Я постоянно вынужден был выходить на тропу войны с этой грубостью и хамством, и прежде всего в самом себе. - Ну а снаружи, с ней я сталкивался всегда, начиная с самого детства: когда отец напивался, дебоширил и избивал мою мать, когда нарывался на местную шпану, которая нагло отбирала у нас - менее слабых детей мелочь; в детстве и отрочестве, родители обычно давали нам мелочь на мороженое или еще на какие-нибудь детские и школьные покупки, и у нас всегда был постоянный риск, что эту мелочь отберет местная шпана. И еще много, много раз на протяжении всей жизни я постоянно с ней - с этой грубостью сталкивался и чем больше сталкивался, тем больше ненавидел ее, все больше отвращаясь от тех, кто ходит с ней в обнимку. И эта война продолжается во мне до сих пор.
* * *
Из моих школьных воспоминаний, помню как в седьмом классе у нас появилась новая молоденькая учительница по литературе, видимо только что окончившая педагогический институт. Вот кто приложил не малое усилие, заложив семечко в мою душу - семечко неуемного, сумасшедшего мечтателя. По тем - так называемым "застойным" временам, она даже не появилась, она просто ворвалась в наш класс как свежий ветер, который нес нам какие то... новые, неведомые перемены. Она частенько разговаривала с нами каким то иным языком, не таким, каким разговаривали с нами другие учителя, выдерживая определенную субординацию или проще выражаясь, дистанцию взрослого человека. Это была творческая личность. Я, почему то уверен, что ее наверняка предупреждали и наверняка даже убеждали, что с детьми так нельзя - на равных. Надо обязательно выдерживать дистанцию, доверять "детскому дракону" нельзя: стоит слишком близко подойти к детям и этот "дракон" обязательно в них проснется и разорвет тебя на части. Но она рвала, смело рвала все существующие педагогические стереотипы того времени. Разговаривая на равных, она слишком увлеклась и слишком открылась, забыв об осторожности взрослого человека, на мой взгляд школьника тех - семидесятых годов, буквально затаскивала нас к каким то
неведомым тайнам поступков тех или иных литературных героев. И возвращаясь к себе, говорила, что она то же - когда то была такой же школьницей, как и мы и с ней случилась определенная история, но она не хочет ее рассказывать, потому что мы будем над ней смеяться. Это не было похоже на урок, это была беседа и во время этой беседы, мы имели право в любой момент вставить свое слово и наше слово со своим личным мнением весило нисколько не меньше, чем ее. Мы начали просить, что бы она рассказала свою историю и начали уверять ее, что мы не будем нед ней смеяться. Но она продолжала, что это слишком - чрезмерно банальная история, что мы можем ее не до конца понять, что мы можем засмеять ее или принять ее за ненормальную. Но это еще больше нас заинтриговало и мы еще больше выкрикивали: "Честное слово, мы не будем смеяться!" Пусть только попробует кто нибудь засмеяться - говорил один из наших лидеров, который был самым сильным и самым ловким в драке. Ну расскажите пожалуйста, уговаривали мы. Ну ладно, согласилась она.
Однажды, когда я училась в шестом классе, кто то очень сильно меня обидел и что бы скрыть свою обиду я убежала в уединенное место - это было мое любимое место на берегу речки. Там рос большой дуб. Усевшись на небольшую корягу возле дуба я долго плакала тихо словесно выражая свою обиду и свое негодование. Вдруг я почувствовала, что мои слезы кто то видит и мой голос кто то внимательно слушает. Оглянувшись и оглядев все вокруг, я никого не увидела, но я была уверена, он - тот самый кто меня видит и слышит, где то рядом. Так кто же меня слышал и видел? Единственным свидетелем и слушателем моего плаксивого голоса был тот самый огромный старый дуб, возле которого на мертвой коряге сидела я. Неожиданно для себя, я спросила у этого дуба: "Это ты меня подслушиваешь?" Но дуб молча шелестел от легкого дуновения ветра, как буд то, своим молчанием отвечал мне. Я почувствовала, что он хочет мне что то сказать, и может даже, говорит, но я его почему то не слышу. Я долго ему еще что то говорила, а старый дум меня внимательно слушал; так мы подружились. В школе я была мечтательной натурой, и по своей натуре, мне часто в голову лезли сказочные или какие то иные, необычные идеи, непохожие на реальность. После того, когда я их высказывала, одни начинали надо мной смеяться, другие начинали меня дразнить, третьи по предательски молчали, вторя толпе, хихикая и покачивая головой. Мои чудачества никто не принимал, ни родители, ни сверстники, ни учителя, видимо все эти сказочные мечты не входили в школьную программу. Единственное что мне оставалось, когда меня доводили до слез, пойти к своему старому дубу, который всегда приветливо принимал и выслушивал меня. Я очень хотела услышать его мудрый, добрый и одобрительный голос и я абсолютно была уверена, что голос у него именно такой. Даже когда он молчал, тихо и ласково шелестя листвой, он молчал по разному. Да ребята, так бывает, - утверждала учительница. Один раз он молчал утвердительно, другой раз он молчал с негодованием грубо шелестя и даже немного поскрипывая - как будто бы ругая тех, кто меня обидел и третий раз - он молчал радостно, тихонько роняя на меня свои дубовые листочки. Это действительно был старый, хотя может быть, относительно старый, ведь деревья живут иногда на много больше чем люди, и он не мог не быть добрым. Поскольку, на протяжении своей долгой жизни видимо он очень много зла повидал. И мне очень хотелось услышать его голос - голос единственного существа - кто меня понял, кто меня принял и может быть даже полюбил. И вот однажды, когда я уже, нисколько не обидевшись, отчаялась и уже не надеялась услышать его голос, он вдруг неожиданно все-таки заговорил со мной. Дословно невозможно пересказать все то, что рассказал мне дуб, да и ни этого урока и
ни множества других дополнительных уроков не хватит что бы вместить все его слова. Открыто и честно скажу, я была по своему счастлива, услышав голос своего лучшего друга - единственного - кто меня понимает. Первое, что он мне сказал: "Не печалься, радость моя, ты есть, я есть и мы есть и у нас никто не сможет отнять право любить и мечтать, ибо те, кто пытаются нам повредить, не способны на это и значит именно в этом отношении мы сильнее их. Ну а все остальные подлости и гадости, они ведь не от нас исходят, а значит в далеком последствии и не к нам вернутся".
На этом урок подходил к концу и учительница в конце урока, как лучший друг и и равный собеседник, уже обращалась к нам - от себя, повторяя слова старого дуба: "Я ребята - есть, вы дорогие мои - есть и то, что сейчас происходит, то же есть и если очень захотеть у нас никто не сможет "этого" отнять. И я это подтверждаю. Вы молоды, ребята и у вас все впереди. Любите, влюбляйтесь, мечтайте, и на этом поприще ничего не бойтесь. Дерзайте, ребята!"
И тут секунда в секунду прозвучал и очень слишком громко прозвучал школьный звонок, с одной стороны возвещающий конец урока, с другой стороны своим чрезмерно громогласным голосом как буд то подтверждающий истинность сказанного. Обычно после звонка начинается ученическая возня, но в данный момент была гробовая тишина - никто не посмел даже шелохнуться. Урок окончен - каким то растерянным и в то же время громким голосом сказала она, и воспользовавшись "нашей дружеской тишиной понимания" схватила журнал и убежала из класса. После ее ухода, эта тишина где то еще - около минуты продолжалась. Все это выглядело как то странно, но жизнь со своими грубыми превратностями и иными реалиями берет свое и в какую то секунду эта странность резко оборвалась.Видимо и мы всем классом, в какой то миг, вернулись или может точнее вырвались из того загадочного мира, куда завела нас учительница своим откровением, и снова вошли в этот прежний грубый, грешный и материальный мир. В этот миг, мы как ни в чем не бывало, снова зашевелились, что бы не прозевать свою перемену, (побеситься в коридоре), и все продолжалось обычным школьным чередом - как будто, ничего особенного не произошло.
Очень хорошо помню эту учительницу, и этот урок - откровение ибо этот урок, как мне теперь кажется, с высоты моей пятидесяти пяти летней мудрости, перевернул всю мою жизнь, сделав меня пожизненным "сумасшедшим мечтателем" - с общепринятой точки зрения. Да, мой дорогой друг, в наши - семидесятые, были такие преподаватели, разбрасывающие серьезные семена. И пусть не все семена, и не у всех взошли - главное, что они все-таки были. Главное не жалеть себя и не бояться, жертвуя своими скрытыми возможностями, входить в омут бурлящей мирской трясины с головой и нести свое знамя, не скрывая своей истины. Она не задумывалась - как сказать? Для нее - было главное говорить, а не пытаться расшифровать, или перевезти на школьный язык то, что хотелось бы сказать. Она понимала, что эти семена не терпят сию минутных всходов. - Даже если эти некоторые семена упадут на добрую почву она, может быть даже, и не доживет до настоящий цветов, украшающих этот великий и прекрасный мир, соединенный с миром любви и подлинного искусства.
Лично я, вспоминал ее всегда - на протяжении всей жизни: после школы, когда жизненная обыденность монотонно стучала и не давала молодости цвести, когда в армии тупорылые "старики" убивали у молодых подлинную сущность человеческого достоинства. - Я вспоминал ее и тогда, когда почти убитым жизнью, взрослым мужиком,пропитанным советским воспитанием, измотавшись духовно, постоянно работая, постепенно вписывался в этот локомотив бурно развивающегося советского производства. И когда мечтал вырваться из этого ада однообразия на производстве. Когда оторвавшись от производства, трижды поступал в художественное училище и в конце концов поступил, и когда продолжал свое шествие на этом поприще поступив со второго раза в "Репинку" - то есть, в институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е.Репина в С.Петербурге. Вспоминал и тогда, когда достигнув многого в живописи, вынужден был на многие годы (перестройки и рыночных отношений), забросить это любимое дело - то есть живопись и ради выживания большом и прекрасном городе С. Петербурге. вернуться к строительству - элитной отделке и ремонту квартир, так как рынок живописи меня не устраивал; совесть мучила. Вся эта порнография - то есть рынок живописи, рынок искусства, ломают творческих людей - делают из них моральных уродов, или выводят на иные более высокие горизонты предательства.., не всех, конечно. - Многие из моих сокурсников продолжают шествовать на пике славы, не предав себя и развиваясь уже на более высоком уровне. Си их я не буду перечислять - к чему эти известные фамилии. Лучше спущусь на землю и скажу: "Она - эта учительница, заложила основу "Великого и прекрасного", в чем то очень простом, доступном каждому человеку, но не каждый готов нести этот "крест", ибо он - этот "крест", требует не малых, если так можно выразиться, даже "великих жертв". И в дальнейшем в жизни, столкнувшись с необходимостью жертвовать, большинство идут на попятную и здесь нет предательства по большому счету, эту необходимость жертвовать собой, что бы взлететь на крыльях мечты, жизнь дает всем, но не каждому удается такое крылатое дерзновение...