Оглавление
Глава 1. До озера
Глава 2. На озере
Глава 3. От озера
Глава 4. У компа
ЭПИЛОГ
Глава 1. До озера
- Чёртова сторожиха, - шипела я, продираясь сквозь малинник, разросшийся позади ограды. – Понавешала чёртовых замков, как будто тут есть, что красть!
Продолжая чертыхаться, я нырнула под ствол упавшей сосны, перегородившей и без того узкую тропинку на краю обрыва, заканчивающегося у мелкой загаженной речушки.
Тут и там я натыкалась на брошенные ржавые мангалы в окружении бутылок, гнутых шампуров, пластиковых банок с остатками маринада для шашлыка и прочего туристического добра. Неуёмных путешественников не останавливала даже питерская погода, посыпавшая их дождём и градом. Сих превратностей они пытались избежать, укрывшись под импровизированным тентом из куска полиэтилена, насаженного на ветки деревьев. Для пущего комфорта туда же сволокли старый матрац и детские покалеченные стульчики – у одного спинка оторвана, у другого сидение повреждено.
- И-и-и…
Такое впечатление, что где-то щебетали цыплята.
- Что за глупость! - рассердилась я на саму себя. – Какие ещё цыплята?
Просто ветер запутался в еловых лапах.
Тут моё внимание привлекло сооружение, напоминающее то ли индейский вигвам, то ли русский шалаш. Жуткий, сказочный.
- Жутко сказочный, - проговорила я вслух, улыбнувшись игре слов.
И вспомнила «Морозко». Тот момент, когда Бабка Ёжка натравила на Ивана своих чурбанов… не в смысле иноверцецев, нерусей, басурман. Нет. Понимайте буквально: чурбан – часть древа. Как у Толкина*.
- Эх, охота пуще неволи, - буркнула я, спускаясь к жилищу, получившемуся в результате урагана.
Казалось, ещё шаг – и я полечу прямиком в эту помойку, именуемую речкой Грузинкой. На секунду я представила, как, оступившись, кубарем качусь под горку, инстинктивно сжимая траву, за которую цеплялась, продвигаясь к шалашу. Как переворачиваюсь, словно в боевике, через голову. А бурлящий поток неумолимо приближается. Шишки и сосновые иглы вонзаются в ладони. Пот разъедает лицо. Финальный штрих: меня останавливает сосновый корень, пропоровший землю. Вы думаете, это моё спасение? Как бы не так! Раздаётся хруст. Я слышу его отчётливо, будто дело происходит вовсе не со мной. И вот я безвольно распласталась у изножия обрыва. Обломки летнего домика, снесённого весенним паводком и выброшенные на берег, прошили мне грудину, будто канцелярские скрепки. Лёжа навничь, с разбросанными волосами и огромными распахнутыми глазами я была завораживающе красива. А говорят, смерть не может быть красивой. Ошибаются.
- Бр-р! – я тряхнула головой. – Привидится же такое!
Что-то шевельнулось под ногой. Я вскрикнула. Из-под кроссовка выползла тоненькая серебристая змейка. Как это моя подруга Болотникова может считать красивыми этих тварей! Я раздвинула ветви при входе в логовище, и очутилась внутри.
В детстве мне развивали воображение. Вероятно, поэтому я мгновенно преобразовала светящиеся точки извне в глаза, а ветки - в руки диковинных чудовищ.
Впрочем, что это я? В определённом смысле, конечно, можно принять мою маман за чудовище. Но только в переносном. А это была она, собственной персоной. Энергичная, крикливая женщина сорока с небольшим лет. С нею рядом мой сынок. Его шаловливых рук (особливо деяний их) тоже можно испугаться. Но не сразу. С первого взгляда это были симпатичные пухлые ручки здоровенького крепыша.
- Это сё? – заграбастав дисковый телефонный агрегат с надтреснутым корпусом, вопрошал он.
- Дай сюда, - вырвала я из рук ребёнка надрывающийся телефон.
- Алё! – гаркнула я в трубку.
По ту сторону деликатно молчали.
- Сейчас повешу трубку! – пригрозила я.
- Здравствуйте, - проснулись у аппарата. – Вы давали объявление по поводу работы?
- Давала, - коротко подтвердила я.
- По поводу уборки, – уточнили ТАМ.
- Да, да! - нетерпеливо сказала я.
Вновь образовалась пауза. Я с сомнением подышала в отверстия трубы.
- Говорить будете? – поинтересовалась я.
- У меня к Вам одна просьба, - вкрадчивый мужской голос звучал несколько неуверенно.
- И?
- Вы не могли бы приходить ко мне на уборку в чулках и без нижнего белья?
- Это ещё зачем?
- Мне было бы приятней наблюдать за уборкой, будь на Вас такая униформа.
- Так Вы собираетесь наблюдать, как я буду заниматься уборкой? – удивилась я.
- Мне хотелось бы, - застенчиво подтвердил Голос. И добавил: - За дополнительную плату, разумеется.
- Нет. Мне это не подходит, - разорвала я в клочья мечты эротомана и повесила трубку.
- Что это тебе не подходит? – нарисовалась мать.
Ситуация, похоже, её забавляла.
- Представляешь… - начала было я, но обмен впечатлениями не состоялся - вновь зазвонил телефон.
Дело в том, что я из желания подработать дала объявление. Звонки, поступавшие мне, через один были неприличными. Что неудивительно, учитывая содержание. К слову сказать, я всегда гордилась своим умением складывать из слов довольно ловкие предложения. Но не в этот раз. Судите сами:
"Согласна убирать квартиру щедрого одинокого мужчины".
Каково? А руководствовалась я следующими аргументами:
- «щедрого» – чтобы заработная плата была достойной;
- «одинокого» – чтобы работы было меньше;
- «мужчины» – тогда я полагала, что представители мужского пола менее взыскательны в вопросах уборки, нежели женщины.
Как видите, мотивы не шли вразрез с нравственностью. Однако общество мыслит в меру своей распущенности.
- Я темнокожий, - без обиняков заявил следующий соискатель труженицы ведра и тряпки.
- И что? – детское «до тебя, как до жирафа» всё ещё было актуально применительно ко мне, несмотря на недавний юбилей в четверть века.
- Э… Вы понимаете… Вы будете у меня УБИРАТЬСЯ, – ясен пень, при помощи эвфемизмов такое объяснить непросто. Ведь исторически обусловлено, что чёрный убирается у белого, а не наоборот.
- Да мне всё равно, - бравурно выпалила я, подумав про себя: «А в этом и правда, есть чего-то не того» (несмотря на то, что фильм «Цирк»* давно подтвердил, что НАША мораль выше ИХ буржуазной морали).
Идея обогатиться за счёт не слишком обременительной работы обратилась в дым. Однако имела продолжение. Мой взор устремился к следующей рубрике «Из рук в руки» - ЗНАКОМСТВА. Кому-то покажется, что я преследовала всё тот же меркантильный интерес. Мол, проще встать на путь узаконенной проституции (следуя цитатнику Андре Моруа*), нежели чистить сортир за негром.
Но нет. Замуж я хотела выйти, исполненная самых благих намерений. Если таковыми можно считать желание БЫТЬ КАК ВСЕ. Женщина должна быть замужем – постулат, продиктоваенный социумом. Рожать детей и воспитывать мужей. Ибо первые (которые дети) – безмозглы, вторые (которые мужи) – попросту скоты. Не будь нас, женщин, дети бы перемёрли, мужи – вовсе оскотинились. Так что надобно мучиться самой и мучить других. Во благо высших целей. Се ля ви.
Поборов неловкость и внутренние сомнения, я встала на скользкий путь знакомств посредством соответствующей службы. Почему на СКОЛЬЗСКИЙ? Да потому, что хороший тон - это когда, поджав губы, заявляешь:
- Спасибо. Я уж как-нибудь сама, - то есть не пребегая к службе знакомств.
И пусть самой получается плохо. Особенно, если работаешь в десяти минутах ходьбы от дома, где исключительно женский коллектив, а дома полна горница людей. В том числе малолетний сын и потенциальная тёща с несносным характером. Впрочем, познать её характер предполагаемому жениху было бы трудновыполнимо. Каждый метр нашей малогабаритный квартирки использовался в соответствии с правилами эргономичности. Ещё один член в ней чувствовал бы себя лишним. Хотя ЛИШНИМ, на мой взгляд, чувствовали себя все, кроме мамы.
Итак, стыд в отношении подбора кадров для дальнейшего жизнеустройства был подавлен, и как-то сам собой родился текст брачного объявления.
"Красивая девушка (25/170) познакомится с молодым человеком 25 – 30 лет для серьёзных отношений. Номер телефона:…"
Ключевых моментов оказалось три: указанный номер телефона, непритязательность требований и, конечно, указание на то, что девушка красива. В итоге телефон не замолкал ни на минуту.Чтобы оптимизировать процесс, я разработала опросник.
- Скажите, Вы живёте один? – деловито опрашивала я очередногоо претендента на руку и сердце.
- Нет, - бесхитростно сообщал иной.
Я делала немедленный вывод: не подходит. И сворачивала разговор.
Критерий «наличие жилплощади» значился первым пунктом.
Далее следовали:
- наличие образования;
- работы;
- роста не менее 180 см.
Перечень венчало требование не обязательное, но желательное: «Отдам предпочтение петербужцу». Несколько самоуверенно? Пожалуй. Но факт остаётся фактом: мужчинам нравятся стервы.
Реклама только завоёвывала право называться двигателем торговли. Была незрелой, но уже нахальной. «Ты этого заслуживаешь!» - внушала она россиянкам, подавляя тем самым потребность коня на скаку задержать и в горящую избу войти.
Прочла тут намедни: "Мой мужчина должен любить меня, как отец. Понимать, как друг. Защищать, как брат. И быть верным, как муж. У остальных нет шансов". Хочется спросить: да кто ты нахер такая?! Старший помощник младшего дворника из N-ска, метр сорок в полёте. Столько апломба в стране, где соотношение числа мужчин и женщин восемь к десяти! Из той же серии фразы, ставшиме крылатыми: «Я – Багиня!», «Настоящий мущщина должен…» и т.д. Нетрудно догадаться, что самомнение этих, с позволения сказать, «багинь» взрощено на америкосовских сериалах. Отчётливо помню «Пароль Рыба-меч»*, где ужратая в хлам мамаша (кстати, жёнушка режиссёра фильмов для взрослых) угрожает тюрьмой своему бывшему, который не может приближаться к ребёнку в соответствии с судебным предписанием. Вот ведь суччизм! Много, много у них херни, вызывающей искреннее моё недоумение. Например, абсолютнейший урод при наличии ловкого адвоката выходит на свободу и начинает тяжбу с правоохранительными органами, якобы поправшими его честь и достоинство. Как так-то?
Ладно, оставим USA. Скажу лишь, что молодёжь – с их рыхлыми мозгами - особенно падка на всю эту фигню. Я – живое тому доказательство. Тоже считала, что все мужчины – мои должники. По определению.
Мой фильтр работал строго. Исключений не было ни для кого. Это было просто, потому что все ОНИ являлись для меня чужеродной серой массой, из которой высовывались малопривлекательные головы. А у меня наготове молоток. Бац – и голова вровень с полом. Игра такая.
Некоторым я давала шанс. И они тут же выказывали спесь.
- Когда говорят КРАСИВАЯ, - с разочарованием выговаривал ОДИН ИЗ… - я представляю девушку с правильными чертами лица, высокую и стройную.
Видимо, скромный букетик предназнался именно такой девушке. Отнюдь не мне. Надо признать, к тому времени я изрядно обнаглела. Особенно к смотринам не готовилась. Красилась, конечно. Но обходилась без укладки и долгих примерок. Впрыгивала в одёжку, которую носила ежедневно, собирала волосы в хвост и отправлялась на встречу.
- Но я и не толстая, - спорила я.
- Да, - кисло соглашался парень.
- И не маленькая.
- Да, - односложно подтверждал он.
- У меня большие глаза, густые волосы и прямой нос, - продолжала я нахваливать себя.
- Да, да, да, - кивал головой потенциальный жених. Но по его глазам становилось понятно, что больше я его никогда не увижу.
То, что я не была толстушкой, а являлась обладательницей больших глаз и прямого носа не делало меня красавицей. Так бывает. У двух женщин большие глаза, прямой нос, густые волосы. И на первый взгляд женщины очень похожи. Но одна смотрится красоткой, а другая - мышью. Странно это, правда? Впрочем, большинству я нравилась. Наверное, потому, что явных отклонений от нормы у меня не наблюдалось.
Первым же – САМЫМ первым! – на тернистом пути поиска суженого я встретилась с Лёней. Приятным молодым человеком, который так же как и я, был этаким середнячком, мышкой. Леонид оканчивал психологический факультет университета (тогда университет был один, его ещё не величали БОЛЬШИМ). Лёня набирал материал для защиты диплома на тему «Знакомства по брачным объявлениям»… Это он так говорил. Может, и врал. Формально Ленид Сергеевич Кухаренко подходил мне по всем статьям. Был питерским мальчиком с высшим образованием. Жил один в хрущевке, которая досталась ему после повторного замужества матери. Но вот казус! – он готовился к отъезду в Штаты. Такого фанатичного стремления к выезду зарубеж я дотоле не встречала. То есть я, конечно, знала, что существует категория граждан, жаждущих покинуть СССР. Но эти отщепенцы были либо евреями, которых тут ущемляли (с их слов), либо людьми творческими, которых опять же ущемляли (не давали творить в той манере, в коей им хотелось). Однако Кухаренко в свете пятой поправки был непогрешим. Да и стопроцентно творческим человеком назвать его было можно с большой натяжкой.
- Всю жизнь я жил не благодаря, а вопреки, - рассказывал он о себе. – Ушёл с последнего курса Политеха, потому что понимал: не моё это. Ну не буду я работать инженером! Неинтересно. Поэтому в двадцать шесть всё ещё студент.
- Думаешь, ТАМ будет легко? - зондировала я почву на предмет дальнейших отношений (кадр-то был подходящим).
- Знаю, что нелегко. Но всё ж будет жизнь. Движение. А здесь всё протухло. Обрыдло. Не могу каждый день сталкиваться с идиотизмом. Взять, к примеру, оформление визы. Это такая канитель – не передать! Во всём мире люди свободно путешествуют, но только не у нас!
- Но ты, вроде, не путешествовать собрался, - апеллировала я, – а на постоянку.
- Какая разница? Уже столько взяток передано, что хватило бы на дорогу туда…
- И обратно? – подсказывала я.
- Нет. Никакого обратно. Меня тут ничего не держит.
«Вот. НИКАКОГО ОБРАТНО. Я не в счёт».
Хотя надеяться на обратное было бы глупо. Я ничем не подтвердила свою заинтересованность. Воспитанная в строгости, я искренне полагала, что секс не главное. С бывшим мужем по этой части всё было нормально. И когда говорили «она ТАКОЕ в постели вытворяет», не совсем понимала, что же это ТАКОЕ. На тот момент, кстати, я ещё кормила ребёнка грудью. И обнаруживать пред кавалерами сей пикантный момент не собиралась. Собственно, я вообще не огорошивала кавалеров знанием о наличии ребёнка. До поры до времени.
- Правильно, - поддерживала меня мать. – Вот когда станет понятно, тогда можно и сказать.
Под ПОНЯТНО подразумевался человек стоящий. Проверенный. Лёня проверенным не казался. Во-первых, валит за бугор. Во-вторых: хоть выбирать мужа я старалась умом, но вопрос сексуальной привлекательности с повестки дня не снимался. А Лёня был… ну, совершенно героем не моего романа. Невысокий (1,78), худенький (хотя и пропорциональный), с интеллигентской внешностью Киану Ривза*. Приятный, впрочем. Но наброситься на такого в порыве страсти не хочется. Слишком уж утончён. Кроме того, Лёня (как и я) был рождён под созвездием Рак. Значит слёзы, упрёки, беспричинные движения души, нервенная дрожь, присущие Ракам, гарантированы. Тем не менее, одинаковость роднит. Мы могли анализировать психологические тесты, обсуждать правописание и рассказывать друг другу, не стесняясь, нелепейшие истории БЕСКОНЕЧНО. Зная, что можно. Поймут и не осудят. Что важно.
Я даже познакомила свою верную подругу Болотникову с Лёниным друганом. Та в благодарность незамедлительно сообщила мне, что друг Леонида меня симпатичной не считает. А вот её – да-с.
- Хоть Лёнька и говорил мне, что Татьяна симпатичная, я так не считаю, - пересказывала мне Юлька откровения Лёниного приятеля. - Вот Ты (то есть она) - другое дело.
Дело ясное: я - фу, Болотникова – чмоки-чмоки. Впрочем, какое мне дело, что там считает посторонний мужик, которого, я скорее всего, больше не увижу. Про себя же подумала, что, наверное, дело в прыще, некстати вскочившем аккурат на переносице. Замазать его было так же трудно, как и забыть про него. Кроме того, существовал ещё штрих, гревший моё самолюбие.
- Нет, я не считаю, что вы похожи, - в ответ на моё «правда, мы похожи с Юлькой?» сказал Лёня. – Твоя подруга диспропорциональна: слишком большая голова по отношению к туловищу. Этим страдают многие люди маленького раста. Кузьмин*, например.
«Лёня зрит в корень», - порадовалась я за него (и за себя, конечно, тоже). Я была с ним совершенно солидарна. Правда, сообщать Болотниковой обидную правду не стала. Но, но, но… нужно было обрести твёрдую почву под ногами. И мысли о Лёне пришлось похоронить.
А другие кавалеры были холодными. Чужими.
- Что ты читаешь? – анкетировал меня один из них.
- Анжелику* - сообщала я.
Тогда я ещё не знала, что чтение подобной литературы надобно скрывать. Читай себе на здоровье, но не афишируй. Знакомым (особенно шапочным) следует говорить, что читаешь «Историю государства Российского», либо Библию, либо Ницше. Не читаешь даже. ИЗУЧАЕШЬ. Дабы в сравнении с другими философскими трактатами и историческими справочниками открылся у тебя третий глаз и снабдил мудростью, коей можешь поделиться с собеседником, чтобы и он обогатился твоим опытом. Всё это подтвержало теорию о том, что жизнь надлежит прожить мучаясь самой и мучая других.
- А, Анжелика, - снисходительно ухмыльнулся ухажёр. – Та самая, которая всем дала за исключением короля.
- Ага, - я обрадовалась, что новый знакомец – знаток творения супругов Голон.
- Помнится, мы обсуждали странную избирательность мадам Анжелики в компании. Сначала на русском. Потом кто-то предложил перейти на язык оригинала… французский, - пояснил он, взглянув на меня сверху вниз. – Потом перешли на немецкий. На последнем было смешнее всего.
Несомненно. Я мигом представила сцену порнофильма, обставленную а ля «маркиза ангелов». Нижние юбки у Анжелики на голове, грудь вываливается из корсажа. Сзади дебелый немец рычит: «Дас ист фантастиш!» Учитывая нынешний антураж и прибамбасы 18 века, действительно смешно. Впрочем, новый друг наверняка имел ввиду другое. О чём свидетельствовал его снисходительно-холодный взгляд. Отсутствие чувства юмора у мужчины хуже низкого роста. Да и быть дурой в компании полиглотов не хотелось.
Вот вам ещё портретик.
- Ну да, ты ничего, - вяло процедил модный молодой человек («Фирмач», - мигом окрестила его я). – Но для меня главное – фигура.
Нет, не «фирмач». Фигурист. Так метко охарактеризовал свой подход в выборе женщин более поздний мой знакомый. Для «фигуриста» главное фигура.
Фигурист - так же лениво, как и меня - оглядел зал. В молодом человеке присутствовала некая расслабленность. Как у нарика после дозы.
- Вот эта, - он кивнул на тётку в длинном пуховике и джинсах, - толстая?
- Хм…хм, - меня внезапно озарила догадка. - Постой, ты хочешь сказать, что я ТАКАЯ?!
По мне, так тётенька за соседним столом – просто облако в штанах.
- А ты не толстая? – оценивающе взглянул на меня сосед.
«Сосед» буквально. Жил неподалёку. Оттого решили встретиться, не тратя времени на разговоры. Лучше один раз увидеть, чем час проговорить.
- Просто на тебе такое же пальто.
«Ещё чего! У меня финское, настоящее! А там – не пойми что…и на ком».
- Так ты не толстая?
Снова здорово. То, что пацан не мастер риторики, было понятно ещё по телефону, но не до такой же степени! «У попа была собака, он её любил…» - честное слово, какая-то бесконечная песня.
Нет, не мой это тип. Однозначно. Как говорила Карен ван дер Бик*: «Говорить для меня – то же самое, что и заниматься сексом».
Особая категория – жадины-говядины. В различных степенях жадности.
- Бассейн для беременных – это важно, - по-роденовски* обхватив безвольный подбородок, изрёк «один из…» (кавалеров, женихов, ухажёров). – Простите…
«Простите» предназначалось не мне, а очередному покупателю книжного магазина «Родина». Покупатель желал разминуться с нами на узкой лестнице, где молодой человек предложил устроить первое свидание. Из экономии, полагаю. Не люблю жадин.
Следующая рубрика – астрологи.
Так, «один из…» во избежании дополнительных трат (я намекнула, что не худо бы перекусить) мариновал меня в фойе кинотеатра два часа.
- Да-а, - наигранно-смущённо потирал он нос по окончании просмотра, искоса поглядывая на меня. - Горячая бабёнка эта Миранда.
Интересно, он знал, что фильм эротический? Тинто Брасс* в этом фильме использует смесь различных жанров — драмы, детектива, комедии, но основной жанр — эротика. Главная героиня фильма — Миранда, владелица местной таверны в Венеции. Она обольстительно красива и потрясающе сексуальна. Она была замужем и любила своего мужа, но его забрала у неё война. Время прошло, Миранда — женщина, и она хочет найти себе нового любимого. Красота Миранды влечёт к себе многих мужчин, но выбирает ОНА. Миранда встречается с четырьмя мужчинами. Зимой она знакомится со старым богатым дипломатом, весной — с молодым шофёром, летом — с американским ветераном, а осенью — с новым официантом в своей таверне. И теперь она должна выбрать — кто же ей больше подойдёт как муж. Её выбор для многих неожиданный — она выбирает непритязательного официанта и выходит за него замуж. Мораль сей басни такова: зачем вы, девочки, красивых любите?
Впрочем, МОЕМУ жаловаться не внешность было бы грешно. Его отпугнул мой… гороскоп. Полное несоответствие. Пусть. Что не делается – всё к лучшему.
Иной кавалер отличался настойчивостью. Но на встречу или не являлся, или приходил с большим опозданием.
- Вы отнимаете у меня время! – сердилась я, объясняясь с очередным опоздуном.
- Дайте мне второй шанс! – молил он.
- Нет, - я была категорична. – Зачем? Вы себя уже зарекомендовали как безответственный субъект.
- Как безжалостны красивые девушки! – восклицал мистер безответственность. И кардинально менял тему: - Вы носите короткие юбки?
- Что-о?!
- Красивые девушки носят короткие юбки. Если нет – значит, у них что-то не то с ногами.
- Я ношу джинсы, - отрезала я.
«Наглец!» - его замечание угодило в больное место. Юбки мини я действительно не носила по причине отсутствия стройности в ногах. У меня и джинсы-то появились совсем недавно. Горбачёв подарил. О двусмысленной роли моего бывшего в этой истории я расскажу ниже.
- Джинсы могут носить все: толстые, кривоногие… А вот короткие юбки – нет, - безапелляционно заявил мой собеседник.
Я занервничала. А когда я нервничаю, слов рождается слишком много, чтобы моментально облечь их в приличные формы.
Воспользовавшись паузой, кавалер задал ещё более бесстыжий вопрос:
- Скажите, вы ночью просыпаетесь от желания?
- Кто? Я?! – подобные вопросы – это мове тон, чёрт знает что такое!
- Почему нет? – как ни в чём не бывало продолжал развивать тему порочный тип. – Красивые девушки сексуальны.
- Знаете, у Вас какой-то совковый подход…
- Не-ет, это у Вас, извините, совковый подход.
«Всё! С меня хватит!»
- Простите, не могу больше с Вами разговаривать. У меня сынишка плачет, - упоминание о сыне свидетельствовало, что перспектив дальнейших отношений я не вижу.
- Так у Вас сын? Почему вы не сказали раньше?
- Вы и не спрашивали. Вас интересовало, ношу ли я мини, - парировала я. – Это что-то меняет?
- Конечно, - парень тут же посерьёзнел. – Это всё меняет. Я бы стал с Вами говорить совершенно иначе… Может, вообще не стал бы. Знаете, я считаю, что Вы меня обманули.
Я положила трубку. «Укол – туше» - я чувствовала это каждый раз, разговаривая с очередным звонившим и умалчивая о ребёнке. Не сказанная правда – та же ложь.
Иногда я прерывала общение, обещающее стать приятным, именно по причине недосказанности. Парнишка, которого мы с матерью прозвали Зонтиком, был на год меня младше. А выглядел и того моложе. Был он не высок, не красив, но добр и обаятелен.
- У меня есть комната, - доверительно шепнул он. - Бабушка оставила.
Звучало интригующе. Мы шли бок о бок под чёрным зонтом. Зонт сгущал сумерки питерского неба, добавляя интимности. При обращении друг к другу мы едва не касались губами.
- Ух! - очередной порыв ветра задрал зонт кверху, выворачивая наизнанку спицы.
- Я починю, починю, - успокоил он меня. – Я подрабатываю в одном кооперативе, который занимается ремонтом всякой всячины. В том числе зонтиков.
Зонт он принёс на следующее свидание. Вручил торжественно. Чистое мальчишеское лицо с чувством выполненного долга, на нём написанного. Нет, мой друг Зонтик*, незачем тебя впутывать в мои блудняки. Живи себе спокойно. Без меня.
Были и те, кто обидеть норовил.
- И кто ОН? – допрашивал меня отверженный.
- Штурман дальнего плавания, - мечтательно закатила глаза я.
- Одна будешь жить, - безжалостно констатировал тот.
- Справлюсь.
- И…как он тебя находит?
- То есть?
- Ну, если уж ТЫ красивая, моя бывшая – просто королева.
- Вот и замечательно. Живи со своей женой, - ответила я обидчику.
Мой выбор окончательно пал на Александра. Александра Карловича Шпака. Руководствовалась я главным образом поговоркой «на безрыбье и рак рыба». С первого взгляда товарищ впечатления не произвёл. Хотя это неправильно. Впечатления были. Они ушли в минус. Шпак был выше среднего, худощав. Физиономия слегка лоснилась, имела «послебанный» колор и носила отпечатки угревой сыпи. В причёске присутствовали ранние залысины. Но хуже всего перечисленного – запах. Какого-то прогорклого машинного масла.
Воспитание не позволило мне покинуть незадачливого жениха сразу же.
- Пройдёмся? – предложил он.
- Отчего нет? Говорят, пользительно на сон грядущий, - пожала я плечами.
- Я окончил Макаровку, - начал он рассказывать о себе.
Знаете, как звучит гонг, когда выпадает выигрыш? «Та-дам!» - услышала я.
- Только что вернулся из плавания. Остановки во всех лучших портах Скандинавии. Затем Дания, Германия…до Португалии включительно. Далее тем же курсом с небольшими изменениями. Заход в Калининград и Прибалтику. Оттуда – в родной Питер.
«Та-дам, та-дам!»
- А кто тебя ждёт на берегу? – осторожно стала наводить я мосты.
- Мама ждёт…
Я прислушалась. Нет, победный гонг больше не звучал. Увы, жил штурман дальнего плавания с маман. Я посмотрела на часы.
- А меня сынишка ждёт. Пора, - упоминание о сыне, насколько вы помните, означало: «Прости, прощай…»
- Меня, вообще-то, тоже сын ждёт, - признался Саша.
- Сколько ему? – на автомате выдавила я.
- Пять вот-вот исполнится.
- Где же его мама?
- Она актриса. Театра «Ромэн», - пояснил он.
- Она что, цыганка? – чем дальше, тем интереснее.
- Да нет. Там полно русских. Только вот привязанности к сыну она не испытывает.
- А вы с ней в разводе? – уточнила на всякий случай я.
- Ну да.
- И ребёнок после развода остался с тобой? А когда ты в море, где сын? – оставить ребёнка на мужика мне казалось это невероятным.
- Тогда с матерью. Моей матерью. С бабушкой.
«Ой-ёй», - чуть не вырвалось у меня. Но мы уже подошли к моему дому. Настала пора прощаться.
Так мы стали встречаться с Александром. Ей-богу, я верила (или хотела верить), что в конце будет счастливый финал.
В свои двадцать пять я была неразвита по многим вопросам. Воспитывалась в стране штампов и мыслить самостоятельно не умела. Да и кругозор мой не отличался широтой. Но Шпак относился лояльно к моему невежеству. Зайдя отовариться по спецталонам моряка-загранщика*, он взял целую упаковку пластиковых стаканчиков с нарисованными на них фруктами. Мне очень хотелось спросить: «Что это?» Но Шпак и сам сообразил, что следует рассказать о диковинных заокеанских баночках. Сейчас думаю, на то и был расчёт: уязвить меня в печёнку и поразить в самое сердце.
- Это йогурт, - сказал он вполголоса, как бы по секрету.
Была у него такая привычка: общаясь со мной, быть завораживающе таинственным. Вернее, это он так полагал. Но полностью отрицать магию заимствованных слов и красивых обёрток не могу. Определённую силу воздействия они всё ж имели, придавая таким образом некий шарм малопривлекательному Александру. Собственно, я была не подарком: без отдельного жилья, с ребёнком и не престижной работой (до декретного отпуска я служила воспитательницей детского сада). Так что я продолжала встречаться, зажав нос, с несимпатичным Шпаком.
- Я тебе кое-что привёз, - как всегда с оттенком загадочности торжественно объявил Шпак.
Мы встретились после двухмесячного его отсутствия. Александр Карлович бороздил на торговом судне моря и океаны. Иногда, будучи за границей, он мне звонил. Мне это нравилось.
Кода Шпак произнёс «кое-что», мне сразу представилось колечко в бархатной коробочке. «Видимо, со дня на день состоится предложение», - размечталась я.
Всё-таки женщины – странные создания. Не представляя жизни ни с Александром, ни с его отпрыском, не знакомая с его родными, я уже мысленно видела себя в свадебном платье.
Каково же было моё разочарование, когда он выставил на столик в кафе два пластиковых контейнера. В них помещался мохнатый фрукт, приобретший в Советах мегапопулярность… Может, и не МЕГА-, но торговали им все торговые точки, в буквальном смысле сколоченные из ящиков*. Я по своей серости принимала сей заморский фрукт за обыкновенную картошку. Недоумевая, к чему её выложили в красивые коробочки и расфасовали столь малыми партиями.
Оговорюсь: картофель в СССР было принято покупать килограммов по десять кряду. Для чего брали крепкую авоську и посылали в магаз отца семейства. В дурно пахнущем овощном мужчина подставлял сетку под наклонную трубу, по которой подавался в торговый зал картофан. Продавщица зычно кричала в подсобку: «Десять кило!» И, орудуя палкой, предназначенной для подталкивания овоща и продвижения его по адской машине, осуществляла заказ. Часто наиболее крупные экземпляры картофеля забивали трубу, перекрывая его бесперебойную подачу. Тогда вызывался боец невидимого фронта из подсобки. Чтобы, матерясь и дымя папироской, при помощи той же палки-помогалки освободить отверстие в трубе, чрез которое выкатывались картофельные клубни.
То, что на так называемом «картофеле» нового поколения присутствовала ворсистость, мне было невдомёк. Я, выученная матерью и бабушкой ничего не брать у спекулянтов, не подходила к этой продукции близко. И вот-те на: это и не картошка вовсе. У меня вертелись на языке вполне объяснимые вопросы: как его употреблять в пищу? жарить? варить? в кожуре или без?
Александр, лукаво посмеиваясь (видимо, именно на такой он эффект он и рассчитывал), разъяснил что и как.
- Берёшь его, очищаешь от кожицы и ешь. Очень вкусно.
Действительно, было вкусно. Пытаясь разобраться, на что же похож диковинный фрукт под названием КИВИ, мы с матерью уплели целых две упаковки в тот же вечер. Фрукт оказался коварен. Ночью мы не сомкнули глаз. Киви обладал свойством слабительного.
Вспомнился эпизод знакомства Шпака с моей семьёй.
Воспользовавшись тем, что дверь на минуту отворилась, в комнату немедленно ворвался Юрка – мой полуторагодовалый сын.
Говорить Юрик начал рано. Но его птичий язык для непосвящённых был сущей абракадаброй. Александра это не смущало. Как и то, что ребёнок буквально ходил по головам взрослых (малыш любил ползать по спинке дивана, а мы, соответственно, сидели «этажом» ниже). Ещё я была благодарна своему кавалеру за отсутствие фальшиво-наигранного:
- Ну-ка, давай рассказывай:
- как тебя зовут?
- как дела?
- сколько тебе лет?
и
- ты маму любишь?
Наличие в ассортименте перечисленных вопросов вовсе не означает, что взрослый – великий знаток детей. Скорее наоборот. Обычно дети ипрячутся от назойливых посетителей, зная, что их будут донимать подобными вопросами.
Шпак был свободен. Открыт. Что, бесспорно, являлось плюсом (который я оценила в полной мере гораздо позднее). Он знакомил меня со своими знакомыми, представляя гордо:
- Это моя девушка.
В компании я вела себя скромно. Говорила мало, больше слушала. Каково же было моё удивление, когда жена его приятеля сказала:
- Саша сейчас очень хорошо выглядит. Вот когда работал на рыболовном судне…
Оказалось, что сначала Шпак окончил среднее мореходное училище. По окончании заготавливал рыбу на Дальнем Востоке. Его судно служило этакой консервной банкой. Первоначальную консервацию моряки осуществляли на борту. Разделывали и просаливали тушки, частично просаливаясь сами. Прибывая на берег, въевшийся в кожу запах рыбы долго не выветривался. Уже не говоря о том, что работа была тяжела физически. Поэтому он так гордился, что закончил Макаровку и распрощался с прежним своим занятием.
- И с женитьбой Сашке не повезло, - продолжала женщина. - Знаешь ведь, что ОНА его бросила вместе с годовалым сыном.
Жена приятеля испытующе посмотрела мне в глаза, как бы спрашивая: «Ты ведь так с ним не поступишь?» Я отвела глаза, чувствуя себя не в своей тарелке. «Хорошо он выглядит... как же. Да и запах, похоже, въелся навеки».
Вся ситуация развития нашего, так сказать, «романа» со Шпаком была какой-то мутной. С одной стороны Александр Карлович должен был относиться ко мне серьёзно, коль терпел моё воздержание длиной в год (столько, включая время его плавания, мы, вроде как, встречались)… Впрочем, вопрос воздержания был спорным. Так как я как раз и не воздерживалась, продолжая встречаться с бывшим мужем (минуту терпения - я помню, что обещала рассказать об этом позже). Но как мы собирались строить свою будущность, если и я, и Саша, имея детей, жили с родителями?
В то же самое время я стала замечать, что походы в кино Александра свет Карловича стали утомлять. И он всё более активно забрасывает удочки на предмет «чё как».
- Сейчас жёнам разрешают сопровождать мужей в плавании, - вращая глазами, сообщал он, пододвигаясь ко мне.
По мере его приближения дегтярный запах становился всё более удушливым. Я непроизвольно отодвигалась, никак не комментируя услышанное.
Саша однако ж не терял надежды завалить меня в койку.
Однажды из любопытства я пришла к нему на корабль. Ознакомиться, так сказать, с бытом штурмана. У него, ясен перец, были относительно меня другие планы. Стоило мне приземлиться (на стул, на кушетку или даже прислониться к стене) – Шпак немедленно оказывался рядом. Приобнимая за плечики и пытаясь облобызать. Я – учёная! – уклонялась от объятий и поцелуев.
Вышел Сашок на воздух весьма удручённым. А я поняла: сухой расчёт не для меня. Против зова крови не попрёшь.
- Опять ТВОЙ звонит, - фыркнула мать, передавая мне трубку. – И чего звонить по десять раз? С первого раза договориться не можете?
К слову сказать, я уже была при параде: одетая и накрашенная. Особенно тщательно.
- Я возвращаюсь к мужу, - собравшись с духом, произнесла я, когда мы встретились. – Мы решили попробовать сначала.
- Что ж, удачи. Пусть у вас всё получится, - ответил незлобивый Шпак.
Больше мы не встречались.
Произнесённые слова не были пустым звуком. Поиски нового мужа не увенчались успехом. И я решила подарить Горбачёву ещё один шанс. Что, конечно, было ошибкой. Уходя – уходи. Но такова уж я. Ситуация возвращений проигрывалась потом всю мою жизнь.
К слову сказать, мой бывший во время поиска ему замены никуда не девался. Правда, жили мы раздельно после произнесённого мною строго:
- Нам надо отдохнуть друг от друга.
Горбачёв не возражал. Он переехал на квартиру к тётушке. Где, кроме нежданного племянничка, проживали муж тётки Эдик и сынок Вадик. Эдик, Вадик…эти имена хороши в полном варианте. В школе же дети, наречённые Эдуардами, мигом превращаются Педиков (поскольку Эдик прекрасно рифмуется именно с этим неблагозвучным словечком), а Вадик – в Гадика. Кстати, мой муженёк звался тоже довольно пафосно. Роберт - не больше, не меньше. Таким образом, сложилась компания из Робика, Эдика и Вадика. Смех, да и только.
- Почему ты не поехал к себе в общежитие? – спрашивала я супруга.
- Там сейчас живут Галя Кузьменко и… - я тут же отключалась. Мне никогда не запомнить имена многочисленной родни Горбачёва. Прибывших большей частью с Заполярья, где им, как и моему благоверному, довелось родиться.
Я заметила, что в людях, родившихся в маленьких городках, необыкновенно развит дух землячества. Тем, кто живёт в мегаполисах, подобных Москве и Петербургу, порой неведомы соседи по лестничной площадке. Те же, кто явился из местечка, дай бог насчитывающего тысяч тридцать населения, казался сей факт совершенно непостижимым. Они продолжали тащить узы сельского братства в столицу.
Как-то раз, стоя в магазине, я на минуточку представила, что люди из очереди – мои знакомые. В глазах потемнело от ужаса. С ними же надлежало поддерживать натужную беседу, мило улыбаться (даже если мне совсем того не хотелось).
- Слушай, как ты переносил подобное? – обратилась я к мужу, стоявшему рядом.
- Что ты имеешь в виду? – он даже не понял сути вопроса.
Вот! Другой образ мышления. Другой менталитет. Пусть меня осудят, но, может, Жозеф Гобино* в своём трактате и не был так уж неправ в отношении неравенства человеческих рас. Впрочем, речь не о расе… Мезальянс – вот нужное слово! И если в социалистическом обществе считалось дурным тоном рассуждать на подобные темы, то сейчас это явление признано и изучено. Пожалуй, не удержусь и напишу о своих открытиях в этой области. Бытовой мезальянс – это лентяйка и трудоголик, вегетарианка и мясоед, военный и пацифистка. Возрастной – самый, пожалуй, распространённый из известных мезальянсов. Но есть и множество других. Так, НАЦИОНАЛЬНЫЙ мезальянс – где она дитя гор, а он аристократ, к примеру; ПОЛИТИЧЕСКИЙ – «зелёный» и коммунистка; ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ – она, простите, – дура, а он – учёный и наоборот; СОЦИАЛЬНЫЙ – классический пример Катерины и Гоги из к/ф «Москва слезам не верит»*. И лучше избегать любого из перечисленных неравенств. Если вдуматься, «заплесневелые» разговоры об избраннике СВОЕГО круга куда как верны. Юные созданья отчего-то уверены, что их счастье будет строиться исключительно на любви. Но страсть проходит быстро. Когда же остаёшься один на один с индивидом, который читает тебе нотации о вреде мясных продуктов, критикует тебя за беспорядок в шкафу и кипятится за равнодушие гражданской позиции - это ещё цветочки. Гораздо хуже, когда совсем недавно любезный твоему сердцу молодой человек обнаруживает незнание элементарных с твоей точки зрения предметов и хочет только одного: проводить с молодой женой время исключительно в постели (до этого изрядно приняв на грудь в компании таких же нигде не работающих оболтусов). Ты, начитавшись о благотворном влиянии женской натуры на грубую мужскую сущность, изо всех сил пытаешься облагородить супруга. Потом обращаешься к другой воспитательной мере – беременности и рождению ребёнка. Всё без толку! И, устав биться с непослушным остолопом, полная праведного гнева, подаёшь наконец на развод.
Так было и у меня. Обидно, что я, всегда считавшая себя девушкой дальновидной и благоразумной, так просчиталась. Ведь говорили же мне:
- Аня, присмотрись хорошенько, годится ли ОН в мужья…
- Вы совершенно разные…
- Ты считаешь, это ТОТ человек, который сделает тебя счастливой?
Но я уже закусила удила. Да и кто говорит, что замужество – это счастье? Скорее, тяжкая доля, которая вменяется в обязанность каждой женщине. А если на тебе нет этого клейма, то ты, вроде как, с брачком. Что-то в тебе не того, если ни одна особь мужского пола не захотела связать с тобой свою жизнь.
Ведя свободную жизнь на буднях, по выходным мы с Горбачёвым воссоединялись, чтобы пестовать малыша, который обожал отца. Иногда любящий папаша приходил пьяный в лоскуты. Но и этот факт не мешал мне тащить его в магазин за продуктовым набором.
- Правильно, - одобрительно гудела матушка. – С паршивого козла хоть шерсти клок.
Помня её высоко моральную позицию до моего замужества, это было странно. Видимо, ДОбрачная мораль ощутимо разнится с ПОСТбрачной. Недаром кружки замужних матрон и девушек на выданье шептались на светских балах в разных углах. Во все времена не пристало девицам знать правду. Их нежные сердца берегли так же, как школяров от суровых жизненных реалий.
Тем не менее следовало оформить наши развалившиеся брачные отношения.
- Как же быть? – ломала я голову, вертя справку из суда, где мужу надлежало поставить свою подпись и заверить по месту службы печатью.
- Нашла из-за чего голову ломать, - усмехнулась мать. – Гоша тебе сколько хочешь таких справок напечатает.
ГОША – точнее, Георгий Ефимович Радкевич – имел доступ к печати, на которой гордо значилось КООПЕРАТИВ «КОТЕЛЬЩИК». Председателем «Котельщика» выступал приятель отца. Отбывая по производственным делам, он оставлял печать в свободном доступе. Чтобы при необходимости инженеры могли шлёпнуть ею по документу. Чем папаня не преминул воспользоваться.
- Держи, - хмуро сказал отец, протягивая мне справку, заверенную по всем правилам.
Папа, несмотря на беспартийность, был очень совестлив.
Я, всё ещё робея, понесла документ в условленное время в суд. Там, вопреки моему представлению о ходе судебного заседания, женщина-судья быстро ознакомилась с содержанием справки и буднично произнесла:
- Заверите в ЗАГСе. Адрес на информационной доске.
Никаких тебе разбирательств и уговоров. Я же себе представляла картину, почерпнутую из художественных фильмов: полный зал народу, опрос свидетелей, прения и слёзы…
Что ж, так оно даже проще. Товарищ Горбачёв не сразу и узнал о состоявшемся процессе. И когда он, в очередной раз налившись под завязку сорокаградусной, заявил, криво усмехнувшись:
- Ну, так разведись со мной, если я такой плохой.
Я коротко бросила:
- Уже.
- Уже ЧТО? – обалдел он.
- Уже развелась, - пояснила я.
Горбачёв поморгал:
- Как это тебе удалось?
- А вот так, - не стала я вдаваться в подробности.
- И моего присутствия не потребовалось? – изумился бывший муж.
- Не-а, - беспечно сказала я, с радостью ощущая, что чувство беспредельной жалости к непутёвому супругу бесследно испарилось.
Сначала я мучилась раскаяньем, что провернула выше изложенную комбинацию, даже не соизволив поставить в известность муженька (всё-таки пятьдесят процентов было во мне от интеллигентного отца). Не могла смотреть в глаза благоверного, когда тот в редкие часы просветления играл с сыном. Или бряцал на гитаре незамысловатые мелодии под вирши собственного сочинения. Или совал деньги. На глаза наползали слёзы. Мне хотелось подольститься, попросить прощения за подлый поступок. Но чаще всего Роберт являлся неопрятным хамом с бодуна… в лучшем случае. В худшем – едва вяжущим лыко. Тогда мутная волна ненависти к нему вновь захлёстывала меня. И я ничуть не жалела о проделанной махинации. Напротив, мечтала, как предъявлю ему сначала свидетельство о разводе, а потом - нового мужа.
Несколько ледяных капель упали мне за шиворот и потекли по спине. Я вздрогнула. Глаза, привыкшие к темноте шалаша, разглядели муравейник. Ещё шаг – и я встала бы в огромную муравьиную кучу. Представив, как насекомые заползают мне в кроссовки, проникают под джинсы и поднимаются вверх, я задохнулась. Вполне явственно я ощутила, как муравьиные дорожки сливаются в непрерывную реку и кольцом обхватывают моё туловище. Как их жалящие укусы нестерпимо зудят. Превращая тело в нездорово розовый волдырь (так, вероятно, выглядят больные при отёке Квинке). Ещё минута – и я поднимусь в воздух, как тётушка Марджори, которую раздул Гарри Поттер.
- Бр-р! – я потрясла головой, освобождаясь от навязчивого видения.
Однако пора выбираться из елового вигвама. Того гляди, закончиться тихий час, а я ещё на полпути к озеру.
Глава 2. На озере.
Миновав ручей, я поднялась на горку и пошла лесом до озера. Вообще-то до него рукой подать. Если бы не разросшиеся коттеджи на берегу. Они перекрывают прямой путь. Из-за них нужно, аки заяц, петлять, чтобы выйти на песчаный пляж Лемболовского озера.
Миновав лесной отрезок пути, кишащий комарьём, я очутилась на берегу бескрайнего водоёма. Гляжу на водную гладь расстилающегося вплоть до горизонта озера. Сегодня оно радует взгляд совершенным штилем своей зеркальной поверхности. Впрочем, «зеркальная поверхность» не что иное, как художественное преувеличение. На самом деле поверхность озера к середине лета приобретает цвет мутной лазури. Напрашивается мысль, что где-то в озерцо спускают химические отходы. Ещё Лемболовское озеро славно своим мелководьем. Можно идти, утопая в илистом дне до приемлемой для взрослого человека глубины чуть ли не четверть километра. Лично мне радости купания этот факт не добавляет. Минут пять я вынуждена идти в компании ошмётков тины и тушек мелкой рыбёшки. В жаркие летние месяцы рыба гибнет от длительного пребывания в воде, по температуре близкой парному молоку. Правда, последние три года рыбка не всплывает кверху брюхом. Холодно. Среднегодовая температура Питера с его предместьями плюс четырнадцать. Серо-мракотная зима и столь же неприглядно-тусклое лето. Что не мешает родившимся в Петербурге нежно любить свой город и безмерно гордиться им за редкой красоты исторический центр и богатую историю.
Полюбовавшись величественным зрелищем бескрайнего озера, я стала сбрасывать одежду. Тень немедленно отобразила все несовершенства моей фигуры. Я осмотрелась. Убедившись, что никто меня не видит, я улеглась на расстеленное полотенце.
Несколько раз перевернувшись, я поняла, что сегодня не смогу не окунуться. Жарко и потно. Несмотря на расхожее мнение о всеобщей любви к купанию, я терпеть не могу всенародные омовения. Дело даже не в том, что вода действует на меня, как катализатор всевозможных заболеваний: фарингита, трахеита, ринита, бронхита… Дело в самом процессе. Дно – липкое, противное. Вода – грязная, вонючая. При погружении – холодно и мокро (извините за каламбур). Плаваю я плохо. А уж идти, спотыкаясь, под испепеляющие взгляды прочих отдыхающих – и вовсе омерзительно. Но, окунувшись, конечно, чувствую облегчение. И выбираю для этого наиболее глухие уголки пляжа. Где-нибудь на кромке леса. Где вовсю беспредельничает мошкара.
В этот раз, как всегда брезгливо сморщив нос, я шла по мелкой воде, с трудом вытягивая стопы из ила. Вот очередной раз я забуксовала в вязком дне и дёрнула ногу. Моя буйная фантазия подсказала мне истинную причину столь неприятного продвижения до заветной глубины. Речное чудище, подобное тому, что живописал Александр Роу*, ухватило меня за щиколотку и тянет в грязное месиво, чтобы сделать одной из своих прислужниц. Не наложниц, нет. На эту роль в силу возраста уже не гожусь. Как говорится, в моём возрасте на панели можно стоять только с метлой. Но стирать царские тельняшки и обтирать трон от водорослей ещё способна. Я удвоила усилия, дабы освободиться от ужасного плена, но завязла ещё прочнее и медленно опустилась под воду.
- Тебе тут звонил мужик какой-то, - услышала я папин голос, окрашенный в тона серебристого металлика.
- Представился? – поинтересовалась я, решив не замечать холодность отцовских интонаций.
- Нет, - отрезал он. И добавил: - Но обещал перезвонить.
«Наверное, кто-то из бывших», - подумала я.
В последнее время активность моего поиска заметно пошла на убыль. «Возраст сказывается», – с грустью думалось мне. ВОЗРАСТ неумолимо приближался к тридцатнику. 29 – это вам не шутка.
После объявления «красивая девушка двадцати пяти лет желает познакомиться…» появились другие: «…двадцати шести…», «…двадцати семи…», «…двадцати восьми…» Правда, в последующих редакциях о своей неземной красоте я благоразумно умалчивала. Помнила, какие неприятности навлекло на мою бедную головушку огульное заявление.
Сначала я полагалась на скромное обаяние своей собственной личности. Но поняла вскоре, что не так уж она и привлекательна в глазах противоположного пола. И мало помалу начала создавать новое лицо. Интригующе-загадочное. Интеллектуально-свободное. Во всяком случае, так мне казалось.
И время от времени одерживала маленькие победы.
Первой такой победой был Александр (опять!) со звучной фамилией Калашников. Парень оказался на год старше меня. Крупный, физически развитый, весёлый. Обладатель русых волнистых волос до плеч, ярких васильковых глаз в обрамлении чёрных ресниц и таких же густых роскошных бровей. Смеющийся рот открывал белоснежные зубы. Здоровая кожа радовала румянцем. Чуть портил картину плоский нос, как у Джерома Флинна*. Делая его похожим на римского воителя (это с точки зрения оптимиста). С точки же зрения пессимиста в лице Калашникова благодаря его шнобелю было нечто лошадиное. Но – парадоксально! – Александра это не портило. Главным образом из-за его крепко сбитой, атлетической фигуры. В 90-е годы культуризм уже попрощался с социалистической моралью о пустоте и безыдейности раздувания мышц (что «не пристало советскому человеку»). И Александр вдохновенно занимался бодибилдингом. Благо времени для любимого занятия у него было навалом.
В каком-то смысле Калашников явился для меня образцом новой породы людей. В моём понимании человек, учившийся на инженера, им и должен работать. Машиной должно пользоваться для поездок на дачу. А спортом заниматься, чтобы согнать жирок. У Александра всё было не так. Он окончил Лесотехническую Академию, но идти работать по специальности и не помышлял. Приобрёл видавший виды жигулёнок и бомбил на нём. Это также шло вразрез с моими понятиями: покупать следовало только новый автомобиль. И боже упаси держать его под окнами! До того, как обзавестись железным конём, следовало прикупить гараж. У Калашникова же всё было шиворот навыворот. Дома для авто не было. Никакие доводы типа:
- Сгниёт ведь Жигуль за зиму! - на Александра не действовали.
- Другой куплю, - жизнерадостно сообщал он.
- Жалко, - апеллировала я.
- Чего его жалеть, – легкомысленно заявлял он. И не желая меня огорчать, добавлял: - Да я его успею продать до зимы.
- Ты же его только купил! – изумлялась я.
- Ага! – подтверждал он. – Но он такой убитый – счастье, что вообще бегает.
- Зачем тогда покупал? – не понимала я.
- А жить-то на что? – в свою очередь удивлялся Калашников.
- По специальности устроиться не пробовал? – пыталась его склонить к «правильному» образу жизни я.
- Сейчас инженеры не нужны, - хмыкал молодой человек. – Всё производство прахом пошло.
- Не знаю. У меня отец как работал инженером – так и работает. И неплохо, между прочим, зарабатывает, - не соглашалась я.
- Значит, мне не так повезло, как ему, - незлобиво говорил Александр. – Зато у меня ни начальников нет, ни фиксированного рабочего дня.
Как относиться серьёзно к такому человеку?
Но Александр мне нравился. С ним было легко.
- Я пока не могу пригласить тебя к себе, - извиняющимся тоном говорил Саша.
Я удивлённо на него смотрела. Прийти к мужику в гости для меня значило одно: заняться с ним сексом.
Но у Александра имелись свои резоны.
- Я живу в коммунальной квартире, - пояснил он. – Даже и не припомню, когда там ремонт делали.
То, что у парня было своё жильё – хорошо. Тот факт, что оно было коммунальным, огорчало.
- Неудобно туда девушку пригласить, - смущённо улыбнулся Саша. – Решил косметический ремонт произвести.
Было лестно, что из-за меня затеяли ремонт.
Мы стали встречаться. Сначала, как водится, состоялась прогулка с ознакомительной беседой. Потом кино. Затем кафе. Наконец Александр пригласил меня к себе в гости. Я намазалась. Надела кружевные трусы и принарядилась - наполовину в мамино, наполовину в то, что было куплено в обмен на ягоды. Тут, наверное, следует сделать ремарку. Когда я жила с родителями мужа за полярным кругом, узнала о действующем до сих пор натуральном обмене. Россияне собирали бруснику и сдавали её предприимчивым финнам. Те – в обмен на ягоды – расплачивались продукцией лёгкой промышленности. За собранные трудолюбивой свекровью ягодки было выручено немало дефицитных в Союзе шмоток. Комбинируя их с теми, которые подарил мне Горбачёв в совместно проведённые выходные, можно было выглядеть не хуже других. Венчали список модных вещей ботфорты из нежной замши. Они выгодно подчёркивали длину моих ног и скрывали некрасивый переход от колена к бедру. Также украшением моего гардероба я считала кофту изумрудного цвета: лохматую, украшенную металлическими пуговицами и аппликациями атласных цветов. Однако всё это в момент Х предстояло снять. С грустью я смотрела на себя обнажённую. Набранные во время родов килограммы схлынули, и грудки повисли, как у старух полинезийских островов (тех, что показывает Сенкевич* в «Клубе кинопутешествий»). «Всё-таки не понимаю я художников и поэтов, воспевающих красоту женского тела!» - размышляла я, стоя перед зеркалом. Лично я замечала только уродство: бугристые ляжки с кожей, как у бройлера, желеобразные животы, груди, словно лепёшки сырого теста. Продолжая придирчиво осматривать себя, я отметила дряблость ягодиц и неровность кожи на «окорочках». Вот живот по-прежнему плоский – даже удивительно, если вспомнить, какой он был на последних сроках беременности. И ни растяжек, ни провисания. Радовала и длинная спина с ложбинкой и красивым переходом от талии к бёдрам. Плечи тоже ничего: округлые, плавно переходящие к аккуратным рукам. «Да, грудь – хуже всего», - резюмировала я. Слышала, что богатые дамочки что-то вшивают себе в грудь. До поры до времени полагала, что делается это с одной целью: увеличить молочную железу. Сейчас осознала истинное назначение пластики. Выходит, всё-таки не размер имеет значение. Но, как известно, всё красивое вредно (так же, как всё полезное – противно).
- Во, видали дур! – громко возмущалась мать, тыкая пальцем в экран (там шла передача о трагической гибели девушки после маммопластики), – Сначала накачают себя парафином – потом загибаются от рака.
В её словах содержалось зерно истины. Имплантаты* - палка о двух концах. Но мне не светила коррекция груди ни в каком виде. Никогда мне не набрать фантастической суммы на имплантирование. Поэтому я извлекла из комода лиф типа «полумайка» и втиснула в него своё небогатство. Побудила меня купить сей прибамбас его исключительная дешевизна. Ни красоты, ни роскошества в вещице не наблюдалось. Красоты, кстати, она мне тоже не добавляла. И без того маленькую грудь приплюснуло так, будто мне вновь стало двенадцать. Я вздохнула. По-крайней мере, кавалер не сможет стащить с меня произведение рукастых китайцев в мгновение ока. Скорее всего, плюнет на неблагодарное занятие в пылу страсти. В конце концов, в половом акте молочные железы непосредственно не задействованы.
И почему бабы такие дуры? С чего они (мы) решили, что все мужчины на свете вожделеют одного: переспать с тобою, несравненной? Вот я, придя к Александру, первым делом взгромоздилась на железную кровать с шишечками (такая была в деревне у бабки Маланьи) и капризно протянула ножку в элегантной обуви. Давая таким образом понять ухажёру: даму следует разуть. Этот финт я углядела в зарубежной любовной киноленте. Калашников был несколько обескуражен моим поведением. Видимо, молодой человек не сразу заподозрил во мне женщину вамп. Затем, однако ж, сообразил, что к чему. Присел на корточки и стал тянуть на себя сапожок. Тот не поддавался. Александр побагровел с натуги.
- Крепко сидит, - попытался оправдать он собственную несостоятельность.
Я, находясь в положении «руки в высоком упоре, правая нога вверх» чувствовала, как конечности постепенно немеют. Жаль, что картинные позы в жизни принимают комический оборот.
Точно так же, как и любовные соития. Как тут не вспомнить великолепного Алана Рикмана в роли Метатрона*. Со слов его персонажа наблюдение за людьми во время секса – любимое занятие богов. Ни капли вуайеризма*. Смех да и только.
Обнаружив во мне сексуально активную даму, Александров цветок сник. Ничего не получилось. Как я убедилась впоследствии, представители сильного пола хотят таковыми оставаться во всех обстоятельствах. Тем более в постели. Инициатива должна исходить от них, никак не иначе. Я была разочарована. Не от того, что так не терпелось совокупиться (после рождения ребёнка я вообще не испытывала влечения), а от того, что физически крепкий мужчина не справился со своей генетической задачей. Образ мачистого Калашникова как-то сразу поблёк в моих глазах. И все его прелести потеряли привлекательность: гладкая безволосая грудь показалась искусственной, член неприятно скользким, гадкого ярко-розового оттенка.
- Я тебе нравлюсь? – спросила я.
- Да, - кивнул он без тени сомнения.
«В чём же тогда дело?» - напрашивался вопрос. Но вслух, разумеется, его не произнесла.
- Не люблю очень худых, - пояснил Саша.
Вот так аргумент! Всё-таки мужчины не умеют говорить комплименты. Большинство из них. И, если подумать, это хорошо. Если же индивид мужеского пола рассыпается в благозвучных метафорах, следует насторожиться. Это говорит о том, что перед тобой отъявленный сердцеед. А если ещё к этому мужчина чрезмерно заботится о своей внешности, сомневаться не приходиться: он - дамский угодник.
Александр вдруг разоткровенничался.
- Представляешь, мы ведь с моей будущей женой всего один раз переспали, и она сразу забеременела. А потом совсем не подпускала меня к себе, - он помялся: - Да и первый раз, если честно, отдалась мне нехотя.
Я удивлённо подняла брови. Уловив немой вопрос, Саша пустился в объяснения.
- Мы в академии вместе учились. Я-то сначала профтех закончил…
Я едва удержалась, чтобы не фыркнуть. Профессионально-технические училища были не в чести у молоденьких девиц из интеллигентных семей (вернее, считающихся таковыми).
- …а потом наш учитель математики порекомендовал мне в «Деревяшку»* поступать. Там конкурс невелик, а кафедра математики сильная. Ну, и у него там приятель, что ли, работает… - вывалил на меня ворох информации Александр.
- То есть ты туда по протекции попал? – усмехнулась я.
- Не то чтобы… Я всегда любил точные науки. Вот с правописанием у меня беда.
Что верно – то верно. Обратила на это внимание ещё тогда, когда читала его первое письмо. Даже раздумывала, стоит ли отвечать. Хоть парень и писал об имеющемся дипломе о высшем образовании, но, как говорится, бумага всё терпит. Однако, вспомнив послание некой девицы в кармане моего муженька, вздохнув, принялась за ответ тогда ещё незнакомому мне парню Калашникову. Кстати, любопытная история. Карманы благоверного я чистила регулярно. И скажу, не краснея, не потому, что затевала стирку или что-то искала. А по той простой причине, что финансы от супруга получала исключительно на булавки. Про остальное (как то: еда, одежда и коммунальные услуги) любезный супруг забывал. Так вот, найдя мятую, исписанную корявым женским почерком бумажку во внутреннем кармане муженьковской куртки, я немедленно изучила её, совершенно не задаваясь нравственно-этической стороной вопроса. Записка изобиловала абсолютно чудовищной орфографией. Несовместимой не только с правописанием, но даже с произношением. Как будто её нацарапал иностранец. Судите сами:
«Ни обхадима свидица пад ходи сиводне в 6 кпамитнику пушкина нагосьтинки»
Впечатлила малява? Так что отсутствие запятых и несогласование падежей в сложных причастиях можно и не считать за ошибки.
Несмотря на заверения Александра, что я ему симпатична, отношения после фиаско в постели потихоньку сошли на нет. Исполненная решимости как-то поправить ситуацию, я пригласила парня к себе.
Дело было летом. Из родоков дома был один брательник – остальные укатили на дачу. Я попросила братца перекочевать в родительскую спальню, а мы с Александром устроились в моей комнате. Очень скоро я поняла, что действие развивается по уже знакомому сценарию. Боевой дух гусара был сломлен после попадания его снаряда на моё, так сказать, «поле». Меня пронзило удивительное открытие: женские «поля» имеют различный, как бы это сказать, рельеф. Недаром сравнивают женское интимное место с замком, а мужское – с ключом. Не всяк ключ подойдёт к замку.
Александр откинулся на подушки и лежал молча. Мною овладела тревога: судя по всему, причина половой дисфункции не только в нём, но и во мне. Моё «сладкое» место оказалось не таким уж сладким.
Мужу я не изменяла и никаких сомнений в отношении собственной женской привлекательности у меня не возникало. Да ещё Бог наградил благоверного завидным анатомическим строением (да-да, вы не ошиблись: по ЭТОЙ части). Вот Саша – обладатель размера middle – и чувствовал себя не в своей тарелке.
Есть счастливые обладательницы «золотой» вагины. Испробовав которую, мужчина полностью утрачивает свободу воли. Я не из их числа. Конечно, будь я не такой аморфной, начала бы тренировать мышцы влагалища. Но тут тоже надобны зачаточные знанья.
Калашников – прилежный последователь учения о совершенствовании собственного тела - намекнул:
- Некоторые женщины, как бы это сказать… - Саша подбирал приемлемые слова, - умеют сделать так, чтобы задержать мужчину внутри себя…
Я была озадачена. Хотя и не могла не заметить, что вот уже второй раз его пенис выскальзывает из меня, как угорь. Отпустив незадачливого любовника в ванную, я призадумалась.
Если разобраться, реноме плохой любовницы совсем не украшает женщину на пороге тридцатилетия. Конечно, если бы я была неопытной девушкой… Впрочем, будь я ею, подобные проблемы не стояли бы вовсе. У девушек иные параметры. Строение их дамского органа весьма и весьма деликатно. Как это я не придала значение такому фактору, что после рождения ребёнка, чтобы испытывать такие же яркие сексуальные ощущения, как до появления чадушки, не помешают специальные упражнения? А ещё регулярно смотрела программу «Про ЭТО»*, где рассказывали о тайских девушках, способных затянуться сигареткой причинным местом. До сих пор помню номер сорокадвухлетней россиянки, умудрившейся удержать стеклянный шар весом аж четырнадцать килограммов мышцами влагалища!
Лень и нелюбопытство – причина всех неудач. Во всех сферах. Полюбопытствуй я, как им это удаётся, сделала бы первый шаг на пути совершенствования собственного тела. Конечно, удобнее ничего не предпринимать и сетовать, ссылаясь на строгое воспитание:
- Это гадость!
- Разврат!
- Приличные люди об этом не говорят!
Сие, кстати, касается не только репутации никчемной любовницы, но и раздувшихся объёмов некоторых мадам. Тут идут в ход другие аргументы:
- Любить нужно не форму, а содержание.
- Для меня не существуют мужчины, которым важна только внешность.
Да, важна. И я не осуждаю ни мужчин, ни женщин, которые «встречают по одёжке». С красивым человеком хочется общаться. На него приятно смотреть, говорить с ним, даже просто брать за руку. А урод, уж не обессудьте, вызывает лишь отвращение.
Но вернёмся к Александру Калашникову. Заглянув ко мне в комнату, он полуутвердительно спросил:
- Наверное, уже спать?
Я согласно кивнула. До возни в моей спальне я указала его место ночлега (в комнатке рядом). Всё-таки в квартире присутствовал брат. Нужно было соблюдать политес.
- Спокойной ночи, - сдержанно сказал Александр перед тем, как затворить дверь.
Обида + злоба = разочарование. Вот, что завладело моим сознанием. Не в силах заснуть, я отправилась к Александру. Он также лежал без сна. Диван, на котором я поместила Сашу, не раскладывался и был узок. Пришлось мне без экивоков оседлать мужчину. Почувствовав его возбуждение, я начала поступательные движения, стараясь подниматься невысоко, дабы не спровоцировать новую потерю эрекции.
Доселе я считала своей любимой позой миссионерскую. Оно и понятно. В таком положение проще сачкануть. При другом раскладе надобно потрудиться. Но, как известно, без труда не выловишь и рыбку из пруда. Я это почувствовала, когда меня накрыла волна наслаждения. До этого я испытывала оргазм только под струёй душа, падающей на клитор.
Потрясённая, я отстранилась. Калашников рванул в ванную. Его чистоплотность стала меня раздражать. Такое впечатление, что он спешил отмыться от меня. Что лишний раз доказывало: Калашников меня не любит.
- Ты и у себя в коммунальной квартире сразу бежишь к рукомойнику? – ехидно полюбопытствовала я у Александра.
- Ага, - без тени смущения подтвердил тот.
- Как это? – захлопала я глазами.
- Очень просто. Беру колбу, наполняю её водой и иду в туалет.
- А соседи провожают тебя любопытным взглядом, - подколола его я.
- Ничего. Они привыкли, - парировал Калашников.
«ПРИВЫКЛИ, - не преминули отметить я. – Что ж, молодец. Уел».
Однако Саша не собирался со мной ссориться.
- Сейчас хорошо было, - миролюбиво проговорил он. – Только я всё боялся, что ты мне его сломаешь.
Я хихикнула, думая, что парень шутит.
- А такое случалось?
- Да сплошь и рядом, - не разделил он моего веселья.
Я разозлилась. Всё-то ему не так.
- Знаешь, когда мы познакомились, мне показалось, что с тобой будет легко.
Не знаю почему, но Калашников истолковал сказанное совершенно иначе.
- Есть такие люди, которые считают себя умнее других.
Ясно. Камень в мой огород. И тут я сделала фатальную ошибку.
- А ты, похоже, до сих пор влюблён в свою жену, - «упаси вас бог говорить что-нибудь плохое про ИХ жён!» - Тебе нужна вечная девственница.
- Может, и так, - не стал спорить Александр.
Я выскочила из комнаты, хлопнув дверью.
Когда я проснулась, товарищ уже испарился.
Заинтересовать мужчину – это одно. А вот удержать… Второе гораздо сложнее. В 90-е я вчитывалась в новые произведения, лавиной хлынувшие на наши прилавки. Авторы не стеснялись говорить о вещах, происходящих с их персонажами за дверями спальни. Брала на заметку. Пока ни одну из перечисленных примочек я не могла взять на вооружение.
Сидни Шелдон, например, живописал, как одна из героинь применяла масло: для себя с охлаждающим эффектом, для партнёра – с разогревающим. Однако вряд ли Шелдон, описывая подобное, пробовал это на себе. Я сомневаюсь, что любовники полюбили бы секс, намазав член скипидарной мазью и увлажнив вагину вьетнамской «звездочкой»*. Они бы точно взвыли. Не от наслаждения, а от боли.
Я ставила под сомнение буквально всё. Вот, скажем, наручники. На мой взгляд, куда как приятней прижимать к себе партнёра обеими руками, а не оставаться бездейственной. Или классические взбитые сливки. Как не облизывай – всё равно будешь липкой. Если подумать, мне не нравились даже безобидные свечи. Во-первых, пожароопасно. Во-вторых, догорающая свеча наполняет квартиру смрадом, от которого болит голова. Получалось, то, что предлагает индустрия красивого секса, вызывало у меня отторжение.
Литературные эпизоды, где описывались постельные сцены, прочитывались мною внимательней. Вот, например, скандальный Эдичка* писал о своём раздражении от неумеренно активничающих любовниц - в то время как большинство бесит пассивность оных. По словам же ещё одного литературного персонажа* «между тем, что джентльмены говорят и что у них на уме – большая разница». И как тут понять, кто прав? Из произведений того же Шелдона я почерпнула, что при минете не следует делать всасывающих движений. Так у мужчин складывается впечатление, будто его хотят проглотить (и это вызывает у представителей сильного пола ужас). Откуда же, извините за мой французский, в таком случае появился недвусмысленный глагол СОСАТЬ? И не значит ли это, что правильней всё же не держать во рту их морковку, а всё-таки посасывать?
У меня даже зародилась мысль, а не пойти ли на курсы, где совершенствуют сексуальное мастерство. Но я плохо понимала, как это будет происходить на практике. Ведь не лекции же нам будут читать? Вероятней всего, будем осваивать науку искусного траха в деятельности. Мысль о групповом соитии при белом свете с накачанными незнакомцами вызывали панику. Не иначе как поток грязной информации на рубеже 90-х застил мой разум, раз Cosmo эксперименты непременно ассоциировались у меня с порнороликами. Опять же оплата сомнительных услуг наверняка недёшева. И в мой реестр расходов такой пункт, как оплата тренинга по технике секса явно не вписывался. Вот вам налицо единство и борьба противоположностей: и хочется, и колется, и мамка не велит.
Я вынырнула из грязной жижи, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Стряхивая липкую мерзость со всего тела, я улыбнулась, вспомнив эпизод «Невезучих»*, где героя в исполнении Пьера Ришара засосали зыбучие пески. Не трудно представить, как утрамбованный песок вдруг расступается, превращаясь в спиралевидную воронку, и утаскивает меня за собой. Даже смерть в болоте, каким бы странным это вам не показалось, гораздо приятней. Лучше, когда тебя мягко обволакивают речные травы, а не жестоко стискивает крошево, похожее на распавшийся асфальт. И душит, душит... А ещё в этих объятиях ужасающе холодно. Так же, как от слов, медленно проникающих в сознание.
- Очень своевременный вопрос, - ледяным тоном произнёс невысокий чёрненький мужчинка с орлиным профилем.
Действительно, «а презервативы-то у тебя есть?» должно было прозвучать ДО того, а не ПОСЛЕ. Теперь уж есть, нет – какая разница. Дело уже сделано. Но я всегда была крепка задним умом.
Тогда я ощутила… да ничего не ощутила. Состояние обычное. После перепихона. Чего-то ждёшь – но ничего не происходит. Впрочем, кое-что происходит. Проступает неловкость, парадоксально переплетающаяся с какими-то смутными надеждами. Неловкость – потому что в состоянии раздетости легче лёгкого уличить в несовершенстве. Надежды – оттого, что голый человек беззащитен и уязвим. Должен вызывать умиление и тихую радость, что доверился именно тебе, не кому-то другому.
Но столь тонкие материи не волновали моего чёрствого партнёра.
- Ты хоть успела кончить? – зевнул он.
«Очень своевременно», – хотелось ответить ему тем же. Но вместо этого привычно солгала:
- Конечно.
Утром мы чинно пили кофе. Он с сигаретой, я с сахаром. От никотина воздержалась, решив играть хорошую девочку (ну, не смешно ли?). Что, однако, не помогло завязать долгоиграющие отношения. Наверное, надо было во время секса выть и царапать ему спину. А как всё замечательно начиналось!
Мужчина был чуть выше среднего, смугл и худощав. Картину довершали очки в тонкой позолоченной оправе и близорукий прищур. Не мой тип. Но голос – сплошное очарование! - и мягкая, обезоруживающая улыбка склонили чашу весов в его пользу.
После краткой беседы за чашкой кофе в одной из центральных кофеен, он предложил меня подвезти. Препроводив к личному автомобилю, кавалер выказывал явное расположение к моей персоне. Что читалось и в его взгляде, и в улыбке, и даже в вопросах. Ему явно хотелось узнать меня лучше. Понравился мне и тот факт, что бывшую жену не хулил. Объяснился кратко:
- Не знаю, что конкретно привело к разводу… Разладилось как-то – вот и всё.
- И ребёнок не удержал?
- Ребёнок не удержит, - излагал свою позицию N. – Кроме всего прочего, я же не с ним развёлся.
- Как знать, как знать… - обычно после развода российские мужья забывают не только о существовании матери совместного ребёнка, но и о самом ребёнке.
Тем не менее, впечатление о «Nовеньком» сложилось благоприятное. Нет, я не влюбилась с первого взгляда. Не чувствовалось даже той искры, что присутствовала на начальном этапе отношений с Калашниковым. Искры, на мой взгляд, возникают от того, что делишься тем, что не рассказал бы всякому; от того, что смешно двоим; от того, что при соприкосновении чувствуешь неловкость. Нет, с N такого не было. Как не было и звонка после той случайной ночи.
- Потому что поторопилась, - от случая к случаю выговаривала мне мать.
И, надо признать, она была права. Только поди знай, когда оно рано, а когда поздно. Может, не бывает рано или поздно. А бывает ТОТ человек и НЕ ТОТ. Доселе мне встречались НЕ те.
Я сделала глубокий вдох, что позволило вытолкнуть себя из толщи песка. Царапая плечи, я устремилась вверх и вырвалась из плена. Видения, видения… Что за ерундовина!
Бездумно распластавшись на песке, обессиленная, я изучала облака. Если долго-долго лежать на спине, напряжённо смотря вверх, кажется, что небесная твердь подобна плите. И надвигается на тебя, как потолок в жутких рассказах По*. Я моргнула – и тут же белая стрела разрезала небеса надвое. Это, оставив после себя след, пролетел самолёт. Вот ведь живу в эпоху научно-технического прогресса, хожу, сжимая в руках мобильный, а придумываю всякую чешуйню!
Глава 3. От озера.
От озера я пошла по территории лагеря. Тропинка петляла между бараков, выстроенных в середине прошлого века. В разрушенных ныне домиках во времена Советов размещались выезжавшие на лето за город детсадовские ребятишки с обслуживающим их персоналом. Сейчас от обустроенных некогда жилищ остались лишь скелеты – каркас с провалившейся крышей да пустые глазницы окон.
Большую часть мебели, составляющую мою дачную обстановку, я перетащила из этих руин. Сейчас целью моего рейда являлся столик для музыкального центра. Сознавая, что сие предприятие может быть небезопасным, я перешагнула ощетинившееся гнилыми досками крыльцо и очутилась в мрачной комнатёнке с обвалившейся штукатуркой. Я боязливо подняла голову. Обрешётка потолка была усеяна какими-то наростами в форме треугольников. Или, скорее, ромбиков… Я близоруко прищурилась. Не успев определиться с геометрией предмета, я услышала хлопающий звук. А затем что-то шёлковое коснулось моего лица. Я машинально отмахнулась. На руке остался тактильный след от шерсти зверька. В ужасе я метнулась к выходу. Но, не заметив торчащей из стены трубы (остатки былого водопровода), со всего размаха напоролась на ржавую железину. И провалилась в глубины подсознания.
Я сидела на диване в своей комнате и предавалась грустным размышлениям. Ничего путного из моей затеи с газетными знакомствами не вышло.
- А как же раньше? – риторически задавался вопросом один из последних знакомцев. – Люди знакомились, встречались, ссорились, мирились, находили компромисс. У них не было такого: сегодня не получилось с одной, завтра будет другая. Нет! Вот тебе женщина – изволь строить с ней отношения.
- У Вас так и было? – с любопытством спросила я.
Он секунду помолчал. Понимая, что вопрос с подвохом. Как не крути, развёлся же. Значит, компромисс не нашёл.
- Там немного другое… - нехотя произнёс он. – Мне был непонятен образ жизни супруги… и неприятен.
- Она вела асоциальный образ жизни?
- Почти. Сон до обеда. Потом висела на телефоне…
- Она не работала?
- Напротив. Это была её РАБОТА, - слово «работа» выделил и выплюнул.– Вечерние показы. Фуршеты. Ночная жизнь. Я, вроде как, лишний.
«Показы, фуршеты…»
- Она что, актриса? – озвучила я догадку.
- Манекенщица, - процедил мужчина.
У меня запершило в горле. Такого удара я не ожидала.
- Трудно Вам придётся, - откровенно сказала я. – Планка очень высокая. Вот Вам и не выбрать…
- Может, это меня никто не выбрал, - он усмехнулся.
Я с сомнением поглядела на него. Качественный мужчина. Приятные черты лица, высокий, атлетически скроенный, со вкусом одетый. И говорит как по писанному. Соответственно, образование имеет выше среднего.
- Кокетничаете? По телефону выспросили всё подробнейшим образом: рост, вес…
- Я же не знал, что придёте ВЫ.
Какой женщине не польстит столь откровенный намёк на её непревзойдённую красоту! В итоге условились о втором свидании.
Я надела брюки и рубашку. Брюки были выкроены в соответствии с модой того времени. Силуэт - «бананы». Что значит широкие в бёдрах, зауженные книзу. Совершенно не мой фасон. А рубашка навыпуск только подчеркивала бесформенность облика. Учтите, девочки, если у вас недостаточно длинные ноги, дружите с джинсами в обтяжку, где пояс на бёдрах. Широкие штанины, которыми вы хотите замаскировать полные ножки, лишь добавят вам объём. И, ради бога, исключите длинные блузы! Они укорачивают ваши и без того короткие нижние конечности.
Окинув меня быстрым взором, кавалер, видимо, произвёл сравнительный анализ в пользу своей благоверной. Помнится, гражданин Савенко* не мог найти замену Наталье Медведевой* именно по этой причине: все последующие дамы казались ему блёклыми и невыразительными.
Вечер прошёл скучно. Надо ли говорить, что более мы не виделись.
Вот вам и «с лица воду не пить» да «не тот хорош, кто лицом пригож, а кто на дело гож». Поди-тка пойми, кто на что гож, ежели тебе не токмо разбираться в этом не хочется, но и сидеть с данной личностью представляется довольно противным занятием.
Но и я право на второй шанс не давала. Стоило одному из претендентов спросить «заплатишь?», я вспыхнула.
Подавив желание отдать деньги только во избежание скандала, сказала жёстко:
- С какой стати?
Тот сразу скис. Достал бумажник, и, сунув девушке-официантке мятую тысячу, выдавил извиняющуюся улыбку.
- Обжегшись на молоке, дуют на воду…
- Как это понимать? – строго спросила я.
- Моя жена… - завёл было он песню о плохой бывшей.
Я чуть не взвыла.
- Знаете что, я, пожалуй, сама доберусь. Провожать меня не надо.
И решительно зашагала к Маяковской*.
«Значит, я ВОДА! Ещё и симпатичный, зараза. А я-то сразу размякла, разулыбалась… дура!»
Надо ли говорить, что как только забрезжил на моём горизонте новый мужичонка, я постаралась не обмишуриться.
- Жутко расстроенный инструмент, - сетовала музыкальная руководительница во время занятия с малышами.
В мои обязанности, как воспитательницы, входило посещение музыкальных занятий со своими воспитанниками. Наталья Николаевна Прибыткова – наш музыкальный руководитель. Она раздражала меня своей несобранностью неимоверно. Несмотря на разницу в возрасте, гражданка Прибыткова пускалась в разговоры на весьма фривольные темы постоянно (в том числе и во время педагогического процесса).
- Так вызовите настройщика… - буркнула я. Со своей стороны прекрасно понимая, что бесконечные ляпы мимо нужных клавиш объясняется вовсе не расстроенным роялем, а элементарным незнанием материала.
В своё время я окончила музыкальную школу и знала, что даже те бирюльки, кои даются дошколятам, надобно заблаговременно проигрывать, а не исполнять с листа.
- У Юли вечно нет денег на нужды музыкального зала, - вздохнул музыкальный педагог.
- Я с ней поговорю, - пообещала я, и мы вернулись к занятию.
Юля – наша заведующая. Хохотушка и «своя в доску» вне работы. Трудоголичка и занудная педагогиня – во время.
- Юлия Николаевна, можно к Вам? – приотворив дверь её кабинета, я просунула туда голову.
Она дала мне знак войти и вернулась к телефонному разговору. Устроившись на кожаном диванчике, я отметила, что Юле досталось вполне себе обустроенное помещеньице после того, как она сместила с должности свою предшественницу. Её подруга, бывшая на заведовании ровно один год, имела неосторожность показать строптивость по отношению к вышестоящим чинам. Притом что сама вела образ жизни далёкий от высоких норм педагогической морали. А именно: встречалась, будучи замужем, с женатым же мужчиной. Чем не преминула воспользоваться нынешняя моя начальница. Информация, ИНФОРМАЦИЯ владеет миром, господа! Надобно всего лишь намекнуть в нужном месте в нужное время и… чудеса случаются! Вот ты уже в удобном кресле отдаёшь распоряжения.
В педагогических рядах произошёл раскол. Кто-то сочувствовал бывшей, кто-то был на стороне второй.
- Подумать только! - захлёбывались негодованием первые, - Ещё подруга называется!
Что верно – то верно. Нина + Юля = дружба. Равнялась. В прошедшем времени. Во времена совместных рефератов и курсовиков. Когда две подружки учились в университете имени Герцена. На почве дружбы крепкой Нина Александровна и пригласила бывшую сокурсницу во вновь открывшееся образовательное учреждение, которым ей было поручено руководить. Юля перетащила туда СВОИХ людей и начала подрывную деятельность. Что ж, надо отдать ей должное: предприимчивость и изворотливость, проявленные в добывании желаемого, - качества отнюдь не лишние для руководителя.
Тем временем Юлия Николаевна закончила разговор и обратила ко мне свои наведенные в лучших традициях восточных красавиц очи чёрные.
- Вы что-то хотели?
- Хотела, да. Наталья Николаевна просит поспособствовать с настройщиком…
Юля сморщилась.
- Ох, Аня! Начало учебного года – финансы поют романсы.
Я просительно улыбнулись:
- Ну, Юлия Николаевна, у нас скоро праздник…
- Ладно, я что-нибудь придумаю, - пообещало руководство, давая понять, что аудиенция закончилась.
Я коротко попрощалась и выплыла из директорского кабинета.
Назавтра я получила ЦУ из уст нашей музыкантши:
- Анечка, ты на сегодня договорилась с настройщиком. Спасибо. Но я никак не могу задержаться.
«Хм… «задержаться»?! Если не ошибаюсь, при работе на полторы ставки Ваш рабочий день продолжается как минимум ещё часа три!» Меня так и подмывало указать ей на рабочий распорядок. Но воздержалась. Возраст требовал определенного дистанцирования.
Домой, правда, я не торопилась, поэтому устроилась в музыкальном зале в ожидании свидания с настройщиком с максимальным комфортом. Полистывая журнал Burda moden и прихлебывая детсадовский компотик. Но прошёл час от назначенного времени, а мастера по настройке роялей всё не было. Я с тоской барабанила по столу, подумывая уже поставить в известность руководство о несостоявшемся рандеву. Как дверь скрипнула, и раздался мелодичный голос Юлии Николаевны.
- Вот наш музыкальный зал. Проходите, пожалуйста, - и, заметив меня, приветливо кивнула. – Виктор, вот наш специалист. Она объяснит суть проблемы.
За ней с рабочей сумкой следовал кудлатый парень в бордовой футболке. Я взглянула на него чуть пристальней, чем того требовали приличия. Он меня удивил. Во-первых, виденные до того момента настройщики были все на одно лицо: пожилые серые мужчины. Этому же едва перевалило за тридцать и «серым» его уж точно нельзя было назвать. Однако и привлекательным тоже. Его черты (довольно правильные, надо признать) отличала какая-то дикость: буйные кудри, незнакомые с расчёской, чёрные глаза, природная смуглость. Во-вторых, он был совершенно не современен. Несмотря на то, что носил джинсы. Кто, скажите пожалуйста, сейчас из мужчин носит футболки тонкого трикотажа на молнии? И шерстяные носки в сентябре? Его джурапки лежали на ботинках кольцами, как спущенные гольфики на дошколятах. А когда он присел, я узрела – о, ужас! - выползшую из штанов межъягодичную щель парня. Так происходит, когда кто-то хочет впихнуть невпихуемое. В-третьих, его фигура. Она тоже была… м-мм… странной. Нахально торчащий живот, абсолютно не вяжущийся с некрупными руками и стопами чуть ли не женского размера. Помимо всего прочего, молодой мужчина имел плохую осанку. Он двигался, наклонясь вперёд, как орангутанг на охоте. И, в довершение сказанного, молодой человек носил усы. Сей предмет для меня – что кочерга у газовой плиты. Не совместима с днём нынешним абсексолютно.
Полагаю, мнение о его наружности отразилось на моём лице так же ясно, как мнение продавца о покупателе в советском магазине. Но для молодого человека этот факт был скорее привычкой, нежели открытием. Что случается, когда бросаешь вызов обществу в выражении своей индивидуальности.
Он буркнул что-то себе нос (что, всего вероятней, являлось «здрасьте») и без спросу взгромоздил свою грязную сумку на стол. Эта бесцеремонность окончательно настроила меня против настройщика (простите за каламбур).
- Вы могли бы раздеться вот здесь, - я указала на ширму, за которой помещался скромный гардероб.
- Раздеться? – переспросил мужчина и неожиданно хрипло рассмеялся.
Он странно выговаривал слова. Они звучали, как жаргон на воровской сходке. Складывалось впечатление, что он их специально коверкает. Для того чтобы оскорбить собеседника. «Какой неприятный тип!» - подумалось мне.
- Можно всё убрать с крышки рояля? – не глядя мне в глаза, прогнусавил настройщик.
Я, кляня Наталью Николаевну, не потрудившуюся привести в порядок рабочее место, обратилась к молодому человеку.
- Вы мне не поможете?
- Можно на Ты, - ни с того ни с сего сказал вдруг маэстро.
- Но мы на службе, - начала зачем-то оправдываться я.
- И что? – усмехнулся тот. – В моём коллективе и пятидесятилетние обращаются друг к друг на Ты. Как раз для сохранения рабочих отношений.
«В МОЁМ коллективе»! Скажите, пожалуйста! – изумилась я. – Впрочем, один раз мне уже указали на мой снобизм». Говоря «один раз», я имела в виду Калашникова («Некоторые считают себя умнее других»). Не всех следует принимать по одёжке. Я закусила губу.
- Я Вам ещё нужна? – демонстративно подчеркнув ВЫ, я намеревалась покинуть зал.
Тот лишь пожал плечами, ухмыльнувшись.
Закрыв за собой дверь с другой стороны, я поняла, что заняться-то, в общем, мне нечем. Бесцельно побродив по группам, минут через двадцать я вернулась к исходному раздражителю.
- Я Вам не помешаю? – примирительно спросила я, устраиваясь у рояля.
- А если так, уйдёшь? – фыркнул он. – И я, кажется, просил не называть меня на ВЫ.
Шокированная его грубостью, я произнесла:
- Наверное, Ваш коллектив, где все друг другу тыкают, не педагогический.
Оторвавшись от работы, Виктор устремил на меня тяжёлый взгляд чёрных очей и выдавил своим издевательским, тягучим тоном:
- Уж конечно.
Всё то время, пока он тренькал то по одной, то по другой клавише, сверяя её звучание с камертоном, во мне бушевали грозы. Основным лейтмотивом являлась тема «Вот нахал!» Побочными партиями выступали «За что?» и «Что он о себе возомнил?!»
Так или иначе, перед тем, как отнести клочок бумаги с координатами настройщика к заведующей, я переписала его номер телефона в свою записную книжку. Негодование от его возмутительного поведения сидело во мне занозой. И в конце концов я придумала, как уязвить этого человека. Я ему позвонила. Нет, не с тем, чтобы наговорить кучу колкостей. Мой план был гораздо хитроумней (и во сто крат глупей). Я решила проучить его, влюбив себя и сделав таким образом покорным мне созданием. Мне казалось совершенно естественным, чтобы влюблённый мужчина осознал бездну своих заблуждений и плясал под мою дудку.
Вот так мы и попадаем в яму, вырытую для врага.
Всегда страшно звонить первой. У того, кто по другую сторону аппарата, масса преимуществ. Можно говорить свысока, словно принц Уэльский. Можно даже вовсе бросить трубку – ведь это ОН снисходит до разговора. Значит, это ТЕБЕ что-то надо. Это ТЫ выступаешь просительницей. Но Виктор так не поступил. Как не стал и притворяться, что не помнит, кто я такая.
- А-а, Вы, - он сделал акцент на местоимении, - та самая особа, которой претит называть малознакомого человека на ТЫ.
Звучало это вполне добродушно. Без желчи.
- Издержки профессии, - пояснила я. – Меня уже лет десять зовут исключительно по имени отчеству.
- Что ж, можно встретиться и разобраться, так сказать, на месте, что за принципы, коими нельзя поступиться.
- Да, конечно, - обрадовалась я, что он сам заговорил о свидании.
Разговор складывался даже лучше, чем я рассчитывала.
Мы условились встретиться на Финляндском вокзале.
В день Х я поджидала настройщика Виктора на площади Ленина у постамента Владимиру Ильичу*. Меня забавляла мысль, что он назначил встречу у подножия памятника непопулярного сейчас вождя пролетариата. Я обдумывала варианты остроумных фраз по этому поводу, поглядывая на часы, и начинала нервничать. Ни одной девушке не по нраву, если она приходит на свидание раньше ухажёра.
С опозданием на десять минут ОН появился. Мои заготовки остроумия испарились, как только я проследила за его взглядом. А он красноречиво указывал на то, что у его хозяина не в чести юбки длиннее миди. Моё же платье заканчивалось на середине массивного каблука. Знаю, длинное чёрное платье – удел монашенки. Но всё было не так плохо. Для начала это был сарафан, а не платье. И спереди у него имелся высокий разрез. Меня немного беспокоило, что мои ноги будут выглядеть не слишком изящно в этом разрезе. Поэтому выбрала самые плотные чёрные колготки, которые сумела найти на прилавках наших не блещущих широким ассортиментом магазинов. С целью выглядеть стройнее я надела туфли на высоком каблуке с внушительной платформой. И оказалась несколько выше кавалера. Но бедой это не считала (пусть переживает тот, кто ниже). Оживить чёрное одеяние я попыталась белой блузкой. Гораздо больше меня волновало, что сарафан трикотажный, а значит дефект моих бедер в виде «ушек» обрисовывался вполне отчётливо. С этой целью я сделала ремень своей сумочки длиной до галифе (чем решила проблему односторонне). С другой стороны пришлось замаскировать не слишком привлекательную особенность своего тела с помощью букета цветов. Да-да, не удивляйтесь! Я крепко прижала букет к некрасиво выступающему мясному кусочку чуть ниже попы. Увы, настройщик не оценил моей изобретательности и хорошего вкуса.
- Цветы мне? – хмыкнул Виктор.
- Нет, - отрезала я.
Ранее я хотела сложить историю о том, что цветы вручил мне на улице некий незнакомец, сражённый моей красотой. Но в свете последних событий это показалось мне неуместным.
- Мне подарили, - с достоинством произнесла я. - В последний момент. Пришлось взять с собой.
«Ага, в последний момент! Знал бы он, что я взяла выходной, чтобы прихорошиться должным образом!» Но вслух произнесла другой текст.
- Почему ЭТО место? Ты поклонник коммунистического движения?
Я всё пыжилась, чтобы произвести впечатление развитой особы. Тогда было модно распекать коммунистов на все корки. К моему удивлению, Виктор ответил не так, как я рассчитывала (он всё делал не так, как я рассчитывала).
- Коммунисты были скромными самоотверженными людьми. Это сейчас правят обожравшиеся свиньи, которым дело нет до народа.
На его месте я бы поостереглась упоминать про «обожравшихся свиней». С его-то сложеньем. Но, помнится, одна моя подруга говорила: если в детстве ты худа, как спичка, тебе мнится, что ты такая и ныне. Ошибка, конечно. Для некоторых комическая, для других - трагическая.
В итоге я ничего не сказала в ответ. Просто не придумала, что именно могла бы сказать. Но стала догадываться, что моё мнение при общении с новым знакомым будет недорого стоить. Вот бы мне свернуть все мои мстительные планы. Но нет. Трудности меня не пугали, а лишь подзадоривали.
Виктор, в отличие от меня, долго голову не ломал, что надеть. На нём красовалась всё та же бордовая футболка и чуть приспущенные под животом джинсы. Волосы на этот раз не были взъерошены. Напротив, отчётливо прослеживались борозды от расчёски. Видно, перед тем как выйти из машины, Витька навёл марафет.
- Ты опоздал, - самым мягким тоном, на который была способна, упрекнула его я.
- Я ездил купаться, - проследив за моим взглядом, пояснил Виктор.
Если присмотреться, волосы были влажными.
«Хм… сентябрь же на дворе. И вообще, это ничего не объясняет. Мог бы выехать пораньше». Но позволила себе улыбнуться.
- Любишь купаться?
- Думаю, как все, - пожал он плечами.
«Кроме меня». Однако не стала на первом же свидании обнаруживать разницу интересов.
- И куда ездишь? – продолжала я нащупывать хоть какие-то точки соприкосновения с новым кавалером.
- В Коккорево.
Я удивленно приподняла брови.
- На Ладожское озеро. По Дороге жизни*, - продолжал он.
Вот тут я могла вставить словечко.
- Я была на Дороге жизни в классе третьем. Родители возили меня в музей.
- Вот-вот, - кивнул Виктор, – только Коккорево направо, а музей – налево.
Мы немного помолчали. После чего Витя сказал:
- Надо, наверное, немного рассказать о себе. Я профессиональный музыкант, окончил Консерваторию после школы при ней же, родимой.
В меня начали просачиваться зачатки уважения к нему. На всякий случай я уточнила:
- Ту самую школу при консерватории, для одарённых детей?
- Ту самую, - подтвердил он. - По классу фагота.
Я, можно сказать, посмотрела на него другими глазами. Ах, так он из этих творческих чудаков! Тогда ясно, почему он так нелепо выглядит. Он же совершенно не приспособлен к быту! Для жизни в каменных джунглях ему необходима твердая женская рука.
Далее разговор выстраивался для меня куда привлекательней. Я просто спускала на тормозах все дальнейшие тексты Вити-музыканта. Ни минуты не раздражаясь. О том, как он создал невыносимые условия для соседей по коммунальной квартире («Уверена, ОН на такое не способен»). Как был изворотливо-предприимчив при обмене («Не может быть»). Или же как ввязался в авантюру по пошиву одежды («Хочет показать, что может быть деловым»). Последнее заявление показалось мне сказочно неправдоподобным. Видано ли, чтобы парень строчил джинсы и кожаные куртки! Даже моя мама, закончившая курсы кройки и шитья, не способна шить столь сложные вещи. Ведь они из суровой, плохо поддающейся ткани и изобилуют строчками, которые должны быть ровными, как стрела.
Пару раз мелькнуло слово ЖЕНА. Я мигом присовокупила к нему мысленно причастие «бывшая». Не станет же мужчина назначать свидание, будучи женатым?!
«О! что за путы мы сплели, ступив впервые тропкой лжи!» Надобно написать статью о вреде самообмана. ЖЕНСКОГО самообмана. Поскольку он особая категория, позволяющая женщине идти дорогой, ведущей в никуда.
Назначив Виктора на роль ведомого, я тем самым возложила на собственные плечи инициативу встреч.
- Привет, - с придыханием произносила я, прячась в туалете.
Домашние, прибывшие с дачных просторов, проявляли неумеренное любопытство, с кем это я беседую, запершись в кабинете задумчивости.
- Что делаешь сегодня? – досадовала я сама на себя за неизобретательность.
- Да ничего. Валяюсь.
- Может, сходим куда-нибудь?
- Ну, давай, - без особого рвения соглашался Виктор.
В свете образовавшегося вдруг мужчины в моей жизни произошли перемены. Не те, что ведут к алтарю в белом платье и флёрдоранжем* в руках. А совершенно будничные. Вроде тех, что с моим сынишкой всё чаще приходилось сидеть бабушке. Чего ей не всегда хотелось (а если быть правдивой, не хотелось никогда). Но сидела. А что делать? Надо же пристроить дочь-неудачницу.
А неудачница-дочь отправлялась навстречу новообразованию («новообразованию», как мы узнаем далее, во всех смыслах; ибо боли и осложнений новый знакомый вызвал ой-ой-ой сколько). Вечером пятницы я ехала к нему. «Душа была полна каким-то новым счастьем…»* ну, вы знаете. Вечером воскресенья я возвращалась измотанная, с чувством вины и ломотой во всём теле. «Не так я себе всё это представляла. Ой, не так», - с грустью констатировала я по прибытии в родные пенаты. Но, взявшись за гуж, не говори потом, что не дюж.
Сначала было даже весело. Мы отправлялись гулять по нашему прекрасному городу… В свете чего напрашивается вопрос: чем, интересно, в маленьких городках заняты пары, когда ещё не решили, что будут вместе навсегда? И если одного дома ждёт гиперактивный мальчик, а другого – жена? Причём ни один, ни другой о существовании оных не подозревает? Зато об этом знают пронырливые соседи, которых в глухих селениях встретить гораздо проще, чем в славном городе Петра. Наверное, несчастливцы-влюблённые вынуждены прятаться в огородах? Не значит ли это, что в провинциальных отношениях меньше греха? Ну, да бог с ними. Не о них речь.
Поговорим лучше о Витькиной жене. Она как бы была. Но её как бы и не было.
- Она верующая? – осторожно выспрашивала я, услышав нечто такое, что дало повод прийти к такому выводу.
- Не то слово! – воскликнул Витька. – Свидетельница Иеговы.
- Чего свидетельница? – переспросила я.
- Иегова – одно из имён Бога, - пояснил Виктор с некоторой долей превосходства.
- И что, это серьёзно? – всё ещё не веря, что сей факт может служить поводом для развода, осведомилась я.
- Ещё как, – мрачно заверил Витька. – Вот ты мне скажи, как взрослый человек в здравом рассудке может ходить на собрания, чтобы петь там какие-то гимны…чёрть его знает, что они там ещё делают?
- Может быть, были предпосылки? – намекнула я на психическую нестабильность его благоверной.
Но Витька меня не слышал.
- Да если б она одна… Чистяков вон тоже… смех и грех, - ухмыльнулся он.
Наверное, в этот момент я выглядела обескураженной, что не преминул заметить супруг сектантки. Перейдя на свой отвратительный говорок, он произнёс:
- А, ты не знаешь. Чистяков – солист группы «Ноль». «Песня настоящих индейцев», «Иду, курю» - неужели никогда не слышала?
Я отрицательно помотала головой.
- Даже «Человек и кошка»? Ну же, напрягись… - не отставал он.
Я лишь пожала плечами.
Витька нахохлился.
- Иногда я думаю, о чём с тобой вообще можно говорить, - бросил он.
Меня это царапнуло. Неужто незнание каких-то песенок может быть столь принципиально? Но для него, Виктора Полякова, это было принципиально. Просто тогда я этого не понимала.
- Ладно, – как-то обреченно сказал он. – Если б я знал гадину, которая затащила ЕЁ в эту поганую секту, удавил бы.
По мере того как Виктор говорил о том, что погубило его семейное благополучие, он становился всё более эмоциональным. И если раньше я слушала рассказы, какие они плохие, эти жёны, то здесь ситуация казалась мне неординарной. Как и весь Витька целиком.
- А тебе-то это как мешает? – кое-как сохраняя остатки самоуважения, спросила я.
- Так она же целыми днями торчит на этих своих собраниях. А вечерами ходит по домам, литературу распространяет. Или на улице толчётся, втюхивая эти брошюры прохожим.
- Бред какой-то, - пробормотала я: «ходит по домам… втюхивает брошюры прохожим…»
- Она и меня норовит приобщить к своей вере, что противно.
- Каким образом?
- Вот, дескать, почитай, - Витька вернулся к своему изуверскому голоску. – Или врубит записи эти идиотские, пока готовит.
Из его саркастического монолога я уловила главным образом «пока готовит». Значит, мужа всё-таки кормила. Ничего удивительного: вон какое брюшко отрастил на жёниных харчах.
Разговор о жене Витька затеял неспроста. Как я поняла позднее, просто так он ничего не делал. Таким образом он ставил меня в известность: жена есть. А там уж…мне решать.
Витька обладал квартирой. Вожделенной площадью. Вопрос о наличии которой я ставила во главу угла при соискании достойного. Я-то делила хрущобу с многочисленными домочадцами. И вдобавок имела пятилетнего сыночка. Ребёнок был подарком не для всех (точнее, ни для кого). Он являлся неприятной нагрузкой, довеском к и без того незавидной невесте. Мириться с таким приданым соглашались исключительно на моей территории. Но территория находилась в осаде неприятеля в лице мамахен и прочих моих родственничков. Так что претендовать я могла лишь на непритязательного провинциала. Однако я замахнулась на жителя мегаполиса, самого имеющего квадратные метры. Поразмыслив, я решила покамест умолчать о наличии нежеланного дитяти.
- Ты ведь везёшь меня не на Московский*? – спокойно произнесла я, глядя в окно машины.
Да, Витька был гордым обладателем Жигули седьмой модели. «Вот ведь как всё хорошо устроилось: квартира, машина…» - мечталось мне.
А за окном расстилались малопривлекательные пейзажи Невского района: степь да степь кругом. С островками бурой осенней травы. Изредка под высоковольтными линиями можно было наблюдать технические строения. Напоминающие архитектурой банно-прачечные комбинаты.
- Что, припухла? – Витькина манера выражаться в комбинации с его диковатым обликом должна была, казалось, напугать меня. Но отчего-то не напугала.
- Я не боюсь мужчин, - сказала я.
Частично это было так. Пройдя медные трубы, сложно сохранить первородный страх перед силой. Но тогда я знала только физическую силу, не психологический прессинг, уничтожающий тебя изнутри.
- А надо бы, - сразу поскучнел Витька. – Всякое бывает, знаешь ли.
Ему становилось скучно, когда его примочки не воспринимались болезненно.
- Ничего не будет, - подчеркнув НИЧЕГО, произнесла я.
- Нет - так нет.
- И ты меня потом отвезёшь домой.
- Конечно, - перейдя на свой глумливый говорок, ответствовал Витька.
Так вот, значит, как выглядит эта знаменитая 137 серия. Стаи одинаковых, как близнецы, башен, безлико громоздящихся на окраине города. Отравленные стройкой детские площадки «радуют» глаз хилыми деревцами. Неразвитость инфраструктуры компенсируют пустыри, заросшие ковылём. Точь в точь «Ирония судьбы»*. Её начало. Когда мультяшные многоэтажки ровными рядами шагают по планете.
Наивный хозяин вёз к себе домой с целью вызвать восхищение гостьи. Однако визит вызвал у меня обратные чувства. Его жильё поражало своей неустроенностью. Тем не менее, результат был достигнут. Жалость у женщин куда более эффективный способ вызвать симпатию.
Одна комната была превращена в мастерскую, в которую по недоразумению впихнули пианино. Именно ПО НЕДОРАЗУМЕНИЮ. Рядом с ним высились пирамиды автомобильных шин. А сбоку во всю длину стены протянулась фанера, претендующая на звание рабочего стола. На ней хаотично громоздился слесарный инструмент.
- Это только кажется, что здесь беспорядок, - будто угадав мои мысли, сказал Витька. – На самом деле каждая вещь на том месте, где и должна быть.
Я взглянула на хозяина, полагая, что он шутит. Но нет. Похоже, Виктор действительно так считал.
В другой комнате («гостиной») стоял диван, который вряд ли можно было считать украшением интерьера. А также непрезентабельного вида кресло и пара стульев у заваленного всяким хламом полированного стола. Всё это добро помещалось на облезлой ковровой дорожке. В тон ей были подобраны бархатные шторы с кистями (верх мещанства, на мой взгляд). Они, так сказать, довершали картину наплевательского отношения к вопросам бытовой эстетики. Так как болтались буквально на двух-трёх прищепках, оттопыриваясь и пузырясь в образовавшихся прорехах этакими подростковыми карманами.
Пока я оглядывала унылые пейзажи внутреннего убранства квартиры, Витька распространялся, как он был ловок, добывая дефицитный по тем временам пятидесятидюймовый Panasonic*, престижный проигрыватель Корвет* и магнитолы Sony и Grundig. Да, это было. Но в каком дурном обрамлении!
Из этих апартаментов можно было выйти на лоджию, которую Виктор Евгеньевич не потрудился застеклить. На вопрос ПОЧЕМУ, я получила исчерпывающий ответ.
- Зачем? Только дураки этим занимаются. Я вот, например, выношу летом на лоджию табуреточку и загораю…
Ясно. Значит, он НЕ дурак.
Экскурс продолжился. Следующим предлагалось осмотреть санузел.
- РАЗДЕЛЬНЫЙ, - распахивая кабинку туалета, с удовольствием сообщил Виктор.
На мой взгляд, «раздельный» – сомнительный предмет гордости. Конечно, если в квартире проживает человек десять, им, как в известной басне «Лебедь, рак и щука», хочется одномоментно принять ванну, помочиться и ополоснуть руки. Тогда резон в наличии раздельных удобств имеется. Но для семьи величиной в два человека такой вопрос, вроде бы, на повестке дня не стоит. Ванная комната была ужасна. И сама ванна тоже. Серо-жёлтая от грязи. На самодельной полочке красовался стаканчик с двумя щётками. Там же валялась электробритва «Харьков» (мне казалось, такими пользуются только наши папы). Всё выше перечисленное было присыпано мелким волосом. Вероятно, Витька сдувал срезанные со щёк волоски, особенно не заботясь, куда их чёрт пошлёт. Тут же лежала щётка с куделей светлых волос. Стало быть, его неряха-жена - блондинка.
- Кафель я сам положил, - журчал тем временем Витька.
Определённо бог наградил его другим виденьем.
Тубзик я бы предпочла осмотреть при возникновении естественной надобности, но Виктор был настроен решительно. Он распахнул дверь кабинки – и я узрела множество грязных отпечатков на внутренней её поверхности. «Просто мечта дактилоскопической экспертизы», – подумалось мне. Также я не преминула отметить отсутствие какого-либо держателя для туалетной бумаги. Из-за чего рулон, не чванясь, вынужден был помещаться прямо на полу, у подножия серо-желтого унитаза. Вообще СЕРО-ЖЁЛТЫЙ был доминирующим цветом Витькиного жизнеописания.
Надо ли говорить, что конечным пунктом нашего обхода стала кухня. Из раковины с тоской выглядывали ушки немытых кастрюль. Ясен пень, ни о каких наворотах типа мойки в Витькиной семье слыхом не слыхивали. Что там МОЙКА! Отсутствовал даже элементарный кухонный стол. Его заменял…паркет! Аккуратно складириванный в форме прямоугольника. Ноги, разумеется, под него не запустишь. И сидеть приходилось, как воробью на жёрдочке. Поджав лапки.
Тот же паркет был уложен штабелями в простенке между холодильником «Саратов» и окном. Наверху помещалась стопка журналов «Пробудись!» и рулоны списков учёта и расхода продуктов: с ценой и итоговой суммой. «Любопытно, это ЕЁ личная инициатива или ЕГО?» Последнее пугало, так как учитывалось всё вплоть до пучка петрушки. Несмотря на то, что выросла я в семье бухгалтера, рачительной хозяюшкой вряд ли меня можно было назвать. Да и бывший супруг такой дотошности не требовал.
- Слушай, мне тебя и угостить-то нечем, - захлопотал Витька.
Его хлопоты выражались в том, что сковородку с огрызками утренней яичницы он переставил с импровизированного стола в раковину. В задумчивости Виктор растворил дверцы кухонного шкафчика и узрел там банку растворимого кофе.
- Вот! – он торжественно водрузил банку на стол.
Я заглянула внутрь. Мелкий порошок слипся в неделимую массу.
- Его только резать, - улыбнулась я.
- Можно отковырять, - с этими словами хозяин полез в банку мокрой ложкой.
Видимо, так и был превращён эрзац благородного напитка в однородно-коричневую плитку. Может, конечно, чудесное превращение состоялось и не по Витькиной вине. А поспособствовала очень даже располагающая к тому атмосфера 137-ой серии. Серая и промозглая. Ни дать, ни взять – хрущоба, только большей площади. Все блочные дома имеют сходную экосистему.
Мы мялись, как все малознакомые люди, не зная, о чём говорить. И когда я попросила отвезти меня домой, Витька прекословить не стал. Был верен данному слову.
Квартира… да что там КВАРТИРА – комната уже была счастьем для любого советского человека. Во-первых, это место, где можно плодиться и размножаться. Во-вторых, весело и дёшево проводить время. Наш город хоть и красив без меры, но расположен в северных широтах. У его основателя, конечно, были серьёзные резоны для такого его расположения*. Но потомки вынуждены мучиться, живя в любимом царском детище не столько от низких температур, сколько от омерзительно слякотной погоды. Петербургское ненастье имеет гораздо более пятидесяти оттенков серого, чем в бестселлере Э.Л.Джейс*: от нудной перламутровой сыпи – до антрацитового ливня, хлещущего наотмашь. Поэтому прогулки под суровым небом Санкт – Петербурга не всегда хороши.
И всё же петербургские пары любят гулять по городу. Руководствуясь клише «у природы нет плохой погоды», забивают обычно стрелку на Невском*. Чтобы по выходе сразу окунуться в неповторимую атмосферу Питера, какой он есть: направо Спас на Крови*, налево Казанский*, прямо – Дом книги. Как в сказке: направо пойдёшь…ну, вы помните.
Мы обычно пересекались на Маяке*. Шли до Адмиралтейства. Там гуляли по Александровскому парку, доходили до Невы и, вцепившись в гранитную облицовку набережной, под порывами шквального ветра любовались чёрными невскими водами.
Я привыкла к Витькиной внешности и стала находить его даже красивым. Когда ветер отгонял с его лица непослушные кудри и открывал высокий чистый лоб, а угольно-чёрные глаза с ослепительно чистыми белками породистого жеребца сверкали, будто драгоценные камни, трудно было не признать мою правоту. И чем дальше – тем больше. Правильный овал лица, длинные прямые ресницы …. Вот только рот мне не нравился: маленький, с узкими губами. Может, оттого Витька и носил усы? Подбородок тоже вряд ли можно было назвать волевым. Обладай я элементарными знаниями практической психологии, его невыразительный подбородок вкупе с длинными волосами выдал бы мне портрет комплексующего невротика, и я приняла его злобу, которую он вымещал на мне, с большим пониманием. Но тогда был этап обоюдного узнавания… Не уверена, что «обоюдного». Мной он интересовался мало. Видел, что не смогу заменить ему любимую женщину. И довольно. Вникать в перипетии чужого характера не давал себе труда. Для меня же это был новый мир. Неопознанный объект. Человек-загадка. И вместо своего первоначального плана по ЕГО подчинению, попала в клетку сама.
Придерживая шарф, норовивший отхлестать меня по щекам, я осторожно спросила:
- Может, поедем к тебе?
- Да ко мне вчера жена приехала, - усмехнулся Витька.
Итак ЖЕНА. И ОНА приехала. И говорил он об этом так легко, даже весело.
- Да-а? – протянула я, не скрывая разочарования.
- У неё пломба вылетела. А денег взять неоткуда, - радостно сообщил Витька.
- Не представляю, чтобы мой бывший муж заявился, когда у него выпал зуб.
- Не зуб. Всего лишь пломба, - уточнил Витька. Вероятно, оскорбившись тем, что я заподозрила его супругу в недостаче зубов.
- Ну, может, у тебя какие-то сложности с деньгами, не знаю. У меня с этим делом всё нормально, - заверил меня Виктор.
Я с сомнением оглядела товарища, претендующего на звание человека, не обременённого заботой о хлебе насущном. Особенно было странно слышать подобное заявление после того, как побывала у него в гостях. Для меня непостижим факт наличия людей, не желающих тратиться на одежду и благоустройство дома.
Надо сказать, что Витькино отношение к собственному бомжеватому виду было двояким. С одной стороны, дефилируя по Невскому, он всякий раз закрывал лицо от назойливых фотографов, норовивших «щёлкнуть» нас на Polaroid, мотивируя:
- Фотоаппарат сломается.
Но уродом себя не считал. Однозначно.
- И как оплачивается труд в детском саду? – простодушно поинтересовался он ещё при первой встрече.
Я замешкалась. С младых ногтей мне внушали, что разговоры о деньгах моветон.
- А что, хотите взять на содержание? – нашлась я.
- Да нет, - фыркнул он в усы (отчего капелька слюны повисла на одном из волосков). – Наоборот. Думаю, кто б меня взял.
Чем немало меня обескуражил.
- Вы что же, альфонс?
- Я нет, - рассмеялся Витька. – Хотя и предлагали.
- Чем же они руководствовались? – не поверила я своим ушам.
- Не знаю. Наверное, внешними данными.
Я вновь недоверчиво окинула взглядом его оплывшую фигурку с круглыми плечами, на которые падали нечёсаные лохмы. Шутит? Нет, серьёзен.
Всё было в нём странно. И вот те на – прошло чуток времени – и я уже влюблена, как кошка.
Прижавшись к мраморной колонне, являвшейся частью декора станции метро «Балтийская», мы целовались и целовались. Краем глаза я отметила, что народ потёк к выходу, а поезда более не проезжают. Голова у меня шла кругом, что ещё более усугублялось жужжавшей неподалёку уборочной машинкой. Но замечаний нам не делали. Видимо, были захвачены Витькиным энтузиазмом. А ведь первый его поцелуй меня разочаровал. Я грешным делом подумала, что целоваться-то Виктор Батькович не умеет, да. Здесь же смотри как расстарался…
- Слушай, - жарко зашептала я в Витькино ухо, - поехали к тебе на дачу.
- Как? Электрички-то уже не ходят.
- Такси поймаем.
- У меня денег нет.
Мы, пьяные бесшабашностью молодости, заржали.
Откуда, спрашивается, я знала про дачу? Да уж довелось. Это путешествие тоже значилось в Витькином списке достижений, как гордость за номером два (вслед за квартирой). И показал он её мне примерно так же, как квартиру. Неожиданно.
- Дождь, - глядя в окно автомобиля, с сожалением констатировала я.
- Да, - согласился Витька. – Не погуляешь. Поедем кататься, красотка?
- Давай.
Хоть я и не была избалована ездой в авто с кондиционером, Витькина машина мне не нравилась. Хлам, крошки – это полбеды. Но проведя в ней более получаса, у меня начинала раскалываться голова от запаха бензина в салоне. Недаром её хозяин постоянно сетовал, что пришлось продать шустрый Опель. Главное, конечно, не то, что машинка шустро бегала, она обладала бесценным качеством – бесшумностью хода и непроницаемостью для сопутствующего автомобилиста запаха бензина.
От самого Витьки шёл какой-то деревенский домашний запах. Не свежескошенной луговой травы, а подкисшего молока и прелого сена. Но меня это не раздражало. Много позже я почувствовала этот запах, садясь в маршрутку, и меня ожгли воспоминания. На заднем сидении сидел пожилой мужчина в бежевых шортах со стрижкой а ля «итальянка 80-х». Для сих пор не знаю, он ли это был. Шорты цвета беж, аккуратная стрижка - совершенно не в его духе. Но запах, запах…
В сгущающихся сумерках я разглядела, что высотки сменились на малоэтажное строительство.
- Мы что, за городом?
- Не всё ли равно где кататься? – вопросом на вопрос ответил Витя. – Сейчас кое-что увидишь.
Когда так говорят, надеешься, что тебе покажут нечто волшебное. Но, увы. Зайдя за ворота дачного участка, пред нами предстал типичнейший садовый дом. Разве что большой.
Витька поманил меня пальцем, и я двинулась за ним по разъехавшимся от осенней жижи грядкам. В темноте я чуть не налетела на железную ржавую лестницу, ведущую на второй этаж строения. Такую вменяют в обязанность сооружать в госучреждениях в целях пожаробезопасности. Пачкая руки о грязные металлические прутья, я полезла за Витькой. Балкончик, где заканчивалось это удовольствие, имел весьма хилую конструкцию. Но Витюшку, судя по всему, это не беспокоило.
- После того, как мы с подельником разосрались и разошлись, мастерскую поделили надвое, - ковыряясь в замке, тем временем вещал он.
Часть рассказа я пропустила, но воровское словечко ПОДЕЛЬНИК обострило рассеянное внимание.
- С «подельником»? Ты что, сидел?
- Нет, - помотал кудлатой головой мой спутник. – Я бы не смог в тюрьме. Сдох бы.
С недавних пор я расценивала пребывание в тюрьме, как постоянное покушение сокамерниками на тебя, как на сексуальный объект. Поэтому сочувственно кивнула.
- Мы вместе шили…
Опять возникла пошивочная тема. Может, парень и не врал, что умеет держать иголку в руках. Я потрудилась вникнуть.
- …но, поскольку товарищ был из ВАШИХ…
- Из каких это, из ВАШИХ? – оторопела я.
Витька хмыкнул:
- Странно, что это надо пояснять. Еврейской национальности значит.
- Но… - попыталась я опротестовать огульное заявление… впрочем, не совсем огульное.
- Да ладно, - отмахнулся Виктор, - в консерватории каждый второй был евреем… если не каждый первый. И никто ничего не имел против.
- Так… ты тоже из НИХ?
- Я нет, - отрезал Витька. – Так вот какое дело, товарищ, с которым мы на паях строчили куртки, в силу своей национальности терпеть не мог пролетариат. И говорить соответственно с ними не умел. А человек, варивший нам лестницу, приехал с Украины. То есть по-жидовски хитрый, но при этом дурак.
Я только диву давалась Витькиным метким ярлыкам.
- Глядя на этих двоих ярких представителей своих народов, я просто обоссывался.
Витька хохотнул, вспомнив, вероятно, как это было забавно.
- Но лестницу эта хохляцкая морда всё ж поставила. Мы каким-то чудом даже ему не доплатили, как он рассчитывал, - закончил мой «жених».
Переступив порог, я вновь окунулась в быт со знаком минус. Почти всю комнату занимал теннисный стол. У окна стояли две швейные машины. Напротив – гладильный стол. В дальнем углу болталась грязная занавеска. Я отодвинула её, протиснувшись в коридор между столами. Собственно, этого и следовало ожидать. Взгляду открывалась закиданная одеялами, неопрятная тахта.
- Холостяцкая берлога? – усмехнулась я. – А теннисный стол в качестве сексодрома?
- Нет, - пожал плечами мой герой. – Стол для того, чтобы играть в теннис.
Возможно, я что-то перепутала. Может, для ЭТОГО дела в киношках пользуют не теннисный стол, а для игры в бильярд.
- Но мой уже упомянутый товарищ, по-моему, так и делал, - тут же опроверг своё целомудренное замечание о назначении теннисного стола Витька. - Приглашал девиц и…
Я посмотрела на него исподлобья:
- Так мы сегодня домой не едем?
- Ты догадлива, - Витька потёр руки, нагоняя на меня страха.
Я села на стол и замолчала. Вспомнились разные юношеские истории, где озабоченные молодые люди грязно домогались. Видно, доля моя такая. Я вздохнула.
- Не бойся, - Витькин тон смягчился. – Ничего ТАКОГО не будет. Если, конечно, сама не захочешь.
- Не захочу, - уверила его я.
- Посмотрим, - и Витька жестом фокусника достал из-за пазухи пол-литра.
Мы пили водку из чайных чашек, закусывали песочными полосками* и болтали. И, в общем, много выяснили друг о друге. Например, что Витька не любил детский сад.
- Всё это сборище детей… - поморщился он. – Они почему-то все орали. Зачем орали? Почему? Непонятно это…
- Твоя мама работала воспитательницей? – спросила я, продолжая отыскивать общности. Так учат средства массовой информации по практической психологии при общении с преступником.
- Нет, врачом.
«Врачом – это зачётно».
- Что мне нравилось в детском саду – это полдник, - рассказывал Витька о детстве.
Я вопросительно посмотрела на него.
- Творожные запеканки, - пояснил он. – Дети почему-то их не ели. Отдавали мне. У меня на тарелке получалась целая гора запеканок. Я сидел и ел. А остальное время проводил в уголке. Сидел себе тихо, играл. Никому не мешал. И хотел одного: чтобы мне не мешали.
- А потом?
- А потом была школа.
- И?
- Тоже все бегали, орали… - усмехнулся он.
- Так был этаким толстеньким послушным мальчиком?
- Не-а.
- Как так?
- Я рано понял: все вопросы решаются силой… Поэтому дрался. Жестоко. Но всё равно, когда ушёл в школу при Консе, это было такое освобождение.
- Почему?
На какое-то время Витька замолчал.
- Да потому: во всех обычных школах в большинстве своём учатся недоумки.
Это было обидно. Вроде как получается, что и я в Витькиных глазах такой же «недоумок». Если, конечно, не попадаю в меньшинство. Но не стоило тешить себя надеждой. В моих знаниях сплошные прорехи.
К слову сказать, я сильно сомневаюсь, что Витька правильно понимал значение выражения «ничего не будет». Старался как мог, чтобы всё как раз и случилось.
- Эх, надо было тебе по-быстрому сострочить ночнушку, - сетовал он. - Её просто задирать. Раз – и на голове. А то тут пока справишься со всеми застёжками…
Тем не менее застёжки перекрывали доступ к телу. И это было хорошо. В том смысле, что парни стремятся быть лучше, чем они есть на самом деле, только ДО того. ПОСЛЕ превращаются в ленивых грубиянов (кем и являются).
- Кто тебе сказал, что ты толстая? – попивая поутру чаёк, разглядывал меня Витька.
Я и сама знала: в том наряде, что был на мне, я нетолстая. Собственно, я вообще НЕ толстая. Не стану же я вдаваться в подробности, где чего у меня имеется лишку! Вообще незачем было докладывать собственное мнение по поводу своего сложения. Теперь только будет наблюдать пристальней, что где не так. Вот такие дамские ошибки и ведут к тому, что наши кавалеры постепенно занимают нашу же позицию: и нос-де у тебя крючковат, и подбородок длинноват, и ножки коротковаты. А кто виноват? Твой собственный длинный язык.
- Никто не говорил. Сама вижу, – буркнула я.
- Кстати, - развил свою мысль Витька, - я всё думал: кого ты мне напоминаешь? Я тебе вчера рассказывал про своего приятеля, с которым вёл пошивочный бизнес. У него была сестрица, симпатичная такая девица. Так вот, на неё.
«Сестрица, девица… шутник, мать твою ети».
- Просто у меня такая физиономия. Я на многих похожа, - ляпнула я, не подумав. Комплементы всегда выбивают меня из колеи. Почему-то страшно неловко их выслушивать. Опять ошибка, Анна Георгиевна! Теперь Витька тоже будет считать тебя особой, не заслуживающей похвалы. Коль сама о себе мнения, как о заурядной персоне.
- Ну, ты как? – его глаза прошили меня, словно рентгеном.
- Нормально, - озвучила я то, что он хотел услышать.
Хотя, какое тут «нормально»? Дома ребёнок. А мать (то бишь я) шляется тут не пойми с кем. Даже не предупредив, что домой не явится. Приду – будет мне головомойка.
- Тогда, наверно, можно ехать? – Витька выглядел окрылённым. И не скажешь, что ночь прошла не так, как он планировал.
Ещё раз скажу: чёрт поймёт этих мужиков.
Вернёмся теперь назад. Когда смотрю на метровский эскалатор, немедленно представляю, как, нечаянно оступившись, теряю равновесие, и, сбивая колени и локти, лечу вниз, к стеклянной будке со строгой дежурной…
На сей раз движущаяся лестница благополучно выплюнула нас к Балтийскому вокзалу. Примостившись на подоконнике, мы выгребли мелочь из кошельков и карманов и произвели подсчёт.
- Что там, хватает?
- Не-а, - повесил нос Витька.
Мне до смерти не хотелось тратить свою заначку, которой планировала распорядиться, оставив её на прилавке магазина косметики. Но обстоятельства, обстоятельства…
Я вытащила пригоршню мятых купюр – все по рублю – и протянула их Витьке. Он засмеялся, польщённый.
- За меня ещё никто не платил.
Я засмеялась тоже. Всё-таки мать права. Дура я. Другая бы, будь на моём месте, оскорбилась. Мало того, что мужик без денег, и я за него вношу плату. Да не так, как, скажем, в магазине за колбасу и печенье. А расплачиваюсь, вроде как, за ночь с ним. Впрочем, от кого-то я слышала, что высоко оплачиваемые проститутки так и поступают. Сначала платят понравившемуся клиенту, а потом он возмещает. За её класс. Это меня просвещала особа, приближённая к этим прости-господи. Хотя, если подумать, фигня полная.
Обнимаясь и похихикивая, мы перешли Обводный* и принялись голосовать. Таксёры и частники не спешили останавливаться. Это было тем более странно, что в Советах началась безработица. Заводы и фабрики, на которые каждое утро отправлялись работяги, медленно и верно прекращали своё существование. Оставляя гражданам, проработавшим на родных предприятиях по двадцать, тридцать лет, шиш да ни шиша. Буквально. Так как последние месяцы расплачивались с работниками своей же продукцией. И хорошо, если это калоши со сковородками. А если, скажем, предприятие производило трактора и подшипники? Тогда, дорогой труженик, соси лапу. Или садись за руль и начинай бомбить. А что делать-то? Барахло, которым снабдило руководство, ликвидируя организацию, ясен пень, нереализуемо. Седлай коня и выезжай на Невские просторы ловить фраеров.
Но мы с Витюшкой не внушали доверия. Факт. Особливо мой спутник: плечистый, сутулый, чёрный и лохматый. Добра от такого не жди.
Голод, однако ж, не тётка. Наверное, это соображение и руководило водителем, подобравшим странную парочку.
Вскарабкавшись на второй этаж Витькиной собственности, я нырнула в комнату. Забросила сумку на теннисный стол и сама прыгнула рядом. Алкогольный дурман ненадолго покинул меня и в голове прояснилось. Я увидела вещи в их истинном свете: невероятно грязная комната и в ней неопрятный человек с давно нечесаными волосами, нелепой фигурой и странной походкой. Это Витька. Мне захотелось что-то предпринять во избежание надвигающегося кошмара: выбежать или, по крайней мере, закричать. Но вот он сел рядом. Меня обволокло запахом его тела: парное молоко с привкусом подошедшего теста…
Я молча прошла за занавеску, разделась и легла на постель сверху, не разбирая её.
Первое, что я помнила уже отчётливо, то, как Витька рассматривал мои трусы… Читается грубо. На самом деле, хотите смейтесь – хотите нет, это выглядело, как священнодействие. Бельё было совершенно прозрачным, из тонкого белого капрона. И в данных декорациях оно было сродни жемчужине в навозной куче. А Витька это чувствовал. Под капроном его загорелые руки с кожей, как у старого чемодана, казались нежнее и благородней.
- Ты как? – спросил он, чтобы получить ответ «нормально» (а, может, и «прекрасно», и «лучше не бывает»).
- А ты? – спросила я, надеясь на то, что в скобках.
- Надо привыкнуть, - получила я ответ.
???????????????????????????????????
За завтраком он блистательно рассуждал ни о чём.
- Сначала, получив половину участка, я хотел продолжать здесь шить или, может быть, открыть шиномонтаж – благо гараж есть. Но после того как хитрожопое государство отняло все мои честно заработанные деньги, серьёзно подумываю, а не завести ли мне тут коня?
Я подавилась очередной чаинкой. Витька заваривал чай прямо в чашке, не размениваясь на всякие там дополнительные чайники.
- На втором этаже? – на всякий случай уточнила я.
- Да, Ань-я, «на втором», - желчно передразнил он меня. Но пускаться во все тяжкие по части высмеиванья меня, любимой, не стал. Пока. Зачатки джентльмена были и в нём. – Здесь есть гараж. Не помнишь?
Хамство, которое на секунду выглянуло из парня, выдающего себя за безобидного балбеса, испугало. Я сжалась в пружину – так, что внутренности закрутило в спираль.
Сильнейший спазм вытолкнул меня на поверхность сознания.
Хорошо понимаю Брюса Уэйна*, лишившегося рассудка от страха при встрече со стаей летучих мышей. Жуткие твари.
Я потёрла лоб. Огромная будет шишка. Как бы синяк не расползся под оба глаза. Вот будет картина маслом накануне родительской субботы! Решив, что на какое-то время обойдусь без столика, за которым шла, я отправилась домой. Вернее, в рабочий барак №6. Но в нём имелись вещи, позволяющие называть его домом.
Глава 4. У компа
Свою комнату в бараке я любила по двум причинам. Во-первых, я сама сделала в ней ремонт. А всё, что делается собственными руками, любо. Во-вторых, как я уже упоминала, в ней наличествовал комп. Школьная подруженция, сжалившись, дала мне его в безвозмездное пользование, снабдив всей комплектацией. Более того, она закачала в него сто книг, «…которые должен прочитать каждый». Так назывался сайт. Сие было как нельзя кстати. На даче отсутствовал интернет.
Надо отдать должное моей семье, большинство книг из этого списка я читала. Ещё в школе. Но время идёт. Стандарты меняются. Помимо книг, необходимых для саморазвития советской школьницы, теперь каждый эрудированный человек должен был знать и другую литературу. Новых русских классиков. Булгакова, Солженицына, Пастернака и Ахматову я изучила ещё при поступлении в вуз. Осталось постигнуть зарубежных. Сейчас я читала «Три товарища». Читала запоем, расставаясь с Ремарком только на время смены. Я работала со старшими дошкольниками. А за ними нужен был глаз да глаз. Не до чтения. Я восторгалась ремарковским слогом. Его простоте. Сюжет, характеры героев и многообразие их чувств автор сумел передать в прямой речи. Я бы так не смогла.
Я ждала, пока экран монитора зальёт волшебно-голубой краской, как вдруг ощутила, что вспыхнувший свет вовлекает меня внутрь лазерной глади. Минута – и я внутри собственного повествования.
- Ага, совершенно чужие, - хохотнул Витька в ответ на моё замечание, что чужим людям не следует считать собственную точку зрения единственно верной. Он намекал на недавно состоявшуюся постельную сцену.
Мы встретились в следующие выходные. Обычно наши рандеву имели изматывающий характер, и сил на встречи в будние дни у меня не оставалось. Витьке же удобней было встречаться с понедельника по пятницу. В субботу, воскресенье он работал. Если, конечно, пение в ресторане можно назвать работой. Это in my humble opinion*. Витька же считал свою деятельность тяжким, но необходимым трудом. Необходимым не ему для выживания, а людям. Филантроп))
- Разве не проще врубить магнитофон? – наивно спрашивала я.
- Проще. Но не лучше.
У меня вертелись на языке обоснования, противоречащие его утверждению. Типа: «любая копия хуже оригинала» или «вряд ли его исполнение так уж профессионально».
Но у его величества были свои резоны.
- У живого звука мощная энергетика. Она заводит зал. А запись… она и есть запись.
Тоже не поспоришь.
Мы чинно прогуливались по дорожкам Таврического сада, обмениваясь впечатлениями от посещения оранжереи*. Собственно, обмениваться не приходилось. Поскольку чужое мнение, отличное от собственно Витькиного, для него не существовало. А если и существовало, то не принималось к сведению. А если и принималось, то лишь в подтверждение, что мир населён кретинами. Я, привыкшая, что моё мнение уважаемо (вне дома, разумеется, там я всегда была ноль без палочки), впитывала, как губка, радикальные Витькины суждения. Большинство из них были для меня ноу-хау.
А именно:
а) ПОЛИТИКА. Коммуняки, которых все ругали направо и налево, являлись положительными героями, а нынешнее правительство – злом во плоти. При этом Витьке удавалось вплести в сложную политическую иерархию страны и меня. Ибо злом всех зол он считал Горбачёва. А в замужестве, напомню, я носила фамилию Горбачёвой.
- Всё твой дедушка виноват, - мрачно шутил Витька, сверкая очами.
И мне это заявление в Витькином исполнении шуткой не казалось.
б) НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС. Если отношение к государственному перевороту я имела косвенно-сомнительное, то сомнений по поводу пятой поправки*, у Витюшки не возникало.
- Смотри, смотри, что здесь написано, - тыкала я ему в нос красную книжицу, где чёрным по белому значилось РУССКАЯ.
- Э-э, бумага всё терпит, - невозмутимо отводил он мою руку с паспортом. – Ты взгляни на своё честное лицо.
- Почему ты так ненавидишь евреев? – бессильно спрашивала я.
- Я их не ненавижу. Во всяком случае, тех, кто занят делом, - возражал он.
А «занятые делом» - те, кто причастен к миру музыки. Не все, конечно. Только кто действительно делал музыку, а не дурака валял (по Витькиному мнению, разумеется).
- Мне кажется неправильным, что одна нация захватила всё: власть, сладкие должности, - вещал пророк Виктор. - Куда не взглянешь – сплошь твои братья. От шоубиза – до президента.
- Ты что же, и Ельцина считаешь евреем? – не верила я своим ушам.
- Конечно, – на полном серьёзе кивал Витька. – Это же очевидно. Стоит посмотреть на Пельша, как всё становится ясно.
- Господи, Пельш-то тут при чём? – стонала я.
- Это же прилизанная копия Бориса Николаевича! Прямо-таки образчик ВАШЕГО народа. Махровый. Даже мохеровый.
- Пельш?! – изумлялась я.
Витька только рукой махал, давая понять, что я безнадёжна. И продолжал изводить выяснениями, почему я не признаюсь в своём еврействе.
- Всё ВАША сущность. Врать во что бы то не стало. Даже когда ВАС берут за задницу с поличным.
Видя, что я ещё сохраняю самообладание, Витька давал волю своему красноречию.
- Вот скажи, Ань-я, ты что-нибудь умеешь? ВЫ же ничего делать руками не можете.
- Да чёрт возьми, что я должна уметь? Тебе вообще женщина нужна или подельник? – вскипела я.
Витькино лицо потемнело.
- Всё. Хватит. Если б мне было лет двадцать, я б терпел. Но теперь я всё знаю. Давай, - он сделал знак, чтобы я села в машину. И мы двинулись к ближайшей станции метро.
- Да что случилось-то? – недоумевала я.
- Ты не поймёшь, - так же мрачно изрёк он на прощание.
В следующую встречу Витька признался, что у него самого рыльце в пушку. По батеньке он цыган. Гонимый страдалец.
- Так цыгане же похожи на евреев, - опрометчиво брякнула я.
- Чем же? – язвительно произнёс Витька.
- Тоже делать ничего не хотят. Всё бы им петь да плясать… - хорошо, что развить эту тему он мне не дал.
- Нет, - не терпящим возражения тоном сказал Витя. – Ничего общего.
Ладно. Нет – так нет. Как скажет. Но как он вообще может сравнивать нацию, у которой даже письменности своей нет, с великим еврейским народом?!
Надо сказать, благодаря Витьке я научилась смотреть на вещи в их истинном свете. Советского человека вынуждали жить тройной моралью: 1-ый круг - партия и государство (полная профанация), 2-ой круг – общество и работа (частичный игнор) и 3-ий круг – друзья и родственники (реалии). Но, поскольку мозги совковых людей круглосуточно засирались средствами массовой информации, очень трудно было отличить зёрна от плевел. Следует отдать должное, Витька отличал.
Дотоль сведения о цыганах я имела самые расплывчатые. Почерпнутые из произведений Мериме и Пушкина*. Так вот, что я вам скажу, дорогие мои читатели. Никакой свободы нравов в цыганской семье нет. Жёсткий патриархат. Девушек по-прежнему отдают замуж чуть ли не в четырнадцать лет. Далее они поступают в безраздельное мужнино пользование. Есть, конечно, и цивилизованные представители цыганской нации. Чистоплотные (!), имеющие свой бизнес. Витька же был ни то, ни другое.
Раз, два, три – несколько цветовых вспышек - и я, как Витя Перестуков*, кубарем покатилась в другой кадр.
- Всё-таки мясо – самый правильный продукт, - гудел Витька, обгладывая ивовую веточку.
Не потому, что он уподобился зайцу в голодную зиму. Ветки заменяли нам шампуры. Витька сам их выстругивал и насаживал на них мясные кусочки. Мясо мариновала я. Все советские хозяюшки так делали, ибо готового полуфабриката не продавалось. В нашей же истории есть одно отличье. Но существенное. Я не была той «хозяюшкой», которая с ловкостью закатывает соления, варит варенье и вертит котлеты. Кухней у нас заведовала бабушка. А уйдя в лучший мир, секреты вкусного приготовления пищи не передала ни дочери, ни любимой внучке. Но я и не думала расстраиваться. Всегда считала заточенность на жрачке дурным тоном. Наверное, поэтому мой сын, пробуя что-то вкусное, неожиданно вышедшее из моих рук, делал матери такой комплемент:
- Вкусно, как в столовой!
Честно говоря, сама я тоже являлась приверженицей института быстрого питания. Любительницей столовской пищи и уличных пирожков.
И становление меня, как кухарки, было мучительно.
- Тебе вообще раньше доводилось варить яйца? – злобно прошипел Витька, вырывая у меня ковшик с отваренными яйцами. – Нужно налить холодной воды - слить, налить – слить. Это что, так трудно?
Я отошла от раковины на ватных ногах. Меня колбасило от страха. Не от того, что сейчас получу затрещину. Не до такого ПэТэУшного уровня, конечно. Но когда люди на меня так злы, я очень пугаюсь. Ведь ранее я тщетно полагала, что люди ищут пару, дабы защищать и оберегать друг друга. От Витьки же в мой адрес главным образом пёр негатив.
Желая накормить вечно голодного Витьку, я украла из дома песочный пирог. Именно УКРАЛА, так как выносить что-либо из дома было строжайше запрещено. Вы думаете, Витька оценил?
- Это то говно, что ты приносила? – хмыкнул он, когда я осведомилась, съел ли он пирог.
В ответ на вопросительный знак в моих глазах, он спросил:
- На какой параше вы его жарите? На нерафинированном растительном масле?
- Не знаю, - проблеяла я. – Наверное.
Витька поднялся, одёрнув штаны на жопе. Его щель так и норовила выглянуть из-за низкого пояса. Собственно, виной был не крой штанов, а крой его собственной фигуры. Аккуратный, но внушительный животик, похожий на живот беременных на среднем сроке, не давал укорениться брюкам на талии.
Выудив бутылку с остатками растительного масла из кухонного стола, он, не выпуская её из рук, дал мне прочесть название.
- Ра-фи-ни-ро-ван-но-е, - по слогам прочёл он для меня (вероятно, страхуясь на случай моей безграмотности). И пояснил: - Это значит специально обработанное. Без мерзкого привкуса и осадка на дне. Вот на этом жарят НОРМАЛЬНЫЕ люди. Не ВЫ. ВАША цель хоть копейку да сэкономить.
Он скорчил рожу Гобсека. Было бы смешно, если б не было так грустно.
Ярко-фиолетовая вспышка. Следующий кадр.
Люди в метро принюхиваются и поглядывают на меня, мягко говоря, вопросительно. Я застенчиво прикрываю чёрные штаны, ставшие за время пребывания на озере серыми с желтоватым оттенком. И если их цвет с грехом пополам ещё можно скрыть от осуждающих взоров, то вонь от костра въелась в ткань, кожу и волосы, кажется, навечно. Ах, Александр Николаевич*! Как вы не правы в своём утверждении: мол, бедность не порок. Ещё какой порок! Вы спросите, какая, извините, связь между бедностью и запахом костра? А вот какая.
Конечно, такого разгула беспризорности как сейчас в Советском Союзе не было, но люди без определённого места жительства существовали всегда. Зимой прятались в подвалах. Летом обосновывались на природе, согреваясь у костров. Вот она, связь бедности и порока. И осуждающих взглядов в сторону вашей покорной слуги.
Если цивилизованные туристы (любители романтики) выезжали на пикник в выходной, то Виктор предпочитал всё теплое время года проводить на воздухе, выбираясь в город только за продуктами или на заранее оговорённую подработку.
- Тебе не надоела такая работа? – спрашивала я.
- Лучше так, - пожимал он плечами, - чем бомбить. Сидишь, как раб, за баранкой, а тебе диктуют куда их, свиней, везти.
В соответствии с Витькиными представлениями о здоровом образе жизни так теперь проводила свой отпуск и я. А Юрка на каникулах сначала отправлялся в летний оздоровительный лагерь, а затем болтался у бабушки на огороде. Когда происходило наше с сыном воссоединение, он демонстрировал умения, заимствованные у местной вороватой ребятни, я – то, чему научил меня новый друг.
- Почему бы тебе не заняться каким-нибудь спортом вместо пострелялок? – выговаривала я ребёнку, зависающему у Dendy*.
Витька внедрил в меня мысль, что цена стройной фигуры – это кручение велосипедных педалей и лыжные прогулки. Правда, ему самому это не ахти как помогло (в смысле обретения стройности).
Ещё при первом посещении его убогого жилища я обратила внимание, что в просторном холле стоят два велосипеда, нежно прижавшись друг к другу.
- Жене, - нехотя ответил он, когда я спросила, кому принадлежит второй велик. – Мы брали велосипеды и отправлялись за город. Но это давно было. В другой жизни.
Это ДАВНО, как оказалось, было не так уж и давно. А я встала на тропу конкуренции с его непогрешимой первой женой.
Как я уже упоминала, готовила я не ахти. Время было тяжёлое. 90-ые. Из дерьма конфетку… – это миф, знаете ли. Советские люди, всегда имевшие альтернативу отовариться на рынке, не особо туда торопились. Цены, друзья мои, на рынке заряжались атомные. Народ предпочитал стоять полдня в очереди, чем приобретать продукты на рынке. Тем более что жили тогда большими семьями, где обязательно присутствовало старшее поколение. Предназначение которого, казалось, и была добыча продуктов. Потом люди, прошедшие войну и пережившие блокаду, с вдохновением повествовали, как они их добывали, эти продукты.
- Представляете, три часа стояла за сосисками, а когда подошла моя очередь, остались только сардельки…
- Очередь была аж до бульвара. Хорошо Матвеевна придумала записываться. У меня вон ещё номер не стёрся, - и бабушка с удовольствием демонстрировала отметку на руке. – Семьдесят третья. Чуть не рехнулась, когда подошла к прилавку…
Сейчас, когда вижу статейки в сети, что люди хотят обратно в СССР, думаю, что-то с памятью у них стало.
Это маленькое отступление к тому, что в магазинах в свободном доступе была лишь минеральная вода Полюстрово, ровными рядами выстроенная на прилавках продовольственных магазинов. Даже крупы и тушёнка выдавались по талонам.
Не обременённая этическими нормами, я вновь прибегла к воровству, посягнув на продовольственный запас семьи Радкевич. На этот раз я спёрла банку тушёнки и банку маринованных огурцов дачного консервирования. Овощи всё ещё были в свободном доступе. Ими можно было затариться в любом овощном.
Ещё не выйдя замуж за предмет своего обожания, я взяла за правило приходить к Витьке с полными пакетами. Мать, видимо, что-то такое подозревала. Хоть была и не до конца уверена в моей чрезвычайной глупости.
- Неужели будешь мужика кормить? – вздымала она брови. – Вот куда твои денежки плывут. На этого толстосракого.
В недобрую минуту я описала матери Витькину наружность. Позднее пожинала плоды своей болтливости. Было у мамочки свойство всё светлое превращать в гнусь.
Так вот, испытывая гордость за свою находчивость, я торжественно выставляла продукты Витьке на стол (вернее, на паркет, выполняющий роль стола).
- Что будешь делать? – поинтересовался он, поочередно беря в руки ингредиенты будущего обеда.
- Рассольник. А на второе картошку пожарю.
- Ты точно сможешь? – откашлялся он с сомнением.
Я только фыркнула.
Но задание, которое сама же себе и задала, провалила с треском.
- Что это за дрянь? – собирая тушёночный жир с поверхности супа, брезгливо сморщился Витька. – А это что за ошмётки?
«Ошмётками» он назвал потёртые огурцы.
- Огурцы нужно резать. Чтобы они похрустывали на зубах. А тушёночный жир сливать после того, как выложишь мясо, - учил он меня (в довольно злобной манере, между прочим).
- А картошка?! Ничего отвратительнее не ел. Картошку нужно жарить на сливочном масле. Своих обожаемых жидов можешь кормить этой отравой.
Он с чувством отодвинул от себя тарелки и нахохлился. Я сидела напротив, как на экзамене, когда не знаешь предмет. Страшно.
Но я старалась. Старалась угодить. Как мама учила. Заслужить любовь.
- Вот, завтрак ты уже научилась готовить, - утирая тыльной стороной ладони жир с губ после домашних блинчиков в растопленном сливочном масле, благосклонно изрёк Витька. – Теперь тебя надо научить ещё варить плов.
Плов – любимая Витькина еда. Список его кулинарных пристрастий был не так уж длинен. И разнообразить их он не собирался.
Во-первых, каша. По утрам. Чтоб желудок работал, как часы. Витюшкин желудок был очень чувствителен. Малейшее несоответствие ГОСТу – и мой милый уже маялся животом.
Вы уже в курсе, что Витька являлся большим поклонником активного отдыха. Приготовление же пищи в диких условиях сопряжено с некоторыми неудобствами. Однажды поднявшийся некстати ветер припорошил песком отваренную в котелке вермишель, которую я уже приправила сливочным маслом (до которого Витюша был большой охотник) и перемешала с нарезанной колбасой. Пожалев блюдо, на которое потратила всё утро, я попыталась снять верхний слой… Не тут-то было. Став невольным свидетелем содеянного мною, Витька истолковал всё самым неожиданным образом. И так взбеленился, что я уж подумала, он собирается меня ударить. Но всё ж такая мера была не в его правилах. Он уничтожал морально. Что называется, шёл в психическую атаку.
- Если думаешь меня приворожить, - проклокотал он, - то напрасно. Тебе же боком выйдет.
Удивление моё было столь велико, что я даже не попыталась опровергнуть сказанное. И услышала историю весьма поучительную.
Жил-был шестнадцатилетний парнишка. И захотел тот парнишка самостоятельности. Родители не стали препятствовать отпрыску. Произвели обмен, в результате которого получило любимое чадо комнату в коммуналке. Тут и девушка сыскалась.
- Я-то в то время ничего не знал. А она уже огонь, воду и медные трубы, как говориться… Так меня скрутила, еле отвязался. Спасибо, не дурак, имеются кое-какие связи. Теперь, если кто-то колдовать вздумает, обратный приворот вступит в силу.
Даже на бумаге сей абзац действительно… абзац. Но в действительности не передать, какие чувства вызвало у меня произнесённое. «Какую же он себе набивает цену… однако!» - зашевелились во мне остатки самоуважения. «Но ведь я ничего не делала… Ага, СЕЙЧАС не делала.
На самом деле я приобрела книжечку «Заговоры и привороты» и думала проделать кое-какие манипуляции. Для ворожбы надлежало заполучить клок волос с головы любимого. Но Витька ни в какую не подпускал меня к своей шевелюре, хоть и был схож причёской с бомжом с Московского вокзала. Но! МАЛЬЧИКИ НЕ ДОЛЖНЫ ЗНАТЬ, ЧТО ДЕЛАЮТ ДЕВОЧКИ! Нет, нет и нет!
Вермишель я безропотно выбросила. И начала кашеварить сначала. Под непрестанное Витькино жужжание. Ведь я должна была не только научиться сносно готовить. Я была обязана делать это не хуже его жены. Та была для меня недосягаемым идеалом. Во-первых, хороша собой. Хрупкая невысокая блондиночка.
- Маленьких женщин хочется носить на руках, - улыбаясь, говорил наш детсадовский психолог. Оно и понятно. Такую лошадь, как я, взгромоздишь на себя – мало не покажется.
Витька временами смотрел на меня чуть пристальней обычного.
- Что опять не так? – незамедлительно пугалась я.
- Я вот смотрю, - серьёзно говорил Витька, – вроде, нормально. Но больше набирать вес никак нельзя. А вообще, надо не только оставаться такой же. Надо худеть.
Но это была минута благодушия. В минуту душевной невзгоды он мог запросто приложить меня словосочетанием типа «жирная, как свинья». Витька особо не щадил моё самолюбие. Говорил, как есть. Наверно, в этом и заключается мудрость воспитания жены.
Боль воспоминаний вытолкнула меня на поверхность не до конца прочитанной книги (из тех «Ста книг, которые должен прочесть каждый»; не прочитаешь – не будешь полноценным членом общества НИКОГДА!). Я лежала на кровати. Всё в том же растреклятом Васкелово. В отличие от снов, которых почти никогда не помнила, свои видения я запоминала отчётливо, до мельчайших деталей. Иногда жалея себя, иногда со злобной радостью думая: «Так тебе и надо. Дура». Недаром Витька называл меня пэтэушницей. Так и было. Стыдно за самоё себя.
Читывала я недавнось статейку на Liwli. Писец именовался Котом. На аватар помещена фотка мордатого рыжего котяры. Первое, что напрашивается, когда ставят в фото профиля котят и ромашек: рожей автор не задался. Статья Рыжего именовалась «Как мы выбираем женщин». Запоминающееся чтиво. Особенно запало в душу: «Прекратите связываться с разведёнками! Подбирая эти какашки, вы роете яму обществу в целом и себе, в частности. Для разведенок должен остаться только один вариант - быть одной или с бомжами на вокзале - она этого достойна...»
Каково? Давала себе зарок не заходить на этот мерзкий сайт никогда. Но иногда там проблёскивали перлы Шергиловой или статьи типа «Детка, чтобы давать советы по стилю сорокалетним тётям – надо быть этой тётей!». Совершенно замечательное чтиво. И никто не оплёван. Что важно.
Вы думаете, произведение рыжего Кота одиноко? Как бы не так. На женском сайте пасётся целое стадо Сергеев, Александров и Владимиров, порочащих женщин со страстью, которую можно было направить на что-то действительно дельнообразующее. Или вот вам – Заводной Апельсин*. С претензией на образованность. И даже оригинальность. Ведь сущность термина «заводной апельсин» - вещи причудливого и непонятного вида. То есть ЖЕНЩИНЫ. Произведения Сlockwork Оrange (и ему подобных) - в целом явление грустное. И Liwli - болезнь локальная. Её можно удалить, как злокачественное новообразование. Вырезать, не заходя больше на этот зловонный сайт. Интереснее другое. Откуда выросло отношение к женщине, как к недочеловеку? Почему в обществе порицается фашизм, расизм и поощряется сексизм?
Вот абстрактный ОН. Венец природы, льющий помои на женскую ветвь человечества. Имеющий при этом мать, дочь, жену и любовницу. Полный комплект. Степенный и важный. Вальяжно развалясь на мягком диване, со смаком рассуждает, как мелко и ничтожно бабьё.
- Сущность насекомого, одним словом.
Аристотель писал: «Женщина есть низшее существо, импотентное животное, пассивный сосуд для мужского жара, высшей жизненной силы. Активная, творческая форма – вот участь мужчины. Женщина же по своей сути – бесплодная инертная материя, не имеющая души. И посему не может быть отнесена к настоящим людям».
Отчего женщине отведена, мягко говоря, второстепенная роль в обществе? «Именно за грех Евы мужчина должен господствовать над женщиной, и она принимает это господство, как наказание». Книга Бытия. Мастера софистики ищут оправдание мужскому шовинизму, обращаясь к античности и священному писанию. Зачем, спрашивается? Кто ищет правомерности неблаговидных суждений, ссылаясь на известные тексты, тот находит, знамо дело. Вспомните, у Гитлера тоже была своя идеологическая платформа – Ницше. А Писание и учение античности противоречиво. Можно цитировать Аристотеля, а можно и Платона («женщина и мужчина должны быть равными в своих правах и обязанностях»). Можно апеллировать «да убоится жена мужа своего», а можно «потому оставит человек отца своего и мать свою и ПРИЛЕПИТСЯ К ЖЕНЕ СВОЕЙ…» (Быт. 2:24). Во времена охоты на мамонтов грубые нравы признавали только физическую силу. А женщина, без сомнения, физически слабее мужчин. Но по мере развития цивилизации значение физической силы утрачивается. Мужчины же, цепляющиеся за исторически сложившееся стереотипы отношения к женщинам - не более чем пережитки прошлого, архаизмы, не желающие мириться с изменившимся порядком вещей. Из них родятся гомофобы и расисты, ретрограды и мракобесы, отрицающие современные взаимоотношения полов и новую культуру. Они не любят, когда что-то царапает им душу. Гораздо приятней созерцать пейзажи Шишкина, а не ломать голову над творениями Дали. Проще - не значит лучше. Жизнь сложна. Неужели вы считаете, что изваляв в грязи женщину, вы становитесь мужественнее? Таки нет. Представьте былинного героя, изрыгающего мерзости о женщине. Или Онегина, говорящего Татьяне, что она овца тупорылая. Неужели высказывания, полные презрения к женщине, вяжутся в вашем сознании с обликом достойного мужчины?
Размышляя над превратностями жизни, я машинально встряхнула смявшееся одеяло. Из него выпало нечто, напоминающее крупного паука. Проворно перебирая мохнатыми ножками, испуганное и дезориентированное насекомое устремилось прямиком ко мне в глубокое декольте. Я запаниковала. В попытке стряхнуть членистоногое, я вскочила. Хищник тем временем запутался в рюшах ночной рубашки. Завизжав, я стала лихорадочно трясти ночнушку. Паучишко (тоже, вероятно, от ужаса) впился жвалами в тонкую кожу груди. Моя голова налилась тяжестью, я потеряла сознание.
Витька не питал презрения ко всем женщинам на свете. Он питал его ко мне. В то же время его жена обладала всеми лучшими качествами, присущими человечеству.
Помимо того, что она являлась красавицей, Надежда была из хорошей семьи.
- У отца жены была «Волга», - небрежно бросил Витька, когда мы смотрели телепередачу о советском автомобилестроении. – Когда он открыл гараж, я аж зажмурился. И сейчас «Волга» считается хорошей машиной, а уж тогда…
Витька прищёлкнул языком, давая мне осознать, насколько крут был его тесть. И если яблочко от яблоньки недалеко падает, Витькина супружница тоже ой-ёй-ёй… Не чета мне.
Во всём – решительно во всём - ОНА меня превосходила. И Витька каждый раз, исследуя ту или иную область моего незнания, мне об этом напоминал.
- Слишком приторный, - с ртом, набитым пасхальным куличом, провозгласил Виктор кулинарный приговор. – Если бы это был торт, ещё понятно. Вот «наполеон»… ты знаешь, Ань-я, что есть НАПОЛЕОН?
- Торт из коржей?
- Да, – благодушно согласился он. – Помню забавный случай. Приехали ко мне в армию мать и жена. Навестить. Жена испекла «наполеон». А я, как назло, подхватил какую-то инфекцию. И два дня, которые мне выделили для свидания, просидел на горшке. Вот. Ни «наполеона» тебе, ни-че-го другого… если ты понимаешь.
О да, я понимала. Понимала, что далеко не так хороша и в ЭТОМ смысле. Несмотря на то что во время полового акта я извивалась, как змея и постанывала, на Витьку это не производило должного впечатления. Он, как машина, мог совершать поступательные движения часами…ну, положим, ЧАСАМИ не мог, но минут сорок – обычное дело. Ничего похожего на блаженство, кстати, которое обещают глянцевые журналы от столь продолжительного коитуса. Все эти сорок минут я чувствовала: что-то здесь не так. Хотя бы потому, что соитие не всегда заканчивалось эякуляцией. Я не понимала, в чём дело. Его «надо привыкнуть», мало меня успокаивало. Вспомнив Калашникова, я взяла за правило чуть напрягать мышцы во время фрикций, и была права.
- Вот бы тебе песочку ТУДА насыпать, - желчно выдавил Витька, когда я стряхивала на пляже песок с тела. – Для трения.
- А надо?
- Не помешало бы, - с кривой ухмылкой фыркнул Витька. И, догадываясь, что таким образом сокрушает моё женское эго, немного выправил ситуацию. – Сейчас получше стало. А раньше словно я рядом, а не внутри вонючей, большой... - он мерзко захихикал. Витька вообще был похабником.
В последнее время я подозревала, что бывшие супруги снова возобновили общение. И, как бы это сказать, довольно тесное.
От обиды я ляпнула первое, что пришло в гоову:
- Хорошо, что есть та, у которой такая ма-аленькая… - закончить я не успела.
- Но не такая противненькая, как тебе бы хотелось, - не дал мне закончить Витька.
Чувствуя, что разговор становится, что называется, нон грата, я сделала непонимающую мину.
- Ты вообще о чём?
- А ты? – тут же нашёлся Витька.
Моих чувств он не щадил. Вы уже знаете, что я ощущала, оказываясь обнажённой. А коль пляж – излюбленное место Витькиного времяпровождения, видеть меня буквально в чём мать родила в антураже более красивых тел было для моего партнёра не в новинку. И комментариев на эту тему у него имелось достаточно.
- Будешь меня изводить, вообще сниму лифчик, - пригрозила я Витьке после сотого напоминания им, что купальник цвета беж выглядит так, будто он проржавел от времени.
- Не пугай народ, - ухмыльнулся мой учтивый любовник. – Хочешь, чтобы все разбежались от такого вида?
Впрочем, что-то подобное он уже говорил. После вечера, когда играл в стрипклубе. Потом делился яркими впечатлениями.
- А я бы так смогла? – зазывно сверкнула я очами.
На что получила исчерпывающий ответ:
- Представляю. Вот бы все посмеялись… Если бы шест раньше не сломался.
Учитывая, что с большинства моих сверстниц жир свисал, как со свиноматок, со мной всё было не так уж плохо. Но поток Витькиной хулы в мой адрес не иссякал.
- Так ты меня видел? – испытывая некоторую неловкость, поинтересовалась я, возвращаясь с утренних гигиенических процедур.
- Видел, - хмуро подтвердил Витька.
- Что именно?
- Что ты жирная, как свинья.
Да, у Витьки были сложности с эвфемизмами. А лексика богата оскорбительными метафорами. Только его жена оставалась образцом хозяйки, нестандартного мышления и прочее, прочее, прочее.
- Как-то мы с приятелем были на выездном концерте, - рассказывал как-то Витя.
- Это что такое? - поинтересовалась я, тем самым просовывая свою голову в петлю (образно, разумеется). Каждый такой рассказ превращался в преамбулу к моему дальнейшему унижению.
- Есть категория людей, которые любят отмечать с размахом свои юбилеи на даче. Ближе к природе, - пояснил он. – Музыкантам иногда предоставляют ночлег у себя в хоромах. В тот раз одна девица из гостей была ну очень настойчива.
- Ты так ей понравился?
Витька помялся.
- Не я. Мой напарник. Так вот, у девицы имелась подруга. Как бы для меня. Но у неё так воняло изо рта, что я не смог. Да мне и не надо было. Я был женат…
«Ну, да, - внутренне хмыкнула я. – Рассказывай».
- Интересно, что она решила, будто между нами что-то есть. Она то ли поступать сюда приезжала, то ли на работу устраиваться. Факт, что у неё не выгорело ни с тем, ни с другим. Вернулась, она, значит, к себе на родину – и давай названивать мне. Я уже и так, и этак намекал – толку никакого. Тогда уже открытым текстом сказал: дескать, всё. Что ты думаешь? Явилась сама.
Витька схватился за голову. Буквально. Положил ладонь на свою кудлатую головушку. Рассказ превратился в инсценировку.
- Жена-то у меня золотой человек, - «коне-ечно! кто бы сомневался?!» - Мы условились, что эта сумасшедшая посидит у меня, мы поговорим…ну, и всё, короче.
- Что «всё»? В этот раз ты её трахнул?
- Конечно, нет! – возмутился Витька. И махнул рукой: - О чём с тобой вообще можно говорить?!
Видимо, мораль сей басни такова: какой кристальной души его благоверная. Мой кавалер повернулся к стене передом, ко мне задом, а я прошмыгнула на кухню, где на дне водочной бутылки ещё плескался лечебный эликсир. После чего вернулась на спальное место и заняла позу «спиной к спине».
Первым, что я увидела утром, были Витькины загорелые ноги. До трусов. Его гениталии (как в комедиях положений) были закрыты бутылкой из-под водки.
- Тут, вроде, ещё оставалось?
- Немного, - пришлось признаться мне.
- И куда делось?
- Выпила.
Витька заржал. Чем вызвал моё раздражение. Потому задала вопрос, лишённый изящества:
- А что, твоя жена так не делает?
Витька сгустил обычную ироничность тона до ёрничества и процедил:
- Всегда так делает. Я ложусь спать. А она встаёт и выпивает водку.
Читай наоборот: Она НИКОГДА так не делает. Витька всегда всё выпивает сам. Он уже говорил, порицая мою распущенность:
- Свидетели Иеговы не пьют. Да и сексом тоже занимаются по расписанию.
То есть всё упорядочено.
- Это мы с тобой сначала жрём, жрём, жрём. А потом худеем, худеем, худеем. Жена всю жизнь придерживалась умеренности.
Умеренность, целомудрие и воздержание. Отчего она ещё не на небесах?
Не знаю, зачем мне это было нужно, но иногда я сама выспрашивала о ЕЁ жизни. Может, полагала, если Витька впустит меня в свою жизнь, я стану ему ближе?
На Новый год я притащила с работы оформление, которое развешивала в группе: Дедушку Мороза, Снегурочку, лисичек и зайчиков в карнавальных костюмах. Рисование – одно из немногих моих умений, которому Витька отдавал должное. Перед тем, как налепить на Витькины облезлые обои новогодние персонажи, я немного подправила их контур. Наблюдая за моими действиями, Витька вставил:
- Жена так умела.
Я напряглась. Куда ж без неё? Надеялась хоть тут её обойти – фиг.
- Чертила так аккуратно, по линеечке, – умилился он.
- Она что, чертёжница?
- Инженер, – поправил он. – Окончила институт киноинженеров.
Не хотелось хамить ему. На языке уже вертелось: эта ностальгия когда-нибудь прекратиться? Но это значило испортить праздник. Потому что Витька никогда не упускал возможность сказать последнее слово. Поэтому я просто спросила:
- Какое отношение имеет институт киноинженеров к кино?
- Не знаю, - пожал плечами несчастливый муж. – Меня это тоже всегда интересовало.
Напрасно я надеялась избежать ссоры. Витька не обладал даром вовремя заткнуться.
- Но виденье у неё было особое, – и в доказательство привёл следующую историю. - Мы с женой купили телевизор и поставили его в багажник. Укрепили, как смогли. Но на всякий случай жена села рядом…
Не удивляйтесь. Он не сошёл с ума. Не в этот раз. Виктор Евгеньевич являлся гордым владельцем второй модели Жигулей. В нынешнее время мало кто её помнит. У этой машины кузов пикап.
- И что? – вяло поддержала разговор я.
- Так вот, - увлеченно пел Витька. – Жена рассказывала…
«Чёрт бы его драл! Ему что, доставляет удовольствие сто двадцать пять раз на дню употреблять слово ЖЕНА?!»
- …вид, который открывался сзади, совершенно другой, чем тот, который мы наблюдаем, сидя спереди.
Ясен пень, ДРУГОЙ. Но! «Вот тебе, Ань-я, оригинальность мышления, - как бы говорил Витька. - В то время как у Вас, мадам, не прослеживается не токмо ОРИГИНАЛЬНОСТЬ мышления, но и само мышление хромает на обе ноги».
Вы уже в курсе, что Витька был сложён туристически. То есть штаны приспущены, на коленях пузыри, торс вперёд, на спине рюкзак. Седалище в летний период помещено на седло велосипеда. Сколько ж бед принёс мне его механический конь! Я падала с него лицом в грязь, била колени, стукалась копчиком… но помалкивала. Искренне считая себя обязанной проникнуться интересами спутника. Мне давались его устремления потом и кровью. Ведь я никогда не была особенно спортивной. Так же, как и техничной. Где уж мне отличить спущенное колесо велосипеда от надутого. Однако ж до Ржевского лесопарка, который значился конечным пунктом нашей поездки, я ощущала затруднения в ходьбе моего двухколёсного недруга. О чём, гордясь собой, я не преминула заметить.
Витька присел, чтобы взглянуть. Когда встал, выражение его лица явно указывало на то, что я вновь напортачила.
- Ты что, не чувствовала, что у тебя колесо спущено?
Витькин голос не предвещал ничего хорошего.
- Н-нет, - икнула я.
- Не понимаю, КАК такое можно не почувствовать?
- Я не слишком в этом разбираюсь… Но ведь можно его снова надуть?
- «Надуть»?! – зло передразнил меня Витька. – Ты понимаешь, что обод, на который надевается шина, теперь деформирован?
- Не знаю, - от страха я сделалась ватной.
- Одна надежда, что ты всё-таки не очень тяжелая, - буркнул Витька, поворачивая велосипед по направлению к дому. – Тебе не приходило в голову, что ты портишь всё, за что берёшься?
Как не приходило, если мама мне постоянно об этом твердит?
- Скажи, ты намеренно это сделала? – продолжал он меня допрашивать.
Опять двадцать пять. Такое уже было, когда Витька обвинял меня в злонамеренной порче макарон. Но велосипед?! Он превзошёл самого себя. Но, как назло, никаких аргументов в свою пользу я не находила.
- Нет, – только и смогла выдавить я.
Видимо, мой пришибленный вид всё-таки возымел влияние. Витька от меня отстал. Но его подозрительность, граничащая с фобией, нормального человека насторожила бы. Впрочем, настораживала и меня, но я всегда находила ей оправдание. Даже когда меня откровенно пинали.
Заехав к Витьке в очередные выходные, я нашла любимого, лежащего пластом. Физиономия у него оплыла.
- Что-то случилось? – «веселой, наверное, вчера была ночка».
И если кто-то подумал, что я намекаю на удалую попойку с друзьями, тут вы ошибаетесь. Когда я первый раз поинтересовалась значением друзей в его жизни, Витька выдал ответ, очень меня порадовавший:
- Какие друзья, Ань-я?! Мне что, десять лет? Не-ет, если бросить клич: «А ну давай, в гости…» – набегут, развернуться будет негде. Но оно мне надо?
Его философски-мизантропичный взгляд на вещи очень меня порадовал. Ведь друзья первого мужа так дурно влияли на Роберта!
Витька в ответ на мой вопрос отделался лаконичным:
- Заболел.
- Что болит? – тут же озаботилась я.
- Глотать больно, температура…
- Ангина? – предположила я.
- Нет. Что-то другое, - он размотал шарф, указывая на опухшую шею.
- Э, да у тебя паратит, - ко мне тут же пришла на память моя смешная мордаха, формой напоминающая грушу.
Мои опасения подтвердились. Витьку госпитализировали. Через неделю он выписался, похудевший и даже подобревший. Однако с тех пор боялся всех инфекционных болячек, как чёрт ладана. И стоило мне упомянуть, что в классе сына карантин по краснухе, Витюшка тут же самоизолировался.
- Послушай, - пыталась я его вразумить по телефону, - Юрку уже выписали!
Но ипохондрик оставался неумолимым.
- Нет, - Витька категорически настаивал на прекращении всяческих отношений на двадцать один день*.
Мне, как назло, потребовались кое-какие вещи. Тот, скрепя зубами, назначил встречу у метро «Ладожская».
В назначенное время я, вся из себя расфуфыренная, подошла к его «двойке», надеясь, что как только он меня увидит, мужское сердце дрогнет.
Но Витька выскочил из машины вовсе не для того, чтобы обежать её и предупредительно распахнуть перед дамой дверь (впрочем, такого я от него и не ждала). Но и того финта, что проделал он, не ждала тоже.
- Держи! – оставаясь по ту сторону автомобиля, Витька перебросил через крышу мешок, предназначенный мне.
При этом он поднял шарф до уровня глаз, как техасский ковбой.
Я в некотором замешательстве взяла мешок и стояла молча.
- Всё? – просипел Витька сквозь шарф.
Я кивнула. Мой кавалер прыгнул в машину и был таков. Я побрела прочь, чувствуя себя раздавленной. Мало того, что к моему ребёнку он относился, как к пустому месту.
- Ничего. Стерпится – слюбится, – утешала меня мать.
Наш с Витькой досуг – даже если он носил спортивную составляющую – всегда происходил в совокупности с выпивкой.
- С тобой без этого нельзя, - кратко пояснял Витька, засовывая в пакет бутылку.
Мы часто скандалили. Потом был примиряющий секс. Наличие ребенка в таком сценарии не предусматривалось. Юрик по-прежнему жил у бабушки. Но вот однажды мы с Витей поехали в Токсовский зубровник. С тех пор мысль о том, что Юрка лишён возможности проводить выходные с матерью, не давала мне покоя. Отношение к себе, хоть и обижало, но было заслуженным. У меня нет высшего образования, нет своей жилплощади, зато есть ребёнок от первого брака. Наверное, я не достойна рукастого Витьки с его консерваторским образованием, престижной квартирой и машиной в добротном гараже. Поэтому надобно терпеть его колкости. А порою и хамство. Вот обида за сына глодала. Однако, привыкнув ходить вжав голову, становишься ниже ростом. Я бунтовала, да. Но выражалось это не в решительном УЙТИ, а в мелочном ОТОМСТИТЬ. И я обратилась к своему бывшему. Если вы подумали, что я попросила Горбачёва прострелить Витьке ногу, то нет. Я решила отплатить гражданину Полякову той же монетой. Попросту изменить.
Первый раз было противно. Но я втянулась. И довольно быстро. А чувство вины добавляло в постельные сцены темперамента. Странно, правда?
Слышали про поговорку: как веревочки не виться – конец будет. Сначала конец той иносказательной верёвочки случился с Витькой. А потом и с Горбачёвым. На этот случай у русского народа есть другая поговорка: за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь.
Я забеременела. Подозревала, что от Витьки. Однако точно не знала. Оба партнёра предохраняли меня от случайного залёта. Горбачёв тривиально практиковал презервативы. Строго говоря, презерватив не даёт стопроцентной гарантии. Резинка элементарно могла порваться. Но вряд ли я не обратила бы внимания на сей казус. Витька был экономен - кончал в кулачок. Обниматься потом, зажав в кулаке сперму, неудобственно. Поэтому сразу по окончании акта любви он вскакивал и мчался под душ. Тем самым опровергая утверждение, что цыгане нечистоплотны (разве что кажутся таковыми). Правда, в последнее время он расслабился и выплёскивал драгоценное семя мне на живот или спину. А когда случался второй заход, на его морковке что-нибудь могло остаться. Однако делиться сомнениями со своими мужчинами я не собиралась. Но человек предполагает, а Бог располагает.
В середине тихого часа, когда детсадовские детишки сладко спят, я взяла за правило уединяться в специально отведённую для сотрудников переговорную. Там я могла общаться с любимым. Дома я это делала в туалете. Но стоило мне занять уютную домашнюю комнатку, у моих близких тут же просыпалось желание справить нужду. На работе же (помимо того факта, что воспитатель обязан находиться с детьми неотлучно), телефон предназначался для решения спорных вопросов отнюдь не с любовниками, как вы понимаете. Вот и крутись, Анютка, как знаешь. Может, на ход переговоров повлияла нервная обстановка или в момент разговора произошёл резкий гормональный скачок, но, скорее всего, сказалась моя обыкновенная природная тупость.
- Я залетела, - шептала я в трубку.
- С чего ты взяла?
Я закатила глаза: «До чего глупы мужчины!»
- У меня задержка. Уже неделю, - ввела я Витьку в курс дела.
- Нет, я спрашиваю, с чего ты взяла, что от меня?
- А от кого? – возмутилась я. И в подтверждение собственной правоты привела неоспоримый аргумент: - С Горбачёвым мы всегда пользуемся презиками.
- Что-о? – Витька заржал.
Я прикусила язык. Ясно же, это была одна из его идиотских шуточек. Но было поздно. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь.
С Горбачёвым вышло немногим лучше. В ответ на молчание в телефонной трубке (дефект связи - не сразу соединилось) я спросила:
- Витя?
И добро бы только «Витя». Нет, меня, дуру, словно прорвало. Не дождавшись ответа, я задала следующий вопрос:
- Ты уже подъехал?
Отношения продолжались (и с тем, и с другим) и после аборта. Но были какими-то выпотрошенными. Я уже всерьёз подумывала, а не вернуться ли мне к Горбачёву: всё-таки отец ребёнка, и я его хорошо знаю… Нет, это Простоквашино какое-то получается*! Где Папа делает выбор между котом и женой в пользу последней, руководствуясь: «Ну, её я уже давно знаю…»
В итоге всё катилось по накатанному. Тут-то за дело и взялось провидение. Чтобы разрешить сие безобразие, не иначе.
Я вернулась с дачи, где провела время в бывшим мужем за прополкой сорняков и поливом грядок. В промежутках между тем и другим мы пытались воспитывать сына. Отпуск закончился. Пора было возвращаться в город. Я отвезла в родительскую квартиру кое-какие причиндалы с огорода и поджидала Витьку (который появлялся у меня дома только в отсутствие тёщи). Житие наше с Виктором со стороны выглядело довольно сумбурным. Сейчас это называется гостевой брак. На самом деле всё было упорядочено до мелочей.
Подъём в 6:00. Мой, разумеется. Витюша изволил почивать до полудня. До работы мне надлежало заскочить за Юриком. На работе я должна была появиться не позднее 8:00. Хорошо ещё, что первый ребёнок приходил в группу к восьми, а администрация не раньше девяти. После полдника я забирала из сада Юрку, приводила его к бабушке с дедушкой, а сама ехала на Ржевку. Витька уходил на службу тоже к восьми, но p.m. К его возвращению мне надлежало приготовить еду и ждать мужа с горячим ужином. Он являлся в полночь. С рассказами, как распоясался ныне народец. После чего мы делали на сон грядущий кружок по его микрорайону (от задымлённых залов Витюша испытывал кислородное голодание) и ближе к двум ложились спать. Так продолжалось четыре года. Иногда я брала выходной от мужа и оставалась у родителей. На «поиграть» с Юркой сил не было. Я тупо отсыпалась.
Но вернёмся к разговору с тов.Горбачёвым.
После моего опрометчиво вопроса (вернее, ДВУХ вопросов), Горбачёв тоже заржал. Как Витька, когда я сообщила тому, что успешно предохранялась с бывшим. Примитивные существа эти мужчины. Реакции один в один. Никакого разнообразия.
- Кто такой Витя? – посуровел Роберт.
- Я ошиблась, - не найдя, как соврать поудачней, вывернулась я.
Не «вывернулась». Попыталась. Попытка была неудачной.
- Ты же спросила: «Ты уже подъехал?» - не отставал Горбачёв.
- Говорила. Только не «подъехал», а «приехал». Имела в виду тебя.
- Ты врёшь, - после небольшой паузы уверенно сказал Горбачёв.
Что верно – то верно. Без подготовки врать я не умею. А всё стратегически важное в жизни происходит неожиданно.
Пришлось каяться. Но недаром говорят, что надо отрицать даже очевидное. Простить другого мужчину мужья не могут. Даже бывшие. Даже если говорят, что простили. Нет, они будут изводить тебя вопросами:
- И чем это, интересно, ОН лучше?
- Как ОН в постели?
- Ты с ним кончала?
- У него больше?
Да, да и да… Нет, на последнее всё же НЕТ. Но приходилось во имя сохранения отношений отвечать на всё «нет». И глаза, ГЛАЗА ДОЛУ! Чтобы чувствовал всю меру моего раскаяния…
Я открыла глаза, припоминая подробности последнего видения. Стоп! Паук!!! На месте кровожадного членистоногого красовалась безобидная шоколадная крошка.
ЭПИЛОГ.
Я стряхнула с себя кусочек шоколада. Надо завязывать лакомиться шоколадками в постели. И пора отправляться на работу.
Утро – моё любимое время. Я скоренько сделала зарядку и понеслась к своей ребятне, осмысливая увиденное.
Ну, не глупистика ли? Примерить на себя образ какой-то там Ани! Я даже разозлилась. Случись записать увиденное и выложить в интернет, кто-нибудь возьмёт да и подумает, что она – это я. Чего не хватало! Если разобраться, какая омерзительная особа эта Аня! Распутная, бестолковая… Если ей было так плохо, почему она не искала выход внутри себя? Комплексы об отсутствие высшего образования – пожалуйста, иди и учись! Что-то не так с фигурой – худей, занимайся спортом! Мама ей, видите ли, не угодила. Снимай квартиру, занимайся обменом, ступай работать в недвижимость! Масса вариантов. И НЕЛЬЗЯ НИ ОТ КОГО ЗАВИСЕТЬ! А то хорошенькое решение всех проблем - МУЖ… объелся груш.
Я уже слышала звон детских голосов, раздающихся из детского корпуса. Губы непроизвольно складывались в улыбку. Птички мои! Верят, что мама выходит замуж за папу, потому что любит. А мама, может быть, просто решает жилищную или материальную недостаточность.
Когда вообще женщина начинает хотеть замуж? Наверное, тогда, когда соседи озабоченно интересуются:
- А парень-то у тебя есть?
- Да, - давится девушка собственной ложью.
И начинает примерять роль мужа к первому, с кем встретилась более двух раз. Следует скоропалительная свадьба по залёту. Затем развод (естественно). В жестком остатке: молодая женщина + приплод (по меткому выражению молодых людей из Liwli - «бабошлак»). А родственнички уж тут как тут:
- Мужчина-то у тебя есть какой?
- Конечно!
Усвоив, что под лежачий камень вода не течёт, наша молодуха энергично спешит обзавестись новым папочкой.
Итак, нос социуму ты утёрла. В 20+ заткнула подруг, которые уже вышли замуж. В 30+ предъявила всем интересующимся «есть ли у тебя мужчина» настоящего мужского индивида. В 40+ разобралась с одиночеством. Счастлива? Слава Богу, под полтинник у тётеньки просыпается чувство самосохранения. Как говорится, в пятьдесят мужа нет – и не надо. Не знаю, лучше ли это. Но проще однозначно.
Рассмотрим другой сценарий. Допустим, ОН всё же есть (МУЖ, то есть). Известно, что седина в бороду - бес в ребро (это касаемо мужской половины человечества). Когда женские гормоны уходят на покой, мужские начинают плясать гопака. Судьба незамедлительно даёт благополучной матроне под дых. И вот её сверстник-муж скачет стрекозлом вокруг тридцатилетней крали, а баба-горемыка (старая жена) остаётся у духовки с пирожками (и для кого, спрашивается, она училась их стряпать?). И нет повести печальнее на свете, когда наблюдаешь хорошую в прошлом жену, которую бросил благоверный. Обнаруживается вдруг, что в ней лишних тридцать килограммов, а три нарядных платья вышли из моды тридцать лет назад. А раньше и не замечала. И, казалось, никому это не мешало… Именно у этих несчастных женщин высокая потребность в муже. На самом деле НЕ в муже, а в привычке заботиться. Конечно, мечты имеют место быть. Например, как они встречаются с бывшим где-нибудь в людном месте (ОН со СВОЕЙ, а она - с новым супругом)… Но тут рождается внучёк (или внучка), и новоиспечённая бабушка с головой уходит в горшки и пелёнки. И снова никому не мешают её тридцать лишних килограммов и вышедшие из моды тридцать лет назад платья.
Но, как говорится, бабы каются - девки замуж собираются. Вот вам Анечка, желающая поправить своё финансовое положение при помощи потенциального мужа. Тяготеющая, судя по всему, исключительно к стирке-уборке-готовке. Конечно, все мы мечтаем о принце, который защитит, подставит плечо. Но на деле всё не так просто. Чтобы твой принц выполнил свою мужскую работу, тебе придется улещивать его и умасливать... а потом плюнуть и сделать-таки самой. Зато ты будешь постоянно выслушивать проповеди, как надо готовить, гладить, чистить. Что тебе следует носить, читать, с кем дружить и пр. Вы скажете СЕКС? Тут тоже все не так просто. В конце концов, я бы поручила и это деликатное дело себе, любимой. Потому что наши принцы крайне ранимы и в то же время взыскательны.
Что же касается пресловутого «упущенного времени», расскажите, пожалуйста, упущенном для чего? Для рождения детей? - Спасибо, уже есть. Для упрочения материального положения? - Спасибо, как-нибудь сама. Для поддержки в минуту душевной невзгоды? - Ха-ха. Для того чтобы лампочку заменить и гвоздь забить? - Хм... Или для того, чтобы подать стакан воды перед смертью? Но женщины, как известно, живут дольше мужчин.
Увлекшись художественными размышлениями, я чуть не оступилась. Ещё шаг – и полетела бы в подвал, как кролик в «Алисе…»*. Но, зная собственную удачливость, встретила бы там отнюдь не героев Зазеркалья. По меньшей мере – крыс размером с кошку. Ещё б секунды три – и мной вновь бы овладели видения. Но из подвала вдруг показалась голова. Я заорала.
- Женя?! – это был он, наш плотник-сантехник-электрик. Три в одном. – Ты меня чуть до инфаркта не довёл!
- Да это ж я, - шмыгнул он носом. – А Вам что привиделось?
- Знал бы ты… - буркнула я в ответ и распахнула дверь в подготовительную группу.
- Анна Георгиевна пришла! Анна Георгиевна! – со всех сторон защебетали мои питомцы.
ВОТ ОНО, СЧАСТЬЕ.
Примечания.
*стр.2 «Морозко» - советкий фильм, поставленный Александром Роу в 1964г.
*стр.2 «Толкин» – Джон Рональд Руэл Толкин (1892 – 1973) – английский писатель и поэт. Профессор Оксфордского университета. Автор «Властелина колец». В легендариуме Толкина ЭНТЫ – один из народов, населяющих Средиземье. Внешне напоминающий деревья-великаны.
*стр.4 «Цирк» - советский фильм, поставленный Григорием Александровым в 1936 г. Основная идея: за равноправие всех рас.
*стр.4 «Андре Моруа» - автор высказывания: «брак – это форма узаконенной проституции»
*стр.6 «Пароль РЫБА-МЕЧ» - американский триллер 2001 года. Режиссёр — Доминик Сена. В главных ролях Хью Джекман, Джон Траволта, Холли Берри.
*стр.7 «Киану Ривз» - (1964) — канадо-американский актёр, кинопродюсер и музыкант. Наиболее известен по к/ф «Матрица».
*стр.8 «Кузьмин» - музыкант, автор и исполнитель своих песен. Пик популярности – 90-е.
*стр.8 «Анжелика» — серия художественных литературных произведений из 13 книг, рассказывающих об Анжелике, вымышленной красавице-авантюристке XVII века. Романы были написаны Анн и Сержем Голон.
*стр.8 «по-роденовски» - имеется в виду скульптурная работа «Мыслитель» известного французского скульптура Огюста Родена (1840 – 1917)
*стр. 8 «Тинто Брасс» - итальянский режиссёр. Мастер эротического кино.
*стр.9 «Карен ван дер Бик» - главная героиня сериала «Блудливая Калифорния». Её слова были обращены к её другу, Хэнку Муди (в исполнении Дэвида Духовны).
*стр.9 «Мой друг Зонтик» - сказка Г.Сапгира о добром слонёнке
* стр.13 «спецталоны» - Че;ки Внешторгбанка (Банка для внешней торговли СССР) и Внешпосылторга (ранее «сертификаты» и «боны») — своеобразная «параллельная валюта», существовавшая в СССР в 1964—1988 годах. Они выпускались только в виде банкнот, монет не существовало (бумажные чеки были даже на 1 копейку). Чеками Внешпосылторга (ВПТ) платили зарплату советским гражданам, работавшим за границей: преимущественно специалистам, работавшим по строительным контрактам СССР, а также специалистам (например, преподавателям, врачам и военным советникам), работавшим по контрактам с заграничными государственными и частными учреждениями (госпитали, университеты и т. д.), а также морякам (но эти получали чеки Внешторгбанка (ВТБ)
*стр.14 «торговые точки, в буквальном смысле сколоченные из ящиков…» - до появления торговых киосков (ларьков) во времена кооперативов (90-е годы XX в.) мелкие предприниматели продавали товар прямо на ящиках в наиболее людных местах
*стр.17 «Жозеф Гобино» - французский писатель-романист, социолог, автор арийской расовой теории, впоследствии взятой на вооружение национал-социалистами. Первоначально под арийской расой понимался подтип европеоидной расы, более известный как «нордическая раса». Термин был введён в его «Эссе о неравенстве человеческих рас».
*стр.17 «Москва слезам не верит» - советский мелодраматический художественный фильм, снятый режиссёром Владимиром Меньшовым в 1979 г. В 1981 году был удостоен премии «Оскар» в номинации «Лучший фильм на иностранном языке».
*стр.17 «национальный мезальянс: дитя гор и офицер-аристократ» - намёк на «Героя нашего времени» М.Лермонтова («Бэла»)
*стр.21 «Александр Роу» (1906—1973) — советский кинорежиссёр, автор 16 художественных фильмов (из них 14 фильмов-сказок). Народный артист РСФСР (1968)
*стр.21 «Джером Флинн» - английский актёр, наиболее известен по ролям наемника Бронна в телесериале «Игра престолов» и Беннета Дрейка в «Улице потрошителя»
*стр.22 «Сенкевич» - Юрий Александрович Сенкевич (1937- 2003) — советский и российский медик и тележурналист, путешественник, телепродюсер, кандидат медицинских наук, полковник медицинской службы, лауреат Государственной премии СССР, академик Российской телевизионной академии, президент Ассоциации путешественников России, ведущий старейшей телепередачи советского и российского телевидения «Клуб кинопутешествий».
*стр.24 «имплантаты» - увеличение груди с помощью инъекций жидкого парафина было впервые выполнено в 1889 году, а попытки имплантации различных веществ начались с 1895 года. В первые десятилетия XX века делались попытки применять для увеличения груди слоновую кость, стеклянные шары, каучук, воловьи хрящи, жировую ткань, шерсть, гуттаперчу, полиэтиленовую ленту, полиэтиленовые и поливиниловые губки (в том числе в полиэтиленовых сумках), полиэфирную пену, пенопласт, полиуретан, полиэстер и тефлонсиликоновые протезы. Подобные операции приводили к негативным последствиям — возникновению инфекций, опухолей, деформациям грудей, жировому некрозу, хроническим воспалительным реакциям; имплантация жира не вызывала положительного эффекта, поскольку он быстро реабсорбировался организмом. В 1945 и 1950 году были выполнены хирургические операции по повороту стенки грудной клетки для увеличения объёма груди. В 1950—1960-е годы инъекции различных синтетических материалов, включая жидкий силикон и поливиниловые губки, были выполнены как минимум 50 тыс. женщин. Развитие гранулематоза и отвердевание грудей в некоторых случаях было настолько серьёзным, что приходилось прибегать к мастэктомии (удалению молочных желез).
В 1961 году пластическими хирургами из Хьюстона Томасом Крониным и Фрэнком Джероу были разработаны первые силиконовые имплантаты. Впервые их установили в 1962 году. В 1964 году французской компанией «Arion» был разработан другой тип имплантатов — заполняемые солевым раствором, основным преимуществом которых стала имплантация через малый разрез. Оболочка таких имплантатов изготавливается из силиконового эластомера, а заполнение водно-солевым раствором происходит уже после помещения в молочную железу.
*стр.24 «Алан Рикман в роли Метатрона»* - Алан Рикман – английский актёр, известный прежде всего ролью Северуса Снегга в саге о Гарри Поттере. Однако на счету талантливого актёра немало других ролей. В т.ч. роль Метатрона в фильме «Догма». Метатрон – посредник богов.
*стр.25 «вуайеризм» - сексуальная девиация, характеризуемая побуждением подглядывать за людьми, занимающимися сексом или интимными процессами
*стр.25 «Деревяшка» - слэнг. Так в народе кличут Лесотехническую Академию.
*стр.26 «Про ЭТО» - ток-шоу на сексуальную тематику в 1997—2000 году. Ведущая Елена Ханга.
*стр.28 «вьетнамская звездочка» - бальзамы «Золотая звезда» — мазь вьетнамского производства с характерным запахом, используемая в лечебных и профилактических целях. Состав: ментол, мятное масло и т.д.
*стр.29 «скандальный Эдичка» - имеется в виду Эдуард Лимонов и его книга «Это я - Эдичка!»
*стр.28 «между тем, что джентльмены говорят и что у них на уме – большая разница» - слова Мамушки, персонажа книги М.Митчел «Унесённые ветром». Мамушка – негритянка, няня главной героини, Скарлетт О'Хара.
*стр.29 «Невезучие»— художественный фильм 1981 года, лёгкая французская комедия положений. Первая из трёх лент с классическим комическим дуэтом Ришар — Депардье.
*стр.31 «По» - Эдгар Аллан По (1809 — 1849) — американский писатель. Создатель формы современного детектива.. Наиболее известен как автор «страшных» и мистических рассказов.
*стр.32 «гражданин Савенко» - подлинная фамилия Лимонова
*стр.32 «Наталья Медведева» - манекенщица, писательница, актриса, журналистка. Третья жена Эдуарда Лимонова
*стр.36 «памятник Владимиру Ильичу» - памятник Ленина в СПб на одноименной площади. Установлен в 1926 г. (скульптор С. А. Евсеев, архитекторы В. А. Щуко, В. Г. Гельфрих)
*стр.38 «Дорога жизни» — во время Великой Отечественной войны единственная транспортная магистраль через Ладожское озеро. Позднее шоссе от Ладоги до города также стали называть Дорогой жизни, в связи с памятниками, увековечившими подвиг ленинградцев (Цветок жизни, Дневник Тани Савичевой и другие), выставленным по обеим сторонам шоссе.
*стр.38 «Душа была полна…» - название романса. Слова и музыка М.Пуаре
*стр.39 «флёрдоранж» - белоснежные цветки померанцевого дерева. Традиционная часть свадебного убора невесты в виде венка или свадебного букета.
*стр.40 «не на Московский» - Московский проспект – одна из главных магистралей Петербурга
*стр.41 «У его основателя были серьёзные резоны для такого расположения» - речь о Северной войне со шведом в битве за доступ к Балтике.
*стр.41 «на Невском» - в данном контексте имеется в виду станция метро «Невский проспект». Выход на канал Грибоедова.
*стр.41 «Спас на Крови» (Собор Воскресения Христова) — православный мемориальный храм в Санкт-Петербурге во имя Воскресения Христова. Сооружён в память того, что на этом месте 1 марта 1881 года в результате покушения был смертельно ранен император Александр II
*стр.41 «Казанский» - собор Казанской иконы Божией Матери, один из крупнейших храмов Санкт-Петербурга. Построен на Невском проспекте в 1801—1811 годах архитектором Андреем Воронихиным. После Отечественной войны 1812 года приобрёл значение памятника русской воинской славы. В 1813 г. здесь был похоронен полководец М.И.Кутузов и помещены ключи от взятых городов и другие военные трофеи.
*стр.41 «в обрамлении Кутузова и де Толли» - памятники Кутузову и Барклаю-де-Толли в Санкт-Петербурге установлены на Казанской площади у Невского проспекта. Скульптор Б.И.Орловский. Открытие памятников состоялось 25 декабря 1837 года в честь двадцать пятой годовщины победы в Отечественной войне 1812 г.
*стр.41 «на Маяке» - станция метро «Маяковская» на Невском проспекте СПб
*стр.41 «Ирония судьбы» - «..или С лёгким паром!» — советский двухсерийный телевизионный фильм режиссёра Эльдара Рязанова, созданный в 1975 году и впервые показанный в СССР 1 января 1976 года
*стр.41 «пятидесятидюймовый Panasonic» - имеется в виду телевизор фирмы Panasonic 51 дм по диагонали
*стр.43 «бестселлер Э.Л.Джейс» - эротический роман 2011 «50 оттенков серого»
*стр.46 «Обводный» - Обводный канал в Спб
*стр.47 «закусывали песочными полосками…» - пирожные из песочного теста в форме прямоугольников (полосок)
*стр.51 «In my humble opinion» - в дословном переводе на русский язык означает «по моему скромному мнению» (ИМХО)
*стр.52 «прогуливаясь у оранжереи…» - знаменитая оранжерея в СПб возле Таврического сада (станция метро «Чернышевская»)
*стр.52 «пятой поправки» - графа в советских паспортах о национальной принадлежности
*стр.54 «сведения о цыганах, почерпнутые из произведений Мериме и Пушкина…» - новелла П.Мериме «Кармен» и поэма А.С.Пушкина «Цыганы»
*стр.54 «Витя Перестуков» - персонаж мультфильма «В стране невыученных уроков»
*стр.53 «Арагви» - ресторан кавказской кухни на улице Садовой в Ленинграде
*стр.53 «Александр Николаевич» - имеется в виду А.Н.Островский и его пьеса «Бедность не порок»
*стр.53 «Dendy» - игровая приставка
*стр.58 «Заводной апельсин (Clockwork Orange)» — роман Энтони Бёрджесса, написанный в 1962 году. Лёг в основу одноимённого фильма, снятого в 1971 году Стэнли Кубриком, главную роль в котором исполнил М.Макдауэлл.
*стр.65 «на двадцать один день» - столько длится карантин по краснухе
*стр.67 «какое-то Простоквашино получается!» - в м/ф «Трое из Простоквашино» реплика одного из главных персонажей.