Иду в школу. Я не был здесь с тех пор, как получил аттестат зрелости. По знакомой улице поднимаюсь на пригорок и вхожу в школьный двор. Слева – спортивная площадка с турником, кольцами, шестом и волейбольной сеткой. Справа – ряд могучих тополей. Эта тополиная аллея посажена нами – десятым классом «А» выпуска тысяча девятьсот пятьдесят шестого года.
Третье от входа дерево сажали мы с Валеркой Олейниковым. Тогда мы оба мечтали о морской форме, капитанском мостике, штормах и ураганах. Мой друг даже в самые лютые морозы ходил в морском бушлате с блестящими пуговицами и в мичманке с крабом. Я ему втайне завидовал, потому что не имел такого шикарного одеяния, у меня была обычная по тому времени вельветовая курточка с молниями на карманах, а на случай зимней стужи была телогрейка.
После школы наши пути разошлись: я поступил в Новосибирский институт водного транспорта, Валера уехал во Владивосток, не прошёл по конкурсу в высшую мореходку и был призван во флот. Казалось, мы уже не встретимся, тем более, что родственники моего товарища перебрались в Благовещенск, но когда я уже учился на пятом курсе, Валера вдруг приехал в Новосибирск и поступил в мой институт. Сейчас он работает главным инженером в проектной организации, и мы живём на расстоянии двух троллейбусных остановок.
Помнится, рядом с нами тополиный саженец вкапывали Рита Скрипова и Саша Фурман. Рита у нас была почти отличницей и очень дисциплинированной девочкой. Она закончила музыкальную школу, прекрасно играла на пианино и хорошо рисовала, но почему-то мечтала быть адвокатом. Её отец работал инспектором гороно, и когда он бывал в нашей школе с проверками, то ему никогда не приходилось краснеть за дочь. Кроме одного случая.
Выполнив свои обязанности проверяющего, Герман Степанович (так, кажется, звали отца Риты) зашёл в кабинет завуча, по несчастью находящегося по соседству с нашим классом, и присел у стенки отдохнуть. В это время была перемена, и мы в классе устроили небольшую безобидную свалку не ради хулиганства, а для разрядки накопившейся душевной энергии. Кто-то шутя толкнул Риту, она тоже шутя ударилась плечом о стенку, но с другой стороны перегородки от сотрясения упал портрет педагога Макаренко. И упал почему-то не на пол, а точно на голову Германа Степановича... В тот раз оценка инспектора гороно была необычно суровой.
Саша Фурман жила по соседству с Ритой, и они много лет сидели за одной партой. Сашина мама работала горным инженером, ходила в чёрной форменной шинели и являла собой образ женщины-комиссара времён гражданской войны. Саша не имела отца, училась – так себе, была внешне не из красавец, но отличалась неукротимым оптимизмом.
Рядом с деревом Риты и Саши растёт тополь Кати Толоконниковой и Сани Шаманаевой. Катя все десять школьных лет была отличницей и гордостью не только класса, но и всей школы. Как классный комсорг, она, единственная из города и области, в 1954 году была в составе делегации Кузбасса на Х11-м съезде ленинского комсомола. Мы, естественно, ей очень завидовали, но эта зависть не была чёрной; Катю мы по хорошему очень уважали, и она эту поездку заслужила честно.
Миловидная и застенчивая Саня Шаманаева училась тоже прилично и, как помнится мне, в младшем возрасте мечтала стать балериной. После окончания школы Саня и Катя поступили в новосибирский мединститут и стали докторами.
Напротив – дерево Юрки Ильичёва (среди нас он был – просто Ильич) и Саши Матросова. Юркин отец занимал должность начальника шахты, и Юрка был всегда при деньгах. В седьмом классе он хотел стать моряком, в восьмом увлекся литературой, а в книге выпускников школы, куда все десятиклассники высказывали предположения о своей будущей жизни, он написал, что хочет стать экономистом. Он не стал ни моряком, ни литератором, ни экономистом, а закончил горный институт и связал свою жизнь с шахтой.
Саша Матросов на пару лет был постарше большинства из нас. В десятом классе дремучая щетина на его щеках вводила в смущение молоденьких учительниц, только что окончивших педагогические ВУЗы. Он увлекался джазом, имел отличную подборку граммофонных пластинок, занимался фотографией (многие снимки в моей фототеке сделаны руками Саши), коллекционировал почтовые марки, имел разряд по стрельбе и, вообще, был броским, красивым парнем.
Но лидером в классе он не был. Другого Сашу, Потанина, большинство парней нашего класса недолюбливало. Он был по взрослому груб, а нас возмущало то, что девчонки класса относились к его вульгарным, по нашим понятиям, выходкам достаточно снисходительно. Саша жил с матерью, его отец погиб в самом конце войны у венгерского Балатона. Несмотря на откровенную бедность, Саша был всегда одет аккуратно и единственный в классе приходил на уроки в костюме с галстуком. Каждое лето он работал на кирпичном заводе и все деньги отдавал матери. Потан, как мы его звали между собой, умел всех держать на расстоянии, хотя я не помню, чтобы он с кем-то дрался. Нам казалось, что он относится к мужской половине класса с барской снисходительностью, и это мы ему простить не могли. Но когда дело касалось чести класса, он был со всеми до конца. Мало того, именно в эти моменты мы вдруг понимали, что именно он, Сашка Потанин, является тем человеком, который знает, что делать и который может повести за собой. Говорят, что он дослужился до высоких административных постов и стал каким-то директором.
Ещё об одном парне мне хотелось бы сказать пару слов. Как кошки, являясь домашними животными, остаются внутренне независимыми, так и Мишка Писаренко, участвуя во всех наших делах, спорах и разборках, никогда не примыкал к какой-то группировке и по каждому вопросу имел собственное суждение, которое порой казалось нам абсурдным.
Помню, в самом начале пятидесятых годов, ещё при жизни вождя народов, он говорил о Сталине как об изверге рода человеческого. Мы искренне возмущались и убеждали Писаря, что во всех государственных бедах виноваты враги народа типа Ягоды, Ежова и Бухарина, но наш оппонент криво улыбался и таинственно говорил:
- Подождите чуток…
И прав ведь оказался, чертёнок. Прошло два-три года, и однажды Валера Олейников, отозвав меня в сторону, рассказал мне такое, во что не хотелось верить. Его отчим, работавший инструктором райкома партии, неосторожно оставил дома закрытое письмо ЦК КПСС, и Валерка случайно или не случайно его прочитал…
Мы долго бродили в тот вечер по малолюдным улицам города, обсуждая случившееся, и вспоминали то немногое, что знали от родителей о тридцать седьмом годе. На душе у каждого из нас было тоскливо и неспокойно.
На фото - 9 класс "А" средней школы №1 города Осинники в 1955 году
Продолжение следует http://www.proza.ru/2018/08/03/359