Глава 1
Начало
Сапоги взбивали белёсую пыль. Шаги делали свою нехитрую работу, обращая поднятое в клубящуюся позёмку. Ветер гнал её вдоль морщинистой кожи пустыни. А в глубоких ультрамариновых небесах уже начинал клониться к западу слепящий огненный шар, продолжающий жарить всё также безжалостно и равнодушно. Путник в облегающих его поджарое тело одеждах, цвета неба пустыни, с лёгкой поклажей и длинным, чуть изогнутым мечом в ножнах из антрацитово-чёрной, гладкой как застывшая смола кожи, будто бы плыл сквозь прокалённое марево, оставляя за собою тропку следов, которую, не мешкая слизывал злой суховей. «Следуй за солнцем», – это было последним наставлением мастера Го, что услышал идущий в начале своего пути. Пути в Беспредельное… или пути к Концу. И предчувствия его уже обратились в спокойное и отчётливое знание того, что отныне эти два слова будут означать одно и то же.
Утро, от которого его отделяло ещё лишь несколько часов пыльного зноя, и которому суждено было стать последним приютом его прошлого существования, выдалось блаженным. На свитых из тонких бамбуковых стволов стенах хижины, где он провёл эту ночь, танцевали невесомые тени, отбрасываемые нежными листочками ориентальных вишен, целая роща которых раскинулась округ. Лёгкий озорной ветерок, пробирающийся сквозь дверной проём, приятно холодил лицо, игриво пушил волосы, принося с собой сладковатый запах чуть зацветшей воды, плакучих ив и жёлтых кувшинок от маленького пруда, притаившегося в густых камышах неподалёку.
Потянувшись до сладкого хруста во всех членах, он поднялся, выбрался наружу. Невысокий худой человек с невыразимо гладкой кожей, в свободном, напоминавшем кимоно, нежно-золотистом одеянии, обрамлённым затейливым пурпурным узором, человек с настолько гладкой лысиной, что могло показаться, будто его голова никогда не знала волос, глядел вдаль, туда, где начинало вставать из-за объятого туманом горизонта молодое и свежее славное солнце.
– Доброе утро, учитель! – поприветствовал человека он.
– Время помолиться, – отвечал наставник Го, продолжая немигающим взглядом глядеть на встающее светило. Он умел и любил взирать на него не щурясь.
Здесь, на Ориентале, молятся не Богу. Здесь молятся Всему. Великому Всему. Каждой травинке и песчинке, всякой малой пичужке и букашке, не говоря уж об огромных клыкастых, когтистых и рогатых; молятся ливням и тайфунам, приливам и вулканам, морям, лесам, горам, всей планете, всем звёздам, квазарам и чёрным дырам далёкого космоса… Всему сущему – видимому и скрытому, познанному и нет… Вечному круговороту бытия и Энергии. Только слившись со всем можно познать Единство и обрести Силу. Это знают на Ориентале. Этому учил его наставник. Это просто…
Скрестив ноги, он опустился на ещё влажную от утренней росы траву у порога хижины. Это необязательно. Поза – форма. Форма пуста. Важно лишь её наполнение…
Через полсотни вздохов ветра учитель сел рядом, и всё также, не отрывая взора от солнца произнёс, будто бы говоря сам с собой:
– Это и есть твоё слабое место.
– О чём вы, наставник? – подняв глаза, вопрошал ученик.
– Ты не веришь, что являешься Всем.
– Я верю, учитель!
– Ты веришь умом. Твой дух не верит. А ум – слаб.
Он хотел что-то возразить наставнику, но тот поднял ладонь, и ученик смолк. Учитель отвёл взор от солнца и поглядел ему в глаза, и пристально, и с сочувствием.
– Явившийся из мира покоя и изобилия не нуждается в вере, – молвил он. Тут же поднялся на ноги и скорым шагом пошёл по направлению к очагу, устроенному вблизи хижины. «Твоя чашка сого ждёт тебя» – бросил он на ходу. Так уж было заведено здесь – последний завтрак, перед выступлением ученика в свой последний поход, готовил ему его наставник.
Трапеза длилась недолго, и вот уже оба, ученик и учитель стоят у начала едва просматриваемой среди густой изумрудной травы тропинки. Хор ночных цикад, сменялся тонким а капелла утренних. В порывах ветерка запахло предчувствием зноя. Красный полу диск солнца разогнал последние сгустки того, что казалось туманом, и открыл взору Великую Пустыню, безбрежно раскинувшуюся по все стороны вкруг крохотного островка оазиса.
– Я научил тебя всему, что мог, – рёк наставник, – ты взял у меня, всё, что сумел.
Ученик опустился на колени, склонил голову и приложил руку к груди. – Великое благодаренье тебе, учитель.
Жестом наставник заставил его подняться. Снова пристально посмотрел в глаза, и молвил:
– Если Миро будет с тобой, то вскорости встретишь ты то, чего раньше никогда не видел живым. А если с тобой будет ещё и мудрость, то оно поможет тебе умереть не так скоро.
Ученик знал, что пояснения туманных слов учителя ему не услыхать, поэтому вновь склонил голову в благодарственном поклоне, и спросил лишь:
– Куда мне идти, учитель?
– Следуй за солнцем, – последовал ответ.
* * *
Унылая монотонность прервалась внезапно – глазам путника открылся глубокий разлом, разрезающий твердь пустыни надвое, и уходящий обеими сторонами своими за далёкие горизонты. На дне его серебрилась извивающаяся нить реки, сверкающая в алых лучах заходящего солнца, обрамлённая светлой зеленью кустарника. А вот и тропка, сбегающая по обрыву к самому дну каньона.
Путник спустился вниз, добрался до реки и жадно припал к её хрустальным водам. Ледяная прохлада растеклась по пересохшему горлу. Шум перекатывающихся бурунов, свежесть алмазных брызг, прохлада тени высоких кустов… Что может быть лучшей наградой после тяжкого дня пути по раскалённой пустыне?
«Я шёл на запад, как и сказал учитель, и, по крайней мере, выбрался к реке. Для начала, неплохо. Здесь мне и стоит заночевать, – подумал он, растянувшись прямо на рыжей прибрежной гальке, – но сначала, я всё ж отобедаю!» Он достал из своего маленького рюкзака свёрток с сушёным морохом, отломил ломоть от увесистого куска напоминающей кирпич спрессованной оранжевой массы, и принялся жадно жевать. Не очень вкусно (даже если ты очень голоден), но весьма и весьма калорийно. На килограмме мороха можно запросто продержаться неделю, а если сильно постараться, то и две с гаком.
Быстро покончив с обедом, он принялся ломать сучья кустарника, желая устроить себе настил. Если есть возможность провести эту ночь с комфортом, то почему бы ею не воспользоваться? (Выспаться у реки, в сени развесистого куста, да на мягкой подстилке из сучьев и листьев – это было верхом блаженства для той переделки, в которую он ввязался вопреки всем здравым смыслам во вселенной)
С противоположного склона шумно посыпались камни. Его рука инстинктивно схватила ножны с мечом. По вьющейся серпантином тропинке кто-то спускался. Человек. Молниеносным рывком путник бросил своё тело за прибрежный валун. Затаился. Замер. Слился с камнем в одно целое. Нужна крайняя осторожность, предельная бдительность. Каждый сантиметр его пути здесь может быть наполнен смертельной опасностью.
Человек спускался долго. Движения его были неуклюжи и замедленны. Путник никогда не видал в своей жизни, чтобы кто-нибудь из людей так распоряжался своим телом. Наконец, спускающий подобрался к реке настолько близко, что путник смог достаточно хорошо рассмотреть того. И был потрясён увиденным. Кожа лица этого человека была испещрена глубокими морщинами, она напомнила ему ту растрескавшуюся от миллионов лет безводья почву пустыни, по которой он брёл весь сегодняшний день. Длинные спутанные волосы этого человека, его ещё более длинная, косматая борода, были совершенно белы, белы как снег на Верхнем Алионе! Кисти рук его (человек уже оказался настолько близко от камня, ставшем укрытием путнику, что тот теперь мог рассмотреть и их) с тыльной стороны были обтянуты дряблой кожей, местами покрытой какими-то буро-фиолетовыми пятнами; сустав каждого пальца же походил на узел ветхой верёвки, которой он перевязывал когда-то хворост, готовя для мастера Го соговую похлёбку.
Такое путник видел лишь в погружениях о древнейших временах, да на картинах в музеях Призрачного Антареса. «Это же старость!» – вдруг понял он. Откуда здесь старость, здесь, в мирах Большого круга?! Прошли сотни тысяч лет, с тех пор, как человечество навсегда победило эту напасть! Человечество давно позабыло, что значит болеть и умирать от старости. Человечество вообще позабыло, что значит умирать от чего бы это ни было (если не брать горстку отчаянных безумцев вроде него самого, которые как будто, так и жаждут вспомнить, что же это такое). Даже в мирах Малого круга люди давно уже не стареют… Нет, путник теоритически знал, что где-то в невообразимой дали существует то, что называют «Закружьем», и там, в этих диких, жестоких первобытных мирах люди до сих пор смертны, но… Это всегда казалось ему небылицей, далёкой страшненькой сказкой.
«Встретить древнего старика, на Ориентале! Немыслимо! Кто обрёк бедолагу на такие страдания? Всё-таки чокнутые эти оринтальцы! Вот уже без малого триста лет я пытаюсь постигнуть их, и, похоже, всё также далёк от этого» – думал путник, продолжая разглядывать старика.
Старик же, тем временем, вышел на берег, освободился от тесёмок, держащих на его спине коробчатую плетённую корзину, снял её с плеч, кряхтя опустился на колени и принялся извлекать из неё невзрачное тряпьё, по виду напоминавшее ту серую холщовую тунику до пят, в которую он был одет. Тут тревога пронзила сознание путника: «Уж не уловка ли это соперников? Обратиться в беспомощного старца, притупив тем самым мою бдительность, и вкупе вызвать интерес? Чтобы я, удивлённый и расслабленный, бросился к этому диву и… можно жрать меня тёпленьким! Нет уж! Хотя… Слишком мудрёно всё это было бы. Но любой из соперников – монстр ещё тот. Всего можно ожидать. Ко всему готовым быть нужно».
Но здесь и вспомнились ему слова Го: «Если Миро будет к тебе благосклонно, то встретишь ты того, кого никогда не видел живым». «Похоже, Миро ко мне благосклонно, по крайней мере, пока», – улыбнулся путник и вышел из-за укрытия.
– Мир тебе, добрый человек! – приветствовал он старика.
Старик даже не вздрогнул.
– И тебе мир, воин, – отозвался он. – За алмазным шаром отправился?
– Как ты узнал? – удивился путник.
– За другими здесь не ходят, – ответил старик, и продолжил. – Вижу, спросить чего хочешь? Спрашивай.
– Кто сотворил с тобой такую беду, добрый человек?
– Какую ещё беду?
– Разве страдать от старости в мире, победившем смерть, не беда?
– А зачем ты идёшь за алмазным шаром, зная, что самый вероятный исход твоего похода – смерть в этом бессмертном мире? – ответил вопросом на вопрос старик.
Путник хотел было сказать, что каждому разумному существу Высшего круга Миро известно, что обладание алмазным шаром грандиозная и редкая честь, что это прерогатива величайших воинов, вершина их пути, что только 88 из бесчисленных миллиардов населяющих Миро владеют этим ослепительным трофеем, но отчего-то задумался, помедлил с ответом.
– М-м-м… потому-что… потому-что только познав смерть, можно познать жизнь.
– Возможно, ты мудр, воин, – ответствовал старик, – а скажи-ка мне, когда ты появился на свет?
– 23 114 лет назад по общемировому времени.
– Я 19 220. Из них, последние, без малого 80, я живу, отказавшись от бессмертия. И знаешь, воин, за эти восемь десятков, я познал больше, чем за все былые долгие тысячелетья… Однако, стираться надо, – спохватился старик, – а ты, никак к ночлегу готовишься?
– Верно, притомился я нынче.
– Чем-то приглянулся ты мне, воин, – вдруг сказал старик, и тень улыбки мелькнула на его суровом, обветревшем лице. Мелькнула и тут же исчезла. – Слышал я, что здесь камни недавно летали, – как бы невзначай добавил он, – Причём, поговаривают, не маленькие, а размером вон с того. (Старик ткнул костлявой рукой в направление валуна, за которым некоторое время назад таился путник).
Огромные летающие камни. Это могло означать только одно. Драрар – один из грозных соперников, рядом. Драрар из конгломерата СС… Драрар – «Повелитель Гравитации»…
– Спасибо тебе, добрый человек, – произнёс путник поклонившись.
– Похоже, отдых твой отменяется? – спросил старик прищурившись.
– Отменяется.
– Поднимешься той тропой, что спускался я. Далее будет развилка. Иди по правой. Она выведет тебя к ашраму Девяти Старцев. Если поторопишься, до темноты успеешь. Может случиться и так, что летучие камушки там будут тебе не страшны. Прощай!