Мишка Гущин

Горбунов Андрей
     Мишка Гущин был «вычислителем» от Бога! Иногда казалось, что находящаяся в его заведовании боевая информационная система «Алмаз», не смотря на свою электронную начинку, работает гораздо медленнее чем Мишка.
    За все долгое время своего сидение за пультом БИУСа, Мишка повидал многое и многих. Он, с фантастической скоростью и точностью рассчитывал элементы движение целей и данные для ввода в торпеды. Начальники и командиры всех уровней и мастей восхищались его работой, но на этом все и заканчивалось.
   Причин быстро забывать Мишкины заслуги было две, но зато вполне весомые.
   Ну, во-первых Мишка пил. На флоте конечно этим никого не удивишь. Пьянство, еще со времен петровских, для моряка дело привычное. Но Мишка пил особенно -  запойно. Для этого процесса ему абсолютно не нужна была ни компания, ни собутыльники. Он чудным образом пил сам с собой. Правда, иногда,когда критическая масса выпитого помножилась на огромное и непреодолимое желание высказать кому либо все то, что наболело в его «электронной» душе, Миша «выходил в люди»!
   Но и выходы эти требовали, как правило не более одного слушателя.
   Вторая причина, при всей ужасе первой, была еще более страшной, и в глазах любого начальства дико крамольной. Мишка был ярым антисоветчиком.
   Нет конечно, он не выходил с плакатами на Красную площадь,  и не участвовал в диссидентском движении. Но одного только появления на горизонте замполита, делали его, тихого и уравновешенного человека, злостным борцом с «режимом».
   Он, как коршун над жертвой, начинал виться вокруг партийного деятеля, и задавать самые каверзные и неудобные вопросы. Затем, если замполит, пытался вступить в дискуссию, разворачивался во всю ширь своего недюжинного, надо сказать интеллекта, и почти всегда все заканчивалось по одному сценарию: крича и грозя карами небесными, замполит сбегал с места боя!
     Мишку ругали на всех собраниях, прорабатывали индивидуальными беседами, убирали с очереди на квартиру и всякие «дефициты», не давали звания и путевки в санаторий, но ничего не помогало. Какое то время он держался, а потом все начиналось с начала. Прибавим сюда, легкость Мишкиных слов и мыслей, тонкий юмор, и сразу становилось понятно, что подавляющее большинство замполитов, проигрывало ему по всем статьям.
     А Гущинские мозги, так высоко ценимые командирами, неутомимо выискивали все новые и новые способы усложнить жизнь нашему лодочному комиссару.
     Однажды зимой, кажется 1987 года, экипаж готовился к выходу в автономку.  Как водится, всем дали некоторое время на отдых. И в назначенный час, экипаж построился на пирсе, послушать мудрое, напутственное слово командования и политотдела.
    Командир дивизии был краток и конкретен. Все разложено по пунктам и полочкам.
   А вот начальник политотдела, понятное дело так сжато и по существу, говорить не умел.
   Вот и сейчас он лил воду, мямля что то про международное положение, новое мышление и прочую ерунду. В конце, само собой напомнил и про борьбу с пьянством.
    Выискал в памяти все последние «залеты» экипажных алкашей, и назидательным тоном потребовал усилить борьбу с этим гадким и несвойственным, как оказалось, советским морякам явлением.
   В тот момент, когда речь его дошла до максимального пафоса и патетики, а голос звеня металлом слегка задрожал, на пирсе появился Миша Гущин. Точнее своим появлением он был обязан двум незнакомым лейтенантам, которые тащили его тело по направлению к лодке.
   Сам он еле передвигал ногами, норовя лечь полежать. На пирсе установилась тишина. И только поселковые, черные как смоль и огромные как орлы вороны, изредка противно кричали, сидя на льдинах.
   Как только вся эта троица приблизилась к строю, на наших глазах произошло чудо. Мишка выпрямился, поправил съехавшую на затылок шапку, и отстранив помогавших ему, четким шагом подошел к изумленному командиру дивизии:
   - Товарищ контр-адмирал, капитан-лейтенант Гущин! Прошу разрешения встать в строй!
     Адмиралу ничего не оставалось, как разрешить.
   С учетом того, что все самое важное было уже высказано, концовку митинга скомкали и обрубили. Комдив махнул рукой, командир скомандовал:
   - Всем вниз!
   Начпо пытался возразить требуя немедленного разбирательства, но шумел не сильно, так как прекрасно понимал, что за полчаса до выхода в море, нового командира вычислительной группы, найти не удастся.
    Ограничились внушением экипажному замполиту, и требованием, уже в море провести офицерское собрание, с соответствующим разбором «полетов».
       Наш комиссар, долго тянуть не стал, и буквально через пару суток решил устроить Мишке коллективную порку.
     Собрались в кают-компании. Штатные выступающие были заранее проинструктированы. Замполит ходил орлом, чувствуя возможность отыграться за все перенесенные от Гущина обиды и унижения.
    Выступления были скучны и однообразны, чувствовалась рука одного режиссера. Да и Мишкин поступок, реального осуждения в сердцах и душах офицеров осуждения не вызывал. Скорее наоборот, даже некоторое чувство зависти.
     По внешнему виду замполита, было понятно, что все самое «вкусное» и яркое он приготовил напоследок. Народ ждал финала.
    И вот здесь, партийный рабочий, допустил стратегический промах. Желая оставить последнее слово за собой, он после выступлений офицеров, дал слово Мишке. Возможно он решил, что тот будет каяться и посыпать голову пеплом. И сильно прогадал.
   Все собрание Миша сидел поникнув головой. Он молчал, и  как будто не воспринимал всего  высказанного в свой адрес.
    Услышав приглашение пройти к президиуму и обьяснить свое поведение, он сутулясь и шмыгая носом, встал и окинул взглядом присутствующих.
   - Товарищи офицеры! Товарищ командир! Я конечно слушал тут выступающих, но думаю что все это они говорили зря! В том, что произошло вины моей нет. сейчас объясню почему.
   По кают-компании прошел шум.
   - Получив причитающиеся мне два дня на отдых, я немедленно, с разрешения командования, убыл к месту проживания.
   Он вздохнул, собираясь с мыслями, и как будто настраивая себя на не очень то и приятные воспоминания.
   - Время было уже, как вы возможно помните, - он повернулся к своему непосредственному начальнику командиру БЧ-7. - достаточно позднее. Я вышел в поселок, и спокойным шагом следовал домой, в надежде поскорее встретиться с семьей. В районе 15 дома, я увидел странный луч света спускающийся с неба. Приглядевшись заметил в небе, на небольшой высоте, сверкающий разноцветными огнями диск. Потом ничего не помню. Очнулся когда на улице уже было светло. Недалеко от пирсов. Встать  сам не смог. Спасибо проходившим лейтенантам, помогли. Ну а остально вы все видели сами. Считаю, что был похищен инопланетными существами, которые скорее всего ставили на до мной какие то эксперименты. Затем, видимо с целью замести следы, они скорее всего влили мне в рот водки, или «шила». И оставили на снегу.
     Прошу рассматривать данный случай, не как совершение воинского проступка, а как экстремальный, выходящий за рамки простого человеческого понимания случай. Думаю, что здесь есть над чем подумать соответствующим ученым, и возможно даже работниками особого отдела.
    Считаю себя жертвой, цивилизационных отношений, и прошу меня не наказывать.
     Пауза. В кают-компании режим «тишина». Слышно как таракан нагло прополз по переборке. И так наверное секунд 30 или чуть больше. А затем ядерный взрыв, звуком своим выдавший вероятному противнику наше место положение.
     В сопровождении этого гогота, Миша прошел на свое место. Каменное лицо его не выражало никаких эмоций. Лишь потухший взгляд уставшего человека.
    Замполит стал белее скатерти на его столе. Он внутренне скорее всего понимал, что этот балаган надо было прекращать, но не знал, как.  Командир, которому по должности было положено быть главным хранителем воинской дисциплины, молчал, сильно склонив голову к груди. Плечи его тряслись, он смеялся.
     Ну и как при таком раскладе было продолжать собрание?
     Мишке поставили на вид, а остальных распустили, кому отдыхать, а кому готовиться на вахту.
    Но долго еще сидел в кресле-качалке зоны отдыха наш главный партийный рабочий, уставившись взглядом на аквариум, в котором вместо рыбок, жили две большие розовые лягушки.
    Что он при этом думал, теперь уже сложно сказать. Но многим показалось, что во всем выражении его лица была некоторая зависть к бесшабашности и независимости Мишки. Или нам это только почудилось.