Дед решала Афера. Глава 6 Повешенный

Евгений Паньшин
Права на произведение заверены нотариально.

   ПОВЕШЕННЫЙ.
 Кое-как, опираясь на две палки, дед добрался до дому и присел на лавку у скособоченного крыльца. Вышла жена и, начала устраивать разгон за вчерашнюю попойку с участковым инспектором. Она ещё с вечера проверила тайник в навозной куче и, убедившись что банки с самогоном на месте, немного успокоилась. Однако в силу бабьего характера продолжала ворчать
    -Сдохнешь ведь, столько пить. Этому борову что, он напоролся, а сегодня хоть бы хны. А ты на себя глянь. Уже вон с двумя палками ходишь. В чем только душа держится, а туда же.
   -Ты, старая, чем брехать, дала бы лучше опохмелиться.
   -Ага. Щас. Бегу и спотыкаюсь. Подол порвала на ходу,- со злом ответила бабка,- обойдёшься, алкаш.
    В воспалённом мозгу деда Кузьмы зрел план, как проучить непокорную жену.
   -Не дашь похмелиться – пойду и повешусь,- с притворной злостью выпалил он. 
   -Иди, иди, вешайся. Нашёл чем пугать. Хоть поживу спокойно, – ответила хозяйка и, в сердцах хлопнув калиткой, ушла в магазин.
    Совсем недавно в местной газете была статья, о том как неопохмелённый муж имитировал повешенье, чтобы отомстить жене. Коварный дед, не мудрствуя лукаво, решил повторить эту шутку на своей бабке и, кое-как встав, и отчаянно хромая на обе ноги, забыв про похмельные боли, с азартом начал претворять план мщения в действие. Для начала он проковылял в сарай, где снял с крюка старую верёвку, сунул её под мышку, вышел к калитке и посмотрел, не возвращается ли жена. После этого прикатил в амбар, берёзовый чурбак, и установил его посреди помещения, прямо под крюком на котором зимой вешал мясо, спасая от грызунов. Взобравшись на него, дед, снял с себя китель и повесил его на крюк. Затем от верёвки отрезал кусок с метр длиной, а оставшуюся часть привязал одним концом к тому же крюку, а второй просунул сзади под поясной ремень и завязал узлом. На шее обрезком верёвки сделал свободно болтающуюся петлю и, вновь одев китель, застегнул его до самого горла. Теперь, если глядеть со стороны, создавалась иллюзия, что он действительно повесился, хотя вся нагрузка приходилась на поясной ремень. Поприседав и проверив, не будет ли китель давить на горло, дед резко толкнул ногами подставку и, завис в воздухе. Чурбак упал на бок, покатился, сметая на своем пути садовый инвентарь, прислонённый к стене. Попробовал дед пошевелиться. Ничего, висеть можно. И только тут его организм, терзаемый похмельем, вспомнил, что надо было напиться воды. А что как разгневанная бабка не вернется из магазина до вечера? Им овладела паника. Болтаться здесь, хоть и в тени, но на тридцатипятиградусной жаре, не очень весело. Как-то надо спасать положение. Пощупал узел на спине – тот от веса «повешенного» затянулся намертво и даже нечего было думать, чтобы его развязать. Чурбак от толчка укатился к выходу и был недосягаемый. До пола сантиметров семьдесят. До ближайшей стены метра полтора. Дед стал размахивать руками и ногами в надежде раскачаться и приблизиться к ней и за что-нибудь ухватиться. И тут случилось непоправимое. Верхние две пуговицы кителя оторвались и улетели в сторону, и «висельник» стал терять вертикаль. Он отчаянно замахал руками и ногами, попытался хоть как-то стабилизировать своё положение. Спасало то, что застёгнутый китель, не давал перевернуть его вверх ногами из-за разницы веса в ногах и теле. Но после ожесточённых телодвижений отлетела третья, затем четвёртая пуговица. Осталось еще две, если и они оторвутся, тогда всё пропало. Дед замер и завис в «Г»- образном положении. Верёвка, приподняв сзади китель из-за оторванных пуговиц, выходила к крюку  примерно на расстоянии середины его позвоночника. Из-за этого руки вывернуло назад, вверх и в стороны и, шевелить ими он уже не мог. Двигаться могла только голова как у орла. Теперь поза его напоминала «Цыпленка табака в  собственном соку».Комизм положения завершал нижний край рубахи, высунутый через расстёгнутую ширинку. 
     И только тут дед заметил прямо под собой лежащие на полу косу и двое граблей, которые свалило полено, когда вылетало из-под него при «повешении». Грабли лежали остриями вверх. И если бы он умудрился на них сорваться, то в лучшем случае остался бы калекой на всю жизнь. Потому забыв про головную боль, жажду и некоторые неудобства, дед замер в ожидании и обреченно затих. Было душно. Пот заливал глаза. Вдруг со стороны калитки послышался шум. Облегченно вздохнув, он повернув голову набок, и стал старательно изображать покойника.
    Мимо, даже не взглянув, с ворчанием прошла бабка Клава с авоськой в руке. Зашла в дом и пропала. Дед покрутил затёкшей шеей, повернул голову сначала в одну, потом в другую сторону. Минут десять прошло в полной тишине. Как назло в амбар налетели мухи и стали донимать его. Наконец бабка вышла с ведром воды и пошла поить поросёнка. Дед, оставшись висеть в одиночестве, уже начал каяться что затеял такое предприятие, когда хозяйка вышла наконец из сарая и обратила внимание на раскрытую дверь амбара. Подойдя, она уже хотела её прикрыть, но заглянула внутрь, и обомлела. Ноги подкосились, рука непроизвольно прикрыла рот:
   -А божечки ты мой, что ж ты, Кузьма, наделал? Что ж ты натворил-то? Одну меня на старости лет оставил!- завопила она на всю улицу.
    Дед висел, и ему было и стыдно за такое горе жены, и злорадствовал, вспоминая больную голову. На крик прибежала пьяная соседка «Куколка». Разохалась, раскудахталась:
   -Горе-то какое. Несчастье прямо, баб Клав. Иди быстрее к Антонычу, пока в район не уехал. Снимать ведь Петровича надо. А без милиции, говорят,  нельзя.
   -Ты уж побудь здесь, пока я бегаю. Негоже покойника одного оставлять,- плача и причитая, попросила соседку бабка и, как могла, поспешила за участковым.
    Дед, чуть приоткрыв глаз, наблюдал за развитием событий. Соседка же, увидев, что хозяйка ушла со двора, стала с интересом разглядывать позу «покойного». Что-то ей не понравилось в этой позе, и она, видимо, решила проверить свои сомнения. Вытянув руку, «Куколка» дёрнула его за край рубахи, торчащей из ширинки, и услышала над ухом загробный голос деда:
   - Это не то, что ты подумала, Пелагея, убери лучше снизу грабли.
    «Куколка» дёрнулась в сторону и, споткнувшись о валявшийся чурбак, со всего маху упала на землю. Вытаращив в разные стороны косые глаза, она смотрела на «повешенного», показывала на него неестественно вывернутой рукой и что-то нечленораздельно мычала. Потом перевернулась на живот и поползла во двор. Дед же висел себе тихо и более не подавал признаков жизни. Такую картину и застали прибывшие на место происшествия бабка Клава, «Шех» и деревенские любопытствующие. Увидев «Куколку» с выпученными глазами и пытавшуюся что-то сказать, «Шех» изрёк:
   -Вот не хватало ещё беды. Не надо её здесь было оставлять. Видишь, как напугалась. Отведите её в дом.
    Две бабы повели «Куколку» в дом, а три остались на улице. «Шех» покачал головой, почмокал губами, о чём-то думая, и добавил:
   -Вот жизнь пошла… Только что живой был… Хошь не хошь, а снимать надо. Милицию ждать не будем. Участковый, сказали, послезавтра приедет. Больно жарко…Ведь только расстались… Эк тебя перекорячило.- Поднял с пола брошенный дедом Кузьмой нож, поднял и поставил к стене грабли и косу и велел  любопытным отойти в сторону. После этого, поставив на попа чурбак, водрузил на него своё тело. Дед затаил дыхание, боясь любым движением выдать себя и, в то же время понимал, что позора ему не избежать. «Шех», тем временем развернул его боком к себе, одной рукой придерживая «самоубийцу» за китель, а другой ножом стал резать верёвку. В последний момент дед, почувствовав, что вот-вот грохнется с высоты на землю и наверняка что-то повредит себе, а поскольку руки были скованы вверху кителем, от безысходности ухватил «Шеха» зубами за плечо мертвой хваткой. Тот от неожиданности и испуга дёрнулся в сторону и вместе с дедом оборвав недорезанный остаток верёвки, грохнулся во весь рост на пол. Зеваки в ужасе шарахнулись кто куда. «Шех», лежа на земле, весь разбитый, но уже начавший понимать, что происходит, схватил за шею деда Кузьму, пытавшегося с него сползти и сбежать.
    -Куда, Петрович, наладился? Опять комедию ставишь? Я тебя, твою мать, пока народ разбёгся, сейчас на место повешу, но уже по настоящему. 
   Дед, ничего не говоря, шарил вокруг руками, кое-как нашел отлетевшие в угол вставные  челюсти и, вставив их в рот наконец смог говорить:
     -Михаил, тут это,- пытался объяснить он,- всё она,- махнул в сторону дома рукой,- такой скандал устроила из-за вчерашнего, да и похмелиться не дала. Вот я и решил немного проучить её. А оно вишь ты, как вышло.
     -Я тебя, придурка, поучу. Граблями по горбу. Я ведь мог дураком сделаться или сломать себе что- нибудь…..
      Так они лежали на полу и вели непринуждённую беседу. Бабка Клава, услыхав от соседей про такую страсть, прибежала к амбару и, увидев своего суженого живым и здоровым, побежала в дом, громко ругаясь, за ухватом. «Шех» только и сказал :
     - Спасайся, Петрович, я тебе не помогу, похоже, вывихнул ногу,- и, с трудом усевшись на грязном полу, стал стаскивать сапог, а дед, подобрав с земли оторванные пуговицы, хромая на обе ноги, скрылся за домом в кустах. Там, подобрав не завалинке гвоздь, проковырял в нужных местах на кителе дырки, воткнул в них ножки солдатских пуговиц и с другой стороны в ножки засунул по спичке. Этот приём пришивания пуговиц был знаком ему ещё с армии. Застегнувшись, он поспешил в правление колхоза, потому что единственным его спасением была командировка, назначенная председателем. Зеваки же в ужасе бежали со двора, видя подобные метаморфозы с дедом и слыша из амбара хохот, явно сошедшего с ума «Шеха».
     Пройдя огородами несколько дворов, дед вспомнил, что забыл дома удочки, но  возвращаться не рискнул. Бабка наверняка ему не простит учинённой комедии, ну по крайней мере пока. На пути стоял дом Фаила «Длинного», всем известного деревенского холостяка и пьяницы. «У него и возьму»,- решил дед и проковылял в калитку. Никого не обнаружив во дворе, он вошёл в избу. В сенях и кухоньке никого не было, и он заглянул в горницу. Там за занавеской Фаил средь бела дня развлекался с какой-то деревенской бабой. Это умозаключение дед сделал из подозрительно-эротических стонов, охов и отражения двух голых тел в настенном зеркале, висевшем у кровати, которая ритмично раскачивалась вместе с занавеской. В комнате стоял ни с чем несравнимый запах любви.  На тумбочке рядом с кроватью стояла начатая бутылка водки и нехитрая закуска. За занавеской всё стихло.
   -Дома есть кто-нибудь?,- спросил дед, сделав вид, что не замечает людей за занавеской. Никто ему не ответил. И тут он вспомнил, что ещё не похмелялся сегодня,- Ну раз никого нет, то и спросу с меня нет,- сказал он, по хозяйски подошёл к тумбочке, налил полстакана водки и, со словами «Помогай Вам господь» выпил ее, перекрестился, после чего повернулся и собрался уходить. Потом снова повернулся, налил ещё полстакана водки, выпил, ещё раз перекрестился и вышел в полной тишине. В сенях взял две стоявшие в углу удочки и отправился в правление колхоза.      

Продолжение следует. Для тех кто не любит читать - можете прослушать в моем исполнении главы книги "Дед решала" в Ютубе. ОК. ВК. фейсбуке. Твиттере. просто набрав "Дед решала. Евгений Паньшин".

Если понравилась публикация не забывайте ПОДПИСАТЬСЯ и поставить ЛАЙК