Летопись моей семьи

Алексей Фоминых
                И в кого ты такой уродился?
В школе ,еще советской, когда мое  поведение не соответствовало ожиданиям учителей или даже выходило за рамки дозволенного – мне говорили и в кого ты такой? Мама у тебя хорошо училась, папа – был учеником примерным, активистом! А ты в кого такой уродился?!!!
- И мне было безмерно стыдно. Я сидел на подоконнике выдворенный из класса  и грустно размышлял – ну почему меня все ругают? Что такого, подумаешь, нарисовал пару «веселых картинно», пустил по рядам – ребят посмешил…Ну и поболтали с Вовкой на последней парте, борьбу затеяли на уроке,  ну помечтал посмотрел на дымящие трубы за окном…или опоздал на 20 минут. Ерунда же!
Отдельная тема это вечер после родительского собрания – об этом вообще лучше не вспоминать.
И вот будучи уже взрослым, отслужив в армии,  я узнал ответ на искренний крик души педагогов – в кого же ты такой уродился! Оказывается , в дальних моих предках был беглый каторжанин. А дед Коля – Николай Михайлович , будучи еще школьником в 1937 году умудрился сорвать со стены класса лозунг восхваляющий вождя мирового пролетариата и отца народов, за что был нещадно выпорот отцом. Об экзекуции доложено педагогом. Ну и хорошо – что в этом грозном 37-м году тем все и ограничилось.
В 1999 году я писал курсовую работу по краеведению. Был я тогда студентом исторического факультета ВятГГУ  и что бы собрать материал для курсовой пошел я не в библиотеку или архив, а к бабушке и дедушке на чай и пироги! Посидели, потолковали – сколько же я узнал! В один вечер исписал две тетради! Записывал от руки. Делал зарисовки. Переспрашивал и снова записывал. Курсовая была зачтена. А тетрадки я сохранил! Почти двадцать лет они пролежали на книжной полке. О многом я позабыл. Удивляюсь, как эти записи не потерялись в череде переездов и ремонтов за эти годы! Теперь для меня это не просто воспоминания о моих предках – это летопись, «Повесть временных лет нашей семьи». Откуда есть пошла семья Вахрушевых-Фоминых. Об этом я и хочу поведать читателям этого удивительного по своей исторической ценности сборника. Знакомым и неведомым людям – пусть лично мы не знакомы, но истории всех наших предков по своему похожи – ведь все мы жители одной Великой страны – России! Все мы прочными нитями связаны со всеми этапами ее большой, сложной и славной истории.

***
Николай Михайлович Вахрушев 1928 г.р.
Уроженец Слободского уезда, д. Харинцы.

Родился я в Слободском уезде, недалеко от села Волково, старики рассказывали,  что прозвано оно было еще пришлыми новгородцами так за обилие в лесах волков. Наша же деревня, даже не деревня , а как тогда говорили – хутор, звался Ключи-кабаны. А еще ранее прозывалось место это Харинцы. Название произошло от того, что у горы, на которой стоит хутор, били родники (ключи). В тех местах часто были замечены кабаны. Кабаны водились. Может быть, не одни кабаны ходили, лоси и другие животные. Вода была чистейшая, студеная. Руку в нее только опустишь, сразу немеет от холода. Хозяева Кожевенного завода известного крепкими сапогами и выделкой шкур,  купцы Вахрушевы незадолго до революции присылали даже прислугу к родникам в этом хуторе для того, чтобы «чайку попить». Воду эту очень ценили за особый вкус и чистоту. Хутор стоял на склоне холма. Некоторые дома стояли у самого подножия. Рядом с холмом был пруд. Вода ключевая. В нем по большей части купали лошадей, и бабы белье полоскали. Так белье полоскать даже с соседних деревень приходили.

Еще до революции один ссыльный попал жить на этот хутор. Его фамилия или кличка Харя. Он был сослан. Непонятно, правда, за политическую деятельность или уголовное преступление. Спустя годы, местные жители назвали хутор Харинцы. И этот ссыльный, Харя, стал считаться его основателем. Когда Харя приехал на хутор, там было 2-3 двора, а при Харе разросся до 8-9 домов. Некоторые дом в хуторе в то время топились « по-дымному», не было кожухов, окна в доме были перекрыты брюшиной животных. Ссыльный, видимо, помогал  жителям хутора и в образовании и в строительстве и обустройстве их быта. Бывалый человек, даже грамоту знал!
Вот здесь позволю себе дополнение – Харя прозвище не ссыльного, скорее всего это прозвище катаржанина и возможно беглого – схоронившегося в тех глухих местах. Харей на Руси могли назвать человека,  кому были выдраны ноздри. Потому предполагаю, что дед вспоминает предание относящиеся к XVIII столетию. Ни при Александре I ни при Николае I ноздри уже преступникам не выдирали. Злостным ставили литеры «КАТ» и отправляли этапом в Сибирь. А вот во времена Екатерины II участникам Пугачевского бунта, пугачевцам и казакам , бунтарям ноздри драли –это факт. Через Вятку и Слободской пролегал путь в Сибирь. По этому пути и могли гнать битых кнутом, с драными ноздрями, бунтовщиков. Это наказание заменило им смертную казнь. Так что лихие люди, думаю не очень то пали духом, жизнь продолжалась! Возможно одному из пугачевцев и удалось бежать, а потом и прибиться к небольшому удаленному хутору затерянному среди лесов полных серыми разбойниками - волками. Человек бывалый, знающий, видавший всякое, может владеющий и ремеслами,  видимо смог быть полезен обитателям хутора и его приняли, не прогнали, не выдали. А прозвище «Харя» за ним закрепилось именно из-за изуродованного палачом лица. Чуть позже дед затронет в воспоминаниях тему деревенских прозвищ , которые тоже «абы как» не давались – а подчеркивали самую суть человека. Вот и ответ школьным учителям – в кого ты такой – в разбойника пугачевца! Эх,  знали бы они тогда этот ответ, надеюсь легче бы им было переносить наши шалости и проделки! Свое мнение на этот счет высказал и известный вятский историк Владимир Коршунков – он считает , что прозвище Харя могло происходить от крестильного имени Харитон. В любом случае в предании сохранилось воспоминание именно о ссыльном или беглом каторжанине, который конечно мог носить имя Харитон. Версия о беглом с выдранными ноздрями это только моя догадка.
Большая часть жителей хутора занимались сельским хозяйством и держали скотину, сеяли рожь, ячмень, пшеницу, лен. Мало гречиху. Лен обрабатывали здесь, на хуторе: растирали, ломали, теребили.
Держали также овец, коров, свиней, куриц, зайцев. Отец мой, Михаил, первым пошел работать на обувную фабрику к Вахрушевым еще до революции. Английскую машину для пошива кожи даже освоил и стал единственным специалистом по этой части на фабрике.  Один раз за какую-то провинность его решили уволить. Но с английской  машиной никто более не мог сладить. И его оставили при работе.
Отец был ремесленник. Сапожничал. В хозяйстве под одной крышей были  амбар, и каретник (лошади), хлев теплый, сеновал, чулан (в других деревнях — клеть), толокно, горох  в огромных деревянных бочках, зерно в амбаре, мука же хранилась в чулане. Муку, крупу, толокно все делали сами. Запаривали крупу из ячменя. Запарная крупа. Ели в заговенье в пост. Из ячменной крупы варили кашу, бывало польют постным маслицем — еда для поста просто замечательная!  Соления. Огурцы в кадках по полтора ведра,  капуста квашения, грибы, в горшках и корчагах. К лету готовили солонину. Хранили ее в погребе на снегу. Обруб — квадрат 4х4 м из бревен. Весной в него накидывали снег. Намораживали лед.  Там в корчагах и горшках хранили мясо, квас охлаждали, различные продукты ставили в берестяных бураках. Холодный квас в бураке  из погреба летом даже в сорокаградусную жару не нагревался, что помогало в трудной полевой работе.

В семье было две лошади. В трудные времена лошади на хуторе одалживались друг другу, особенно многодетным небогатым семьям. Но никогда бесплатно не давали. Нужно было что-то обязательно отдать или устроить угощение работникам. Люди из хутора собирались и вместе пособляли друг дружке. Тем, кто не успевал управиться с уборкой.  В этом участвовали только небогатые жители. В благодарность за помощь хозяева устраивали вечерки, в оградах угощали помощников и плясали, пели песни. Труд постепенно перерастал в праздник. Зажиточные крестьяне не пользовались этой услугой, потому что если им требовалась рабочая сила, они всегда в  состоянии были заплатить за труд, чем нередко выручали своих небогатых соседей – давали возможность заработать.
; Семья моя была зажиточной. - рассказывает дальше Николай Михайлович.
Дети сызмальства приучались к ремеслу. Сапоги шили круглый год. Сваливали голенища. Сшивали. Прострачивали задники. Помогали разделывать кожу. Все операции по обработке кожи проводились на дому. От начала до конца процесса. Сапоги нашьешь, на лошадку, и на рынок. Возили продавать в Вятку или в Слободской. В Вятке рынок был у Александро-Невского собора, туда возили сапоги на продажу , бывало по две пары, бывало по 5-10 пар.  Не случалось такого, чтобы возвращались обратно с непроданным товаром. Цену устанавливали сами в зависимости от спроса.
В полутора километрах от хутора в сторону Вятки была водяная  мельница богатого крестьянина -Трегубова. (деревня Трегубовы). Дороги были проселочными с выходом на Екатерининский тракт. Так назван он по тому что царица Екатерина тут намеревалась проехать, дорогу готовили, украшали. По обочинам березки тогда еще, в старину красиво , аллеями рассадили. А царица и не побывала тут. А березы и сейчас стоят по пути в Слободской их видно –старые, уже без листвы, стволы толстые, многие уже и упали. Каждая семья зерно возила на мельницу отдельно. Были большие очереди. Сидели на мельнице до двух недель. Ждали, когда подойдет очередь. Но если поставят мельнику магарыч (бутылку водки), то дела шли быстрее. За помол мельнику давали определенную часть зерна.
Леса вокруг хутора были глухими, непроходимыми. Говорят, можно  даже было заблудиться.  Но к тридцатым годам лес порубили сильно. Работали заключенные, выделенные со всей округи. Они просили у детей то кружку воды, то кусок хлеба.
Жили небогато. Жизнь крестьян в большой степени зависела от урожая. Все зависело от погоды. Но более менее средне жили те - кто занимался ремеслом на продажу, они всегда имели стабильный доход, не зависимый от урожая. Их труд был всегда востребован, необходим. Что позволяло им считаться на фоне других,  крепкими зажиточными людьми. Все семьи, жившие на хуторе, носили фамилию Вахрушевы. В некоторых соседних деревнях тоже  была распространена эта фамилия.
 
Советское время и коллективизация.

Все имущество при коллективизации сдавали в колхоз, все забирали: телеги, сани, легкие кошовки, тарантасы, сбрую, лошадей. Для этого строили отдельные дворы: для лошадей, для скота, для инвентаря. Было это частное, стало колхозное - общее. Моя бабушка (мать отца)  плакала – в колхозе коровки не доены вовремя, не мыты, все в навозе. Никто за ними не смотрит. Не так как по единоличному-то! Так она вечером прислушается – услышит с фермы жалобное мычание забранной в колхоз коровы ( ведь по голосу узнавала) и давай реветь! Жаль,  скотинку-то было! Кому она там нужна , коли все общее. Отобрали и ни спасибо, ни чего! 
До колхоза у каждого был свой лесной надел,  свои участки леса, (дрова, стройлес), куда хочешь расходуй, но в старину боялись елку вырубить зря. Берегли лес. Был свой участок (надел земли). Да и свои огороды  при доме, и наделы земли за пределами хутора. При колхозе все это было слито в одно. Были только оставлены приусадебные участки по 50 соток. И все!  Нашей семьи – 5 человек участок урезали, дали 25 соток по непонятной причине. Возможно по той причине, что занимались ремеслом, шили сапоги – дескать, и так зажиточные! Также урезались земли и у тех, кто не пожелал войти в колхоз. Когда был создан колхоз, председателем стал местный середняк. Он был избран на колхозном собрании. Алексей Иванович Вахрушев. Колхоз был маленьким. И его создание не повлекло за собой появление новых предприятий, мастерских, гаража. Не было создано ни клуба, ни библиотеки. Создание колхоза резко ухудшило жизнь зажиточных крестьян.  Они потеряли  много имущества и скота. Но большинство небогатых,  от создания колхоза только выиграли. И большому количеству крестьян повысило уровень жизни, улучшило условия труда. В колхозах были и наезжали агитаторы. Были и местные. Иногда загоняли  в колхоз. Собирали собрания. Вели идеологическую работу. В связи с этим меньше людей стали ходить в церковь. Люди стали менее религиозные, более политизированные. Были и недовольные. Ходили в народе разные истории. Идет уполномоченный по дороге, видит, мужик с телегой возится, колесо смазывает. Подошел поближе, видит, смазывает он телегу навозом:
; Ты это что такое  делаешь? - спрашивает, - почему ты этим телегу смазываешь?
А мужик не разобрался, кто спрашивает, не увидел  и отвечает  с недовольством и усмешкой:
; Какая власть, такая и мазь.
Мужика, конечно, тут же схватили и отправили в места не столь отдаленные, лес валить.
Или же. Шла старушка в районном центре мимо памятнику И.В.Сталину. И засмотрелась на него, голову вверх задрала, не заметила, запнулась и упала. Подбежали к ней, помогли, подняли, отряхнули и спрашивают:
; Ты чё же бабка упала?
Та и отвечает:
; Да вот на лешаго этого загляделась.
И ее судьбы тоже была решена. Тут же донесли, и получила бабка срок под старость лет.
А сам я в школе вообще диверсию идеологическую совершил! -  С улыбкой вспоминает Николай Михайлович. Как то на каникулах пришли мы с ребятами в класс прибраться. А парты горой поставлены, сдвинуты. Мы и стали по ним лазить – в царя горы играть. Я забрался под самый потолок и вдруг парта закачалась! Вся гора наклонилась. Ну думаю как упаду сейчас – костей не соберешь! И в страхе-то схватился, за что рука зацепиться смогла, кулачек сжал – держусь. А это была ткань красная – на ней лозунг что-то про колхозы и коммунизм. Подпись И. Сталин. А ткань то на гвоздиках – трещит рвется…Смотрю –падаю, а в руках этот транспарант. Упал , шум , грохот – входит учитель, а я стаю и в страхе еще комкаю этот лозунг. Он как закричал , ногами затопал –Отца кричит!!! Веди сейчас – же!!!
В общем, был я бит ремнем в чулане.  Отец об этом учителю доложил потом. Возможно, потому и удалось избежать более страшного наказания – ведь был это 1937 год. Могли и родители пострадать…

Трудовое воспитание в крестьянской семье.

В семье Николая Михайловича было трое детей. Три брата. По тем временам это считалось немного. Небольшая семья. С семи лет дети уже работали в колхозе, дома на усадьбе. Пололи, лен теребили, лет с 11 уже боронили. А по 13 лет уже ходили с плугом. Плуг железный, тяжелый. С июля месяца (с 12 июля) начинался сенокос. На лошадях, на волокушках - три березки срубленные, ветки оставлены, что б сено держалось. Возили сено.  Дети эти копны возили уже с восьми лет. Копны подвозили к остожью, где копны складывались в стога. Загребали сено уже подростки 13-14 лет.
С хутора дети ходили пасти лошадей. Ночью лошади отдыхали от дневной работы. Дети следили,  чтобы кони не разбежались, не потравили жито, не потоптали картошку. Ночью жгли костры, спасаясь от туч комаров. К утру, дети отводили лошадей на конный двор. За работу особых поощрений деревенские детишки не получали. В колхозе родителям ставили трудодни за них. Работа для детей считалась долгом, обязанностью, непременным атрибутом крестьянской жизни.  Ведь ты сделал то, что должен был сделать для того, чтобы жить и не голодать.
Так же дети в хуторе вывозили навоз из хлевов на телегах, управлялись с лошадью, держали в руках вожжи, а сами шли рядом, присесть было невозможно.
На своих усадьбах жали серпом зерновые: ячмень, рожь, пшеницу. Родители работают, и дети вместе  с ними поспевают. Серпом, в наклонку,  жать очень тяжело, спина устает, умудрялись на коленках жать и по  другому приноравливаться. Помогали дети и по домашнему хозяйству: носили воду, поливали в огороде, «пособляли» урожай убирать с огорода, овощи, ягоды, картофель копали. В зависимости от возраста,  родители давали  работу попроще  или посложнее.
Семьи были верующими,  родители — люди верующие, отец  Николая Михайловича молился каждый день и утром и вечером. Детей особо не наставлял, но выходя из-за стола, нужно было перекреститься и сказать: «Слава Богу».  Со временем при советской власти религиозность ослабевала, сказывалась жестокая атака на религию.  И пошло все уже против религии. Чтение религиозных книг не приветствовалось, и постепенно новое поколение хуторян,  родившихся в двадцатых годах,  отходило от религиозности.
Большое внимание уделялось дарам леса. В основном, сбором грибов и ягод занимались дети. С утра пораньше деревенская детвора по одному и группами уходили в лес. Благо лес был рядом и там масса  грибных мест, много черники, голубики, Ягоды собирали целыми бельевыми корзинами.  Ходили после разлива, или плавали на лодке за луговым луком. Лакомились «хвощами». Взрослым не было времени заниматься заготовками, это было полностью уделом ребят. Их заготовки существенно облегчали жизнь семьям, грибы и ягоды консервировались на зиму и служили существенной прибавкой к небогатому крестьянскому рациону. Недаром в Харинцах говорили: «Лес- кормилец».
Вообще дед Николай знает много присловий и поговорок. Все они о жизни. Народная мудрость. С детства запомнил, когда нас ругали, что мы запачкались дед мог защитить , он говорил: «Грязь не сало – пошоркал и отстало!». О семейном бюджете у деда тоже была своя поговорка: «По доходу и расход!». А еще дед не любил летать на самолете, как то раз после перелета он в похвалу поездам , путешествия на которых он любил, сказал «Трясет, да везет!».



Имена и прозвища.

Имя ребенку в семье давал, как правило, отец, ориентируясь приблизительно по церковным праздникам. Например, день святого Николая — Николай,  день Иоанна Крестителя — Иван. Власть не признавала церковных праздников, но в народе их почитание сохранилось, в особенности чтили их пожилые люди. Иногда имя давалось от названия населенного пункта. Например, деревня Макарово (Немский уезд) могли назвать ребенка и Макаром.
Прозвища были разнообразны. Почти каждый имел прозвище по какой-либо физиологической особенности или психологической. Когда приглашали в гости или по делу в дом или в город ехать, когда весть передать человеку или привет, а в хуторе почти все Вахрушевы.  Как кого распознать? Мужики всегда и говорили:
; Скажи прозвище и сразу узнаем, а так все одинаковы на фамилию!
Это было своеобразное и необходимое условие для узнавания. Многое можно было узнать о человеке по его прозвищу. Например, тихий спокойный мужик, так его могли прозвать «Теленок вялый».  А если активный подвижный то «Заяц», как заяц везде увернется. Или был мужик Илюха, весь черный, так его звали «Грач», прибавляя иногда прибавку «лешачий».
Целую семью как — то назвали «Дрёкала». Отец, сыновья, всем их потомкам это прозвище  доставалось по родству. Произошло же прозвище так.
Еще до революции на рынке мужик покупал горшки глиняные. Один горшок взял, постучал по нему, а он худой оказался, не звучит:
; А горшок-то худой. Дрёкает он у тебя! С трещиной!
; Сам ты «дрекаешь»! По своей «черепене» так постучи!  – не полез за словом в карман гончар,  продававший свои изделия.
Народу кругом много было и слово это привязалось к мужику, и в деревне все стали его звать «Дрекала». Посмеялись над ним и остроумным ответом гончара, а прозвище сохранилось за ним и за его детьми на многие годы.
Женщин же называли по мужу.
; Ваниха, Алешиха.
А если муж Константин, то  и Костихой назвать бабы могли промеж себя.
Жителей хутора Харинцы называли также «харинцы». Куда придешь, так и говорят «харинцы» пришли. В хуторе почти все были родственники. Жители хутора, и в 1950-х все еще считали,  что их основным родоначальником был ссыльный или беглый каторжанин «Харя» - от него в истории сохранилось только прозвище – даже крестильного имени христианского никто не помнил, хотя жители хутора и считали его основателем их поселения.


Хутор Харинцы (Ключи-Кабаны) в  1941-1945
Когда началась Великая Отечественная война, в хуторе Харинцы еще не было радио, и эта весть пришла из соседнего поселка Вахруши. Прошли собрания, сходки. Люди были в отчаянии, жизнь только налаживалась и такая беда!
Хлеб был, люди снова держали скот в личных хозяйствах, ходили на вечерки, а в престольный праздник Троицы , по старой памяти в село Волково. И тут война! На другой же день во многие дома пришли повестки в армию, но некоторых оставляли пока «по броне». В Харинцах на войну ушли по 1-2 человека из каждой семьи. Из мужиков остался только один, но и этого потом забрали. В деревне остались старики, женщины, дети.  Работать приходилось очень много и за себя и « за того парня». Тяжело приходилось всем. На фронт взяли и весь молодняк из лошадей.  Наиболее сильных и здоровых - 15 голов забрали на кожкомбинат имени В.И.Ленина в Вахруши. В хозяйстве осталось 10 лошадей, некоторые потом, заболев сибирской язвой пали. Осталась одна кобылица. Выжила всю войну. На ней всю войну проработали. Да еще были три быка. Них тоже пахали и возили снопы и другие грузы. Но чаще всего в колхозе землю пахали на женщинах. 8 человек впрягалось в плуг и тащили его за собой – 8 голодных уставших женщин заменяли одну лошадиную силу!  А вместо отдыха жены солдат и вдовы вязали рукавицы для фронта. За рабочий день труженицы получали по 400 грамм хлеба. В колхозе работали бесплатно, за трудодни. Трудодень в годы войны составлял 200 грамм хлеба в зерне.  В одном из соседних колхозов председатель увидел, что колхозницы пухнут с голода, сжалился над ними, выдал по 200 грамм хлеба в зерне, люди совсем уж ослабели, работать не могли. А это донеслось до соответствующих органов и председателя посадили .
Голод был страшный не смотря на то что кругом были поля. Отец ушел служить, два брата тоже ушли на фронт. Остался я вдвоем с  матерью. Голодали. Горевали.
Начал я шить сапоги, чего ранее не пробовал. Сам видел, как  отец шьет. Помогал ему до войны. Стал шить, мама помогала. Не сразу стали получаться справные на совесть сшитые сапоги.  Вместо гвоздиков приходилось использовать березовые клинышки. Сам обрабатывал особым образом. И в итоге сапоги получились прочнее,  чем обычно.
Пара сапог 800 рублей. Кирзовые и по 120 «уходили». А буханка хлеба стоила 350 рублей. Бутылка водки 250 рублей. Сперва,  получалась в две недели одна пара. А потом и в неделю по две пары. Деньги, не ахти какие! Но этим только и выжили. Сапоги шить можно было только зимой. Летом напряженная работа в колхозе, не оставляла времени на ремесло. Несмотря на напряженный труд и удаленность от фронта, на вятской земле свирепствовал голод. Урожаи были невелики. И их большая часть уходила на фронт, в города, на военные заводы. Нам, крестьянам практически ничего не оставалось. Приходилось самим заботиться о пропитании. Голод не оставлял возможность выбора средств. Сестра моей матери имела 6 детей.  Мужа не было. Одна их кормила и обеспечивала. Как-то все они в деревне взяли по три снопа с колхозного поля. Все остальные кто тоже брал,  успели их попрятать, а она оставила их в ограде. Тут же пошли обыски, и у нее обнаружили эти злополучные снопы — 3 связки тощих колосьев для детей, чтобы спасти их от голодной смерти. Язык не поворачивается сказать –  украла.  Она же хотела всего лишь накормить своих детей, как и любая мать. В итоге суд и 6 лет лагерей.
Были и безумные,  жестокие случаи, настоящие кошмары. Причина все та же — голод. Женщина жила в соседнем селе Вахруши. Она обезумев от голода съела своего сына. Муж у нее был начальник на фабрике.  До войны они жили благополучно, имели двух детей. Приходили в гости и в Харинцы к родне. До войны она была обычной женщиной, никаких странностей за ней не водилось. В один из дней она приехала на рынок и увидела мальчонку - он продавал кролика. Пообещала его купить, а деньги предложила отдать  у нее дома. Ребенок, естественно, заподозрить ничего не мог и простодушно согласился. И они пошли... Женщина привела его к дому, провела его в дровеник, якобы за деньгами, а там, закрыв за собой дверь, схватив в темноте топор, ударила им со всей силы ребенку по голове, мальчик и крикнуть не успел....
А женщина  пошла, по своим делам в поселок – уверенная,  что мальчик уже мертв.
В это время проходящие мимо дровеника услышали детский плач. Взломали дверь и обнаружили мальчишку живого, только пораненного — женщина в темноте промахнулась топором, чуть ухо и плечо зацепила,  а ребенок очнулся, заплакал. Его подробно расспросили,   и в этот же день людоедка была арестована.
Она сразу же призналась, что пропавшего сына своего она съела сама. Другой ее сын спасся тем, что от голода ушел к родственнице в деревню. Женщина же сама на суде призналась, что не съела второго сына только потому,  что его не было дома.
Односельчане подметили, что сначала войны, эта женщина сильно изменилась - ходила как пьяная, никак реагировала на окружающее, стала замкнутой, проще сказать, ее признавали все ненормальной, находя причину ее помешательства в тяжелом военном времени, переживаниях и голоде.
Суд не признал это за смягчающее обстоятельство и приговорил людоедку к расстрелу.


Деревенская школа.

В школу ходили за 5 километров пешком. Крестьянские дети победней — в лаптях или босые.  Даже лаптей не хватало. Школа была рубленая, обычная изба.  Тетрадок не было. Писали на обрывках от газет, на разных клочках бумаги. Писали чернилами из сажи на молоке, чернилами из свекольного сока писать не разрешалось — этим пользовались только учителя. Обязательное образование — 4 класса. Учили читать, писать, считать. Было рисование и физкультура. Учили маршировать. Все ученики были исключительно плохо одеты. Во все старое, поношенное, дырявое. Многие завшивели. Вместо игр и развлечений — после учебы дети шли собирать колоски на поле, лен рвали и выполняли другие работы по хозяйству. В деревне дети без дела не были. Никто не понимал что такое отдых. Работали и 1 мая — сев, каждый день дорог.
Как-то спросила дочка у мамы в военное время:
; Мам, что такое праздник 1 мая, почему все в райцентр едут?
; Погоди, врастешь и узнаешь, - был ответ.
; Ничего там интересного нет, соберутся
люди с флагами, походят и расходятся.
Вот типичное представление о празднике для крестьян того времени. Церкви обезглавили. Народ голодает, на фронте гибнет, работы край непочатый, а они там «с флагами ходят». Никто в то время и не представлял себе что такое отдых, и как им пользоваться, и для чего он создан.
Победа.
В школе учительница объявила, что кончилась война. Все в восторге и радости выскочили на улицу, удивительно , но еще лежал снег. По улице деревни, где была школа, вывесили множество красных флагов.
Один из детей сказал:
; Посмотрите- ка флаги то красные вывесили, это в крови они.
Ему вот все закричали:
; Дурак-дурак, они же красные, просто красные.
; Уже и дети понимали, что война — это кровь, слезы, горе.
Вернулись немногие. Молодых парней, отцов всех поубивали. Женщины остались вдовами, а дети сиротами. Бывало такое, что забирали сына и отца. И на них приходили похоронки. Семьи осиротели. Но те, кто вернулся, к ним отношение, как к героям. Радовались чужому счастью всей деревней и горевали вместе.
После победы ждали лучшей жизни, возвращения пропавших без вести, или ошибочно причисленных к погибшим ( а такие случаи были) каждая семья потерявшая кормильца или сына втайне надеялась, что вот-вот счастье им улыбнется, к дому подойдет худой, обросший, может быть раненый, но живой отец, сын, брат. Радость встречи, радость возвращения и воссоединения семьи — вот самое яркое впечатление о Победе.
Воспоминания бабушки Анны Семеновны Вахрушевой (в в девичестве Бухариной),  деревня Макарово. Немский район Кировской области. 1933 г.р.

После войны, когда вернулся отец, государство ввело большие налоги на колхозников. Яйца, шерсть, молоко, мясо и масло все забиралось государством. Каждый год нужно было сдать (отдать) определенное количество продуктов. Сдавать возили в Нему в приемные пункту «Заготскот» . Нередко крестьяне оказывались еще в должниках у государства. Как-то, задолжав налог государству по мясу, отец собрал в хозяйстве два десятка кроликов (все, что были), погрузил на телегу вместе с клетками (с плетнем) и отвез в райцентр, в Нему, сдал. Вернулся довольный, погасил долг государству, пусть ценой своих кроликов (всех, что были), а то ведь были случаи, сажали за это.
Дядьку Кирилла, например, из деревни посадили — трое детей у него, а в хозяйстве пусто, ничего  не было, ни куриц, ни скотины. Его посадили, а ребят всех забрали в детдом. Хотя и до этого жили они не легче. Ходили, сбирали, ели гнилую картошку, в огороде выращивали овощи, а мать же у них в войну померла от голода.
Яйца тоже брали в как налог. В семье бабушки держали куриц штук 5-6 и один петух драчун. Неслись куры по разному , летом чаще, зимой реже. Когда каждый день, когда через два дня.  Выходило примерно яиц 3-4 в день от одной несушки. В ограде стоял ларь и курицы нестись залетали туда, когда им нужно яйцо снести, они были приучены, знали свое место. Потом яйца вынимались и экономились как можно, только для налогов государству, никто не хотел конфликтовать. Яйца хранились в клети в корзинах. И тут любимец семьи здоровый рыжий кот Васька повадился яйца таскать из ларя. Залазил через верх в этот ларь и с большим наслаждением съедал все свежеснесенные яйца.  Государство несло невосполнимые потери, хозяева кота-воришки подвергались опасности попасть в немилость к тогдашним мытарям, что было чревато...
Это продолжалось все лето. Кот млел от счастья, а хозяева бледнели от страха. Надо было как-то спасать положение. Попытка отвадить кота от столь зазорного ремесла не увенчалась успехом. Яйца продолжали исчезать. Отец решил кота уничтожить, как приносящего колоссальные убытки. Честно говоря, кот-воришка по совокупности съеденных яиц заслуживал самого сурового наказания – высшей меры. Но все — таки живой, жалко хоть он и «порядочная скотина». Отец дал поручение бабушке, ей тогда было лет 12, кота отловить и доставить на экзекуцию. Бабушка расстроилась, жалко кота, но отца не ослушаешься, его слово закон. И пошла Анна Семеновна, а в те годы просто Нюрка  в сарай ( на сеновал) кота ловить.  Операция закончилась успешно. Кот — мошеник был пойман. Но сердце ребенка огромно и добро. Жестокость и мстительность, а тем более страх за налоги были неведомы Нюрке. И девочка найдя небольшое отверстие решила спасти жизнь Ваське. Она пропихнула его в пролом стены и кот безнаказанно с подачи великодушной хозяйки скрылся в деревенских огородах . На этот раз для него все закончилось благополучно.
А вернувшись к отцу Нюра сказала, что кот не найден и следов пребывания Васьки на сеновале не обнаружено. Кот был любитель погулять на стороне, и поэтому отец без труда поверил. На этом история могла бы и закончиться благополучно. Но неугомонная лихая натура Васьки не давала ему покоя. Заветный ларь с яйцами непреодолимо манил к себе сладкими воспоминаниями. И бесшабашный кот решился еще на один налет на яйца.  Были ли без пяти минут государственные яйца съедены или нет, этого Анна Семеновна не помнит, но возвращение в дом хозяев неразумного Васьки не принесло ему совершенно никакой пользы и ожидаемого удовольствия. Он был пойман, и в этот раз строить планы его спасения было бесполезно. В его привольной и счастливой жизни была поставлена жирная точка.
МАЙ 1945 .
Все радовались, что кончилась война. Все надеялись пусть на постепенное, но неуклонное улучшение жизни. Не сразу, постепенно, отменили налоги. Увеличились трудодни. Часть стали выплачивать деньгами за работу. Люди стали чувствовать себя спокойнее. Жизнь стала налаживаться. Пошла к лучшему. С продуктами и хлебом стало легче. Вернулись в деревню праздники, стало подрастать молодое поколение. Стали больше общаться, веселее жить. Вечерки стали устраивать каждую неделю в субботу и воскресенье. Появилась возможность отдохнуть от нелегкого крестьянского труда, поднять настроение. Для молодежи по вечерам, а для стариков в ноябрьские праздники устраивали день урожая, заканчивали год,  и люди, утомленные и уставшие, получали еще одну возможность расслабиться, повеселиться, пообщаться.
На вечерки собирались парни и девушки в какой-нибудь избе  или в клубе. Там играла гармонь, пели песни, танцевали. Но пьянки никакой не было – вспоминает Анна Семеновна Вахрушева (Бухарина). Вся молодежь приходила трезвая. Ни драки, ни хулиганства, не было никаких безобразий.
Но трудиться приходилось очень много. Все силы отдавались по-прежнему работе.
И слово безделье по — прежнему не было знакомо русскому крестьянину. Работали по 12-14 часов в сутки. Труд преобладал ручной тяжелый, техника медленно добиралась до вятской глубинки. Даже после войны на току молотилка приводилсь в движение конной тягой,  как и сотни лет назад. Зерно молотили и днем и ночью непрерывно. Намолоченное жито сразу сдавали  в «Закрома Родины». Страна возвращалась к мирной, созидательной работе и это тоже было сражение – сражение за будущее, за благополучие детей и внуков.

 Воспоминания бабушки Матушкиной (Фоминых) Алевтины Сергеевны ( в девичестве Шмыриной) 1926 г.р.


Я с 1926 года рождения. В 1932 году пошла учиться в Б.Шурскую начальную школу. Окончив 4 класса, перешла учиться в 5 класс Замежницкой средней школы. Затем все  хутора стали объединять в деревни. И мы всей семьей переехали на ст. Юрья я стала учиться в 6 классе Юрьянской школы, где и окончила 10 классов.
Была война. Досыта  есть, не приходилось. Хлеба на иждивенцев выдавали по 200 грамм на день. Папа работал один. Нам с младшим  братом Дмитрием приходилось около колхозных овощных ям и у тети в деревне Фролы собирать гнилую картошку, и приготовлять из нее крахмал для киселя. Бывало, полуголодный учишь уроки - в глазах потемнеет.
После окончания десяти  классов  я уехала к старшей сестре Клавдии на завод номер 608. (Поселок рядом с которым в годы войны был сооружен завод, впоследствии станет г. Нововятском, а потом Нововятским районом г. Кирова)  В этом же году поступила работать учеником нормировщика в цех №1  этого завода, где и  проработала всю жизнь, сначала нормировщиком, затем старшим нормировщиком, начальником бюро нормирования.
Завод начинался с ремонтных мастерских  Вятской сплавной конторы, расположенной в деревне Пенгино в 12 км от Кирова. Здесь и была  организована производственная мастерская. Время военное, вся промышленность перестраивается на военные заказы. Оборудование для этой механической мастерской собирали со всех кировских заводов.
Станки и оборудование ставили прямо в поле, тут же делали шлакозасыпные стены и крыши. Таким образом, в 1942 — 1943 года и было построено 4 цеха барачного типа. Для работы мобилизовали подростков и женщин из ближайших районов и стали обучать их работать на станках и прессах.
Рабочие, инженерно-технические работники и служащие  военного времени проявляли исключительный героизм, мужество и выносливость. Не имея жилья, люди располагались на квартирах в 3-5 километрах от завода, плохо одеты, часто полуголодные в плохо отапливаемых помещениях работали по 12 — 14 часов, выпуская продукцию для фронта. Благодаря чему коллектив завода постоянно наращивал мощности, перевыполнял государственный план. В конце 1942 года мастерская преобразуется в завод, а в 1943 году вошел механический завод, эвакуированный из Москвы. В связи с чем, объем продукции, выпускаемой для фронта, увеличился к 1944 году в 2,6 раза.
За свой доблестный труд многие заводчане награждены медалями и орденами. Есть такая медаль и у меня. В 1946 году завод переходит на выпуск продукции для сельского хозяйства, а затем и предметов народного потребления.
Я в то время работала нормировщиком в цехе №1 завода. Приходилось часто работать по 13-14-15  часов в сутки, чтобы дать Родине больше продукции для  разгрома врага.
После того, как по радио объявили, что Советский Союз победил, люди все бросили из рук, у кого что было, и давай обнимать друг друга, что скоро все наши отцы, братья, сестры придут, возвратятся с фронта домой.
И так, в августе 1945 года она, наша средняя сестра Любовь, возвратилась из действующей армии. Вроде дома она стала править всеми делами. Но в 1947 году она вышла замуж и уехала в деревню Механьки Верховенского района, что в 9 км. от ст. Юрья.
А брат мой старший, Иван Сергеевич Шмырин, так и не вернулся с фронта. Он был мобилизован сразу в 1941 году, так и в этом же году или в 1942 был похоронен без вести пропавшим.
В 1950  году брата Дмитрия призвали в армию. Заботы мне о маме опять стало больше. Но вскоре к маме в дом приехала сестра Люба жить с ребенком и мужем, Андреем Шураковым, героем войны.

После войны год мне, живя у сестры, приходилось много трудиться. У сестры Клавы Острецовой было трое детей: Валера, Витя и Вова. После рабочей смены мне надо было вымыть полы, приготовить еду, помочь в других делах по хозяйству. Иногда с ребятами надо было сводить в кино, в баню. В выходные дни мы с сестрой занимались приготовлением обеда, стиркой.
А также мне часто с ребятами приходилось ездить в Юрью, к бабушке Пелагее Евсеевне. Мне очень нравилось ездить с ними, едешь в вагоне, смотришь в окно, ярко светит солнце, стихотворение сочинишь ребятам  и рассказываешь, вот подъезжаем к железнодорожному мосту через реку Вятка, рассказываю ребятам, что скоро опять поедем и по реке будет двигаться лед, интересно будет, деревья распустят зеленые листочки, можно будет загорать дома у реки  и купаться ? Прекращают ребята баловаться, слушают внимательно.
Дома в Юрье в то время трудно жилось брату Дмитрию и маме, Пелагее Евсеевне. Так как средняя сестра Люба была призвана в Армию и служила под Москвой. Они дирижаблями защищали небо Москвы от вражеских самолетов. В ноябре 1944  умер наш папа, Сергей Михайлович Шмырин, кормилец. Поэтому все заботы по материальному обеспечению мамы Пелагеи и младшего брата Дмитрия легла на мои плечи. Для них  надо было мне обеспечить денег на питание, прежде всего, чтобы не умерли с голоду. Больше им не на кого было рассчитывать. Так как дом был большой (пятистенка)  надо было много дров заготовить на зиму. Поэтому все заработанные на заводе деньги уходили на эти неотложные нужды. Отдавала старшей сестре Клаве, у которой жила и водилась с племянниками, на питание и посылала в Юрью. Мама, Пелагея Евсеевна, не работала нигде, она была больная.
Помнится мне такой случай. Купили мы с братом Дмитрием сапоги ему на толкучке, которые проносил он всего три дня, как окончилась война. Конец войны с Германией 9 мая 1945 года. День этот пасмурный был. Здесь на  дворе слякоть, но зато настроение у людей было приподнятое…
***

Главное о чем я мечтаю , что бы то что здесь написано,  рано или поздно прочитали мои дети. Для них это будет уже «древняя история» - я помню рассказы бабушки на пути в ее родную деревню, рассказы деда о военном детстве. Мне на сегодняшний день 42 года и я счастлив,  что все еще могу придти в гости к деду и бабушке. Николай Михайлович и Анна Семеновна Вахрушевы,  живут недалеко от нас, но возраст уже не позволяет вести долгие разговоры про былое... А что останется,  когда они уйдут? Немые фотографии и старинные вещи? Нет, останутся хотя бы эти строки воспоминаний о тяжелом и непростом времени, в котором им выпало жить. Они с честью прошли все испытания и воспитали достойных детей. У их внуков уже свои дети. И эти строки должны стать своеобразным памятником людям, выдержавшим голодное военное детство и трудовую юность. Не искавшим удовольствий и уюта – на их плечах держалась великое государство Советский Союз. И потому их судьбы – это частицы нашей общей истории и они не должны пропасть в безвестности. Пусть об этом знаю уже наши дети! Помнят своих предков. И учатся у них трудолюбию, выносливости и оптимизму!



 Алексей Фоминых.