Жизнь обычной столовой вилки не отличалась разнообразием. Утром, днём и вечером её выкладывали на стол возле тарелки с блюдом, а после окончания застолья отправляли в посудомоечную машину. И так день за днём, бесконечное количество раз, в разное время суток... Ненормированный рабочий день, рутинная работа.
Но вилка так не думала и к своей работе относилась творчески. Ей нравился сам процесс и то, что блюда всякий раз бывали разные, а значит, к ним требовалось найти свой подход, проявить смекалку, аккуратно справиться со своим делом сольно, или слаженно взаимодействуя в ансамбле с ножом, ложкой и другими столовыми приборами.
Вилка была трудоголиком и так «горела на работе», что однажды её зубцы не выдержали нагрузки и искривились. Она попыталась проигнорировать этот факт и продолжала с тем же энтузиазмом выполнять свои обязанности, но кусочки мяса не накалывались, овощи игриво ускользали, а макароны откровенно смеялись над её неловкостью. Поиграв с ними на плоскости тарелки в догонялки, вилка утомилась и, огорчённая, задумалась, как же она будет служить дальше, неужели пришла пора уходить на покой? Неспособность и впредь безупречно выполнять свою работу и гордиться этим вынудила её подать в отставку. Вилка была списана в запас и отправлена в глухой далёкий угол кухонного ящика.
«Ну что ж, раз я теперь свободна от обязательств, так может пора заняться собой? – подумала вилка. – А что? Я ещё вполне ничего себе, высока и стройна. А то, что зубцы слегка погнулись, так идеальных вещей не бывает, никто не лишён недостатков».
И решила вилка устроить свою личную жизнь, на которую у неё раньше не было времени – обратить, наконец, на себя внимание столового ножа – старого своего приятеля и коллеги по работе.
Нож и вилка были знакомы, как говорят, с колыбели, и всю жизнь проработали вместе, слаженно справляясь со служебными обязанностями. С годами это постоянное присутствие рядом стало таким привычным и будничным, что однажды ножу захотелось праздника. И таким бесконечным праздником ему показалась блондинка-ложечка, однажды появившаяся в столовой, которая все свои силы вкладывала в
презентацию себя любимой: выставляла напоказ крутые бёдрышки, чарующий изгиб спинки, сверкала позолотой и купалась во всеобщем восхищении, принимая его, как должное. Нож так отчаянно был влюблён в позолоченную чайную ложечку, что всегда острый на слово и дело, стал вдруг тупить и всё делать невпопад. Хозяйка носила его к точильщику – реаниматору от тотальной тупости, но это ножу не помогло, наоборот. Он даже чуть не оттяпал по рассеянности хозяйский палец.
– Влюблён и очень опасен! – язвили про него другие столовые приборы.
Узнав об этом, вилка потеряла покой и взамен обрела неведомые ей ранее чувства несчастности и ревности.
– Откуда она взялась, эта вульгарная выскочка?! – мысленно восклицала вилка.
Она проклинала ложечку и обвиняла ножик в предательстве и страдала. Хотя, было ли это с его стороны предательством, вот вопрос? Ведь нож и вилка были просто старыми добрыми приятелями, ничего больше.
Ложечка же посмеивалась над длинной сутулой соперницей и продолжала её подразнивать, хотя, честно говоря, нож уже успел её разочаровать. На деле он оказался слишком ревнивым и вовсе не таким изысканным кавалером, как ей представлялось поначалу: на вечеринках не блистал прежним остроумием, всё больше стоял угрюмый, напряжённый и какой-то опасный.
Самому влюбленному ножику, неглупому по природе, в обществе шикарной ложечки всё чаще становилось скучно. Общих тем для разговоров не было: у ножика все темы про мясо да рыбу, про эскалопы с антрекотами, а у ложечки – про банкеты, фуршеты, десерты да пирожные с тортами. Ножик уж и не рад был переменам и даже готов был бы вернуться к прежней размеренной жизни, но стоило ему увидеть предмет своей страсти, как его начинало неумолимо тянуть к ней, вопреки его воле.
В общем, вилка поняла, что поворота в «личную жизнь» не получилось, и она отчаянно затосковала в своём одиночестве: без дела, без цели, без любви.
И вот однажды кто-то выдвинул ящик того самого стола, где томилась повреждённая и побеждённая вилка. Чьи-то руки вытащили её на свет божий.
– Вот это то, что надо! – приятные слова для каждого, кто соскучился по общению.
Руки повертели её туда-сюда, потом сюда-туда, замерли на минуту, и вдруг зажали вилку в огромных страшных тисках. Вооружившись плоскогубцами и молотком, руки стали разгибать её зубцы в разные стороны.
Вилка обмерла от ужаса: что с ней делают эти руки, зачем ломают ещё больше? Ах, теперь-то у неё точно обратной дороги не будет – её изуродовали окончательно!
Но умелые руки не слушали стенания вилки и продолжали гнуть свою линию. Они согнули её ручку пополам, затем верхнюю часть с растопыренными зубцами ещё согнули под прямым углом – внизу получилась петля. Вилку повернули зубцами вверх и… плотно задвинули в полученную петлю край кофейного блюдца.
«Ничего себе! Я что, теперь буду подсвечником?» – изумилась вилка. Но нет, не угадала.
Между её изогнутых зубцов поместили тонкую стеклянную пробирку.
– Держи её бережно, не урони! – услышала вилка и осторожно приняла в свои объятья хрупкую гостью.
В пробирку налили немного воды и вставили нежно-алый цветок королевской герани, который утром отломала от цветочного куста и уронила на подоконник домашняя кошка.
– Вот так. Негоже прекрасному цветку валяться, где ни попадя. Твоё дело – украшать мир. Раз уж ты отломался, то поживи теперь в этой красивой вазочке.
Вилка услышала слова о «красивой вазочке», и, потрясённая, поняла, что это относится к ней, корявой вилке, практически изгнанной из столовой, осмеянной и забытой. «Я – и вдруг вазочка! Боже, кто бы мог подумать!»
И пришло понимание того, что жизнь, оказывается, продолжается! Просто перевернулась страница, просто закончились испытания, просто к ней вернулся смысл существования, просто ей подарена возможность проявить себя в новом качестве.
Отныне она не вилка, а вазочка! И теперь ей положено не суетиться, как привыкла в прошлой жизни, а неподвижно стоять, крепко держась за блюдечко и бережно обнимая хрупкий стеклянный сосуд, в котором содержится бесценное сокровище – то, что призвано украшать собой мир.