Невеста-скорпион и удачливый Бену. Сказка.
Пустыня, иссохшая земля которой имела выраженный красноватый оттенок, днем была раскалена прямыми огненными лучами солнца, словно жаровня, а ночью погружалась в кромешный мрак, но, озаренная полной луной, становилась бурой, зловещей и холодной, словно лишенный дыхания жизни, остывающий труп.
Бену смотрел на луну, и она напоминала ему тот большой полупрозрачный камень чуть желтоватого оттенка, вставленный в золотую подвеску, изображавшую богиню-скорпиона Селкет, который он видел на груди царской дочери… потому что Бену иногда сопутствовало удивительное везение, и однажды он, движимый жгучим любопытством, вместо того, чтобы, как положено слугам, лежать пластом в пыли вдоль дороги великой госпожи, сумел ужом да змейкой подобраться к ней так близко, что разглядел ее очень хорошо.
Царевна была стройна, словно тростинка, одета в узкое белое полупрозрачное платье, спускавшееся ниже колен, и обута в сандалии с загнутыми мысочками из позолоченной кожи, которые держались на ногах с помощью золотых шнуров, обвитых вокруг щиколоток; голову ее украшал надетый поверх собственных, расчесанных на прямой пробор темных волос парик густо-синего цвета, состоящий из множества прядок, унизанных частыми золотыми колечками, а парик венчала золотая диадема в виде обруча с укрепленной надо лбом головкой лани, золотые искусно сделанные острые рожки которой торчали вверх, словно две веточки; на тонких девичьих руках сверкали браслеты из лазурита и сердолика ярких, насыщенных цветов.
Личико царевны под объемным париком казалось маленьким, на нем лежало высокомерное отсутствующее выражение, словно она в самом деле не замечала ничего вокруг себя, как не стоящее ни малейшего внимания, а ее губы, изящно и резко очерченные и плотно сомкнутые, казалось, никогда не знавали улыбки.
Проходя мимо той колонны, сбоку которой, затаив дыхание, притаился, стараясь по возможности слиться с ее каменным телом, Бену, царевна подняла руку и слегка коснулась ею крупной золотой подвески, укрепленной спереди на широком воротнике из цветных бусин, лежавшем на ее плечах; подвеска изображала подобравшего к брюшку все свои шесть лапок скорпиона, с увенчанной рогатой тиарой женской головкой, взгляд которой был направлен вверх, на лицо своей владелицы; ребристый хвост, оканчивавшийся иглой жала, изгибался крючком над скорпионьей спинкой, сделанной из крупного гладко отшлифованного камня; в глубине этого камня, словно в сосуде, переливались смутные тени… и это было так похоже на висящую сейчас в иссиня-черном небе над коричнево-бурой бескрайней холмистой равниной огромную полную луну.
В сердце пустыни находились копи, где добывали прекрасную бирюзу бледно-зеленоватого, водянисто-синего, насыщенного голубого цвета, испещренную мелкими точками, будто посыпанную песком, или почти без вкраплений, которая так хороша была в дорогих украшениях, оправленная в золото, электрум и медь. Бирюзу добывали рабы - военнопленные и государственные преступники, последние часто с отрезанными носами и ушами. Это были смертники. Голые, грязные, истощенные и больные, со спинами, исполосованными плетьми, обросшие всколоченными волосами, словно шерстью, потерявшие человеческий облик, они не протягивали в ужасных рудниках больше двух-трех лет.
Надсмотрщики, также давно потерявшие человеческий облик, если не внешне, то внутренне, подвергали рабов страшным наказаниям по своему усмотрению, среди которых были смертельные – провинившемуся (а самой тяжкой виной была попытка бунта или бегства) перерезали сухожилия на ногах, после чего бросали его одного в пустыне. Человек, лишенный возможности передвигаться, умирал медленной мучительной смертью от жажды, голода и солнечного жара, а если не по этим причинам, то на зубах выходивших ночью на охоту хищников, трапезу которых днем завершали стервятники. Впрочем, даже если побег удавался, что было практически невозможно, но раз в сто лет все же случалось, то далеко одинокому путнику без еды и воды под палящим полуденным оком Ра уйти все равно было невозможно, и хищники получали свою долю человеческого мяса, а грифы затем разбрасывали по выжженной красной земле обглоданные кости… вот эта последняя участь и грозила Бену; на этом, видимо, должна была закончиться всегда сопутствовавшая ему удача.
Он сидел возле торчавшей из земли каменной скалы, похожей на зуб чудовища, прислонившись к ней спиной, смотрел на высокую, испещренную таинственными тенями, ослепительно-яркую луну, дрожа от холода, хотя совсем недавно изнывал от жары, и вспоминал царскую дочь - самое диковинное, сказочное видение, посетившее его в жизни, словно видя перед собою снова ее точеную стройную тонкую фигуру, ее маленькую грудь, очертания которой явственно проступали под полупрозрачной белой тканью легкого изысканного наряда… покачивался золотой скорпион подвески с женской коронованной головкой, блестели золотые браслеты… ему мерещился алый девичий рот, плотно сомкнутый, словно никогда не знавший улыбки… Не думая о том, что скоро его кости, видимо, заскрипят на зубах стаи шакалов, вой которых вот-вот должен был нарушить мертвую тишину где-нибудь поблизости, Бену воображал себе, как страстно он целовал бы эти упрямые, надменные, недоступные никому из простых смертных губы, заставив их ответить ему и улыбнуться, может быть, в первый раз в жизни…
Упавшая вдруг на него черная тень заставила его вздрогнуть, и, хотя сил у него оставалось совсем немного, он в тот же миг швырнул в направлении возможной опасности камень, который держал в руке. Должно быть, метательный снаряд не достиг цели - раздался стук, когда он упал на иссушенную землю, а затем внезапно прозвучало:
- Эй ты, не делай так больше, а то уйду и пропадай тут один.
Голос был женским и отличался звонким тембром, обычно свойственным молодости. Обомлевший от неожиданности Бену вжался в свою скалистую опору, как когда-то – собственно, не очень давно – вжимался в резную храмовую колонну, из-за которой подсматривал за обитательницей Высокого дома.
- Ты кто? – хрипло выдохнул он, быстро-быстро соображая, что вряд ли это может быть погоня – стражники не брали с собою рыскать по пустыне своих женщин, да и сами не любили углубляться в засушливые опасные дали, ведь вокруг на много дней пути не было ни колодцев, ни жилья. Разве что на отмеченной вехами дороге можно было встретить редкие караваны, направлявшиеся к рудникам или от них, туда – с припасами, обратно – с рудничной добычей. Но Бену, как он мог примерно прикинуть, находился в стороне от тореных путей – там ему ловить было нечего, зато его могли поймать запросто.
- Ты сам кто? – ответили ему. - Как ты сюда забрался?
- Прилетел, на крыльях, - сказал Бену с долей нахальства.
- Значит, ты птица?
- Ага.
- А я паук, - сказала женщина, выходя из темноты на прогалину, ярко озаренную лунным светом. - Здесь у меня логово неподалеку. Приглашаю тебя под мой кров. Иначе тебя тут шакалы слопают.
- Что-то ты непохожа на паука.
- А ты на птицу не похож.
- Сколько вас там, в логове?
- Никого, я одна.
- Как ты живешь здесь одна, в пустыне?
- Одиноко, - сказала она, вздохнув.
Луна светила ей в спину, так что ее лицо оставалось в глубокой тени. Бену мог разглядеть лишь ее силуэт, стройный и тонкий, обозначенный белыми лунными лучами. Но вот она повернула голову, и белые лунные лучи озарили ее черты. Бену чуть не вскрикнул. Он не мог ошибиться – эти черты запечатлелись в его памяти, словно резные знаки на царских гранитных стелах.
- Почему вы оказались в пустыне, госпожа? – пробормотал он. - Разве ваше место не Высокий дом?
Плотно сомкнутые, изящно очерченные губы слегка дрогнули.
- Превратности судьбы, - прозвенел грустный голосок. - Конечно, я должна жить во дворце. Но сначала нужно снять чары.
- А я ведь, наверное, сошел с ума от лишений и жары, - подумал Бену. И в то же время ему пришло в голову:
- И пусть… зато это лучшее наваждение в моей жизни, тем более что жить мне осталось, должно быть, всего-то ничего.
- Могу ли я узнать, какие чары, госпожа? – спросил он со всей вежливостью, на которую был способен.
- Те, из-за которых я здесь.
- А как их снять?
- Мне нужно выйти замуж. Только жениха найти трудно.
- Еще бы, в пустыне! – поспешил посочувствовать Бену.
- Да, сюда редко люди забредают. А если забредают, то все равно ничего не получается… Никто не соглашается.
- Но ведь вы так красивы!
Она стояла в нескольких шагах от него, и, хотя была одета очень просто и обыкновенно, совсем не в тот памятный ему великолепный дворцовый наряд из тонкого льна с золотыми украшениями, и не было на ней ни парика, ни диадемы, ни подвески в виде золотого скорпиона с драгоценным полупрозрачным белесым камнем, но, тем не менее, это была она, царская дочь… или кто-то, очень на нее похожий…
- Но вашим женихом может стать только человек царского рода.
- Нет, условие таково, что подойдет кто угодно, чужеземец, простолюдин.
- Да я на вас женюсь хоть сейчас! – воскликнул Бену пылко, совершенно теряя голову и связь с реальностью. Да и зачем нужна печальная реальность, когда возникают невероятные радужные возможности. Все-таки он был очень удачлив по жизни. Даже когда все уже казалось конченым, вдруг происходило что-то, что давало новую надежду, открывало новые дороги.
- Тогда пойдем, - сказала пустынная отшельница.
- Это недалеко? Боюсь, у меня сил не хватит идти далеко, я слишком плохо себя чувствую. У вас нет воды, госпожа?
- Ты хочешь пить?
- Да, очень. И есть тоже.
- Я тебя угощу ужином, - сказала девушка. - Ты же мой гость сегодня.
Шли они в самом деле недолго. Миновав невысокие скалы, будто расступившиеся перед ними, они оказались в небольшой долине. Посередине находилось круглое углубление, по краям которого торчали высохшие остовы пальм, а вдали луна освещала обломки колонн. Колонны и стволы деревьев вместе напоминали нечто вроде мертвого леса.
- Здесь был маленький оазис, жили люди и стоял храм богини Исет, но вода ушла много лет назад, остался только крошечный родник. Скоро, однако, и он пересохнет. Кроме меня здесь теперь никого уже нет… Тебе нужна вода, это вон там, - девушка указала Бену направление.
В одном месте песчаной впадины, которая, видимо, была дном некогда существовавшего здесь озерка, Бену с огромной радостью нашел слабый, пробивавшийся из-под земли ключ. Он долго пил и еще дольше обливал себя водой из пригоршней, стараясь по возможности смыть покрывавшую его тело корку грязи и пота. А затем девушка привела его в свое жилище, где было и бедно, и богато одновременно. В маленьком домике со стенами из глиняных кирпичей, затвердевших на солнце, который приютился возле ступеней бывшего святилища великой богини, находилось много вещей самого разного вида и стоимости – драгоценная утварь вперемешку с глиняными горшками лежала на пыльном полу, рядом стояли мешки с зерном, сушеными фруктами и мясом, заваленные свертками циновок и тканей, местами целыми, местами полусгнившими. Девушка вытащила из тускло блестящей груды первое попавшееся блюдо и поставила его на огонь, тлевший в открытом очаге, обложенном камнями.
- Я не умею готовить еду, - сказала она. - Если из того, что здесь есть, что-то еще годится, и ты сваришь себе похлебку, то будешь сыт.
Бену, уже напихавший полный рот фиников, поскольку был смертельно голоден, тут же взялся за дело и вскоре получил возможность продолжить трапезу более приемлемой для утоления голода пищей. Он вежливо предложил свою стряпню и хозяйке, но та покачала головой:
- Мне это не нужно, я питаюсь иначе… Есть и вино, - сказала она, вспомнив еще об одном запасе. - Вон в том кувшине. Если не выдохлось или не высохло, потому что оно у меня давно.
- Откуда здесь все это? – спросил он, утолив первый голод и запив еду вином, которое не выдохлось и не высохло, но только настоялось в своем запечатанном кувшине.
- Иногда сюда заезжали путники, после них кое-что оставалось. Вино было у торговца, который хотел напоить меня, забрать с собой и потом продать где-нибудь в приморском городе. А вон те мешки бросил другой караванщик, тоже удиравший со всех ног. Но оазис захирел, и вот уже несколько лет, как я не встречала никого.
- Несколько лет? – удивился Бену. - Однако вы так молоды… - и он подумал про себя о том, что та памятная встреча в храме также произошла не очень давно.
- С чего бы мне стареть, - сказал девушка. - Я не утомляюсь, ублажая мужа, рожая детей и занимаясь какими-либо делами.
- Но как же вы живете? Нужно же как-то устраивать свой быт, заботиться о пропитании.
- В моем случае это очень просто и почти не требует усилий, - сказала девушка и продолжила. - Ну что, ты поел, отдохнул?
Бену выразил свою благодарность за приют и угощение.
- Тогда пора заняться предсвадебными хлопотами.
Ее голос звучал все также бесстрастно, и лицо не выражало никаких эмоций, будто все происходящее ее не касалось.
- Я согласен, - воскликнул Бену обрадованно.
Девушка отошла к противоположной стене и вдруг преобразилась. До основания ног она выглядела по-прежнему, но ниже… Ее стройные ножки размножились, будто их расщепили подобно лучинкам, и резко согнулись в коленях, спереди выросли две огромные клешни, а сзади появился приподнятый на конце крючком ребристый хвост с острым жалом.
- Если бы я не опасался обидеть вас неподобающим сравнением, я бы сказал, что вы стали похожи на огромного ядовитого паука, на скорпиона, госпожа, - произнес Бену, слегка отодвигаясь к стене и все еще не веря своим глазам, а потому и не бросаясь в поспешное паническое бегство. Он слегка осоловел от обильной пищи и опьянел от вина, и ему еще казалось, что по крайней мере половина того, что он видит, ненастоящее. Впрочем, скорее всего, ненастоящим было вообще все.
- Я и есть скорпион, - сказала она. - Днем меня прокаливает солнце, как на жаровне, а ночью обдает холодом луна. И в крови моей закипает и настаивается яд. Чем дольше, тем он более жгучий. Изредка ему надо давать возможность вырваться наружу, потому что он прожигает меня изнутри подобно ненависти.
- И кого и за что вы ненавидите?
- Меня никто не любит, потому что я уродливое чудовище.
- Но вы ведь можете не принимать этот облик.
- Я хочу, чтобы меня полюбили настоящую.
- А я вот был бы не против, чтобы меня принимали за кого-нибудь другого, - сказал Бену. - За царевича там, к примеру… Кто может сказать с полной уверенностью, что настоящее, а что нет. Чаще всего все так неопределенно и зависит от многих вещей… В общем, если это твой каприз, дорогая, то пусть будет по-твоему.
- Ты что, согласен жениться на мне вот на такой?
- Но я же обещал. Да и никого другого на примете у меня нет.
- Впервые такое слышу. Обычно на этом месте все убегали, - сказала девушка-скорпион. - А я их догоняла. Это было занятно, хотя уже успело надоесть. Вечно одно и то же… Там за домом полно их костей.
- Подумай сама, моя драгоценность! – воскликнул Бену с полной искренностью. - Что меня ждет, если не гибель? Наваждение то, что со мной сейчас происходит, или нет, не так важно. Смотри, меня доконали выпавшие мне мучения и лишения, я болен и слаб, мой конец близок. Если мне все это мерещится, то это значит, что я продолжаю в одиночестве сидеть у той скалы, где ты меня нашла. Вот-вот очнусь, и все исчезнет – и это место, и ты. Останутся пустыня, луна и смерть. А если все происходящее в самом деле происходит, то тогда конец тот же, но куда более интересный. Ты, конечно, чудовище, как и сказала, но у меня уже довольно давно не было любовных приключений, так что любая покажется красоткой. К тому же есть надежда – я знаю волшебное заклятие, может быть, подействует.
- Откуда ты можешь знать волшебное заклятие?
- Мама… мама сказала.
- Твоя мать колдунья?
- Нет, она просто женщина… женщина для всех, понимаешь. Зарабатывала гроши, торгуя собой, пока я был мал, чтобы как-то прокормиться. Наверное, оплакала меня уже. А я бы так хотел обеспечить ей безбедное существование.
- Про заклятье ты, конечно, врешь, - сказала невеста-скорпион, хотя и несколько более напряженным тоном. - У тебя есть еще немного времени. Расправляй свои крылышки, птичка, и лети себе. Глядишь, уцелеешь.
- Почему ты меня гонишь? Я же на все согласился. Готов умереть ради твоей любви. Все равно пропадать, но такой способ мне по душе больше, чем в пасти ночных падальщиков.
- Не хочу я за тебя, ты мне не подходишь. Какой-то бродяга, а замахиваешься на знатную особу.
- Но ты сказала, что это не имеет значения.
- Тогда не имело, а теперь имеет.
- Нет, слово нарушать нельзя.
- Пошел вон, я сказала, - прошипел гигантский скорпион с женской головкой. - Я вовсе не хочу расколдовываться. Мне нравится жить так, как я живу. А свадьба – это всего лишь предлог.
- Милая обманщица, - сказал Бену. - До чего же это по-женски, даже для паучихи с ядом в хвосте. Знаю я все эти уловки и увертки. Когда девушка говорит «нет», это значит «да».
- Да ты еще и пошляк, - прозвучало в ответ. - Хорошо же, держись, сам напросился. Не забудь от страха свое хваленое заклятие. Сейчас я тебе все твои соколиные перышки повыдергиваю, летун несчастный, - и чудовище двинулось к Бену с самым устрашающим видом.
- Прими меня в свои объятия, любимая! – закричал он вместо того, чтобы бежать, и прыгнул в раскрытые щелкающие клешни, одной рукой обнимая девичий стан, а другой хватаясь за нацеленный в него смертоносный хвост, не давая жалу впиться в его тело по крайней мере немедленно. - Я мечтал о твоих поцелуях с первой нашей встречи!
- Мы с тобой не встречались, а то бы я запомнила такого наглеца, - прошипела она, но тут Бену как раз дотянулся до ее рта и поцеловал ее, помешав ей возражать и дальше.
Он знал, как умирают от яда скорпионов – от удушья, перехватывающегося горло. Поэтому богиню-скорпиона Селкет, которая могла убивать, а могла исцелять, в связи с чем покровительствовала лекарям, называли «Серкет хетут» - «Дающая дыхание горлу». Но одно дело знать, а другое – ощутить на себе. После того, как он больше не мог удерживать хвост гигантского скорпиона, и жало впилось в его тело, прошло еще немного времени – еще немного времени до того, как воздуха в окружающем пространстве внезапно перестало хватать, чтобы сделать вдох… он видел стены хижины, в которой находился, и все находящиеся в ней предметы, но так, будто они отдались от него или попали за стеклянную стену… а после этого не видел уже ничего. До той самой минуты, пока не проснулся.
Хижина была та же. Циновка, загораживавшая дверной проем, отогнулась, и в помещение беспрепятственно лился яркий солнечный свет – значит, ночь давно прошла, наступил день. Бену обнаружил себя распростертым на лежанке возле стены, но он был не один – рядом, уютно и доверчиво прижавшись к нему, спала царевна. Вспомнив кое-что из своего ночного приключения, Бену осторожно приподнялся и посмотрел на ее ноги – бесспорно, самые прелестные стройные девичьи ножки, какие только можно вообразить…
- Слава богам, их только две… Путаться среди целых шести было неудобно, - подумал Бену, облегченно вздохнув, и вдруг, воскресив в памяти другие подробности произошедшего, схватился за горло… но нет, он отнюдь не задыхался, напротив, с каждым вдохом в него словно вливались новые силы. Он давно не чувствовал себя так бодро и хорошо.
Тогда Бену снова чуть-чуть приподнял голову и осмотрел себя насколько мог, избегая только тревожить прильнувшую к нему спящую девушку. К его изумлению, ни следа перенесенных невзгод: ни синяков, ни ссадин от побоев, ни голодной худобы он не увидел, словно и не попадал в такие места, где, промедли он с побегом еще хоть несколько дней, оставалось бы только пропасть на веки вечные, поскольку не нашлось бы сил действовать, даже если снова подвернулся удобный случай для того, чтобы удариться в бега. Он выглядел, напротив, так, будто жил последний месяц в холе и роскоши, ни в чем себе не отказывая. Только в одном месте на груди виднелось красное пятнышко, похожее на незажившую еще ранку, и он словно снова отчетливо увидел и даже почти почувствовал опять, как жало скорпиона вонзилось в него, впрыскивая свой смертоносный яд… однако смерть не наступила, а жизнь продолжилась и стала только полнее и краше. Чудеса!
И тут Бену подумал, что, наверное, это продолжается его странное, долгое, удивительно разнообразное и красочное наваждение.
- Когда я очнусь в следующий раз… вернее, если очнусь… то я буду сидеть возле той скалы в пустыне, где лишился последних сил перед тем, как все это начало происходить со мной, и это, скорее всего, буду уже не я, а мои обглоданные шакалами кости… хотя кости очнуться уже не смогут… А хорошо бы остаться внутри этого миража навсегда, если уж на то пошло!
Бену закрыл глаза, покрепче обнял свою прелестную соседку – если это было видение, то такое живое, телесное и приятное - и предался блаженному отдыху, втайне надеясь, что уже и не очнется, чтобы не испытать перед гибелью страшных мук.
Но следующее пробуждение принесло только одну муку – одиночества. Хижина осталась, самочувствие не ухудшилось, а вот девушка исчезла. Однако после этого Бену почувствовал новую связь с реальностью. Мир вокруг определенно существовал на самом деле, все было настоящим, как и вернувшиеся силы, и ощущение здоровья.
Бену осмотрел жилище и окрестности, надеясь и в то же время немного опасаясь найти свою волшебную хозяйку, но ее и след простыл, и тайный внутренний голос с невесть откуда взявшейся убежденной уверенностью подспудно твердил ему, что снова она не появится. Так оно и было.
Он прожил в старом оазисе еще несколько дней, питаясь имевшимися в хижине припасами и исследуя местность вокруг. За хижиной он обнаружил разбросанные, обглоданные шакалами человеческие кости, а вокруг высохшей чаши бывшего здесь когда-то водоема под сухими остовами пальм обломки других хижин. И это было все.
Зашел он и в старый храм, где возвышался запыленный кумир древней богини Исет с лунными рогами на голове, волшебницы, которая повелевала даже ядовитыми тварями и смогла взмахами своих крыльев вдохнуть жизнь в мертвое тело своего брата и супруга, чтобы стать матерью бога небесных просторов и солнечного диска, сокола Гора, который однажды своим зорким глазом сумел разглядеть прелестную красавицу в самой ужасной Селкет. Как утверждали таинственные предания, любовь победила, яд преобразовался в лекарство, и бог-сокол не погиб, сделавшись лишь сильнее.
Исет была изваяна сидящей на троне со своим сыном, только еще маленьким, не доросшим до любовных и прочих подвигов, на коленях. Лучи солнца, проникая в храм через многочисленные провалы в стенах и потолке, скользили по каменному лицу, придавая ему оттенки жизни, и порой казалось, что добрая богиня ласково улыбается.
Ничего не почерпнув в своих экскурсиях, Бену обдумал создавшееся положение и пришел к выводу, что нужно попытаться выбраться из этого заброшенного дикого места ради того, чтобы попытаться одолеть путь через пустыню и вернуться туда, где зеленела растительность, обитали люди и животные, колосились поля и шумели селения и города. Поскольку за свою недолгую, но насыщенную событиями жизнь он приобрел весьма разносторонний опыт и даже научился разбираться в ценных вещах, то в связи с этим, хорошенько покопавшись в груде разнообразного добра, выбрал то, что имело небольшой вес, но дорого стоило, а также взял с собой запас провизии и воды и, в последний раз оглядев свой временный дом, отправился в дорогу.
Уходя, он заметил вдруг около порога маленького черного скорпиона.
- Это не ты, я знаю, - сказал Бену, поглядев на замершего на своем месте жителя пустыни, и покачал головой, - Но все же, если ты меня каким-нибудь образом слышишь… Я ведь не обманул тебя, у меня была магия против твоего яда и лежавшего на тебе заклятия, верно? Вот ты теперь и расколдована, где бы ты ни находилась, а я снова полон сил и свободен, и могу лететь в любую часть света словно на птичьих крыльях. Однако жаль, что мы не можем быть вместе. Я буду всегда о тебе помнить, моя прекрасная царевна.
Проговорив все это скорее для себя, чем для ядовитого животного, Бену сделал несколько шагов прочь, потом все же оглянулся через плечо… скорпиона на прежнем месте уже не было…
- Главное, не укуси меня снова, - подумал Бену и ускорил шаг.
Удача, его вечная спутница, вернулась к нему точно также, как и подорванное было здоровье. Очень близко от бывшего оазиса он нашел заблудившегося осла, видно, отставшего каким-то образом от каравана, с бурдюками на спине наперевес. Небольшой запас зерна и воды, которые обнаружил Бену в ослином багаже, помогли ему спасти несчастное животное, не дав ему пропасть в пустыне, и вот теперь, неожиданно получив в свое распоряжение еще и транспортное средство, он значительно легче и быстрее попал на торную дорогу, а затем добрался и до обитаемых мест, и до первого крупного города.
Дальнейшая жизнь Бену сложилась вполне счастливо. Он вернулся в те места, где начинал когда-то свой запутанный жизненный путь, который приводил его то в храм, посещаемый самыми важными госпожами, то на бирюзовый рудник в безжизненной пустыне, и нашел свою постаревшую мать, в самом деле, как и мечтал об этом, обеспечив ей отныне достойное существование. А затем однажды он случайно увидал на рынке, в том его ряду, где можно было купить невольника или невольницу, приведенных из дальних, подвластных фараонам стран, девушку-рабыню, усталую и изможденную, которую хозяин уступил ему за очень низкую плату, удивившись, что такому респектабельному молодому человеку понадобилась вдруг эта слабая больная девчонка. Он ведь не знал, что она показалась Бену похожей на его царевну.
- Неужели она не смогла вернуться в Высокий дом, где ей следовало бы жить, - даже зачем-то начал размышлять он, доставив свою счастливо обретенную драгоценность в свое жилище и поручив ее заботам матери и служанок. - Или ей в самом деле нельзя было позволить снять с нее чары, и она была наказана за это?
Но потом он подумал, что не стоит ему снова подпадать под власть наваждения, даже в воспоминаниях…
04.08.2017