1.
Ну, какой идиот может звонить мне в дверь в десять часов вечера?
Семён? Но он заходит в обычно в ещё худшее время – часов в шесть утра. Молча выслушивает мою полусонную ругань и стереотипно повторяемый вопрос:
- Почему бы тебе эту сотню не занять вчера? Зачем будить человека в такую рань?
Также традиционно отвечает:
- Я бы её, Михалыч, тогда вчера и пропил бы. Ты уж извини меня…
Позвонили ещё раз.
А я уже лёг в постель, обложившись нужными книгами, люблю читать и писать лёжа.
Придётся вставать. Кто бы там не был, если звонит второй раз и так настойчиво, значит, не уйдёт. Вы замечали, что по продолжительности звонка можно определить настрой пришедшего к вам человека? У меня это получается.
Кристина ещё в Рязани, откуда не выехала бы, не предупредив меня.
Кто-то с работы? Но я не пожарным работаю и не дежурным хирургом. И потом любой нормальный человек сначала бы позвонил мне по телефону. Так что за дверью явно кто-то не очень нормальный.
Кто-то незнакомый? Маловероятно.
Раздался третий звонок, ещё более долгий. Вот козёл!
А может это сосед снизу? Вдруг я его заливаю?
Проходя по коридору, открыл дверь в ванную – тихо и сухо.
Вот и четвёртый звонок - уже совсем наглый!
Окончательно раздражённый я даже в глазок смотреть не стал – грабители так не звонят, а открывать всё равно придётся.
Резко открыл дверь. Передо мной стояла Оля.
Последний раз приходила ко мне весной. Сейчас осень. И первое, что мне бросилось в глаза – одета так же, как и полгода назад. Кожаная «косуха», которая была бы больше впору какому-нибудь периферийному байкеру, джинсы, кроссовки.
И пристальный взгляд. Разумеется, никаких там «Привет», «Извини» и прочих благоглупостей.
А у меня от одного её вида уже сработало внутри какое-то психологическое реле – всё-таки почти бывшая жена, с которой расстались не самым дружеским образом. Только нормальные мужики на таких не женятся. А уж я-то точно нормальный мужик.
- Ты одна или с группой захвата?
- Одна.
- Тогда заходи.
- А если была с группой захвата?
- Потребовал бы ордер.
- Чудак. При захвате он не нужен.
- А позвонить не догадалась?
- В лифте только подумала об этом.
- А чего одета так? Или с весны не переодевалась? Пошли в ванную.
Оля скинула свою куртёнку, быстро расстегнула портупею кобуры.
- Я замёрзла, Витюша.
- Вижу. Ответь только, почему так одета?
- Вчера утром было плюс десять и солнечно. Сегодня вечером – холодно и снег пошёл. Ещё вопросы есть, зануда?
- А сегодня утром почему не переоделась?
- Дома ещё не была. Ночь пришлось провести на одном чердаке. Сейчас возвращались, смотрю – твой дом и окна светятся. А мне до Химок ещё час пилить. Вот я и выскочила.
Она открыла воду и стала раздеваться.
- Полотенце сейчас принесу. И футболку свою, да?
- Хорошо бы. А то я к тебе, дура такая, даже без своего мыла пришла.
- Чаю горячего приготовить? Или есть хочешь?
- Витюша, я жрать хочу! И выйди, пожалуйста.
Она расстегнула бюстгальтер, продолжая удерживать его на груди.
- Ухожу, ухожу...
Направился в кухню, продолжая бурчать:
- Опять двадцать пять! Явится на ночь глядя, холодная, голодная и грязная. Да ещё готовь ей всё. Впрочем, кроме пельменей у меня всё равно ничего нет… Кристиночка встретит с работы, обласкает, накормит. А с Ольгой всё не как у нормальных людей… И хорошо, что мы с ней расстались.
Поставил кипятить воду для пельменей. Вспомнил про полотенце и футболку.
Если Оля ночь просидела на чердаке, выслеживая очередного придурка, могла запросто схватить пневмонию. Надо взять ещё свой свитер. И полотенец она всегда раньше два просила.
Из спальни вернулся на кухню, засыпал в кастрюлю весь пакет пельменей. Теперь следи за ними, чтобы не убежали. Пропал вечер… Нашла себе сумасшедшую работу, дурёха!
Зашёл в ванную, положил одежду и полотенца на стиральную машину.
Оля лежала с закрытыми глазами, полностью погрузившись в воду, из которой торчала только верхняя часть лица, и улыбалась.
Кристиночка милее и обаятельней. А Ольга как воительница Афина Паллада с античным носом.
- Не усни! А то утонешь, а мне за тебя, дурочку, потом отвечать. Скажут, что нарочно утопил.
- А ты бы смог?
- Да с тобой разве справишься? Согрелась?
- Уже лучше, Витюша. Спасибо тебе.
- Пожалуйста. Пельмени поставил… А если бы дома была Кристина? И что бы я ей сказал? Тебе это в голову не приходило?
- Она ещё в Рязани.
- А ты откуда это знаешь?
- Витюша, сейчас главное – это чтобы вода у пельменей не убежала. Я с бульончиком горячим хочу их. А у тебя что ещё есть?
- Мясо сырое в морозилке. Но ни я, ни тем более ты жарить его не умеем.
- А если яичницу ещё сообразить, а? Типа – омлет.
- Ты мою квартиру с вагоном-рестораном не перепутала?
- Витюша, не бурчи.
- Через пятнадцать минут вылезай, всё будет готово.
Пошёл на кухню готовить омлет. Это я умел.
Поставил на стол большую суповую тарелку – под пельмени с бульоном. Рядом –плоскую – под омлет из 4 яиц. Меньшим её не прокормишь. Достал маслёнку и сметану. Чай заварить всегда успею. Выпить бы ей не помешало. Быстрее согреется. Достал бутылку коньяка и рюмку. Подумал, что вечер для дела всё равно пропал, достал из кухонного гарнитура вторую рюмку для себя.
Сколько раз у нас с ней так уже было! Хоть не ночью явилась, уже хорошо. А бывало, что и за полночь с синяками и повязками. Впрочем, бывало и похуже. Дважды вместо неё являлся какой-нибудь скромно одетый верзила и, извиняясь (за что?), сообщал, что Ольга сейчас в больнице, что у неё всё нормально (?!), и что, если я хочу, он может меня к ней отвезти.
Нормально означало, что из неё все пули уже вынули, привели в божеский вид и перевели из операционной в отдельную палату. И когда я входил к ней, Ольга удивлённо вскидывала брови и задавала, чтобы «успокоить» меня, абсолютно дурацкие вопросы:
- Ой, Витюш, это ты? Что-нибудь случилось? Ты зачем пришёл?
- Да, так, от нечего делать. Мимо больницы проходил. Что с тобой?
- Ничего особенного. Рикошетом отлетела… Мелочи. Видишь, на лице ничего нет. А куда попала, там не видно.
- Лучше бы в голову попала, может, поумнела бы.
- Это уже вряд ли. Не беспокойся, иди домой. Я завтра вернусь. Ну, на крайняк послезавтра.
- Ты когда эту собачью работу бросишь?
- Витюш, я больше ничего делать не умею. И она мне нравится. А тебя я люблю и жить без тебя не смогу.
- Разумеется, не сможешь. От голода помрёшь на третьи сутки. С тобой посидеть?
- Не надо. В коридоре будет парень из моей группы. А завтра я тебе позвоню сама. Иди домой. А то мне уже какой-то сонник вкололи, сейчас засну. Даже хорошо, что ранило, отосплюсь за всю неделю.
- Да, тебе с этим крупно повезло. Раздобудь мне как-нибудь левый ствол, я тебе раз в неделю буду такую возможность доставлять.
- Чтобы я хорошо выспалась, у тебя, слава богу, есть и другие возможности. Поцелуй меня и иди…
И вот так почти три года. Ну, кто такую жизнь выдержит? Я во всяком случае, не выдержал…
Пельмени выложил на тарелку, накрыл крышкой и поставил её на кастрюлю, чтобы не остывали. Соединить их потом с бульоном – секундное дело. Сковородку с омлетом тоже накрыл крышкой. Наполнил рюмки коньяком. Вернулся в ванную.
Оля уже стояла и вытиралась.
- Стучаться надо, молодой человек, - и повернулась ко мне спиной.
- А то я тебя голой не видел, - буркнул я в ответ. – Слушай! А у тебя на спине большой шрам. Его раньше не было.
- Да? Надо же! А я и не знала. Витюш, выйди, пожалуйста. Через пять минут я буду на кухне.
Ещё командует в моей квартире!
Нарезку с сыром я поставил на середину стола, чтобы и самому дотянуться. Жаль лимона нет, но кто же знал, что она придёт? Теперь главное – задать ей нужные вопросы.
Первый такой: откуда она знает, что Кристина уехала в Рязань?
Нет, лучше сформулировать его по-другому: почему они продолжают следить за Кристиной?
Второй вопрос… Второго вопроса не было. Чего бередить старые раны? Ольга и без меня жить может, не маленькая. Наверняка у неё есть какой-нибудь мужчина. Вот и хорошо. Сейчас покормлю её. Хочет, у меня выспится, хочет домой поедет, чтобы завтра гоняться за очередным убийцей.
Впрочем, есть и второй вопрос: рад ли я, что увидел Олю? Или стал зудеть по своей старой привычке? Хороший вопрос. Только однозначного ответа у меня на него не было.
Через открытую дверь ванной раздался крик:
- Витюш, я твой халат надену?
- Пользуйся. Куда теперь деваться?
В моём халате, в белых банных тапочках на босу ногу, с кобурой в руке она вошла на кухню. Пистолет положила рядом с собой. Оглядела стол.
- Витюш, тебе кто-нибудь ещё говорил, что ты волшебник?
- Нет, только ты.
- Эх, не ценят тебя женщины. Ну, ладно. Это уже не моё дело. Чокнемся?
Мы взяли рюмки и одновременно произнесли, как когда-то:
- За тебя!
Грустно улыбнулись.
- Я буду есть, а ты на меня не смотри. Даже в кино не показывают, как женщины едят. Не самое красивое зрелище особенно в моём исполнении. Вот тебе игрушка, чтобы на меня глаза не пялил.
Она пододвинула ко мне кобуру и принялась поглощать пельмени.
- Эх, салатик бы… Нет?
- Откуда… Я питаюсь в университетской столовой. Впрочем, есть один огурец. Порезать?
- Не задавай глупых вопросов, Витюш.
- Да, кто тебя поймёт, что ты захочешь?! Явишься раз в год среди ночи…
И замолчал, сообразив, что с языка сорвалось что-то не то.
Ольга спросила:
- Ты хочешь, чтобы я приходила к тебе чаще?
Я раздражённо махнул на неё рукой и ответил:
- Ешь давай, а то подавишься. И приятного тебе аппетита. Ещё выпьешь? Нет? А я выпью.
От огурца, разумеется, половину отрезал себе. Как выпью, меня сразу на еду тянет. Положил на него кусок сыра – вот и закуска.
Вынул пистолет из кобуры. Прикинул на вес. Слишком лёгкий.
- Ты обойму опустошила. Побоялась мне заряженный давать?
- Он заряжен.
- А вот и нет.
Нажал на защёлку магазина и на ладонь мне выпала пустая обойма.
- Видишь? Пустая.
- В стволе остался патрон. Так что одна попытка у тебя есть. Только не промахнись.
- А почему обойма пустая?
- Ты как ребёнок, Витюш. Ну, мне пришлось стрелять. И запасной магазин тоже пустой.
Я повертел в руках пистолет. Не в ворон стреляла, а в людей. И небось в кого-нибудь попала… И как могла симпатичная интеллигентная девушка, закончившая с отличием юридический факультет из всех предложений выбрать себе самую неподходящую для женщины работу оперативника! Могла бы сейчас со мной на кафедре работать минимум доцентом…
- У нас другая проблема, Витюш. Я что-то неожиданно наелась.
- Жевать надо было пельмени, а не глотать.
- Я жевала.
- А омлет кто будет есть?
- Давай так поступим: выпьем по рюмке и омлет пополам.
- Ну, давай, - не стал спорить я, так как теперь аппетит разыгрался и у меня. – Чайник надо включить.
Оля повернулась и нажала на рычажок электрочайника.
- Ну, что ты делаешь? Он же пустой! Сгорит на фиг.
- Ты же сказал «включить».
- Тоже мне, хозяйка! Ты так никогда мужа себе не найдёшь.
- Может случайно попадётся такой, который сам будет чайник включать.
Когда, доев омлет, стали пить чай, я сказал:
- У меня, конечно, есть к тебе вопрос, но не могу избавиться от ощущения, что зашла ты ко мне не просто так. Что-то тебе от меня надо помимо помыться и поесть.
- Ты прав, Витюш. Но я сейчас мало что соображаю, устала зверски. И нужная информация появится у меня только завтра утром. Давай отложим этот разговор, хорошо?
- Уговорила.
Я расслабился, снова посмотрел на Олю и чуть не рассмеялся.
- Чего лыбишься? Надо мной?
- Да. У Кустодиева есть такая картина «Купчиха за чаем». Ты распарилась, раскраснелась, в моём халате, да ещё с этим полотенцем на голове… Ну, не купчиха, конечно, но почему-то эту картину напомнила.
- Чёрт. Забыла про полотенце. Вид с ним, наверное, дурацкий.
Она сдёрнула полотенце и потрясла головой. Волосы шатром закрыли её лицо.
- Принести расчёску.
- Не надо. Быстрее высохнут. Так лучше?
- Лучше.
- Я уже вырубаюсь, Витюш. Мне бы поспать. Могу на коврике у входной двери.
- Ладно. Разрешаю спать на кровати. Пошли. Только ляжешь у стены. Я с краю сплю, а у стены и простынь, и наволочка ещё чистые.
- Ты - волшебник, Витюш. Только разбуди меня ровно в семь. Обязательно. Я могу проспать. Часы ночью разбила, дурёха. Теперь показывают правильное время только два раза в сутки.
- Как можно разбить часы? Молотком била?
- Нет. Прыгала из окна и ударилась рукой о карниз. От них только ремешок целый и остался.
- С шестого этажа прыгала?
- Что я, сумасшедшая? Со второго.
- А-а-а… Ну, со второго прыгать – это нормально.
- У нас чья очередь мыть посуду, Витюш?
- Разумеется, моя.
- Спасибо.
Перед кроватью сбросила на пол халат и как подкошенная повалилась на моё место.
- Дальше двигайся! Здесь я сплю!
Оля обняла мою подушку, прижалась к ней и засыпающим голосом проговорила:
- А теперь я буду спать. Подушка тобой пахнет. А ты не ругайся… Всё. Считай меня больше нет…
Она свернулась «калачиком» и затихла.
Из-под моей футболки белела её голая попка. Даже укрыться сама не может.
Укрыл её одеялом и пошёл убирать посуду. До боли знакомая и почему-то щемящая душу ситуация, которая сейчас вызывала у меня не раздражение как когда-то, а жалость и… что-то ещё.
Ну, ладно. Не буду об этом думать. Что есть, то есть…
2.
Когда я утром начал осторожно перелезать через спящую на краю Ольгу, чтобы встать с кровати, она, не открывая глаз чуть слышно прошептала:
- Витюш, обними меня.
Я мог сделать вид, что не услышал. Вдруг она это случайно произнесла во сне? Но… В общем я услышал…
Завтрак, разумеется, готовил я. Впрочем, Оля по утрам ничего кроме кофе не ела и не пила, так что получается готовил для себя. Обижаться нет причин.
Ольга сидела за столом и разглядывала меня, что тоже несколько раздражало. Кристиночка меня бы и к плите не подпустила, всё сама бы сделала.
После утренних ласк задавать такой вопрос, конечно, было не совсем тактично, но я не сдержался:
- Оль, у тебя есть сейчас какой-никакой мужчина? Ну, ты понимаешь, что я имею ввиду.
- Какой-никакой есть. Он сейчас жарит омлет и задаёт мне дурацкие вопросы… Может, поговорим серьёзно?
- Давай. Но я сначала хотел сделать тебе подарок. Приятно же, когда тебе с утра – и сразу подарок.
- Для волшебника это норма.
- Держи. Они не новые, но показывают правильное время чаще, чем два раза в сутки.
- Твои?
- Разумеется, мои. Но у меня ещё есть. И женщины сейчас такие носят.
- Круто смотрятся. Беру. Жаль только, что опять где-нибудь разобью.
- А ты поаккуратнее с ними. Вообще-то они дешёвые, но у них одна фишка – куплены в самом Берне. Должны быть аутентичные, швейцаристей и не придумаешь.
- Когда успел в Швейцарии побывать?
- С Кристиной летом ездили.
- Меня в Швейцарию не возил.
- Забыла! Помнишь, уже и путёвки оплатили, и вещи собирать стали, но за два дня до отлёта убили кого-то не того. И, конечно, этого убийцу во всей Москве никто кроме тебя поймать бы не смог. И ты целую неделю моталась хрен знает где. А потом даже не спросила, куда я эти путёвки дел, так как к тому времени у вас опять кого-то грохнули.
- Вылетело из головы. Извини. Спасибо за часы. Выкладывай свои вопросы.
- Он у меня только один. Зачем ты продолжаешь следить за Кристиной? Она прошла как свидетель и ни в чём не виновата.
- Отвечаю. К твоей Гюльчатай я не имею никакого отношения, так как работаю в другом отделе. Просто боюсь, что она может втянуть тебя ещё в какое-нибудь дело. И я уже тогда помочь не смогу. Потому иногда интересуюсь твоей жёнушкой.
- А какое там дело? Ну, довёз почти незнакомую девушку, которая голосовала на шоссе. И всё.
- Если не считать того, что твоя Газель при этом везла в сумочки краденные драгоценности. Наивным-то не прикидывайся, Витюш. Ты сам юрист. Никто бы тебя, конечно, не арестовал, но и свидетелем по такому процессу проходить при твоей работе в универе – приятного мало. И потом это твоё - «почти незнакомая». Ты до сих пор уверен, что ваша встреча в кафетерии за день до ограбления оказалась случайной? Я – нет! Операция была продумана до мелочей. Там не таджикские шаромыжники работали, а профессионалы. Легко было просчитать, что солидный молодой человек с машиной и обручальным кольцом на левой руке обратит внимание и запомнит девушку со столь необычной внешностью.
- Но ведь на суде её ни в чём особом не обвиняли. Дали условный срок и всё. Мать во всём была виновата.
- Согласна. Да, воспитывалась девчонка в детдоме. Да, эта криминальная семейка удочерила её наверняка не без задней мысли. Воспитали её соответственно и «лишним» образованием не обременяли. Но я считаю, что любой даже не очень умный человек может отличить хорошее от плохого. Даже если она узкобёдрая инопланетянка.
- Ну, что ты её обзываешь по-всякому? Это просто неприлично.
- «Инопланетянкой» ты её сам назвал.
- Ну, это же шуткой. Вычитал в инете, что если волосы рыжие, глаза зелёные и резус фактор отрицательный, то человек может быть с другой планеты. Это же чушь, зачем её повторять?
- Как ты умудрился запасть именно на неё, когда вокруг тебя в универе такие девчата вьются?
- Никто не вьётся. Придумываешь всё.
- Сама видела.
- Ты приходила на кафедру?
- Нет. Но при случае позволяла себе роскошь посмотреть, как ты выходишь из стен нашей альма матер и идёшь к своей «тойоте». А за тобой – вереница девчат одна другой краше.
- Да это всё двоечницы, которые по десятому разу просят пересдать какой-нибудь зачёт.
- Вот именно! Из двоечниц самые лучшие жёны и получаются. А круглая отличница перед тобой сидит… Ладно! Кстати, о резус факторе. Твоя Кристина на каком сроке беременности?
- Откуда ты об этом знаешь?
- Сейчас, Витюш, уже я буду вопросы задавать, хорошо? Слушаю ответ.
- Ну, я точно не знаю. Месяца три, наверное. Она мне сама только недавно об этом сказала.
- Берём двенадцать недель. Самое время.
- Для чего?
- Она поехала в Рязань, чтобы навестить мать, так?
- Да.
- По вызову?
- Да.
- Ты телеграмму видел?
- И читал. Ты целый допрос мне устроила.
- Витюш, ты же знаешь, что я тебе зла не желаю. И у нас идёт просто беседа. Вспомни текст.
- Ну, там было написано: вам, такой-то, разрешается в срок с четвёртого по четырнадцатое ноября посетить свою мать. И подпись: полковник Яковлев. Фамилию я запомнил.
- Фамилия правильная. Всё остальное – липа. Начальники колоний телеграммами никаких приглашений родственникам не рассылают… Ты знаешь, что она сделала там аборт?
- Какой аборт? Ты что? Мы оба хотели сохранить беременность. И ты прекрасно знаешь, что я давно мечтал, чтобы у меня был сын.
- Знаю. И я тебе в этом ничем помочь не смогла.
- Подожди. Откуда ты знаешь про аборт? Этого просто не может быть. Она бы мне позвонила. Или с ней там что-то случилось? Ну, что молчишь?
- Я тебе уже сказала, что не занимаюсь твоей зеленоглазой Гюльчатай. Узнала от ребят практически случайно, пересеклись по одному делу. Сделан ли он по медицинским показаниям или по её просьбе, не знаю. Ты же с ней по телефону небось по пять раз в день разговариваешь. Сам должен был узнать, почувствовать по тону голоса, что там у неё случилось.
Я задумался.
- Да, она, конечно, обязательно бы мне об этом сказала.
- Витюш, с этого места поподробнее, пожалуйста.
- Уехала она четвёртого. Приехала, позвонила. Всё нормально. Её кто-то там встретил из их семьи. На следующий день позвонила, что едет в эту женскую тюрьму на свидание с матерью. Она где-то там за городом расположена. Потом… А потом сказала, что ей легче писать мне смс-ки, так как там плохая связь.
- Дальше.
- Ну, а потом два дня утром и вечером одни смс-ки. Типа – всё нормально, люблю, целую. И отвечать попросила смс-ками.
- Тебя это не удивило?
- Удивило. Мне эти стереотипные сообщения тоже не понравились, но она должна была уже сегодня приехать. При встрече и хотел всё у неё выяснить.
- Сейчас мы ещё кое-что узнаем. На моих швейцарских уже ровно восемь.
Она кому-то позвонила:
- Здравия желаю, Пётр Иванович… Да, столица опять беспокоит… Да, она самая. Мы с вами вчера договаривались относительно сведений о Кристине Кильгановой. Чем сможете помочь?.. Так… Неужели?.. Нет, я не сомневаюсь в вашей информации. Сейчас она по какому адресу находится? Принято. Огромное вам спасибо. Я перед вами в долгу. До свидания, Пётр Иванович!
Минуту молчала, словно нарочно испытывала моё терпение. Я не выдержал:
- Оль, она этот аборт…
- Да. Сделала. Добровольно. Обратилась в женскую консультацию, сдала анализы и в гинекологическом отделении больницы твоего сыночка из неё и выскоблили. Вечером написала заявление с просьбой о выписке и отказом от дальнейшего лечения. Есть предположение, что ей день-другой надо было бы полежать в стационаре, понаблюдаться. Сейчас она вот по этому адресу у кого-то на квартире. Как сейчас себя чувствует, неизвестно. К ней надо срочно ехать, Витюш. Оценишь состояние. Если плохое, сразу - «Скорую помощь» и в местную больницу, чтобы она там тебе не верещала. Если состояние нормальное, вези сюда. Всё ясно?
- Да.
- Тогда действуй, Виктор Михайлович.
Я набрал номер Кристины. Долго не отвечали, потом раздался полузнакомый мне голос:
- Да-да. Вы что хотите?
- Я хочу поговорить с Кристиной.
- А это кто?
- Муж. Виктор.
Молчание.
- Ало! Айна, это ты?
- Да, я. Но Кристина спит и сейчас говорить не сможет.
- Слушай сюда, Айна-непорочная, чёрт бы тебя побрал! Или через секунду ты передашь телефон Кристине, или через пять минут у тебя на Чкалова дом два квартира двенадцать появится наряд полиции. Ты всё поняла?
Телефон молчал, но не отключался. Через минуту раздался слабый голос Кристины:
- Витя, это ты?
- Я, Кристиночка. Что с тобой случилось?
- Витенька, милый, забери меня отсюда. Пожалуйста. Только не спрашивай ни о чём.
- Хорошо. Я через три, максимум четыре часа буду у тебя. Телефон только из рук не выпускай, поняла?
- Да. Витенька, приезжай…
Разговор прервался. Я продолжал сидеть.
- Чего застыл? Нормально поговорил. Молодец! Теперь действуй.
Я встал и… снова застыл.
- Оль. Мне нужно хоть какое-то разумное объяснение происшедшему. Любое. Не люблю неизвестности. Ты же мастер по версиям.
- Хорошо. Могу ошибаться, но моё мнение такое. Её мамке нужна не замужняя беременная дочка, и уж тем более не с грудным ребёнком. Хотя, думаю, если бы Кристина согласилась уйти от тебя, они и в образе кормящей матери смогли её использовать. Там же не одна её мать верховодит. Там целая шайка, Витюш. Но Кристина, видимо, отказалась. Она уцепилась за тебя как за спасательный круг, но силы оказались неравными. Её заставили сделать аборт. Под угрозой или как, не знаю. Им она нужна для последующих преступлений так сказать в «рабочем состоянии». Не для того кормили и выращивали дитятю, деньги на неё расходовали. Это моё мнение. А теперь, не тяни кота за хвост. Твоя жена в беде. Действуй!
3.
Кристина порывалась идти сама, но я вынес её из квартиры на руках.
Она только тихо попросила:
- Витя, ты сначала клеёнку постели на заднем сиденье. Мне там удобнее будет.
По дороге домой молчала. Я даже радовался этому. Заснёт, отдохнёт, привезу её в больницу, а там разберутся, что дальше делать…
Только изредка, не оборачиваясь спрашивал:
- Кристиночка, ты как?
- Ничего. Ты только не гони очень, а то трясёт.
Потом сама окликнула меня, я с трудом услышал её только потому, что остановился перед светофором:
- Останови машину.
Я прижался к обочине.
- Выйти хочешь?
- Нет. Наклонись ко мне… Я очень виновата перед тобой и перед нашим ребёночком. Обещала родить его... Ты знаешь, когда мне мама что-то приказывает, я становлюсь словно зомби. Только на следующий день начинаю понимать, что делала накануне. Я не оправдываясь, это у меня уже рефлекс какой-то… Только помни, что я очень люблю тебя. И всё.
- Успокойся, Кристиночка. Поправишься и ещё кучу детей родишь.
- Витя, возьми его.
Сняла обручальное колечко, которое легко соскользнуло с пальца, и протянула мне.
- Зачем сняла?
- Боюсь потерять. Может соскочить…
Закрыла глаза и больше их не открывала.
По закону подлости «пробки» начались сразу после Коломны, так что до Москвы добирались почти пять часов.
Я клял себя за то, что послушал Кристину и повёз её сразу в Москву, а не в местную больницу. Порывался остановиться в какой-нибудь больнице на трассе, чтобы показать её врачу, но понимал, всю глупость такого поступка. А Кристина бледнела на глазах, а уже перед самой Москвой перестала отвечать на мои вопросы даже кивком головы.
Хоронили Кристину на Бутовском кладбище, которое на юге Москвы. На похороны Кристины пришёл мой брат с женой и несколько человек с моей кафедры. Из её проклятой родни, к счастью, никого не было. Прибил бы их прямо на кладбище. Удивило большое количество проходящих похорон, хотя это, наверное, было естественно: люди не только рождаются, но и помирают. Деревья уже высокие, не новое кладбище, но хоть добраться до него будет несложно… Недалеко от нас хоронили какого-то военного ветерана. Там было многолюдно, человек пятьдесят-шестьдесят. Раздались три ружейных залпа. Они совпали с тем моментом, когда в могилу опускали гроб моей Кристиночки.
Где-то через неделю мне позвонила мать Ольги:
- Здравствуйте, Виктор.
- Здравствуйте, Евгения Фёдоровна. Как вы живы-здоровы?
- Какое может быть у меня здоровье, зачем так спрашивать?
- А что случилось?
- Вы ничего не знаете?
Меня раздражали всегда эти лишние женские вопросы. Если спрашиваю, значит не знаю!
- Я знаю только, что похоронил недавно свою жену, - не очень скрывая недовольство, ответил я.
- Ой, а я вас не видела? Вы где стояли?
- Что значит стоял? Я хоронил свою жену Кристину.
- Да? Ой! Я… Простите, Виктор. Я не поняла вас. А я вот тоже недавно Оленьку похоронила.
- В каком смысле?
- Убили её. Тринадцатого числа и похоронили. Я думала, вы знаете. Всё удивлялась, почему вы на похороны не пришли…
Тринадцатого ноября и на том же кладбище я хоронил Кристину.
Договорились встретиться с Евгенией Фёдоровной в ближайшее воскресенье на кладбище. Между могилами Кристины и Ольги было не больше ста метров. Тот воинский салют был в её честь, как погибшей при исполнении воинского долга. Затем привёз Евгению Фёдоровну к себе.
Присев на стул, она достала из хозяйственной сумки папку.
- Оля велела, если с ней что случиться, передать её вам. Вы простите меня, Виктор, но я посмотрела, что в ней лежит. Эта общая тетрадь – её дневник. Я его прочитала, хотя это не хорошо, знаю. Но ведь доченька моя писала. Там всё только о вас. Обо мне ничего нет, только упомянула меня четыре раза и всё. Но ничего плохого про вас нет, не беспокойтесь… И вот ещё кольцо в коробочке. И внутри по ободу подпись «Витюша». Виктор, вы разве с ней были обвенчаны или расписаны?
- Нет.
- Значит заранее готовилась. Предупреждала же её, что нельзя такие вещи заранее запасать, наверняка не сбудется. Не послушалась опять. После того, как вы расстались, она сильно изменилась. Словно ей жизнь надоела…
Она долго молчала, а я не знал, что и сказать. Но молчание было понятно нам обоим. Наконец Евгения Фёдоровна произнесла:
- Я не скажу, чтобы верила в бога. Крестилась иногда да свечки ставила, когда в нашу церковь заходила за здоровье Олечки. А теперь – всё. Не верю больше.
- Вот и зря, Евгения Фёдоровна.
- Нет, не зря. Зачем Он позволил её убить?
- Может быть Он хотел её к себе взять, чтобы больше не мучилась на земле. Сами же знаете, какая у неё работа была. Он взял её к себе, чтобы она отдохнула наконец. А вы в Него верить перестали. Оля, может, ждёт там, когда вы за неё помолитесь и свечку поставите…
- Вы это серьёзно говорите, Виктор?
- Вполне.
- Но вы же сам неверующий. Я это знаю. И Оля неверующая была.
- А какая Ему разница, кто верит в Него, а кто нет? Сейчас не в Нём дело, а в Оле. Она сейчас где-то… А там вряд ли что можно услышать кроме молитвы матери и увидеть что-нибудь кроме поставленной за её упокой свечки… Пусть хоть это её утешит. И вам легче будет жить со своим горем…
- Может быть вы и правы, Виктор… У меня к вам просьба. Она не очень тактичная. Вы можете мне Олин дневник отксерить? Всё-таки доченька писала, хоть на почерк её посмотреть иногда… Я думала, что вы мне сыном станете, когда поженитесь по-настоящему. Эти ваши гражданские браки я не понимаю… Но не сложилось у вас…
Мне нечего было ответить. Я тоже чувствовал себя виноватым во всём происшедшем.
- Виктор, можно я один или два раза в год буду к вам заходить? Ненадолго, на пять минуток. Просто посмотреть, где моя доченька жила. На её работу меня не пустят. А она у вас больше времени проводила, чем дома. Забежит, переоденется и снова куда-то унесётся…
- Евгения Фёдоровна, давайте чаю попьём? У меня, правда, из десерта одно печенье, но, думаю, это не столь важно…
Быстро приготовил две чашки, поставил на стол.
Евгения Фёдоровна задумчиво смотрела на середину стола словно не видела стоящей перед ней чашки. Неуверенно произнесла:
- Виктор, простите меня за то, что я сейчас скажу, но… - Снова утёрла глаза платочком и более решительно продолжила: - Я считаю, что в гибели Оленьки есть и ваша вина. Когда вы жили вместе она больше берегла себя. В ней была жизнерадостность… А потом… Я ей сто раз говорила, перейди на другую работу. А она в ответ: мне теперь всё равно.
- Не буду спорить, Евгения Фёдоровна. Конечно, есть. Даже уверен, что если бы я проявил больше терпения, то многое могло бы быть у нас по-другому. Это мне надо просить прощения у вас.
Снова долго молчали.
- Евгений Фёдоровна, прошу вас, выпейте чай. Я буду считать это знаком того, что вы если не простили меня, то хоть не так сильно ненавидите. И будете заходить ко мне в гости.
Она несмело пододвинула к себе блюдце и, продолжая смотреть на середину стола, словно видела там что-то, взяла чашку.
Над письменным столом я повесил два фотопортрета: Ольги и Кристины. Под ними на подставке положил два обручальных кольца.
Подолгу смотрел на фотографии, продолжая удивляться тому, как мог вполне искренне и по-настоящему любить таких разных женщин. Но понимал, что они любили меня сильнее.
Впрочем, что значит сильнее или слабее? Они практически пожертвовали из-за меня своими жизнями, так что я вольно или невольно, но явился виновником гибели обеих… Уж одну из них точно мог бы спасти…
А сам – вот он! Живой и здоровый.
Только очень одинокий и без всякого желания жить дальше.
***
Ноябрь 2016 г.