День Ильин. Горячий август. Водных струй хрустальный свет...
+ + +
Возле часовенки Сергия Радонежского на лавочке сидел светлоголовый паренёк и что-то рисовал в альбоме, держа в левой руке несколько цветных карандашей. Это было так по-детски трогательно и вызывало улыбку, что я остановилась, невольно любуясь необычной бледностью чистого лба, тонкостью нервных пальцев художника. Молодой человек закашлялся, прикрыв рот платком. И вдруг на белом платке проступили яркие пятна крови... Что это? В наше время разве бывает чахотка? Оторопев от зрелища, подошла и молча села рядом. Голубые глаза улыбались, не замечая моей неловкости: "Как Вы думаете, что это?" Он повернул ко мне альбомчик, я увидела рисунок странного объёмного креста, будто бы деревянного, середина его линиями переходила из вертикали в горизонталь наподобие петли Мёбиуса.
Ильин день, второе августа. По храмам служатся молебны о дожде, освящается вода. Ясноглазый художник протягивает руку: "Сергей. Я родился на Илью, но тогда мама о таком празднике не слышала, а мог бы называться Ильёй. Не откажетесь от мороженного, день рождения у меня всегда в самую жару, хочется холодного?.."
Мы идём по бульвару в поисках мороженного. Пьём холодное шампанское в уличном кафе. И я не знаю как добавить вопрос о болезни к банальному: "С днём рождения!"
Удивительно переплетаются судьбы - как линии креста на Серёжином рисунке! Мы купили краски и восторженно размазавали их, изливая чувства в цветные картинки, пока не закончилась бумага. А вечером я проводила его на московский поезд, который увёз моего светлого друга в Троице-Сергиеву лавру: "Давно мечтал! Вернусь - сразу позвоню! Ты - редкий человек: умеешь слушать и не задаёшь вопросов. С детства ни с кем не рисовал на одном листе так легко! Привезу тебе книг из монастыря..."
Через месяц мне помогли вынести Серёжку из поезда, он не мог говорить, только сжимал мою руку... После первой, удачной операции, пришлось долго лечить травами, но страшный диагноз не убавил радости в его небесных глазах. После второй операции, облучения в "лематозке", мне разрешили жить в мужской палате на шестерых, где на вопрос врача о том, какая это сестра будет ходить за лежачим, Серёжа сказал: "Родная!"
Тогда я ещё не знала, как просто, где-то в глубине сердца, решается вопрос о родстве душ! И ещё не понимала, какое крестное братство свяжет нас на три года тяжёлой болезни - в радости общения и муках расставания...
Последние десять месяцев мой братец таял и белел. Глотать не мог - стояла гастростома - трубочка, врезанная прямо в желудок, через шприц я вливала в неё жидкую пищу. От этого приходилось спать сидя, держать его руки, чтобы от боли он не повредил трубку. Иногда мы ходили гулять по кленовой аллее к Сергиевой часовне с голубым куполом и к нашей любимой лавочке.
Из старой серебряной монетки знакомый ювелир сделал два необычных объёмных крестика, и Серёжа перед каждой операцией или облучением надевал свой крест на меня, и я ощущала себя целой монеткой из двух половинок.
Это потом - от того, что ощущение его мук станет непереносимым, я поеду к схиархимандриту Зосиме, он даст мне требник с молитвой о долгостраждущем и скажет: "Не оставляй его ни на минуту, он - великий мученик! Как сможешь, облегчай страдания, тебе выпала большая честь ухаживать за таким человеком. Дай Бог вам сил и терпения - это общий крест!" Тогда подумала - откуда знает старец про крестик? А требник читала с каким-то страхом - такие слова: "Егда человек долго страждет и не может умрети... "И, холодея от этих слов, читала не только за него, но и за себя.
И просила назначить операцию по пластике пищевода на день Воздвиженья Креста, в ушах Серёжкин шёпот: "Хочу, как человек, в праздник умереть!"
А когда проводила до операционной, механически собирала вещи в палате, натолкнулась на оцепеневших мужиков на соседних кроватях: "Катька, ты, конечно, свой парень, но куда собираешь... Может тебе водки? Поспишь пока Сергея оперируют..."
Не стала смущать их, как была, в белом халате, побежала в часовню. Праздничный молебен...Тут, возле лавочки, увидела, как много людей собралось возле Серёжи за время болезни - много моих учеников, взрослая воскресная школа, его старые друзья - все нам помогали, переживали, спрашивали...
Тут я и сказала, что он ушёл на операцию, и совсем ушёл... Можно уже молиться за упокой. Свои, православные поняли легче, чем соседи по палате, и снова взялись помогать.
Когда увидела моего названного братца в гробу, почему-то прежде поправила светло-русые локоны и подумала: как же непохожи могут быть родные: я такая чернушка!
С тех пор на мне два крестика - но так редко чувствую себя целой монеткой. И только в каждый Ильин День прихожу к часовенке, долго сижу на знакомой лавочке и так хочется мороженого!