Родом из детства. Баба Маня

Игорь Кузнецов Ижевск
      «Экой баской мальчик к нам пожаловал !», - говорила, смеясь добрыми голубыми глазами, баба Маня, когда я с родителями переступал порог их маленького домика на улице Маяковской. А после прижимала меня к своей необъятной груди и дарила гостинец - сладкого петушка на палочке. Мама не разрешала мне его сразу съесть, говорила, что «скоро будем кушать и я аппетит себе перебью».
      Тогда я убегал во двор попинать мячик или позапускать бумажные самолётики с крыши сарая, где обитала разнообразная домашняя живность. Когда все самолётики благополучно приземлялись на огородные грядки, я принимался скакать с крыши сарая на крышу маленького туалета, стоявшего рядом.  Это скакание могло продолжаться долго, ведь энергии и ловкости у шестилетнего мальчишки было хоть отбавляй. Дед Коля частенько ругал меня за мои прыжки по крышам, но делал это незлобиво и нестрого. Ругался просто потому, что он был дед и потому должен же как-то воспитывать своего первого внука.
      Он говорил мне, деланно качая головой: «Ига-арь, опять на крышу залазил ? Смотри, сломашь мне её, куры и улетят со двора, а как я без кур-то буду жи-ить, у-у-у». И дед Коля начинал притворно плакать, собирая с глаз невидимые слёзки и складывать их в ладошку. Мне было совсем не страшно и даже немножко смешно – такой большой дед, а плачет прямо как последняя девчонка в нашем садике, да ещё и не знает к тому же, что куры не летают !

     ...Пока я игрался, взрослые накрывали на стол. Еда была простая, но сытная. Куриный супчик с домашней лапшой, шаньги с картошкой, пирожки с капустой, солёные огурчики-помидорчики и огромная сковорода яичницы на молоке с зелёным луком. По осени, когда забивали хрюшку, стряпались пельмени. Пельмени делались всегда «писанные», то есть заворачивались не обычным кругляшом как у всех, а «писались» - защипывались по краю красивым витиеватым швом. Пельмешки получались знатные - большие, пухленькие, сочненькие, с жирком ! Мясцо для них, конечно, не прокручивалось через мясорубку как сейчас, а мелко-мелко нарубалось в деревянном корытце тяжёлой старинной сечкой. А ещё обязательно лепили «счастливые». Родители вместо начинки клали в них тесто, а баба Маня любила засовывать в пельмень двухкопеечную монету. Моя мама сильно возражала, говорила, что это не гигиенично и что зубы можно сломать от такого «счастья». Но баба Маня только посмеивалась и всё равно засовывала. И правильно, думал я, какое там удовольствие от куска теста, а монетку всегда можно в копилочку сложить ! Ох-х, и какие они были, эти пельмешки… теперь таких нет ! Ещё бы, кто сейчас в городе будет своего поросёнка держать ? 
      Меня быстренько кормили первым и отправляли в дальний угол комнаты на кровать с пуховой периной, где я мог часами возиться, строя «домики» из подушек и прислушиваться к тому, что происходило за столом.
      А за столом - поднимали и запрокидывали рюмочки с беленькой, потом смачно кряхтя, закусывали и, то и дело смеясь, рассказывали друг другу разные истории. Одним словом – пировали.
      А потом начинали петь. Вернее, по-настоящему пели только баба Маня и дед Коля. Родители же только подпевали, не имея достаточных вокальных данных. Дед зачинал очередную народную песнь своим сочным вибрирующим голосом – глухим и суровым на нижних нотах, и отчаянно дрожащим на верхних. Следом вступала баба Маня. Вступала так громко, пронзительно, и звонко, что я тут же прятал голову под подушку в тщетной надежде не оглохнуть. Мама и папа пусть не так громко и не совсем в такт, но тоже добавляли децибел домашнему хору. Песни звенели и гремели, пока не заканчивалась водочка, а после начинались карты…

    …В «подкидного дурачка» играли всегда пара на пару: женщины против мужчин. Играли шумно и весело. То и дело до меня доносились хлёсткие шлепки карт о стол, азартные возгласы и прибаутки:
      - На-ка, держи шестаку в придачу, пригодится воды напиться !
      - Ух ты, вмазал-то я ка-ак, ядрё-ёно масло !
      - Ну и сыпет, ну и сыпет, прям как из-под овечьего хвоста !
      - Не торопись, слепая, в баню - успеешь угореть !
     Вот недовольная баба Маня кричит на деда:
      - Ты, дед-сто лет, зачем так быстро карты перевёртывашь, у меня было ещё что поддать ! А ну, возвёртывай давай !
      - А неча долго думать, старуха ! Моё правило короткое: ежели перевернул карты, то всё - бито считай !
      - Вот старый хрен, нечестно играшь !!
      - Я нечестно ??!! А нако-ся !!!
     Дед Коля обижается и в запале сворачивает свои карты трубочкой и швыряет их на пол.
     Остальные игроки тут же спохватываются и пытаются успокоить деда, говоря, что правило у него хорошее, что они сами просмотрели, и что надо уж бы доиграть. Дед Коля похорохорится ещё минут пять и игра продолжится…

      …Поздний вечер. Родители ушли, оставив меня ночевать на Маяковской. Мы с бабой Маней лежим на кровати. Я беспокойно ворочаюсь, возбуждённый от очередного яркого счастливого дня. Бабушка пытается усыпить меня. Нашёптывает в ушко сказочку, потом поёт что-то складное, успокаивающее, из своего деревенского детства. И всё время тихонечко похлопывает меня ладонью по бочку: раз-два-три, раз-два-три. Мерно тикают ходики, всё реже и реже шумят машины за окном, от бабушкиной большой груди на меня льётся тепло и спокойствие. Я засыпаю…

      … Утром, за завтраком баба Маня показывает мне, как лучше всего есть помидоры. Огромные, надувшиеся от соков, плоды сорта «бычье сердце» кучками лежат на подоконниках между горшками с геранью, где лениво дозревают на осеннем солнышке. Бабушка берёт самую спелую помидорину, разрезает напополам и насыпает на срез горку сахарного песка.
     Дед Коля ругается:
      - Ты, бабка, чему внука учишь, сахар только понапрасну изводишь ?!  В старые-то времена тебя бы отпороли за такое ! Ай-яй, сама-то прямо как дитё малое, всё ей послаще надо !
      - А так вкуснее ! – заливисто смеётся баба Маня и даёт мне попробовать.
      Мне как закоренелому сладкоежке такое блюдо очень даже нравится. И когда я прихожу домой, то с восторгом рассказываю маме о бабушкином… э-э-э… как бы теперь сказали - «лайфхаке». Но мама, как медик, не оценила его и сказала очень строго:
      - Помидоры и так сладкие, а кто их сластит, тот заболеет сахарной болезнью. Помнишь тётю Феню ? Таким же хочешь стать ?
      Перед моими глазами сразу же всплывает одна толстая бабуся, которая изредка бывает у нас в гостях. Она еле-еле ходит с палочкой и от неё всё время сильно пахнет потом. Нет, я не хотел быть как тётя Феня и потому не стал больше сластить помидоры. Хотя очень хотел...

      …Баба Маня безусловно любила меня, я чувствовал это всегда, но одно лишь немного расстраивало: в день рождения она дарила мне «неправильный» подарок. В свой праздник я мечтал получить от гостей игрушку, книжку или (хотя бы) комплект переводных картинок. А баба Маня каждый раз дарила один и тот же комплект: маечку и носочки в целлофановом пакетике. Я, конечно, вежливо благодарил её, быстро передавал подарок «на хранение» маме и мчался к своим дружкам играть в новые игрушки. А перед следующим днём рождением я вновь надеялся, что бабушка поймёт что мне нужно. Но мои надежды были напрасны - только маечка и только носочки !
      Но вот однажды… Однажды, когда я уже учился в школе, мы с ней пошли на центральный городской рынок. Баба Маня хотела купить там много разных полезных в хозяйстве вещей. Я терпеливо бродил с ней по торговым рядам, зная, что после обязательных закупок мне достанется кулёчек сдобного песочного печенья в виде толстых палочек с красной полоской посередине. Печенье это я очень любил и уже предвкушал.
      Пока баба Маня выбирала шерсть на пряжу, я увидел работающий рядом книжный ларёк и решил, что загляну в него всего на одну минуточку, посмотрю, а вдруг там моя любимая фантастика продается ? Надо сказать, что в те мои давние времена фантастику не покупали в магазинах, а доставали через хороших знакомых (в этих же самых магазинах). Поэтому в ларьке этом любимый свой жанр я, конечно, не нашел, но увидел увесистый томик с двумя скрещёнными шпагами и морскими волнами на обложке. Я попросил тетю-продавца мне её показать. В книге было много картинок и фотографий, на которых мальчики моего возраста сражались на шпагах и учились грести на веслах по настоящему морю. Мне сразу же захотелось стать как они – ловким и умелым. Романтика путешествий и приключений в том возрасте меня грела не меньше космических полетов, и потому жажда обладания новой книгой мгновенно отразилась в виде покрасневших от возбуждения щёк и сбивчивого, страстного лепета:
      - Бабушка, бабушка, там… там… там такая книга, она… понимаешь… она редкая… у меня нет такой… там про ребят… они…  они как мушкетеры и как моряки… я тоже стану как они… а книжка одна… но она дорогая, целых 95 копеек стоит, а у меня столько нет… если мне мама даст денег на неё, то вдруг я приду, а её не будет…
      Канючил я недолго, но убедительно. Баба Маня внимательно слушала меня, наклонив голову чуть вбок и снисходительно улыбаясь. А потом спросила:
      - Тебе очень нужна эта книжка ?
      - Да, бабуля, очень-очень !
      И тогда она раскрыла свой маленький потёртый кошелек, достала вчетверо сложенный бумажный рублик, развернула, тщательно разгладила его и протянула мне.
      - На, держи, раз нужна.
      Я чуть не захлебнулся от переполнявшей меня радости, схватил рубль и тотчас помчался в ларёк за книгой. Вечером, с наслаждением перелистывая её страницы, я подумал с благостью в душе: «Какая же добрая моя баба Маня, как же она чувствует что мне нужно !»
      О, как порой наивны детские желания! Какие они горячие и непреклонные, словно от их свершения зависит вся последующая жизнь ! И как быстро забываются собственные обещания, если желания уже исполнены. Я не стал ни юным фехтовальщиком, ни юным моряком. И даже книжку эту не успел дочитать. Потому что потерял её в первый же день в школе. И автора точно не запомнил. Кажется, Крапивин ?..
      Но навсегда врезались в мою память бабушкины пальцы, неторопливо разглаживающие скромную денежку – тёмные, узловатые, усталые. Пальцы натруженных рук, знающие цену деньгам.

     …Хорошо помню уход бабы Мани. В то время я был уже взрослый, и даже женатый молодой человек. Сразу после семидесятипятилетнего юбилея у бабушки случился гипертонический криз, и её на скорой привезли в не самую лучшую больницу города. Шёл ноябрь 1991 года. В стране царил кризис. Пустые полки магазинов, растерянность властей, которые спешно перекрашивались из коммунистов в демократы, раздражение и страхи простых людей, всеобщее ожидание какого-то большого и непоправимого перелома.
      В больнице бабушку ждали - переполненная тесная палата с низким потолком, нехватка лекарств, плохое питание, равнодушие персонала. Неудивительно, что про неё, про эту больницу, мрачно шутили, что она — «последний перевалочный пункт на пути к кладбищу».
      Казалось, ещё вчера мы стояли с родителями и бабой Маней в тусклом больничном коридоре на четвёртом этаже, и она, усталая и бледная, жаловалась моей маме, что головные боли никак не проходят. А сегодня она уже беспомощно и безмолвно лежит под грубым верблюжьим одеялом в крошечной одиночной палате с облупленными кривыми стенами ядовитого тёмно-зелёного цвета. Накануне ночью она пережила сильнейший инсульт. Бабушка лежала с закрытыми глазами и ничего не говорила. Иногда на несколько мгновений она приоткрывала глаза, пытаясь охватить мучительным немым взглядом всё происходящее вокруг и вновь впадала в забытье.
      Мои родители и я были в растерянности, говорили какие-то слова утешения, о чём-то спрашивали её. Но, казалось, что бабе Мане уже ничего не было нужно. Мы замолчали, угнетённые видом её страданий. В воздухе палаты царило тягостное ощущение конца.
      И тут отец вспомнил, что у него в руках пакет с фруктами и спросил: «Мам, хочешь мандаринку?» Бабушка приоткрыла глаза и слегка пошевелила губами. Отец, тщательно очистив мандаринку, дрожащими руками, стал по дольке кормить бабу Маню. Она при этом не издавала никаких звуков, её равнодушные полузакрытые глаза, казалось, не реагировали ни на что. Но как только отец подносил к её рту очередную дольку, безжизненные сухие губы оживлялись и с готовностью принимали то единственное, что мог сейчас дать матери её сын.
      Сколько себя помню, у бабы Мани почти не было зубов. Много лет их заменял протез. Она оставляла его на ночь в граненом стакане с водой, который ставила рядом с кроватью. И я, в своём далёком детстве, очень страшился вида этих огромных челюстей с грубыми металлическими петельками на концах. Когда бабушка снимала протез, её рот сразу же сжимался и опадал, а речь становилась шепелявой и какой-то чужой. Меня всегда пугало такое превращение. И я был очень рад, когда утром, встав с постели, бабушка первым делом доставала из стакана свою ужасную челюсть и одним ловким движением вставляла её. Я боялся даже посмотреть на то, как она это делала. Просто услышав характерный двойной клацающий звук, я понимал, что бабушка снова превратилась в мою добрую бабу Маню, и эта ночь закончилась.
      И вот сейчас, когда бабушка своим опавшим беззубым ртом жадно хватала очередную дольку мандарина и долго-долго её механически разминала и перекатывала, перед тем как проглотить, я увидел, что стакана с челюстью рядом с кроватью нет. Видимо она по многолетней привычке сняла свой протез накануне вечером, а после произошедшего ночью инсульта врачи перевезли её в эту отдельную палату, а стакан с протезом, наверное, взять забыли.
       На мгновение я закрыл глаза, и мне так остро захотелось, чтобы протез сейчас же нашёлся. И чтобы кто-то (только не я) помог бы бабушке его вставить, и тогда, после лёгкого двойного щелчка, я бы открыл глаза, и моя баба Маня со звонким певучим голосом и добрыми голубыми глазами опять была бы рядом со мной !
       Бабушка умерла следующей ночью.



   2014-2021гг.

-----------------------------------------------------------
PS. Фото - из Интернета