Прощай, Актёр! Глава вторая

               

               Настал день моего выхода на работу. Радовало, что он начинался с восьми часов утра, отправляя из дома пораньше, не сталкивая с соседями по коммуналке в очереди в места общего пользования. Не везло всегда тем, у кого за стенами комнат проживали пенсионеры – те всегда вставали рано, придумывали себе занятие в узких проходах квартиры, и следили, как долго ты проводишь время, принимая душ в ванной, или в туалете, так как лишние четыре копейки за киловатт никто из соседей не собирался платить из своего кармана за твоё стремление к личной гигиене. Ну а если бабка-соседка затевала стирку с утра и ставила на газовую плиту для кипячения бак с замоченным бельём, а что хуже, таз, то тебе проблематично было разогреть завтрак перед выходом из дома. Правда, сам я, накупив в хозяйственном магазине дешёвых пакетиков с анилиновой краской, через полгода бак почти не снимал с плиты – окрашивание маек и футболок с затянутыми тесьмой на узел кусками ткани делало меня не только модным парнем, но и респектабельным бизнесменом для начала семидесятых годов. Знакомые и друзья достойно оценивали мои затраты на изготовление варёнок, щедро набавляя рубль, а то и два к номинальной стоимости хлопчатобумажной футболки. Проблема оставалась одна – отмыть руки и бак.

                С соседями мне легко было найти общий язык – в комнате за стеной проживала молодая пара, Михаил с Татьяной, а в другой – пожилая грузная женщина, которая часто находилась у своего сына и помогала невестке ухаживать за своими внуками. Поэтому бывала она в нашей квартире редко. Удивительно, что стирать тамошнее бельё она приносила по месту прописки, к нам в квартиру, хотя плата за пользование газом повсеместно была едина – тридцать две копейки за месяц нелимитированно. Видимо, невестка дала ей грамотный коммерческий совет, как экономить электроэнергию, отправляя свою свекровь стирать по месту официального проживания. Да ещё, учитывая пятиметровую площадь общественной кухоньки, стоящие столы и газовую плиту, непроизвольно в своей комнате каждый ожидал, когда освободится место для приготовления пищи. Я же проживал в комнате со своей матушкой, и если она вставала на работу рано, то мне не нужно было заботиться о завтраке, мама в свой рабочий день готовила его на двоих.

               Маршрут до места новой работы был мною проложен быстро, с наименьшим использованием городского транспорта – я любил ходить по просыпающейся Москве, когда машин на улицах было мало, а мокрый асфальт от утренней работы поливальных машин ещё не успевал высохнуть. Я мог, в общем-то, обойтись одним троллейбусом девятнадцатого маршрута, от площади Прямикова, близ которой я проживал,  до Дзержинки, проезжая по уютным, тихим улочкам Центра. Нравилось из окна троллейбуса наблюдать за начинающейся деловой жизнью улиц моего маршрута, в частности, Солянки. Смотреть как готовятся к открытию магазины старинной улицы, угадывать в прохожих с одухотворёнными лицами, направляющихся в Московскую хоральную синагогу, возможно, своих знакомых; на углу с проездом Серова увидеть уже сформировавшуюся очередь в знаменитый магазин «Колбасы», из дверей которого запах от дефицитных салями и сервелатов вываливал прямо на проезд.  А метров через двести, на подъёме к улице Б.Хмельницкого, проезжая магазин «Мясо», всегда вспоминал своего приятеля, мясника этого известного магазина Мишу Гольдмана, при посещении разрубочного места которого, в подвале, я иногда подтрунивал над ним, что неспроста человек с рабочей косточкой и пятой графой в паспорте трудоустроился через дорогу от здания ЦК КПСС, и постоянные покупатели в конце его карьеры будут ходатайствовать перед Премьером дружественной нам страны о присвоении ему внеочередного звания гражданина Израиля за систематические обвесы советских покупателей в магазине напротив Старой площади. Реакцию моего приятеля на мой политико-негоциантский юмор трудно разместить печатно в мемуарах, но всегда в ней было больше остроумия, чем брани.

                С середины 70-х очень много моих друзей уехало из Союза, кто через Рим и Вену – в Штаты, а кто напрямую – на землю обетованную. К некоторым из них я приезжал домой помогать упаковывывать скарб, так как имел сноровку в этом деле, в выходные подрабатывая на багажном дворе Курского вокзала. Мне видна была боль взрослых людей от предстоящего расставания с насиженного места, но легче было понять молодёжь, ожидающей от переезда за бугор светлого будущего, так как сам был молодым, и не отрицал склонности моих ровесников к авантюрным жизненным изменениям.

                Доехав до конечной, до площади Дзержинского, я выходил из троллейбуса, шёл, минуя красивое и строгое здание Лубянки, к Кузнецкому мосту,  спускался до Неглинной, и выходил через Столешников к Юрию Долгорукому, и метров через триста был на рабочем месте. За один час я успевал к ВТО одним троллейбусом. Доволен я был и тем, что дорога до работы обходилась  мне всего в четыре копейки, или в не выпитый стакан «Нарзана».

                Уважительно относиться к мелочи меня с детства приучила  необходимость биться за каждый пятачок при процессе купли-продажи живности на птичьем рынке, и я не стеснялся иных вещей, которые у многих вызывали отторжение. У некоторых людей бывают привычки, которые им привила жизнь. Так, двоюродная сестра моей бабушки, коренная ленинградка, блокадница, имела обыкновение после приёма пищи сгребать в ладонь со стола хлебные крошки, отправлять их в блюдце, которое выставлялось во дворе её пятого дома на улице Марата. И это хлебное лакомство не предназначалось чисто голубям, а, скорее, переселённым в них душам погибших в блокаду,  дни жизни которым в холодном городе отсчитывал ленинградский метроном. И никто не смел ей делать замечания по поводу убывания в квартире блюдец  или тарелок , про которые она забывала  - просто они постепенно докупались со временем. Раньше, редко посещая Ленинград, двигаясь по Невскому, и поворачивая за кинотеатром «Титан» на улицу Марата, я с опозданием вспоминал, что не зашёл в магазин и не купил блюдце, которое в квартире на втором этаже не будет лишним. Зато у старенькой бабушки всегда находилось время  и памяти купить для передачи родне в Москву через меня гостинцев с берегов Невы – бутылочку «Петровской» и песочный торт «Ленинградский».

                Мне показали моё рабочее место в ресторане, это был склад продуктов и алкоголя, а также холодильное отделение для скоропортящихся продуктов, которые находились в подвале. Заведовала складом Наталья Ивановна, женщина  лет сорока пяти,распоряжениям которой я должен был подчиняться, и кладовщица Галина, возрастом чуть старше завскладом. С утра я должен был получать заказ-наряды на продукты для кухни и алкоголь для бара, ехать за ними на базы, а также доставлять хозтовары для нужд завхоза.В моём распоряжении была автомашина, цельнометаллический УАЗ, в обиходе «буханка», водителем которой являлся Юрий, мужчина лет сорока. Из мужчин были ещё по одному грузчику в каждую смену, официант Борис и заведующий производством Александр. Все были гораздо старше меня, так что разговоров на общие темы на перекурах с ровесниками не предвиделось, и меня это немного радовало, настраивая на серьёзное отношение к рабочему процессу.

                С основным штатом ресторана «Актёр», работницами залов приёма пищи, я познакомился в обеденный перерыв, который устанавливался, как правило, во всех московских ресторанах с семнадцати до восемнадцати часов, когда заведения для обслуживания посетителей закрывались.Появившись у пункта выдачи готовых блюд, я был встречен восторженными приветствиями в свой адрес поварихами, смело оценивших мой мужской потенциал в отношении работниц холодного и горячего цехов, и подключившихся к ним коренщиц и котломоек, на выбор предоставивших мне обеденные яства. Я сразу понял, что на такой работе мне не похудеть, с опаской думая о представлении меня официанткам, но последние оказались женщинами серьёзными, не отпускавшими лёгкие экспромты в адрес только что появившегося молодого человека. Было заметно, что они даже в короткое обеденное время не расслаблены, а поглощены работой, о которой им напоминала администратор, информируя их о скоротечности перерыва, и призывая работниц подготовиться к вечернему приёму гостей.

                Недели через две я начал осознавать, что работа мне нравится. Единственным отрицательным моментом в моей профессиональной деятельности для меня являлись контакты с работниками продовольственных баз, где я получал продукты. Их неразворотливость, демонстративная неспешность не только раздражали меня, но и поражали своим равнодушием к стремлению отпустить больше продукции клиенту. Мне, лет с двенадцати стоявшему за прилавком на птичьем рынке, и привыкшему с измальства к уличным торговым отношениям, когда необходимо было крутиться на пупе, чтобы заработать копеечку, в голову никак не приходили оправдания сонности государственных работников, совершенно не желающих понимать, что «сидят» они на таком крутом дефиците, что при умелом подходе могли бы материально обогатить и казну страны, и свою личную. Так, лет с двадцати двух, находясь на острие экономических взаимоотношений, близко наблюдая процесс, начиная с поставки продукта и до его выхода на блюдо, я начал понимать противоречия в родной экономике,  не желающей уйти от излишней многоступенчатости в процессе добычи сырья, его доставки, переработки, изготовления, распределения и реализации. И за каждой операцией стояло своё министерство со своим многочисленным штатом, создавая дефицит в стране, давая прекрасную возможность великому Аркадию Райкину воспевать это экономическое явление со сцены, определивших в «уважаемых» людей заведующих продовольственных баз и кладовщиков.

                Проработав месяца полтора, я полностью освоился на новом месте, и уже стал вносить предложения заведующей складом по улучшению использования моего рабочего времени, а также по освобождению производственной площади от складированной рядами и стопками ненужной тары с пустыми бутылками. Наталья Ивановна объяснила мне, что гора эта с пустой посудой из-под венгерского вина «Бычья кровь» стоит в пыли уже около года, и ни один винзавод этот импортный неликвид не принимает. Я отнёсся к складским страданиям заведующей как к призыву освободить площадь помещения во что бы это ни стало, и в тот же вечер переговорил на эту тему со своим соседом Мишей, который заочно окончил тремя годами ранее наш общий с ним институт пищевой промышленности, только факультет виноделия, и уже к своим неполным тридцати годам работал начальником цеха розлива сухих вин на Межреспубликанском винном заводе в Очаково. Как-то за три месяца до этого я побывал на этом одиноко стоящем в поле только что отстроившемся заводе по приглашению Миши, и с трудом уехал оттуда, надегустировавшись прекрасной продукции, созданием которой гордился мой сосед. Миша не только согласился принять неликвид, но и предоставил выбор – можно было привезти посуду и в цех «Азвино», что располагался в самом центре Москвы, на улице 25-го октября, во дворе старинного двухэтажного здания с аркой близ ГУМа. Разливочным цехом заведовал друг Михаила, с которым я был знаком по посиделкам у соседа по коммунальной квартире. Я был почти всегда приглашаем Мишей к нему в гости, когда у него собирались друзья. Сам он родом был из Баку, иногда рассказывал о своём детстве в этом замечательном городе, и с любовью относился к своим гостям-землякам. Меня привлекали в его товарищах высокообразованность и пристрастие к красивой музыке – джазу, который я слушал с наслаждением, посещая соседскую комнату.

                В день отгрузки ненавистной завскладом посуды на борт «ЗИЛа» во двор высыпали руководители всех подразделений ресторана, включая шефа Александра, настолько желаемо было для многих освободившиеся двадцать метров площади, подчёркивающие жесточайший дефицит метража в Центре Москвы и в начале 70-х. Закончив с погрузкой и получив сопроводительные документы от Натальи Ивановны, я по взгляду её понял, что она провожает меня не как героиня французского классика Дюма своего возлюбленного Эдмона Дантеса на красавце «Фараоне», и которая мечтала о скорой встрече с ним. Наоборот, если б я затерялся с посудой на борту флагмана советского автомобилестроения где-нибудь на широких просторах Подмосковья, то ресторан ВТО был бы закрыт весь вечер на спецобслуживание по поводу празднования церемонии заполнения  главбухом «Актёра» необходимой строки в годовом балансе в графе «Расходы».
 
                Когда на следующий день я отчитывался  о своей поездке на винзавод, заведующая складом, бережно держа заветную накладную с отметкой Очаковского предприятия о принятии тары с посудой, смотрела на меня как на человека, совершившего подвиг. Я был рад.  Но в моё молодое сознание всё чаще приходили размышления об искажённых законах экономики, когда в нашей стране многие действия в коммерции подчинялись заскорузлым трафаретам, штампам, не позволяющим  многозвеньевую цепь взаимоотношений в бизнесе сделать короткой и не зависящей от чрезмерной опеки госучреждений. Не мне одному приходили такие крамольные мысли об оздоровлении отечественной экономики, когда предприятие, к примеру, ресторан, не имеет юридической и экономической возможности напрямую продать неликвидный товар покупателю, который нуждается в нём на данный момент, или просто превратить посуду в бой и отправить на стекольный завод. Отчасти, от неприятия таких противоречий стали появляться так называемые цеховики, стремившиеся наладить собственные подпольные производства, как правило, дефицитного ширпотреба, и которых не останавливали ни большие сроки в УПК, ни расстрельные статьи за миллионные ущербы, нанесённые родной экономике. Мне приходилось позже, в  конце семидесятых, по жизни, но не по бизнесу, встречаться с некоторыми владельцами подпольных предприятий. Почти всеми ими двигало тривиальное желание обогатиться, и применяли они простейшую схему в получении прибыли – почти всегда нелегальное приобретение сырья, изготовление продукта, и реализация. Государство само создавало дефицит продукции в стране, и само подталкивало отдельных граждан заниматься незаконным предпринимательством, в итоге строго карая их за это.

                Постигая азы освоения производственной деятельности советского ресторана, и сталкиваясь с недостатками в работе продуктовых баз и заводов-изготовителей, мне пришлось в мои контакты с поставщиками вносить определённые новшества для ускорения получения продукции, а также в ожидании своей очереди к окошку подачи документа.  Проходя этот ад, я часто, чтобы сохранять самообладание, вспоминал мастерское описание советским писательским тандемом рабочего процесса  конторы «Геркулес», и мне становилось легче на душе, в отличие от описания состояния Остапа Бендера. Так, выезжая на Московский ликёро-водочный завод на Волочаевскую улицу за дефицитными «Кубанской», «Посольской» и «Рябиной на коньяке», я стал брать с собой не менее дефицитные две-три шестисотграммовые банки маринованных корнюшонов или неочищенных томатов, что упрощало мне находить контакт с работниками отпускающей организации.  Примечательной особенностью  выезда из ворот завода являлось то, что взор твой наталкивался  на стоящее обшарпанное зданьице медвытрезвителя на противоположной стороне улицы, притулившееся к обветшалой церковьке, давно закрытой большевиками, но вопреки течению времени и погодным изменениям не желающей рушиться, дожидаясь возрождения от перестроечных капиталистов, и тяжеловесных пожертвований джентльменов удачи 90-х. Возможно, от такого соседства сотрудники предприятия на работе были трезвые, явно ожидая выездного варианта проверяющих из соседствующей милицейско-медицинской организации на завод.

                Подобным образом я навёл контакты почти со всеми поставщиками, куда ездил получать товар. Лишь одна точка являлась непокорённой моему получившему испытание на практике приёму – это завод «Клейтук», где я получал хозяйственное семипроцентное мыло. По дороге в Текстильщики, километра за два до завода, ты уже ощущал запахи мыловаренного производства, к которому добавлялось амбре от стоящих перед  въездными воротами самосвалов с костями освежеванных коров, которые вывезены были с соседствующего Микояновского мясоперерабатывающего предприятия. Даже лежавшая постоянно в бардачке УАЗика для подати четвертинка водки за 1руб.49коп. не помогала мне и водителю избежать вдыхания аромата мыловаренного производства  - на отпуске продукции работали только грузные женщины, и мне легче и быстрее было самому оформить документы и загрузить тяжёлые ящики с мылом в машину,чем ожидать очереди среди оптовиков-потребителей.

                Радостных минут от пребывания на работе в известном ресторане Москвы придавали встречи с популярными артистами страны.Специально я не подглядывал за присутствующими в залах заведения, но поначалу, когда случайно сталкивался в гардеробе или коридоре с популярным актёром, всегда здоровался с ним. Иногда, ближе к вечеру, когда ожидался большой приток гостей, официантки просили меня помочь принести в зал дополнительные столы и стулья , и тогда, задержавшись в ресторане, я вволю наслаждался наблюдением за корифеями сцены и экрана. Особенно впечатляли меня неожиданные встречи с актёрами, которые являлись кумирами моего детства и подросткового возраста. Так, помогая грузчику в подаче в помещение бара алкогольной продукции, я натолкнулся на Афанасия Кочеткова, которого любил за фильм «Над Тиссой», и который стоял в дверях злачного места. Мы извинились друг перед  другом, невольно подражая проявлению этикета Молчалина и Чичикова, и разговорились. Добрейший дядька, и ранее приметивший меня как работника заведения,  пригласил скоротать с ним минуту в его компании. Я же, вежливо отказавшись, выразил ему своё признание за роль советского пограничника и воплощение правдивого образа пролетарского писателя на экране. И таких неожиданных встреч было немало. Но один раз я специально стоял около кухни и из-за угла наблюдал за прохождением в зал на банкет почти всех артистов, занятых в «Семнадцати мгновениях...». Помню, что торжественное шествие к столам по случаю окончания съёмок замечательного  фильма,  ярко освещало солнце, лучами пробивающееся через неплотно зашторенные занавески. Кумиры советских зрителей оживлённо переговаривались между собой, явно предвкушая приятную для них встречу с коллегами по отснятому и с триумфом продемонстрированному фильму на телеэкранах Союза. Я заворожённо следил за героями сериала, своей игрой в киноромане Ю.Семёнова усадившими всю страну к телеэкранам на время демонстрации ленты.
 
                Я никогда не отказывал директору ресторана, когда он просил меня помочь в иной вечер в гардеробе при приеме верхней одежды в дни закрытых показов зарубежных кинофильмов или творческих встреч знаменитостей. Роскошные вечерние туалеты, доброжелательные шутки и напутствия, отпускаемые в адрес друг друга и в адрес работников ВТО, домашняя атмосфера, создаваемая администрацией,- с годами осмысливаешь это как праздники Добра и Уважения к близким и чужим людям. Мимо тебя проходили люди, которые не нарекали себя «звездами», это вновь открытым звездам астрономы давали их имена. Это они на свои накопления-гонорары в войну покупали танки и самолёты, а сами выдвигались ближе к передовой для выступлений перед бойцами.

                Заканчивался год, как я работал в «Актёре». Я чувствовал, что скоро надо будет увольняться – жилищные проблемы стали выдвигаться на первый план, мне хотелось большей самостоятельности, и, как когда-то товарищу Бендеру, предоставлялась возможность найти своё применение в домоуправлении – москвичам при трудоустройстве в ЖЭК дворником  давали ключи от служебной площади. Пришла пора прощаться с «Актёром», и шагнуть во взрослую жизнь.