Однажды на улице ко мне обратилась благообразная старушка. Бедная, но гордая бабушка - видимо, не могла просить милостыню, а потому продавала в одноразовых стаканчиках отростки комнатных цветов. Бабушку стало очень жалко, а потому я купила у нее за сто рублей один отросточек, совершенно мне не нужный. Собственно, я брать его не хотела, но старушка настояла. Бери, говорит, деточка, это растение целебное и вообще, говорит, принесет тебе счастье. Я говорю, да разве ж счастье можно купить. Можно, говорит, деточка, можно. Это задаром счастья не бывает, а купить можно.
Ну, хорошо, думаю, счастье так счастье!..
Посадила я это «счастье» в маленький керамический горшочек, завалявшийся на балконе. И через пару дней росток уже выпустил новые листочки. «Прижился!» - подумала я тогда. Вернувшись с работы, обнаружила, что цветочек подрос, а листьев – узких и длинных, стало больше. «Ну и скорость!» - для комнатного растения скорость роста и впрямь была необычна. Кошка моя цветок отчего-то невзлюбила, дыбила спину и норовила лапой сбросить горшок с подоконника. Но тот рос столь стремительно, что вскоре прикрыл горшок своими листьями. Больше всего растение напоминало пришельца из далеких мексиканских прерий, только что сомбреро не хватало. Старушка та мне и название говорила, да оно моментально из головы моей вылетело. Помню, что и оно вправду было какое-то… мексиканистое.
Уходя на работу, я оставляла цветок в одном состоянии, а, возвращаясь, видела его все более крепким, рослым и… наглым. И появилась во мне со временем какая-то тревожность, которая росла день ото дня. На работе я ни с того ни с сего вспоминала про цветок. Вот вы на работе вспоминаете про свои цветы? А я стала про него думать – чем он там занимается без меня? Несколько раз даже зачем-то звонила в пустую квартиру – вдруг кто снимет трубку... Один раз ее даже кто-то снял…
Однажды вернулась, а цветок вымахал за день аж на полметра. И мало того, что вымахал, так еще и выпустил во все стороны какие-то смоляные щупальца – прямые и твердые, как палки. Стою я и смотрю через занавеску на это «нечто», загораживающее уже чуть не все окно. И что-то совсем мне от этого «счастья» не по себе… Ночами, глядя на корявый черный изломанный силуэт на фоне оранжевого от света уличных фонарей окна, все чаще вспоминалась мне та старуха. Ох, чувствую, не простая та бабка была, ох, не простая. Как она тогда сказала? «Это задаром счастья не бывает, а купить можно».
Что значит, счастье купить можно? Раз купить можно, то, стало быть, и продать можно. И кто же свое счастье продаст, да еще так дешево – за сто рублей? Хотелось бы мне снова встретить ее, порасспрашивать про «счастье», да бабка та как сквозь землю провалилась – не известно откуда взялась и неизвестно куда сгинула.
И вот однажды ночью, когда за окнами бушевала гроза, дождь хлестал так, что стекла дрожали, и во всем доме вырубился свет, бабкин цветок, цепляясь, как паук за шторы, спрыгнул с подоконника, и на своих марсианских отростках пополз ко мне. Намерения его были не ясны, но явно не сулили мне ничего хорошего. В свете молний он полз по ковру, пуская воздушные корни и волоча за собой маленький горшок. Я смотрела, как он приближается ко мне, и не могла пошевелиться - волю и тело словно парализовало. Я собиралась вскочить, закричать, броситься к двери, но все это было только в мыслях. А цветок все полз и полз. Добравшись до моего дивана, он вскарабкался и закачался надо мной, шевеля щупальцами, решая как лучше приступить к задуманному. Листьями он ощупал мое лицо и шею, обвил и сжал грудь. Я задыхалась от терпкого запаха дурмана, которого я раньше не замечала и лишь мотала головой по подушке из стороны в сторону: не хочу! не хочу! не хочу! Но он уже запустил свои отростки под одеяло, я чувствовала, как они ощупывают мое тело, обвивают и раздвигают ноги. Узкий длинный лист лег на мои губы и запечатал готовый сорваться крик. И в этот миг отчаяния и ужаса из темноты на него отважно бросилась кошка.
Завязался бой. Цветок выбрасывал стрелы и петли, но кошка была быстрее и уворачивалась от смертельной угрозы не хуже мангуста, когтями и зубами нанося цветку ощутимые потери. Шерсть ее стояла дыбом и со страшным шипением и воем она носилась вокруг монстра, отталкиваясь от стен, вспрыгивая на стол и шкаф, стараясь добраться до горшка. Но цветок всегда поворачивался к ней так, что горшок оставался в недосягаемости. И все же кошка была быстрее и ловчее, и цветок это понял. В итоге моя защитница загнала чудовище обратно на подоконник, и только после этого вернулась ко мне и, как сфинкс, улеглась рядом со мной на подушку, бдительно и чутко охраняя мой сон до самого утра.
Когда рассвело, я нашла на полу несколько обломков отростков, листья и комья земли, тянувшиеся в сторону подоконника… Отдернула штору – чудовище делало вид, что ничего не было, но пара отростков было сломана и из ран сочился густой белесый сок.
Все. Решение было принято. Еще одной такой ночи, еще одного покушения я не переживу. Да и кошку мне было страшно оставлять в квартире одну наедине с этим монстром. Решила было выкинуть цветок, но тут же на меня накатила какая-то слабость и безволие, и неизвестно откуда пришло понимание, что так делать нельзя. Надо как-то по-другому. Но как?... Дома оставлять его я не могла, а потому решила пока просто отнести на работу. Цветок цеплялся за шторы, не хотел уезжать, дважды ударил меня по лицу, но я безжалостно оторвала несколько его лап и загрузила в машину. Он тут же наполнил машину сладко-терпким дурманом и с заднего сиденья пытался тянуть ко мне свои отростки и щекотал шею.
А на работе случилось неожиданное. Наша уборщица МарьИванна, которая приходила обычно к вечеру, когда в офисе уже почти никого не было, заглянула ко мне на этот раз днем по какому-то своему вопросу, и, увидев цветок, буквально обомлела от умиления. С этого дня она стала проявлять к моему цветку повышенный интерес. Вдруг стала часто под разными надуманными предлогами заходить в разгар рабочего дня в мой кабинет, особенно когда меня там не было - протереть подоконник, «полить цветочек» и поахать, какой он, дескать, хорошенький да славный. Из этого я сделала вывод, что цветок на работе даром время не терял и обольстил нашу МарьИванну, которая теперь все чаще причитала, не тесны ли ему башмачки, не пересадить ли его в просторный горшок и в более плодородную землю. Я сказала, если хотите – пересаживайте, только не здесь и вообще, если он вам так нравится – забирайте, но имейте в виду… и рассказала ей свою историю от начала и до конца. МарьИванна слушала, прикрывая рот ладошкой, краснела и под конец схватила монстра, залепетала что-то благодарственное и с радостью потащила его к себе домой. В дверях цветок отчаянно пытался зацепиться отростками за дверной проем, но нашу уборщицу было не остановить.
На следующий день МарьИванна пришла на работу с узким красным следом на щеке, и, зайдя ко мне, помявшись, спросила, не продам ли я ей цветок. Зачем, говорю, я же вам его просто так отдала. Нет, говорит, это не считается, он по-прежнему ваш, продайте. А у самой губы дрожат, вот-вот заплачет. Ну, хорошо-хорошо, гоните сто рублей – за что купила, за то и продаю. Нет, уж, говорит, если продавать, то продавать, с наваром, а то какая же это продажа. МарьИванна быстро достала тысячу рублей, сунула мне в руки со словами «за цветок», и пулей выскочила из кабинета. Я озадаченно держала в руках купюру. Странно, но дышать сразу стало как-то легче.
А вот с нашей уборщицей явно что-то происходило. Не прошло и недели, как стали мы замечать, что наша МарьИванна с каждым днем будто молодела и расцветала на глазах. И все хуже и без всякой охоты убирала офис, потеряла интерес к общению, опаздывала и очень торопилась домой. На мои вопросы про цветок отвечала уклончиво и даже как-то ревниво. А однажды прямо затряслась и как отрезала: «Что это вы все про него спрашиваете? Сами ведь продали. Упустили свое счастье, так и нечего теперь спрашивать. Было ваше, стало наше!» И написала заявление об увольнении…
Больше мы МарьИванну не видели. Говорят, соседи по подъезду пару раз застукали ее таскающей чернозем в свою квартиру ведрами. А еще, мол, кто-то в глазок видал, как прихорашивается она перед входом в собственную квартиру. Стала нелюдимой и подозрительной, с подружками перестала судачить возле подъезда, дверь открывала только наполовину и больше никого к себе не пускала – даже почтальоншу, которая приносила пенсию и с которой всегда любила чаевничать… А потом и вовсе пропала…
А вскоре вместе с приличной суммой пропала и почтальонша …