Юрий Пахотин
11 апреля во всем мире отмечают Международный день освобождения узников фашистских концлагерей. Для тех, кому удалось выжить, этот день особенный – не просто праздничная дата – второй день рождения.
Когда Тамара Долгодворова оказалась в концлагере, ей было всего пять лет, в фашистских лагерях вместе с ней были мать, старшие братья и сестры. Что-то рассказывали они, а какие-то эпизоды врезались девочке в память на всю жизнь.
Разноцветные бараки
Тамара была младшей в большой дружной многодетной семье. Жили они в одной из деревень Орловской области. Когда в 1941-м фашисты пришли на Орловщину, ей было 3 года. «Под немцами жили, - говорит она, - а летом 1943-го, после того как наши их разгромили в Курской битве, фашисты стали отступать и нас с собой погнали. Куда, зачем, мы не знали».
Девочке было 5 лет, брату - 7, сестре - 13. Представьте, что они тогда чувствовали, что пережила мать - муж с первых дней войны на фронте, и о нем ничего ей неизвестно, старшего сына давно угнали в Германию, и что с ним, она тоже не знала, а сама с маленькими отправляется в неизвестность.
Их пригнали на железнодорожную станцию, погрузили в товарные вагоны и повезли. По дороге попали под бомбежку. Наша авиация громила отступающие фашистские войска, и, конечно же, эшелоны, вывозящие боеприпасы, технику и армейские подразделения, были для них мишенью. Откуда было летчикам знать, что поезд везет своих. Но повезло, все остались живы.
Сначала их разместили в большой лагерь в Таллине. Но советские войска продолжали стремительное наступление. Кругом шли бои, и пленных группами начали переправлять дальше. Тамара вспоминает: «Нас погрузили на пароходы. Их два было. Сидели мы в трюмах. И опять попали под авианалет наших. Один пароход они потопили. И в этот раз мы остались живы. Просто чудо какое-то», - и сегодня удивляется она.
Привезли в Польшу. «И там начались наши скитания, - рассказывает Тамара Родионовна. - То в один лагерь привезут, то в другой. В лагерях бараки красили известкой и добавляли в нее краску. Мы, десятилетия спустя, когда говорили про это время, так и вспоминали какие-то события: «А помнишь, когда мы были в лагере с зелеными бараками, а помнишь, когда с синими...» В одном из них нас чуть не сожгли. - Она ненадолго замолкает, вытирает слезы на глазах. И продолжает: «Там зима какая - снег, слякоть. В баню нас привели, раздели, зашли мы, и вдруг, это я хорошо помню, под нами пол начал крениться. Кто-то крикнул: «Там внизу топка». Все бросились к окнам, поразбивали их, и сестра старшая нас с братом через окно вытащила».
Потом были другие лагеря: в Чехословакии - в Брно, в Германии. В одном из них кровь брали: «В какие-то ванны с вонючей жидкостью нас окунали, а потом одевали беленькие халаты», - вспоминает Тамара Родионовна. Запомнила это не только потому, что было больно и страшно, но и потому, что брат заболел чем-то вроде чесотки, и у него кровь не стали брать. А из самых страшных воспоминаний - как однажды через город вели наших пленных солдат - раненых, избитых, измученных. Женщины наши им хлеб кидали. Они ловили, но у одного не получалось поймать, он нагнулся, чтобы поднять кусок хлеба, а конвойный его застрелил и в канаву сбросил. Запомнился Тамаре и последний лагерь, в Германии. Под него был приспособлен старый кинотеатр. Спали они все на полу. Там был большой занавес, его сняли, разрезали на части и использовали вместо постельного белья. Их там было 50 семей: три старика, пожилые женщины и дети разного возраста. «У одного дедушки была деревянная нога. Зачем его-то угнали в Германию?» - недоумевает женщина.
Бульон с червяками
Тамара рассказывает, что всегда хотелось есть. Кормили во всех лагерях плохо - обычно давали чечевичный суп, иногда бульон из конины. Несколько раз, говорит, червяки всплывали в этом бульоне. В этом последнем лагере тоже жили впроголодь. Мать гоняли на разные работы, сестра у «бауэрши» (фермерши – прим. ред.) ) коров доила, а Тамара с братом, предоставленные самим себе, ходили в немецкую столовую искать картофельные очистки. И когда удавалось их насобирать, мать вечером после работы их отскребала, отмывала и на печке-буржуйке варила на всех суп в чугунке. Вспоминает с теплом: «Сестра всегда жалела меня, я же маленькая была. И когда одно время она работала посудомойкой в столовой, ей иногда удавалось картошечки насобирать. Так она в бумажку ее заворачивала, прятала и мне приносила».
Режим к концу войны уже не был таким жестким. И когда было совсем голодно, они ходили с братом побираться по немецким домам. Получалось по-разному, некоторые даже собак спускали и смеялись, глядя, как дети убегают, а кто-то приносил булочки, яблоки.
Страшными и тяжелыми были дни перед самым освобождением. Наши уже были рядом, и, видимо, фашисты не знали, что делать с лагерниками. Три раза их выстраивали для расстрела. Но так и не решились. А потом город разом опустел. Почти все немцы убежали. Все произошло очень буднично, пришли наши бойцы и сказали, что повезут на родину.
Это было в апреле, но только в конце июля Долгодворовы добрались до своей деревни. Ехали в товарных вагонах, наши военные их сопровождали. «Они давали нам пайки, в которых меня потрясла американская тушенка. Казалось, ничего вкуснее не ела», - вспоминает Тамара. Сначала их привезли в Польшу. И там в Кракове они стояли больше месяца. Лишь в июне эшелон въехал в родную страну. Потом еще очень долго добирались до своей станции Хотынец в Орловской области и оттуда на грузовой машине до своей деревни.
Вскоре с фронта пришел отец. Во время Сталинградской битвы ему оторвало ногу. И он с 1943 года лечился по госпиталям. «Три раза его оперировали, и он инвалидом, без ноги, приехал в родную деревню, его медсестра сопровождала до самого дома».
А дома-то у них в деревне не было. В него в ходе боев попал снаряд, и он сгорел. Жили у сватьи. У нее два сына погибли на фронте, а дом был большой, и она предложила пожить у нее, пока не построят свой. Дом они поставили только в 1947 году. Сруб в соседней деревне купили, и целый год его вывозили. Давали подводу на день, перевезут они часть, потом другим дают, многие же тогда строились. «Отец председателем колхоза был и никогда не пользовался своей властью, ничего для себе не делал. Это сейчас начальство себя в первую очередь обеспечивает. А отец сначала помогал бедным, одиноким», - говорит Тамара.
В 1947 году вернулся из Германии старший брат. Рассказал, что до конца войны был в концлагере в Гамбурге. Работал на авиационном заводе. Дважды убегал. Его ловили и избивали до полусмерти. Когда в 1945-м освободили, он еще два года проходил там всякие проверки. Но радость семьи была недолгой. Одна женщина, их же, деревенская, написала на него донос, что он в Германии на фашистов работал. «И его без суда и следствия забрали в том же 1947-м и увезли на север. Восемь лет он проработал в Читинской области. Жил, правда, там свободно, не за колючей проволокой, но без права переписки и выезда. Все эти мытарства не прошли бесследно - он умер в 48 лет», - вспоминает Тамара.
После войны она окончила техникум, даже на шахте работала. А брата, тоже после училища, по распределению направили в Тюмень, дали комнату в бараке. В деревне только мать с отцом жили. И когда в 1957 году отец умер, брат их с мамой позвал к себе. С 1958-го Тамара Родионовна там и живет. Всю жизнь кадровиком проработала: сначала в военкомате, потом - в автоколонне-1431. На пенсию уходила с должности начальника отдела кадров завода ЖБИ-3. С грустью рассказывает: «До 2004 года нам раз в год давали бесплатный проезд. Ездила к сестрам. Эту льготу отменили. А теперь уже и не к кому ездить. У нас была большая семья - отец, мать и нас шестеро: 2 мальчика, 4 девочки. Все умерли. Недавно и мужа похоронила. Теперь вот осталась совсем одна. Да почему одна, -поправляет сама себя, - у меня своя большая семья - два сына, два внука и шесть правнуков.