Бог создал ее специально для него. Он чувствовал это. Нет, до нее, конечно, у него было много других планет, и больших, и маленьких, и ярких, и тусклых, но только она одна так по-детски невинно отзывалась на малейшее его прикосновение, лишь только ее одну ему хотелось не обжигать, а нежить своими лучами, словно с ее появлением страсть преобразовалась в нежность, согревающую, но не сжигающую все и всех. Тысячи лет все его внимание было приковано к ней одной, так вдохновенно отзывающуюся на каждую его ласку. Стоило ему только прикоснуться к ней своими лучами, как она в тот же миг расцветала, озаряя все вокруг яркими красками, круглый год меняя свое одеяние.
Во всем космическом пространстве не было ни одной, равной ей по красоте, были лучше, хуже, но такой...у него еще ни разу не было. С ней он забывал обо всем, научившись наслаждаться каждым новым днем, каждым оттенком жизни, с ней же он познавал себя, погружаясь на самое дно своей души, задерживая дыхание, и, взрываясь его несметными сокровищами, взмывая к своему создателю, словно благодаря за это удивительное чудо познания. Она настолько чутко отзывалась на его тепло, что он боялся спалить ее, боялся невольно обжечь силой своей страсти, еще не зная, что внутри нее горел такой же неугасаемый костер желания, порой взрывающийся облаком сильнейших эмоций и взметающий кверху искры огня, невольно накладывающие свой неизгладимый отпечаток на других обитателей вселенной.
В те моменты, когда кто-то заслонял ее от него, он сметал все на своем пути, взрываясь вспышками гнева и извергаясь раскаленной лавой, наносящей ожоги всем, кто попадался под руку. Без нее он заживо сжигал себя, не позволяя никому ни приблизиться, ни затушить этот огонь, затихая лишь с ее возвращением. В такие мгновения он, зачастую, боролся сам с собой, чтобы не навредить ей и не обжечь ненароком, но достаточно было ей улыбнуться и зазвучать, как он в тот же миг успокаивался, прекращая попытки разрушить все вокруг силой своего огня. И наступала весна, и он снова нежил ее в своих лучах, не переставая удивляться той щедрости, с которой она делилась своими неповторимыми цветами и одеждами, с каждым вздохом отдавая все больше и больше, радуя его то ярким цветением, то новыми платьями самых необычных фасонов, то драгоценностями своей души, которые дарили радость всем, кто умел видеть.
От чувств, зарождающихся внутри, он все больше и больше распалялся, заставляя ее щечки покрываться густым румянцем, обдавая их жаром и наблюдая, как ее личико покрывается испариной. Она все больше обнажалась под его любящим взглядом, все отчетливее просматривались тонкие струны ее души, дрожащие от малейшего дуновения ветерка, отдавая всю себя ради любви, ради этих восхитительных моментов, порождающих в глубине ее души самые спелые плоды страсти, пока не взрывалась вулканом наслаждения, осыпаясь листопадом и укутываясь в него словно в одеяло. Разгоряченная сверх меры, она была несказанно рада прохладным струям дождя, охлаждающим ее воспламененное тело, ниспосланными создателем словно специально, дабы не позволить ему сжечь ее дотла.
Создатель будто укутывал ее в непроницаемое покрывало из дождевых струй, тумана и опавших листьев, непозволяющих ему разогреть ее сверх меры, пока она не отдохнет, чтобы вновь порадовать его своими ярчайшими красками. Для него наступала долгая и унылая снежная зима, сквозь которую ему было тяжело к ней пробиться. Но он все же без устали продолжал посылать ей лучики тепла, в тщетной надежде согреть ее своим дыханием, прекрасно осознавая, что ей нужна эта передышка, чтобы не сгореть как ее предшественницы. И он ждал, ждал своего часа, крепко обняв ее ласковыми лучами и укутав своей любовью, позволяя другим жителям вселенной греться о него, заряжаться его огнем и силой, но не выпуская из рук свое самое большое сокровище. Она была его ЗЕМЛЯ, он был ее СОЛНЦЕ...