствовал себя тем самым четырнадцатилетним мальчишкой, который почти влюбился в одного из лучших друзей. Наверное, не будь в зале Александра, я бы обнял его.
   - Похоже, ты нисколько не расстроен, - сказал я Леоннату.
   Он махнул рукой:
   - Переживу. Мне и с вами неплохо... О, чуть не забыл. У меня для тебя новость. Аристотель не уехал в Элладу. Говорят, он переписывается с... Антипатром.
   Я ошеломлённо уставился на него и пробормотал:
   - Тьфу ты, нашёл с кем водиться. И что же привлекло Аристотеля в этом стервятнике? Деньги и положение при дворе?
   Леоннат пожал плечами.
   - Я говорю тебе лишь то, что слышал сам, - сказал он. - И то ещё не всё, Гефестион. Ходят слухи, наш великий учитель собирается сделать Антипатра своим душеприказчиком.
   - Кем? - выдохнул я и засмеялся.
   - Душеприказчиком, - повторил Леоннат.
   - Да нет, я понял, - откликнулся я. - Но это так... смешно! Аристотель и Антипатр... Вот уж странная парочка.
   - Точно! - хмыкнул Леоннат.
   Я повернулся к Птолемею и Александру. Первый действительно впоследствии стал мне другом, отправился с нами покорять мир и по праву заслужил звание героя. Александр поймал мой взгляд и чуть улыбнулся. Он выглядел взволнованным, и я понимал его. Филипп собирался в поход, вся власть оставалась в руках Александра. Конечно, царевич мечтал, чтобы завтрашний день наступил скорее.
   Неожиданно двери со стуком распахнулись. Я вздрогнул. Мы обернулись и увидели Кратера. Вот уж кого мне хотелось встретить меньше всего. У нас с ним никогда не были отношения хорошими. Мы часто ругались. Правда, я редко был зачинщиком ссор. К счастью, до драк дело пока не доходило.
   Я скривил губы и вскинул голову. Не понимаю, почему Кратер меня не взлюбил? Ему я ничего дурного не делал. Леоннат заметил моё недовольство и шепнул на ухо:
   - Может, сходим к Никанору в гости?
   - Позже, - ответил я, не отрывая взгляда от шагнувшего в зал Кратера. - Давай после обеда.
   Кратер в это время воскликнул:
   - С возвращением, Александр! Мне нужно поговорить с твоим отцом. Ты знаешь, где он?
   - Где-то во дворце, - ответил Александр. - Спроси у стражи.
   - Идём, я отведу тебя, - предложил Птолемей.
   Они ушли. Я проводил их глазами. В тот момент я и представления не имел, что мне предстояло узнать в ближайшее время причину столь холодного поведения Кратера, и что правда меня очень расстроит.
   - Идём сейчас, Гефестион, - настаивал Леоннат, потянув меня за руку в сторону выхода. - До обеда ещё приимерно час. Я не дотерплю. Мы же не виделись со дня приезда домой. Неужели тебе не интересно, как он поживает?
   - Интересно, - ответил я. - Но у меня есть дело во дворце. Мне надо кое о чём поговорить с царём. Ты, коли так жаждешь, иди сейчас. Я позде подойду.
   - Ну уж нет, - упрямился Леоннат. - Решили идти вместе - значит, я подожду, когда ты освободишься.
   - Куда вы собираетесь? - поинтересовался Александр.
   - К Никанору, - ответил Леоннат. - Составишь компанию?
   - Некогда... - вздохнул Александр.
   Мы разошлись. Я договорился с Леоннатом встретиться в этом же зале до обеда и направился искать Филиппа, надеясь, что Кратер уже ушёл от него. Не буду пересказывать разговор, он касался учёбы. Через некоторое время я покинул зал и зашагал по коридору. Мимо меня проходили воины, слуги и приближённые. Многих из последних я не знал. Их число увеличилось за годы моего отсутствия. Тем, что были мне знакомы, я кивал головой. Большинству из них было за тридцать. Бородатые, они казались чуть ли не стариками.
   Два знакомых голоса привлекли моё внимание. Я остановился возле приоткрытой двери какой-то комнаты с вдруг возникшем в душе предчувствием неприятного и прислушался. Я поступал нехорошо. И если бы меня застал за тем занятием Филипп, я бы не смог больше явиться во дворец. По крайней мере, до его смерти.
   Я заглянул в комнату через щёлку и увидел Александра и Кратера. Они стояли близко друг от друга. Ещё шаг - и их тела соприкоснутся. И Кратер сделал этот шаг и положил руку Александру на плечо. Впервые за долгое время я почувствовал жуткую ревность, нахмурился и закусил губу, борямь с желанием войти. Я остался за дверью и продолжил наблюдать. Они разговаривали довольно громко, и я слышал всё.
   - Ты стал таким красивым, - заговорил Кратер. Его пальцы скользнули по шее Александра. - И я думаю, нет смысла скрывать правду, потому что... я люблю тебя... не только как друга. Я хочу, чтобы мы были вместе.
   - Кратер... - начал Александр, отступая назад.
   - Нет, не говори ничего, - голос Кратера зазвучал тише. - Мы ещё успеем всё друг другу сказать.
   - Что именно? - спросил Александр.
   Кратер не ответил и потянулся к нему. У меня на глаза слёзы навернулись. В ярости стукнув ладонью по двери, я побежал по коридору. За спиной послышались приближающиеся шаги, однако я не обернулся.
   - Гефестион! - окликнул меня Александр, поравнялся со мной, плечом толкнул дверь ближайшей комнаты и, впихнув внутрь, крепко обнял. - Я тебя люблю! Не его.
   - Я знаю, знаю! - я зажал в пальцах хитон Александра. - Но это так больно - слышать, как он... как он признаётся в любви тебе. Ты принадлежишь мне. А вдруг ему придёт в голову явиться к тебе ночью?
   Александр засмеялся и взял меня за плечи.
   - Не явится, - возразил он. - Кратер уезжает в Перинф.
   Я облегчённо вздохнул и спросил с сильно бьющимся сердцем:
   - Он поцеловал тебя?
   - Нет, - ответил Александр, улыбнулся и погладил меня по щеке. - Ты помешал, к счастью для нас с тобой. А теперь успокойся. Поверь, ничего особо страшного не произошло.
   - Ну-ну, - буркнул я, вытирая глаза.
   Мне хотелось, чтобы Кратер не вернулся из похода. Так нельзя думать и желать смерти кому бы то ни было, тем более другу близкого человека. Мне же было всё равно. Я представил на своём месте Кратера, на мгновение прикрыл глаза и вздохнул полной грудью, решив не обращать на него внимания. Ему ни за что не завоевать сердце Александра, я этого не допущу.
   - Должен сказать, я счастлив, что ты пришёл, - произнёс Александр. - Не знаю, что было бы. Кратер поразил меня напористостью. Он был почти груб, не давал мне и слово вставить!
   - Ты бы в любом случае оттолкнул его! - спросил я с надеждой.
   - Конечно! - заверил Александр. - Не сомневайся.
   - Рад слышать, - я обнял Александра за шею. - Завтра вечером я могу придти к тебе и остаться до утра... даже до конца недели.
   - А как же отнесётся к этому твоя мама, - тихо спросил царевич. - Она ведь против. Неужели ты сбежишь из дома? Ради меня?
   - Ей придётся смириться, - ответил я. - Тебя я не брошу всё равно, пусть никто и не надеется. Твой Кратер в первую очередь.
   - Он не мой, - засмеялся Александр. - Мы друзья, и этого довольно. Послушай, - он взял меня за руки. - Тебе не стоит о чём-то беспокоиться. Я не променяю тебя.
   Вскоре я встретился с Леоннатом, и мы отправились к дому Пармениона. Из всех его детей я очень хорошо общался с Никанором. Учёба сблизила нас. Зато к старшему сыну Пармениона Филоте я относился чуть ли не с подозрением. Мне казалось, этот человек легко мог предать. Я оказался прав. Но тогда меня не особо интересовало, что случится через десять или двадцать лет.
   Мы молчали и не знали, что сказать. Я смотрел себе под ноги и вспоминал Миезу. Учиться было одновременно так интересно и сложно. По-моему, Филипп прав. Мы заслужили отдых. Только я почему-то не чувствовал сильной радости от возвращения. Я отвык быть дома, отвык от матери и слуг, от знакомых улочек родного города и его привычных звуков. Приехав, я долго бродил по Пелле, и воспоминания о детстве подобно волнам в шторм накатывались на меня.
   Ещё я думал о Леоннате. Может, он просто соскучился и потому предложил погулять. Может, хотел побыть со мной наедине. Для меня он всегда был загадкой. Я до сих пор не могу понять, как он ко мне относится по-настоящему: как к лучшему другу или мечтает о большем.
   Также меня не покидали мысли о Кратере. Его наглость взбесила. Мало того, что он вошёл к нам без стука, будто сам царь или член его семьи, так к тому же посмел признаться Александру в любви. Если он надеялся, что тот ответит ему взаимностью, тогда он глупец.
   Я первым нарушил тишину:
   - Что ты будешь делать теперь, оставшись в Македонии?
   - Развеюсь после учёбы, вам стану помогать, - ответил друг. - Занятия найдутся.
   - Нам - это кому? - уточнил я.
   - Тебе и Александру, - ответил Леоннат. - С завтрашнего дня он наместник и вряд ли не пожалует тебе какой-нибудь титул, красивый, подобно твоему имени.
   - Не надо мне льстить, - улыбнулся я. - Ко всему прочему ты ошибся. Пока я не собираюсь становиться кем-то при дворе. Я и с профессией-то не определился. Вот тебе хорошо, ты будешь царским телохранителем. Мне же что делать?
   - Друг царевича - тоже неплохо, - сказал Леоннат. - Неужели тебе этого мало?
   - Наверное, да, - ответил я, пожав плечами. - Но я знаю, что смог бы любить и нищего Александра и жить с ним в шалаше на берегу. Тем не менее временами в мечтах я представляю себя богачом, владельцем нескольких ремесленных мастерских.
   Леоннат хмыкнул.
   - А кто не желает того же сейчас, в шаге от войны? - сказал он. - Нам нужна полная казна, иначе мы проиграем.
   - Не бойся, Филипп заболтает всех врагов, - пошутил я.
   Мы рассмеялись. Впереди показался дом Пармениона. Самого хозяина не было, всё-таки нам не отказали войти. Никанор нас чуть было не задушил в своих объятиях и предложил отобедать с ним. Мы согласились. Я не ел с утра, в горле пересохло. Растянувшись на нешироком ложе с позолоченными ножками в виде львиных лап и, положив голову на мягкую подушку, я прислушивался к мелодичному переливу смешанного с водой вина из кратера в кубки. Пить я начал довольно рано, с четырнадцати лет. Всё же в вине я никогда не искал спасения.
   - Господин, - услышал я и открыл глаза.
   Слуга протягивал мне кубок. Я взял сосуд в руки и взглянул на друзей. Никанор поднял свой кубок и провозгласил тост:
   - За возвращение. И этим всё сказано.
   На минуту воцарилась тишина. Я поднёс кубок к губам и сделал маленький глоток. От слов Никанора стало как-то тоскливо, словно мы побывали не в Миезе, а а войне.
   - Александр придёт? - поинтересовался Никанор.
   - У него дел по горло, - Леоннат мотнул головой. - И понятно. В его руках будет царская печать!
   - Жаль, - сказал Никанор и улыбнулся. - У меня идея. Давайте сегодня вечером соберёмся все вместе и вспомим старые добрые времена.
   - Не такие уж они и старые, - усмехнулся Леоннат.
   - Я не против, - сказал я. - Только где?
   - Слышал, у Марсия в доме будет ужин, - ответил Никанор. - Он пригласил нас.
   Мы с Леоннатом переглянулись.
   - Придём обязательно! - заверил я.
   Мы обожали проводить время впятером, шутить и гулять по городу и особенно за её пределами. Мы забывали обо всём, и нам казалось, мы снова в Миезе. Лишь Аристотеля не было с нами. Он оставался в Македонии, став её гражданином, хотя родина его в ином месте, и вовсе не в Эллале, так им любимой. Я до сих пор не понимаю их с Антипатром дружбу.
   Никанор опять встал с ложа и поднял кубок.
   - Пусть победа в Перинфе будет нашей, - сказал он.
   Мы поддержали его, желая того же. Если Филипп вернётся живым, Македония начнёт утверждаться на Востоке.


         Глава ХХI
      Наместничество

   Утром следующего дня Филипп во главе армии покидал столицу. Я пришёл во дворей просто так, не чтобы попрощаться с царём. Во дворе стояли мои друзья, Эвмен и дворцовая стража, Олимпиада, её четырнадцатилетняя дочь Клеопатра и Каран, иные люди. Из окна выглядывал полоумный, наполовину осиротевший Арридей. Я переводил взгляд с одного лица на другое и на многих видел безразличие. Государь уезжал на очередную войну, но кого-то не интересовало, как и когда он вернётся. Я знаю, кого. Олимпиада всегда видела на троне одного Александра. Она больше не любила мужа, может, вообще желала ему погибели.
   Услышав вздох, я обернулся. За моей спиной стоял Леоннат. Рушилась его мечта прославиться в столь юном возрасте, тем не менее он не умолял Филиппа взять его с собой. Я посмотрел на Александра. В глазах - спокойствие. Он выглядел таким взрослым в тот момент, что я не удержался от улыбки. Александр поймал мой взгляд, и черты его лица, до этого будто мраморные, смягчились. К нему подъехал Филипп и сказал:
   - Я надеюсь на тебя, сын. До свидания!
   Он развернул коня и поскакал прочь. За ним следом двинулись четверо телохранителей. Клеопатра вдруг заплакала. Александр  поднял руку в прощальном знаке.
   - Счастливого пути... - пробормотал он.
   Отряд уезжал, собравшиеся расходились.
   - Идём, - обратился к Александру Эвмен. - Мне нужно поговорить с тобой. Теперь главный ты. Все вопросы решать тебе.
   - Мне сейчас... некогда, - Александр оглянулся на меня. - Давай потом. Меня ждут.
   - Для царя на первом месте стоит страна, - вмешалась Олимпиада. - И народ. Ты не должен пренебрегать обязанностями, иначе печальное прошлое Македонии станет настоящим.
   - Я не царь, - возразил Александр с долей разочарования и недовольства, что вмешались в его планы.
   - Начинать никогда не поздно, - сказала Олимпиада.
   Александр приблизился ко мне.
   - Ты не обидишься? - спросил он виновато.
   - Нет, ступай, - ответил я. - Всё равно я вечером приду. Так что можешь спокойно заниматся делами с Эвменом. Правда, смотри не засиживайся, иначе я стану ревновать!
   Мы рассмеялись. Александр обнял меня.
   - Я буду тебя ждать, - тихо сказал он и направился к Эвмену.
   Я провожал его глазами. Он поравнялся с матерью, и та сказала ему:
   - Этому мальчишке ты уделяешь внимания больше, чем мне. Перестань всюду таскать его за собой. Уж коли он отказался служить Филиппу, то, я считаю, нечего ему тае часто здесь появляться.
   - Не говори так! - воскликнул Александр. - Без Гефестиона я как без... Да не знаю! Без него меня нет. И я буду счастлив, если он поселится во дворце.
   - Перестань! - сказала Олимпиада.
   Я вздохнул и отвернулся. Она, возможно, и сейчас не воспринимает меня всерьёз. Я для неё всегда был лишь человеком, обожающим её сына. Впрочем, я не стремлюсь завоевать её расположение. Но обидно было слышать такие слова. И я не знал в тот момент, как мне поступить: остаться дома или наплевать на всё и явиться во дворец назло Олимпиаде. Я выбрал второе.
   Подошли Никанор и Марсий. Их родственники уже скрылись за домами, и всё-таки они не выглядели печальными, будто увидят своих братьев и дядей, отцов через несколько часов, будто те отправились на агору. Марсий положил мне руку на плечо.
   - Будем надеяться, Филипп сумеет взять Перинф, - сказал он. - В противном случае мы станем рабами Востока.
   - Не пугай! - взмолился я. - Всё будет хорошо, надо верить. Вспомните, наши предки проходили и не через такое. Рано опускать руки. Это только начало.
   - Чего? - мрачно усмехнулся Леоннат, и я с недоумением взглянул на него. - Нашего конца?
   Обычно шутник, он вдруг нахмурился, видимо, до конца осознав, что кто-то, может, и его родные, не вернётся назад. Странное чувство тревоги и веры не давало покоя, заставляло действовать, стремиться к лучшему. Наверное, это и есть тот самый потос, о котором так часто говорил в Миезе Аристотель и который всегда побуждает героев к свершению подвигов.
   - Не веди себя как драматург, - сказал Никанор. - Гефестион прав. Нужно думать о победе.
   В следующее мгновение, перекрывая все остальные звуки, раздалась барабанная дробь, и заревели трубы. Так уходящая армия прощалась со страной. Я вздрогнул. Сердце сжалось и забилось быстрее. Люди во дворе замерли. А затем, когда войска остались за городскими стенами, наступила полная тишина. Даже чайки исчезли с неба, и  ветер перестал шелестеть листвою. Это длилось несколько секунд, зато заполнилось надолго.
   Я заметил, как поёжился Леоннат.
   - Затишье перед, - пошутил он, нервно смеясь.
   - Вот уж верно! - подтвердил Никанор.
   - Эй, смотрите, кто к нам идёт, - сказал Марсий, кивая головой в сторону приближающегося к нам с ухмылкой Кассандра.
   - Его только не хватало, - проворчал Леоннат.
   - Ну что, и кто тут самый главный? - Кассандр поравнялся с нами. - Вы, чьи родственники уехали воевать, или я, чей отец теперь у власти?
   - Сильно-то не обольщайся, - скривил губы Леоннат. - Филипп назначил наместником не твоего отца, а Александра. И я сомневаюсь, что Александр позволит Антипатру править наравне с ним.
   - В любом случае... - Кассандр вёл себя чересчур вызывающе.
   - В любом случае тебе стоит помолчать, ребёнок, - перебил его я, теряя терпение. - Беги домой играть в куколки.
   Глаза Кассандра сузились.
   - Ой, взрослый нашёлся! - съязвил он. - Давно им стал? И кто тебя им сделал? Уж не твой ли кумир Александр?
   - Тебя это не касается, - огрызнулся я.
   - Послушай, Кассандр, чего ты добиваешься? - в разговор вмешался Никанор. - Никто из нас всё равно не будет с тобой драться,  хоть как ты нас ни называй.
   - Да больно надо о вас мараться, - Кассандр скрестил на груди руки и с демонстративным видом зашагал к крыльцу дворца, задрав голову.
   - "Да больно надо о вас мараться"! - передразнил его Леоннат.
   Мы дружно засмеялись. Кассандр передёрнул плечами.
   - Он услышал тебя, - сказал я.
   - Наплевать! - улыбнулся Леоннат. - Мне он начинает надоедать. Напыщенный индюк! И ещё посмотрим, что лучше: быть никем при наместнике здесь или соратником царя на Востоке, где, говорят, и листья на деревьях и то золотые.
   Последнюю фразу он произнёс с мрачным злорадством.
   - Забудем о Кассандре, - сказал Никанор. - Не стоит портить такой ясный день мыслями о нём.
   - Это ты ему скажи, - буркнул Леоннат.
   - К счастью, он ушёл, - я обнял друга за плечи. - Давайте куда-нибудь сходим. К реке, например.
   - Предлагаешь искупаться? - улыбнулся Никанор.
   - Если мы станем плавать без Александра, он обидется на нас, - засмеялся я. - Он же ихтиандр. Нет, у меня другая идея. Можно устроить бой, как в палестре. Сейчас нас двое против двоих. Никто ревновать не будет.
   - Я не против, - согласился Леоннат.
   Мы побежали на берег. Там мы нашли толстые палки и, решив не раздеваться на тот случай, если нас увидят, начали своё сражение. Я и Никанор "воевали" против Марсия и Леонната, кидались друг в друга песком и мелкой галькой, пытались сбросить в воду. Наш смех пугал чаек и сливался с их пронзительными криками. Мне в глаза лезли волосы, мокрые от пота. Я остановился и убрал их. Сзади на меня прыгнул Леоннат и повалил на песок, выдёргивая из моей руки палку-меч. Я перевернулся на спину и стал плеваться.
   - Вот, теперь и ты подо мной, - сказал Леоннат и леконько хлопнул меня по щеке. - Не всё тебе быть победителем. Ты проиграл.
   - Так нечестно! - воскликнул я, пихнув его в плечо. - Я просто убирал волосы. И вовсе я не проиграл.
   - Не спорь со старшими, - усмехнулся Леоннат.
   - Эй, голубки, хватит болтать! - окликнул нас Никанор и поднял к небу глаза. - Становится жарковато. Давайте и правда поныряем.
   Он стянул через голову хитон и бросил его на песок. Леоннат встал с меня и помог мне.
   - Мечтаешь познакомиться с Нереидой? - он со смехом толкнул меня в спину.
   Я полетел с обрыва в реку, подобно Икару размахивая руками. Только крыльев, в отличие от него, у меня не было. Спустя пару секунд вода непробиваемой стеной сомкнулась над головой, и меня охватила самая настоящая паника. Она сделала мои движения медленными. Я не мог выбраться на поверхность и попытался закричать, отчего в рот попала вода. Свет становился всё слабее, дышать - труднее. От ужаса, что я сейчас утону, мысли мешались.
   Чья-то сильная рука схватила меня за запястье, потянула наверх и вытащила на узкую полоску берега внизу обрыва. Лёгкие мои разрывались. Я кашлял и вытирал по лицу с волос воду.
   - Как ты, Гефестион? - встревоженно спросил Никанор. - Как ты?
   Я не ответил, посмотрел на него непонимающим взором и перевёл взгляд на спасшего меня Леонната. Я разозлился и несколько раз ударил его кулаком в грудь.
   - Не смей так больше никогда делать! - воскликнул я, чувствуя, как начинают дрожать губы. - Не смей, ты слышишь?
   - Прости! - Леоннат крепко прижал меня к себе, чтобы я не дёргался и успокоился. - Я думал, ты сумеешь вынырнуть. Клянусь, это не повторится! - Он разомкнул объятия и слегка отстранился. - Всё?
   Я кивнул головой и глубоко вздохнул.
   - Уйдём отсюда, - попросил я, вставая. - Я хочу домой.
   - Конечно! - закивал головой Никанор.
   Мы вернулись в город. Я дрожал, мокрый хитон прилип к телу и подобно второй коже обрисовывал каждый изгиб. Я всё время одёргивал его и старался не поднимать глаза, замечая, с каким удивлением смотрят на нас некоторые люди.
   Друзья проводили меня до дома, и там мы, обнявшись, расстались.
   - Прости, - ещё раз извинился Леоннат.
   Он сказал так искренне, что я улыбнулся и ответил:
   - Ладно, забудем.
   В коридоре между гинекеей и мегароном меня встретила мать и ахнула, оглядев с ног до головы:
   - Гефестион, что произошло? Ты упал в реку?
   - Да, - я не желал поддерживать разговор и уже собирался было направиться к себе, как мама дотронулась до моего плеча.
   - Подожди минутку, пожалуйста, - сказала она. - Я хочу задать тебе один вопрос. Надеюсь, он интересует нас обоих, не меня одну. Кем ты желаешь быть?
   - Я не знаю... - устало ответил я. - Не знаю пока...
   - А когда? - снова спросила мать.
   - Потом... - ответил я. - Мне нужно время подумать.
   Я развернулся и зашагал на свою половину. Перед глазами так и стояла подводная тьма.

   Время приближалось к полночи. Только что взошла луна, и её белёсый край заглядывал в спальню Александра. Мы не спали ещё. Я лежал к другу спиной, одной рукой обняв подушку, и смотрел на маленькую статуэтку Гермеса на столе, ни слова не сказав Александру о произошедшем. Александр, приподнявшись на локте, медленно проводил ладонью по моим ставшим пушистыми от неожиданного купания волосам и иногда прикасался к ним губам.
   - Как прошёл твой день? - я первым нарушил молчание.
   - Скучно, - ответил Александр. - Полдня разбирал всякие бумаги вместе с Эвменом и Антипатром.
   Я перевернулся на спину. У меня слегка кружилась голова, но я думал, это от того, что Александр был так близко.
   - А ты считал, править весело? - засмеялся я.
   - Ну да, - ответил Александр. - Отец же частенько устраивает грандиозные попойки, словно он уже выбран эллинским гегемоном и покорил Азию. Вот и я... - Он не договорил и мотнул головой. - Не хочу уподобиться ему.
   - Разве ты можешь быть как он? - я взял его за плечи, делая ударение на слове "ты". - Вы небо и земля.
   - И кто из нас кто? - улыбнулся Александр.
   - Ты - это всё... это больше, чем мир, - я обнял его за шею.
   Александр поцеловал меня, всем своим телом прижимая к постели. Он не брился со дня возвращения, следуя обычаю, и кололся маленькой золотистой щетиной.
   - Я люблю тебя, - сказал он.
   - Повтори, - прошептал я.
   - Люблю тебя, - Александр на миг оторвался от моих губ. - И я рад, что ты сейчас со мной. Ты ведь утром не уйдёшь?
   Я молча покачал головой, облизнул пересохшие губы и закрыл глаза. Для меня стихали иные звуки, кроме шума нашего дыхания и биения сердец. Я пребывал в странном полубессознательном состоянии и тогда начал подозревать, что оно вызвано не только Александром. Подводное плавание сделало своё дело. К счастью, придворный лекарь в два счёта поставил меня на ноги.
   - У тебя лицо пылает, как костёр, - сказал Александр. - С тобой точно всё в порядке?
   - Лучше не бывает, - ответил я.
   Мысли о плохом покидали меня. Я не боялся кого-то потерять в боях за Перинф. Ми друзья не уехали, отец давно уже умер. Конечно, меня волновал исход похода, и я очень хотел, чтобы победили мы. Было бы здорово жить в стране, господствующей над всем миром.

   - Кассандр догадывается о наших отношениях, - сказал я спустя некоторое время, лёжа в объятиях царевича. - Больше чем уверен, он сообщит своему отцу, а тот - твоему.
   - Рано или поздно тайна открылась бы всё равно, - пожал плечами Александр, водя пальцем по линиями моей ладони. - И я, признаться, не совсем понимаю, почему ты так против публичности? Наоборот, люди должны завидовать нам. Мы любим друг друга, и это, по-моему, прекрасно.
   Он прижался губами к моей руке.
   - Вот это-то и плохо, - вздохнул я.
   - Что именно? - нахмурился Александр. - Наши чувства?
   - Нет, я о зависти, - возразил я. - Зачем кому-то знать о них? Они принадлежат нам, и никому более. А такие люди как Кассандр, лживые и злопамятные, будут строить нам всякие козни. - Я немного помолчал. - Как жаль, что не ты сейчас царь. Тогда ты бы под каким-нибудь предлогом смог удалить от двора семью Антипатра и... - я запнулся, чуть было не произнеся имя Кратера, - и ещё кое-кого.
   - Кого же? - удивился друг. - У тебя появился враг?
   - И давно, со дня нашего с ним знакомства, - ответил я с неохотой. - Он с самого начала видел во мне соперника. Но не будем о нём говорить.
   - Гефестион, я должен знать, - настаивал Александр. - Это Кратер, да?
   Я на мгновение прикрыл глаза, тем самым давая Александру понять, что он прав. Александр помрачнел и сказал:
   - Ладно, завтра я поговорю с ним. Пусть запомнит, что никто, и он в том числе, не имеет права тебя обижать.
   - Александр, нет, не надо! - быстро проговорил я. - Кратер только сильнее возненавидит меня. Я не хочу с ним ссориться. Он твой друг.
   - Поговорю! - упрямо повторил Александр, обнял меня обеими руками и поцеловал. - Теперь же спи. У тебя уже слипаются глаза.
   - Ты собираешься рассказать ему о нас? - прошептал я.
   - Придётся, - не сразуответил Александр. - Лишь так оставит в покое нас обоих. Не волнуйся, всё хорошо будет. Ты веришь мне, Гефестион?
   - Постараюсь, - ответил я, перевернулся на бок и вздохнул.
   Той ночью я плохо спал. Мне снились кошмары, было жарко, хотя погода не стояла уж особенно душная. Я много ворочался, чувствовал себя разбитым, мечтая, чтобы поскорее наступил рассвет. Когда же небо стало светлеть, я забылся сном, прижавшись к Александру и не догадываясь, чтт скоро на собственном опыте узнаю, что такое война. И тогда-то мне придётся вспомнить уроки Аристотеля, не все из которых я слушай внимательно.


         Глава ХХII
          Наш дом

   Так здорово было осознавать, что ты наконец-то дома спустя три года учёбы. Мне было немного необычно смотреть по сторонам, хотя ничего существенно не изменилось. Македония - не Эллада, где вечно строят что-нибудь новое.
   В тот солнечный день я гулял по Пелле вместе с Леоннатом. Мы зашли на агору просто ради любопытства. Я никогда особо не любил подобные места. Единственный товар, который мог меня там заинтересовать, - это оружие. А затем мы забрели к лавкам ювелиров. Леоннат заметил одно красивое серебряное кольцо с маленьким лунным камнем, переливающимся в лучах солнца всеми цветами радуги. Хозяин разрешил ему примерить кольцо, и друг, улыбаясь, повернулся ко мне лицом.
   - Купи мне его, - попросил он.
   - Купить? - чуть удивлённо переспросил я.
   - Ну да, - ответил Леоннат. - Оно прекрасно.
   - Ладно! - я усмехнулся, достал деньги и отсчитал нужное количество монет. - Пусть это будет моим подарком тебе по случаю возвращения.
   Мы покинули агору и поднялись на холм, откуда был виден весь город. Леоннат всё любовался кольцом, и я улыбался, глядя на него.
   - Кстати, ты меня до сих пор не поблагодарил, - напомнил я.
   - Спасибо! - Леоннат крепко обнял меня.
   Я рассмеялся и сказал:
   - Эй, ты меня сейчас задушишь! Я же не каменный.
   - К счастью, да, - Леоннат убрал руки. - Мне не нужна бездушная статуя, даже если бы у неё была такая же внешность, как и у тебя. К тому же рядом есть ты.
   - Значит... ты считаешь меня красивым? - у меня сердце невольно забилось быстрее.
   Я сидел на траве, а Леоннат возвышался надо мной. Мне вспомнилась холодная зимняя ночь в Миезе, не показавшаяся нам с Леоннатом таковой. Теперь-то я понял, что друг хотел тогда, и вдруг пожалел о своём детском невежестве.
   - Конечно, - ответил Леоннат. - И этот камень будет напоминать мне о тебе и твоих глазах. Они тоже всё время меняют цвет. - Он помог мне встать. - Я приглашаю тебя сегодня... сегодня ко мне в гости с ночевой. Надеюсь, ты не откажешься?
   - Ну... нет... - я замялся и расправил подол хитона. - Только почему?
   - Что именно? - не понял Леоннат.
   - Почему с ночевой? - уточнил я.
   Леоннат пожал плечами.
   - Если хочешь, вечером можешь вернуться домой или во дворец к Александру, я удерживать тебя не собираюсь, - сказал он. - Слуги тебя проводят.
   - Я останусь с огромным удовольствием, не обижайся, - я положил ему на плечо.
   - Да я и не обижаюсь, - откликнулся Леоннат и начал спускаться с холма. - Сейчас, по крайней мере.
   - А что, раньше сердился? - я последовал за лучшим другом.
   - Бывало, - ответил Леоннат. - Но я всегда тебя прощал и буду прощать.
   Мы молча зашагали по дороге, оказавшись в таком месте, где было неспокойно. Там жили бедняки и разный сброд. Увы, и в нашей милой Пелле встречаются разбойники.
   Мне стало немного не по себе. Я огляделся по сторонам. Люди провожали на долгими взглядами.
   - Давай пойдём быстрее, - предложил я. - А то ещё пристанет кто-нибудь. Признаться, мне надоело выслушивать разные непристойные предложения от похотливых мужиков. Если им так хочется утолить свой первобытный голод, пусть идут к гетерам.
   - Ты же знаешь, не всем нравятся женщины, - сказал Леоннат.
   - Это их проблемы, - проворчал я.
   Нам навстречу вышел какой-то незнакомец в простой одежде. От него пахло дешёвым вином и потом, и эти запахи, смешиваясь вместе, создавали собой неповторимый отвратительный букет. Мужчина слегка шатался и бубнил себе под нос песню про красавицу и её дружка. Мы с Леоннатом невольно отошли в сторону, чтобы он нас не задел. Леоннат загородил меня собой на всякий случай.
   - О, какие симпатичные юноши, - заплетающимся языком проговорил горожанин, поравнявшись с нами. - Не желаете ли познакомиться со мной поближе? Правда, я не такой богатый, как вы, зато не жадный.
   - Нет, спасибо, - твёрдо ответил Леоннат.
   - Мы не спим с мужчинами, - мои слова были наполовину ложью, ведь я уже исполнил желание Александра и подарил ему не только своё сердце, но и тело. - И... мы спешим.
   - Милые мальчики, а не ласковые... - пробормотал незнакомец. - Жаль...
   Мы ни на секунду не остановились и через несколько минут очутились в знакомых местах, зашли ко мне домой, где я по привычке отпросился у матери, и отправились к Леоннату. Я не жалел, что собираюсь остаться у него на ночь. Александр занимался государственными делами, и у него было мало свободного времени. Тем не менее он всегда находил пару свободных часов в день, а ночи почти все принадлежали нам. Бывало, мы просто лежали и строили планы на будущее, засыпая после полуночи или вообще под утро, несмотря на то, что Александру надо было много чего сделать на следующий день. Он никогда не уходил, не пожелав мне доброго утра и не позавтракав со мной куском свежего и тёплого, с хрустящей корочкой хлеба и дюжиной виноградин, привозимых в столицу с востока Македонии, где наша страна граничит с Фракией.
   - Чувствуй себя как дома, - сказал Леонат, когда мы пришли. - А я вернусь через несколько минут. Мне нужно отдать насчёт ужина. Устроим собственный маленький пир.
   - Может, следует пригласить Никанора и Марсия? - спросил я.
   - В другой раз, - ответил Леоннат. - Я сейчас не хочу шумных компаний.
   Я улыбнулся, чтобы скрыть охватившие меня чувства. Они были противоречивыми, как в тот вечер в Миезе. О нет, я не собирался переходить границы. И хотя мы с Леоннатом столь близки, мы, по-моему, ни разу не позволили себе чего-то лишнего. Это, наверное, всё-таки к лучшему.
   Оставшись в зале один, я не спеша прошёлся по нему, чтобы получше рассмотреть некоторые предметы. В доме было очень красиво и просто. Я уже бывал там несколько раз до учёбы у Аристотеля, а ночь мне предстояло провести впервые.
   Задумавшись, я и не заметил вернувшегося Леонната.
   - Скоро ужин будет готов, - объявил он. - Ты, верно, проголодался?
   - Да, немного, - усмехнулся я.
   - Александр знает, что ты здесь? - спросил Леоннат.
   Я кивнул головой и отошёл к окну. Оттуда открывался замечательный вид. На холме возвышался дворец. Я взглянул на него:
   - Тебе не следует задавать мне такие вопросы. Я вправе сам решать, где, как и с кем проводить время. К тому же Александр занят. Он давно мечтал о власти и пусть теперь наслаждается ею. Хотя власть по большей части трудности и опасность, нежели веселье.
   Я вздохнул. Не хотелось говорить другу о недавнем неприятном разговоре с матерью. Она сказала:
   "Мне не нравится, что Леоннат вечно баламутит тебя, придумывает какие-то бредовые идеи, а ты ему во всём уступаешь, несмотря на свой командирский характер. В дружбе должно быть равенство. У вас его явно нет".
   - Скучаешь по нему? - Леоннат приблизился ко мне и тоже стал смотреть на дворец.
   - По Александру? - уточнил я и повёл плечом. - Да, но... когда я рядом с тобой, то о многом забываю.
   Я не спрашивал его, почему он позвал только меня. Признаться, мы часто друг у друга ночевали, отчего даже стали ходить слухи про нас, но Леоннат быстро их пресёк.
   Мы разговаривали о других странах, вспоминали смешные моменты, случавшиеся с нами в Миезе. У нас оставались только воспоминания. Будущего не было. Леоннат почти не пил, в отличие от меня. Я просто не мог остановиться и не знаю, что на меня так подействовало. Видимо, вино было чересчур вкусным.
   Вскоре слуги зажгли светильники. За окном сгустилась тьма, и в зал, шевеля прозрачные занавески на окнах, влетал прохладный ветер. Я поёжился. Леоннат заметил это, взял со своего ложа покрывало из чистого хлопка и, подойдя, набросил мне его на плечи.
   - Замёрз? - с заботой спросил он.
   - Ага... - пробормотал я, не сводя с него глаз.
  - Ты всегда был для меня самым удивительным человеком... настоящей загадкой... в хорошем смысле слова, - тихо проговорил Леоннат, чуть улыбаясь. - Загадкой, которую я, наверное, никогда не смогу разгадать.
   Голова начала кружиться, и не от одного вина. А Леоннат улыбнулся шире и шагнул в сторону. Я успел его удержать, поймав за руку, притянул к себе и не удержался от поцелуя. Как и в прошлый раз, я это сделал первым. Леоннат не возражал. Мы оба выпили и перестали отвечать за поступки.
   - Леоннат... - выдохнул я, чуть отстраняясь от друга.
   - Не бойся, ты не изменяешь Александру, - тихо откликнулся Леоннат. - И я никому не скажу, ты же знаешь.
   Я кивнул головой, не в силах произнести ни слова. Мне казалось, мир вокруг меня вертится в безумном танце, и я не мог его остановить. Я подумал об Александре и решил, что Леоннат прав. Я ведь любил и продолжаю любить лишь Александра. А эти минуты с Леоннатом ничего не должны значить.
   Леоннат сел на край неширокого ложа, обитого синей тканью, и сжал моё лицо в ладонях, неожиданно холодных.
   - Помнишь ту служанку, что зашла тогда ко мне в Миезе? - спросил он.
   - Конечно, но почему ты спрашиваешь? - удивился я.
   - Сейчас мы совершенно одни, - ответил Леоннат. - Оглянись. Слуги ушли. Они не имеют права мешать... и видеть. За подобное они несут наказание.
   - А у нас не так, - сказал я. - В нашем доме главное - добро.
   Леоннат засмеялся.
   - О да, помню! - сказал он. - Твоя мама против насилия в мире. Интересно, какой будет её реакция, когда ты отправишься на войну?
   - Понятия не имею, - улыбнулся я.
   Леоннат сам поцеловал меня. Я крепко обнял его за шею, откинувшись на спину, однако через минуту сел и поправил волосы.
   - Прости, Леоннат, думаю, нам стоит лечь спать, - сказал я.
   - Ты боишься, что не сдержишься? - усмехнулся Леоннат.
   - Да нет, конечно же! - я сделал вид, что друг ошибается. - У меня сильная воля.
   - Хорошо, - Леоннат встал и хлопком в ладоши позвал стоявшую за дверью служанку. - Твоя комната будет рядом с моей. Если тебе что-нибудь понадобится - зови, я сразу приду. - Он повернулся к девушке. - Отведи этого господина в его покои и потом приберись тут. Мне бардак ни к чему.
   - Ты придёшь пожелать мне доброй ночи? - спросил я у него.
   - Несомненно, - пообещал Леоннат.
   - Ещё раз извини, - пробормотал я, чувствуя себя неловко. - Не знал, что всё так получится. Я не нарочно.
   Я готов был сквозь землю провалиться. Щёки пылали.
   - Не стоит просить прощения, Гефестион, - Леоннат улыбнулся, будто нечего особенного не произошло. - Мы оба выпили. Этого можно было ожидать.
   - Обещаю, такое не повторится, - сказал я.
   - О, не давай обещаний, мой друг, - голубые глаза Леонната казались больше в полумраке. - А теперь иди, раз собрался. Я не хочу, чтобы утром ты о чём-то жалел. Я пригласил тебя к себе отнюдь не для этого... Ну, я имею в виду...
   Он не договорил.
   - Я понял, - сказал я и выдавил из себя улыбку. - Ладно, буду ждать тебя.
   Я последовал за служанкой, мысленно ругая себя за недозволенную дерзость. И о чём я думал? У меня же есть Александр. Хорошо, что он ничего не узнал о моих похождениях, а то он бы меня не понял и обиделся.
   Раздевшись, я упал на кровать и закрыл глаза. Тихие ночные звуки доносились снаружи. Слуга убрал мою одежду на скамейку. Через минуту он потушил светильник и удалился. Комнату озарял лившийся в окно лунный свет. Я видел его сквозь веки.
   В дверь негромко постучали. Я открыл глаза и приподнялся на локте. Ко мне подошёл Леоннат.
   - Я желаю тебе приятных снов, - сказал он.
   - И тебе, - откликнулся я. - Спасибо за вечер.
   Я был рад, что всё закончилось именно так.

   Я смотрел Александру прямо в глаза, вспоминая события прошедшего вечера. Друг выглядел немного уставшим. Похоже, Антипатр и Эвмен совсем его замучили. Да и Филипп хорош. Умчался в Азию, а сам взвалил на среднего сына всё. Ещё бы, ему же не было дела до Александра,.он думал только о себе.
   - Что-то случилось? - спросил Александр, первым нарушая миг нашего любования друг другом. - У тебя задумчивый вид.
   Я покачал головой и обнял его.
   - Я люблю тебя, Александр, - вполголоса проговорил я и сильнее обхватил Александра руками. - Очень тебя люблю и клянусь, что никогда и ни на кого не променяю.
   - Я тоже тебе в этом клянусь, - сказал.Александр. - Да разве может быть иначе? Боги не могли допустить, чтобы Патрокл и Ахилл расстались навечно. - Он улыбнулся и усадил меня в кресло за стол, за которым разбирал бумаги. - Как прошла встреча с Леоннатом? Хорошо повеселился?
   - Можно и так сказать, - уклончиво ответил я.
   - Рад, что ты не скучал, - Александр, похоже, ни о чём не догадывался. - Если б у меня было меньше забот, я бы к вам присоединился. Конечно, с согласия Леонната. Не хотел бы я мешать вашей идиллии!
   Он засмеялся. Я смутился:
   - Идиллии? Мы разговаривали, и всё.
   - Да ладно, не смущайся, - Александр потрепал меня по обрезанным волосам. - Кстати, знаешь, кого я вчера видел? Нашего приятеля Протея. Похоже, он грозит стать горьким пьяницей.
   - А он симпатичный, - я решил подразнить Александра.
   - Симпатичный? - повторил Александр и закинул мою голову назад. - Да, конечно, но раньше ты так о нём не говорил. Ты ни о ком так не говорил, кроме меня.
   - О, что это? - в том же духе продолжил я. - Грозный наместник ревнует? Не может быть!
   - Гефестион... - прошептал Александр. - Не смейся над моими чувствами к тебе. Они совершенно бескорыстны... если желание любить и быть любимым можно назвать корыстью. Мне не нужны другие люди. У меня есть ты, и так будет, пока дышу. Я не могу тебя потерять после того, как завоевал твоё сердце.
   - О небо, я готов часами тебя слушать, - у меня дыхание перехватило от восхищения.
   - Тогда я буду говорить ради тебя, - едва слышно произнёс Александр, склоняясь надо мной.
   Увы, нам помешали. В дверь постучали, и через миг в комнату заглянул Эвмен. Я нахмурился, недовольный его появлением. И хотя мы ещё не были в то время врагами, друзьями или даже приятелями нас тоже нельзя было назвать.
   - В чём дело, Эвмен? - Александр выпрямился.
   - Александр, государственные дела не ждут, - ответил Эвмен.
   Александр вздохнул. Я стиснул зубы, бросил на Эвмена второй взгляд и прикоснулся к запястью Алесандра.
   - Иди, - сказал я с неохотой. - Это важно, я понимаю.
   Александр сделал знак Эвмену выйти. Когда дверь закрылась, он обнял меня и прижался к губам долгим поцелуем, от которого голова кругом пошла.
   - Прости, - пробормотал он, отстраняясь.
   Я улыбнулся ему и ответил:
   - Буду тебя ждать.
   Оставшись один, я приблизился к окну и присел на подоконник. Дворец давно стал для меня вторым домом.


         Глава ХХIII
              Бунт

   Летели дни.  От Филиппа не было никаких вестей, и это не могло не тревожить. Но нам было не до мыслей об ушедшей армии, потому что до нас дошли дурные слухи о восстании племени медов, обитающих в долине реки Стримон. Александр принял решение отправиться в свой первый поход. Антипатр стал отговаривать его от задуманного, советовать дождаться возвращения Филиппа. В зале для военных совещаний и произошёл их спор.
   Александр сверкнул на Антипатра глазами.
   - Ты хочешь сказать, что я ни на что не способный ребёнок? - выделяя каждое слово и стараясь не повышать голос, спросил он. - Что я трусливый заяц, готовый забиться поглубже в нору при любом шорохе? Нет уж, Антипатр. И не забывай, с кем разговариваешь. Я сын царя. Сын царя! Если с моим отцом вдруг что-нибудь случится, его место займу я. И не поздоровится тебе, коли ты будешь мне перечить. Я взрослый. Не разговаривай со мной, как с младенцем.
   - Александр, мы должны действовать сообща, - сделав вид, что не слышал его обидных слов, сказал Антипатр. - Да, я старик, но...
   - Вот именно, старик! - перебил его Александр. - Вы там все, наверное, с ума сошли на этих бесконечных оргиях, раз предлагаете мне сидеть сложа руки. Лучше помолчи, раз ничего умного в голову не лезет.
   Кто-то их присутствующих ахнул, поражаясь дерзости Александра. Мой друг, я заметил, пожадел о резких словах и всё-таки с вызовом во взгляде вскинул голову. Я переглянулся с Леоннатом. Он наклонился ко мне и прошептал на ухо с усмешкой:
   - Запахло жареным!
   Я удержался от смеха и кивнул головой.
   - Ничего, для кое-кого этл полезно, - также тихо произнёс я. - Может, жир на пузе рассосётся.
   Александр же прожолжал:
   - Отец оставил наместником меня. Уверен, находясь на моём месте, он поступил бы подобным образом. Я не желаю больше слушать ни слова против. Готовьтесь к войне. На днях выступлю со всеми, кто не боится.
   Он бросил на Антипатра красноречивый взгляд и вышел. Мы с Леоннатом последовали за ним.
   - Значит, поход? - спросил Леоннат. Его светлые глаза блестели. - Слава и подвиги?
   - Да, Леоннат, - подтвердил Александр. - Твои мечты начинают сбываться.
   - Александр! - послышался оклик. Мы обернулись и увидели вышедшего из зала Эвмена. - Извини, что прерываю вашу беседу. Могу я поговорить с тобой?
   - Идём, - Александр махнул рукой и повернулся к нам. - Простите, мне нужно идти. Сами понимаете, нужно спешить, иначе меды поднимут за собой других... До встречи!
   Они с Эвменом зашагали по коридору. Леоннат хлопнул в ладоши.
   - Сам Арес покровительствует мне! - радостно воскликнул он. - Я стану героем, несмотря ни на что!
   - Леоннат, послушай меня... и себя тоже, - я взял друга за плечи, не разделяя его настроения. - Мы поедем не на конную прогулку на холмы, не смеяться и не распевать во всё горло песни, а на настоящую войну. Деревянные палки сменятся сариссами и холодными мечами, песни - криками ворон, что вечно сопровождают обозы подобно дешёвым гетерам. Ты думаешь, война - это лишь приключения, сундуки с золотом и восхищение македонских красавиц, встречающих тебя? А ведь никто не знает, вернёшься ли ты... или я... или кто-то другой. - Я отпустил Леонната, сделал шаг назад и покачал головой. - Увы, не всё так просто.
   Я собирался было направиться прочь, как Леоннат поймал меня за руку. Я обернулся. Теперь его лицо было совершенно серьёзным, почти испуганным.
   - А ты поедешь? - тихо спросил Леоннат.
   - Куда я денусь? - невесело хмыкнул я. - Да уж, "обрадуется" мама, когда узнает, что её единственный сынок отправляется воевать!
   - Я скажу ей, что буду за тобой приглядывать, - сумел улыбнуться Леоннат.
   - Вот успокоил! - засмеялся я. - Ладно, идём по домам. Сам слышал, Александр сказал, что скоро выезжаем. Нужно хорошо подготовиться к походу.
   Мы покинули дворец и направились каждый в свою сторону. Я вернулся к себе домой, поднялся в свою спальню и окинул её медленным взором. Я столько раз представлял, как уеду сражаться с какими-нибудь врагами в неведомые края и потом вернусь прославленным на все времена воином, а теперь не знал, за что хвататься. Я пытался собрать мысли в кучу и решать возникшую проблему хладнокровно, но это плохо получалось.
   - Так, надо взять с собой одежду, деньги... немного денег на всякий случай... и... и что бы ещё? Еду? - вслух размышлял я, оглядываясь по сторонам и ища глазами то, что могло бы мне пригодиться в пути. - Нет, еда будет и без того. - Я замер посреди комнаты и вздохнул полной грудью. - Самое главное - ничего не бояться. Я ведь мужчина. Только мама... Как же она будет без меня? Стои её найти и всё рассказать.
   Я направился в женскую половину дома к ни о чём не подозревающей матери. Каждый новый шаг давался с трудом. Я уже не шёл, просто полз, как черепаха, сжав кулаки и стиснув до боли зубы. Наверно, даже признаться ей о любви к Александру было и то в тысячи раз легче.
   Наконец я остановился перед дверью, протянул руку и не смог открыть. Опустив голову, я прикрыл глаза. Из-за двери доносились мамин смех и голос её любимой служанки. А я шёл к маме, чтобы убить её веселье. Я подумал, что лучше уйти и сообщить об отъезде как-нибудь потом. Минутная слабость разозлила меня.
   - Нет, сейчас! - сквозь зубы произнёс я, толкнул дверь и вошёл.
   Мама сидела в красивом кресле, и волосы её, часть которых была подобрана на затылке золотым гребнем, опускались на плечи. Я вдруг представил её совсем иной, с красными от слёз и бессонницы глазами, с морщинами на лбу, со сцепленными в вечной мольбе пальцами рук, таких нежных и белокожих, и вздрогнул. На ресницах задрожали слёзы. Я быстро проглотил их и выдавил подобие улыбки.
   - Гефестион! - воскликнула мама, вставая и идя мне навстречу с распростёртыми объятиями. - Мой сын!
   - Я... уезжаю... усмирять медов... - глухо сказал я, опуская голову.
   Мама так и застыла, и руки её опустились.
   - Почему ты? - спросила она упавшим голосом.
   - Так надо, - ответил я.
   - Для кого? - вздохнула мать. - Для твоего Александра?
   - Нет, он здесь ни при чём, - возразил я. - Это нужно всей стране. Она в опасности. Меды выяснили, что Филипп уехал, и взбунтовались. Они считают, Александр не справится. Но он... он знает, что делает! Если он решил с ними бороться - значит, он поступает мудро!
   - Ты как слепой котёнок, - с горечью в голосе сказала мать и повернулась к служанке. - Оставь нас.
   Когда дверь за девушкой закрылась, мама отошла к окну и закрыла лицо руками. Плечи её затряслись. Она плакала, а у меня не хватало смелости приблизиться к ней. Я не мог подобрать нужных слов. В горле застрял комок из слёз и невысказанных фраз. Я кусал губы, не подозревая, что будет так тяжело. Наконец я заговорил:
   - Ты же сама хотела, чтобы я определился с профессией. Буду воином. По-моему, не так уж и плохо.
   - Хотела и... боялась, что ты выберешь войну, - призналась мама, и её слова удивили меня. - Тебе только шестнадцать лет. Шестнадцать! Иногда, думая о твоём будущем, я представляла тебя учёным, политиком, музыкантом на худой конец. Посмотри на своего друга Марсия. Он собирается последовать примеру Аристотеля.
   - Нет, я не изменю решения, - я покачал головой, подбежал к матери и обнял. - Но я вернусь, скоро вернусь, обещаю, мама! И тогда всё будет хорошо. Однако пойми, я должен отправиться вместе с остальными. В противном случае я себе никогда этого не прощу.
   Мама погладила меня по волосам, поцеловала в лоб и вытерла мокрое лицо. Она пыталась выглядеть спокойной, словно ничего особенного не произошло. Я-то понимал, каково ей было на самом деле. Не легче, чем мне.
   - Я желаю тебе счастливого пути, мой прекрасный, мой самый лучший сын, - сказала мать. - Пусть тебя хранит Гефест. Я буду молить его и других богов о твоей защите. - Она прижала меня к груди и снова заплакала. - О Зевс, что же нас всех ждёт?..
   Я зажмурился, не желая и мысли допускать о провале, твердил себе, что не останусь вечным жителем чужих земель, что пепел мой не развеют над Стримоном. Не хотелось умирать молодым, не познав жизни в полной мере. Вспомнилась радость Леонната. Может, поход - это здорово? Мне предстояло проверить на собственном опыте.

   Было так необычно ходить по городу, вдыхать резкий аромат агоры и осознавать, что ещё несколько дней - и тебя здесь уже не будет.
   Я гулял вместе с Леоннатом, Марсием и Никанором. Лёгкая грусть и надежда поселились в сердце, пока мало знавшем бед. Я смотрел по сторонам на дома, деревья, людей, занимавшихся своими привычными делами. Казалось, я сплю и вижу странный сон. Я хотел ущипнуть себя и проснуться, да понимал, что невозможно.
   - Марсий, ты с нами? - нарушил затянувшееся молчание Леоннат. Марсий покачал головой. - Понятно.
   - Ребята, не подумайте, я не предаю вас! - чуть ли не с отчаянием воскликнул Марсий. - Но война не для меня, вы простите. Я представить не в силах, как рука поднимется на себе подобного.
   Никанор хмыкнул и тут же замолчал, получив подзатыльник от ставшего серьёзным Леонната.
   - Не смешно, - сказал тот. - Каждый выбирает занятие по душе. И никто из нас не должен кого-то заставлять. Марсий останется нас ждать, приносить жертвы Аресу и Афине. Конечно, жаль, что мы расстаёмся, зато я буду спокоен, что наш милый учёный жив и здоров.
   Он одной рукой обнял Марсия за плечи, а другой потрепал его по волосам и натянуто улыбнулся.
   - Вы вернётесь, я знаю, - заверил Марсий. - И что вы там ни сделаете, победителей не судят. И вообще! Разбейте их там, преподайте им урок!
   Его глаза неожиданно заблестели.
   - Обязательно, - откликнулся Никанор.
   Страх и тоска постепенно сменялись яростью и почти ненавистью на противников. Юные, полные сил, мы воспринимал мир иначе и отказывались верить людям, говорившим, что он не такой, как в наших иллюзиях. И потому мы готовы были бороться за собственные идеалы до последней капли крови со всеми, кто посягнул на них. И нам было безразлично, кто это: меды, персы или кто-то ещё.
   - Господин Гефестион! - вдруг услышали мы и обернулись. - Молодой хозяин!
   К нам по дороге впереди двоих слуг с корзинами в руках, наполненных всевозможными продуктами, бежал, несмотря на возраст, Теобул. Видимо, мать посылала их на агору.
   - Твой раб? - удивился Никанор, взглянув на меня. - Что он тут делает?
   - Сейчас узнаем, - пробормотал я.
   Запыхавшийся Теобул поравнялся с нами, упал передо мной на колени и обеими руками схватил меня за подол белоснежного хитона. Я недоумённо посмотрел на друзей. Марсий пожал плечами. Другие рабы остановились в нескольких шагах от нас и по обычаю почтительно склонили головы. Они были родом с севера, оба высоченные и широкоплечие, с густыми светлыми волосами, с глазами, как весеннее небо. Торговец, продавший их нам, говорил, что их родина там, где течёт Борисфен. Обычно таких людей опасно держать в доме, они обожают свободу и всегда стремятся к ней, из плена пытаются сбежать. На мой взгляд, так бывает, когда с рабами плохо обращаются. В нашем доме, сколько я себя помню, проповедуются сострадание и любовь. И в том огромная заслуга моей матери, как и все женщины, ненавидящей насилие. Наши слуги никогда не делали нам зла. Они нас не ненавидят, в отличие от рабов Антипатра, не знавших ничего, кроме свиста истрихиды и грубых окриков.
   - Господин, я поеду с тобой! - не спросил, выпалил Теобул. - Я не оставлю тебя одного!
   При этих словах один из северян чуть приподнял голову и с интересом посмотрел сначала на Теобула, затем на меня. Леоннат и Никанор засмеялись. Я во все глаза уставился на Теобула, не веря ушам своим и в глубине души радуясь заботе, и протянул:
   - Что?
   - Я не могу отпустить тебя, - сказал Теобул, набрав в лёгкие побольше воздуха. - Я слышал твой крик, когда ты родился, видел твои первые шаги, такие смешные и робкие. Господин, можешь отругать меня, запереть, приказать побить за дерзость, только я поеду с тобой и буду прислуживать тебе.
   - Я тоже, - сделал шаг вперёд более рослый северянин по имени Мирко. - Позволь и мне отправиться с тобой.
   Никанор фыркнул:
   - Ну и слуги у тебя, Гефестион! Из них ты легко можешь образовать собственное войско. Правда, жаль, что они невольники, а то нам не помешали бы воины.
   - Поговорим дома, - обратился я к рабам. - Ступайте. Вас послали за продуктами. Вы же проситесь в поход подобно мальчишкам.
   Теобул и третий раб направились прочь. Мирко на миг задержался, и его губы растянулись в белоснежной улыбке. Подхватив поудобнее корзины, он побежал догонять остальных. Я повернулся к друзьям:
   - Что скажете?
   - Что у тебя не рабы, а золото! - улыбнулся Марсий. - Бери их, Гефестион, с ними не пропадёшь. Вон тот громила сам всех медов одним лишь пальцем побьёт.
   Мы рассмеялись.
   - Посмотрим, - сказал я и обернулся вслед удаляющимся слугам. - Хотя... почему бы и нет? Кто-то ведь должен будет содержать в порядке моё оружие и заправлять постель.
   Я был просто счастлив, что со мной поедут Теобул и Мирко, которым я мог доверить свою жизнь.
   - Кстати об оружии, - сказал Леоннат. - Гефестион, тебе уже выдали доспехи?
   - Пока нет, - ответил я. - Получу сегодня вечером. Александр сказал, они будут почти точной копией его.
   - Чтобы вас спутали в битве? - спросил Никанор.
   - Зачем? - удивился я.
   Никанор пожал плечами.
   - Вспомни, в "Иллиаде" тоже было нечто подобное, - начал объяснять он, - когда Патрокл однажды надел доспехи Ахилла и погиб в битве с Гектором. Тебя могут принять за Александра и убить или серьёзно ранить. Меды же его никогда не видели.
   - Да ну вас, ничего со мной не случится, - я махнул рукой. - К тому же, Патрокл умер не потому, что облачился в латы Ахилла. Просто боги были против них.
   - И ты не боишься, что может быть так же? - спросил Никанор.
   Я молча покачал головой и с нетерпением стал ждать вечера, чтобы встретить опять Александра и показать ему доспехи. Слова Никанора прошли мимо ушей. Представив себя рядом с Александром, несущимся во главе небольшого войска, я не удержался от улыбки. И этот ветер, бьющий по лицу, и жажда победы, и стук конских копыт в такт ударам сердца... Мы все мечтали о приключениях. На нашу долю их выпало огромное множество.
   На самом деле радоваться было нечему. Мы того ещё не понимали, воспринимая войну как что-то похожее на игру в палестре.


         Глава XXIV
      Ужас первого боя

   Наступил день битвы. Мы стали лагерем неподалёку от медов, и Александр сразу послал вперёд разведку. Я решил покрасоваться перед ним, перебросил левую ногу через спину Гектора и спрыгнул. К сожалению, неудачно. Сильная резкая боль пронзила тело. Я упал на колено. Раньше я всегда спешивался слева от коня и так же садился на него. С непривычки не получилось красиво выполнить задуманное. Ко мне подскочили Александр и Леоннат.
   - Что с тобой? - спросил последний. - Она не сломана?
   - Не знаю... - сдавленно пробомотал я. - Надеюсь, нет...
   - Ты можешь встать? - снова спросил Леоннат.
   Я повёл плечом, опёрся ладонью о бедро и медленно, стараясь не морщиться от боли, поднялся, сделал два шага в сторону. Они дались мне с огромным трудом. Повреждённая нога так и готова была подогнуться в любой момент.
   - Пойду лекаря позову, - сказал Леоннат и зашагал к разбиваемым шатрам.
   - Я помогу тебе дойти, - посмотрел на меня Александр.
   - Как? - я через силу улыбнулся. - Понесёшь на руках?
   - А ты хочешь? - откликнулся царевич.
   - Нет, - я отвернулся. - Сам дойду. Не желаю выглядеть слабаком в глазах людей... особенно в твоих.
   - Для меня ты всегда самый сильный человек в мире, - произнёс Александр негромко.
   Я обернулся к нему:
   - Спасибо... Александр.
   Кое-как доковыляв до своего шаира, расположенного рядом с шатром Александра, я вошёл внутрь. Ко мне подскочил Теобул.
   - Господин, обопрись о моё плечо, так будет легче идти, - сказал он.
   - Отстань! - я оттолкнул его руку. - Я ещё не немощный старик и не калека.
   - Когда ты постареешь, меня на этом свете уже не будет, - вздохнул Теобул. - И тогда некому будет тебе помочь, подать килик с водой и укрыть в холодную ночь тёплым шерстяным покрывалом.
   Он сказал таким голосом, что у меня комок к горлу подкатился. Я пробормотал:
   - Прости, Теобул. Не хотел тебя обидеть.
   В шатёр вошли Леоннат и лекарь, который утешил нас, сообщив, что моя нога цела. Это меня обрадовало, ведь я мог спустя какое-то время сесть опять на коня. Правда, я ещё никогда не ездил так долго, и каждая мышца тела болела. Доспех сдавливал грудь, даже меч от волнения казался тяжелее обычного. Мирко протянул мне кувшин. Я выпил залпом чуть ли не половину, сел на край ложа, вытягивая перед собой повреждённую ногу, и повернулся к Леоннату.
   - Когда выступаем? -спросил я. - Мне не терпится снести кому-нибудь голову.
   Леоннат вопросительно вскинул брови и положил руку мне на плечо.
   - Да ты весь дрожишь! - сказал он. - Сомневаюсь, что от нетерпения. Впрочем, и мне немного страшно. Понятное дело. Раньше-то наши битвы не были настоящими. На них никто никого не мог убить.
   - Научимся, - откликнулся я.
   Меня действительно почти трясло, и от переизбытка разных эмоций хотелось смеяться и плакать одновременно. Леоннат внимательно посмотрел на меня.
   - Знаешь, что? - сказал он. - Посиди-ка ты здесь чуток и, самое главное, успокойся. В таком состоянии тебя нельзя выпускать. Ты разгромишь всё вокруг себя и не заметишь этого.
   - Разве плохо? - улыбнулся я.
   - В данном случае да, - ответил Леоннат и потрепал меня по волосам. - Не скучай, дружище. Я скоро приду... если получится.
   - Буду ждать, - вздохнул я, откидываясь назад.
   Леоннат ушёл. В шатре остались только слуги, возившиеся с моими вещами, будто я собирался поселиться в здешних местах. Но они правильно поступали. Где бы я ни находился: дома или в походе, - я люблю, чтобы меня окружал уют, вот и приказываю рабам в первую очередь разбирать сундуки.
   Потом я узнал, что происходило в тот момент снаружи. Вернувшиеся разведчики доложили, что меды готовятся к обороне, и что "они похожи на перепуганных, забившихся в свои норы кроликов". Последняя весть обрадовала многих и вселила в них ещё большую веру в нашу победу.
   Расскажу немного о местности, куда мы приехали. Не могу отрицать, она поразила меня до глубины души. Там так прекрасно! Огромная величественная и плодородная равнина, омываемая не одной рекой, на юге отгорожена Сидерокастроном, чьи склоны покрыты густыми лесами и пастбищами,.на севере и востоке - холмами. А посреди этой равнины - две скалы, словно врата.
   Так как с запада страна медов не была защищена естественными преградами, Александр решил напасть именно оттуда. Он не желал медлить и начал быстро собираться. Слышались громкие голоса, приказы, звон металла, многие другие звуки. От них сердце начинало стучать быстрее. Я жалел, что не могу быть вместе с остальными. Боль в ноге не прошла, что злило.
   Полог шатра неожиданно откинулся. Вошёл Александр и жестом указал рабам на выход. Те подчинились. Я встал с кровати и шагнул к Александру, сжав кулаки и понимая, он сейчас уйдёт, а я останусь. У меня глаза были полны слёз. Я не хотел расставаться с лучшим другом и мысленно молил всех богов защитить его. Позабыв про боль, я бросился к нему, крепко обнял, зажмурился и скороговоркой выпалил:
   - Я люблю, люблю, люблю тебя!
   - Знаю, - тихо ответил Александр.
   - Тогда останься, - прошептал я и вытер глаза. - Не уходи! Я представить не в силах, как буду без тебя здесь один.
   - Гефестион... - пробормотал Александр.
   - Да... конечно... меды... - я глубоко вздохнул и отпустил его. - Прошу, вернись со щитом...не на щите!
   - Обещаю тебе, всё будет хорошо, - Александр взял меня за плечи. - Тебе не стоит бояться. Только я должен сейчас уйти. Пора. А ты отдыхай и жди меня.
    Он поцеловал меня и с неохотой зашагал в сторону. Я смотрел ему вслед, обхватив себя руками и ругая за неосторожность. Вот если бы я спешился как всегда, то был бы тогда на Гекторе с оружием в руках. Александр остановился, медленно обернулся и подбежал, сжал моё лицо в похолодевших ладонях и снова прижался к губам.
   - Удачи! - прошептал я.
   Александр улыбнулся, не сказал больше ни слова и покинул шатёр. Я тоже и увидел садящегося на коня Леонната. Друг кивнул мне головой.
   Спустя некоторое время армия начала наступление. В лагере остались только слуги, повара и оружейники, представители иных обслуживающих профессий и я. Стук копыт, конское ржание и пение труб сливались воедино. От этого стало ещё страшнее. Не в силах стоять дальше, я вернулся обратно и на миг закрыл заболевшие от слёз глаза.
   "Тебе только шестнадцать лет!" - как наяву прозвучал голос матери.
   - Всё будет хорошо, - повторил я слова Александра.
   Минуты превратились в часы. Я мерил шатёр шагами, просто не мог остановиться и дрожал всем телом. Тревога нарастала, и разные чёрные мысли лезли в голову. И тут раздались первые звуки битвы. Я вздрогнул, резко обернулся и в мольбе скрестил на груди руки:
   - Помоги нам, Арес!
   Казалось, у меня сердце остановится. Мой взгляд упал на лежавший на столе шлем с чёрными перьями, так похожий на шлем Александра.
   - Мирко! - закричал я, всё решив. - Мирко!
   Вбежал слуга. Я приказал ему:
   - Подай коня. Немедленно!
   - Господин? - голубые глаза великана расширились.
   - Не спорь со мной и делай, что говорю! - я начал терять терпение. - У меня нет времени. Я обязан быть на поле боя!
   Пока раб готовил Гектора, я завязал шлем, зубами затянул кожаные ремешки на поручах и поправил хламиду на плечах. Я рвался вперёд, будто там ждали золотые горы и всевозможные награды. Ничто не могло меня остановить. Забравшись на скакуна, я покрепче сжал в ледяных руках поводья и повернулся к Мирко. Он был настолько высоким, что его лицо оказалось почти на уровне моего.
   - Помолись за меня, - сказал я на прощание, ударил пятками по бокам зафыркавшего Гектора и помчался между шатров.
   Расстояние до войска я преодолел очень быстро, наверное, чудом не падая с коня, и ничего не замечал вокруг, пока на поном скаку не ворвался во вражеские ряды. Грохот боя на несколько секунд оглушил. Я тряхнул головой и огляделся по сторонам, выхватывая меч. Как раз вовремя, потому что прямо на меня скакал орущий во всё горло мед. Я, сам не помню как, отразил его атаку, выбросил вперёд руку с клинком и увидел смерть в расширившихся глазах противника. Он сполз с лошади, которая заржала и побежала в сторону, что-то прохрипел на родном языке и навеки замер. Я уставился на него, а в голове билась одна мысль:
   "Я его убил! Убил человека!.."
   Было жутко и противно от сознания совершённого. Я твердил себе, что так нужно, тем не менее голова продолжала идти кругом.
   Ужас... Не то слово, чтобы описать моё состояние. Поле бойни было усыпано искалеченными телами наших и вражеских воинов и лошадей, обломками оружия и щитов, залито ещё дымящейся кровью. К горлу подступала тошнота, и начинал бить озноб, как при сильной лихорадке.
   - Гефестион? - услышал я подле себя, с трудом оторвал взор от мёртвого мужчины и увидел Леонната.
   Я не сразу узнал друга. Он был весь залит кровью, из-под шлема выбивались мокрые волосы. Нет, то был уже не Леоннат, а человеческое воплощение бога войны.
   - Что ты здесь делаешь? - спросил Леоннат.
   До меня сперва не дошёл смысл сказанного. Я не слышал соратника, прочёл его слова по губам и по-прежнему молчал. Леоннат протянул руку и коснулся моего плеча. Я отпрянул от него, как от призрака, чуть не слетев с затоптавшегося на месте Гектора.
   - Эй, эй, тише, это я! - Леоннат схватил меня за запястье. - Почему ты не в лагере?
   - Думаешь, так легко оставаться и прислушиваться к каждому звуку? - я криво усмехнулся.
   - Ладно, может, и к лучшему, что ты приехал, - сказал Леоннат. - По крайней мере, сам узнаешь, что такое война. - Он улыбнулся. - Всё-то ты, Гефестион, поздно познаёшь. Кстати, как нога?
   Я понял его намёк и поболтал в воздухе повреждённой ногой:
   - Вроде бы терпимо.
   - Осторожно! - Леоннат дёрнул меня за руку.
   Мы пригнулись. Над нами с неприятным свистом рассекли воздух несколько стрел. Поднявшийся от них ветер встрепал конский хвост на моём шлеме и ударил по лицу.
   - Здесь опасно стоять, - сказал Леоннат. - Поехали.
   - Куда? - спросил я, следуя за ним быстрым шагом.
   - Туда, где Аид, хохоча, считает свои жертвы, - мрачно хмыкнул Леоннат и поскакал быстрее.
   Я решил не отставать от него, не желая потеряться в этом бушующем вихре из живых тел и металла. Не знаю, сколько прошло времени с момента, как я повстречал Леонната. Мы бились бок о бок, помогали друг другу и ждали последней минуты боя.
   - Алалалалай! - заорал кто-то.
   И этот крик, подхваченный десятками голосов и переросший в рёв, пролетел над равниной и обратил в бегство врагов.
   - Почти конец... - прошептал Леоннат, обводя усеянное трупами людей и животных поле битвы сверкающими голубыми глазами.
   - Надеюсь, наш?.. - я тяжело дышал.
   - Ну да! - ответил Леоннат и рассмеялся. - Мы победили, Гефестион! Мы! Первый раз! Здорово!
   - Согласен... - пробормотал я.
   Воины вокруг ликовали и обнимались, догоняли медов и убивали. Я смотрел на них и чувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы, а затем вспомнил об Александре и кинулся на его поиски. Но его нигде не было.
   - Царевич! Вы не видели царевича? - спрашивал я.
   Никто не знал, где Александр. И лишь один человек сказал мне:
   - Да вон он! - и указал рукой в сторону.
   Там алели перья на шлеме Александра. Я спрыгнул с коня, от усталости упал на колени и, поднявшись и не обращая внимания на боль оь ушиба, бросился к другу. Александр обернулся, заметил меня и побежал навстречу. Он сжал меня в объятиях, и я рассмеялся сквозь слёзы.
   - Мой глупенький мальчишка! - прошептал Александр. - Ну почему ты не послушался меня?
   - А ты бы на моём месте поступил иначе? - спросил я.
   - Нет, - ответил Александр. Его радость сменилась тревогой. - Ты не ранен?
   Я покачал головой и вздохнул:
   - Александр, я... я убивал людей...
   - Прости... - тихо произнёс друг.
   - Нет в том твоей вины, - возразил я. - Меды сами взбунтовались. Зато теперь нам нечего бояться, ведь так?
   - Несомненно, - голос Александра хрипел оттого, что пришлось много кричать, отдавая приказы. - Я сдержал своё слово. Всё хорошо, и мы можем возвращаться в лагерь.
   Он обнял меня за плечи и повёл к Вукефалу. Коня держал за поводья один из гетайров. Он поставил вороного на колени передних ног. Александр сел на спину животного. Ко мне подвели Гектора. И спустя минуту мы с Александром скакали по полю сражения. Отовсюду слышались военные македонские кличи и поздравления. Александр помахал армии рукой.
   - Вы молодцы! - крикнул он.
   - Александр! - потрясая оружием, орали некоторые. - Александр!
   Александр повернулся ко мне лицом:
   - Это второй самый счастливый день в моей жизни. Уж теперь-то отец изменит свою отношение ко мне и начнёт давать важные поручения. Может, и с собой возьмёт в очередной поход.
   - Я горжусь тобой, - откликнулся я. - Ты лучший.
   У меня не осталось сил, мучила жажда, голова раскалывалась. Хитон прилип к телу, и по лбу под шлемом позли капли пота. Битва закончилась нашей победой, только особой радости я почему-то не ощущал. Неприятный осадок в душе не проходил.


         Глава XXV
      Раскрытие тайны

   Была уже ночь, когда Александр, переговорив с командирами и обойдя весь лагерь, чтобы убедиться, что ранеными занимаются лекари, а голодных кормят, пришёл к себе вместе с Леоннатом. Я лежал в его постели, уткнувшись заплаканным лицом в подушку с золотыми кистями. Я не мог не думать об убитых мною медах. Казалось, воевать не так сложно и больно физически и морально. Иллюзии рассыпались прахом. Не спорю, я был счастлив, что остался жив, и что победили мы. Тем не менее сердце сжималось.
   - Гефестион спит? - поинтересовался Леоннат.
   - Скорее всего, - повёл плечом Александр и снял хламиду. - Он сегодня на славу постарался. Впрочем, и ты тоже.
   Леоннат негромко рассмеялся.
   - Спасибо! - сказал он. - А когда ты начнёшь воплощать задуманное?
   - Скоро, - неопределённо ответил царевич. - Может, завтра. Я не хочу здесь надолго задерживаться. У меня и в Пелле дел ещё много. Нужно всё успеть до возвращения отца. Надеюсь, ему повезёт не меньше, чем нам.
   - Ага, - поддакнул Леоннат и немного помолчал. - Что ж, пойду я, не буду вам мешать отдыхать. Да и самому пора на покой, иначе завтра и шага ступить не смогу... Счастливо!
   - Верно! - согласился Александр. - Приятных снов.
   Леоннат ушёл. Александр разделся без посторонней помощи, потушил светильники, кроме одного, и осторожно, считая, что я сплю и не желая будить, забрался под покрывало.
   - Что ты задумал? - нарушил я тишину.
   - Ты не спишь? - Александр не ответил на мой вопрос.
   Я покачал головой. Александр лёг поудобнее и заговорил:
   - Я собираюсь основать в этих краях свой первый город.
   - Первый? - переспросил я, украдкой вытирая ладонью лицо. - Значит, их будет много?
   - О да, весь мир! - улыбнулся Александр.
   - Назови его Городом Александра, Александруполисом, - предложил я.
   - По-эллински? - удивился Александр и на полминуты задумался. - А что... мне нравится. Звучит красиво. - Он взял меня за плечо, повернул к себе и заметил слёзы. - Что случилось?
   - Ничего... - вздохнул я, отворачиваясь.
   Но Александр сжал моё лицо в ладонях и несколько раз поцеловал в губы.
   - Не стоит жалеть врагов, - сказал он. - Медов не заставляли подниматься против нас. Если бы мы не приехали сюда, они бы постепенно уничтожили Македонию.
   - Наверное, ты прав, - пробормотал я.
   - Не наверное, а прав, - Александр обнял меня. - Неужели ты не веришь мне?
   - Верю, - прошептал я.
   - Тогда забудь о медах, - сказал Александр. - Закрывай глаза и постарайся заснуть. Тебе надо отдохнуть.
   - А ты? - испуганно спросил я.
   - Не волнуйся, тебя я не брошу, - успокоил Александр. - Ведь это мой шатёр. Куда мне идти? Не под открытое же небо.
   Он усмехнулся, провёл рукой по моей слегка поросшей первой щетиной щеке и вдруг почти шёпотом запел колыбельную, знакомую нам обоим с самого раннего детства. Она была про орла, и я сейчас её, увы, уж и не вспомню, даже как бы ни старался. Песня меня успокоила. И всё-таки я не переставал думать о пережитом кошмаре и время от времени вздрагивал от громких звуков снаружи. В такие моменты Александр крепче прижимал меня к себе и шептал ласковые и красивые слова. Он ошибся. Я оплакивал не медов, а то, что похоронил сегодня на чужбине, - спокойную жизнь и детство. Бой окончательно сделал меня взрослым. Да вот такие мойры непредсказуемые. Никогда не известно, что они тебе нагадают.
   - Эго тэло на имэ дипласу йа тон полемо, - сказал я после молчания, смотря Александру в глаза, в которых отражалось пламя светильника. - Тэло на имэ о соматофилакас сас.
   "Я хочу быть рядом с тобой на войне. Хочу быть твоим телохранителем".
   Я сделал ударение на слове "твоим".
   - Инэ моно и васильядэс, - откликнулся Александр.
   - Нэ, ксэро, - сказал я. - Алла дэн лэнэ "охи".
   " Они есть лишь у царей".
   "Да, знаю. Но не говори "нет".
   - Отказать тебе? - Александр улыбнулся. - Я исполню любую твою просьбу. И ты будешь моим личным защитником. Хотя ты и так принадлежишь мне.
   Я больше ничего не сказал, повернулся к Александру спиной и, натянув на плечи шерстяное покрывало, стал смотреть на огонь в светильнике. Снаружи воины праздновали победу. Я подумал о Филиппе. Интересно, что он скажет, узнав, что Александр назвал целый город в честь себя? Был почти полностью уверен, что он вряд ли обрадуется. Никогда не понимал Филиппа и удивлялся его противоречивому отношению к Александру, его то обожанию среднего сына, то чуть ли не презрению. И я вспоминал об отце. А вдруг и он вёл бы себя так же или ещё хуже? Ведь я его совсем не знаю. Война, походы, власть портят людей, убивают в них самое ценное - душу. То же я могу сказать и о себе. Однако я верю матери, не раз повторявшей, что отец любил нас обоих, и рассказывавшей, как он часто подбрасывал меня в воздух, садил себе на колени, катал верхом на лошали. Как жаль, что я не запомнил ни одной чёрточки его наверняка красивого лица.

   Первый город шестнадцатилетнего победителя медов начал, пусть и медленно, возникать в живописной фракийской долине в пятнадцати километрах от устья Эвра на руинах города Сали, основанного выходцами из Самофракии. Вдалеке располагался захваченный Филиппом два года назад и переименнованный в честь македонского царя Одрис.
   Отовсюду слышался шум стройки: тут стучали молотками, там пилили деревья. Среди рабочих в окружении главных архитекторов, державших в руках чертежи, ходил сияющий Александр.
   Я стоял чуть в стороне и наблюдал за происходящим. Александр обернулся, посмотрел на меня и улыбнулся. Я улыбнулся в ответ, гордый за друга. Ко мне приблизился Леоннат и обнял за плечи.
   - Прибыл гонец от царя, - сказал он. - Я отвёл его в шатёр Александра.
   - От Филиппа? - нахмурился я. - Что-то случилось?
   Леоннат пожал плечами.
   - Ладно... - пробормотал я и, приблизившись к Александру, наклонился к его уху. - Тебе письмо от отца. Леоннат доложил.
   Александр встревоженно и недоумённо взглянул на меня, затем повернулся к архитекторам и сказал:
   - Закончим позже. У меня появилось неотложное дело.
   Нам подали коней, и мы втроём вернулись в лагерь, спешились у шатра Александра и вошли внутрь. Находившийся там воин поклонился Александру и протянул свиток. Я узнал его. То был гетайр по имени Меандр, впоследствии входивший в мой конный отряд.
   - С отцом всё хорошо? - Александр искренне волновался. Меандр кивнул головой. - Леоннат, пожалуйста, распорядись, чтобы этого человека накормили.
   Леоннат и Меандр вышли. Александр быстро развернул свиток и стал читать. Я присел на край стола, чтобы не мешать.
   - Отец пишет, что на помощь Перинфу пришли Византий, Афина и... Персия, - закусил губу Александр. Я нахмурился. - Ох послал туда отряд наёмников под командованием Аполлодора с деньгами, боевыми машинами и съестными припасами. Наших лишь тридцать тысяч, а их...
   Он не закончил и глубоко вздохнул. Я выпрямился, подошёл к нему и обнял.
   - Помолимся Аресу, - сказал я. - Надеюсь, он нас услышит.
   - Я тоже... - прошептал Александр.
   Мне стало страшно. Не хотелось, чтобы Филипп проиграл.

   На территории государства медов возник Александруполис. Мы же вскоре вернулись в Пеллу, где нас встретили как истинных героев, и это было непередаваемое ощущение. Мы гордо сидели на спинах своих сильных четвероногих красавцев, смотрели по сторонам и с жадностью ловили каждый взгляд, каждое слово встречающих нас крестьян и горожан. С балконов домов аристократов девушки кидали нам цветы и венки из них. Барабаны стучали в такт шагам коней. Звуки труб разносились над городом. Мы махали людям руками, улыбались  и смеялись, ловили цветы. За нами толпой бежали дети.
   Я ехал на шаг позади Александра в полном военном облачении рядом с Леоннатом. Друг на лету поймал венок и подмигнул кинувшей его дочери знатного мужа. Красавица заулыбалась и смущённо покраснела. Я переглянулся с Леоннатом, поправил алую хламиду на плечах и сказал:
   - До сегодняшего дня не испытывал ничего подобного.
   - Значит, не жалеешь, что поехал? - спросил Леоннат, надевая на голову венок.
   - Что ты! - воскликнул я. - Для меня честь.
   - Сегодня во дворце будет пир, - сказал Леоннат. - Вдоволь повеселимся. И пусть нам все завидуют.
   Я согласно кивнул головой и огляделся. Мы подъезжали ко дворцу. Ещё издали я заметил знакомую фигуру на одном из балконов в бело-золотом ореоле. То была Олимпиада. Её сын, её воплощение Ахилла в Александре вернулся победителем. Я представил её гордость. Наверняка тогда она видела Александра царём вместо Филиппа.
   Если описывать каждый наш шаг, повествование окажется бесконечным. Расскажу, что произошло вечером, когда я, побывав дома, побрившись и переодевшись, прибыл во дворец на пир, подошёл к лестнице, поднял голову и увидел наверху Александра. Я поднялся к нему по ступенькам, на миг затаил дыхание и восторженно вздохнул:
   - Ты такой... красивый!
   - Старался для тебя, - глаза Александра лукаво блестели. - Идём со мной. Хочу тебе кое-что подарить.
   Мы прошли в его спальню, залитую розоватым светом заката. Александр взял со стола короткую верёвочку с висевшим на ней аметистом в серебряной оправе и завязал её у меня на шее.
   - Может, это и не такая уж и ценная вещица, как браслет, что купил тебе Леоннат, - негромко произнёс он. - Но... говорят... аметист - камень любви. Пусть он будет символом наших отношений. Прошу, никогда не снимай его.
   - Спасибо, Александр, - прошептал я.
   Александр поцеловал меня. Я закрыл глаза, чувствуя, как начинает приятно кружиться голова и быстрее биться сердце. Со двора неслись голоса, только они сливались для меня в гул. Было безразлично, что происходит вокруг.
   - Мой Александр... - хрипло выдохнул я, кусая губы.
   - Да? - спросил царевич.
   Я открыл глаза и посмотрел на него сверху вниз. Мы поняли друг друга без слов. Александр подтолкнул меня к кровати с балдахином, на ходу стягивая мой хитон. Я просто упал на постель, не в силах вздохнуть. Нас не волновало, что скоро должен будет начаться наш первый пир после первой победы. Александр, не переставая покрывать поцелуями моё лицо и шею, сжимал мне пальцы. Страсть в нас, как обычно, вспыхнула мгновенно. Тем не менее я знал, она не угаснет через пять минут.
   Я встал в постели на колени, расстегнул золотую фибулу с изображением орла дрожащими руками и снял с Александра одежду. Его руки скользнули по мне, и казалось, они оставляли на моём теле огненные следы. Мы не были вместе неделю. Конечно, ночами мы спали в одноц постели, да этого было нам мало.
   Внутри меня разгоралось настоящее пламя, только оно было не сравнимо с тем, что мне предстояло испытать вскоре. Я лёг на спину, полностью отдаваясь во власть Александра. Царевич причинял мне некоторую боль, сжимая в объятиях или целуя слишком крепко. Я о ней не думал. Мы с Александром слились в единый безудержный ураган, и его могло остановить лишь одно.
   Это походило на сладкую медленную пытку. Сердце уже не выдерживало напряжения.
   - А... Александр... - я закинул назад голову и стиснул в кулаках простынь. - Умоляю... давай... Я больше... не могу... ждать... иначе я сейчас... умру...
   - Хорошо... - прошептал Александр и взял меня за руки.
   Мы смотрели друг на друга, и я видел боль и наслаждение в глазах Александра. Пальцы его сжимались сильнее. После первой обжигающей волны поднялась вторая. Александр резким движением перевернул меня на живот, целуя сзади плечи и шею. Я не мог сдерживать стоны, и тяжёлое дыхание сливалось с таким же прерывистым дыханием Александра.
   Когда всё наконец закончилось, мы оба были совсем без сил и дрожали. Я облизнул слипшиеся губы.
   - Хочешь пить? - поинтересовался Александр, проводя ладонью по моим волосам и пытаясь выровнять дыхание.
   Я молча кивнул головой. Александр с трудом поднялся на ноги, подошёл к столу и, налив в кубок вина, вернулся ко мне. Он сел на край постели и протянул кубок. Пока я жадно пил, он не отрывал от меня взгляда.
   - Останься со мной, не уходи ночевать домой, - попросил он.
   - Ладно! - я рассмеялся.
   Александр улыбнулся, забрал кубок, поставил на пол возле кровати и лёг рядом со мной на влажную простынь, а затем обнял меня одной рукой и поцеловал. Я бросил взгляд в окно и пробормотал:
   - Стемнело. Скоро начнётся пир. Слышишь, как все бегают, готовятся к нему? А вдруг они нас ищут?
   - Ага, будто в детство попали, - усмехнулся Александр. - Помнишь, мы иногда сбегали от своих учителей, вечно таскавшихся за нами, и те потом ноги сбивали в поисках нас? Вот ведь весело было!
   - Да... - протянул я. - То время было замечательным.
   - А разве сейчас оно хуже? - спросил Александр. - Мы теперь не просто лучшие друзья, как лет пять назад. Мы любим друг друга. Для меня это очень многое значит. И я не хочу ничего менять.
   Мы помолчали. Я заговорил первым:
   - Давай чуть-чуть отдохнём и пойдём.
   - Хорошо, - откликнулся Александр. - Нам нужно будет привести себя в порядок, прежде чем мы предстанем перед нашими друзьями и приближёнными моего отца.
   - Антипатр тоже явится? - спросил я.
   - Сам знаешь, он в Пелле видный человек, - ответил Александр. - Я не могу его игнорировать, хотя и мне он не нравится.
   Вскоре мы оделись. Я сел в кресло перед небольшим овальным зеркалом из серебра на столе, слегка подкрасил чёрным угольком глаза и смазал маслрм губы, чтобы они блестели. Александр подошёл ко мне сзади и стал завязывать на моей голове золотую ленту, концы коей опускались мне на плечи. Я удивлённо посмотрел на его отражение и воскликнул:
   - Это же твоя!
   - Ну и что? - Александр пожал плечами. - Я говорил тебе, что мне ничего не жалко для тебя, Гефестион. То не просто слова. Я, в отличие от отца, не даю пустых обещаний.
   - Да, я успел заметить, - улыбнулся я. - И, признаться, мне нравится, что ты так отличаешься от Филиппа. Может, твоя мать права, и ты действительно сын Зевса? На него ты гораздо больше похож.
   - Ей пора уж определиться, от кого она меня родила: от Зевса или Диониса, - фыркнул Александр. - Впрочем, я в любом случае потомок Громовержца. Спасибо родству с Ахиллом и Гераклом!
   Я встал из-за стола. Александр нетуго затянул красивый пояс моего хитона. В полумраке его глаза казались бездонными и тёмными, почти чёрными озёрами. Они так странно смотрелись на фоне его светлого лица, обрамлённого золотистыми прядями. Я вспомнил, как посмеялся над внешностью друга в день нашего знакомства, и улыбнулся. Я мог стоять так и дальше, затаив дыхание, но нас уже ждали.
   От вина на голодный желудок слегка кружилась голова, и хотелось есть. Дома я не ужинал, чтобы не наедаться перед пиром. Когда мы пришли в зал, огромный и освещённый факелами и сиянием многочисленных светильников самой различной формы, уставленный вазами с цветами и полный мужчин и женщин лёгкого поведения в ярких одеждах, нас встретили криками. Я на мгновение смутился, замерев на пороге. Меня, пока ещё обычного шестнадцатилетнего аристократа, приветствовали как триумфатора.
   - Идём, - шепнул мне Александр.
   - Тут так... так... - я восхищённо взглянул на него и не сумел подобрать слов.
   - Не спорю, - засмеялся Александр, поняв.
   Наши ложа были рядом. Я сел на своё, ловя на себе взоры многих, что льстило. К нам подошёл Антипатр, пришедший на пир вместе со старшим сыном Кассандром.
   - Ты молодец! - обратился он к Александру. - Проявил себя как человек, способный стать хорошим полководцем. Даже Филипп в этом возрасте не совершал столь выдающихся подвигов. Тебя ждёт великое будущее, Александр!
   - Надеюсь, ты не ошибаешься, - откликнулся Александр. - У меня совсем нет желания прожить в безвестности.
   - Вряд ли она тебя коснётся, - сказал Антипатр и удалился.
   Я растянулся на ложе и взял с блюда, которое поднёс мне молодой слуга, несколько виноградин, зная, что вино лучше всего заедать фруктами. Где-то метрах в полутора от меня сидел Леоннат. Мы с ним переглянулись.
   - Тебя что, так измотала поездка? - спросил Леоннат.
   - Не только, - ответил я.
   - А, понятно! - протянул Леоннат, ухмыльнувшись. - Своеобразная дань победителю. Ну, я рад за вас. Честно... Александр подарил?
   Резкая смена разговора меня чуть удивила. Я дотронулся рукой до аметиста:
   - Подвеску? Да. Не правда ли, она великолепна?
   - Как и ты сейчас... - негромко произнёс Леоннат.
   Я так и не понял, серьёзно он говорил или просто, дабы сделать приятное, но не успел уточнить. Один из приближённых подал мне пущенный по кругу кратер с вином. Я сделал из него пару глотков и передал Леоннату. На короткий миг пальцы наши соприкоснулись. Я поспешил опустить глаза, мысленно твердя о той линии, что навек прочертил между собой и лучшим другом, обернулся и посмотрел на Александра. К счастью, он не заметил моего некоторого замешательства. Он так и не перестал ревновать меня к Леоннату.
   Всем было весело. Отовсюду слышалась музыка. Но это были не грязные попойки Филиппа, обсуждаемые потом на каждом углу столицы. На пиру царил дух гордости за себя или ближнего и уверенности в светлом будущем. В последнее время её нам не хватало. А теперь благодаря Александру надежда возвращалась.
   Собравшиеся поздравляли царевича. Он кивал им головой и улыбался. Я тоже решил присоединиться к остальным и шагнул к обитому дорогой тканью ложу. Александр сразу поднялся на ноги.
   - Боги обязательно заметят твою доблесть, м... - я хотел сказать "мой" и осёкся на миг, - могучий Александр, и воздадут тебе сторицей.
   Александр притянул меня к себе под возгласы одобрения и впервые на глазах у такой толпы поцеловал. Может быть, на меня подействовало вино, и потому я не стал возражать, рассмеялся, обнял Александр за шею и открыл глаза. И в тот момент я увидел в небольшом длинном окошке под потолком Олимпиаду, невольную свидетельницу нашей любви. Сомневаюсь, что она была рада этому. Она мать. А я уверен, все матери хотят, чтобы их сыновья любили только их. Находившиеся рядом Марсий, Никанор и Леоннат заметили, куда я смотрю, и повернулись в ту сторону. Леоннат взглянул на меня, но я пожал плечами. Мне нечего было сказать. И вдруг стало так легко. Больше не надо было скрывать свои чувства. Всё равно рано или поздно о них узнали бы. Я заметил, как с довольной улыбкой Кассандр наклонился к отцу. Наверное, хвастался догадками. Ну и пусть.
   Я чуть отстранился от Александра, посмотрел ему в глаза и прошептал:
   - Нас сейчас видела твоя мать.
   - Что ж теперь? - вздохнул Александр. - Я и забыл, что ты пока против открытых отношений.
   - Уже не имеет значения, - откликнулся я.
   А в следующее мгновение один из молодых аристократов, тоже, как и Леоннат, будущий телохранитель Филиппа, поднял свой кубок и сказал:
   - За Александра и Гефестиона! За тех, кого благословила красавица Афродита!
   Я улыбнулся краешком губ, прислушиваясь, как наши имена затихают под высоким потолком.


         Глава XXVI
           Догадки

   Я принимал горячую ванну у себя дома, когда в дверь постучали, и вошёл Мирко.
   - Господин, уарь вернулся, - объявил он.
   - Вернулся? - переспросил я, оборачиваясь и не зная, радоваться или нет. - Теперь понятно, почему на улице так шумно.
   - Да, и он хочет видеть тебя во дворце, - добавил раб. - Пришёл некий Фрастабул. Говорит, телохранитель государя. Что мне ответить ему?
   - Фрастабул? - я, наверное, выглядел глупо, всё время задавая вопросы. - Ты не ошибся?
   Мирко удивлённо помотал головой.
   - Тогда беги к нему и скажи, чтоб никуда не уходил и подождал меня, - приказал я с замиранием сердца и крикнул вслед Мирко: - И ещё! Пусть его накормят и напоят. Пусть исполнят любое его желание!
   - Хорошо... - в голосе Мирко улавливалось недоумение.
   Великан ушёл. Я посмотрел на застывшую чуть в стороне косметику и поторопил:
   - Ну, давай быстрее!
   Пока девушка натирала меня благовониями, я думал о Фрастабуле. Мы были знакомы очень давно, с детства, и жили неподалёку, три года -до тех пор, пока я не уехал в Миезу - виделись довольно часто. Он был старше меня на год. Я ужасно обрадовался прибытию Фрастабула, не видевшись с ним несколько лет.
   Вернулся Мирко.
   - Он остался? - нетерпеливо спросил я.
   - Да, и просил передать тебе свою благодарность, - ответил Мирко. - Я отвёл его в обеденный зал.
   - Правильно сделал, - я кивнул головой. - Отвернись.
   Скиф подчинился. Косметика начала одевать меня в белый хитон, окаймованный серебряной лентой, и расчёсывать мокрые, слегка вьющиеся рыжие волосы немного длиннее плеч. Мирко в это время продолжил:
   - От одного слуги я сегодня слышал, оратор Демосфен награждён золотым венком в Афине.
   - Было б за что, - фыркнул я.
   - Эллада считает, что есть, - Мирко позволил себе пошутить. - За издевательства над нашим царём. По понятиям эллин, он достоин высшей награды, этот Демосфен.
   - Да уж, к сожалению, ты прав, - вздохнул я.
   Посмотрев на себя в зеркало и убедившись, что выгляжу прекрасно, я покинул жаркую комнату и побежал по коридору на встречу с Фрастабулом. Он стоял у окна ко мне спиной в зале, и сильный осенний ветер трепал его короткие тёмные волосы и одежду. Друг обернулся, широко улыбнулся и раскинул в стороны мускулистые руки. Я поспешил к нему, и мы обнялись.
   - Как ты вымахал, Гефестион! - воскликнул Фрастабул. - Я помню, ты уезжал забавным мальчуганом с хорошо подвешанным языком. И вот передо мной уже стоит настоящий герой, победитель медов. А что ты смеёшься? Я наслышан о твоих подвигах, хотя и прибыл в столицу всего пару часов назад.
   - О каких же именно подвигах? - спросил я, надеясь, что ещё не вся Пелла знает о нас с Александром.
   - Ну, что ты со сломанной ногой бросился в самую гущу битвы и зарубил не меньше двух десятков медов, - ответил Фрастабул. - И что ты лично придумал название Александруполис.
   - Со сломанной? - я захохотал. - Интересно, кто такое придумал? Я просто подвернул ногу. Но насчёт второго верно. - Я оглядел македонянина с ног до головы. - Слышал, ты теперь телохранитель. Мои поздравления, Фрастабул!
   - Спасибо, - поблагодарил Фрастабул. - А ты когда им станешь?
   - Нет, я буду телохранителем лишь Александра, - ответил я.
   - Вот как? - Фрастабул вскинул брови и улыбнулся. - Почему?
   - Ты же знаешь, мы с ним лучшие друзья, - уклончиво ответил я. - Водой не разольёшь.
   - Верно! - согласился Фрастабул.
   Я жестом пригласил его на ложе и сел напротив на второе, совсем позабыв, что меня ждут во дворц, и не очень-то красиво поступая по отношению к Филиппу. Я сильно соскучился по Фрастабулу и не думал, что могу получить выговор.

   Во дворец, где я появлялся в последнее время порой чаще, чем дома, мы с Фрастабулом приехали вместе, пообещали друг другу встретиться завтра и разошлись в разные стороны. Стражник отвёл меня к Филиппу. Уже подходя к двери, я услышал, как он громко и жёстко с кем-то разговаривал, и спустя несколько минут увидел выходящего из зала мужчину. Опустив голову, он прошёл мимо. Я успел заметить его расстроенное лицо. Похоже, Филипп не в духе. И я оказался прав. Хотелось знать, что его так разозлило.
   Стражник доложил о моём прибытии.
   - Пусть войдёт, - голос Филиппа был мрачным.
   Я мгновение помедлил, чувствуя, что лучше не стоит туда идти, и всё-таки перешагнул через порог, гадал, что произошло. Может, Филипп опять поругался с Олимпиадой? Или ему не понравилось, что Александр дал название городу в честь себя? Или дела в Перинфе пошли не так... Все эти мысли вихрем проносились в голове.
   Филипп стоял посреди зала подобно грозному изваянию какого-нибудь скульптора. Он повернулся ко мне и заговорил, выделяя чуть ли не каждое слово:
   - Похоже, ты возомнил себя человеком, который по происхождению выше самого царя? Полубогом?
   - Вовсе нет, - возразил я.
   - А ну не смей дерзить мне, мальчишка! - крикнул Филипп. Я даже вздрогнул от неожиданности. - Я в твои годы трудился до седьмого пота, познавал военные науки. Ты же вечно балду гоняешь, вместо того, чтобы служить мне. Или тебе приятнее называть господином другого человека? Например, моего сына Александра?
   Он сощурил единственный глаз. Его слова были словно пощёчина. Я отступил на шаг назад. Мои руки сразу похолодели.
   - Что? - прошептал я. - Н... не понимаю...
   - Я велел тебе придти час назад! - Филипп заходил по залу. - Почему я тебя должен ждать? Я?
   - Мне жаль, что так получилось, - пробормотал я. - Мы с Фрастабулом не следили за временем. Я бы обязательно пришёл раньше, если бы...
   - Не нужны мне твои "если бы"! - перебил Филипп, и я поджал губы. - Не желаю слушать оправдания. Я возлагал на тебя огромные надежды и ошибся. И что мне делать с тобой?
   Я молчал. Было обидно. Меня отчитывали, как несмышлёныша, лишь за то, что я хотел жить по своим правилам, воплотить в реальность мечты, оставить потомкам хорошее наследство, состоящее не из одного доброго имени. По крайней мере, надеюсь, оно таким будет.
   Филипп сел в высокое кресло, похожее на трон, скрестил ноги и чуть помолчал.
   - Ты сильно разочаровал меня, Гефестион, - заговорил он. - Я-то думал, ты мне не откажешь. Но теперь жалею, что посылал тебя учиться в Миезу. Видимо, ты там интересовался совсем не науками. - Он посмотрел на меня так, что я внутренне сжался. - Я не хочу говорить, что собираюсь, потому что ты милый мальчик, хоть, по словам Аристотеля, и не отличаешься большими знаниями по некоторым предметам. Тем не менее... мне нужен ответственный человек. Ты себя проявил иначе. Я это узнал, послав к тебе Фрастабула.
   - Так то была проверка, царь? - воскликнул я возмущённо. - Ты знал, что мы с Фрастабулом старые друзья?
   - Да, - подтвердил Филипп, будто поступил правильно. - Фрастабул ничего не знал, просто выполнял мой приказ заехать к тебе и доложить, что я тебя жду. И всё-таки, раз ты так против стать моим телохранителем или войти в состав отряда гетайров, мне придётся предложить тебе выбор: либо ты продолжаешь военное обучение и потом отправляешься со мной на войну с Персией, до которой, я уверен, недолго осталось, либо до конца месяца покидаешь столицу и уезжаешь на родину своей матери.
   - Почему... почему? - чуть ли не крикнул я, еле сдерживая злость и слёзы. - Что я сделал не так? За что ты хочешь изгнать меня, царь? Ты не можешь так поступить... ради памяти о моём отце!
   - Твой отец, Гефестион, если уж говорить начистоту, за всю свою недолгую жизнь не совершил ни одного особо выдающегося поступка, - возразил Филипп. - Я надеялся, ты послужишь мне лучше... и дольше его. Да мойры опять надо мной посмеялись. Поэтому тебе надо решить, что для тебя важнее: жизнь при дворе рядом с моим сыном или же, можно сказать, - он усмехнулся, - возвращение к корням.
   - Откуда... - начал я и не закончил.
   - Откуда мне стало известно, что ты спишь с Александром? - уточнил Филипп и грубо засмеялся. - Мальчик, я царь. У меня повсюду есть люди, которые следят за каждым шагом тех, на кого я указал им пальцем. Мимо без моего ведома и муха не пролетит.
   - Так вот, значит, зачем остался Антипатр! - догадка осенила меня. - Это жестоко!
   - Ничего, пусть Александр привыкает, - сказал Филипп. - Жизнь не всегда будет сладкой. К тому же, уж коли он собирается править после меня, за ним самим станут неотрывно следить отновременно тысячи пар глаз.
   Я не узнавал в этом злом человеке Филиппа. С того дня, как учитель привёл меня впервые во дворец, прошло очень много лет, и царь, конечно, в чём-то изменился, не только внешне. Тем более, я практически не видел его три года. Но до тех пор, пока я жил ещё дома, он всегда был приветлив со мной. И я не понимал, что произошло, и забыл, что шутки с ним плохи, ведя себя довольно дерзко.
   - Ступай! - Филипп махнул рукой. - И хорошенько подумай о моих словах. Завтра я спрошу с тебя ответ.
   - Государь... - набрался я смелости.
   - Довольно! - оборвал меня Филипп. - Нечего тут стоять и спорить. Скажи "спасибо", что даю тебе время до утра.
   Я промолчал, вышел в коридор и, прикрыв дверь и глубоко вздохнув, прижался спиной к стене. Я чувствовал себя совершенно разбитым, пытался ответить на многочисленные вопросы, стукнул кулаком по стене и, просто сползя по ней на корточки, погрузился в невесёлые размышления. На слуг и воинов я не обращал никакого внимания.
   До моего плеча кто-то дотронулся. Я поднял голову и увидел Птолемея.
   - Что случилось? - участливо спхросил он.
   - Да так... разберусь... - буркнул я, вставая и бросая гневный взгляд на дверь зала. - Не было у меня забот! Уж лучше бы он...
   Птолемей успел прикрыть мне рот ладонью.
   - Помолчи, иначе потом сильно пожалеешь, да будет поздно, - сказал приятель. - У всех бывают ошибки и плохие дни. У правителей тоже. Не суди слишком строго, Гефестион.
   - Послушай, Птолемей, объясни одну вещь, - я вскинул голову. - Ты был с царём весь поход. Что случилось там... в Перинфе?
   Птолемей огляделся по сторонам, взял меня под руку и повёл за собой по коридору.
   - На такие темы лучше разговаривать там, где нет свидетелей, - откликнулся он. - Впрочем, и рассказывать-то особо нечего. Нам пришлось отстпупить. У царя сейчас сложный период в жизни. Он переживает за страну.
   - А мы и есть страна! - воскликнул я. - Она состоит из нас, её жителей. Зачем тогда так обращаться с нами?
   Птолемей усмехнулся:
   - Ясно. Тебя чем-то Филипп обидел. Не бери в голову. С кем не бывает!
   Я не встречал в тот день Александра, нарочно не искал его. Было невыносимо видеть лучшего друга после того, как Филипп поставил передо мной жестокий выбор. Слова царя не выходили из головы. Вернувшись домой, я в своей комнате помолился перед статуэтками Зевса и Афины у маленького алтаря в углу, прося их дать мне сил и мудрости, растянулся на кровати и уткнулся лицом в подушку. Я знал, что вечером во дворце начнётся пир в честь возвращения армии, пусть и фактически проигравшей, только меня на него не звали, гадал, чем так не угодил Филиппу, и надеялся, он не собирался делать меня своим любовником.
   От тревоги за будущее, материно и своё, сердце сжималось так, что было трудно дышать. Конечно, я оставался с Александром, об ином не могло быть и речи. Но Филипп... Он обращался со мной, как со слугой, не имеющим право голоса.
   Я перевернулся на спину и бросил взгляд в окно. В горле застрял комок. Я решил не плакать, чтт бы ни случилось, и не говорить пока матери о разговоре с Филиппом. Ей незачем знать всю правду. Пусть думает, что у меня всё отлично.
   Я сжал кулаки и вслух произнёс:
   - Конечно, я выбираю первое. Ни богам, ни уж тем более смертным не разлучить нас с Александром.

   Несколько дней спустя я явился в палестру, где юношей аристократов готовили к службе. Шёл туда как на казнь, мысленно проклиная Филиппа. В палестре всё было знакомо, они похожи друг на друга. И вспомнилась Миеза. Хотел бы я туда вернуться.
   На мягком песке боролись четыре пары молодых людей. Среди них был и Леоннат. Я улыбнулся впервые за последние три дня, когда он положил на лопатки соперника. Леоннат заметил меня, улыбнулся во весь рот и, кивнув головой "противнику", подбежал ко мне. Как и остальные, он был обнажённым, лишь в набедренной повязке.
   Мы крепко обнялись.
   - Гефестион! - воскликнул Леоннат удивлённо. - А ты здесь какими судьбами? Неужели всё-таки решил стать телохранителем?
   - Можно и так сказать, - я не желал при посторонних рассказывать о недавнем разговоре с Филиппом.
   - Ладно, - согласился Леоннат и подмигнул мне. - Я рад, что ты пришёл. Такое чувство, словно мы опять в Миезе.
   - Вряд ли наши новые учителя отнесутся к нам с тем же пониманием и где-то даже со снисхождением, подобно Аристотелю, - вздохнул я. - Мы здесь всё равно что на каторге. Я, по крайней мере, точно.
   - Ну, выше нос! - Леоннат похлопал меня по плечу. - Я догадываюсь, тебя заставили сюда придти. Тем не менее то не повод отчаиваться. Ведь с тобой я. Уж что-то это да значит!
   Он взъерошил мне волосы, и я рассмеялся.
   - Леоннат! - окликнул друга преподаватель, высокий крепкий мужчина лет сорока. Леоннат обернулся. - Я не разрешал тебе уходить. Иди ко мне и продолжай урок. Он не окончен.
   Леоннату пришлось вернуться. А мужчина велел мне:
   - Раздевайся, новобранец. Тут некогда глазеть по сторонам.
   Меня отвели в специальное помещение, и там я снял с себя хламиду и хитон и вот так на целых два года, превратившихся в вечность, перестал быть Гефестионом и был просто новрбранцем. И обращались со мной немногим лучше, чем с простолюдином.


         Глава ХХVII
          Палестра

   И как я только выдерживал то невероятное напряжение в палестре? Поначалу физически было очень больно, тело покрывали синяки и царапины, порой я с трудом передвигал ногами. А потом, наверное, привык. Леоннат помогал мне справляться с трудностями. Помимо него я знал ещё нескольких молодых людей, с которыми иногда играл в детстве и затем познакомился со всеми учениками, и кто-то из них стал мне другом.
   Нас обучали драться в рукопашном бою и на мечах, стрелять из лука, метать копья и дротики, плавать, бегать, ездить верхом. Мы с Леоннатом занимались подобным ещё в Миезе. Но там на нас редко орали. Я почти ненавидел новых учителей и однажды сказал приятелям:
   "Мы благородные рабы. Если присмотреться, наше положение мало чем отличается от их, тех, кто приносит нам еду и помогает одеться. Повзрослев, мы сами превратимся в своеобразных слуг царя, в его живые щиты".
   Я потерял счёт времени. Новый день был такой же, как и предыдущий. Осень не закончилась, потому я помнил, что мне пока шестнадцать, и жалел, что с нами не учился Фрастабул. Его отец был советником Филиппа, и царь сделал моего друга своим телохранителем в семнадцать, а не в положенные восемнадцать лет. Увы, у меня нет такого родственника, чьи заслуги избавили бы меня от обязанности учиться дни напролёт. Зато ночи принадлежали нам, и мы могли проводить их по собственному желанию подальше от зорких глаз строгих преподавателей. Пару раз я ночевал во дворце вместе с Александром. Между нами тогда ничего не было. Я выматывался так, что сил ни на что не оставалось.
   Однажды, когда мы стреляли из лука по мешкам с соломой и "головой" из кочана капусты, изображавших человека, к нам явился Филипп в сопровождении приближённых: Пармениона, Антипатра, Клита и Антигона, старшего брата Марсия. Учитель сразу заулыбался и поспешил к царю. О чём они разговаривали, я не знаю. Они все подошли к нам. Филипп разглядывал нас как дорогой товар на рынке. Мне был знаком этот взгляд. Филипп смотрел на меня точно так же восемь лет назад. Он приблизился ко мне и негромко произнёс:
   - Вот видишь, Гефестион, подчиняться не так уж и сложно.
   Я промолчал. Не было желания вновь спорить с ним. Злость не прошла. Филипп, впервые заставивший меня сделать, как хочет он, изменил мою жизнь. Он исполнил обещание и позволил мне видеться с Александром, но то была словно подачка собачонке. Из-за нехватки времени я лишь два раза встречался с царевичем. Филипп посмеялся надо мной, и за это я однажды в сердцах мысленно пожелал ему смерти. К счастью, я не причастен к его гибели в Эгах.
   - Кто из них лучше остальных стреляет? - обратился к учителю Филипп.
   - Агенор, Менелай и Аристарх, - ответил мужчина.
   - Всего-то трое? - вскинул брови Филипп. - Из шестнадцати человек?Да уж, в наше время молодёжь была иной.
   - Верно! - поддакнул Клит.
   Я бросил на него взгляд из-под ресниц и буркнул себе под нос:
   - Ещё бы! Тогда Македония была огромной деревней, и никто с ней не считался. Не то что сейчас. И главной была не сила ума, а сила рук, чтоб мотыгу держать.
   Учитель, услышав меня, шикнул. Парменион удивлённо посмотрел на Филиппа, ожидая его реакции.
   - Вот что значит расти без отца, - сказал он. - Сразу видно, что мальчиком мало занимались, раз он такой дерзкий.
   Филипп шагнул ко мне с усмешкой на губах.
   - А ты, похоже, считаешь, что тебе здесь делать нечего, - сказал он. - Но я прощаю тебе твои слова и сделаю вид, что их не слышал. Я ведь сам когда-то был не менее заносчивым. Всё-таки тебе придётся показать себя. Отойди на пятьдесят шагов и попади вон в тот мешок. Не промахнёшься - получишь мину.
   - На пятьдесят? - переспросил я, не веря, что не ослышался.
   - Для тебя слишком далеко? - Филипп вскинул брови.
   Я молча покачал головой, покрепче сжал в руке лук и, взяв протянутую мне Леоннатом стрелу, начал отсчитывать шаги. Попасть или промахнуться? С одной стороны, мне хотелось первого. И дело вовсе не в деньгах - были и свои. Рядом находился Леоннат. При нём я не мог проиграть. Да и Александр и мама должны знать о моих успехах, не о неудачах. Тем не менее промах означал бы мою не способность быть гетайром или телохранителем... и переселение в Элимиотиду. Нет, я был обязан поразить цель.
   Я приложил стрелу к тетиве, прицелился хорошенько и выстрелил. Стрела, со свистом рассекая воздух, воткнулась в мешок и закачалась. Леоннат улыбнулся. В его глазах засветилась радость. Филипп зааплодировал.
   - Молодец! - похвалил он, достал из мешочка у пояса блестящую монету и бросил мне. Я поймал её на лету. - Сегодня ты показал себя достойным молодым человеком. Подойди!
   Я подчинился. Филипп хлопнул меня по плечу и сказал учителю:
   - Велю дать ему выходной от нового рассвета до следующего. Уверен, ему есть с кем увидеться.
   - Конечно! - кивнул головой преподаватель. - Будет исполнено.
   - Спасибо, государь, - поблагодарил я.
   Филипп и его спутники ушли, переговариваясь между собой. Я приблизился к Леоннату и вложил мину ему в ладонь.
   - Забери её себе, она мне не нужна, - сказал я. - Сходи на неё к гетерам. К тому же я обещал тебе награду за то, что ты как-то привёз мне послание от Александра.
   - Гефестион... - начал Леоннат, переводя взгляд с монеты на меня. - Я не могу её принять...
   - Пожалуйста, не спорь, - я покачал головой.
   - Может, вместе отправимся по следам красавиц, что зовут за собой всех мужчин? - предложил Леоннат, чуть улыбнувшись. - Этих денег с лихвой хватит нам обоих.
   - Посмотрим, - уклончиво ответил я.
   В то время меня совсем не интересовали женщины, тем более столь распутные.
   Занятие продолжилось. Теперь на меня смотрели кто с завистью, кто с уважением, а кто и с неприязнью. Филипп наградил не какого-то там Агенора или Аристарха. Вот уж странный человек он был. И я не знал, радоваться тому, что он опять стал ко мне хорошо относиться. Раз к нему вернулось доброе расположение духа - значит, он уладил свои дела. Отныне я мог спать спокойно.

   - Я так редко вижу тебя, - сказал Александр, когда на следующий день я, освобождённый от уроков, явился во дворец. - И всё из-за прихоти отца. Я разговаривал с ним, просил, чтобы он передумал, даже грозил, что сбегу из дома. Он не желал меня слушать и называет "влюблённым дурачком". Ну ничего, я ему ещё покажу!
   - Ты действительно так говорил? - я засмеялся. - Да ты просто бескомпромиссный грубиян, мой Александр. Признаться, я бы хотел это послушать.
   Александр улыбнулся, подошёл к креслу, в котором я сидел, и опустился на подлокотник. Смотря на меня сверху вниз, он тихо, почти шёпотом произнёс:
   - Афродита не даст соврать, я счастлив, что ты здесь... каждую минуту ждал, что ты придёшь, и мы с тобой будем вдвоём... только вдвоём. - Он прикоснулся губами к моей ладони и вздохнул. - Как жаль, что мы обязаны подчиняться правилам и не можем жить по-настоящему свободно и счастливо. До конца жизни, наверно, мы будем заложниками проклятых устоев нашей застрявшей где-то между варварством и цивилизацией страны.
   - Мы это изменим! - пылко воскликнул я. - Когда-нибудь, я верю, настанет день, и мир станет другим. Таким, как мы желаем.
   - Да услышат тебя боги, мой друг, - Александр обнял меня. - Стать бы поскорее царём. Тогда я наведу всюду порядки.
   - А вдруг твой отец объявит наследником не тебя? - я слегка нахмурился. - Карана, например.
   - Нет, он не посмеет, - я заметил, как напрягся Александр. - Я его самый преданный сын. И именно я взойду на престол Македонии, а затем и всего мира, вот увидишь, Гефестион.
   - Всего мира? - переспросил я. - Если твоё желание сбудется, я буду счастлив за тебя. Но мечту эту трудно будет исполнить. Тем не менее я тебя ни за что не брошу. - Я взял со стоявшего на столе подноса сливу, откусил и взглянул в окно. - Давай сходим куда-нибудь. Хочу развеяться. У меня голова болит от занятий.
   - Я заметил, что ты не особо весел, - Александр встал и протянул мне руку. - Предлагаю посмотреть комедию в театре и потом... - Он не договорил, сжал мою ладонь и притянул меня к себе. - Ты останешься?
   - До утра - да, - я с грустью думал о предстоящем расставании. - На рассвете ты снова станешь для меня почти недосягаем... просто красивым мифом, в героя которого всего на одну ночь превращусь и я... Ладно, хватит печалиться. Будем надеяться, подарит мне ещё один выходной.
   - Я попрошу его, - сказал Александр. - Он не должен отказать. Кстати, я слышал, Никанор тоже станет скоро с вами учиться. Парменион продвигает его.
   Я криво усмехнулся, следуя за Александром к двери:
   - Бедняга Никанор! Он пока не догадывается, какие испытания его ждут. Это не Миеза. Аристотеля с нами нет.
   - Если тебя утешит, и я занимаюсь сейчас, - Александр открыл дверь и пропустил меня вперёд. - Правда, здесь, во дворе. Жаль, что не с вами.
   Мы сменили тему разговора и покинули дворец. Нам подали небольшую крытую повозку, запряжённую парой белых македонских низкорослых лошадей, и мы поехали в театр. До заката оставалось несколько часов. К сожалению, время летело быстро. Я бы всё отдал, лишь бы оно остановилось.

   В спальне Александра горели три светильника. Слуга убирал со стола дорогую посуду, потому что мы ужинали вдвоём. Александр сидел в кресле и читал свитки со стихами на эллинском. Я стоял у окна, смотрел на первые звёзды, похожие на маленькие алмазы, и вспоминал недавнее прошлое. Подставив лицо прохладному усилившемуся ветру и закрыв глаза, я прислушивался к звукам снаружи. Где-то лаяла собака, негромко переговаривались стражники во дворе, шелестели опадающие листья.
   - Ты можешь быть свободен, - услышал я слова Александра. - Потуши два светильника и ступай.
   Слуга исполнил приказ, забрал посуду и ушёл. Александр встал, приблизился ко мне и обнял за плечи.
   - Наверное, гроза будет, - тихо сказал я и повернулся к другу лицом. - Боги станут свидетелями нашей ночи любви. Идём. Я замёрз уже здесь стоять.
   - Я согрею тебя, - прошептал Александр.
   Он не спеша подвёл меня к своей постели, на ходу расстёгивая фибулу моего хитона. Я лёг поперёк кровати. Мы не сводили друг с друга прожигающих взглядов. Я облизнул вмиг пересохшие губы, закрыл глаза и услышал лёгкий шорох спадывающего на пол хитона Александра. Царевич опустился на меня, и его пальцы скользнули в мои отросшие до плеч волосы, запрокидывая мне назад голову, и поцеловал так, что на какое-то время перехватило дыхание. Я прерывисто вздохнул, чувствуя, как подрагивают ноздри, обнял Александра за шею и не удержался от тихого стона. Сердце готово было выскочить из груди. А за окном зашумел дождь и прогремели первые раскаты грома, заглушавшие наше столь частое дыхание. Я даже расслышал, как выругался один из стражников, что рассмешило меня, открыл глаза, встретился взором с Александром, улыбнулся краешком губ и приподнялся, заставляя того сесть.
   - Я не знаю, когда мы снова увидимся, - сказал я. - Но хочу, чтобы эта ночь длилась вечность.
   - Я не бог и всё-таки постараюсь сделать её такой, - откликнулся Александр.
   - Ты будешь им всегда, - мой голос стал хриплым. - Для меня...
   Александр лёг на спину, и волосы его, в неверном свете одинокого языка пламени казавшиеся темнее, рассыпались по подушке. Я сел и тряхнул головой. Комната перед глазами расплывалась, и лицо горело. Я наклонился к Александру. Мы оба были учителями и учениками друг для друга. Теперь движения стали более уверенными и всё же отличались у нас: я вёл себя нежнее и не стремился быть первым, отдавая это право Александру без всякого сожаления, действия которого часто руководились страстью.
   Александр кусал губы, судорожно сжимая в кулаках мягкое покрывало. Он крепко обнял меня, отчего я почувствовал боль и поморщился. Ногти Александра оставили на моей спине несколько царапин. Он резким движением перевернул меня на спину, сжал мои пальцы и стал целовать. Я завёл левую руку к изголовью и прошептал едва слышно:
   - Александр... мне кажется... тебе не стоит...
   - Не бойся, всё хорошо, - улыбнулся царевич.
   - Но Александр... - продолжил я.
   Александр прервал меня новым поцелуем.
   - Помолчи... - попросил он.
   Что было дальше, я почти не помню. В памяти остались только те чувства, вызываемые во мне Александром. Я перестал видеть вспышки молний и слышать гром, потерял счёт времени. Мокрые волосы растрепались и прилипли к лицу, с каждой минутой становилось всё жарче, будто я находился в кузнице. Я не знал, сколько ещё так смогу протянуть, как вдруг Александр глубоко и шумно вздохнул, склонился надо мной и вопросительно заглянул в глаза, хотя нам и общаться-то словами не стоит, мы понимаем друг друга и так.
   - Гефестион?.. - обратился ко мне Александр.
   Он спрашивал разрешения, что было трогательно. Я смотрел на него как в каком-то забытье и медленно кивал головой, не в силах и слова вымолвить и даже на мгновение испугавшись, что я либо онемел, либо позабыл всё на свете. Александр отвернулся. Я сжал его лицо в ладонях и попросил:
   - Не спеши...
   Александр улыбнулся в ответ. Мы оба хотели того же.

   Гроза прекратилась. Комнату наполнила свежесть после дождя. Светильник потух, и в окно вливался тусклый розовый свет факелов во дворе. Я бездумно разглядывал полосы на полу, лёжа в объятиях Александра и ещё изредка вздрагивая. Была глубокая ночь, и до рассвета оставалось не так уж и много. Мне следовало бы заснуть сразу, только я боялся закрывать глаза. Ведь когда я их открою, мне придётся покинуть Александра до следующей встречи и вернуться в палестру.
   Александр покрепче обнял меня. Его губы касались моего затылка. А я всё ещё пытался бороться со сном. Не было ни малейшего желания куда-то уходить. И почему же всё не могло быть по-прежнему?
   Александр приподнялся на локте и поцеловал меня в щёку.
   - Не думай о плохом, - сказал он негромко, словно прочитал мои мысли. - Лучше спи. Нам скоро вставать. И помни, я люблю тебя.
   - И я тебя, - ответил я, сдерживая вздох.
   День  пролетел слишком быстро, ночь тоже близилась к концу. Может, нужно было дважды попасть в мишень, и тогда Филипп дал бы мне два дня отдыха? Да уж, мечтать иногда полезно. Жаль, с Филиппом особо не построишь планов. Он их любит путать в свою пользу.
   Но Александр был прав. Нужно верить в лучшее.


         Глава ХХVIII
        Уличные бои

   Разведчики, посылаемые Филиппом в Элладу и Азию, доносили, что всюду не спокойно. Филипп готовился к войне с Персией, однако без Эллады, без одновременно главного соперника и союзника, он при всём умении красиво говорить был бессилен.