Маленький домик на Маяковской. Глава 1

Игорь Кузнецов Ижевск
   ДЕД КОЛЯ, БАБА МАНЯ И КОРОВА ИЗ МЕНЗЕЛИНСКА.

   Маленький домик на улице Маяковского на окраине Ижевска. Далёкий мир моего детства. Мир, навсегда для меня потерянный. Мир, который будет со мной до конца...

   Родители моего отца, Кузнецовы, - Николай Захарович (дед Коля) и Мария Романовна (баба Маня), купили этот домик через год после войны, чтобы быть поближе к Ижмашзаводу, где они работали.
   Родом они были из-под Мензелинска, что в соседней Татарии. Жили в соседних деревнях: Николай - в Матвеевке, Мария - в Николаевке. Оба из простых крестьянских семей. Дед рассказывал мне: "В школе я только четыре класса кончил. Потом мать сказала, что раз читать, писать, считать научили, то для жизни этого хватит. И пошёл я в поле работать. Время-то голодное было, тяжёлое, четыре года всего как гражданская война закончилась".
   Училась ли в школе моя баба Маня, даже не знаю, но за книжкой её никогда не видел. Поженившись, они стали жить в Мензелинске. Там же в 1938 году родили своего первенца, Анатолия, моего отца. Николай какое-то время работал охранником в местной тюрьме, но не по душе ему было это занятие, хотелось настоящего мастерового дела. И он уговорил супругу переехать в большой город, в Ижевск. Там они устроились на завод. Николай стал кузнецом (надо же было оправдывать свою фамилию !), Мария - станочницей. Они сняли комнатенку в частном доме на краю города, в районе старого Казанского вокзала. В первые дни войны сынишку пришлось отправить к родственникам в Мензелинск, так как присматривать за ним было некому - родители работали по 12-14 часов в сутки, иногда ночуя прямо в цехе. Сразу после Победы Николай привёз Толика домой. Возвращение домой осталось таким ярким пятном в памяти моего отца, что спустя годы он написал тёплый и щемящий душу рассказ об этом путешествии.
   Вскоре у Николая и Марии родился ещё один сын, Володя. Маленький Толя помогал чем мог матери по хозяйству. Часто она посылала его за кашкой для братика. Молочная кухня находилась в центре города. Трамваи по Ижевску тогда ходили очень редко и были переполненными. Поэтому Толик шёл эти несколько километров пешком. На обратном пути он то и дело поглядывал на тёплую прозрачную бутылочку, в которой колыхалась нежная ароматная манка. Когда ножки уже сильно уставали, а молочный запах становился совершенно нестерпимым для полуголодного мальчишки, Толик приоткрывал крышечку и слизывал с обратной её стороны прилипшую кашку. Было так вкусно ! Потом он проводил пальчиком по внутренней поверхности горлышка и тоже облизывал его. Остановки случались всё чаще, кашки в бутылочке становилось всё меньше. Порой он приносил домой только половину. Но как ни странно мать его за такую "доставку" не наказывала. Понимала.
    Впервые по-настоящему Толя наелся лишь в 1947 году, когда отменили хлебные карточки. Тогда его отец как-то пришёл с ночной смены и вывалил на стол сразу три  свежевыпеченные буханки хлеба. "Ешьте до отвала", - сказал он своим домашним. Толька ел хлеб весь день, а вечером, прихватив несколько кусков, побежал на улицу угощать знакомых мальчишек. А ещё отец рассказывал мне, что в эти долгие холодные послевоенные зимы дров на обогрев часто не хватало. И он ходил по железнодорожным тупикам и, рискуя быть схваченным охраной, вытаскивал из старых товарных вагонов обрезки досок. Он нёс их домой, чтобы мать могла затопить печь.
   Родители Толика мечтали купить свой дом, а для этого нужны были деньги. Скопленного не хватало, и дед Коля снова отправился на свою родину, в Матвеевку, для того, чтобы купить корову. Они там стоили в несколько раз дешевле, чем в Ижевске. По рассказам отца, обратно дед вёл свою рогатую красавицу пешим ходом. Верится, конечно, с трудом. От Ижевска до Мензелинска километров двести пятьдесят, не меньше. Получается, что шли они несколько дней, с ночёвками.
   Сразу после возвращения корову очень выгодно продали и купили маленький домик в два окна - в начале улицы Маяковской, на правой её стороне, если идти на вокзал.

   Рядом с домиком проходила техническая железнодорожная ветка, которая снабжала топливом и сырьём два главных ижевских завода. Когда я, маленький, оставался ночевать у деда с бабой, то порой пугался резких пронзительных гудков, которые по  вечерам часто доносились сквозь наши окна. И баба Маня, баюкая меня, шёпотом успокаивала: "Не бойся, это в заводе маневровый тепловоз шумит". Она всегда так странно говорила - "в заводе".
   Маяковская в первые послевоенные годы была рядовой улочкой на рабочей окраине. Она больше походила на деревенскую улицу, чем на городскую. По обочинам бродили куры и гуси, на небольших лужайках между домами пасли скот. Изредка по ухабам проезжала полуторка с дровами на зиму. Позже, в 50-ые, улицу заасфальтировали, и по ней началось движение на новый Казанский вокзал.

    В своё детство я застал Маяковскую уже довольно шумной. По ней непрерывным стальным караваном гремели многочисленные грузовые машины. Я знал все марки машин наизусть. Мимо нашего домика то и дело проносились остроносые грузовички ГАЗ-63 с какими-то странными замочками-якорьками на капоте, самосвалы ЗИЛ-130 с белыми радиаторами, "толстомордые" чешские "Татры" с их округлыми формами, длиннющие как сосиски тихоходные тягачи "Колхиды", вездесущие тупорылые фургоны и молоковозки ГАЗ-53, мощные как танки ЗИЛы-157 с зарешечёнными фарами и затентованным кузовом, инопланетные гиганты БЕЛАЗы.
    В жаркий летний день я любил забраться на крышу дедова сарая и смотреть оттуда на проезжающие машины. Солнце поджаривало спину даже сквозь рубашку. Над домиком чёрными крестами парили какие-то хищные птицы. Баба Маня называла их "коршунами" и рассказывала, что они могут утащить  маленьких цыплят с нашего двора...