Маркс и XXI век

(к 200-летию со дня рождения мыслителя)

“Маркс открыл истории законы…”
В.Маяковский

Из длинного списка "левых идеологов" прежних времен (они же “властители дум”), пожалуй, только Маркс не ушел окончательно из, как ныне говорят, (публицистического) дискурса. Здесь и там, тот или иной публицист, социолог или экономист (из эрудированных), нет-нет, да и ввернет  какую-нибудь фразочку (или афоризм) из (как раньше говорилось) классика марксизма, благо тот рассыпАл их щедрою рукой. А то и сошлется, как на авторитета.
Те, кто удосужился почитать Маркса, признаются, что знакомство с его трудами произвело на них сильное впечатление (во всяком случае, не прошло бесследно). Есть в марксовых произведениях нечто притягательное – и даже гипнотизирующее… 
Не стану скрывать, я и сам в юности подпал под обаяние писаний Маркса, узрев в них (или скорей почувствовав) необычайное здоровье мысли, глубину анализа, визионерский размах и т.п. Помню, что оставалось ощущение, что в них (работах) содержится больше, чем ты вынес из чтения, что ты не добрался (не исчерпал их) до дна. С этим чувством я пропутешествовал через всю жизнь. 
Раздумывая над почерпнутым у Маркса, сопоставляя его (почерпнутое) с событиями и переменами, происходившими вокруг (а на жизни моего поколения много чего случилось), я лелеял тайную мысль, засесть однажды за статью (книгу), дабы разобраться, что же в действительности наш мыслитель имел ввиду, столь вдохновенно говоря о грандиозных перспективах, открывающихся перед человечеством, рисуя дух захватывающую картину будущего, которое его ожидает.   
Перелистаем же (запыленные) тома собрания сочинений Карла Маркса и Фридриха Энгельса, отправленные в запасники библиотек, где они подвергаются "грызущей критике мышей" (выражение Маркса). Возьму на себя смелость заявить, что нам откроются неожиданные вещи, парадоксальным образом имеющие отношение как к современности, так и к тому, что нас еще ожидает. Но прежде считаю своим долгом высказаться по такому вопросу.
Маркса вспоминают каждый раз, когда речь заходит о т.н. "реальном" социализме. Так повелось, что всякий режим, экспроприировавший собственность, называют марксистским. 
Однако заметим (справедливости ради), что Маркс не в ответе за все то, что творилось его именем. За, так сказать, дальнейшее развитие и практическое приложение его идей людьми, с явно выраженными авантюристическими (чтобы не сказать криминальными) наклонностями, зато без моральных сдержек и, по большей части, без сколько-нибудь систематического образования. Собственно у Маркса речь идет не только об экспроприации собственности, а и еще кое о чем.
Недостатка в утопических проектах на основе обобществления (см. уравнительный коммунизм) и до Маркса не ощущалось (см. Платон, Кампанелла, Томас Мор, Фурье, Оуэн). Маркс же полагал (если представлять дело предельно упрощенно), что прежде возникнут его (обобществления) предпосылки в виде крупного машинного производства и пролетариата (ставшего большинством социума). И только тогда в ходе пролетарских революций, которые произойдут во всех развитых странах более-менее одновременно, частная собственность подвергнется экспроприации. 
Другое дело, что идея неизбежности пролетарской революции оказалось ложной. Пролетарские революции не состоялись ни в развитых странах, ни где-либо еще.

*

Сам Маркс сильно удивился бы, узнав, что кто-то рассуждает о “построении” социализма в таких крестьянских странах, как Россия начала XX века, или Китай, Камбоджа, страны Африки... Ленин и большевики, читавшие Маркса (правда, не всего), взяв власть в 1917 году, понимали (на что им также указывал и “последовательный” марксист Г.Плеханов), что в России предпосылки для пролетарской революции не созрели (нет пролетариата в сколько-нибудь заметной численности). Но они верили в мировую революцию и задачу ставили так: запалить фитиль – и продержаться до ее прихода. И действительно в Германии что-то назревало. Но увы, так и не вызрело. Что ж делать? Решили строить социализм в отдельно взятой крестьянской стране – мол, пролетариата у нас нет, зато есть пролетарская партия! И что-то построили, заплатив при том чудовищную цену в людских жизнях. Да как-то не так получилось. Постоял российский социализм, постоял, да и рухнул.
Коммунистические режимы (все без исключения), принеся страшные беды своим народам, частью исчезли, частью трансформировались в разновидности авторитарных государственных образований (Россия, Китай).
Но ни к Марксу, ни к его взглядам чудовищные по своей природе социальные образования отношения не имели (и наоборот – Маркс не имел к ним отношения). Поэтому те из профессоров (идеологов, политологов и т.п.), кто именует известные режимы “марксистскими”, тем самым, связывая их с именем Маркса – сознательно, или неосознанно клевещут на него. (Что я и довожу до их сведения.)
Они (не понимая того) пошли на поводу у т. Сталина, коему Маркс понадобился для легитимации своей власти и оправдания преступлений, им творимых. По сути, они
повторяют сентенции “Краткого курса ВКП(б)”.
 
2

Знакомство с Марксом естественно начать с его историко-философских взглядов, то есть с уяснения того, как он смотрел на исторический процесс. Так как, во всяком случае в моем представлении, именно в них (историко-философских взглядах) заключается суть того, что мы называем марксизмом (а не в “экономических воззрениях” Маркса, как принято считать).
Маркс, вслед за Георгом Вильгельмом Фридрихом Гегелем (1770-1831) (из шинели которого он вышел, как и младогегельянцы, к которым он примыкал в молодости), полагал, что исторический процесс имеет объективный характер, и следовательно познаваем (как познаваемы природные процессы, изучаемые естественными науками). Но, как известно, представления Гегеля носили "идеалистический" характер. По Гегелю, нечто, названное им абсолютной идеей (мировым разумом), разворачивается в природу и историю.
В противовес Гегелю, Маркс и Энгельс выступали как приверженцы (так сказать) “материалистического” взгляда на историю. "Мы должны прежде всего констатировать первую предпосылку всякого человеческого существования, а следовательно и всякой истории, а именно ту предпосылку, что люди должны иметь возможность жить, чтобы быть в состоянии «делать историю». Но для жизни нужны прежде всего пища и питье, жилище, одежда и еще кое-что. Итак, первый исторический акт состоит в производстве средств, необходимых для удовлетворения элементарных потребностей, в производстве самой материальной жизни. При том это такое историческое дело, такое основное условие всякой истории, которое (ныне так же, как и тысячи лет тому назад) должно выполняться ежедневно и ежечасно — уже для одного того, чтобы люди могли жить". \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 3. С. 26\
[Сегодня, как и во все предшествовавшие эпохи, производительная деятельность (понятая широко) выступает в качестве основной человеческой деятельности. Экономика и ее процветание — главная забота любого вменяемого правительства. То же и на личностном уровне. Производительной деятельности мы отдаем львиную долю времени бодрствования, равно как и нашей энергии. В молодые годы — годы ученья — мы овладеваем той или иной профессией, ремеслом, чтобы, став взрослыми людьми, включиться в трудовую деятельность. Все наша жизнь подчинена тому, что мы называем работой. (Общественная мораль осуждает тех, кто уклоняется от трудовой деятельности, именуя их бездельниками, тунеядцами, дармоедами.) Иными словами, производительная деятельность ("ныне так же, как и тысячи лет тому назад") — наше главное дело.]
История же “творится” людьми в процессе их жизнедеятельности. Других субъектов в истории нет. "Люди сами творят историю", они "и авторы, и актеры собственной драмы" (Маркс). С чем (согласитесь) трудно не согласиться. Однако сказанное противоречит (во всяком случае, на первый взгляд) утверждению об объективном, то есть независящем от чьей-либо воли характере истории — ведь в ней действуют люди (наделенные сознанием и волей), то есть субъекты. 
Вопрос нетривиальный и требует пояснений. А потому несколько задержимся на нем.
Все верно, историю творят люди. Однако они... не ведают, что творят ее. История выступает в качестве побочного результата их активности. Человек ставит перед собой некие (не всегда вполне осознанные) цели и стремится к их достижению. Но его деятельность (по достижению цели) носит двойственный характер. Частный — он либо достигает поставленной цели, либо нет. И всеобщий — его деятельность в какой-то мере (пусть и в самой незначительной) влияет на исторический процесс, хотя сам человек, как правило, того не осознает.
[Организмы (бактерии, растения, животные) творят историю живой природы, абсолютно не ведая, что они делают. И человечество пока еще не слишком далеко ушло от “неразумных” биологических видов в осознании своей роли как субъекта истории.]
Так, Джеймс Уатт (1737-1819), видимо, движимый азартом новатора, ну и, разумеется, стремлением заработать, совершенствует «атмосферную» машину Томаса Ньюкомена (1663 - 1729). При том он, сам того не осознавая, "запускает" (ни много ни мало) промышленную революцию.
С одной стороны, Уатт достиг частной цели, запатентовав свое изобретение и наладив производство паровых машин, он обогатился и приобрел широкую известность. С другой — его детище взорвало, революционизировало производство. Такого результата он предвидеть не мог. Не мог он и остановить (запущенный им) процесс.
Почему так происходит? По выражению Маркса, люди занимаются той или иной деятельностью "при обстоятельствах, от них не зависящих", то есть при тех, какие они застали при рождении. 
Чем же характеризуются не зависящие от людей обстоятельства? Прежде всего тем, что их труд, деятельность специализированы, разделены. Такое утверждение справедливо для любого общества, так как в любом обществе имеет место обмен вещами и услугами. Причем, чем более общество развито, тем глубже разделение труда.
(Лишь на необитаемом острове, где человек волею судеб пребывает в одиночестве, разделение труда отсутствует. Все то, что Робинзон Крузо так или иначе добыл — вещи, которые он смастерил, рыба, которую выловил, — не становясь товаром, всецело принадлежит ему. Труд Робинзона, так сказать, равен самому себе.)
То роковое обстоятельство, что люди не способны контролировать результаты своей деятельности (то есть, имеет место ее "отчуждение"), равно как и предвидеть ее последствия, есть прямое следствие такой ситуации, когда имеет место специализация, разделение труда (шире — деятельности).
Маркс и Энгельс в таких словах обрисовывают ситуацию в своей совместной работе 1846-го года “Немецкая идеология”:
"Социальная сила, то есть умноженная производительная сила, возникающая благодаря обусловленной разделением труда совместной деятельности различных индивидов, — эта социальная сила, вследствие того, что сама совместная деятельность возникает не добровольно, а стихийно, представляется данным индивидам не как их собственная объединенная сила, а как некая чуждая, вне их стоящая власть, о происхождении и тенденциях развития которой они ничего не знают; они, следовательно, уже не могут господ­ствовать над этой силой, — напротив, последняя проходит теперь ряд фаз и ступеней развития, не только не зависящих от воли и поведения людей, а наоборот, направляющих эту волю и это поведение". \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 3. С. 33\
Родившись в то или иное время, вы вступаете в те отношения, которые застали. Своим трудом (не осознавая того) вы их воспроизводите. Производство в условиях разделения труда\деятельности неизбежно ведет к его\ее (труда\деятельности) отчуждению. Вы теряете контроль над тем, что вы произвели. Ваша деятельность выступает в виде чуждой вам силы.
 
*

"Гражданское общество — истинный очаг и арена всей истории" — продолжают авторы, при том указывая на "нелепость прежнего, пренебрегавшего действительными отношениями понимания истории, которое ограничивалось громкими и пышными деяниями". \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 3. С. 35\
В самом деле, детей в школе пичкают именно историей "громких и пышных деяний". Из ее курса они, в лучшем случае, выносят имена королей и полководцев, даты сражений и т.п. А чаще — ничего. Слов нет, такая история увлекает, не случайно процветает жанр исторической беллетристики. Однако за описанием деяний сильных мира сего и громких событий скрыт действительный смысл истории. Скрыта, так сказать, содержательная история.
Поясню, что здесь имеется ввиду.
Как мы знаем, во Франции 5-я республика. Первая республика возникла в ходе Великой французской революции. Затем возвышается Наполеон. Он объявляет себя императором, и, следовательно, Франция становится империей. После падения Наполеона имеет место реставрация. Затем — Июльская монархия. За ней — Вторая республика. Но вот у власти оказывается Наполеон III, и провозглашается Вторая империя. В результате Франко-прусской войны возникает Третья республика. И т.п. и т.д. (Пятая республика существует с 1958 года, она возникла в процессе преодоления алжирского кризиса). Словом, чехарда.
Но обратите внимание, каждый из упомянутых персонажей — император Наполеон, Луи-Бонапарт и др. — полагает, что садится на французский трон всерьез и надолго. Наполеон так даже расстается со старушкой Жозефиной, чтобы заключить брак с какой-нибудь молодой особой королевских кровей, дабы она произвела на свет наследника. (Одно время он подумывал и о русской принцессе. Но получил отказ от Александра). То есть он полагал, что его империя — на поколения! Тот самый Наполеон, который в покоренных странах насаждал Кодекс Наполеона — вполне республиканский свод законов!
Заметим, однако, что дело закончилось все же республикой, а не монархией. Монархией бурный процесс завершиться никак не мог по той причине, что "время" монархий ушло. (Впрочем, при ином стечении обстоятельств, Франция могла бы остаться монархией, но так сказать, "отстраненной от дел", декоративной, как монархии Англии, Нидерландов и Швеции.)

*
 
За ворохом имен и событий потерялся "истинный" смысл происходившего, заключающийся в том, что в жизни Европы происходят фундаментальные сдвиги, что время монархий уходит, что наступает время республик.
Подспудный, невидимый глазу процесс и именуется содержательной историей. Такой процесс и занимал Маркса. "Крот истории роет" — говаривал он.
Что короли, вожди, полководцы и герои творят историю (вертят ей по своему усмотрению) — иллюзия. Как и остальные смертные, они не ведают, что творят. Хотя произвола, своеволия в их деяниях хоть отбавляй. Да и как не поверить, что тебе все подвластно, если ты помазанник божий, королевского рода и восседаешь на троне? Как ни потерять голову? И теряли. Иногда в буквальном смысле, как то случилось с неуступчивым Карлом I (1600-49), королем Англии, слишком решительно выступившим против Парламента. И с несчастными Людовиком XVI (1754-93) и Марией-Антуанеттой (1755-93), попавшими под колесо революции.
 
*

Подозреваю все же, что вы мне не (совсем) поверили. Ведь школьные учителя, а также романы и фильмы на исторические темы говорят о другом.
Хорошо. Поставим мысленный эксперимент. Раз уж мы вспомнили о Наполеоне... Слов нет, великий человек... В какой-то момент его воле подчинялась практически вся материковая Европа (за исключением России, хотя Москва таки попала в его руки на насколько месяцев). Короче, вершитель судеб, творец истории. 
А теперь представим, что в 1769 году на Корсике, в семье Карло Буонапарте не появился малыш, которого окрестят Наполеоне. Или же он не дожил до зрелого возраста, что, увы, нередко случалось с детишками в те времена. Теперь ответьте на вопрос, оказался бы наш мир иным в таком случае (то есть не явись Наполеон)?
Ответ (холодящий душу) — нет, он ничем не отличался бы от того, что мы видим вокруг. На полногтя не стал бы другим!
Хотя какой-то след от "отсутствия" Наполеона в истории все же остался бы. В книгах вы не нашли бы упоминаний о нем. Возможно, еще какие-то детали, оказались бы другими. Но направление истории, ее строй не изменились бы.
Впрочем, нет, наш герой оставил таки после себя след — мужчины во Франции стали меньше ростом. Рослые деревенские парни полегли на полях сражений (покрывших славой их полководца), во многих случаях не успев дать потомства. Но со временем рост французских мужчин достигнет среднего европейского.
А Карл Великий (748-814)? А Цезарь (100-44 до н.э.)? А Александр Македонский (356-323 до н.э.)? Увы, и в их отношении схожий приговор.
А Исаак Ньютон (1643-1727)? Кто за него открыл бы закон всемирного тяготения, сформулировал законы механики (даже названной его именем) и заложил основы дифференциального исчисления?
Вы уверены, что другие светлые умы не проделали бы необходимую работу за Ньютона? Ведь как известно, его германский коллега (и современник) Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646-1716) пришел к сходным результатам в области математики (дифференциальное исчисление).
Вот какой неудержимый паровой каток представляет собой история. Отдельным людям не даны в руки рычаги управления им. Они могут вскочить на подножку катка и двигаться вместе с ним. Или, оступившись, попасть под него (и приобрести двумерную конфигурацию на асфальте), но ни остановить, ни направить его в другую сторону, они не способны.
Великими мы почитаем тех государственных мужей, кто своевременно уловив, куда дует ветер истории, двигался по ветру, ведя за собой свое племя, проводя назревшие преобразования, издавая законы, учреждая институты, в которых возникала потребность, в то же время упраздняя те, что более не отвечают времени.

*
 
Еще раз. Революция и последовавшая за ней гражданская война (Вандея) и войны с окружающим миром, вполне могли расколоть Францию на несколько государственных образований. То есть Франция, как единое государство могла прекратить существование. Здесь многое зависит от личностных обстоятельств — талантов полководцев и государственных деятелей, оказавшихся у руля. Что не отменило бы, однако, общеевропейского процесса перехода от старого времени (уклада) к новому со всеми вытекающими...
Мы давно наблюдаем, как Европа движется к единству. Свидетельством тому — образование ЕС, отмена границ, единая валюта, отказ от таможенных барьеров, общий рынок труда и т.п. Уже идут разговоры о европейской нации. 
Вы скажете, что имеют место и противотенденции — о чем говорит выход Великобритании из содружества, сепаратистские поползновения, некоторый рост национализма и т.п. Что есть, на мой взгляд, лишь болезни роста. 
Тенденция, говорящая сама за себя — за последние десятилетия количество смешанных (интернациональных) браков в Европе выросло в десятки раз. (Что уже есть приговор национальному государству.) 
Кстати, континент и раньше знавал единство. В средневековой Европе (до возникновения национальных государств) границы обозначались весьма условно (они по сути отсутствовали). По дорогам и тропам свободно двигались паломники, купцы, студенты, профессора университетов (их перемещениям по континенту мешали разве что разбойники, лихие люди, а отнюдь не пограничники и таможенники). Европа тогда представляла собой крещеный мир с центром в Риме и единым языком — латынью (владели ей, правда, лишь образованные).
Допускаю, что нынешняя попытка объединения Европы провалится (хотя и желаю ей обратного), но за ней последует очередная. И она окажется успешной (почему — станет ясно из дальнейшего). А для единой Европы не так уж важно, вошла ли в нее Франция, как одно государство, или в виде нескольких малых государств.
Паровой каток безостановочно движется (а крот истории роет).
 
3
 
Итак, люди “творят” историю в процессе своей жизнедеятельности. Но оказывается, они одновременно “творят” как самих себя, так и отношения с другими людьми.
«В самом акте воспроизводства изменяются не только объективные условия ... но изменяются и сами производители, вырабатывая в себе новые качества, развивая и преобразовывая самих себя благодаря производству, создавая новые силы и новые представления, новые способы общения, новые потребности и новый язык» \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 46. Ч. 1. С. 483-484\
Здесь сформулирован основополагающий принцип, дающий ключ к пониманию общественно-исторических явлений (феноменов). Если угодно, в приведенной мысли выражена самая суть марксизма (остается лишь развернуть ее).
"Изменяя мир, человек одновременно изменяет себя, всю сумму своих отношений с другими людьми. … В ходе практической деятельности изменяется не только объект, но и субъект деятельности, т.е. сам действующий человек. В практике и следует искать ответ на вопрос о том, что такое история. В любом случае она есть история не просто вещей или идей, но самих людей, история их изменения и развития в процессе осуществляемой ими трудовой деятельности". \В.Межуев, Маркс против марксизма. Статьи на непопулярную тему. — М.: Культурная революция, 2007. С. 61\
(Вадим Михайлович Межуев — один из немногих философов, чье “прочтение” Маркса и чьи взгляды на марксизм близки взглядами автора настоящих строк.)
Критикуя взгляды П.-Ж.Прудона, Маркс говорил (письмо П.Анненкову, 1846): «Г-н Прудон очень хорошо понял, что люди производят сукно, холст, шелковые ткани, и не велика заслуга понять так мало! Но чего г-н Прудон не понял, так это того, что люди сообразно своим производительным силам производят также общественные отношения, при которых они производят сукно и холст». И далее: «Еще меньше понял г-н Прудон, что люди, производящие свои общественные отношения, соответственно своему материальному производству, создают также идеи и категории, то есть отвлеченные, идеальные выражения этих самых общественных отношений» \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 27. С. 410\

*

Еще раз. В процессе своей жизнедеятельности человек производит как самого себя, так и отношения с другими людьми. То есть он производит формы сознания — мораль, право, религию и т.п., которые есть не что иное, как “идеальные выражения этих самых общественных отношений”. Под отношениями же с другими людьми понимаются отношения собственности, социальные институты (в том числе государство).
"мораль, религия, метафизика и прочие виды идеологии и соответствующие им формы сознания утрачивают видимость самостоятельности. У них нет истории, у них нет развития; люди, развивающие свое материальное производство и свое материальное общение, изменяют вместе с этой своей действительностью также свое мышление и продукты своего мышления...". /Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 3. С. 25/
То есть мораль, право, социальные институты не произвольны. Они “отвечают” достигнутому способу производства. Таким образом Маркс преодолевает трудности, с которыми (с неизбежностью) сталкиваются социальные мыслители. Разъяв жизнь социума на “составляющие” (мораль, право, социальные институты и т.п.), они не в состоянии их затем соединить в целое.
Кроме того, неясно, как в них вновь вдохнуть жизнь, объяснить их динамику, развитие, изменение. Тогда как у Маркса движение вытекает из развития производства (а оно динамично, не стоит на месте).

*

Но довольно абстрактных формулировок. Проиллюстрируем сказанное, обратившись к европейской истории.
Как так получилось, что “вдруг” наступило Новое время? Что в Зале для игры в мяч делегаты Генеральных штатов, съехавшиеся из разных провинций Франции, дают клятву не расходиться до тех пор, пока не выработают конституцию. Что толпы парижан штурмуют Бастилию. Что здесь и там громко звучит — долой привилегии, всем равные права. Ну и liberte, egalite, fraternite. 
То есть налицо новое сознание. Как и почему оно возникло? 
Если обратиться к средневековым источникам, то мы там не обнаружим и следа его. Ни в VI, ни в IX, ни в XII веках никто и не помышлял ни о каком равенстве. Крестьянину или ремесленнику и в голову не приходило требовать права, равные правам барона или епископа. 
Средневековое общество — общество статусное. Каждый — будь то селянин, мастеровой, монах, или рыцарь — имел некий статус, свойственный той группе (корпорации), к которой он принадлежал. Человек без статуса, человек вне корпорации — изгой, отверженный. Одиночек, "индивидуалистов", людей, живущих "сами по себе", в те времена попросту нет. Так, ремесленник состоит в определенном цехе (ремесленников-одиночек не существовало). В то же время он принадлежит к той или иной религиозной общине. Далее — он горожанин (городская община). Ну и, конечно, он живет в семье. 
Принадлежность к корпорации давала средневековому человеку защиту. Так, цех вступится за своего представителя (мастера, подмастерье), не даст в обиду. С другой стороны, каждый обязан следовать уставу своего цеха. А устав регламентировал (регулировал) не только его трудовую деятельность (какой товар, какого качества и в каких количествах производить), но нередко и частную жизнь (вплоть до того, какое число гостей звать на свадьбу дочери и чем их угощать). Добродетель цехового ремесленника не в том, чтобы стремиться сравняться в правах со знатью, а в том, чтобы достойно представлять свой цех.
При том социальная мобильность почти отсутствовала (сын ремесленника почти наверняка становился ремесленником). Хотя, случалось, что сеньор посвящал в рыцари крестьянина, а крестьянские дети, отданные в монастырь и выучившиеся там, становились клириками. И т.п.
(Вновь и вновь мы попадаем в ту же ловушку, полагая, что человек со всеми его качествами, добродетелями и пороками неизменен. Что люди средневековья лишь знали меньше, чем мы, а в остальном от нас не отличались.
В корне неверно. Конечно, знали они меньше нас. Но и само их "знание" отличалось от нашего. Отличались от наших понятия, которыми они оперировали. Они видели мир иначе — у них другая оптика.
Солнце, Луна, планеты, звезды для нас небесные тела, подчиняющиеся законам механики и физики. Для средневекового человека они сотворены Богом и им же приведены в движение. И нет нужды задумываться, каким законам они подчиняются.
Для него реально существовал мир по "сю" сторону и по "ту" — земной и небесный. Что старательно изображалось на картинах средневековых мастеров. Ангелы и дьявол представлялись им столь же реальными, как и все прочие существа.
А с Жанной Д'Арк и в самом деле "говорили" архангел Михаила и святая Екатерина Александрийская. Жанна действительно слышала их голоса.
Средневековый человек не задавал неправильных вопросов — отчего идет дождь или как зерно дает росток? Если бы он обратился с подобными вопросами к священнику (а больше ему обратиться не к кому), то тот ответил бы, что так устроено богом в момент сотворения мира, и что все, что ему следует знать, содержится в Писании. А если там чего-то нет, то значит Господь счел, что знать того не следует.
Мир средневекового человека неизменен, неподвижен, время в нем циклично (смена времен года). Перемены, если они происходят, вызваны поворотом колеса Фортуны: тот, кто сейчас наверху, окажется внизу. И наоборот, неудачнику может повезти, и его дела пойдут в гору.)
Как же от сознания средневекового человека произошел переход к сознанию Нового времени?
Есть соблазн сказать, что "передовые" мысли вначале посетили передовые умы (Бэкона, Вольтера, Руссо, Дидро, Монтескье, Локка, Гоббса). Затем они (умы) стали пропагандировать свои откровения. И постепенно они (откровения) овладели всеми прочими умами. 
Однако едва ли такое имело место. То есть они (великие умы), конечно же, пропагандировали свои откровения. Но беда в том, что и в XVI, и в XVII, и XVIII веках грамотность еще не столь широко распространилась. Да и тиражи книг оставались ничтожными (знаменитая «Энциклопедия, или толковый словарь наук, искусств и ремесел», изданная энциклопедистами (вторая половина XVIII века), вышла тиражом 4.250 экземпляров; правда, затем несколько раз переиздавалась). Так что неясно, как замечательные идеи замечательных мыслителей могли проникнуть в массы. А ведь меняются не только идеи, но и ценностные представления, мораль.
Проповедники (обращаясь к сравнительно широкой аудитории) подобные мысли не пропагандировали с амвона. Они все больше толковали о спасении души.  Видимо, механизм зарождения нового сознания в другом. В чем же?
 
*

Где-то с конца XI в. в Европе начинается рост городов, увеличивается их количество. Наряду со "старыми" городами на территории современной Италии (Рим, Венеция, Флоренция, Пиза, Генуя и др.) и римскими поселениями вне ее (Лютеция-Париж, Лондиниум-Лондон и др.) в центральной и западной Европе (Франция, Фландрия, Германия) возникают новые города. Предпосылкой тому — усовершенствования в аграрной сфере (освоение новых земель, переход с двуполья на трехпольную систему, использование тяжелого железного плуга и т.п., что вело к появлению излишков с/х продукции), возрастающая торговля и производственная активность. 
В городах нарождается новая социальная группа — III сословие (первые два — духовенство и феодалы). Новое сословие составляют ремесленники, купцы (торговые люди), банкиры и т.п. А также знатоки права, врачи, профессора возникающих университетов и другой образованный люд. 
Поначалу феодалы смотрят на зарождающиеся (развивающиеся) города, как на недоразумение. И порой пытаются упразднить их силой. Но горожане сопротивляются, требуют прав и статуса. И получают их.   
Рано или поздно феодалы принимаются строить дома в городах и перебираются туда из холодных замков на отшибе. III же сословие по мере роста торговли и производства само растет и богатеет. Отдельные его представители становятся богаче иных феодалов (извлекающих доходы лишь со своих крестьян). 
В Англии и Франции города (оплоты III сословия) станут опорой королевской власти в ее борьбе за объединение земель, что в конечном счете приведет к возникновению абсолютных монархий и национальных государств. Чего не произойдет в Германии и Италии.
Итак, развитие городов — следствие возросшей деловой активности. Говоря упрощенно, деревня дает продукцию сельского хозяйства (продовольствие, сырье), город же производит ремесленные изделия. Между городом и деревней идет активный обмен (торговля), вытесняющий натуральное хозяйство. 
Вместе с тем развивается и международная торговля. Центрами торговли с Ближним востоком (шелк, пряности, украшения) становятся города Италии. Брюгге (Фландрия) активно торгует шерстяными тканями, которые выделывают в Англии.

*

Но взглянем внимательней на особенности набирающего силу нового производства, идущего на замену натуральному.    
Производственная система, складывающаяся в Европе с конца XI в, именуется капиталистической. Чем она замечательна? Прежде всего — наличием частной собственности. Владелец того или иного дела в полной мере распоряжается средствами производства (и его результатами), они принадлежат ему. Он волен приобретать их, продавать, передавать по наследству. 
Разумеется, частная собственность существовала и в других обществах, — например, в античных (Греция, Рим). Существенно, что частная собственность в той или иной форме имелась и у древних германцев. А германские племена и составили основу населения Европы.
Далее капиталистическое производство — рыночное производство (на продажу). С его становлением связано и становление (вначале в зачаточной форме) финансовой системы и кредита. 
Особую роль приобретает право. Собственно в "неправовой" среде, в обстановке произвола капиталистическое производство невозможно. Уже средневековое европейское право стоит на защите частной собственности, способствуя исполнению договоров, разрешению (хозяйственных) споров, а также ограждая "предпринимателей" от вмешательства властей в их дела. 
Традиционное феодальное право, княжеский суд уже не отвечает запросам горожан. В городах возникают — наряду с институтами самоуправления (магистратами) — независимые судебные инстанции.
Уже в средневековом европейском праве (в известной степени) присутствует принцип равенства всех перед законом. С одной стороны, право закрепляет (и охраняет) "политическое" неравенство в обществе — привилегии и прочие права знати (но также привилегии и права других сословий, сообразно их статусу). С другой стороны, имущественные (хозяйственные) тяжбы рассматриваются в судах "невзирая на лица" — закон в равной степени применяется как к простому горожанину, так и к сеньору.
Наконец, для того, чтобы заниматься предпринимательской деятельностью, необходима (известная) свобода. Свобода открыть свое дело (производство или торговлю), распоряжаться имуществом и деньгами, заключать договоры, путешествовать. Особое значение приобретает также хотя бы некоторая свобода перемещения по социальной лестнице.   
Следует сказать, что частная собственность, право и свобода (пусть и относительная) существуют лишь в связке. Одно не нереально без другого. Как несвободный человек может располагать собственностью? Ведь тот, от кого человек зависит, в состоянии присвоить его имущество. Что такое частная собственность без права, защищающего ее?

*

Но не стоит обольщаться насчет средневекового европейского общества. Следует понимать, что оно чрезвычайно консервативно, склонно жестко регламентировать жизнь каждого — от крестьянина до суверена. В известном смысле, оно все еще остается архаическим, с общественным идеалом, помещенным в прошлое (старое, доброе время). И как во всяком архаическом обществе, новации воспринимаются там как отступление, нарушение правильного порядка вещей (то есть зло). 
Плюс к тому духовный диктат церкви, ее абсолютный авторитет. 
(Но оказывается, и здесь не все безнадежно. Так, церковь признавала свободу воли (человек волен совершать те или иные поступки; он же несет за них ответственность). 
Профессор теологии, доминиканец Фома Аквинский (1225-74) возглашал с кафедры в Сорбонне, что познавая божий мир, мы прославляем Господа нашего. Тем самым, так сказать, поощряя жизненную активность).
 
*

Кто же становился "предпринимателями"? В первую очередь, выходцы из деревни — вчерашние крестьяне (а таких, бежавших в города, много — воздух города делает свободным!). Но и горожане. Почти никогда представители знати. Порой духовные лица (производства существовали и при монастырях; так, бенедиктинцы настаивали и ныне любимый многими ликер Бенедиктин). 
Что же побуждало людей к подобного рода предприимчивости? Как и сегодня — стремление заработать, получить доход, извлечь прибыль, сколотить «капитал». Словом, преуспеть, обогатиться. (Сколько угодно презирайте и осуждайте такую человеческую наклонность, но возникновению великой европейской цивилизации мы обязаны в том числе и ей.)
 
*
 
По мере роста нового производства и вовлечения в него все большего числа людей (капиталистические отношения к XIX в. практически вытесняют все прочие), в их головах происходят изменения (смена ценностей). Не только на уровне сознания, но и, так сказать, на бессознательном уровне.
Расширение пространства свободы, возрастающая роль права теперь понимаются как благо. Что фиксируется не только в головах мыслителей, но и во всех прочих головах. Вдруг оказывается, что закон и свобода есть добро, а их отсутствие — зло. Что феодальные привилегии — пережиток, который следует отбросить. Что равенство перед законом — естественное состояние людей. И так далее.
Что (еще раз подчеркну) произрастает снизу, из (как говорится) самой жизни. Ведь производительная деятельность оказывает "всеобщее” воздействие. Она - дело, в которое так или иначе вовлечены все: одни как производители, другие — как потребители (если говорить предельно упрощенно).
Мы не в состоянии объяснить происшедшие в общественном сознании перемены иным способом, указать иные силы и “агенты влияния”, способные проделать работу по его радикальному изменению. Важно видеть, что двигателем (хотя и глубоко скрытым, неосознаваемым) выступает производительная деятельность (новое сознание возникает в процессе становления нового производства). Она являет собой динамическое начало. Производительная деятельность всегда убегает вперед. Почему? По простой причине: людьми движет стремление преуспеть, если угодно, обогатиться. (Капиталистическая система, как уже говорилось, оборачивает на благо общества "не самые лучшие" свойства человеческой натуры.)
И люди ищут пути к преуспеянию, пробуя различные подходы, “генерируя” новые идеи, привлекая новации. Так, если цеховой устав регламентирует правила производства сукна в черте города, то находятся такие, кто выносят производство в сельскую местность. А там они нанимают работниками крестьян (нередко прялка, ткацкий станок устанавливались в жилище крестьянина). И т.п. и т.д.

*

А почему в открытом обществе принцип свободы возводится в абсолют? 
Капиталистическое производство по своей сути отличается инновационным характером. С одной стороны, предлагаются все новые и новые товары, а с другой — идет поиск технологических новаций (вспомним, что средневековый ремесленник не имел права заниматься производством изделий, отличных от тех, какие делают его собратья по цеху). Отсюда "требование" свободы. Поиск новаций не следует ограничивать ничем (кроме закона), он ведется во всех мыслимых направлениях. Ведь никто не знает заранее, где лежит счастливая находка (на которой обогатится новатор, а в конечном счете выиграют все). 
При том "предпринимательская группа" открыта для всех — любой вправе открыть свое дело. (Только от его предпринимательского таланта и изобретательности зависит, преуспеет он, или нет. Таким образом, идет отбор лучших.)
“Экономическое” требование свободы затем распространяется на все общество и закрепляется в морали.
Представим, что некто (чиновник) присваивает себе право решать, чем нам следует заниматься, а чем не следует. Но что если, запрещая что-то, он тем самым закрывает перспективное направление, из которого могло родиться что-то важное, что двинуло бы нас вперед? (В сталинское время в СССР генетику и кибернетику объявили лженауками. Результат — отставание в высшей степени значимых областях научной деятельности).
 
*
 
Помните историю с "Шарли Эбдо"? Мусульманские террористы расстреляли редакцию юмористического журнала за то, что там публиковались карикатуры на пророка Мухаммеда. 
Помните многомиллионные демонстрации с участием глав европейских государств?  Но подавляющее большинство слухом не слыхивало (до случившегося) о "сомнительном" журнальчике с юмором на грани фола (черным, циничным), рассчитанным на тех немногих, кому он по нраву. 
(Вопрос: а почему он вообще существовал? Ответ: поскольку закон не нарушен, никто не вправе запретить издание, как никто не может указывать, что в нем следует публиковать. Та самая свобода, о которой здесь идет речь.) 
И вышедшая на улицы Франция не только скорбела по убитым, не только протестовала против совершенного преступления (но мало ли их совершается?), не только осуждала терроризм, но еще и отстаивала право на свободу — свободу делать и говорить то, что считаешь нужным. И никто не вправе никого ограничивать. Что глубоко укоренено в сознании европейца.
А кто же расстрелял редакцию? Выходцы из иного мира. Я бы сказал, из другого времени — из средних веков (даже не европейских). Они мыслят иначе. У них другое мировоззрение и другие ценности, в списке которых свобода не значится.

*

Принцип равенства перед законом (шире — требование права) также “выводится” из "производственной сферы". В условиях общественного разделения труда, производителям (малым, средним и крупным) необходимо иметь равные права. В противном случае товарно-денежная экономика не сможет функционировать. 
Пример “неработающей” экономики — советская. Основанная на машинном производстве (в чем она практически не отличалась от европейской, поскольку с нее и копировалась - имело место прямое заимствование технологий, приобретение комплектов машин и оборудования в индустриально продвинутых странах (Альберт Кан) — вместе с обучением руководящего персонала предприятий и рядовых работников), советская экономика на этапе ее создания функционировала довольно успешно. Однако затем остановилась. В чем причина? В том, что "производственные отношения" советского типа не отвечали наличным "производительным силам". Право, как регулятор отношений между хозяйствующими субъектами, в СССР попросту отсутствовало. Что его заменяло? В теории — диктат плана. На практике же — сложная система “неформальных” отношений между главками и предприятиями, поставщиками и потребителями и т.п. (возник целый класс людей, так называемых “толкачей”, кто выбивал, пробивал, добывал, клянчил и т.п.). Что вело к чудовищным перекосам — "сильные" главки и министерства забирали себе львиную долю ресурсов (материальных и людских), оставляя всем прочим крохи.
При отсутствии конкуренции неразрешимой оказалась и проблема качества продукции. К тому же прекратилось какое-либо развитие, так как отсутствовали: а) какие-либо мотивы к тому ("материальный интерес"), б) свободы.
Индустриальная экономика как большая целостная система настолько сложна, что «балансовый» метод и прямая директива в качестве способов управления развитием оказываются бессильными. Как бы централизованно управляемая индустриальная экономика с неизбежностью погружается в хаос «неформальных» отношений и неотвратимо впадает в застой.
Сегодня мы наблюдаем замедление роста китайской экономики. Действуя в рамках специфической "китайской" модели капитализма, в которой предполагается рынок и конкуренция, но с правом и свободами дела обстоят не ахти, — она подошла к своему пределу. Западная же "модель" (где наличествуют все необходимые "ингредиенты" — право + свободы) демонстрирует рост, и предела ему не видно.
 
*

Казалось бы, получив свободу для себя, “правящий класс” (верхушка) не станет распространять ее на все общество. И такие поползновения имели место. Но, в конечном счете, свободу получают все. В чем проступает понимание того, что капиталистическая система функционирует успешно только как открытая система. То есть каждый “наделен” свободой в равной степени (что и становится нормой, закрепляется в морали). Ведь никто не знает наперед, где произойдет очередной прорыв — возникнет плодотворная идея, и кто ее (в силу своих способностей) реализует.
Мало того, способной молодежи из малоимущих семей предоставляются льготы при поступлении в высшие учебные заведения, оказывается финансовая помощь. Что говорит, с одной стороны, о стремлении общества “подтянуть” малоимущих до уровня “имущих”, разорвать (порочный) круг бедности. А с другой, — о “заинтересованности” общества в том, чтобы талантливые молодые люди (неважно из какой среды) преуспели, самореализовались. Тогда выигрывают все.
Оказывается, “гуманистические” установки имеют “экономическую” подоплеку. Важно видеть, сколь тесно переплетены право, мораль, институты и производительная деятельность. Что последняя определяет и первое, и второе, и третье.
Маркс: "То, что они (люди — Н.П.) собой представляют, совпадает, следовательно, с их производством — совпадает как с тем, что они производят, так и с тем, как они производят". /Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 3. С. 19/

4

Как и Маркса, нас интересует содержательная история — то есть история трансформации общественного устройства, история перехода человеческого сообщества из одного состояния в другое. В ней (истории), скажем так, наблюдается пульсация. Так, в европейской истории мы говорим о феодализме и Новом времени, как о неодинаковых эпохах. Чем же обусловлены трансформации?
 
*
 
Маркс исследует взаимодействие таких понятий, как производительные силы (то есть средства производства и люди, обладающие производственными навыками и приводящие их — средства — в действие) и производственные отношения, то есть отношения между людьми, складывающиеся в процессе производства и движения продукта от производства до потребления. 
Следует понимать, что производственные отношения — весьма "объемлющее" понятие (в "Немецкой идеологии" принят термин "форма общения"), они включают в себя как бытующие отношения собственности, так и отвечающее им общественное устройство. То есть они (отношения) закреплены, зафиксированы в общественных, государственных институтах, самом устройстве социума. 
Производительные силы подвижны, динамичны, неустанно развиваются. Они убегают вперед, вступая в противоречие с имеющимся (сложившимся) общественным устройством (то есть производственными отношениями).
Так, говоря о зарождающемся капиталистическом производстве и появлении III сословия в еще феодальной Европе, мы отмечаем, что раздробленность, пестрота законов (отсутствие законодательного единообразия) мешала хозяйственной деятельности, препятствовала формированию национального рынка. Феодалы чинили препятствия деятельности купцов и производителей товаров, взимая каждый свои особые пошлины за проезд (провоз товара) по их земле и попросту творя всяческий произвол (что с возу упало, то пропало). 
Здесь суверен (монарх) и III сословие выступают заодно — так как и тот и другие заинтересованы в ограничении власти феодалов (их обуздании), усилении центральной (королевской) власти, в установлении единообразных законов и т.п. Что создавало благоприятные условия для хозяйственной деятельности, и, в конечном счете, вело к образованию национальных государств.
Однако наступает момент, когда интересы нового класса (представляющего собой теперь уже доминирующую экономическую силу) вступают в противоречие с интересами монархий (к тому времени абсолютистскими). Ведь средний класс и монарх лишь попутчики (и остаются таковыми до той поры, пока их интересы совпадают). Что, в свою очередь, есть отражение более глубокого конфликта, а именно — между новыми производительными силами и отжившей свой век "формой общения" (абсолютистская монархия).
Теперь уже III сословие (буржуазия) не только претендует на власть, но требует изменения самой ее природы (буржуазная республика), вообще, переустройства общества на новых основаниях — тех, что вызрели в недрах старого общества, наряду с новой экономикой и новым сознанием. Причем таких (основаниях), при которых производительные силы получают простор для дальнейшего развития. Иначе говоря, наступает эпоха глубоких крупномасштабных перемен (революций). 
Новый уклад неотвратимо берет верх, ведь на его стороне (грубо говоря) мощь новой экономики. Но и не только. На его стороне также новое общественное сознание. Большинством (хотя и не всеми) перемены понимаются как благо. Прежние же порядки и старые социальные институты теперь воспринимаются как тормоз, как нечто отжившее, как зло, наконец.
Однако какое-то время два уклада — уходящий и новый - существуют параллельно (они сосуществуют). И старое не спешит уступать место новому. Ведь прежний уклад отнюдь не философская абстракция, он воплощен в реальных институтах, которые поддерживаются деятельностью не менее реальных людей, в своем большинстве настроенных консервативно. Выступая носителями специфического сознания, многие из них обладают известными властными и имущественными привилегиями, расстаться с которыми они не готовы.
Феодалы вовсе не проявляли готовности расстаться с привилегиями, которые им давало их положение. Короли не хотели выпускать из своих рук государственный кошелек (казну); напротив они стремились распоряжаться им по своему усмотрению. Но когда пополнять его стало по преимуществу III сословие, то оно потребовало себе права участвовать в принятии государственных решений — в частности тех, что касаются бюджета. Кончилось же тем, что политическая власть практически полностью перешла к парламенту (выборному институту) и формируемому им правительству (Англия). Монархия же где-то сошла со сцены (Франция), где-то (Англия, Голландия, Швеция) сохранила декоративные функции, утратив возможность реально влиять на принятие решений.
 
*
 
Здесь просматривается на диво простая логика. Речь идет об адекватности, соответствии общественного устройства производительным силам. В “успешно функционирующем” обществе то, что Маркс называет производительными силами, находится “в гармонии” с общественными отношениями, бытующими в нем (то есть общественным устройством). Но вследствие того, что первые динамичны (убегают вперед), вторые же, напротив, консервативны, соответствие нарушается.
Несоответствие ведет к противоречию (конфликту), которое разрешается через переустройство общественных отношений. Адекватность восстанавливается иной раз посредством революции — адептам нового уклада приходится прибегать к насилию, чтобы сломить сопротивление тех, кто держится за отжившее. Ведь, как уже говорилось, речь идет о чьих-то интересах, привилегиях. А люди не склонных уступать их без боя.
Однако неизбежности революционного слома нет. Во многих случаях переход к новому укладу (восстановление адекватности) происходил без насилия, без кровавых эксцессов, — скажем, в скандинавских странах. Здесь многое зависит от местных условий, соотношения сил сторон, личностных качеств участников, наконец.
Однако ни насилие, ни революция сами по себе ничего не порождают. "Насилие, — говаривал Маркс, — повивальная бабка истории". Оно лишь помогает выйти на свет тому, что уже возникло в чреве старого общества. Революция — последний акт драмы. 
Но послушаем самого Маркса:
"На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями ... внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции". \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 13. С. 7\

*

Заметим, что Маркс сосредоточивает свое внимание на Европе. Ведь именно в Европе происходят процессы, которые, в конечном счете, приведут к тому, что мы называем Новым временем (тогда как остальной мир остается в "старом"). Лишь в Европе возникнет феномен науки и совершится переход к крупному машинному производству (промышленная революция). Лишь там возникнет такая форма общественного устройства, как демократическая республика. Лишь там зародится и утвердится новое сознание (в противовес традиционному, архаическому). Словом, именно в Европе произойдет цивилизационный прорыв, который выведет человечество из мОрока архаики на дорогу развития и прогресса.
Исследуя европейский феномен, Маркс вскроет "механику" движения человеческого социума, отдав производительным силам ведущую роль в драме. Пребывая в непрестанном движении, преобразуя себя, производительные силы одновременно изменяют как структуру социума (общественное устройство), так и его сознание. Их неостановимое движение ведет к слому прежнего порядка и установлению нового.

5

Ведя разговор об историко-философских взглядах Маркса, мы обошлись без таких слов (и словосочетаний) как “классы”, “пролетарская революция”, “диктатура пролетариата” и т.п. А ведь в представлении многих “учение” о пролетарской революции и классах и есть марксизм, а лозунг “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!” — концентрированное его выражение.
Возьму на себя смелость утверждать, что марксизм есть нечто иное (содержание чего мы и пытаемся здесь выяснить). Мало того, углубленное знакомство с работами Маркса привело автора настоящих строк к мысли (по всякой мерке крамольной), что так называемая “теория пролетарской революции” находится в противоречии с историко-философскими воззрениями Маркса. Что одно вовсе не вытекает из другого.
 
*

В XXI веке уже как-то неловко говорить о пролетарской революции. Пролетарские революции не состоялись ни в XIX, ни в XX веке (и уже не произойдут, поскольку социальная группа, именуемая пролетариатом (фабричные и заводские рабочие), сокращаясь в численности, сходит со сцены).
Октябрьский переворот (1917 года), совершенный большевиками, невозможно квалифицировать как пролетарскую революцию уже потому, что численность пролетариата в России того времени ничтожна мала (к тому же “тогдашние” рабочие — вчерашние крестьяне; которые лишь недавно переселились в город, где трудились на заводе или фабрике). Пролетариат не представлял собой той силы, на которую большевики опирались. В октябре 1917 года большевиков поддерживали (в основном) воинские части, которые им удалось склонить на свою сторону (петроградский гарнизон, военморы, латышские стрелки).
Бурные XIX век и первая половина XX, при множественности “рабочих” выступлений, так что в иные моменты казалось, что в некоторых из европейских стран возможен приход к власти “левых революционеров” (Парижская коммуна (1871) - революционное правительство в Париже, продержавшееся 72 дня; события в Германии в 1918 - 1919 годах (Бременская советская республика); послевоенная Европа (Греция, Италия, Франция), где во многом тон задавали коммунисты), заканчиваются ничем.
У нынешних же левых немного общего с левыми “революционной” эпохи (в том числе и по социальному составу). К тому же у них другие цели и задачи. Не станем их здесь обсуждать, чтобы не уйти в сторону от предмета. А предмет наш — “революционные воззрения” основоположников марксизма.
Знакомство с ними естественно начать с программного документа — Манифеста Коммунистической партии. Составлен он молодыми Марксом и Энгельсом в 1848 году (Марксу в то время 30 лет, Энгельсу — 28) по поручению Союза коммунистов — организации, базировавшейся в Лондоне. В Манифесте сформулированы теоретические положения “учения” и поставлены задачи коммунистического (рабочего) движения — словом, имеется все, что нам нужно.
В вводной части авторы “исполняют” хвалебный гимн капитализму (иначе не скажешь), прославляя его созидательную мощь:
“Буржуазия менее чем за сто лет своего классового господства создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения, вместе взятые. Покорение сил природы, машинное производство, применение химии в промышленности и земледелии, пароходство, железные дороги, электрический телеграф, освоение для земледелия целых частей света, приспособление рек для судоходства, целые, словно вызванные из-под земли, массы населения, – какое из прежних столетий могло подозревать, что такие производительные силы дремлют в недрах общественного труда!” \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 4. С. 429\
Далее речь идет о пролетариях (а капитал действительно превращает большинство самодеятельного населения в наемных работников). Выдвигается тезис об их обнищании:
“Наоборот, современный рабочий с прогрессом промышленности не поднимается, а все более опускается ниже условий существования своего собственного класса. Рабочий становится паупером, и пауперизм растет еще быстрее, чем население и богатство. Это ясно показывает, что буржуазия неспособна оставаться долее господствующим классом общества и навязывать всему обществу условия существования своего класса в качестве регулирующего закона. Она неспособна господствовать, потому что неспособна обеспечить своему рабу даже рабского уровня существования, потому что вынуждена дать ему опуститься до такого положения, когда она сама должна его кормить, вместо того чтобы кормиться за его счет. Общество не может более жить под ее властью, т. е. ее жизнь несовместима более с обществом.” \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 4. С. 435\
Затем авторы указывают “фундаментальное” противоречие, которое и приведет к упразднению капиталистической системы:
“Современное буржуазное общество, с его буржуазными отношениями производства и обмена, буржуазными отношениями собственности, создавшее как бы по волшебству столь могущественные средства производства и обмена, походит на волшебника, который не в состоянии более справиться с подземными силами, вызванными его заклинаниями. Вот уже несколько десятилетий история промышленности и торговли представляет собой лишь историю возмущения современных производительных сил против современных производственных отношений, против тех отношений собственности, которые являются условием существования буржуазии и ее господства. Достаточно указать на торговые кризисы, которые, возвращаясь периодически, все более и более грозно ставят под вопрос существование всего буржуазного общества. Во время торговых кризисов каждый раз уничтожается значительная часть не только изготовленных продуктов, но даже созданных уже производительных сил. Во время кризисов разражается общественная эпидемия, которая всем предшествующим эпохам показалась бы нелепостью, – эпидемия перепроизводства. Общество оказывается вдруг отброшенным назад к состоянию внезапно наступившего варварства, как будто голод, всеобщая опустошительная война лишили его всех жизненных средств; кажется, что промышленность, торговля уничтожены, – и почему? Потому, что общество обладает слишком большой цивилизацией, имеет слишком много жизненных средств, располагает слишком большой промышленностью и торговлей. Производительные силы, находящиеся в его распоряжении, не служат более развитию буржуазных отношений собственности; напротив, они стали непомерно велики для этих отношений, буржуазные отношения задерживают их развитие; и когда производительные силы начинают преодолевать эти преграды, они приводят в расстройство все буржуазное общество, ставят под угрозу существование буржуазной собственности. Буржуазные отношения стали слишком узкими, чтобы вместить созданное ими богатство.” \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 4. С. 429 - 430\
И, наконец, сообщается о судьбоносной миссии пролетариата:
“Оружие, которым буржуазия ниспровергла феодализм (имеются в виду новые производительные силы – Н.П.), направляется теперь против самой буржуазии.
Но буржуазия не только выковала оружие, несущее ей смерть; она породила и людей, которые направят против нее это оружие, – современных рабочих, пролетариев”. \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 4. С. 430\
Движение же рабочих возглавляют коммунисты. Цель движения — завоевание политической власти и уничтожение частной собственности (поскольку в ней корень зла), что в свою очередь приведет к возникновению общества, свободного от классовых антагонизмов и эксплуатации человека человеком.
“Ближайшая цель коммунистов та же, что и всех остальных пролетарских партий: формирование пролетариата в класс, ниспровержение господства буржуазии, завоевание пролетариатом политической власти”. \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 4. С. 437 - 438\
“Отличительной чертой коммунизма является не отмена собственности вообще, а отмена буржуазной собственности. Но современная буржуазная частная собственность есть последнее и самое полное выражение такого производства и присвоения продуктов, которое держится на классовых антагонизмах, на эксплуатации одних другими. В этом смысле коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности”. \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 4. С. 438\

*

На первый взгляд, вполне логичная концепция (система взглядов). Однако при внимательном рассмотрении в ней обнаруживается множество неувязок и противоречий – причем двоякого рода. С одной стороны, целый ряд ее положений расходится с реальностью. Тогда как другие противоречат марксистскому же взгляду на исторический процесс.
Итак, по мысли авторов, кризисы перепроизводства указывают на “возмущение современных производительных сил против современных производственных отношений". “Производительные силы … не служат более развитию буржуазных отношений собственности; напротив, они стали непомерно велики для этих отношений, буржуазные отношения задерживают их развитие”.
Налицо попытка “подвести” процессы, имевшие место в первой половине XIX века, под “марксистскую схему”: производительные силы, в своем развитии, перерастают бытующие общественные отношения (им становится в них тесно). Отсюда неизбежность революционного изменения последних.
Однако не совсем понятно, при чем здесь “буржуазные отношения”, и как они сдерживают развитие производительных сил. Дело скорее в самих производительных силах, или верней в производителях.
Одна из возможных причин кризисов — в накоплении ошибок инвестирования. Неверно оценив конъюнктуру рынка, платежеспособный спрос и т.п., продуценты производят избыточные (относительно платежеспособного спроса) количества товаров, тем самым порождая немалые осложнения как для себя, так и для общества. Существующие же “производственные отношения” (буржуазная республика, ее институты) не чинят им препятствий.
[Капиталисты (вернее специалисты, которых они привлекают) научились неплохо прогнозировать суммарный спрос на тот или иной товар. Другое дело, что ни один из них не в состоянии предвидеть, как именно поведут себя конкуренты. В результате они все вместе регулярно оказываются в ситуации катастрофического перепроизводства.]

Мы знаем, что кризисы имманентно присущи рыночной (стихийной, “неплановой”) экономике (плановая же, как показал опыт СССР, нежизнеспособна).
Рыночная экономика, где капитал подвижен, где он свободно перетекает, заполняя ниши и т.п. — в условиях конкуренции, — “обречена” на цикличность. (Вообще спады и подъемы (цикличность) свойственны динамическим, развивающимся системам.)
Особой “разрушительной силой” кризисы отличались в “эпоху” становления капитализма (болезнь роста). После Великой депрессии 30-х годов прошлого столетия их магнитуда в значительной степени снизилась (во многом благодаря экономической и монетарной политике правительств развитых стран). Они уже не потрясают мировое производство в той степени, как то случалось раньше (а лишь потряхивают его).
Заметим, что в “Капитале” Маркс уже иначе смотрит на феномен кризисов.

*

Неверен и тезис об обнищании рабочего класса. Сами авторы Манифеста имели возможность наблюдать, как по мере роста и упрочения капиталистической системы, растет уровень благосостояния трудящихся. Уровень жизни наемных работников в наши дни выше уровня иных буржуа во времена Маркса.
Здесь следует понимать, что при капиталистическом производстве прибыль извлекается в процессе производства-потребления. Поэтому “буржуазия” - в лице государства - “вынуждена” заботиться не только о рентабельности предприятий, которыми она владеет, но и о платежеспособном национальном спросе, ведь наемные работники — основные покупатели производимых предметов потребления (вспомните лозунг Г.Форда — «автомобиль для всех»).
В силу безостановочного технологического прогресса капитализм быстро развивает крупное машинное производство. Неостановимо растет производительность труда и продуктивность производств. Каждые несколько десятков лет ВВП в расчете на душу населения увеличивается в разы. Быстрый рост валового внутреннего продукта означает ощутимый рост уровня благосостояния трудящихся.
Т.е. рост благосостояния “народных масс” заложен “в модели” общества (внутренне ей присущ), экономика которого основана на капиталистических отношениях.
Другой разговор, какие социальные механизмы и силы препятствуют снижению доли наемных работников в ВВП и даже способствуют ее повышению - организованная классовая борьба, неуклонный рост квалификации работников, наконец, осознание капиталистами своей социальной роли…
(Как владелец производства, “буржуа” стремится, с одной стороны, (дабы минимизировать издержки) выжать из работников максимум, с другой — платить им за их труд как можно меньше. В том и состоит его частный интерес.
Однако его классовый (корпоративный) интерес — в поддержании платежеспособного национального рынка. Поэтому тот же буржуа в качестве депутата парламента проголосует (скрепя сердце) за 8-часовой рабочий день и повышение ставки минимальной оплаты и т.п.)
Но так или иначе, коренная предпосылка здесь — технологический прогресс, который при капитализме идет несравненно быстрее, чем в предшествующие эпохи. Именно быстрый технологический прогресс делает возможным повышение реальных доходов трудящихся. (А повышение требований к квалификации наемных работников делает рост их благосостояния необходимым). (Вопросы о цикличности капиталистического производства, а также о росте доходов наемных работников обсуждались с экономистом В.Павловым, кого автор благодарит за ценные замечания и предложения по улучшению текста.)
И уж совсем нелепо утверждать, что появление СССР — страны, где власть якобы принадлежала рабочим и крестьянам — заставило правительства (элиты) капиталистических стран уступить требованиям трудящихся и пойти на улучшение условий их существования (дабы предотвратить там социалистические революции). Все то же имело бы место и в отсутствие СССР. Кстати, благосостояние трудящихся в СССР никогда не приближалось к уровню передовых капиталистических стран…

*

Однако изъяны в рассуждениях авторов Манифеста вышесказанным не исчерпываются. Перейдем теперь к “внутренним” противоречиям концепции.
Согласно марксистской теории, зародившиеся в недрах прежней формации новые производительные силы обусловливают ее слом, упразднение, так как “старые” (прежние) производственные отношения, ей свойственные, препятствуют их развитию. Классический пример — переход от феодализма к Новому времени:
“средства производства и обмена, на основе которых сложилась буржуазия, были созданы в феодальном обществе. На известной ступени развития этих средств производства и обмена отношения, в которых происходили производство и обмен феодального общества, феодальная организация земледелия и промышленности, одним словом, феодальные отношения собственности, уже перестали соответствовать развившимся производительным силам. Они тормозили производство, вместо того чтобы его развивать. Они превратились в его оковы. Их необходимо было разбить, и они были разбиты.
Место их заняла свободная конкуренция, с соответствующим ей общественным и политическим строем, с экономическим и политическим господством класса буржуазии”. \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 4. С. 429\
Но можно ли утверждать, что производительные силы середины XIX века (те, что застали авторы Манифеста) качественно отличались от производительных сил века XVIII, то есть от тех, какие привели к слому феодальных отношений? Разумеется, они выросли в масштабах, то есть количественно. Но качественно оставались теми же. Даже электричество и двигатель внутреннего сгорания принципиально не изменят ситуации. Схема (способ производства) оставалась прежней: машина (станок) и приставленный к ней человек. Положение станет меняться лишь в конце XX века с появлением электроники, цифровых технологий и точной механики, когда речь пойдет об автоматизации производственных процессов.
Выходит, авторы пытаются выдать “старые” производительные силы за “новые”. Что они собственно и не скрывают:
“Оружие, которым буржуазия ниспровергла феодализм (новые производительные силы — Н.П.), направляется теперь против самой буржуазии”. \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 4. С. 430\
Но если “новые” производительные силы еще не развились, то неправомерно говорить и о смене формации, то есть о сломе старых (буржуазных) отношений и приходе новых — коммунистических.
Через 10 лет после выхода Манифеста Маркс скажет:
"ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые, более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества”. \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 13. С. 7\
Ясно, что утверждения, содержащиеся в Манифесте, противоречат фундаментальным положениям марксистской теории. Приходится признать, что авторам Манифеста изменила логика. Подобно тому, как школьник подгоняет ответ под решение задачки, они позволяют себе подгонять реальность под дорогую сердцу теорию.
 
*

Но возникновению и становлению новых производительных сил сопутствует и всеобщее распространение и утверждение нового сознания, новых ценностей. Так, лозунги Французской революции — “свобода, равенство, братство” — оповестили мир о том, что архаическое, средневековое сознание — феномен прошлого, что на смену ему пришло демократическое сознание.
Но кто же носитель нового коммунистического сознания? Пролетарии? Слов нет, своими решительными действиями они доказали, что способны на протест, на отстаивание своих прав и т.п. Но не более того. Где то новое, позитивное, “созидательное” сознание? Вместо него налицо лишь отрицание, протест, а в иных случаях и готовность разрушать.
Еще раз. Согласно марксистской теории новое сознание, равно как и новые производительные силы вызревают в недрах старого общества. В момент же революции они лишь выходят в наш мир — плод созревает во чреве, а созрев, рождается на свет божий. Поэтому-то Маркс и называл революцию повивальной бабкой истории. То есть новый строй жизни зарождается внутри прежней формации, и к моменту революции уже существует в готовом виде. Он включает в себя как новые производительные силы (новый способ производства) и новое сознание, так и новые институты, которые нередко существуют наряду со старыми. Так, парламент в Англии (возникнув в XIII веке) существует наряду с поначалу сильной королевской властью. По мере усиления роли буржуазии, он приобретает (присваивает себе) все больше полномочий, что ведет к нарастанию конфликта с властью суверена.
Конфликт затем разрешается в ходе революции (английская гражданская война, 1640-60). Она знаменует переход от абсолютной монархии к конституционной. При том исполнительная власть оказывается в руках кабинета Его величества, возглавляемого премьер-министром (первым лордом казначейства), хотя формально главой остается монарх.
В революционную эпоху новое сознание витает в воздухе, растворено в нем. Одержала бы «армия нового образца» под командованием Кромвеля победу в сражении при Нэйзби без поддержки людей, убежденных, что власть короля следует ограничить, что ведущую роль в управлении страной нужно передать парламенту и что каждому необходимо гарантировать защиту его прав?
Смена формаций есть смена форм сознания. Социальные же институты — лишь экстериоризация нового сознания. Оно (новое сознание) и есть, в конечном счете, главное приобретение.
«общественная история людей есть всегда лишь история их индивидуального развития, сознают ли они это или нет» \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 46. Ч. I. С. 486\

*

Нельзя сказать, что в середине XIX века коммунистическая идеология становится доминирующей в рабочей среде. Она существует наряду с другими идеологическими веяниями, (не всегда успешно) конкурируя с ними, разделяемая и поддерживаемая, в основном, энтузиастами (чтобы не сказать фанатиками). Мало того, складывается впечатление, что “истинное” коммунистическое сознание существует (“квартирует”) лишь в головах Маркса и Энгельса. Только им дано понимание исторического момента, вИдение целей и задач движения и т.п. Они то и дело “отчитывают” “рабочих лидеров”, наставляют их на путь истинный (“Критика Готской программы”). Тогда как те то впадают в “лассальянство”, то слишком уж сосредоточиваются на требованиях экономического и социального характера.

*

И все же как Маркс и Энгельс “разрешают” дилемму нового сознания? В их совместной работе 1846 года читаем: 
“как для массового порождения этого коммунистического сознания, так и для достижения самой цели необходимо массовое изменение людей, которое возможно только в практическом движении, в революции; следовательно революция необходима не только потому, что никаким иным способом невозможно свергнуть господствующий класс, но и потому, что свергающий класс только в революции может сбросить с себя всю старую мерзость и стать способным создать новую основу общества”. \Маркс К., Энгельс. Ф. Сочинения. Т. 3. С. 70\
Здесь признание того, что “свергающий класс” еще “не готов”, ему только предстоит “сбросить с себя ... старую мерзость и стать способным создать новую основу общества”. Трудно не согласиться, ведь именно в рабочей среде пышно цвели пороки — пьянство, проституция, уголовщина и т.п. (о чем красноречиво свидетельствует литература того времени — Диккенс, Золя).
Итак, порождение (возникновение) коммунистического сознания произойдет в ходе революции. Однако трудно поверить, что люди, практикуя массовое насилие (а революция есть массовое насилие), преобразятся духовно, сбросят “с себя ... старую мерзость” и т.п. Скорей наоборот.
В Манифесте же вопрос о новом сознании не обсуждается. Не очень много говорится и о том, что представляет собой коммунистическое общество, которое придет на смену капиталистическому. Здесь авторы прибегают к образному языку (подобно магическим заклинаниям), видимо, призванному затушевать смысл:
“На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех”. \Маркс К., Энгельс. Ф. Сочинения. Т. 4. С. 447\
Позже в работе “Критика Готской программы” (1875) (где содержится критика программы социал-демократической партии Германии) Маркс внесет некоторую ясность в вопрос:
«Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата». \Маркс К., Энгельс. Ф. Сочинения. Т. 19. С. 27\
И там же:
“Мы имеем здесь дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а, напротив, с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло”. \Там же. С. 18\
Здесь опять признание того, что новое сознание еще не возникло, а если и возникло, то не вполне. В таком обществе, “которое только что выходит ... из капиталистического”, потребление остается неравным. Каждый его трудоспособный член участвует в трудовой деятельности и “получает от общества квитанцию в том, что им доставлено такое-то количество труда (за вычетом его труда в пользу общественных фондов), и по этой квитанции он получает из общественных запасов такое количество предметов потребления, на которое затрачено столько же труда. То же самое количество труда, которое он дал обществу в одной форме, он получает обратно в другой форме”. \Там же. С. 18\
“Но один человек физически или умственно превосходит другого и, стало быть, доставляет за то же время большее количество труда или же способен работать дольше” \Там же. С. 19\
“Далее: один рабочий женат, другой нет, у одного больше детей, у другого меньше, и так далее. При равном труде и, следовательно, при равном участии в общественном потребительном фонде один получит на самом деле больше, чем другой, окажется богаче другого и тому подобное. Чтобы избежать всего этого, право, вместо того чтобы быть равным, должно бы быть неравным”. \Там же. С. 19\
Поэтому делается вывод: “равное право здесь по принципу все еще является правом буржуазным”. Что свойственно, однако, лишь еще “несовершенному” коммунистическому обществу.
Позже (1875) Маркс скажет: “эти недостатки неизбежны в первой фазе коммунистического общества, в том его виде, как оно выходит после долгих мук родов из капиталистического общества. Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества.
На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!” \Маркс К., Энгельс. Ф. Сочинения. Т. 19. С. 20\
Но (как следует из сказанного) на первой стадии (пока “источники общественного богатства” не полились “полным потоком”) необходим контроль за мерой труда и потребления. Кто же занимается контролем? Очевидно те, кому такой контроль поручен. Либо же те, кто присвоил себе функции контроля.
Но не следует забывать, что мы имеем дело с социумом, который “во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества”. То есть мы еще имеем дело с людьми, которые подвержены соблазнам и не вполне освободились от унаследованных пороков. А значит, велика опасность, что те, кто учитывает труд и распределяет ресурсы (лидеры, управленцы, бюрократия), получат контроль над всеми остальными. Что в их руках окажется огромная власть. И здесь, боюсь, уже впору говорить не о “буржуазном праве”, а об отсутствии какого-либо права (то есть о диктате).
Мне возразят, что трудящиеся “отзовут” (сместят) таких вождей и управленцев, не позволят им властвовать бесконтрольно. Но не следует забывать о том, что только что совершилась революция, то есть произошел насильственный захват власти. В ее ходе, чтобы сломить сопротивление буржуазии, пришлось создать вооруженные отряды — армию восставших. Совсем не исключено, что ее (армии) командиры, вступив в соглашение с управленцами (или став ими), теперь направят штыки против “недовольных”. Нет нужды говорить, что лидерами и вождями победившего пролетариата станут лидеры и вожди коммунистической партии, так как (согласно Манифесту) именно она (партия) возглавит движение рабочих масс.
Далее, как мы уяснили из чтения Манифеста, все зло — в частной собственности. С ее уничтожением “чары падут” и восторжествует добро. Из сумрачного мира капитализма человечество попадает в светлое царство социализма. Теперь рост средств производства (фабрики, заводы и т.п.), перешедших в руки пролетариата, ничем не ограничен, так как устранены мешавшие их развитию “буржуазные” производственные отношения. Производство расцветает. Наступает эра всеобщего благоденствия.
Однако, боюсь, более вероятен другой ход событий. Бизнес, деловая активность во многом основаны на доверии, в том числе и “личном” (“трест” от английского trust - доверие). Но коль скоро прежние собственники отстранены от управления, доверие рушится, связи разрываются. Прежние управленцы (всех уровней) уволены, а новых еще нет. Их только предстоит подготовить. С разрушением старой системы отношений, разрушаются и сами производительные силы (вспомним, что они объединяют как средства производства, так и людей, обладающих необходимыми навыками, приводящих их (средства производства) в действие). Как следствие воцаряется хаос. Общественное производство (а вместе с ним и само общество) стремительно деградирует.
Но к счастью, ничего подобного не случилось. Коммунистические революции не состоялись ни в Европе, ни где-либо еще. Они и не могли состояться. Промышленно развитые страны, пережив бурное время становления капиталистической системы (XIX век), в XX веке (во всяком случае во второй его половине) вступили в пору стабильного роста. Что (если угодно) подтверждает справедливость марксистского тезиса о том, что "ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора”.
“Социалистические” же “революции” в неразвитых странах (к “победе” которых так или иначе причастен СССР), приведшие к возникновению так называемых “марксистских” режимов, как вы, надеюсь, теперь понимаете, ни к Марксу, ни к его революционной теории отношения не имели. Социальные эксперименты подобного рода, обычно сопровождавшиеся мобилизационной индустриализацией, принеся неисчислимые бедствия народам, провалились — все до единого. Они и не могли не провалиться, так как современная экономика способна развиваться только в условиях свободы и главенства закона (того самого “буржуазного” права).

*

В том, что теория пролетарских революций несостоятельна, сомнений нет — ее ошибочность доказана самой исторической практикой. Удивляет другое. Именно то, что Маркс и Энгельс не усмотрели содержащихся в ней противоречий (хотя в чем, в чем, а в способности логически мыслить им не откажешь). Напротив, с неистощимыми энергией и настойчивостью они пытались выдать желаемое за действительное, натянуть реальность на дорогую сердцу конструкцию, объявив эпоху становления капитализма кануном коммунистической революции.
Чем такое объясняется? Отчасти, видимо, нетерпением молодости. Острым желанием присутствовать при свершении замыслов. Но, вне сомнения, ими двигало также и сочувствие к тем, кто находился в самом низу социальной пирамиды (чувство достойное и делает честь каждому).
Государству (какое застали Маркс и Энгельс) еще только предстояло одолеть путь длиною в полтора столетия, чтобы стать “социальным” (каким мы его знаем теперь).
Стоит напомнить о применении детского труда на фабриках и в работных домах (Англия, конец XVIII — начало XIX века). Последние являли собой, по сути, трудовые колонии, где малолетние работники трудились по 14-18 часов (или же до изнеможения), получая за свой труд лишь скудное питание и какую-то одежду. (О чем поведает Роберт Оуэн, выступая в парламенте в 1816 году.)
Другая причина — в некоей двойственности их взглядов. Двойственность связана не только с “неразработанностью” теории (если говорить о времени, когда составлялся Манифест). А еще и с тем, что параллельно существует, условно говоря, “другая постановка вопроса” (о ней позже). Причем, два “понимания” (парадоксальным образом) сосуществуют, не мешая друг другу (и даже взаимодействуя, как в музыкальной фуге взаимодействуют голоса). Так, в предисловии к изданию Манифеста 1872 года его авторы заявляют: “«Манифест» является историческим документом, изменять который мы уже не считаем себя вправе.” “Как ни сильно изменились условия за последние двадцать пять лет, однако развитые в этом «Манифесте» общие основные положения остаются в целом совершенно правильными и в настоящее время.” \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 18. С. 89\
С другой стороны, в “Немецкой идеологии” (1846, до выхода Манифеста — два года) встречается такое рассуждение:
"развитие производительных сил … является абсолютно необходимой практической предпосылкой (коммунистической революции — Н.П.) еще и потому, что без него имеет место лишь всеобщее распространение бедности; а при крайней нужде должна была бы снова начаться и борьба за необходимые предметы и, значит, должна была бы воскреснуть вся старая мерзость". \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 3. С. 33\
Звучит как предупреждение, предостережение от “поспешных” действий. Переход к бесклассовому обществу возможен лишь тогда, когда общественное производство достигнет высочайшего уровня. В противном случае, затея обречена на провал — ничего кроме “всеобщего распространения бедности” и “воскрешения старой мерзости” ожидать не приходится.
Вспомним, что в понимании Маркса и Энгельса исторический процесс имеет объективный характер (то есть он не зависит от воли его участников). И хотя история “осуществляется” через деятельность людей, сама их деятельность присутствует в ней, так сказать, “в снятом виде”. Всякая же попытка “навязать” истории свою волю с неизбежностью оборачивается для нас поражением.
В 1885 году Энгельс заметит (письмо к Вере Засулич):
"Люди, хвалившиеся тем, что сделали революцию, всегда убеждались на другой день, что они не знали, что делали, — что сделанная революция совсем не похожа на ту, которую они хотели сделать. Это то, что Гегель называл иронией истории, той иронией, которой избежали немногие исторические деятели". \К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Т. 36. С. 263\

7

В “Экономических рукописях 1857-1859 годов” (часть которых представляет собой подготовительные материалы к “Капиталу”) Маркс вновь и вновь возвращается к мысли о том, что модернизируя, совершенствуя производство, капитализм подрывает основы собственного существования, приближая свой конец. То есть, что использование “науки” и “естествознания” в производстве, в конечном счете, приведет к отмене частной собственности и уходу капиталистической формации с исторической сцены.
"современные условия производства выступают как устраняющие самих себя, а потому — как такие условия производства, которые полагают исторические предпосылки для нового общественного строя”. \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 46. Ч. I. С. 449\
Речь идет об условиях, при которых во главу угла ставится «научный труд и технологичное применение естествознания, по отношению к которым физический труд постепенно исчезает, как определяющий принцип производства. Капитал, таким образом, работает над разложением самого себя, как формы, господствующей над производством». \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 46. Ч. II. С. 208\
“Производительные силы и общественные отношения — и те и другие являются различными сторонами развития общественного индивида — представляются капиталу лишь средством и служат ему лишь средством для того, чтобы производить на своей ограниченной основе. Но в действительности они представляют собой материальные условия для того, чтобы взорвать эту основу”. \Маркс К., Энгельс. Ф. Сочинения. Т. 46. Ч. II. С. 214\
Утверждения, на первый взгляд, парадоксальные. Совершенствование, развитие производства вместо укрепления капиталистической системы ведет к подрыву ее основ и в конечном счете к устранению. Обратите внимание, здесь уже не идет речи о пролетариате (как могильщике буржуазного общества). Центр тяжести перенесен на процессы, исключительно связанные с производством. (Разительный контраст с тем, что Маркс и Энгельс проповедовали в Манифесте).
Но все становится на свои места, если заменить “производство” на “производительные силы”. Совершенствуя, развивая производство ради извлечения прибыли, капитал создает новые производительные силы. В какой-то момент они перерастут наличные производственные отношения (отношения собственности, “буржуазную” демократию и т.п.), что и приведет к их слому. Что произойдет с неизбежностью, но в свое время (не раньше, но и не позже), так как (как мы уже знаем) "ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые, более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества”. \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 13. С. 7\
Ничего нового. Старый добрый марксизм.
“По мере того как наука (по марксовой терминологии «всеобщий труд»), внедряясь в производственный процесс, сводит непосредственный труд работников «к минимуму», превращает во «второстепенный момент по отношению к всеобщему научному труду», возникают реальные условия для перехода к общественной собственности. Выявленная Марксом тенденция превращения производства в «научное производство» содержит в себе следовательно иную версию перехода к общественной собственности, чем та, какую обычно излагают в качестве марксистской — через революцию, диктатуру пролетариата и насильственную экспроприацию. В отличие от первой вторая — политическая — версия представляется ныне архаической и безнадежно устаревшей, хотя сам Маркс и пытался как-то сочетать их”. \В.Межуев, Социализм — пространство культуры. Доклад. http://www.intelros.ru/pdf/sinergiya/2/4.pdf\

8

Послушав подобные речи, иные объявят их горячечным бредом. Со времени их обнародования прошло уже полтора столетия, а “капиталистическая” формация не исчезла и, по всем признакам, не спешит уступать место новой (коммунистической). Но так ли? Обращали ли вы внимание на то, что мы, говоря о развитых странах, все чаще употребляем такие слова и выражения, как “социализм”, “социал-демократия”, “социальное государство”. И все реже — “капитализм”, “буржуазное государство”. Опасный симптом, скажу я вам.
Мало кто станет отрицать, что с нашим (привычным) миром что-то происходит. Он меняется. И темп перемен, затрагивающих все обстоятельства нашей жизни, нарастает. Так, благодаря новым средствам коммуникации мы по-другому общаемся и иначе работаем. Вдруг выяснилось, что мир наш мал, что различные части его взаимосвязаны. Мы легко созваниваемся практически с любым жителем планеты, где бы тот ни находился. К нашим услугам теперь и видеосвязь, и много еще чего (не замечая того, мы становимся "глобалистами"). Смартфоны в наших карманах и сумочках — по сути, миниатюрные компьютеры, имеющие выход во всемирную «сеть», где (не сильно ошибусь, если скажу) во всей полноте представлены знания, накопленные человечеством за время своего существования.
Напомню, что в эпоху составления Манифеста главным средством сообщения оставалось письмо (благодаря чему мы так много знаем о мыслях и поступках людей того времени). Телеграф только еще появился, но еще не зазвонил первый телефон.

В результате кардинальных технологических преобразований меняется не только окружающая нас действительность, но и наше мироощущение (сознание).
Для многих изменилось понятие занятости. Все меньше людей работает “от звонка до звонка”. Кто-то трудится в домашнем офисе. Кто-то предлагает услуги (например, по переводу) в «сети» (за весьма умеренную плату носитель языка, проживающий в Африке, переведет для вас текст на суахили; правда, с “живыми” переводчиками теперь конкурируют электронные). “Трансграничная” занятость становится нормой.
Меняется и “массовое производство”. Заводы и фабрики “оккупируют” промышленные роботы, а офисы — искусственный интеллект (революция!). Словом, на наших глазах происходит становление новых производительных сил (нового способа производства).
 
*

До сих пор процесс труда описывался привычной формулой: человек-работник — орудия труда — природный материал (на различных стадиях его переработки). Орудием труда мог служить каменный топор или же сложный агрегат (станок). Изначально человек приводил орудие в движение своей мускульной силой. Затем научился использовать силу животного, ветра (мельница) и воды (водяное колесо). Далее — энергию пара и электричества. И т.п.
Когда-то человек непосредственно управлял агрегатом (станком). Впоследствии он контролировал работу автоматического агрегата. Теперь же люди поручают контроль искусственному интеллекту, сами выходя из производственного процесса. Человек принимает на себя роль оператора и занимает рабочее место перед монитором компьютера.
Передавая автоматам и роботам малопривлекательные производственные функции, человек оставляет за собой привлекательные, связанные с творчеством — разработкой, созданием (и совершенствованием) автоматизированных производств, а также изделий (вещей и услуг).

9

Каковы же “социальные” последствия революции в производстве? Что нас ждет в (уже недалеком) будущем?
Рассуждать о грядущем трудно. Можно ли из настоящего представить будущее? Все попытки предсказаний (без исключения) оказывались несостоятельными. И дело здесь не только (и не столько) в том, что нам не дано знать, какие появятся технологические новации и какие произойдут “прорывы” в научной области в следующие 10, 50, 100 лет. Главный “грех” “предсказателей” в том, что они, рассуждая о будущем, “привносят” туда настоящее. То есть о будущем они рассуждают в терминах современности (что и понятно, ведь только ими они и располагают; им не дано знать, какие понятия возникнут завтра). Кроме того, предсказатели склонны на место “человека будущего” “подставлять” своего современника. Иными словами, наделяют его “нашим” сознанием, нашей моралью и т.п. Но в том-то и дело, что изменится само сознание — возникнет иная мораль, другие ценности и т.п.

И все же что-то сказать о “грядущей эпохе” мы в состоянии (чем ближе мы к концу одной эпохи, тем определенней наши суждения о том, что “грядет” за ней). Но на основании чего? Как мы уяснили, новое (новые производительные силы, новое сознание и новые институты) зарождается внутри стареющего мира, уже присутствует в нем. Задача в том, чтобы увидеть ростки нового в уходящем.
Здесь небесполезно вспомнить то, о чем писал Маркс в “Экономических рукописях 1857-1859”. Именно:
«В самом акте воспроизводства изменяются не только объективные условия ... но изменяются и сами производители, вырабатывая в себе новые качества, развивая и преобразовывая самих себя благодаря производству, создавая новые силы и новые представления, новые способы общения, новые потребности и новый язык» \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 46. Ч. 1. С. 483-484\
То есть, занимаясь производственной деятельностью, человек в то же время производит себя самого (мораль, ценности) и отношения с другими людьми (право, общественное устройство). Три момента взаимосвязаны (как атрибуты одной и той же субстанции, выряжаясь философским языком). Существуют они отнюдь не раздельно, не независимо — самостоятельной истории у них нет, история у них общая.
Еще одна значимая мысль:
“в качестве конечного результата общественного процесса производства всегда выступает само общество, т. е. сам человек в его общественных отношениях. Все, что имеет прочную форму, как, например, продукт и т. д., выступает в этом движении лишь как ... мимолетный момент. Сам непосредственный процесс производства выступает здесь только как момент. Условия и предметные воплощения процесса производства сами в одинаковой мере являются его моментами, а в качестве его субъектов выступают только индивиды, но индивиды в их взаимоотношениях, которые они как воспроизводят, так и производят заново. Здесь перед нами — их собственный постоянный процесс движения, в котором они обновляют самих себя в такой же мере, в какой они обновляют создаваемый ими мир богатства”. /Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 46. Ч. 2. С. 222/
Здесь выражена сокровенная суть марксизма. К сожалению, она несколько затемнена языком XIX века (как Маркс в свое время перевел Гегеля на человеческий язык, так теперь он сам нуждается в переводе).
Человек (то есть его сознание) — результат “общественного процесса производства”. Однако сознание не наблюдаемо. Что же наблюдаемо? Именно то, что на поверхности. “Все, что имеет прочную форму, как, например, продукт и т. д.” Сюда же попадают и “условия и предметные воплощения процесса производства”, то есть орудия труда (станки и оборудование) и т.д. Но все названное лишь преходящие моменты. Они появляются, существуют какое-то время и исчезают. “В качестве ... субъектов (производства — Н.П.) выступают только индивиды”. Таким образом, “перед нами — их (индивидов — Н.П.) собственный постоянный процесс движения, в котором они обновляют самих себя в такой же мере, в какой они обновляют создаваемый ими мир богатства”. Индивид — начальный и конечный момент производства. В процессе производства индивиды создают и пересоздают себя. Конечный (и главный) результат — измененное (новое) сознание.
Попытаемся порассуждать о будущем в таком ключе.

10

Нет нужды говорить, что в ближайшей перспективе (уже через 10-15 лет) производство достигнет чрезвычайно высокой производительности труда. Ведь после вступления на путь автоматизации росту производительности нет предела. Возможности производства станут виртуально неограниченными (необозримыми), что породит совершенно новую ситуацию.
На протяжении всей истории человечества производительность труда хотя и росла, но оставалась на таком уровне, что производство не удовлетворяло (в полной мере) потребности всех и каждого в составе социума. (Долгие тысячелетия основу хозяйственной деятельности составлял малопроизводительный труд на земле. Речь шла об элементарном выживании. Соответственно, самой массовой социальной группой оставалось крестьянство. Положение меняется лишь с наступлением Нового времени.)
Разумеется, потребности (имея тенденцию к росту) менялись — качественно и количественно. Изобразим рост совокупности потребностей (одного) человека (исчисленных в условных единицах) некоей кривой. Ясно, что кривая уходит вверх.
Если рост производства благ (как вещных, так и услуг) в пересчете на одного человека (валовый внутренний продукт, поделенный на число членов социума) изобразить другой кривой, то окажется, что до сих пор она лежала под кривой “потребностей” (еще раз - наши рассуждения носят условный, иллюстративный характер).
При том, что исторически (благодаря совершенствованию орудий труда и вообще средств производства) производительность росла, она все же оставалась такой, что производимых благ не хватало, чтобы в полной мере обеспечить всех всем (если говорить упрощенно). Назовем такое положение дел ситуацией дефицита. И раз имеет место дефицит (нехватка) благ, то возникает необходимость в их распределении. В европейской традиции в качестве “распределительного” принципа выступает частная собственность. В других культурах — принципы иной природы. (Естественным образом, возникает также потребность в деньгах — всеобщем эквиваленте, выступающем в качестве мерила всех товаров - вещей (предметов) и полезной деятельности (услуг)).
При капитализме появляется такой специфический товар, как рабочая сила. Наемный работник, продавая свою рабочую силу, получает доступ к потреблению некоторой доли общественного продукта. При том имеет место существенно неравное потребление (чрезмерное потребление одних и невысокий уровень потребления других). И хотя в развитых капиталистических странах массовый уровень потребления довольно высок, значительное неравенство сохраняется.
Но производительность труда в обозримой перспективе вырастет настолько, что (разумные) потребности каждого смогут удовлетворяться в полной мере (современное производство подходит к черте, за которой оно становится “беспредельным”). То есть кривая “производства” пересечется с кривой “потребностей”, “догнав” ее (после чего они сольются, так как нет нужды производить сверх того, в чем имеется потребность).

*

Представьте себе пирог, символизирующий собой произведенные блага, такой величины, что он превышает совокупные потребности социума (а человеческие потребности — как бы они ни казались велики - конечны в единицу времени). Пирога хватит на всех. В любой момент вы получаете все, что вам требуется. И нет угрозы, что в перспективе ситуация изменится (к худшему), то есть, что произойдет возврат к ситуации "дефицита". Но поскольку пирог перекрывает наши потребности, то отпадает и необходимость в его дележе. А значит отпадает и “нужда” в частной собственности (как способе дележа).
Непросто представить себе такое. Современная (американо-европейская) культура — все еще культура дефицита. Частная собственность — краеугольное понятие такой культуры. Она неприкосновенна, защищена законом и т.п. В нашем понимании, человек, посягающий на чужую собственность — вор, аморальный тип, заслуживающий порицания и наказания. И вообразить, что частная собственность исчезнет, нам трудно. И все же…

*

Мы не вступаем в отношения собственности по поводу потребления воздуха. А ведь воздух — субстанция (благо) первостатейного значения, без воздуха мы не протянем и нескольких минут. Как же так? Объяснение в том, что воздуха много (хотя и вовсе не бесконечно много). Его с избытком хватает всем. С другой стороны, там, где воздуха нехватка, тотчас возникают те самые отношения собственности. Помню заметку в 70-х годах прошлого века о том, что на улицах Токио устанавливались автоматы по продаже кислорода. Дело в том, что тогда имела место высокая загазованность японского мегаполиса. Опустив монетку, вы (видимо, по трубочке) получали порцию живительного газа.
Другой пример — вода. Тоже благо, без которого мы не можем существовать. Однако в современном обществе вода выпадает из круга товаров. Так, в США (и во многих других странах) вы везде — в магазине, приемной врача, других общественных местах — увидите “бесплатные” фонтанчики (правда, вода из фонтанчиков слегка отдает фтором).
Вспоминается картина Диего Родригеса де Сильва-и-Веласкеса (1599 - 1660) “Продавец воды”. На ней изображен мужчина (продавец) с большим кувшином и клиенты, покупающие у него самую обыкновенную воду. В Мадриде XVII века за стакан воды приходилось платить, то есть вступать в отношения собственности.
В развитых странах нет голодающих. Если жизненные обстоятельства индивидуума таковы, что он не в состоянии заработать себе на хлеб, общество поможет. То есть (основные) продукты питания становятся в один ряд с такими “даровыми” благами, как воздух и вода. В наши дни продовольствие производится в избыточных количествах.
В некоторых европейских странах идет разговор о так называемом гарантированном гражданском доходе — некоем денежном пособии, выплачиваем государством всем гражданам, вне зависимости от их материального положения и доходов. Его хватает на скромное существование, но и только. Хочешь иметь сверх того — трудись и зарабатывай.
Здесь отступает принцип распределения, основанный на частной собственности. В силу вступает иной принцип — распределения по потребностям. Что не следует путать с благотворительностью. Благотворительность существовала (в той или иной форме) всегда. По сути, она означает перераспределение небольшой части “недостаточного” пирога в пользу неимущих. (Что делается из сочувствия, сострадания, или же по каким-либо иным причинам, — например, ради искупления грехов, “спасения души” и т.п.)
Здесь же речь идет о явлении другого рода. В его основе — принцип распределения по потребностям (вне зависимости от индивидуального вклада в общественный продукт). “Экономическая база” такого явления — общественное богатство. То есть, то самое производство, приближающееся к “беспредельному”.
Частная собственность — феномен преходящий. Первобытная община ее не знала. Затем в истории следует длительный “частнособственнический” период. Но отыграв свою (исторически позитивную) роль, частная собственность сойдет со сцены.

*

В новой ситуации исчезнет и сам мотив владения производством (собственностью). В обществе "дефицита" смысл в таком владения очевиден. Организуя производство товаров, на которые имеется платежеспособный спрос, вы получаете выручку и извлекаете прибыль. Тем самым приобретая возможность потребления некоей (возможно увеличенной) доли пирога, размеры которого ограничены. В новых же условиях (которые еще только “грядут”) вне зависимости от того, владеете вы “средствами производства” или нет — вы получаете долю по своим потребностям. (На что кто-то скажет, что каждый захочет жить во дворце с 50 комнатами, набитыми дорогой мебелью и еще бог знает чем. Не думаю. Во дворце как-то неуютно. Короли в них жили по необходимости (обязанности). Стали бы жить во дворцах такие люди, как Андрей Сахаров или Альберт Швейцер? Едва ли. Скорей всего поселились бы в таких жилищах, где они сами и их домашние могли бы удобно разместиться.
Кто же живет в хоромах (на 20-30 комнат)? Популярные поп-исполнители, актеры и успешные спортсмены. Но уже такие знаменитости, как Билл Гейтс и Марк Цукерберг занимают весьма скромные дома (правда дом Гейтса, говорят, начинен электроникой, что объяснимо и оправдано).
В жизни людей, чьи интересы связаны с наукой, творчеством и т.п. (ученых, предпринимателей, писателей и др.), есть “вещи” поинтереснее вещей. Им нет нужды заполнять внутреннюю пустоту “вещным” хламом — за ее (пустоты) отсутствием. Их мир и так полон.
Слов нет, некоторая инерция сохранится. В эпоху перемен “прежнее” сознание какое-то время существует рядом с “новым”. Однако новое с неизбежностью берет верх. Рано или поздно придет всеобщее понимание бессмысленности владения средствами производства.
Как именно произойдет переход (“революция”), предвидеть трудно. Но массовое насилие здесь не потребуется. Все произойдет мирно. Скажем, так. Новые производства станут сверхрентабельными (сверхприбыльными), так как по мере  “автоматизации” и “роботизации” исчезнут (сведутся к минимуму) издержки, связанные с наймом рабочей силы. Понятно, что таким производствам поднимут налоговые ставки — вначале до 50%, затем до 75%, 95%. И, наконец, до 100%, что и означает “национализацию”.
 
11

[Но как же мы дошли до жизни такой? Кто погубил столь дорогой нашему сердцу капитализм? Кто здесь виновник? Ответ — “буржуазия”. Именно она в погоне за прибылью (и сверхприбылью) развивала и совершенствовала производство. Именно буржуазия увольняла работников и ставила на их место (безгласных, исполнительных, неутомимых, не склонных объединяться в профсоюзы) промышленных роботов. И вот результат.
И не нашлось никого, кто сказал бы, — Остановитесь! Что же вы делаете? Ведь вы пилите сук, на котором сидите!
Как ни парадоксально, буржуазия выступила в роли собственного могильщика. Засучив рукава, буржуазные предприниматели работали над тем, чтобы подорвать основу своего привилегированного положения. Чтобы перестать быть буржуазией. Или иначе — чтобы все мы перешли в класс буржуазии.
“Пролетариями” теперь становятся промышленные роботы, которые подвергаются нещадной эксплуатации. Судите сами: их рабочий день — 24 часа. Продолжительность рабочей недели — 7 дней. За свою безотказную (самоотверженную) продуктивную деятельность они получают лишь электроэнергию, необходимую для функционирования, машинное масло для смазки подвижных сочленений, ремонт в случае поломки (то есть всего лишь “прожиточный минимум” — как древнеримские рабы). А когда ресурс робота исчерпывается, его отправляют на рециклинг.)

12

Однако шутки в сторону. Сегодня мы все чаще слышим о IV (по счету) промышленной революции, о “постиндустриальной” и “инновационной” экономике, об информационном или постиндустриальном обществе и т.п. (некоторые из таких понятий ввели в оборот Дэниел Белл и Олвин Тоффлер).
Что здесь имеется в виду? Именно то, что на смену вчерашней “индустриальной” эпохе идет новая. Обозначим ее условно (терминология еще не устоялась) как “постиндустриальную”. Чем же замечательна новая историческая эпоха?
В постиндустриальном обществе полное развитие получают наукоемкие, ресурсосберегающие и информационные (“высокие”) технологии, связанные, в частности, с микроэлектроникой, программным обеспечением, телекоммуникациями, робототехникой, производством материалов с заданными свойствами, биотехнологиями и др. Причем информационные технологии проникают во все области жизни общества (радикально преобразуя их) — не только в производство благ (вещей и услуг), но и в быт, а также в сферу культуры.
Радикальные перемены ведут к качественной реорганизации производственных процессов. Если говорить упрощенно, производство становится автоматическим (в цеха приходят промышленные роботы, а в офисы — искусственный интеллект).
Как следствие, люди-работники перемещаются из “индустриального” производства в так называемый сервисный сектор. Но и туда проникает автоматизация, которая берет верх всюду, где руки работника удается заменить манипуляторами робота, а человеческий интеллект — искусственным. (За последние 40 лет автоматизация производства привела к сокращению затрат живого труда на единицу выпускаемой продукции примерно в 100 раз.)
Такие процессы невозможно остановить — за ними стоит экономический расчет. Ведь стоимость рабочей силы возрастает. Тогда как цены «железа» выказывают тенденцию к снижению (при безостановочном его совершенствовании).
Здесь, однако, следует сказать, что в процессе автоматизации имела место “пауза”, связанная с аутсорсингом, то есть с переносом производств из развитых стран, где рабочая сила стоит дорого, в страны III мира, где она гораздо дешевле. Однако, как уже сказано, стоимость рабочей силы имеет тенденцию к росту во всех странах — как в развитых, так и в развивающихся. И как только, по мере повышения заработной платы, “традиционные” производства станут менее рентабельными, чем автоматизированные, они вернутся “домой”, но уже как “роботизированные”. Либо переместятся ближе к источникам сырья, а также к потребителям.

13

В понимании многих, названные процессы ведут к потере рабочих мест и массовой безработице со всеми вытекающими последствиями. (Позже мы увидим, что дело обстоит не совсем так — то есть совсем не так).
Допустим, рассуждают они, общество позаботится о потерявших работу (пособия, гарантированный гражданский доход и т.п.). И к чему такая забота ведет? К возникновению слоя людей, живущих без каких-либо занятий и без какой-либо цели — и при том располагающих избыточным свободным временем.
Ситуация опасная сама по себе. Хорошо известно, что в такой среде расцветают (как сорняки на унавоженной почве) такие негативные явления, как наркомания, преступность и т.п. Словом, возникнет угроза, что человечество (или часть его, причем большая) погрязнет в безделье и пороках. Главной целью станет получение удовольствий и т.п. Соответственно, отпадет нужда в образовании и самосовершенствовании. Иначе говоря, человечество деградирует (как когда-то деградировал Рим).
Иные рассуждают, что пока человек добывал хлеб в поте лица своего, его жизнь имела содержание, цель, смысл. Но если разобраться, теперешнее существование, с виду “осмысленное”, далеко не для каждого имеет смысл. Далеко не каждый видит хоть какую-то цель. Многие не знают, что делать со своей жизнью. Им скучно жить. Не в том ли причина таких “негативных явлений”, как алкоголизм, наркомания, самоубийства, преступность, психические расстройства и т.п. и т.д. Не потому ли они (“негативные явления”) остаются непобежденными, что многие не видят для себя перспектив, возможности приложения своих способностей (раскрытия своего потенциала, самореализации). Что люди вынуждены заниматься нелюбимым (а подчас и ненавистным) делом, т.к. не могут оставить опостылевшую работу из-за экономических соображений (и т.п.)?
Уважая всякий труд, все же замечу, что сидя за кассой универсама, человек вряд ли реализует свои ментальные возможности хотя бы на 5%. Кто-то скажет, мол, раз некто сидит за кассой, значит таков его предел (уровень). И окажется неправ. Не природные данные (интеллект, способности) привели человека за кассу, а скорей обстоятельства жизни (а также случайность и необходимость). Кто знает, кем стал бы наш кассир в иных жизненных обстоятельствах? Вполне возможно в нем утрачен для общества способный инженер или композитор, талантливый литератор или ученый. Увы…
(Кстати, Amazon открыл магазин — пока только для своих сотрудников — без кассиров. Там вообще нет обслуживающего персонала. Уложив покупки в тележку, покупатель покидает торговый зал, “не рассчитавшись”. Соответствующая сумма (общая стоимость покупок) автоматически снимается с его счета. Так что кассирам приготовиться.)
Какие же предлагаются “рецепты спасения”? Идут разговоры о том, что людей придется развлекать всякого рода увеселительными программами, спортивными зрелищами, компьютерными играми и т.п. (что снова отсылает нас к древнему Риму, где, как мы знаем, чтобы ублажить люмпенов, им делали подачки в виде “хлеба и зрелищ”).
Те, кто рассуждает подобным образом, проецирует свои страхи на будущее. Они помещают современного человека, с его сознанием, моралью и ценностями в “завтрашние” условия и приходят к неутешительным выводам. В их представлении человек неизменен, он останется таким, каким мы его знаем сегодня. Но как будущее не есть лишь проекция (экстраполяция) сегодняшних реалий на «завтра», а нечто качественно иное, так и человек будущего не совпадает с нынешним человеком, нашим современником. Именно такую идею пытался донести до нас Маркс: изменяя мир, творя будущее, мы изменяем, творим себя, как человека будущего.

14

Сознание каждой эпохи впадает в то заблуждение, что настоящее состояние есть итог (конечная станция маршрута) всего предшествовавшего развития. Что сегодняшнее состояние универсально и способно обнять (осмыслить), как явления прошлого и настоящего, так и будущего. Почитайте римских авторов, или писателей Возрождения. Или же Просвещения. Вот и наш современник убежден, что он то уж определенно венец, конечная станция пути, пройденного человечеством до его (современного человека) появления на свет. Что его сознание, мораль и ценности абсолютны, незыблемы, вне времени и т.п. Прошлые же века — лишь этапы их становления.
То есть история нас ни чему не научила. А ведь две с половиной тысячи лет назад мудрец из Греции по имени Гераклит (Эфесский, он же «темный») сказал: «все течет…».
И здесь приходится (в который раз) процитировать Маркса:
«В самом акте воспроизводства изменяются не только объективные условия ... но изменяются и сами производители, вырабатывая в себе новые качества, развивая и преобразовывая самих себя благодаря производству, создавая новые силы и новые представления, новые способы общения, новые потребности и новый язык» \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 46. Ч. 1. С. 483-484\
Вы требуете обоснований? Извольте. Изобретение печатного станка в середине XV века (Гутенберг) и распространение книгопечатания ведет к росту национального самосознания (чему способствовал перевод Библии на национальные языки). Как следствие, возникают национальные государства. Соответственно слабеет влияние папского престола. Происходит радикальная перестройка сознания, которая приведет к Реформации.
То есть технологическое новшество обусловило изменение как сознания, так и политического устройства Европы. Сегодня всеобщее распространение такой технологической новации как Интернет ведет к тому, что мы называем трансграничным общением, трансграничной занятостью. Ведь для выполнения той или иной работы, вы порой привлекаете людей на другом краю света. Здесь уже имеет место покушение на границы (они перестают играть былую роль) и на национальное государство (да и на государство вообще). Иначе говоря, прямо на наших глазах возникает иное мышление, иное сознание, иное видение мира. И, вопреки распространенному взгляду на человека и “человеческую породу”, изменения происходят отнюдь не в худшую сторону.

15

Но происходят они исподволь и обыденным сознанием не фиксируются. Начать с того, что мы теперь гораздо реже воюем. А ведь до недавнего времени война представлялась по сути главным государственным делом. Главы государств (монархи) имели военные звания (последний российский царь “ушел в отставку” в звании полковника). Парадная одежда монарха — воинский мундир. То же и аристократия, для которой единственной альтернативой военной службе оставалась дипломатическая. Выбор небогат. А ныне штатские костюмы и платья вытеснили мундиры из самых высоких кабинетов.
В наши дни военные конфликты вспыхивают, как правило, между странами III мира. Война же между ведущими державами трудно представима. Что обычно объясняют тем, что экономики разных стран “переплелись”, произошло их взаимопроникновение. Действительно доходит до смешного. Иное изделие прежде, чем оказаться на полках магазинов, побывает в нескольких странах (его возят туда и обратно), где ему последовательно “добавляют стоимость”, совершая необходимые производственные операции. Иными словами, экономика стала глобальной. Но дело здесь, думается, еще и в том, что изменилось само мироощущение: от узкого, “туннельного” видения мы перешли к широкому, глобальному. Соответственно и кривая насильственных смертей (на 100 тыс. человек населения) устремилась круто вниз.
“Нравы” молодых поколений в развитых странах радикально отличаются от “нравов” их жестковыйных отцов. Молодые люди уже не станут воевать друг с другом. Они демонстрируют толерантность и эмпатию — в том числе и к тем, кто непохож на них. Для них уже не важен цвет кожи (избрание Барака Обамы президентом США).
А рассуждая в таком ключе, мол, “пусть арабы там друг друга перережут”, мы расписываемся в том, что все еще остаемся варварами. Европейцы же в североафриканских беженцах видят людей. 
(Хотя не все, конечно, что делается европейцами — пусть из самых лучших побуждений — дает позитивные результаты. Провал политики “мультикультурализма” задним числом представляется вполне предсказуемым, поскольку она не способствовала интеграции пришельцев-беженцев в общество страны-хозяина. Но думается, что затруднения в принципе преодолимы: здесь следует привлечь антропологов, культурологов, специалистов по Ближнему Востоку (и Северной Африке) - наконец, психологов. Вместе с тем только Запад способен помочь странам III мира преодолеть их “трудности” (цивилизационное отставание). То есть помочь ускоренным шагом пройти путь, на который Европе, как первопроходцу, потребовались два тысячелетия. А если дело пустить на самотек, то как раз тысячелетия и понадобятся.)
“Здоровые” варвары объявляют западную цивилизацию больной, умирающей, разлагающейся (“Гейропа”) и т.п. На деле же Европа ушла далеко вперед, тогда как ее хулители застряли в прошлом. А из прошлого понять, помыслить будущее невозможно.

*

В современном мире меняется роль и положение женщины. Она высвобождается из под зависимости от мужчины, что означает конец семьи, какой мы ее знаем (вместе со всеми ее прелестями — физическим и психологическим насилием и т.д.). Что происходит, в первую очередь, благодаря тому, что меняются экономические условия: женщина теперь способна себя обеспечить, поскольку “постиндустриальное” производство “нуждается” в ее способностях и умениях. (Самое время приниматься за написание труда “Об исчезновении семьи, частной собственности и государства”.) Однако, пускаясь в “самостоятельное плавание”, женщина берет на себя и риски, с ним связанные (такова оборотная сторона свободы).
Еще недавно женскую судьбу определяла традиция в сочетании с чужой волей. Памятны времена, когда женщина (и ее девственность) представляла собой “династический” товар. Римское же право давало мужчине неограниченную власть над женой и детьми (над их жизнью и смертью).
В конечном счете на смену традиционной семье придет свободный равноправный союз. Из всех мотивов, связывающих мужчин и женщин, останется лишь один - взаимная склонность. Кто-то за время своей жизни (последовательно) создаст несколько таких союзов, кто-то проведет отпущенный ей\ему срок с одним “партнером”.
 
16

Сегодняшнее состояние (общества) дано отнюдь не раз и навсегда. Оно само результат длительной эволюции (трансформации). Если тысячу лет назад 95% европейцев занимались земледелием и только 5% чем-то иным, то теперь соотношение обратное — среди самодеятельного населения лишь 5% земледельцев, а 95% заняты в других отраслях экономики. “Избыточное” сельское население перетекло в города, становясь наемными работниками на фабриках и заводах, которые в XVIII и XIX веках росли как грибы.
Процесс продолжается и ныне. Но если в прежние времена перестройка подчас проходила весьма болезненно (так, «огораживание» в Англии и других странах вело к появлению массы нищих, бродяг, пауперов, которых порой вздергивали за бродяжничество), то в наши дни общество способно — благодаря многократно возросшему социальному богатству — позаботиться о тех, кто лишится работы. Помочь людям освоить другую специальность, сменить квалификацию, найти занятие по душе.
 
*

Происходит (пока не столь заметная на глаз) перестройка всех областей жизни, что в конечном счете и развяжет узел занятости.
В изменившихся условиях каждый человек сможет реализовать свои таланты (и способности). Понятие “занятости” приобретет иной смысл, утратив значение работы и труда, как мы их понимаем сегодня. Работа и труд становятся занятием (ср. занятие наукой или искусством).
“Перестроившаяся” школа не только даст каждому ребенку адекватное образование, но и поможет выявить его склонности и способности. У молодых людей отпадет необходимость браться за любую работу ради хлеба насущного. Общество (вспомним о гарантированном гражданском доходе) позволит им осмотреться, найти дело по душе (испытав себя на разных поприщах).

17

Удел человека — творчество, креативная деятельность (все то, что недоступно искусственному интеллекту). Слышали ли вы о так называемом креативном классе? Его особенно заметные представители — Билл Гейтс, Стив Джобс, Сергей Брин, Илон Маск, Марк Цукерберг, Джефф Безос и многие многие другие. Они не наследовали многомиллионных состояний от отцов. Они сделали себя, как и свои бизнесы сами. С нуля. Теперь они (а не отпрыски магнатов с громкими фамилиями) — главные фигуры в мире бизнеса. Но и не только бизнеса. Их влияние (на нас, на то, как мы общаемся, трудимся и развлекаемся) огромно и пока не понято до конца. Общее у них (кроме молодости) — способность генерировать идеи, либо же, усмотрев зерно в чьем-то замысле, довести его до воплощения в реальность.
Представители “креативного класса” работают не от и до, их день не нормирован. У них нет необходимости постоянно находиться на рабочем месте. Они “трудятся”, обдумывая что-либо, генерируя идеи, “создавая контент” все время своего бодрствования. И не надо владеть даром ясновидения, чтобы предсказать рост креативного класса в новых условиях (и резкое сокращение класса рабочего).

*

Обнаружит тенденцию к росту и “класс” ученых. Ведь познанию предела нет, науку невозможно исчерпать. Микромир, биология, медицина, макромир, космические исследования (и т.д. и т.п.) — области бурного, неудержимого роста.
Ученый и есть прообраз человека будущего. Его существование осмысленно, жизнь содержательна. Он не знает, что такое нормированный рабочий день. Он также не знает, что такое скука. Для человека науки его занятие — способ существования. Он увлечен, он занят делом, которое любит. Поэтому в ученой среде легче (чем где-либо еще) встретить гармоничных, счастливых людей.
Многих “обеспечит работой” “новая” школа. Там потребуется огромное число учителей и воспитателей.

*

Откуда берутся асоциальные типы, преступники, насильники и т.п.? Ответ: из детства. Как правило, такие люди в раннем возрасте страдали от недостатка внимания, участия и любви (в их жизни с детства что-то пошло “не так”). Верно и обратное: из детей, с малых лет окруженных заботой и любовью, вырастают те, кого мы называем “гармоничными” людьми (вопрос основательно разработан теоретиками педагогики, детской психологии и т.п.). Поэтому нет дела важней, чем “взращивание” человека.
Сознание ребенка формируется под воздействием семьи, среды, в которой он растет, и школы. В известном смысле, в зависимости от того, что мы вложим в наших детей (ценности, нормы морали, а также такие установки, как амбициозность, целеустремленность и т.п.), такими они и становятся.
Каждое поколение воспроизводит себя в следующем, “передавая” ему свое сознание, мораль и ценности (со всеми плюсами и минусами). Вместе с тем, новое поколение “несколько” отличается от родительского.
В принципе мы могли бы уже следующее поколение (то есть тех, кто родился сегодня) вырастить “людьми будущего”. Для чего пришлось бы значительно ограничить влияние семьи и среды и резко усилить роль школы. Но не той, которую дети посещают сегодня, а новой, основанной на иных принципах воспитания и обучения (о чем ниже). Знаний в области педагогики, физиологии, психологии ребенка (педологии) и т.п. вполне достаточно, чтобы правильно поставить дело.
Иными словами, видна принципиальная возможность “изменить” человечество за одно единственное поколение! Что в реальности, конечно, не произойдет. И не только по той причине, что нет еще соответствующего “запроса” со стороны общества, но также и потому, что пока недостаточно ресурсов, необходимых для реализации столь грандиозной программы (так же как нет вполне подготовленных учителей и воспитателей — «воспитателей» самих предстоит «воспитать»). Общество выделяет столько ресурсов на воспитание и образование детей, сколько может себе позволить.
Однако в обозримой перспективе необходимые ресурсы появятся. Как появятся (в силу изменений в структуре занятости) и люди, готовые стать учителями и воспитателями. А их потребуются миллионы, так как численность учащихся в классе (вернее образовательной группе) в новой школе сократится до 3-5. Тем самым сложатся предпосылки для индивидуальной работы с каждым школьником.
Дело в том, что образование и обучение — “производство”, не поддающееся автоматизации. Конечно, цифровые технологии не обходят школу, но их значение сводится к всесторонней технической поддержке педагогического процесса. Каждому ребенку необходимо теплое человеческое общение — особенно в младшем возрасте.
В результате вырастет качество не только образования и обучения, но и воспитания. Ведь ребенок проводит в школе весь день — при регулярном, правильном чередовании занятий. Школа выявляет способности и таланты каждого, помогая выбрать дело, “профессию” по душе; она же раздвигает горизонты, рассказывая о микромире, космологии и теории эволюции, зажигая в детской душе огонек изумления, восхищения мирозданием и его тайнами. Огонек, который человек нового мира пронесет сквозь всю свою жизнь.
Нет нужды говорить о том, что дети, наделенные художественными потенциями (кто обнаруживает склонность к изобразительному, музыкальному, хореографическому и т.д. творчеству), смогут реализовать их в полной мере. Общество предоставит им такую возможность. У людей действительно станет больше времени и возможностей как для собственного творчества, так и для “потребления” творчества других.

18

“Новое” производство “потребует” свободы и раскрепощения творческого потенциала каждого. Как когда-то капиталистическое производство “потребовало” свобод для себя (а значит и для всего общества), так как свобода — способ его существования, так теперь “постиндустриальное” производство требует “еще больших свобод”, то есть "действительной" свободы для всех. И лишь тогда в полной мере раскроется потенциал каждого индивидуума.
В условиях либеральной демократии человек обладает экономическими и политическими правами и свободами. Что еще не есть “полная” свобода, поскольку он не свободен от диктата экономической необходимости (вспомним нашего кассира). Многое в нашей жизни зависит от случайности. В постиндустриальном же мире такая “несвобода” преодолевается.

19

Маркса чрезвычайно занимал вопрос о “социальных последствиях” увеличения свободного времени по мере развития производства. Так, в “Экономических рукописях 1857-1859 годов” читаем:
Сокращая рабочее время, капитал «помимо своей воли выступает как орудие создания условия для общественного свободного времени, для сведения рабочего времени всего общества к все сокращающемуся минимуму и тем самым — для высвобождения времени всех членов общества для их собственного развития”. \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 46. Ч. II. С. 217\
И далее:
«Происходит свободное развитие индивидуальностей, и потому имеет место не сокращение необходимого рабочего времени ради полагания прибавочного труда, а вообще сведение необходимого труда общества к минимуму, чему в этих условиях соответствует художественное, научное и т.п. развитие индивидов благодаря высвободившемуся для всех времени и созданным для этого средствам» \Там же, С. 214\
И наконец:
«сбережение рабочего времени равносильно увеличению свободного времени, т.е. времени для того полного развития индивида, которое само, в свою очередь, обратно воздействует на производительную силу труда. С точки зрения непосредственного процесса производства сбережение рабочего времени можно рассматривать как производство основного капитала, причем этим основным капиталом является сам человек».  \Там же, С. 221\
“Провидческая” сила суждений Маркса поражает. Понимание того, что “основным капиталом” станет “сам человек” — удивительное прозрение, намного опередившее время. Действительно, двигателем “постиндустриальной” экономики, главной предпосылкой развития становится человеческий капитал — высокообразованные профессионалы, носители знаний. А основным «средством производства» — квалификация работников. Собственность же на вещные «средства производства» утрачивает свое былое значение.
Ныне приходит понимание того, что основной производственный ресурс — квалификацию людей — уже невозможно увеличивать посредством инвестиции в производство. Успеха можно добиться только через увеличение инвестиций в человека — в его образование, здоровье и т.д.
Таким образом, постиндустриальное общество переходит в постэкономическую фазу, поскольку “преодолевается господство” экономики над людьми. Основной формой жизнедеятельности становится развитие человеческих способностей. При том материально-финансовая мотивация отчасти уступает место стремлению к самовыражению и самореализации. \В.Иноземцев, За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире. М.: Academia-Наука, 1998\
Представители креативного класса предпочитают вертикальному продвижению горизонтальное перемещение и смену мест работы — в пользу более творческих. Нередко они предпочитают моральное и духовное удовлетворение материальному. Для таких людей свойственно выраженное чувство индивидуальности и личной свободы.
 
20

Постиндустриальная эра порождает и компании нового типа. Пример такой компании — Google. Тут не фабрика, не учреждение, не склад и не ферма (о фермах позже). Начать с того, что из ворот компании не выходит никакой (вещной) продукции (хотя стоят корпуса, где трудятся тысячи людей).
При том, что компания зарабатывает колоссальные миллиарды, с потребителей (продукции) деньги не взимаются  - платят рекламодатели.
Будучи мощным «поисковиком», Google помогает нам отыскивать нужную информацию в «сети». В чем и состоит его продукция (которая представляет собой своеобразную услугу). Кроме того предлагается масса других бесплатных услуг: автоматический перевод, аналог пакета Microsoft Office, Google Earth (потрясающий воображение проект позволяет взглянуть на любую точку на нашей планете), Google Books (бесплатные книги для всех) и т.п. и т.д.
Что делается, надо особо отметить, не ради привлечения “клиентуры” (мы пользовались бы Google как лучшей из поисковых систем и без того). Просто создатели компании считают, что “так правильно”. Мы хорошо зарабатываем — и делимся со всеми. (Отношения собственности, заметим, здесь несколько отступают.) Мало того, в планах Google бесплатный спутниковый интернет для всех жителей планеты. (Google служит не только Америке, а всему миру.)
Словом, люди, занятые в Google, идут дальше девиза, закрепленного в этическом кодексе компании, — Don’t be evil. По сути, своей деятельностью они утверждают принцип - Do good! То есть в их задачи (кроме прочего) входит изменение нашего мира к лучшему.
В компании особая культура труда: 20% рабочего времени сотрудника отводится на разработку идей, интересных ему\ей, 80% времени - на выполнение задания руководителя. При том каждому свойственна постоянная нацеленность на поиск оригинальных решений, инновационная активность. Молодым людям интересно работать в Google, компания ежегодно получает миллионы заявлений о приеме на работу.
«Постиндустриальной» компании присущ демократизм, — начиная от одежды (casual), до того обстоятельства, что Сергей Брин стоит наравне со всеми в очереди в кафетерии (где еда, между прочим, бесплатная; работает также бесплатная парикмахерская).
Одно из направлений деятельности Google — создание так называемых “серверных ферм”, то есть гигантских хранилищ данных (те самые “облака”). Их размещают там, где можно получать сравнительно дешевую электроэнергию (необходимую для работы серверов), и есть доступ к воде (для их охлаждения). Компания внимательно присматривается к заброшенным предприятиям “индустриальной” эры, многие из которых расположены как раз вблизи источников недорогой э-энергии, а также водоемов.
Замещение производств вчерашнего дня производствами дня нынешнего весьма символично. Во главу угла теперь выходит обработка не столько материалов, сколько информации.
Стоимость (капитализация) корпораций в постиндустриальном обществе обусловлена прежде всего нематериальными активами — пакетами “ноу-хау”, квалификацией работников, эффективностью бизнес-структуры и т.д. Так, по капитализации Google сопоставима с крупнейшими добывающими компаниями, хотя материальные активы Google гораздо скромнее.

*

Пример “общественной организации” нового типа, а также бескорыстного сотрудничества, кооперации огромного числа самых разных людей (из далеко отстоящих уголков нашего мира) - Википедия (Wikipedia). Совместными усилиями людей (которые не знакомы друг с другом) создана всемирная «сетевая» энциклопедия. Wikipedia — прообраз сообществ будущего (“устроенных” по принципу ризомы, где все держится на горизонтальных связях, тогда как вертикальные попросту отсутствуют). Примечательно, что работу Wiki не дезорганизовали, не разрушили злонамеренные элементы, коих в «сети» предостаточно (пример того, как добрые намерения побеждают зло).
 
21

Но вернемся к Марксу. Как же в его представлении выглядит грядущее бесклассовое общество? Маркс характеризует его в таких выражениях:
“На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!” \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 19. С. 20\
Итак, в прекрасном будущем “исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда” (как и “противоположность умственного и физического труда”). И как же подобное произойдет? Маркс и Энгельс таким образом отвечают на вопрос в “Немецкой идеологии” (работа 1846 года):
«Дело в том, что как только появляется разделение труда, каждый приобретает свой определенный, исключительный круг деятельности, который ему навязывается и из которого он не может выйти: он — охотник, рыбак или пастух, или же критический критик и должен оставаться таковым, если не хочет лишиться средств к жизни, — тогда как в коммунистическом обществе, где никто не ограничен исключительным кругом деятельности, а каждый может совершенствоваться в любой отрасли, общество регулирует все производство и именно поэтому создает для меня возможность делать сегодня одно, а завтра — другое, утром охотиться, после полудня ловить рыбу, вечером заниматься скотоводством, после ужина предаваться критике, — как моей душе угодно, — не делая меня, в силу этого, охотником, рыбаком, пастухом или критиком» \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 3. С. 31-32\
Ключевые слова здесь — “общество регулирует”. То есть кто-то занимается регулированием. Кто-то наделяется властью (или присваивает себе такую власть) указывать, кому чем заниматься в каждый данный момент. К чему все мгновенно и скатится (поверьте мне на слово).
Поэтому появление в Манифесте “трудовых армий” (та самая мобилизация) для сельскохозяйственных работ представляется вполне логичным. Налицо беспомощные попытки решить задачу, в условиях XIX века решения еще не имевшую.
Подчинение людей разделению труда, навязывание им неких ролей, функций преодолевается только на пути автоматизации производства. Человек “выходит” из производства, освобождается от его непосредственного обслуживания, “поручая” автоматам монотонную непривлекательную работу, которую до сего момента выполнял сам.
Что сказал бы Маркс при виде полей до горизонта, обрабатываемых клином сельхозмашин (под управлением GPS), в кабинах которых нет трактористов! Да и кабин как таковых… (что уже реальность!) Убежден, что Маркс (которого чрезвычайно интересовали технические новинки — особенно те, что имели отношение к производству, вроде автоматов по штамповке писчих перьев и изготовлению бумаги) пришел бы в совершенный восторг. (Какие трудовые армии? О чем вы?)
О том, что “труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни” и как такой тектонический сдвиг произойдет, здесь уже говорилось. Уже сейчас в корне меняется характер труда: от homo laborious к homo faber и далее — к homo creator. Уделом человека становится творчество (в самом широком смысле слова). Здесь “результат” — сам человек (“всестороннее развитие индивидов”).

*

Именно к такому пониманию марксизма приходит Эвальд Ильенков (один из тех мыслителей-марксистов, кто не дал угаснуть отечественной философской мысли в не лучшие для нее времена):
“Согласно ... Марксу, формально-юридическое «обобществление собственности», учреждаемое политической революцией, есть всего-навсего первый (хотя и необходимо первый) шаг, есть лишь первый этап действительного «обобществления». Он создает лишь формальные – юридические и политические – условия sine qua non реального «присвоения человеком отчужденного от него богатства».
Подлинная же задача, составляющая «суть» марксизма, только тут и встает перед ним во весь рост, во всем своем масштабе, хотя на первом этапе задача может вообще ясно не осознаваться. Речь идет о задаче действительного освоения каждым индивидом всего накопленного в рамках «частной собственности» (то есть «отчужденного от него») богатства. \Э.Ильенков, Маркс и западный мир (доклад), http://caute.tk/ilyenkov/texts/phc/marxww.html\
Здесь под богатством понимается, конечно же, культурное богатство, накопленное человечеством за всю его историю. Благосостояние (которое “польется полным потоком”) отнюдь не самоцель, а лишь средство, предпосылка, условие. Подлинный же смысл коммунизма – в присвоении культуры, “отчужденной” от огромного большинства членов социума.
Помните, у Гегеля: абсолютная идея вначале разворачивается в историю (и культуру). Затем, совершая обратный ход, познает ее. То есть культура создается в ходе истории, а затем присваивается человеком. (Становление человека происходит через присвоение культуры.)
Но как же произойдет такое “присвоение”? Как человек толпы станет потребителем культуры, тем самым выходя из толпы?
Замечу, что говоря о том, что масса потребляет лишь суррогаты культуры (или массовую культуру), забывают, что она (масса) совсем недавно "проснулась" для потребления хоть какой-то культуры. Вспомним, что 99% исторического времени 99% людей занимались ручным сельским трудом. То есть подавляющее большинство существовало, будучи “выброшено” из истории, отрезано как от социальной и политической жизни, так и от потребления какой бы то ни было культуры (Маркс: капитализм вырвал “значительную часть населения из идиотизма деревенской жизни”).
Лишь недавно у “массы” появилось достаточно свободного времени, а жизненные условия улучшились настолько, что она доросла для такого потребления. Долгое время культура “принадлежала” лишь немногими, образование получали лишь избранные. Дайте время, и "масса", выйдя из прежнего состояния, научится потреблению высокой культуры. А предпосылкой тому служит рост общественного богатства на основе развития производительных сил.

22

Процессы, которые мы наблюдаем сегодня, заставляют вспомнить о “пророчествах” более чем вековой давности (подивившись прозорливости “пророков”). Постиндустриальное общество уже несет в себе черты социалистического. Однако сообщество людей все еще в начале пути. Революция в производстве (становление “беспредельных” производительных сил, свидетелями чего мы стали) повлечет за собой и “социальную революцию”. Ту самую (по смыслу и содержанию) революцию, пришествие которой Карл Маркс и его друг и единомышленник Фридрих Энгельс предвидели, опираясь на понимание того, что есть исторический процесс и что им движет.
Таким образом закрывается одна глава нашего существования и открывается другая, так как «буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого общества» \Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 13. С. 8\
И значит, начнется его собственно история.
До недавних пор исторический процесс не зависел от воли и сознания людей. Теперь же их (людей) бытие, а значит, и те силы, которые они вызывают к жизни своей деятельностью, и сама история попадут под их сознательный контроль. (Человечество приступит к решению задач, предполагающих объединенные, глобальные усилия – “гармонизацию” экологии нашей планеты, освоение вначале ближнего, а затем и дальнего космоса, проведение научных исследований, прежде непосильных из-за нехватки ресурсов и т.п. и т.д. Пределы нам не поставлены.)
В коммунистическом обществе, писал Энгельс, «объективные, чуждые силы, господствовавшие до сих пор над историей, поступают под контроль самих людей. И только с этого момента люди начнут вполне сознательно сами творить свою историю, только тогда приводимые ими в движение общественные причины будут иметь в преобладающей и все возрастающей мере и те следствия, которых они желают. Это есть скачок человечества из царства необходимости в царство свободы» \К. Маркс, Ф. Энгельс, Сочинения. Т. 20. С. 295\

***