Чайка, чайка,
Желанным кнутом ты мне дай-ка!
О, Чайка, ты так величественна. Я не могу тебя назвать именем твоим, оно не передаёт всё твоё великолепие. Ты – Чайка! Я не могу определиться с твоим подвидом, либо ты – Восточная клуша, либо – Черноголовый хохотун, но это неважно и не имеет никакого особого значения.
Я восхищаюсь твоей грациозностью, как ты пролетаешь гордо через кабинеты по пути в клозет; как ты по-птичьи красиво наклоняешься, поливая засыхающую растительность в ореоле твоего трудового обитания; как ты кричишь своим прекрасным и пробирающим до самого центра слухового тракта смехом. Его сравнивают со «скрипящей телегой», но это сравнение лишь умоляет неистовство и силу твоего крика.
Твой зов, я стремлюсь к нему сквозь смех других, не понимающих всю красоту звуков, проходящих через твою гортань и появляющихся в этом мире, пробуждая дрожь барабанных перепонок!
От твоего величия я съёживаюсь в своем маленьком кресле и жду, пока ты грациозно пройдёшь мимо, виляя тем, чем виляется. Иногда, ты смотришь на меня своими прищуренными глазами из под чёлки, как у другой птицы, не такой восхитительной и грациозной, как ты: леди-гуся ГаГи. И я могу лишь отвести глаза, пока твои прищуренные локаторы не прожгли во мне дыру, размером с корабль, бороздящий море, захваченное твоими сородичами.
О, ты – игривая Чайка! Ты любишь резвиться с особями противоположного пола и доминировать над преклоняющимися перед твоей неистовой красотой и душераздирающим зовом. Ты зовёшь всех слабых и завлекаешь в рыболовные сети, в них уже сидит пара моряков, привлечённых тобой, криком и жёстким доминированием. Стоит тебе только захватить атрибут унижения и власти, ты пускаешь его в ход, и твои узники стонут под ударами плети.
Я поражён твоим напором и агрессией, рвущимся из пернатой груди, ты меня ломаешь полностью! Я не могу сопротивляться твоему зову, я иду, падая на колени и снова вставая, примкнуть к трофейным морякам, стонущим в твоих сетях. Ты истязаешь меня градами ударов крыльев и продолжаешь ломать уже сломанные осколки костей и рвать клювом обагрённые кровью мышцы, попутно, в запале совершая пакостные поступки и начиная от удовольствия кричать – издавая свой рвущийся и рвущий зов.
И вот, я вырвался и приближаюсь к тебе, у тебя нет плётки, значит, ты не будешь добивать меня, я падаю и на последнем издыхании жажду услышать лишь одно.
Я жажду снова услышать этот крик: «И-И-И-И-И-И-И-И-И-и-и-и…»