Глава 2
Открытие козыря
По другую сторону разлома пустыня сменила свой ландшафт. Она больше не морщинилась бесконечными петляющими складками, она пузырилась буграми, мелкими и грубыми, словно бородавки, и более высокими и плавными, напоминающими волны застывшей лавы. Солнце, уже не пылающее, не стоящее испепеляющей точкой в зените, а будто бы холодное, обратившееся в огромный алеющий шар, грузно опускалось на горизонт.
Тропа указанная странным стариком читалась хорошо. Она вилась змеёю меж бугров-бородавок, взлетала на гребни застывшей лавы (это было странно, но она оставалась весьма отчётливой даже на их невероятно твёрдой монолитной поверхности), ручьём стекала вниз, путаясь средь шершавых пупырей, и извиваясь, продолжала струиться в бесконечную даль мёртвого пейзажа.
«Даже если темнота застанет меня в пути, я сумею найти дорогу» – с облегчением понимал путник, мысленно благословляя и эту тропу, и того кто проложил её, и того кто указал ему на неё.
Путник шагал бодро, почти бежал. Адреналин, наводнивший кровь, начисто прогнал и усталость и сон. Враг рядом. Здесь повсюду громады камней, целые россыпи гранитных монстров, которые в любой миг могут ожить и превратить тебя в кровавую лепёшку, а укрыться-то негде. Территория Драрара… Наилучшее место для атаки. Меньше всего путнику хотелось сцепиться с соперником именно здесь.
Когда диск солнца, ставший уже тёмно-бордовым с кровавой каймой, и до чудовищности огромным (закаты в пустыне на этой планете – демоническое зрелище) поцеловался с заплывающем багряной дымкой горизонтом, путник почувствовал, что он здесь не один. Мгновение меньшее, чем требуется глазу чтоб моргнуть… и меч уже выдернут из ножен – воин замер в боевой стойке; две руки держат рукоять стальной хваткой; клинок перед собой, сверкает в зловещих лучах кровавого заката. Кто здесь?
Шестое чувство, выдрессированное столетьями тренировок, безошибочно бросает взгляд прямо в цель – сзади, справа, сверху, на уродливом набалдашнике из застывшей лавы кто-то большой, мохнатый, клыкастый, скалящийся, с горящими глазами. Стоп. Это всего лишь охлок – пустынная собака Ориентала. Он безопасен. Даром, что огромен. Охлоки редко нападают на людей.
Путник улыбнулся, руки с мечом опустились. «Ну! Иди по своим делам, псина!» – крикнул он зверю, заложил оружие за спину, и продолжил путь. Животное тут же исчезло, словно и вправду послушалось.
Не прошёл он и полусотни шагов, как вновь видел охлока. Потом сразу двух. Потом трёх. Они появлялись из-за валунов и бугров, глядели в его сторону, и стремглав бесшумно исчезали из вида. «Да вы за мной следите что-ли, ребята?» – смеясь, крикнул он вслед очередным ретировавшимся зверюгам.
Вскоре тропа круто взяла вверх, забираясь на то, что казалось очередной дюной из застывшей магмы. Окончив подъем, путник на мгновенье застыл в оцепенении. Взору его открылось абсолютно плоское широкое пространство с невероятно твёрдой и гладкой поверхностью, ровной, как оконное стекло. И даже на этой поверхности продолжала читаться тропа, как будто кто-то выжег её не ней гигантским раскалённым гвоздём. Но не это поразило его. Аккурат посереди этой громадной нерукотворной площади, колыхалось мохнатое озеро. Охлоки. Огромная стая охлоков. Голов сто, не меньше. Их белая шерсть стала кроваво-красной в лучах проваливающегося всё глубже за горизонт исполина. Злой огонь сверкает в сотне пар звериных глаз. Хищно оскаленные пасти. Рычание, переходящее в гул…
«Для чего им такая густая шерсть, в пустыне? – Отчего-то вдруг подумалось путнику, – ведь жарко же. Или она как раз и служит им защитой от солнечной радиации? Или у них какая-то особая система теплообмена? Да, и ещё, ночью ведь в пустыне холодно». И тут же он удивился несвоевременности этих мыслей. Думать сейчас следовало о другом. Думать следовало о том, что он видит нечто невероятное. Охлоки не сбиваются в стаи. Охлоки – одиночки. Охлоки не проявляют агрессию к человеку – исключение самки с детёнышами, да самцы в период гона. Но их здесь целая туча, и намерения их явно не совпадают с желаниями домашней мурлыки, прыгающей к вам на колени в поисках ласки. Что за бред?
Путник решил, что надо отступить – тихо, пятясь, осторожно, плавно. Потом просто обойти этот «стеклянный стол» и заново найти тропу. И желательно успеть до темноты.
Он сделал шаг назад, не отрывая взгляда от стаи. Стая ответила рычанием. Он сделал ещё шаг. Рык, и без того громкий и злобный, увеличился в степени. Шерсть зверей вздыбилась. Оскалы прибавили в ярости. Третий шаг отступления, и первый зверь (его можно было бы назвать вожаком, если бы охлоки, как и большинство псовых во всём Миро вели стайный образ жизни), самый большой, размером с доброго бычка-переростка, самый ярый и лютый, срывается с места. Он летит стремительным галопом, летит над землёй, высоко выбрасывая вперёд свои мощные как жерди косматые лапы. Повинуясь сигналу к атаке, единым рывком, приходит в движение остальная стая. Сотня мускулистых тел, несущих в своих крокодильих пастях тысячи смертоносных клыков, заряжённых непонятной свирепой яростью, с бешеной скоростью несётся к своей цели – растерзать одинокую жертву, разорвать на лоскуты, сожрать, хрустя костями.
Меч снова в руках воина. Первый зверь совершает финальный прыжок выцеливая горло своей широко раскрытой, брызжущей пенной слюной пастью. Плавный уход в сторону. Неуловимое движение мечом, и огромная башка зверя отделяется от туловища. Обезглавленный корпус, летит ещё добрых пять метров и плюхается боком на бурую поверхность стекла. По инерции скользит по ней дальше, ещё столько же, сколько преодолел по воздуху; останавливается у самого края обрыва.
Это только добавляет стае яростного задора. Она налетает на жертву, обступает её со всех сторон, берёт в плотный, колышущийся, беснующийся круг…
Бой. Он сам собою оживляет в воине десятки способностей, умений, навыков, даров вышколенных веками тренировок, закалки, испытаний; выплавленных тысячами боёв; открытых, развитых, взращённых, выпестованных в нём учителем Го.
Уклоны. Уходы. Пируэты. Нырки. Обороты… Это выглядит неизъяснимым танцем, как будто голубой смерч кружит средь белого моря, всё более окрашивая его в красное. Ни одной пасти не удаётся добраться до плоти. Движения меча неуловимы – колющие, режущие, рубящие, почти без замаха. Недвижных, окровавленных тел всё больше. Только рычание, жалобный визг и тяжёлое дыхание собак.
В реальном бою, он давно умел видеть вокруг себя всё, даже если смотрел в одну точку. Более того, его кожа, словно бы превращалась в орган, способной ощущать на расстоянии, ощущать опасность, её нахождение, скорость, степень…
В этот миг он ощутил-увидел, там, за спиной. Летит смерть. Тонкая, стремительная, жгучая. Разворот корпуса, и короткая стрела, пройдя в миллиметре от груди, вонзается прямо в горящий глаз пса, приготовившегося к прыжку. Стрела предназначалась не зверю. Фигура в чёрном выросла за спиной у воина. До врага пятьдесят шагов. В руках врага арбалет.
Дело долей секунды, для того чтобы метательная звёздочка покинула накладной карман комбинезона и оказалась в ладони. Ещё несколько долей на то, чтобы, опять же, почти без замаха послать её в цель. В следующий миг орудие врезается в горло стрелку. Перебивает кадык, гортань, сонную артерию… Человек в чёрном беззвучно оседает на землю.
Через секунду приходит осознание: ассасин! Вопросы: откуда он здесь? Как узнал? Кто навёл? Почему так рано?
Воин инстинктивно прогибает тело назад. Стрела, пущенная теперь уже в грудь, чиркает по комбинезону и уходит в пустоту. А вот и второй стрелок. Он далеко; схоронился за скалой на соседнем холме. С разных сторон площадки появляются ещё трое чёрных, почти одновременно посылают стрелы. Немыслимый пируэт человека в голубом лишает их желанной цели. Стрелы вновь достаются собакам. Пусть это будет им утешительным призом (не собакам – стрелам). В этот миг один из наиболее близко подобравшихся псов с хрустом вгрызается в лодыжку. Убийцы перезаряжают арбалеты. Псы, видя успех своего сотоварища, остервенело бросаются в новую атаку. Вот и момент истины. Похоже, он нашёл, что искал: смерть, Настоящая Смерть, радостно скалясь, распахивает свои ледяные объятия.
Как же не хочется раскрывать главный свой козырь в начале игры! Однако некто сумел лишить его выбора. Вся энергия вниз – в точку тандэ. Толчок. Провал. И мир замер. Только стрела, вновь пущенная тем типом с дальнего холма, продолжает своё движение, но медленно, плавно, словно в кадрах замедленного погружения. До того, как она будет здесь пройдёт несколько секунд – целая вечность. Когда она достигнет места, куда была направлена, цели на нём давно не будет. Стрела встретит лишь пустоту. А цель, тем временем, успеет сделать половину своей работы.
Первая проблема – это почти неподвижный теперь пёс, мёртвой хваткой держащий лодыжку. Рубящее движение мечом, наотмашь сверху вниз, за спину. Лезвие клинка срезает переднюю часть морды зверюги, отделяя её от остальной головы. Остаётся лишь топнуть ногой, чтобы стряхнуть с голени ещё не успевшие разжаться зубатые челюсти. Всё. Животных он больше не тронет, а вот людьми следует заняться…
В несколько прыжков воин оказывается перед первым из убийц, поднявшихся на площадку. Чёрная рука совершает медленное движение к колчану со стрелами. Врёшь, не успеешь. Клинок перерубает конечность в верхней трети плеча. Обрубок плавно идёт вниз. Вдогон ему, из культи выплывает алая струя, отделяющая от себя капли-шарики, свободно висящие в вечернем воздухе. То же самое проделывается и со второй рукою…
Конечно, можно было бы не создавать себе столько хлопот, занимаясь «стрижкой» ассасиновых рук, а сразу облегчить задачу по переносу тяжести его шее. Но урождённый конгломерата СЖЗ приучен слишком ценить жизнь, даже если это жизнь врага, даже если знает, что обезглавленный максимум через пару суток будет оживлён. Он никогда не отнимет её ни у одного создания во вселенной, без крайней на то необходимости.
Вот лишились рук, и ещё двое лихих собратьев первой жертвы с площадки. Пора заняться последним, тем, что на дальнем холме уже вновь взводит тугую тетиву арбалета. Когда воин оказался подле него, жало стрелы уже покинуло ложе орудия и неспешно плыло по воздуху в направлении его груди. Он только шлёпнул по древку стрелы ладонью, словно бы отмахнулся от назойливой мухи; от шлепка стрела сменила траекторию и поплыла влево вниз, к земле.
Когда последний ассасин распростился с конечностями, воин перевёл дух. Он мог представить, что видели ныне безрукие, в эти короткие (для них) мгновенья. А видели они, как вдруг, казавшаяся им обречённой жертва, внезапно исчезла, и взамен её явилась голубая молния, стремительным вихрем заметалась по пространству… А потом увидали алое, бьющее, фонтанирующее… а после свои руки на земле... И тогда они поняли, что это их кровь, и их руки… Но молния, тем временем, сверкнув прощальным зигзагом меж безразличных бурых бугров, исчезла в молчаливом океане пустыни.