Двойники. Глава 2. 2

Андрей Звягин
                II. Министерство

 2.1.

К утру дождь прекратился, но небо по-прежнему оставалось затянутым тучами. Всё было серым и унылым. Ян посмотрел в письме адрес своей новой работы, вышел в коридор и нажал кнопку вызова лифта.

Он подъехал откуда-то сверху, и внутри молча стояли люди – невысокий худощавый мужчина, его жена, чем-то странно похожая на него, и двое детей – девочка лет восьми и мальчик намного младше. Из-за тусклого освещения лица казались бледными, безжизненными, словно их неумело загримировали для исполнения трагической роли.

 Зайдя в лифт, Ян слегка поклонился, ему ответили тем же, после чего все в полной тишине доехали до первого этажа.

2.2.

На улице было многолюдно. Тёмные плащи, пальто, шляпы; по дороге, разбрызгивая лужи, сновали машины, со звоном проехал трамвай и исчез за поворотом. Дождь недавно закончился, улица выглядела блеклой, неяркой, воздух был пропитан сыростью и туманом. 

Ян спустился в метро.   

                2.3.

Здание Министерства находилось в тесном неприметном переулке. Оно казалось гигантским, чем-то напоминая дом, в котором Ян поселился, так же поднималось далеко вверх, к небу, и нависало чёрной громадой над мостовой. Маленькие редкие окна безжизненно смотрели на прохожих, с массивных карнизов капала вода.   

Напротив, буквально в нескольких шагах, стояли другие огромные дома, и было непонятно, жили там люди или работали какие-то организации. Улица словно лежала на дне глубокого ущелья.

Ветер неспешно переворачивал разбросанные по тротуару бумаги, вдали дворник медленно сметал их в кучу. Ян удивлённо заметил у него кожаные нарукавники, которые часто надевают чиновники и бухгалтера. 
 
 На здании не было никакой таблички, однако над входом остались следы от когда-то прикреплённых к стене букв.

У Яна мелькнула странная мысль, что Министерство на самом деле являлось безымянным и до исчезновения вывески.

– Мысль не такая и странная, ведь её можно сказать или написать на бумаге, – возразил он себе. – Если что-то нельзя выразить словами, вот тогда действительно странно.

Затем раздражённо добавил:
– Думаю о всякой чепухе, потому что боюсь зайти.
 
И решительно открыл дверь.

                2.4.

Ян очутился в большом вестибюле. Никого не было видно. Наверное, он опоздал к началу рабочего дня, и все уже прошли. В центре, поскрипывая, медленно крутился металлический турникет. Ян постоял минуту, надеясь, что он остановится, и, не дождавшись, осторожно проскочил мимо и пошёл к широкой лестнице в конце зала. Подойдя к ней, Ян оглянулся на продолжавший вращаться турникет.

2.5.

Слева виднелось несколько лифтов, но Ян не знал, куда ему надо идти и решил воспользоваться лестницей. Она привела его на второй этаж, в длинный, тёмный и безлюдный коридор. Под потолком проходили жестяные вентиляционные трубы, возле них висели редкие лампы. Это напоминало уличное освещение – фонарь в круге света, рядом с ним темнота, а поодаль ещё фонари. На полу всюду валялись разбросанные обрывки бумаги. Пройдя дальше, Ян заметил несколько окон, небольших и тусклых, словно ненастоящих. Все двери были закрыты, и из-за них не доносилось ни звука.
В письме говорилось, что отдел кадров должен зачислить его в списки сотрудников Министерства, но где искать отдел, Ян не мог и предположить. Раньше он думал узнать это у первого встречного, но, к сожалению, пока никого встретить не довелось.

Ян решил, что все люди находятся в кабинетах. Ведь если никого нет и там, то это просто невозможно.
 
Сейчас он откроет любую из этих дверей, и всё станет на свои места.

Ян потянул за ручку, и из двери с высоты человеческого роста наружу посыпалась бумага, папки, связанные верёвками кипы документов. Ян отпрыгнул в сторону, успев подумать, что сюда, наверное, никто давно не заглядывал, но ошибся, потому что через секунду бумажной волной из двери вынесло человека в тёмном сюртуке и нарукавниках.

Поначалу он боролся с потоком, и, поскальзываясь, изо всех пытался вернуться назад в кабинет, откуда его так неосторожно извлекли, и была надежда, что ему это удастся, особенно когда он оказался на четвереньках, то есть в более устойчивом положении, и начал ловко перебирать руками и ногами, словно бывал в похожих переделках и умело использовал полученный опыт, но тут нахлынула вторая волна и окончательно сбила его с ног.

Издав вопль, он с распростёртыми руками упал лицом на бумаги, и течение унесло его к другой стене коридора, где он и остался лежать, словно выброшенный на берег утопленник.
 
Всё произошло очень быстро.

Бумажный поток иссяк.

Медленно и неслышно вылетело несколько маленьких листочков, но потом и они, описав круг в воздухе, печально опустились на пол.

Ошеломлённый Ян подбежал к мужчине, однако тот уже пришёл в себя, встал и с невозмутимым видом отряхнул с рукавов бумажную пыль. Затем он поправил воротник и холодно посмотрел на Яна.
– Чем могу помочь?
Ян изумлённо ответил: 
– С вами всё хорошо?
– Конечно. Вы, позволю себе поинтересоваться, здесь недавно?
– Вообще-то да, – сказал Ян. – Извините, я был очень неосторожен.
– Так бывает.

Мужчина пожал плечами.
– Лист бумаги – вещь непредсказуемая.

Возникла пауза. Ян совершенно не понимал, что делать.

Наконец он спросил:
– Не подскажете, где отдел кадров?
– Пятая дверь направо после четвертого поворота налево. За последним фонарём. Если я вам больше не нужен, то, пожалуй, возвращусь к работе. Не возражаете? Заходите ещё.

Человек кивнул Яну, и аккуратно переступая через рассыпанные бумаги, залез обратно. Потом в коридоре появились другие люди, также одетые в неброские тёмные костюмы или сюртуки. Они торопливо пробегали мимо, не обращая никакого внимания на устроенный беспорядок.

   2.6.

Ян шёл, задумчиво отсчитывая повороты.
– Если отвлечься от эмоций, то нет ничего странного. За долгое время скопилось много бумаг.
Затем остановился, потёр переносицу.
– А если не отвлекаться, то есть.
Он ещё молча постоял и произнёс:
– Нет, лучше отвлечься. Намного лучше. 

    2.7.

Свернув четыре раза налево, Ян подошёл к двери, на которой висела металлическая табличка с надписью «отдел кадров» и облегчённо вздохнул, поскольку подозревал, что встреченный при таких обстоятельствах человек мог в отместку направить его не в ту сторону. Ян постучал и медленно приоткрыл дверь. Ничего необычного не произошло, и он благополучно попал в маленькую тёмную комнату с плотно занавешенными окнами. Повсюду стояли картотеки, шкафы и стеллажи с документами, на полу валялась бумага.

Спиной к входу за столом сидел длинноволосый пожилой мужчина, стука он не услышал и продолжал что-то писать. Ян деликатно кашлянул, но поскольку и это не привлекло внимания хозяина кабинета, пришлось подойти и дотронуться до его плеча. Чиновник мгновенно повернулся, и его лицо оказалось страшно бледным.
 
– Я плохо слышу, – улыбаясь, сообщил он. – Но я давно в Министерстве и могу понять, о чём идёт речь.

Ян протянул ему рекомендательное письмо, тот долго на него смотрел, сдвинув брови и шевеля губами, потом вернул и снова повторил фразу о том, что он плохо слышит. Затем, пересев за другой стол, открыл на новой странице толстый растрёпанный журнал, записал имя и вытащил из ящика кусочек картона с заранее проставленной печатью.

– Это временный пропуск, – пояснил он. – Но его достаточно, чтобы пройти на работу, а большего от документа требовать нельзя. Потом изготовят настоящее удостоверение, с фотографией. А теперь пройдите на восьмой этаж, к начальнику. Вам очень повезло! Ваш руководитель, его зовут Борис, удивительный человек. Образованный, порядочный, и после назначения остался таким же, каким был до него.

Вдруг он переменился в лице и крепко схватил Яна за рукав.

– Я плохо слышу, – с тревогой и даже мольбой сказал он, как будто Ян мог что-то изменить.

Потом так же внезапно успокоился, улыбаясь, отпустил руку, и Ян бегом выскочил за дверь.

   2.8.

В коридоре он внимательно осмотрел выданный ему пропуск. На разлинеенном листе плотной бумаги стояла надпись – «клерк второго класса», рядом с ней номер кабинета, чуть ниже – треугольная неразборчивая печать. Другие строки остались незаполненными.

Ян нахмурился. Почему клерк? Слово звучит как-то странно, зачем использовать его лишний раз, да ещё и в официальном документе.

– Но чего ты, собственно, ожидал, – сказал Ян. – Если взглянуть непредвзято, должность обязана называться именно так. Ты хочешь работать клерком, однако тебе не нравится, когда это говорят. Не выйдет! Не надо себя обманывать. А что такое «второго класса»? И есть ли, например, «клерки третьего класса»?

Вздохнул.   

– Думаю, скоро всё станет известно.

    2.9.

На восьмом этаже Ян нашёл дверь, постучался и услышал в ответ торопливое «да-да, заходите».

Кабинет выглядел похожим на отдел кадров, его большую часть занимали шкафы и полки с бумагами, слева в глубине располагался письменный стол, за которым сидел худощавый мужчина средних лет в очках. Почему-то он казался немного встревоженным.

На столе светилась лампа и стояла печатная машинка, а в пепельнице дымилась только что затушенная сигарета.

– Здравствуйте, меня зовут Ян, я назначен на должность в отдел статистики.
– Очень, очень приятно, – воскликнул мужчина, встал и беспокойно пожал ему руку. – Я – Борис.
   
Ян протянул письмо.
 
Мужчина опустился в кресло, положил документ и приступил к чтению. Через несколько минут он поднял голову.

– Блестящие рекомендации, – заметил он. – Интересно, кто их писал. А впрочем, неважно. Хорошо, что вы приехали. Я, конечно, вижу вас впервые, но, поверьте, вас нам страшно не хватало.

Он снова пожал Яну руку.

– Уверен, вам у нас понравится. Всем нравится, рано или поздно. Кому как повезёт. Единственное, что надо уточнить…

Он взял письмо и прочёл.

– Глубокое знание юриспруденции, педантичность, стремление к справедливости, повышенная склонность к логике… а вот что такое повышенная склонность к логике? Видимо, это положительное качество, но что оно означает?!

Ян замялся, не понимая, как ответить. Слово «повышенная» звучало действительно странно, а может, Борис вообще не доверял логике? Вдруг он когда-то поступил очень логично, но последствия оказались ужасны? Так часто случается, и мне стоит быть осторожным, решил про себя Ян.

Борис снял очки, вытер их платком, надел, и наклонив голову, с подозрительностью взглянул на него.

– Как вы считаете, всякое высказывание является истинным либо ложным? – неожиданно спросил он.
 
Ян, помедлив, сказал:
– Обычно так и есть, но иногда истинное и ложное могут быть весьма похожи и иметь общие элементы. Ложное тоже даёт полезную информацию, а порой сообщает даже больше.

 Ответ Борису понравился, и он пожал Яну руку в третий раз.

– У вас неплохие перспективы!
А потом спросил ещё кое-что.
– Скажите, вы носите шляпу?
Ян удивился.
– Да, ношу.
– Хорошо! – неясно к чему сказал Борис. – Не переживайте, многие приличные люди тайно увлекаются логикой. Поговорить о ней здесь можно с кем угодно! Да, поговорить о логике и еще о политике. Хотя, в общем-то, где мы, а где политика.
 
И опять протянул Яну ладонь для рукопожатия.

– Последний вопрос. Вы любите Министерство?
Ян пожал плечами.
– Не знаю. Я только приехал. Как любить неизвестное? А впрочем, наверное, да. Иначе я бы здесь не оказался. А как правильно?
–  Правильно – любить. Правильно и безопасно. Относительно безопасно, конечно. Не гарантия, но всё же. 

Борис отвернулся, потом опять посмотрел на Яна.
– Сегодня я расскажу вам про Министерство, сведу с коллегами и покажу ваш кабинет – он у вас, кстати, будет свой, отдельный. Но для начала о Министерстве. Признаться, я мало о нём знаю, хотя и работаю здесь всю жизнь. То есть хочу сказать, что оно очень велико, и я осведомлён лишь о небольшой части, а частичное знание опасно тем, что его можно принять за знание в целом. Как ваш начальник, я не имею права такого допустить! Но не беспокойтесь, потом всё сами увидите. Ничто не заменит личный опыт, даже если он ничего не даст. А теперь, пожалуй, пройдёмте в отдел.


   2.10.

Кабинет оказался куда больше тех, где Ян уже побывал, и гораздо темнее. Окна были зашторены, настольные лампы горели хоть и ярко, но создавали лишь маленькие, резко очерченные круги света, поэтому людей за столами не было видно, кроме разве что их рук, которые возникали словно из ниоткуда, переворачивали бумаги, писали или печатали.

Ещё одна электрическая лампа светилась над дверью. Ян и Борис остановились в двух шагах от входа, у границы темноты. Их никто не заметил, доносились только бумажные шорохи и негромкий стрёкот печатных машинок.

Борис поднял ладонь.

– Прошу внимания! Познакомьтесь, к нам прибыл новый сотрудник, его зовут Ян.

После этих слов на свету стали появляться чиновники, они пожимали Яну руку, говорили «очень приятно», «рады вас видеть», «безумно счастливы» и тому подобное, а затем уходили назад. Это повторялось довольно долго, мелькающие лица казались похожими, как будто одни и те же люди снова и снова хватали Яна за руку, исчезали и через секунду опять, словно призрак, выныривали из темноты и вновь произносили «очень приятно». 

 Ян несколько раз оглянулся на Бориса, и тот наконец сказал «всем спасибо», после чего наваждение прекратилось. Застучали печатные машинки, зашуршали бумаги, вспыхнула лампа на чьём-то столе. Все вернулись к работе.

– Сейчас идём к вам, – сообщил Борис и достал связку ключей. – У нас дружный коллектив, люди тихие и добрые. Но хочу дать совет – будьте осмотрительны, вам завидуют из-за собственного кабинета. Его в отделе нет больше ни у кого. 

  2.11.

Ян подумал, что не знает, каким тот будет, но скорее всего тёмным и мрачным, и не ошибся.

Борис открыл дверь, попросил Яна подождать у входа, а сам, вытянув руку, осторожно пробрался вперёд. Через несколько секунд он, судя по звуку удара и стону, на что-то всё-таки наткнулся, однако потом замигал и вспыхнул свет – Борис на ощупь включил лампу.
 
Она озарила узкое и высокое помещение. С двух сторон его сжимали шкаф и железные стеллажи со стопками документов, оставляя тесный проход к письменному столу, позади которого виднелось спрятанное шторами маленькое окошко.
 
На столе лежали покрытые пылью бумажные листы, телефон, печатная машинка и какой-то похожий на неё механизм с цифрами на клавишах. Ян в сумраке даже не сразу понял, что это.

– Неужели не узнаёте? – воскликнул Борис. – Перед вами арифмометр! Нажимаете на цифры, которые хотите сложить или умножить, и поворачиваете ручку. Всё очень просто. Разве никогда его не видели?
– Нет, я с ним работал, но тот был другой конструкции, более современной.
– Нельзя недооценивать старые вещи. Они просты, надёжны и обладают неким скрытым очарованием.
 
Затем Борис показал на расположенную у стены трубу с закрытым квадратным отверстием.

– Величайшее изобретение – пневматическая почта! Иногда её ошибочно принимают за систему вентиляции. Письмо прилетает по трубе, вам остаётся лишь снять крышку, и оно покорно упадёт в руки. Удивительно! Также можно отправлять бумаги в другой кабинет. Кладёте сюда, указываете адрес, нажимаете рычаг – и всё! Поток воздуха мигом выполнит за вас работу! Внизу – тумблеры управления.

 – А тут, – Борис кивнул на полки с бумагами, – лежит необходимая информация. Справки, отчёты, таблицы, и прочее. Когда поступает документ, вы отыскиваете нужные сведения, переписываете их, если надо, подсчитываете – и тоже всё! Приносите мне на подпись, и почтой отправляете ответ по адресу или относите его сами, если почта туда не проведена или сломалась. Такое, к сожалению, случается, но у нас есть ремонтный отдел, в котором трудятся настоящие специалисты, мастера своего дела, и если не повезёт, вы с ними познакомитесь.
   
Рядом стояло непонятное, напоминающее шкаф устройство, сделанное из толстых некрашеных листов железа, с узкой горизонтальной прорезью посередине и стеклянным окошком с полукруглой шкалой и замершей на нуле стрелкой.

– А это что? – поинтересовался Ян.
– Не догадываетесь? – ответил Борис. – Устройство для регистрации документов. Можно ставить штампы и вручную, но технический прогресс не стоит на месте.
– Смотрите.
Борис воткнул провод в розетку, стрелка качнулась и двинулась вперёд.
– Сейчас нагреется и будет готово к работе.

 Через минуту механизм явно нагрелся, жар почувствовался даже на расстоянии, стрелка наклонилась вправо почти до конца шкалы, и внезапно огромный стальной шкаф загудел, начал трястись и подпрыгивать. Ян в испуге отскочил от него.
– Ах да, совсем забыл, – сказал Борис.

Он взял со стола лист бумаги, осторожно сунул его в прорезь, оставив снаружи лишь край, и из устройства послышались жуткие клацающие звуки. Однако потом машина утихла, перестала прыгать и загудела негромко и умиротворённо. Жар спал, стрелка отошла от края и лениво подрагивала в центре. Борис вынул лист, на котором в разных местах чернело с десяток смазанных оттисков печатей.
 
– Раздражается от долгого безделья, – объяснил он. – Безусловно, машина не может раздражаться, но поскольку это выглядит именно так, слово нетрудно употребить, надеясь, что оно имеет всё-таки метафорический смысл. Но не бойтесь. Достаточно дать лист бумаги, подойдёт и черновик, чтобы устройство поставило несколько штампов и успокоилось. Ничего страшного, если, конечно, в это время не погаснет свет.

Борис даже засмеялся, показывая, что действительно бояться нечего, но быстро перестал, снял очки и посмотрел в сторону.

– Ну, мне пора идти. Много работы, которую за меня никто не сделает. Думаю, вы скоро со всем разберётесь. Но если возникнут затруднения – не стесняйтесь обращаться за помощью ко мне или в отдел. Вот ключ, возвращаясь домой, не забывайте сдавать его в окошко возле проходной, которое вы утром наверно не заметили. Есть вопросы?
– Да. Нельзя сказать, что это меня сильно беспокоит, но всё же…
– Слушаю вас! 
– Почему везде так темно?
Борис пожал плечами.
– В темноте вещи выглядят естественнее. Что-нибудь ещё?
– Нет-нет, спасибо, больше ничего.

 2.12.

Ян остался один. Несколько минут он сидел за столом, привыкая к новому месту, потом взял лампу и поднял её над головой, чтобы рассмотреть потолок, но тот был слишком высоко и прятался в темноте.

Затем раздвинул шторы, но кроме глухой кирпичной стены невдалеке ничего не увидел. За стеклом беззвучно падали капли воды, Ян попробовал открыть окно, но не смог отодвинуть раму. Осторожно подошёл к регистратору, однако он уже совсем успокоился, не раздавалось даже гудения, только чуть дрожала вдоль шкалы стрелка, показывая, что механизм включён.

Ян снова сел, придвинул телефон, поднял трубку и услышал незнакомый мужской голос. Он с придыханием повторял цифры. «…Сто тридцать восемь, сто сорок, сто сорок четыре….». Вдруг какая-то женщина испуганно сказала «здесь кто-то есть», в телефоне повисла напряжённая тишина, и Ян живо повесил трубку, словно его уличили в чём-то нехорошем. 
   
Потом прикоснулся к печатной машинке. Она казалась очень старой, большой и тяжёлой, с полустёртыми чёрными клавишами.

Ян нажал пальцем на одну из них. Промелькнула железная буква на тонкой ножке и щелчком ударила в заправленный лист бумаги. Тогда Ян попробовал надавить на клавишу медленно и аккуратно, словно участвовал в какой-то игре, буква не спеша поднялась, но не смогла удержаться и снова быстро ткнулась в бумажный лист.
– Всё хорошо, – сказал Ян.– Не о чем беспокоиться.

Дальше он изучил тумблеры управления пневмопочтой – они стояли рядом на низкой тумбочке, покрутил один из них; шагнул к стеллажу и наугад открыл папку с бумагами, обнаружив в ней таблицы с цифрами без объяснений, что они могут означать. 

Ян вернулся к столу. Зачем-то выключил лампу и исчез в темноте. Включил. Снова выключил и опять зажёг свет.

Через несколько минут он вышел за дверь и понял, что стоит посреди уходящего куда-то вдаль коридора. Ян встревожился из-за мысли, что он в огромном крыле здания совершенно один, но потом разглядел очертания другой двери. 

В кабинете, довольно просторном, но с низким потолком вдоль стен были расставлены письменные столы, за одним из них сидел чиновник и с улыбкой смотрел на Яна.
Он казался ненамного старше его, и носил привычный здесь чёрный костюм.

– Попробую угадать, – сказал он. – Вы новый сотрудник. 
– Да, меня зовут Ян, я сегодня приехал и зашёл познакомиться. В этой части коридора только наши места, и мы соседи. Забыл сказать, что работаю в отделе статистики. Моего начальника зовут Борис, вы о нём наверняка слышали.

Человек помолчал, отвёл глаза, но затем снова улыбнулся и взглянул на Яна.

– Меня зовут Эрнст, я сотрудник канцелярии, одной из бесчисленных канцелярий Министерства. Я в этом кабинете один, и ко мне редко кто заходит.
Потом он посмотрел совсем насмешливо.
– Кстати, вы ошибаетесь. Мы никакие не соседи.
– Как это? – спросил Ян.
– Наши кабинеты отнюдь не рядом.
Ян удивился ещё сильнее. 
– Извините, но я с вами не согласен.
– Без фактов полемика бессмысленна. Взгляните, пожалуйста, на номера.
Изумлённый Ян выскочил в коридор. У Эрнста на двери висел номер «пять тысяч четыреста пятьдесят четыре», а у него – «три тысячи тридцать один».
Сообразив, к чему тот клонит, Ян вернулся.

– Теперь поняли? – усмехнулся Эрнст.
– У меня другая точка зрения на проблему, – сказал Ян. – Главным критерием соседства считается расположение в пространстве, а всё остальное менее существенно.

Эрнст покачал головой.

– Никому так не говорите. Когда-нибудь вы убедитесь в своей неправоте и уясните, что пространство означает очень мало, а общение не спасает от одиночества. Теперь позвольте, я продолжу работать. До свидания, мой далёкий друг.
 
Ян не ответил и, нахмурившись, вышел за дверь. Было очевидно, что Эрнст просто смеялся над ним. Может, здесь принято подшучивать над новичками? Но скоро Ян успокоился. 

– Не обращай внимания, – сказал он себе. – Люди часто безо всякой причины ведут себя высокомерно, ничего не поделаешь. Это плохо, но не очень. 

     2.13. 

Посередине стола он заметил выцветший от времени лист бумаги. Перевернув его, понял, что перед ним документ, точнее, запрос, когда-то направленный сюда и забытый. Виднелась тусклая печать и неразборчивая дата. Края были обгрызены мышами.

«В соответствии с инструкцией номер шестьдесят четыре вы должны незамедлительно предоставить данные отчёта шесть тысяч четыреста двадцать два в отдел документации».

Ян озадаченно перечитал письмо ещё раз. Сколько оно тут лежит? Наверное, предшественник по каким-то причинам оставил его без ответа. Интересно, кем был тот человек и где он сейчас. Надо будет при случае осведомиться у Бориса. 

Но что делать с документом? Ясно, что он никому не нужен и проще всего, пожалуй, его выбросить. Его не искали столько времени и теперь точно не хватятся. А если кто-то и спросит, притвориться, что ничего не видел и не находил. Не было никакого запроса, и всё.

 Яну стало стыдно от таких размышлений. Он пришёл в Министерство честно работать, получить доверие со стороны коллег, однако хочет выкинуть документ лишь потому, что об этом никто не узнает.

– Но всё-таки не стоит себя винить. Возможно, это обычное бессознательное стремление к разрушению, о котором так много говорит психология. Надо срочно направить ответ. Лучше поздно, чем никогда.

Ян встал, повернул лампу на стеллажи и скоро нашёл то, что искал – папку с номером, упоминаемым в письме.
 
Он вытащил её с полки, осторожно сдул пыль и раскрыл.

В ней хранилось множество документов с таблицами и цифрами. Пояснения о том, что они значат, отсутствовали, но Ян не смутился. Он внимательно перелистал подшитые бумаги и наконец увидел тот самый отчёт, сведения из которого когда-то требовали срочно предоставить.

Осталось перепечатать цифры. Довольный собой, Ян откинулся на спинку стула. Он всё сделал правильно.

– А вдруг раньше здесь никого не было, – сказал он. – И документ предназначен специально для меня. Хотя это, конечно, невозможно. 

Теперь ему нужен чистый белый лист. Ян собрал разбросанные на столе бумаги и убедился, что на всех есть какие-то записи, незаконченные тексты с опечатками и другими ошибками. Документы, наверное, пришлось переделывать, а эти бумаги можно использовать только как черновики, или – Ян оглянулся – для успокоения регистрационного устройства.
 
Он по очереди открыл ящики, в каждом валялась канцелярская мелочь вроде карандашей, скрепок и прочего, но бумажных листов не нашлось. На стеллажах хранились лишь напечатанные документы, а шкаф вообще оказался пустым.
 
– Надо заполучить бумагу, – сказал Ян. – При такой работе без неё не обойтись.
– А ещё неправильно, что в шкафу ничего нет. Надеюсь, в будущем что-то там появится.

Через минуту он постучал к Борису.

– Подскажите, где я могу взять бумагу? Мой предшественник мне её не оставил.
– Ваш предшественник? – Борис странно посмотрел на Яна.
– Да, тот, кто работал в кабинете раньше. Кто-то же работал там до меня?
– Разумеется, работал. Иначе ведь невозможно, не правда ли? Вот поэтому и работал. – Борис нервно снял очки. – Бумагу выдают этажом ниже, в окошке наподобие кассового. Там всегда светло и много людей, так что не заблудитесь.

   2.14.

Ян спустился по лестнице в коридор, такой же тёмный, как и другие, однако вдали действительно что-то светилось. Подойдя ближе, он увидел в стене квадратное отверстие. Шириной в полметра, оно напоминало окно или бойницу; рядом ярко горел фонарь и стоял чиновник в чёрном костюме. Держа в руках связанную крест-накрест пачку бумаги, он недобро покосился на Яна и ушёл.

Ян заглянул в окно.

Внутри толстой стены отверстие сильно сужалось, и с другой стороны осталась лишь небольшая дыра, в которую не вошло человеческое лицо целиком. Снаружи был виден только один глаз, и сейчас этот глаз молча и не мигая смотрел на Яна.

– Здравствуйте, – оробев, произнёс Ян. – Я новый сотрудник отдела статистики.

Глаз за стеной исчез, и на его месте появилось ухо.

– Мне сказали, что здесь получают бумагу, – сообщил Ян на всякий случай погромче.   

Вместо уха показался рот.

– Давайте заявку.

Затем он пропал, и из дыры вылезла рука с раскрытой ладонью.

– К сожалению, заявки у меня нет, – огорчённо ответил Ян.

Рука уползла назад, и снова возникло ухо.

– Заявки у меня нет, – повторил Ян. – Я и не знал, что она нужна. А вы не дадите мне сначала один лист, я её сразу и напишу?

Ухо сменилось ртом.

– Мы не имеем права выдавать бумагу без должным образом оформленной заявки. Для большей убедительности можем сказать номер инструкции, в которой это прописано. Сказать? Он короткий, несколько цифр.
– Не надо, – ответил Ян опять возникшему уху. – Я вам верю. Вы очень убедительны. Пойду искать где-нибудь в другом месте.

Ян пошёл обратно к лестнице, но затем услышал чьи-то шаги и оглянулся. К окну уверенно приближался упитанный молодой человек, и в руке у него был какой-то документ, наверное, та самая заявка. Он остановился, поправил воротник, разбежался и нырнул в окно, заполнив туловищем отверстие, при этом его ноги даже повисли над полом. Спустя минуту, поболтав ими в воздухе, он вернулся из стены, словно пробка из бутылки. Без заявки, но зато с толстым свёртком бумаги.

Ян решил обратиться к нему.

– Простите, – воскликнул Ян, снова подходя к окну, – нельзя ли вас попросить….
Лицо чиновника, до этого спокойное, исказилось от страха, он прижал к груди полученный свёрток, и, семеня короткими ножками, сбежал в темноту.

Ян очень расстроился. Ещё не приступил к работе, а уже возникли такие затруднения! Поразмыслив, он решил зайти в отдел и попросить у коллег злополучный бумажный лист, а заодно и с кем-то познакомиться.

– В такой просьбе нет ничего особенного, – пытаясь придать голосу уверенность, несколько раз повторил Ян.
 
Через пару минут он зашёл в кабинет и остановился около двери. В помещении по-прежнему было очень темно, тихо, и в отдалении горели редкие лампы.
 
– Извините, – обратился Ян в темноту, – вы мне случайно не дадите чистый лист для заявки? Я буду чрезвычайно благодарен.

В ответ на краю светового пятна появился невысокий толстый мужчина.
– Видите ли… – сказал он, всплеснул руками и исчез во мраке.
Взамен него возник другой чиновник, тоже невысокий, толстый и похожий на первого.
– Вся бумага, – объяснил он, – подлежит строгому учёту. Невероятно строгому.
 
Он поднял палец, словно хотел сказать нечто важное, но внезапно шагнул назад, а его место занял ещё один сотрудник. Он вышел на свет с заранее поднятым пальцем.

– Каждый лист регистрируется в специальном журнале, который, в свою очередь, тоже регистрируется, и конечно в другом специальном журнале, потому что регистрировать что-либо в нём самом неразумно. Следовательно, мы никак не можем дать вам бумагу, и это печально. 
– Жаль,– сказал Ян.

Он вышел, закрыл дверь, и услышал за ней смех.

– Неужели они смеются надо мной? – подумал Ян, – что смешного в моей просьбе? Или я чего-то не понимаю?
– Наверное, мне действительно завидуют из-за кабинета, как и говорил Борис. Сказать им, что я хочу быть вместе со всеми, а не в сидеть в одиночестве где-то на краю коридора? 
– Но сначала необходимо найти бумагу. Я и представить не мог такую проблему, однако теперь ничего не поделаешь. Нужно пойти к Борису и объяснить, что получился непонятный замкнутый круг, и его не разорвать без посторонней помощи.

    2.15.

Бориса он встретил недалеко от дверей. Тот куда-то спешил и поначалу даже не заметил Яна.

– Что случилось? Прошу вас, говорите быстрее, – он сильно волновался.
– Без заявки бумагу не выдают, а чтобы её написать, нужна бумага. Я заходил в отдел, но мне отказали, сославшись на строгий учёт.
– Вопрос очень сложный, и мне сейчас некогда. Я и так опаздываю в суд.
– В Министерстве есть свой суд? И в чём вас обвиняют?
– Меня? Ни в чём.
– Вы свидетель или потерпевший?

Борис поморщился.

– Забыл, что вы у нас недавно. Судебные разбирательства здесь специфичны, и меня вызывают в роли зрителя. Вот повестка.

Он достал из кармана измятый обрывок бумаги с указанием ряда и места.

Ян удивлённо взглянул на листок.

– Никогда о таком не слышал.

Борис вздохнул.   

– Обычная практика. Не в пустом же зале проводить заседание. Тем более это не суд в привычном понимании. Он касается мелких нарушений, связанных с работой в Министерстве, например, опозданий, утерянных документов и прочего. Можно сказать, – он заговорил тише, – что это вообще не суд, но все так называют его, и на заседаниях есть необходимые атрибуты – судьи, мантии, клетки, секретари и прочее. Иначе говоря, суд ненастоящий, но очень высокого уровня. Он проходит в разных местах и сейчас подобрался совсем близко, на расстояние в несколько кабинетов. Суд – исполнитель воли Министерства, и он неотделим от него. Наподобие того, как маленький, но злобный сиамский близнец неотделим от своего большого брата.

Борис наклонил голову и прошептал: 
– Я волнуюсь, хотя наказания незначительны. Мелкие штрафы к зарплате. И всё равно страшно, идти на заседание, признаюсь, совершенно не хочу, но отказаться нельзя.

 Ян, словно заразившись беспокойством, тоже зашептал.

– А чего вы боитесь? Вас же вызывают как зрителя.   
– Правосудие, видите ли, слепо или по меньшей мере близоруко, и можно ненароком оказаться слишком близко к приговору, пусть даже и самому справедливому. Зрительный зал от скамьи подсудимых очень недалеко. Считается, что если кто-то поступает неправильно, то его приглашают в суд. Сначала зрителем, а дальше произойдёт что угодно. Пожалуйста, никому этого не говорите!   
 
Борис, жалея, что был так откровенен, испуганно посмотрел на Яна, а потом на часы.

– Уже совсем опаздываю.
Он побежал по коридору, затем возвратился.
– Передача бумаги не по правилам, кстати, тоже незаконна!

 2.16.

Ян побрёл к себе. 
– Является ли зритель участником судебного процесса? Наверное, нет, но зачем его тогда приглашают? Или наблюдатель играет некую невидимую роль? Если от него зависит исход дела, он обязан быть подготовлен, обладать юридическими знаниями и желанием разобраться во всех нюансах. Хороший судья внимательно следит за настроениями публики и учитывает её интересы. Как, однако, всё запутанно.
 
Он почти дошёл до своего кабинета и увидел полуоткрытую дверь в канцелярию.
– Может, Эрнст меня выручит? Вдруг не побоится немного нарушить инструкцию?

Ян заглянул внутрь, но не успел ничего сказать.

– Я слышал о вашей проблеме, – улыбаясь, произнёс Эрнст, – но мне присущи те же недостатки, что и другим, и я, извините, не пойду на преступление ради вас. Я даже не знаю, что посоветовать, но если вы найдёте выход, расскажите потом, мне очень интересно.


 2.17.

– И что теперь делать, – сказал Ян. Уже час он сидел за столом и размышлял.
– Не может не быть какого-то решения. Скорее всего, оно буквально под рукой, но где именно? 

Он ещё раз осмотрел всё вокруг и выключил лампу. На минуту Ян застыл в темноте, но ничего не придумав и, отчаявшись, резко встал и ударился головой о нависшую трубу пневмопочты. Расстроенный настолько, что почти не ощутил боли, он услышал металлический щелчок, затем короткий скрежет, порыв ветра, и в тишине зазвучали шорохи, таинственный шелест и трепетание.
 
Что-то мягко коснулось лица и отпрянуло, устыдившись случайного прикосновения, вернулось опять, задело руку и скользнуло вниз.

Ян, потрясённый невидимым волшебством, молча стоял, боясь неловким движением его разрушить, но потом испугался, что сойдёт с ума, если не включит свет.
Он нажал кнопку и понял, что произошло.

От удара крышка пневмопочты распахнулась, из трубы выпали накопившиеся за долгое время бумаги, и теперь они, подхваченные сквозняком, кружились в кабинете, словно осенние листья или снежинки, взлетали вверх и возвращались, постепенно накрывая пол тонким белым покрывалом. Ян замер посреди этой удивительной метели.

Один из парящих листов ткнулся ему в руку, Ян подхватил его и пришёл в ещё больший восторг.

Он держал чистый белый лист. Ни одной надписи.

А вот ещё один. И ещё.

Ян понял, что спасён.
 
Он вставил бумагу в печатную машинку, пододвинул раскрытую папку со стеллажа и скоро документ был готов. Идеальный, без единой помарки. Ян, проверив, пишет ли найденная на столе ручка, осторожно вывел в конце подпись и помахал бумагой в воздухе, чтобы чернила быстрее высохли. Затем он сунул лист в отверстие регистрационного устройства; оно загудело и внутри что-то злобно лязгнуло. Ян вытащил бумагу, на которой появилась огромная печать, положил её в трубу пневмопочты и сдвинул тумблер на отметку «отдел документации». В трубе провыл ветер, Ян открыл задвижку и убедился, что воздух унёс документ. 
Бумажный снегопад тем временем медленно стих.   

 2.18.

Больше ничего не произошло. Никакие документы не поступали, никто не звонил и не заходил. В конце дня Ян закрыл кабинет, прошёл по коридору и оказался в потоке спешащих людей. Кто-то из них остался на этаже ждать лифт, другие шли дальше к лестнице и спускались по разбитым ступеням.
 
Поблизости от проходной он увидел незамеченное им утром окно в стене, похожее на то, в котором выдавали бумагу. Однако оно было внутри такой же ширины, как и снаружи, и за ним стоял пожилой мужчина в чёрном костюме. Он принимал на хранение ключи и вешал их на забитые в стену гвозди. Возле турникета, через который теперь толпой следовали люди, сидел хмурый человек с пышными усами. Наверное, он наблюдал за порядком, хотя его, судя по всему, никто и не собирался нарушать.
Выйдя из здания, Ян прошёл по переулку к станции метро и спустился на перрон.

Люди в вагоне из-за почти одинаковой одежды и тусклого освещения казались молчаливым отражением друг друга, словно Ян попал в комнату с бесконечными зеркалами. А может, никто никуда и не попадал, отражения существовали сами по себе, и он был всего лишь одним из них. Но тогда, подумал Ян, они где-то в глубине должны чувствовать тоску по реальному.
 
Двери распахнулись, и Ян выскочил из вагона. 

  2.19.

Когда он подошёл к своей квартире, уже совсем стемнело. Коридор выглядел так же, как и в ночь приезда. Безмолвная вереница дверей, далёкое окно и единственная лампа на этаже.

Ян повернул в замке ключ.

– Всё хорошо. Я дома.

  2.20.

Снова начался дождь. Как и в прошлый раз, он открыл окно и вытянул руку, однако вспомнил, что это бессмысленно. Потом выкрутил в обратную сторону регулятор яркости телевизора, и на экране появилось молчаливое изображение одинокого мужчины посреди пустой улицы. Ян хотел включить звук, но передумал и лёг на кровать.

Телевизор продолжал работать, наполняя комнату беззвучным светом.

  2.21

Дни мало отличались один от другого.
Каждое утро Ян в одно и то же время уходил из дома, садился в метро, показывал около турникета пропуск и поднимался на свой этаж. Обычно к лифтам выстраивалась очередь – утром бывало очень многолюдно, но уже через несколько минут в коридорах никого не оставалось.

Работа оказалась несложной.

По трубе пневмопочты прибывали письма. Чаще всего для ответа на них было необходимо переписать цифры из таблиц, но иной раз требовались небольшие подсчёты. Что означали эти цифры, Ян пока не выяснил. 

 Некоторые бумаги он приносил на подпись. Борис их почти не читал, небрежно ставя резолюцию, лишь иногда быстро пробегал взглядом и одобрительно кивал, соглашаясь с написанным. Затем Ян шёл к себе и отправлял почтой ответ, или, не найдя названия отдела на тумблерах, относил документы сам.
 
Бумаги порой присылали странные, напоминающие бессвязный набор слов. В таких случаях Ян писал отправителю о том, что ничего не понял и просил переделать документ, однако на просьбы никогда не отвечали. Ян не был до конца уверен, что поступает правильно. Возможно, стоило посоветоваться с Борисом, но не хотел тревожить его по таким пустякам. 

Правда, документы, написанные человеческим языком порой тоже вызывали недоумение. Например, служебная записка под названием «Текущие изменения в социальной лестнице» обыденно сообщала, что с сегодняшнего дня судьи переместились на две позиции вверх, а первые заместители начальников отделов, наоборот, упали. Или приглашение такого содержания: «Вы молоды, талантливы и амбициозны? Вас ждет впечатляющая карьера, если придете на ролевые игры! Все новинки этого сезона! Каждую пятницу, кабинет без номера на пятнадцатом этаже третий от окна. Кляпы и кожаные маски получать на складе». Еще одна бумага рекламировала журнал под названием «Судебный вестник». «Новости судебной системы, фотографии судей в жизни и на работе, скандалы и расследования, сенсационные открытия в области судебной логики. Вы не поверите!».
Следующий документ почти не выглядел подозрительно – в нем объявлялась кому-то благодарность за участие в конкурсе самодеятельности несмотря на то, что он занял последнее место, и указывалось место и время праздничного ужина, но дальше шли два письма, связанных с психологией. В первой предлагалось пройти в каком-то кабинете тест на то, «насколько вы реально существуете», а вторая звала на сеансы к Александру Н. – двухголовому психоаналитику, обещавшему «материализацию кошмаров и избавление от проблем с головой».    
Однако самым непонятным и даже пугающим оказался обрывок каталога, причем не простого, а, судя по всему, каталога научных трудов.   
Начало было еще ничего – «Участие в конкурсе самодеятельности – за и против», а потом стало жутковато.
«Предоставление компенсации потерявшим душу», «О замене людей документами», «Сравнение методик оценки эффективности кровавых жертвоприношений», «Как узнать, не находится ли в полученной вами посылке отрезанная голова».
И последняя запись – «Как приготовить клерка». 
Почему-то больше всего Яна вывела из себя именно она. Что за дурацкая незаконченность, бормотал Ян. Приготовить, хм. К чему? К понижению в должности? К переводу на другое место? К увольнению, наконец? 

Впрочем, через несколько дней он об этом почти забыл.

На всём в кабинете (столе, шкафе, печатной машинке, арифмометре и прочем) Ян обнаружил маленькие аккуратные надписи серой краской, состоящие из комбинаций цифр и букв. Очевидно, их нанесли во время инвентаризации, и они являлись в каком-то смысле именами вещей. Единственным предметом, на котором почему-то не написали номер, было лежащее на полке зеркало.

 Кабинеты в Министерстве походили друг на друга, отличаясь разве что величиной и освещением – таких тёмных помещений, как отдел статистики, Ян пока не встретил. 
Люди выглядели замкнутыми и необщительными, хотя, наверное, для этого имелись причины. Зайдя куда-то, Ян отдавал документы, человек молча расписывался в журнале и отходил по своим делам – что-то печатать или считать.
 
 Одевались все почти одинаково. Тёмные сюртуки, платья, костюмы; когда люди собирались домой, обычно надевали пальто или плащи тех же расцветок.
   
Ян обедал и ужинал в кафе неподалёку от Министерства или около дома; вместо завтрака он пил в своей комнате кофе. Несколько раз ему через окошко в стене выдавали зарплату – она оказалась очень небольшой, однако Ян не слишком расстраивался.

Деньги он почти не тратил. По выходным он обычно лежал на кровати, смотрел телевизор и о чём-то думал; лишь иногда вечером выходил из квартиры и недолго гулял по улице.

 2.22

С Борисом они мало разговаривали. Яну он казался грустным и беспокойным, будто постоянно ожидал чего-то плохого. Когда Ян заходил к нему, тот неизменно сидел за столом и печатал какие-то бумаги. Однажды он назвал их «отчётами», мрачно добавив «кому они нужны», однако тут же испуганно оглянулся, словно сказал что-то лишнее.
Ян хотел расспросить Бориса о Министерстве, но удобного случая не представлялось.
Единственная важная новость, которую он узнал, состояла в том, что Борис был не начальником отдела, а только заместителем. Это обнаружилось, когда тот поставил на документ не одну подпись, как обычно, а дописал к ней свою должность. Подняв глаза, он заметил удивление Яна.

– Не пойму, что вас так поразило, – проворчал Борис. – Будто не знали, кем я работаю! – раздосадовано добавил он, вытащил платок и протёр очки.
– Не думал об этом, – попробовал выкрутиться Ян. – А кто начальник отдела?
– Не забивайте голову ненужной информацией. Вся работа идёт через заместителей. Начальник отдела – слишком значительное лицо, чтобы заниматься отделом. У него другие задачи, и нам они неведомы. Я и сам не помню, когда последний раз его видел, но он, безусловно, существует.

Ян понял, что разговор Борису неприятен и поспешил уйти.

Больше Ян никуда не ходил, и когда у него выдавалась свободная минута, сидел в тишине за столом. В своём отделе он не появлялся. Необходимости не было никакой, да и не получалось забыть тот смех, хотя он часто говорил себе, что не стоит переживать из-за мелочей. 

Эрнста он лишь раз встретил в коридоре. Тот куда-то спешил, сухо и вежливо ответил на приветствие и скрылся за поворотом.

Иногда Ян поднимал телефонную трубку и неизменно слышал в ней чужие голоса. В основном болтали о погоде, телевизионных программах, несколько раз, смеясь, обсуждали каких-то людей. Ян предполагал, что телефон нечаянно присоединяется к другим линиям, но однажды услышал повтор разговора, произошедшего пару дней назад. Тогда он подумал, что голоса на время остаются в проводах, словно блуждающие электрические токи, но как-то спустя неделю снова услышал одну из бесед, но уже немного другую, будто её содержание отредактировали и изменили. 
Несколько вечеров подряд Яну мерещилось, что к нему кто-то стучится, но за дверью не было никого, кроме темноты. Затем стуки прекратились так же внезапно, как начались.      
 
 
   2.23.

Ян, к своему удивлению, быстро привык к здешнему отсутствию света. Фраза Бориса о том, что в темноте предметы выглядят естественнее, теперь казалась не совсем шуткой. Если спокойно рассудить, думал Ян, то становилось ясно, что вещи для существования почти нуждались в темноте, взять хотя бы телефон с живущими внутри голосами.

То же следовало сказать и о печатной машинке. Однажды Ян, уйдя домой, забыл в ней пустой лист бумаги, и утром обнаружил небольшой напечатанный текст. Ночью сюда никто не заходил, самым разумным объяснением произошедшему было то, что клавиши машинки нажимались самопроизвольно, под влиянием неких скопившихся напряжений. Конечно, текст не имел настоящего смысла и представлял собой нагромождение слов, но зато был написан без ошибок и прекрасным языком. Наверное, машинка хотела что-то рассказать, но не смогла этого сделать из-за своей механической ограниченности.

– Ничего удивительного, – сказал Ян, – здесь напечатано много документов, и слова въелись в механизм. Такова их природа.

Однако оставлять на ночь бумагу прекратил.

Лишь устройству для регистрации не требовалась темнота, поскольку его и при свете включать было страшновато. После проведённой без работы ночи металлический шкаф гудел, дрожал и подскакивал. Рука с документом находилась в опасной близости от похожего на пасть отверстия, и Ян решил купить длинные каминные щипцы.

    2.24.

Конфигурация здания была очень запутанной. Один этаж отличался от другого, коридор или лестница могли неожиданно закончиться тупиком, свернуть куда-то вбок, а то и пойти назад. Проходы между стенами иногда сужались настолько, что в них с трудом расходились два человека, и именно там часто стояли шкафы, железные сейфы, лавки и другие вещи. Как-то Ян наткнулся в темноте на металлический ящик и едва не упал. 

Но это ещё были мелочи.
       
Однажды он повернул на ведущую вниз лестницу, вполне обычную, тёмную, выщербленную, со старыми деревянными перилами, а потом она вдруг закончилась. В шаге виднелась последняя ступень, а за ней не было ничего, чёрный обрыв. Ян схватился за перила.

 Издалека светила лампочка, в тишине неторопливо капала вода. Ян вгляделся во мрак, поджёг спичкой обрывок бумаги и бросил вниз.

Он долго падал и погас, не успев долететь до дна.

Ян со всех ног побежал вверх, как будто пропасть пыталась его настичь, однако через минуту, отдышавшись, уже смог спокойно рассуждать.
 
– Похоже, лестницей давно не пользовались.

И добавил дрожащим голосом:
– Все лестницы куда-то ведут, и то, что эта ведёт в никуда, не нарушает общего правила. Бояться нечего.

    2.25.

Яну очень хотелось спросить про странный суд, о котором в первый день с таким испугом говорил Борис. Удобного случая не представлялось, но однажды Ян набрался смелости и, забирая документы, безо всякого повода немного нескладно поинтересовался, чем закончилось заседание. Борис устало махнул рукой.
– Всё как всегда. 
Потом исподлобья посмотрел на него.
– Вам интересно узнать, что такое суд? Не тревожьтесь, думаю, скоро сами увидите.

    2.26.

Через несколько дней Ян обнаружил, что в Министерстве существуют ненастоящие кабинеты, точнее, их имитации. Кое-где к стенам прикреплялись двери, очень похожие на обычные, с номерами, замками, ручками, и отличить подделку можно было лишь подойдя вплотную. Они выглядели лучше оригиналов, их не открывали, не захлопывали, они почти не изнашивались со временем. Не сумев придумать ничего другого, Ян решил, что это делалось для красоты.
– Эстетикой можно объяснить всё.

    2.27.

Как-то в поисках нужного отдела он забрёл совсем далеко, увидел маленькую дверь, приоткрыл её и попал в огромное заполненное людьми помещение.

 Оно напоминало зал ожидания на вокзале, с одной его стороны находились встроенные в стену редкие полупрозрачные окошки, а с другой на деревянных лавках сидели люди и держали в руках какие-то документы. Много людей. Ян сразу понял, что это не сотрудники Министерства, настолько они были хуже одеты. Некоторым из них не хватило места на лавках, и они молчаливо жались к стенам или толпились у окон. 

Когда подходила их очередь, они передавали в окно бумаги и возвращались на лавки, или становились в такую же очередь к соседнему окну.
 
Они почти не разговаривали, и словно опасаясь крика или удара, тихо и почтительно смотрели на проходящих мимо клерков.

– Извините, а кто эти люди, – спросил Ян у одного чиновника.

Тот недоумённо взглянул на него.
 
 – Просители, кто же ещё, – ответил он и пошёл дальше.
Что именно они просят, чего добиваются, подают какие заявления или жалобы, Ян не узнал. Потом он часто видел их в коридорах, около кабинетов чиновников. 

                2.28.

– А можно... – однажды с неловкостью произнёс Борис. Он сидел за своим столом, когда Ян принёс ему бумаги, и выглядел ещё более встревоженным, чем обычно. 
– Не удивляйтесь тому, что я скажу… Посмотрите, нет ли кого у меня за спиной? Вы не ослышались. Извините, но больше я ни к кому не могу обратиться с такой просьбой.
– Нет никого, – медленно ответил Ян, – а кто там может быть? Ваш стол находится у стены.   
– Никого? Вот и хорошо, – Борис отвернулся. – Пожалуйста, не вспоминайте об этой просьбе. А лучше забудьте её совсем. 
– Никого нет, – повторил Ян. – Вы в этом когда-нибудь сами убедитесь. Страх уйдёт.
– Этого я тоже боюсь, – сказал Борис. – Ладно, давайте поговорим о чём-нибудь другом. 

    2.29.

Через несколько дней прозвонил телефон (первый телефонный звонок за всё время), и незнакомый голос сообщил, что нужно прийти в отдел кадров за удостоверением.

Как и в первый раз, когда Ян зашёл, чиновник сидел спиной к двери и что-то писал.
 Улыбаясь, он забрал временный пропуск и отдал Яну новый, очень похожий на прежний, но с чёрно-белой фотографией в уголке.

Ян удивился тому, что в Министерстве есть его снимок. Присмотревшись, Ян нашёл ответ, правда, изумление не исчезло, а, пожалуй, даже усилилось.

– Это не моя фотография. Здесь другой человек!
– Я плохо слышу, – сказал старик, но сообразил, что такое объяснение не устроит,  – она похожа! Неужели этого мало? И имя ваше! Что лучше – изображение или имя? Зачем вы задаёте эти глупые вопросы? Узнать вас можно. Вот вы и узнавайте, а не смотрите! Не вглядывайтесь, доверяйте подписи к фотографии, и тогда всё будет хорошо. Люди обычно так и делают. Надпись важнее содержания! Если не верить именам и начать всматриваться, вещи превратятся неизвестно во что, а нам среди них жить!

А потом произнёс странную фразу:
– Со временем черты лица меняются.
 
И ещё одну:
– Порядочный сотрудник похож на своё удостоверение.

Ян не понял, что он сказал, но немного успокоился и прекратил спорить. С этим документом его пропустят на проходной, а другого действительно не нужно. Он пришёл работать, а не скандалить по пустякам.

                2.30.

Несколько встреч в Министерстве его напугали. 

Клерк, открывший дверь в маленький тёмный кабинет, выглядел необычно. Не старый, худой и невысокий, казалось бы, такой же, как тысячи других сотрудников Министерства, но ни у кого Ян не видел такой счастливой улыбки. И глаз. Восторженные, блестящие и воспалённые, они будто светились в темноте. Глаза религиозного фанатика, не иначе. В кабинете он был один. 
   
Чиновник взял у Яна документ, смял его в комок, кинул под стол и рассмеялся.

Ян остолбенел. 
 
– Что вы делаете?
– Ничего!
– Вы бросили документ, – произнес Ян. – Зачем?
– Я ничего не выбрасывал, – ответил клерк и захихикал. – Как я мог что-то выбросить?
Ян замолчал, не зная, что на это сказать.
– Поздравьте меня, – воскликнул чиновник. – Меня услышали!
– Кто вас услышал?
– Кто? Министерство! Я долго его кое о чём просил!
– О повышении в должности?
Человек расхохотался
– Нет! Лучше! Куда лучше!
– Вам что-то дадут?
– Нет, скорее избавят.
– От чего?
Клерк опять жутко засмеялся.
– От одной мелочи. Вы не догадываетесь? Напрасно. Какой вы смешной.
– Вы говорите загадками, – сказал Ян.
– Не делайте вид, что не понимаете, – возразил клерк. – Лучше порадуйтесь за меня. Мало кому так везёт. Но я был настойчив, и Министерство меня вознаградило. Как я ему благодарен! Я ничего не выдумываю! Ах, какой сегодня день!
– Министерство разрешило вам уволиться? – подумав, спросил Ян.

Клерк сильно наклонил вбок голову.

– Близко, но не очень. Я здесь и не работал! Меня не было! Я никогда не существовал! Вон документ на столе, там всё написано. По-другому отсюда не уйдёшь! Думаете, я сумасшедший? Нет, потому что тут все сумасшедшие. Вы тоже.
– Фраза неправильно построена, – пробормотал Ян, отступая к двери. – Не совсем понятно, кто я.
– Я всё верно сказал, – ответил чиновник. – Из неё следует, что неважно, кто вы. Хаха! И вы, между прочим, напрасно идёте к двери. Отсюда один выход.   
– И какой он? 
– Через дверь, конечно! Прощайте!

Ян выбежал наружу. Спустя пару дней, движимый любопытством, он решил снова зайти в этот кабинет, но не нашёл его. На том месте была стена из старых, изъеденных временем кирпичей. Обычная стена, и никаких следов двери. Ян подумал, что в темноте перепутал коридоры и бросил поиски.

В другой раз, когда Ян шёл по коридору, дверь одного из кабинетов приоткрылась, и оттуда, будто змея из норы, до плеч медленно вылезла голова какого-то клерка и оглянулась по сторонам. Ян с изумлением увидел, что рот чиновника окровавлен. 

Не так, когда его разбивают в драке, а иначе. Наверное, чиновник ел мясное блюдо с кровью. Со страшным аппетитом, без ножа и вилки. 
 
Тот понял, что Ян обратил на это внимание и облизнулся, но лишь размазал кровь.
– Стучали? – спросил он.
– Нет, – ответил Ян.
– А нам показалось, что кто постучался, – протянул клерк. – Вы, похоже, новенький?
– Да, – сказал Ян.
– Прекрасно, – проговорил чиновник, оглядел его с головы до ног и снова облизнулся. – Мы отмечаем завершение конкурса. Праздничный ужин, хотя только середина дня. Многие к нам забегают. У вас какие гастрономические предпочтения?
– Обычные, – пожал плечами Ян. 
– Обычные? Тогда заходите! – чиновник гостеприимно заулыбался.
– Спасибо, но лучше потом, – ответил Ян. – Очень спешу.
– Жаль, – огорчился клерк. – Ну ничего, когда-нибудь обязательно к нам попадёте. До встречи!

    2.31.

Телевизор Ян не выключал ни на ночь, ни когда уходил утром из дома, но звук так и оставил приглушённым. На экране показывали старые детективы, действие словно эхо перетекало из фильма в фильм, сюжеты, сцены, интерьеры в тишине неуловимо продолжали друг друга.

Ян подумал, что персонажи знают или догадываются о ролях актеров в других фильмах и чувствуют с ними некую связь, однако мысль выглядела неясной, запутанной и развивать её он не стал.   
 
– Я люблю детективы, – сказал как-то себе Ян. – Детектив – это поиск истины.
– А что я ещё люблю?
Каждое утро его встречала в лифте одна и та же семья. Он несколько раз хотел с ними поговорить, но не знал, с чего начать.

Больше никого в доме он не видел, может потому, что поздно возвращался.

  2.32.

Однажды в середине дня Ян услышал в почтовой трубе гул, словно от проезжающего тоннель поезда. Поступило новое письмо.

Ян вытащил бумагу. Запрос пришёл из отдела общей документации (он часто присылал письма), и не отличался от других – требовалось подсчитать кое-что и направить сведения дальше, в кабинет, название которого в документе заменял цифровой код.

Работа заняла всего несколько минут. Ян помахал листом в воздухе, но постепенно движения замедлились – во время очередного взмаха он вспомнил, что означают цифры.

Это был адрес канцелярии Эрнста.

Ян бросил бумагу на стол и задумался. Отправление письма показало бы, что он не хочет разговаривать с Эрнстом; однако тот вёл себя весьма заносчиво, и если принести письмо самому, то покажется, будто он безропотно согласен терпеть насмешки. 

Ян решил, что перешлёт документ, а потом заглянет к соседу и скажет, что из трубы донеслись какие-то странные звуки, наверное, с почтой что-то случилось, и он пришёл проверить, дошла ли бумага. Это будет формальным поводом зайти и послужит сигналом, что он не воспринимает шутки чересчур серьёзно и готов поддерживать добрые отношения, какие и должны быть между коллегами. 

Довольный собой, Ян положил документ и нажал рычаг. 

Из трубы донеслись странные звуки.

Обычно почту провожал удаляющийся вой ветра, но сейчас ветер почему-то остался на месте, быстро затих, и в его голосе слышалась печаль и безнадёжность.
Ян открыл заслонку. Воздух не унёс письмо, и оно находилось там, куда его положили. Ян удивился, захлопнул крышку и надавил рычаг снова, но в ответ опять лишь отчаянно провыл ветер. 
 
Ян вынул бумагу и пошёл к двери. 
– Зато теперь не надо никого обманывать.
 
  2.33.

– Не смог отправить вам записку, – сказал Ян, – почта не работает. Очень странно. 
– Наверное, из-за того, что слишком далеко, – вкрадчиво ответил Эрнст.

Ян разозлился, но решил держать себя в руках.
 
 – Не понимаю вашу иронию, но мне и нет до неё никакого дела. Вы можете говорить всё что хотите, меня это не волнует. Возьмите письмо и распишитесь за получение.
 – Вы наивны, – отозвался Эрнст, – многое не знаете и потому раздражаетесь. По инструкции номер 6522 Министерства вы не должны отдавать в канцелярию бумаги без согласования. Вашей подписи недостаточно, и даже подписи вашего начальника.
– Тогда почему на тумблере есть адрес? 
– Когда-то было иначе. Но всё меняется, выходят другие инструкции и приказы. Механизм передачи документов усовершенствовали, поэтому вам надо сначала отнести письмо в отдел оформления.
 
  2.34.

 Яну ничего не оставалось, кроме как отправиться в этот отдел. Открыв дверь, он обнаружил, что путь преградила откидная деревянная полка, на краю которой лежали стопки отчётов и справок. Увидев его, к полке подошла девушка.

– Мне бы подписать бумагу, – произнёс Ян, – а то она тяжела для почты.
Сотрудница Министерства не обратила на шутку никакого внимания, прочла письмо и сказала: 
– Для заверения документа нужно разрешение отдела контроля. Без их подписи наша недействительна. Он двумя этажами ниже слева от лестницы или тремя этажами справа от лифта, если поедете на лифте.
 
  2.35. 

В отделе контроля его направили в отдел расчётов, оттуда – Ян уже запутался в названиях – ещё куда-то, а там, в свою очередь, ещё в один отдел и так далее. Никто не отказывался подписать, но сделать это они не могли из-за отсутствия подписи перед их резолюцией. Самым странным было то, что каждый шаг, посещение каждой инстанции только отдаляли от результата. Если в начале пути не хватало одной подписи, то теперь десятка – другого, а то и больше (Ян устал и сбился со счёта), будто он был внутри огромной непонятной машины, зачем-то создающей всё новые и новые кабинеты.

Ситуация выглядела безнадёжной, но вдруг механизм дал сбой.

Ян постучал в дверь, старую и неказистую, расположенную в каком-то тёмном углу здания, не надеясь услышать ничего, кроме «конечно подпишем, но вы сначала сходите туда-то и поставьте подпись там», но она была закрыта. Ян подёргал ручку, а затем подумал, что может с такого небольшого нарушения привычной последовательности и начнётся его спасение.

Хозяин помещения отсутствовал довольно долго. Ян в ожидании беспокойно расхаживал в коридоре, и наконец услышал звук шагов.

Чиновник был маленьким невзрачным человеком под стать своему похожему на шкаф кабинету (сходства добавляла и висевшая вдоль стен одежда), однако он, не говоря ни слова, как-то буднично и незаметно сделал то, на что не осмелились другие – взял письмо, шмыгнул носом, почесал затылок и расписался. Всё произошло, словно какое-то рядовое событие. Ян едва сумел сдержать восторг, выскочил за дверь и побежал по кабинетам в обратном порядке. Буквально через час текст документа почти полностью скрывали различные подписи, резолюции и печати.

                2.36.

– Теперь вы, наверное, поняли меня, – сказал Эрнст, – есть то, что важнее примитивного расстояния и именно оно определяет дистанцию. Мой кабинет очень далеко от вашего, гораздо дальше других.
– В чём-то я согласен, – ответил Ян, – но как объяснить то, что сейчас я здесь, а спустя минуту буду за своим столом? 
– Иллюзия, – Эрнст нарисовал в воздухе какой-то знак. – Ненастоящее, призрачное. Подделка, если хотите. Имитация общения, которую легко почувствовать, и тогда не потребуется иных доказательств. Вы, конечно, здесь, но это лишь притворство, выдача желаемого за действительное. Смотрите.

Он встал и открыл створки шкафа, до верха заваленного бумагами.
 
– Инструкции, приказы, методические указания и прочее. Они – посредники между людьми или предметами. Хотя я, разумеется, упрощаю. Всё куда сложнее, и дело даже не в инструкциях. Однако вы задаёте много вопросов, а Министерство этого не любит. Не думаю, что вам стоит сюда приходить.
 
                2.37.

– Надо погулять по городу, – сказал Ян, придя домой.
 – Наверняка где-то есть театр. Нельзя заниматься только работой. Но это я сделаю как-нибудь потом.

                2.38.

– Мне кажется, вы слишком переживаете из-за пустяков.

Борис держал чашку кофе, а в пепельнице тлела сигарета, хотя он обычно не курил при ком-то. Курение на рабочих местах запрещалось, но Борис, похоже, пребывал в хорошем настроении и не опасался при Яне чуть-чуть нарушить правила. Он не глядя подписал бумагу и отложил её в сторону. 
 
– Вы напрасно растрачиваете себя, – продолжил Борис.
– Я всего лишь пробую понять то, с чем сталкиваюсь в Министерстве.
– Думаю, зря. Для просмотра фильма необязательно знать устройство телевизора. Но решать, конечно, вам.

Он отпил из чашки, передал документ и протянул руку за сигаретой.

– Вы, я вижу, хотите что-то спросить. Пожалуйста, не стесняйтесь.
– Необходимо дать ответ, однако в письме нет адреса отдела.
Борис отложил сигарету и взял документ.
– Откуда пришла бумага? А, отдел справок...
– С ним что-то не так?
– Нет, с ним нет никаких проблем, единственное, на что надо обратить внимание…
– На что же? 
– Его не существует.
– А откуда появилось письмо?
– Скажем так, ниоткуда.
– Простите, я вас не понимаю.
– Отдел планировали образовать, но потом решение отменили. Почему – не знаю, но, так или иначе, отдела справок просто нет.
– Извините, но я не могу поверить в ваши слова, – сказал Ян.

Борис помрачнел. Он снял очки, бросил их на стол, подслеповато и недовольно взглянул на стоявшего перед ним Яна.   
 
– Он не существует, но затраченные усилия, то есть заявки, приказы, записки и прочее невольно создали его ирреальное подобие, и оно порой ненадолго вылезает из небытия, пишет письма или делает ещё что-то, а потом снова где-то прячется, и поэтому шкафы следует открывать осторожно.

Ян задумался. Спорить с Борисом не хотелось, однако объяснение казалось весьма и весьма странным, но всё-таки Борис к нему хорошо относился, и не стоило заставлять его переживать.

 – Я не хочу сказать, что не согласен, – произнёс Ян, – Некоторые вещи мне трудно принять, но, вероятно, лишь потому, что я проработал в Министерстве совсем немного, а всё, что сложнее, чем дважды два, смутно и почти недоказуемо. Полагаю, письмо надо выбросить?

Борис после примирительной фразы успокоился, повеселел и допил уже остывший кофе.
– Нет, выбрасывать нельзя. Если выбросить всё ненужное, то что тогда останется? Отнесите бумагу в кабинет пять тысяч сто пятьдесят три, и передайте в окно. Тут недалеко, одним этажом выше.

                2.39.

Ян быстро нашёл его и попал в маленькую пустую комнату, внутри неё виднелась ещё одна закрытая дверь, и рядом в стене – неширокое и тёмное отверстие, разглядеть в котором что-то было невозможно.
 
Наверное, туда и требовалась передать документ.
 
Ян наклонился, сказал «возьмите, пожалуйста, бумаги» и просунул в отверстие руку.
Однако ничего не произошло. Стояла тишина, документ никто не взял, воздух за стеной мрачно холодил ладонь.
 
Ян подождал и повторил просьбу несколько раз, всё громче и громче, но добился только того, что из окна пугающе откликнулось эхо.

– Странно, – вполголоса произнёс Ян, чтобы эхо с ним не согласилось. – Здесь есть кто-нибудь?

Никакого ответа. Он стукнул по внутренней двери и повернул ручку замка. Закрыто. Ян нахмурился. Почему никто не отвечает? И если чиновник вышел, то почему не запер дверь в коридор?
 
Внезапно он услышал за окошком бумажный шорох, словно там перелистывали книгу.
– Мне нужно отдать вам письмо!

 Никто не отозвался. Ян представил, что кто-то внутри погасил свет и неслышно улыбается в темноте. Замешательство посетителя его явно забавляет. Странный юмор. Или всё же там никого нет? Либо одно, либо другое. Что теперь делать? Неожиданно Ян вспомнил, что если за тобой незаметно наблюдают, то чужой взгляд вроде можно почувствовать.

Надо, чтоб тот человек наверняка его увидел, и чем ближе, тем лучше. Идея показалась необычной, но иначе не узнать, есть ли кто за стеной. К тому же он тут один и волен поступать без оглядки на чьи-то мнения.
 
Ян просунул голову в окно, будто окунув её в глубокую чёрную воду, но скоро вытащил.

– Непонятные ощущения.

Ян посмотрел, нет ли людей в коридоре. Никого. Редкие мерцающие лампы, и ни одного кабинета поблизости. Ян разозлился. Сколько ещё здесь стоять? Он громко сказал «я оставлю документ, у меня, увы, нет времени ждать вашего ответа», после чего засунул подальше в окно руку и наткнулся на лежащие под ним бумажные россыпи. Прозвучал такой же шорох, как и минуту назад. Очевидно, сквозняк шелестел бумагой, а он принял это за перелистывание страниц. Ян на ощупь положил письмо и вышел.

                2.40. 

Спускаясь по лестнице, он решил зайти к Борису и всё рассказать. Борис спокойно выслушал и заявил:
– А по-другому и не могло произойти, сотрудника давно никто не видел. Ему было много лет, все думают, что он умер у себя в кабинете. В том самом кабинете. С окошком.
Ян изумился.
– И с тех пор никто туда не заходил?!
– А зачем? Если он умер, то вряд ли ему можно помочь. Семьи у него не было, разыскивать его некому. Коллеги с пониманием отнеслись к тому, что случилось.
– Но… но его, наверное, надо вычеркнуть из списка сотрудников Министерства… 
Теперь удивился уже Борис.
– Как его удалить из списков, если он выполняет свою работу? Он должен принимать документы и всё. Вы положили бумаги? Положили. Какие претензии? При жизни он делал то же самое, и смерть ему никак не помешала. Лучше может и не стало, но и точно не хуже. По крайней мере, сейчас его ничего не отвлекает.
Борис пожал плечами.
– Все как передавали в окно документы, так и продолжают, хотя голову внутрь, понятно, не засовывают. А то мало ли что! И вообще я полагаю, что некоторые вещи лучше всего хранят мёртвые. Они, кстати, способны не только смотреть, но и улыбаться. У мёртвых необычное чувство юмора, они могут себе это позволить. 
– Разрешите, я сяду, – сказал Ян.   
– Да, конечно, присаживайтесь.

Ян подрагивающей рукой придвинул стул и осторожно сел. От услышанного кружилась голова.

– Судя по всему, вы опять приметесь со мной спорить, – заметил Борис, – но я к этому привыкаю.
– И всё же полной уверенности, что он мёртв, нет?
– Разумеется, нет. Есть множество объяснений тому, что он несколько лет назад не сдал вечером ключи от закрытого изнутри кабинета и с тех пор не выходил наружу.
– Может, стоит взломать дверь?
– А что изменится? Положение всех устраивает, в том числе, наверное, и его. Всё очень просто. Поскольку он хорошо выполняет свои служебные обязанности, то его не признают мёртвым. Если б не исполнял, тогда другое дело. Сотрудники Министерства стараются хорошо работать!
– Вы хотите сказать, что он в какой-то мере жив?
– Да. И вас, похоже, это сильно беспокоит.
– Он не может существовать одновременно в двух состояниях. Это противоречит логике!
– Логике противоречит, но инструкции – нет. По-вашему, что важнее? Даю подсказку – одно основывается на другом.
– Не знаю. Никогда над этим не думал. У меня от всех событий уже голова идёт кругом. А вдруг его там нет?
– Это маловероятно. В мёртвом сотруднике нет ничего необычного, но предположение об отсутствии заходит слишком далеко. Однако повторяю – он исполняет свои обязанности, поэтому и не отсутствует, даже если его нет. И никакой неопределённости и противоречий. Два одновременных состояния, три или больше вполне сочетаются между собой.
– То есть он жив?   
– Вы опять меня не поняли и заблудились среди примитивных терминов – жив, мёртв, и им подобных.  Хотя Министерство отдаёт предпочтение мёртвым. Странно? Вы просто не привыкли. Они надёжнее, их поведение более предсказуемо, пусть и не всегда, конечно. Несчастные случаи нередки. Как-то один клерк тоже по неосторожности засунул голову в окошко и сильно изменился после этого. Особенно голова. 
– Не могу поверить, что вы говорите всерьёз.   
– Как не относиться серьёзно к тому, что реально? Ирония над действительностью сообщает о тайном желании уйти от неё. Но что делать, когда она вас отыщет? А вообще думайте, как хотите. Подтверждение тому, что я сказал, легко найти во многих документах. Где-то напрямую говорится, где-то упоминается вскользь. Я лишь исполнитель и не более того. Меня не в чем упрекнуть.

Ян попробовал расстегнуть воротник, но не справился с пуговицей. Борис взял стакан, налил воды из графина и передал Яну.

– И всё-таки мне кажется, что в ваших объяснениях есть некоторая подмена понятий, – сказал Ян.

Лицо Бориса скривилось.

– Дискутировать о том, подменено понятие или нет, можно до бесконечности. Края понятия, как и края предмета, прячутся в темноте. И знаете ли, надо работать, а не размышлять о не имеющих практического смысла вопросах.   

                2.41.

Ян поднялся из метро. Приближалась ночь. Сырой ветер разносил по тротуару мусор, кое-где загорались огни, исчезали с улицы прохожие. Подходя к своему дому, он остановился и поднял голову. Не светилось ни одного окна.

Потом Ян заметил клочок бумаги на двери подъезда. Наверное, кто-то повесил объявление. Быстро темнело, и бумажный лист понемногу скрывался в сумерках. Ян решил, что будет смотреть на него до тех пор, пока тот не исчезнет.

Однако он никак не хотел уходить, белея сквозь ночь, и Ян догадался, что не видит бумагу, а вспоминает, и перед ним теперь лишь иллюзия. 
Ян зажмурился, и когда открыл глаза, листка уже не было.

Но я знаю, что он есть, сказал Ян. Его просто не видно, ночь меня не обманет. Ян зажёг спичку, но огонь осветил только пустую, мокрую от дождя дверь. Наверное, бумагу сорвал ветер. Ян бросил спичку и зашёл в подъезд.

                2.42.

– Вам необходимо создать семью, – произнёс Борис и поставил чашку, – насколько мне известно, вы не женаты, а семья – нечто удивительное.
– Я думаю об этом, – ответил Ян, – но сначала хочу привыкнуть к работе.

Борис взял ручку и вывел подписи на документах.

– Не волнуйтесь, со временем жизнь наладится, – он снял очки и положил их на стол, – в Министерстве всё просто и понятно, надо лишь уметь принимать то, с чем сталкиваешься.

Затем Борис показал ему бумаги на краю стола.

– Этот документ не нужен, сдайте его в архив; а другой ещё зачем-нибудь пригодится – оставьте его в отделе уничтожения, он на двадцатом этаже в середине коридора, увидите табличку.
 
На всякий случай Ян решил переспросить.
   
– Извините, я не расслышал, ненужную служебную записку надо отнести в архив, а письмо в квадратном конверте, которое по вашим словам может быть полезно, в отдел уничтожения?
– Совершенно верно. Отдел уничтожения. Звучит пугающе, но поверьте, ничего страшного. Там избавляются от лишних бумаг. Сжигают или что-то в таком духе. Не хранить же их вечно! 
– А как… Хорошо, сейчас отнесу.

Было очевидно, что Борис оговорился, однако он ясно сказал, что где оставить, и поэтому Ян кивнул и отправился выполнять поручение.
 
                2.43.

Ян остановился перед дверью с табличкой «отдел уничтожения». Что ждёт его в помещении с таким названием? Воображение рисовало разные, но неизменно страшные картины. Мотнув головой, Ян отогнал их и потянул за ручку. 
   
Он увидел светлый и просторный кабинет, причём, наверное, самый светлый и аккуратный из всех, в которых успел побывать. За столами сидели чиновники и стучали по клавишам печатных машинок. Их было несколько десятков, не меньше, и у каждого рядом лежали высоченные стопки бумаг. На Яна никто не обратил внимания, все сосредоточенно занимались работой. Закончив печатать документ, клерки вынимали его из машинки и переходили к новому листу.

Ян опешил. Ликвидация бумаг представлялась иначе, и понаблюдав несколько минут, он подошёл к ближайшему столу.
– Извините, это отдел уничтожения? 
– Да.
– А почему… – он запнулся и никак не мог придумать фразу. «Почему вы печатаете документы вместо того, чтобы рвать их?» – звучало как-то глупо.
Чиновник молча смотрел на него, потом сказал:
– Не знаю, – после чего отвернулся, всем своим видом показывая, что занят, и ему некогда отвечать на странные вопросы странного посетителя.

Ян подумал, не бросить ли письмо и уйти, но заметил в боковой стене дверь. 
Зайдя внутрь, он очутился в комнатке без окон и мебели, посреди которой стояла топка наподобие паровозной, от неё сквозь потолок тянулась длинная чугунная труба. Возле на кривом и нелепо высоком стуле, не доставая ногами до пола, сидел маленький клерк в защитных очках и с печальным взглядом. Ламп в комнате не было, но за приоткрытой дверцей печи стонало пламя, освещая пространство вокруг адским светом. Сыпались искры, безумные тени метались по стенам.

Увидев топку, Ян очень обрадовался.

– Простите, здесь отдел уничтожения? – на всякий случай снова спросил он.
– Да, конечно.      
– А там, за стеной? 
– Обе комнаты принадлежат отделу. Тут, например, сжигают документы. Превращают в пепел созданное людьми за многие годы. При этом испытываешь разные чувства, от простого сожаления до грустного понимания неизбежности происходящего.
– А чем тогда занимаются в другом помещении?

Человек развёл руками.

– Печатают копии.
Ян растерялся.
– Вы делаете копии с документов, перед тем как их уничтожить, я правильно догадался?
– Правильно.
– Но зачем?
– Вы задаёте удивительные вопросы. А если они потребуются?
– Но это абсурд!   

Клерк многозначительно поднял палец.

– Вы озвучили серьёзную проблему. Да, действительно, снимать копию перед уничтожением абсурдно. Но из непростой ситуации был найден выход. Делают не одну копию, а две или более. Это, согласитесь, уже не абсурд, а что-то другое. Успокойтесь, копии потом уничтожаются. Точно так же.

                2.44. 

За дверьми в архив скрывался небольшой кабинет без окон, заставленный высоченными, до потолка, шкафами, между которых была ещё одна дверь.

Слева находился письменный стол, над ним тускло светилась лампа.

За столом гордо восседал старый, невероятно худой мужчина с каким-то зловещим лицом. Наверное, он заведовал архивом. Чиновник держал толстое увеличительное стекло в медной оправе и, сощурившись, что-то рассматривал в лежащем перед ним бухгалтерском журнале. Потом он поднял стекло и пристально взглянул сквозь него чудовищным глазом.

– Мне надо оставить документ, – робко произнёс Ян. Мужчина продолжал неподвижно смотреть, затем положил стекло, и через пару секунд его лицо вернулось в прежнее состояние.
– Оставляйте, – хрипло ответил он.
– Но сначала запишитесь. Все посетители архива должны быть учтены.

Он угрюмо стукнул пальцем по журналу.

Ян осторожно взял ручку, вывел своё имя, и чиновник медленно кивнул, позволяя идти дальше.   

Ян открыл внутреннюю дверь и увидел огромный зал.

 Титаническими колоннами уходили далеко вверх полки с ворохами бумаг и прислонёнными к ним лестницами; в узких бесконечных проходах будто муравьи сновали люди.

В тишине лампы отбрасывали яркий, но бледный и мертвенный свет. Сверху сыпалась бумага, она устилала почти весь пол, местами виднелись целые бумажные завалы, в которых ничего не стоило увязнуть по колено, а то и глубже.
 
Ян понял, что тут легко заблудиться. Нумерация стеллажей и полок отсутствовала, груды разбросанных документов, журналов, книг казались очень похожими.

Оставленные письма быстро скрывались под десятками других. 

Получается, Борис оказался прав. Найти что-то здесь было делом безнадёжным. Лист, как известно, лучше прятать в лесу, а бумажный лист в архиве. Ян почувствовал себя крайне уязвлённо. Полчаса назад он думал, что говорит очевидные слова, однако выяснилось, что они далеки от реальности.

И вдобавок этот кошмарный свет. Лампы ярко горели, предметы отбрасывали острые тени, и понять, где заканчивается одно и начинается другое, было очень сложно. Фигуры людей выглядели особенно гротескно. Тела искажались, походка напоминала механические движения марионеток.

И вдруг Ян увидел девушку.
 
Тени её странным образом не коснулись, и даже сделали ещё прекраснее на фоне ковыляющих мимо жутких силуэтов. У неё были светлые волосы, тонкие, немного наивные черты лица, и вокруг медленно опадали с полок бумажные клочки.
 
Яну показалось, что она растерянно смотрит по сторонам.

Он подошёл к ней.
– Извините, могу ли я вам чем-то помочь, – смущённо спросил Ян.
– Не знаю, – ответила она и улыбнулась.
– Вы часто сюда заходите? – произнёс Ян, чтобы сказать хоть что-нибудь.
– Никогда не считала, – сказала девушка, – наверное, да.
Ян изо всех сил думал о продолжении разговора, но в голову ничего не приходило.
– На полке стоит ящик, – вдруг произнесла она.

Ян оглянулся и увидел, что действительно, кто-то положил на полку не отдельный документ, а вынутый из стола ящик с бумагами.

– Странно, – ответил он.
– У меня в столе точно такой же, – сказала девушка, – и в нём кто-то живёт. Какой-то маленький зверёк. Я постоянно слышу, как он скребётся и шуршит бумагой. Но когда я выдвигаю ящик, он успевает спрятаться. Удивительно, правда?
– Конечно, – проговорил Ян. – Но может, это мышь?
– Нет, не мышь, потому что я боюсь мышей, – засмеялась девушка.

Ян снова задумался о том, что сказать, но мысли путались. Повисло молчание.

– Мне пора идти, – улыбнулась девушка. – До свидания.

Она медленно пошла к выходу. Ян ошеломлённо смотрел ей вслед, не осмеливаясь догнать и упрекая себя за нерешительность.

Ян неподвижно стоял несколько минут, потом под ноги сверху посыпались бумаги, он вышел из оцепенения, бросил письмо и поспешил к дверям, однако заведующий архивом окликнул его и потребовал расписаться.

– Никто не уходит, не поставив роспись.

                2.45.

– Я даже не спросил, как её зовут, – сказал Ян. – Почему я всегда забываю о самом главном?
– Я не знаю ни имени, ни кабинета. Хотя мне известно, что в её столе кто-то живёт, и когда ящик выдвигают, он успевает спрятаться среди бумаг. Да, и ещё – это не мышь, поскольку она боится мышей.
– Достаточно ли этого, чтобы её найти?

Этого оказалось недостаточно. Много дней подряд Ян спешно выполнял работу, а затем бежал в архив и бродил среди бумажных завалов и теней чиновников, надеясь встретить незнакомку. Всё было напрасно. Постепенно Ян понял, что усилия бесполезны, и однажды, отправив очередное письмо, остался на месте. Он долго сидел за столом, потом задумчиво произнёс:
– А если вытащить всё из ящика, можно ли увидеть того, кто внутри?
               
                2.46.

  Ян лежал на кровати в своей комнате перед телевизором. Звук был выключен, за окном шумел дождь. На экране красивая блондинка что-то испуганно говорила сидящему на стуле мужчине. 
             
– Она обманывает, – сказал Ян. – Её тревожность наигранна, она похожа на актрису. Но он ей обязательно поверит.

Мужчина встал, долгим взглядом посмотрел на женщину и кивнул. Она благодарно обняла его и положила голову ему на плечо.
– А всё-таки интересно, чем занимается Министерство.

                2.47.

Следующее письмо попало к Яну по ошибке. Оно должно было прийти в кабинет, где находились все другие сотрудники, в адресе стоял именно тот номер, однако из-за оплошности пневмопочты документ очутился у Яна. К этому времени он уже закончил работу, сидел и скучал.
– Пойду, отнесу бумагу, – сказал он. – Прогуляюсь по коридору. Надеюсь, сейчас надо мной смеяться не будут.
Он постучал в дверь, и, как в прошлый раз, остановился под лампой у входа.
– Документ прибыл не по адресу. Возьмите его кто-нибудь, пожалуйста. Наверняка тут что-то важное.   

В ответ послышались шорохи, звуки отодвигаемых стульев, и за краями освещённой зоны вокруг Яна собралась толпа, видимо, весь отдел оставил работу и пришёл забирать документ. Люди откровенно рассматривали Яна и с любопытством о чём-то шептались. Он испуганно отступил на шаг, не понимая, чем вызван такой интерес к его визиту.

Из темноты вышел вперёд полный мужчина.

Он пригладил волосы, поправил воротник и торжественно произнёс:
– Невероятное спасибо. Как благородно с вашей стороны. Мы всегда знали, что можем на вас рассчитывать. К сожалению, многие делают иначе, даже не задумываясь о последствиях. Просто выбрасывают письма! Ваш поступок, надо сказать, весьма необычен.

Раздались напряжённые хлопки аплодисментов, Ян смутился и передал мужчине письмо.

 Чиновник схватил его за руку и долго её тряс.

– У нас есть к вам маленькая просьба. Не могли бы вы отнести ещё один документ, мы будем очень признательны. Почта там не работает. Сломалась, наверное. Ужасно некстати! 

Повисла тишина, люди ждали ответа. Ян пожал плечами.

– Конечно, давайте отнесу, мне совершенно нетрудно. Признаюсь, я не люблю подолгу сидеть на месте. Порой хочется куда-то пойти, с кем-нибудь поговорить.
Толпа облегчённо выдохнула и снова зашепталась. Кто-то в задних рядах рассмеялся, на него шикнули, и он умолк. Мужчина оглянулся и с трудом скрыл улыбку.
– Надо спуститься по лестнице до самого конца. Увидите дверь, и дальше коридор. Отдайте бумагу первому встречному! Неважно, кому. С кем-то вы непременно столкнётесь! Желаем удачи.

Он вручил Яну конверт.

– Отнесите и поскорее возвращайтесь к нам.
 
                2.48.

– Как-то странно всё выглядит, – сказал Ян, шагая по ступенькам. – Неужели тут действительно принято выбрасывать не по адресу попавшие документы? Разве так можно? Или я опять чего-то не понимаю?
– Нужно быть уверенным в себе, несмотря ни на что. Я могу не знать каких-то деталей, но основные принципы всегда одинаковы, и от этого надо отталкиваться.

Ян миновал первый этаж и спустился ещё ниже. Фонари остались наверху. Лестница была залита водой и покрыта скользкой грязью, в которой глубоко отпечатывались следы. Похоже, сюда давно никто не заходил. В конце пути его ожидала полуоткрытая деревянная дверь, Ян пролез сквозь неё и очутился в тёмном подвале. 

Когда глаза немного привыкли, он увидел, что стоит в длинном, уходящем вдаль коридоре или тоннеле с редкими, ничего не освещающими фонарями у потолка. Хлюпал мокрый земляной пол, поблёскивали лужи, вдоль стен лежали трубы, ящики, валялся мусор. В нескольких шагах от него пробежала крыса и спряталась в темноте. Кое-где виднелись закрытые железные двери, вероятно, за ними хранили какие-то вещи.
– Они меня разыграли. Очень смешно, – сказал Ян.
Однако в отдалении горел яркий свет, наверное, кто-то распахнул одну из дверей. Ян решил дойти до неё, оставить письмо и вернуться обратно.
 
Подойдя ближе, он понял, что не дверь отворена, а часть стены между кабинетом и коридором полностью отсутствует.
   
Но удивиться столь необычной планировке Ян не успел. Он удивился другому.

Если не смотреть на несуществующую стену, то кабинет выглядел ничем не примечательно. Шкафы, полки, стол посередине, лампа, печатная машинка, повсюду бумаги, обломки мебели и другой хлам.   
 
А за столом сидел человек. Огромный и толстый. Бочкообразное туловище расплывалось на стуле, лицо заросло щетиной, нестриженные всклоченные волосы торчали в разные стороны. Он печатал документ, медленно и неуклюже нажимая указательным пальцем на клавиши. В другой руке человек держал курицу, судя по всему, жареную на костре, и грыз её, громко сопя и чавкая. Невзирая на привычный в Министерстве чёрный костюм (сильно потрёпанный и измятый) и засаленные нарукавники, он удивительно походил на дикаря, жителя далёких мрачных подворотен, в которые образованные люди могут попасть только заблудившись. Работа давалась ему с трудом, но он не отчаивался и тыкал пальцем в клавиатуру, щурясь и отрывая зубами куски от курицы. Иногда он клал её на стол, вытирал пальцы о рукава и рыча крутил колесо на машинке, передвигая документ, чтобы напечатать строчки ниже. 

Потрясённый Ян смотрел на него и думал, что надо подойти и отдать письмо, но никак не мог заставить себя, и пока он размышлял, сидящий за столом вдруг начал беспокойно коситься в темноту, вероятно, почувствовав чужой взгляд. Потом он нахмурился, вышел в коридор и с грозным видом встал у края освещённого участка.

Ян испугался. Человеку явно не понравилось, что за ним следят, и кто знает, что он сделает, если обнаружит его. Стараясь не шуметь, Ян отбежал и спрятался за брошенным среди прочих вещей металлическим шкафом.
 
Однако человек не успокаивался. Недолго постояв, он рассвирепел ещё сильнее, ушёл назад, толкнул дверь в дальней стене и кого-то позвал.
 Оттуда выскочил другой мужчина. Худой и гибкий, рубашка под расстёгнутым сюртуком отсутствовала, но зато на шею он повязал узкий длинный галстук, а за ухом у него виднелся карандаш. Лицо казалось хитрым, как у разбойника. В руках он поначалу держал бухгалтерскую книгу, но затем бросил её, схватил ножку поломанного стула и вместе с толстым направился в коридор, не скрывая недружественных намерений. 

Ян понял, что через несколько секунд будет найден, выронил письмо и побежал. К его ужасу вдруг послышался громкий свист, наверное, сигнал тревоги, и ранее казавшиеся забытыми двери ожили, из них появились другие подземные обитатели и, вытянув вперёд руки, кинулись его ловить. Темнота наполнилась топотом и дикими воплями. Ян несколько раз с трудом увернулся, добежал до лестницы, захлопнул дверь и прислонился к ней спиной.   
 
Её никто не пробовал открыть, голоса исчезли, будто он успел выскользнуть за край кошмарного сновидения.

                2.49.

– Что всё это означает? Кто-нибудь объяснит? – сказал Ян и распахнул дверь в отдел.

                2.50. 

Его ждали. Люди в кабинете не разошлись по своим местам, а по-прежнему стояли около входа.

Прозвучал удивлённый вздох. Лицо мужчины, отдавшего Яну письмо, застыло в той же улыбке, которой он его провожал, но теперь оно начало растекаться как желе, превращаясь в грустную разочарованную гримасу, будто возвращение Яна его крайне огорчило. Из темноты вынырнул другой клерк, в отличие от первого абсолютно счастливый, он шутливо стукнул его кулаком в плечо, повернулся к Яну, воскликнул «Вы вернулись!», и победно взглянул на расстроенного коллегу.

Тот удручённо вынул кошелёк и отсчитал деньги. Вытащив с десяток бумажек, он передал их второму и понуро скрылся в толпе.

– Вы что, делали на меня ставки?! – не веря своим глазам, спросил Ян, – выберусь ли я наружу? 
– Мы надеялись! – заявил победитель спора, – но нельзя отрицать то, в какой дикости живут клерки третьего класса и как там опасно! Термин «клерки третьего класса», кстати, не оскорбителен, ведь так записано в их удостоверениях. И мы не высокомерны, конечно, насколько это возможно, ибо немыслимо забыть о глубокой пропасти между клерками второго и третьего классов, то есть между нами и жителями подвала.
 
На освещённом пространстве появился другой мужчина.

– Клерки третьего класса живут в темноте, – вскричал он, – но куда ужаснее темнота внутри них, – и дотронулся пальцем до лба, чтобы точно показать, где именно находится эта иносказательно упомянутая темнота.
– При работе с документами они руководствуются скорее инстинктами, чем инструкциями! – сказал ещё кто-то.
– Однако вспомним, что они счастливее нас с вами, их дикость даёт им то, что недоступно образованным людям! – на свет возник ещё один человек и немедля вступил в полемику.   
– Но мы никогда не променяем свою жизнь, полную горестных знаний, на это беспечное существование, – ответил чей-то возвышенный голос. – Я лично уверен, что вопрос, полноценные ли они сотрудники Министерства, до сих пор не разрешён, что бы там не утверждали некоторые. Либеральные взгляды часто показывали свою несостоятельность.
– Вы слишком жестоки к ним, у них тоже есть удостоверения, это ли не доказательство того, что они почти такие же, как мы, – с вызовом произнесла какая-то девушка.

Её поддержал стоящий рядом мужчина.

– Они, конечно, нас не любят, но мы будем по-доброму ироничны и снисходительны. Они ведут простую и естественную жизнь и выполняют некую важную социальную функцию.   
– Позвольте уточнить, какую?! – язвительно не согласился кто-то и продолжил.
 – О «простой и естественной жизни» лучше всего пишут в полицейских сводках. Там, где не ценят человеческую жизнь, у людей нет человеческой жизни. Если они захотят, то поднимутся из подвала и сметут нас всех. Прежде чем смеяться над ними, вспомним, что мы живём в реальности, свойства которой определяет большинство, хотя может поэтому нам кроме смеха ничего и не остаётся! – чиновник сделал плаксивое лицо, обречённо взмахнул руками и ушёл в темноту.
    
Другой чиновник покачал головой.

– Клерки третьего класса никогда не восстанут. Они рождаются, растут в грязи, в двенадцать лет начинают работать, неприхотливы и довольны тем, что у них есть. Они люди не гордые, правда, этим как раз и гордятся. В подвале им плохо, но зато комфортно. Если большего не нужно – зачем бунтовать? Их агрессивность не имеет цели, она появляется, потому что им необходимо кого-нибудь ненавидеть, и так же быстро исчезает, как, впрочем, и вера во что-то. Они могут беспощадно наброситься на вас, но не умеют требовать и отстаивать свои интересы, что весьма радует. Зачем бунтовать, если проще и безопаснее воровать еду друг у друга? В крайнем случае наделим некоторых из них полномочиями по охране порядка и будем кормить чуть лучше, за это они станут нас обожать и делать всё, что мы захотим, и даже с жестокостью, какой мы и не просили. А ещё можно найти им всем какого-то не очень реального врага, который тайно пробирается в подвал и наблюдает за ними из темноты, чтобы они именно его ненавидели и списывали тяготы существования на его происки. И это не ложь, поскольку они сами желают верить в нечто подобное. Им нужны простые объяснения, и они их получат, хотя простые объяснения, конечно, не объяснения. Даже если они покинут подземелье, то будет ли польза? Получение излишних жизненных благ пагубно для нравственности неокрепших умов! Можем ли мы рисковать? Разумеется, нет. Мы в ответе за них и сделаем всё, чтобы они не превратились в сытых обывателей. С этой задачей мы справляемся неплохо!         
– И, тем не менее, нельзя недооценивать опасность, – произнёс ещё кто-то. – Примитивное агрессивно. Да, они легковерны и неспособны к самоорганизации, но при определённых условиях…    
 
Ян выскочил за дверь и с силой её захлопнул.

                2.51. 

– Я ни в коем случае не жалуюсь, – сказал Ян, – но совершенно не понимаю, что делать. Скажу больше, иногда меня охватывает чувство, будто я вообще ничего не понимаю.

Борис улыбнулся.

– Вас отправили в подвал, но вы же вернулись! Всё закончилось хорошо. Хотя внизу, конечно, страшновато. Туда никто не ходит, и даже бумаги передают через специальные шахты. Кстати, подвал – это прелюдия, под землёй много этажей, и неизвестно, с чем там можно встретиться. Судя по прибывающим оттуда документам – с чем угодно.
– Расценивайте произошедшее как шутку, – продолжил он, –  шутку наяву. Вам как бы рассказали смешную историю о посещении мрачного подвала, а чтоб выглядело забавнее, вас поместили живьём внутрь рассказа. В темноте юмор получается чёрным, но как порядочный гражданин вы должны посмеяться вместе со всеми, тем более что вам удалось выжить.
– Вы считаете нормальным отправлять ни о чём не подозревающего человека в столь опасное место?!

Борис положил сигарету и отодвинул пепельницу.
 
– Вы неправильно относитесь к понятию «норма». Она – всего лишь обычные правила, и то, что случилось, не идёт с ними вразрез. А вот их критика как раз и есть асоциальное поведение. Так никто не делает. Вы ведёте себя как нигилист, разрушаете устои, ну и тому подобное. Вступаете на скользкую дорожку. Скользкую, узкую, кривую, тёмную и ведущую в пропасть. Вы её наверняка уже видели, но тогда к счастью успели убежать.

Борис встал, налил в стакан воды и передал Яну.

– Прошу вас, перестаньте волноваться. Если будете обращать внимание на подобные мелочи, то не сможете работать. Этот конфликт извечен. Противоречия между клерками второго и третьего классов коварны и трудноразрешимы. Невежество одних сталкивается с нежеланием видеть реальность другими, и выхода, похоже, нет никакого.
– А кто из них невежественен, и кто не видит реальность?
– Не знаю, я не специалист.
 
Ян выпил воду и поставил стакан. 
 
– Я подумаю обо всём позже. Ваши доводы выглядят убедительно, но как же трудно их принять. И ещё мне кажется, что нельзя быть настолько надменными, говоря о тех, кто внизу.
Борис выпрямился и скрестил на груди руки.
– Люди из подвала сами выбрали свой путь. Они живут, как говорится, в гармонии с природой, и большее им не требуется, по крайней мере, мы так считаем. Привычное вполне заменяет хорошее. Что, в конце концов, мешает получить образование и пойти вперёд, к свету, на верхние этажи? Но они не желают этого делать, а убедить их невозможно.   
Он ухмыльнулся.
– Но если хотите, то попробуйте. Любопытно, что у вас выйдет. По статистике идеализма хватает минуты на три – четыре, правда, я слышал, что кто-то продержался пятнадцать. Как у него получилось, не представляю. Святой человек. Или физически очень крепкий.

Потом взглянул в сторону.

– Но, конечно, ничего этого не было. Никто в подвал не ходил, хотя и выдуманными эти истории тоже нельзя назвать. Однако переживать, что они взбунтуются, не стоит. Предположение о том, что люди способны бороться за свои права и достоинство – одна из забавных конспирологических теорий. И, повторяю, им удобнее внизу, в привычной для себя обстановке, пусть та и весьма сурова. Они мечтают о лучшем освещении, но оказавшись наверху, первым делом перебьют все лампочки, найдя в разрушении удовольствие и даже некие культурные традиции. А затем верхние этажи превратятся в подвал.
– Интересная метафора, – заметил Ян, – но…
– Извините, что перебиваю, но мои слова отнюдь не метафора. Подземелье, которое вы посетили, раньше находилось на третьем или четвёртом этаже Министерства, можно поднять документы и уточнить. 
– Я не против разговоров о низших чинах. Полезно, когда люди выплёскивают эмоции и повышают самооценку. Разве есть способы её повысить, кроме как поставив кого-то ниже себя? Психология! – Борис выразительно поднял палец. – А самооценку повышать надо. Клерк с низкой самооценкой страшен. Также в отделе проходят большие дискуссии о том, кто выше на социальной лестнице – клерки третьего класса или просители, полагаю, вы с ними уже сталкивались. Здесь важен не итог спора, который напоминает игру с очевидным результатом, а удовольствие, получаемое от неё. В сущности, обсуждать тут нечего, просители, или, по-другому, заявители, гораздо образованней, но что толку от образования, когда даже клерки третьего класса отвечают на заявления и решают их судьбу. Кстати, вы никогда не размышляли, можно ли что-то считать игрой, если ее финал заранее известен? Скорее, это некая игра в игру. Люди притворяются, что играют, подлинной игры не любят, она слишком близка к настоящему, иногда даже неотличима, а то и более реальна.

– И всё-таки, мне кажется, вы сами не совсем верите в то, что говорите. Ваши слова – тоже игра, – сказал Ян.
 
Борис нахмурил брови.
 
– Я, между прочим, ваш начальник, и я прошу высказываться аккуратнее! Вы не видели, как другие разговаривают с подчинёнными, и поэтому разрешаете себе такое. Постоянно убеждаюсь, что нельзя хорошо относиться к людям, но снова повторяю одну и ту же ошибку.

Потом он немного остыл.

– Как я могу не верить в то, что рядом? Оно реально уже из-за того, что существует. Существует в документах, письмах, в речи людей, в свете настольной лампы, в стуке печатной машинки, во всём, даже в этих проклятых отчётах, – он отшвырнул лежащий на столе документ, – в них, кстати, особенно явно. Скажите, как не верить? А теперь идите работать и поменьше думайте. Понимание, которое для вас почему-то так важно, придёт само собой, надо лишь не сопротивляться.   
– Разрешите последний вопрос, – сказал Ян, – по-вашему, Министерство похоже на государство?
– Правильная мысль, – ответил Борис, – но еще правильней она станет, если перевернуть ее с ног на голову. Государство похоже на Министерство, и никак иначе!

                2.52. 

Ян подошёл к своему кабинету и с удивлением обнаружил, что дверь не закрыта. Когда он уходил в течение дня, то не запирал её на ключ, но и распахнутой никогда не оставлял.   

Встревожившись, он быстро забежал внутрь. Лампа была включена, и за столом сидел незнакомый ему маленький человечек. Когда Ян показался на пороге, чиновник его не заметил, и, привстав, засовывал за пазуху лист бумаги. Ян успел узнать документ. Это было письмо, ответ на которое он сейчас собирался печатать.

– Что здесь происходит?! – от неожиданности у Яна сорвался голос.

Клерк замер, но потом неторопливо до конца спрятал письмо, не спеша сел и застегнул пуговицы. Испуг прошёл, лицо выглядело невозмутимым. Он положил руки на стол и поднял голову.
– Слушаю вас, – произнёс он.

Ян оторопел от такой наглости.

– Это я вас слушаю. Будьте любезны рассказать, что вы тут делаете, и немедленно верните украденный документ. Зачем он вам вообще понадобился?!
– Как плоско вы мыслите, – самоуверенно отозвался человек, – по-вашему, каждый, кто без спроса зашёл в кабинет, взял ваши вещи и спрятал за пазуху – вор?
– Думаю, да, – воскликнул Ян. – Так подсказывает логика.
– Логика. Ха! – Чиновник коротко засмеялся. – Я, наверно, понимаю, о какой логике вы говорите. Примитивная, упрощённая, с минимальным числом понятий и вульгарной причинноследственной связью. Логика лентяев, желающих найти самое нехитрое объяснение. Клерки третьего класса и то идут более сложным путём и делают потрясающие выводы из любых событий. А теперь извольте посмотреть глазами моей логики. Заранее предупреждаю, что с вашей стороны потребуются некоторые интеллектуальные усилия.
– Я буду внимателен, – иронично произнёс Ян. – Интересно, что вы скажете.
– Есть много методов – длинных, многостраничных, с восхитительными расплывчатыми терминами, в которых непросто разобраться даже специалисту, вы хотя бы чуть-чуть слышали о них? 
– С чем-то подобным я, конечно, знаком, – признался Ян. – Но не могу сообразить, зачем они нам сейчас.
– Если ввести несколько нелинейных понятий, ни о каком воровстве речь не сможет идти. По-моему, я говорю элементарные вещи. Параллельные прямые иногда пересекаются, я вам напоминаю. Неэвклидова геометрия. Её-то вы не отрицаете? 
– Нет, с очевидным не поспоришь, – пришлось согласиться Яну. – И что тогда происходит, раз это не воровство?
– Не знаю. Вам нужно, вы и придумывайте название. Я прекрасно обхожусь без него и полон оптимизма. С помощью какой-нибудь неэвклидовой геометрии можно оправдать даже знаете кого, а уж меня и подавно!

Человек взмахнул руками.

– Предлагаю определиться с аксиомами. Мы же не собираемся ошибиться в самом начале рассуждений! Документ ваш – аксиома? – чиновник хотел ткнуть себя в грудь, чтоб показать, о чём идёт речь, но спохватился, – так вот, давайте поставим её под сомнение.
– Давайте не будем так делать, – сказал Ян. – Он поступил ко мне, а не куда-то ещё.
– Хорошо, как пожелаете. У нас уйма мест для наших нелинейных рассуждений. Как вам предположение о том, что документ взяли со стола лишь затем, чтобы вернуть?
– Это ахинея, – возразил Ян. – Зачем тогда брать?
– Повторяю – исключительно чтобы вернуть, какой вы непонятливый.
– Но зачем ещё что-то? Зачем забирать письмо и прятать? Чтобы опять положить на стол, и, как вы говорите, ввести новый элемент в рассуждение? 
– А по-вашему параллельные линии пересекаются как-то иначе?! Здесь вся соль! Разбавить грубые механические взаимосвязи изящной терминологией, дополнительными элементами, и всё сразу станет на свои места, точнее на те, на какие мы их поставим.
– Кого поставим?– переспросил Ян. 
– Их, разумеется, – ответил человек.
– А кто они?
– Неважно. Сначала поставим, потом разберёмся. Согласитесь, фраза «украсть, чтобы вернуть» с научной точки зрения гораздо интереснее, чем банальная тавтология «украсть, чтобы украсть»? И кстати, почему я один должен думать? Вы мне не помогаете и, наверное, просто хотите меня обвинить. Да, так легче, но это не делает вам чести! 
– Доставайте письмо и выметайтесь, – сказал Ян. – Если ещё раз увижу вас поблизости, то разобью вам лицо.
– Может вы и сильнее физически, но в споре проиграли! – с безнадёжным вызовом проговорил чиновник, вытащил измятый документ и бросил на стол. – В вас есть что-то варварское и первобытное. Нигилизм, судя по всему. Такие люди разрушат цивилизацию.

Он устало вздохнул.

– Ну хорошо, я ненадолго приму вашу логику. Доставлю вам удовольствие. Извините, но вы – самозванец, пусть и прибыли в Министерство по приглашению. И вас сразу отправили в отдельный кабинет! А между тем, ничто не определяет статус откровеннее. Люди всю жизнь могут работать и оставаться в отделе среди таких же неудачников. Свой кабинет ставит сотрудника на голову выше других даже при одинаковых должностях. И он достался человеку, который этого не понимает! Мало того, вы, наверное, и не знаете, от чего зависит его престижность.
– Нет, не знаю, – ответил Ян. – Никогда об этом не думал.
– Видите потолок? 
– Честно говоря, нет. Он странно высоко, я специально светил лампой, но ничего не рассмотрел.
– Конечно, – горько усмехнулся клерк. – Так вот, в первую очередь влияет высота потолка. Остальное глубоко вторично. У вас невероятно престижный кабинет. 
– Я не понимаю, – сказал Ян. – Совершенно не понимаю. Как престиж зависит от высоты потолка?
– Не спорьте, – тихо возразил незнакомец, – спорить можно о пересечении параллельных прямых, но не об этом. Когда у вас пусть даже в крошечном кабинете высокий потолок, вы без усилий смотрите на всех свысока. Я говорю не нелепость хотя бы потому, что это утверждение куда правдоподобнее множества других, в которых вы привыкли не сомневаться. Тлела надежда, что из-за служебного проступка вас переведут в общий кабинет, а этот освободится. Для кого-то. 
– Вот зачем вы украли документ? – воскликнул Ян, – теперь мне всё ясно. 
– Не забывайте, что я принял вашу логику. Впрочем, считайте, как хотите. У меня уже нет сил.   
 
Человек жалобно посмотрел вверх.
 
– За что мне это? Что я сделал не так? Где справедливость? Разве многого я прошу? Ведь если ты допускаешь что-то, значит, ты в этом участвуешь?

Потом он взглянул на Яна.

– Я ухожу. Я понял, что ничего не изменить. В страдании, наверное, есть какая-то идея, хотя они там, подозреваю, все заодно. Правильно говорят – «коль кабинет вам мал, самое простое – стать меньше самому». Вероятно, я так и поступлю. До свидания.
– Стойте, – вдруг сказал Ян. – Давайте я напишу заявление о переводе в отдел, а вы займёте моё место. Я как раз предпочитаю находиться с людьми, пусть это и выглядит эксцентрично. Я устал от одиночества. Когда разговариваешь с собой, больше всего боишься услышать ответ.
– Вы с ума сошли, – чиновник попятился мимо Яна к выходу. – Что вы такое говорите? Поменяться местами? Немыслимо. Почему вы сразу не сказали о своих намерениях?!
– Заберите бумагу, – уже с отчаянием сказал Ян. – Пожалуйста, возьмите.
– Вы опасный сумасшедший, – прошептал человек, – не подходите ко мне, я закричу.
 
Он выскользнул в коридор и убежал. 

                2.53.

Ян бросил в ящик чуть не похищенное письмо и вышел на середину кабинета. Потом, как когда-то, отвернул лампу, надеясь рассмотреть потолок, и опять ничего не увидел. Тогда Ян подошёл к полкам и надавил на одну из них, пробуя, надёжно ли та закреплена, затем поставил на неё ногу и осторожно полез вверх. Ян поднялся на несколько метров, оглянулся и храбро продолжил путь.
 
Взбираться было удивительно легко, тело казалось почти невесомым. Страх исчез. Через несколько минут он, по-прежнему не добравшись до потолка, снова обернулся.

Где-то далеко-далеко внизу таинственно светила лампа. Крошечный, едва различимый кабинет словно лежал в тёмной коробке. Почему-то совершенно не было страшно, и Ян поднимался всё выше и выше. Лампа превратилась в слабый мерцающий огонек, а очертания предметов стали совсем невидимыми.

Потолок так и не появился, и признав своё поражение, Ян слез на пол.

                2.54. 

– Что-то случится, – сказал Ян. Он стоял у окна и смотрел, как горит свет в доме напротив.
– Не знаю что, но непременно случится.

                2.55.

Ян привычно протянул Борису документ, однако тот подержал его в руках и вернул обратно.

– Эту бумагу я не имею права подписывать. Её нужно отнести заместителю начальника отдела.
– Но… вы же заместитель начальника, – осторожно намекнул Ян.
– Другой заместитель. Его должность называется также, но он выше меня рангом.
– Я догадался, – кивнул Ян. – Вы второй заместитель, а он первый.

Борис поморщился и снял очки.

– Нет, не первый. Мне точно известно по меньшей мере об одном заместителе, который стоит над ним. Я, получается, не второй, а третий или вроде того. Для простоты делопроизводства всё несколько запутано. Пожалуйста, отнесите письмо, сказать честно, нет никакого желания разговаривать об этом. 

Ян спросил номер кабинета и вышел в коридор. 

– Почему он так переживает, – пробормотал Ян, поднимаясь в лифте.

На двери блестела медная вывеска с надписью «заместитель начальника отдела», и сама дверь была очень массивной, свидетельствуя о высоком положении чиновника.
Ян постучал, однако никто не ответил. Он постучал ещё и ещё, с каждым разом всё громче, но за дверью по-прежнему молчали. 
    
– Может, там нет никого, – сказал Ян и потянул створку. Она медленно открылась, и он зашёл в большой сумрачный кабинет. 
         
Напротив входа располагался огромный стол, около него – маленький, ростом с ребёнка клерк в чёрном костюме и с поразительно надменным выражением лица. Неспешно рассмотрев Яна, он вскарабкался на кресло и вновь брезгливо глянул вперёд. Ян растерялся, подошёл ближе и сказал «у меня документы вам на подпись».
Чиновник молчал. Ян, не зная как себя вести, смотрел на него, надеясь, что он хоть что-нибудь скажет.   

Во внешности человека таилось нечто странное, непонятное; оно спряталось и не желало себя показывать. Ян разволновался ещё сильнее, и вдруг дверь без стука распахнулась. Вошёл другой чиновник, тоже одетый в чёрный костюм, и тоже очень невысокий. У входа было совсем темно, но он сделал пару шагов, и Ян увидел его лицо.

Точную копию лица хозяина кабинета.
 
Ошибиться он не мог, эту презрительную надменность ни с чем перепутать было нельзя. У Яна промелькнула мысль, что зашёл его брат – близнец, он оглянулся и едва не упал от удивления.
   
За столом сидел кто-то другой. Совершенно иные черты. Задранный подбородок исчез, саркастическая улыбка сменилась на подрагивающие от страха губы, полуприкрытые глаза расширились и смотрели на вошедшего так, как кролик смотрит на змею перед тем, как она его проглотит.

Он трясся от страха и непроизвольно будто пытался залезть под стол.

Второй чиновник несколько секунд мрачно глядел на них, потом обернулся, наверное вспомнив, что забыл что-то сделать, и не сказав ни слова, ушёл.

Ян снова повернулся к столу и почувствовал, как его пробирает дрожь. Там вновь возник человек, который изначально был в кабинете, или же тот, кто только что вышел в коридор. То же выражение надменности, отличное от прошлого испуганного лица больше, чем отличаются лица разных людей, и одинаковое с увиденным в самом начале.

Стояла тишина. 

«Что происходит?– подумал Ян. – Я схожу с ума?»

И вдруг он мгновенно всё понял и радостно засмеялся. Разгадка была простой и очевидной, странно, что она сразу не пришла в голову.

Высокомерие, как надетая маска, молча и без остатка поглощало черты лица начальника в присутствии подчинённых.

Но высокомерно можно смотреть лишь на них, а когда заходил кто-то, чей                статус наоборот выше, надменность заменялась комбинацией униженности, угодливости и страха. А поскольку высокомерие – эмоция простая и общедоступная, то неудивительно, что она делала людей столь похожими. Тот, другой, вероятно был ещё одним заместителем начальника отдела, но более высокого уровня.

Но каков чиновник наедине с собой, когда никого рядом нет? Может, его лицо в это время не существует?

Будто для подтверждения теории в дверь на секунду заглянул второй человек, и Ян убедился в своей правоте, успев заметить произошедшие с чиновником метаморфозы.
Ян повеселел и с некоторой наглостью положил на стол документ. Начальник презрительно поднял брови, однако, наконец, расписался. Ян забрал бумагу и вышел.
 
                2.56.

– Теперь я понимаю, как другие относятся к подчинённым. Наверное, мне действительно повезло.

                2.57.

Следующий день начался неожиданно. Едва Ян успел сесть за стол и разложить документы, как в дверь стали колотить чем-то тяжёлым. Задрожали оконные стёкла, Ян выронил бумаги, устройство для регистрации перепугано взвыло и затихло.

Кто-то явно намеревался её выбить, несмотря на то, что она не была заперта. Очевидно, чудовище не умело пользоваться дверью, но ему очень хотелось добраться до скрывающихся внутри.

Через несколько секунд удары прекратились, но им на смену пришёл кошмарный скрежет, природу которого казалось невозможным даже предположить, и он становился всё громче и настойчивей.

Усилием воли Ян взял себя в руки, и, готовясь к чему-то страшному, зажмурился и распахнул дверь.

Раздался звон и грохот.

Но когда Ян открыл глаза, перед ним предстала вполне мирная картина.

У порога на табуретке стоял невысокий улыбчивый клерк в нарукавниках, совершенно не похожий на чудовище. Он держал молоток, а на полу валялась оторванная табличка, и рядом ещё одна, новая. Ян понял, что он хотел заменить номер кабинета, и ему пришлось стучать молотком.

– Вы, наверно, недавно у нас, – сказал чиновник, заметив испуг Яна. – Шум застал вас врасплох. Но со временем вы привыкните.
– Что значит «со временем», – переспросил Ян, – через неделю вы снова придёте?   
– Конечно! А как вы хотели? Министерство требует повышения производительности труда, и для этого надо иногда менять кабинеты. Если долго работать на одном месте, начинаешь механически выполнять свои обязанности, исчезает творческий подход, ну и много чего ещё. Я простой клерк и не ознакомлен с утверждённым списком негативных последствий.
– Я не совсем согласен с вами, но догадываюсь, что никто никуда не переезжает, а лишь меняются вывески?
– Да, именно так. А вы что, желаете переехать? – клерк засмеялся. – Висел какой номер? Три тысячи тридцать первый! А сейчас? – он поднял с пола табличку. – Двадцать тысяч двести семьдесят один! Видите, разница колоссальная! От соседей, правда, вы теперь ещё дальше, – он опять засмеялся, – но тут ничего не поделаешь. Надо смириться и надеяться. Хотя нет, пожалуй, только смириться.

Ян кивнул.

– Я могу понять ваши мысли. Проще поменять номер, чем перевозить вещи.

Клерк хихикнул.

– Ошибаетесь! Вы не представляете, какое количество бумаг приходится подготавливать! Перевезти вещи, включая сотрудников, куда легче! Но трудности нас не остановят. И таблички меняются тоже не знаю по какой причине. Лучше на одном месте работать, а то пока привыкнешь к новому, пора уже снова переезжать. Так все считают, не только я, но вы, пожалуйста, никому не говорите.
– Тогда зачем всё это? – удивился Ян, удивившийся ещё и тому, что не потерял способности удивляться. 
– Мне неизвестно, ведь я человек маленький, не слишком образованный, плохо справляюсь даже с этой работой, и Министерство может скоро отправить меня на другую, совсем несложную. Но и я понимаю, что незнание смысла приказа или даже знание о его отсутствии не должны порождать сомнений в его необходимости. Кстати, я едва не перепутал инструкции и не заколотил снаружи дверь. Вот бы вы, уходя домой, изумились, попробовав её открыть! Хахаха!   
– Я сломал бы дверь, – ответил Ян.
– Сломали? Нарушили приказ Министерства? Да вы шутник! И потом, разве у вас плохой кабинет? В нём запросто можно провести остаток дней! Что здесь такого? Многие так делают! Годами и десятилетиями трудятся на благо Министерства в заколоченных кабинетах. Пока смерть не разлучит их, да впрочем, и она не всегда разлучает. У нас работает уйма мертвецов! Подождите минуту, сейчас я прибью табличку.   

                2.58.

Примерно через час после того, как номер повис на двери, Ян возвращался к себе и заметил пробежавшего мимо человека. Рассмотреть его он не успел, тем более что тот поднял воротник и неловко прикрыл лицо рукой. Он напоминал застигнутого при попытке украсть документ чиновника, но Ян остался спокоен. После того случая он закрывал замок, уходя даже ненадолго. 

Ян сел за стол, застыл на минуту, о чём-то размышляя, потом будто очнулся, подвинул ближе документы и печатную машинку.

И тут неожиданно замигала лампа. Кабинет потемнел, но лампа не потухла, свет то угасал, то немного разгорался, и в этом призрачном освещении Ян увидел, что дверь неслышно открылась.

Вошли люди. Однако на людей они были похожи не очень.

Перекошенные и заросшие шерстью лица исподлобья смотрели на Яна. Одетые в грязные лохмотья, из-за переменчивого света они исчезли в темноте и появлялись снова.

Их можно было принять за странных обезьян, загримированных для нелепого циркового представления, но этому мешала блестевшая в глазах осмысленная злоба, которая принадлежала существам, чей интеллект, несомненно, превосходил обезьяний.

Яна настолько потрясло увиденное, что он не успел даже испугаться и впал в оцепенение, которое порой наступает, когда сталкиваешься с чем-то ирреальным, сверхъестественным, выходящим за границы понимания.

 Но вдруг лампа перестала мерцать и разгорелась своим обычным светом. Сейчас он казался ослепительно ярким, спасительным, отгоняющим тьму и ночные кошмары, хотя и не слишком далеко.   

Наваждение исчезло. Точнее, почти исчезло.

Жуткие чудовища из подземных катакомб словно по волшебству превратились в маленьких грязных бродяг, которых очень развеселил испуг Яна.
 
Один из них, наверное, старший, судя по тому, что он был выше других и на голове у него лежала потёртая кожаная кепка, подошёл к столу, снисходительно посмотрел на Яна, достал из кармана удостоверение и помахал им перед его носом.

– Отдел проверок, – гордо произнёс он.
– Извините, отдел чего?– не сообразил Ян.
– Будто не знаете, – ответил бродяга. – Не притворяйтесь. Отдел проверок занимается нарушениями служебной дисциплины. То есть не нарушает дисциплину, а борется с нарушениями, не перепутайте.

Он глянул на остальных, и те часто закивали, подтверждая его слова.

– Я ничего не нарушал, – нахмурился Ян. – Не понимаю, что не так.
Человек в кепке оскалил зубы и подмигнул одному из стоявших поодаль. Тот извлёк из кармана документ и с трудом прочитал:
– Сообщаю вам о сотруднике из кабинета три тысячи тридцать один, который сегодня опоздал на две минуты вопреки инструкции Министерства 41122. Прошу принять меры к наказанию виновного. 

Он отвёл взгляд от документа.

– Письмо анонимно, что только усиливает его правдивость.
– Я не опаздывал, – встревожено сказал Ян. – Я всегда прихожу даже раньше. Здесь какая-то ошибка.
– Мы не ошибаемся, – нагло улыбаясь, возразил человек. – В крайнем случае, ошибка в достаточной степени похожа на реальность, чтобы привлечь виновного к ответственности. Инструкция Министерства 5473.

Ян расстроился. Наверное, кто-то его оклеветал. Не тот ли клерк, которого он видел в коридоре?

Как объяснить им, что ещё ни разу не задержался? И что означала последняя фраза? Приход вовремя похож на опоздание? Ну, не так уж и похож. Хотя и там и там речь идёт о появлении на работе, о том, как он открывает замок, включает лампу, проверяет почту… и единственное отличие в нескольких минутах, в положении стрелок на часах, в маленьком кусочке картины. Нет, надо придумать что-то другое. 

– Да и устанавливать, достаточно похожа ошибка на действительность или нет, будут сотрудники отдела проверок. Инструкция 54732. Так что промахов у нас не бывает, не надейтесь, – сказал пришедший.

Толпа засмеялась. Один бродяга от смеха даже повалился на пол, чем развеселил всех ещё больше. 
 
– Но мы, конечно, сумеем договориться. Заплатите штраф, и мы выбросим анонимку. Безо всякой волокиты, нигде и расписываться не нужно.

После этих слов улыбки прекратились, все напряжённо посмотрели на Яна, как бы намекая, что не стоит разводить бюрократию.

Ян обхватил руками голову. Он запутался окончательно. Теперь эти люди вымогают у него взятку.

– Это не взятка, подобные действия так часто применяются, что стали обычаем делового, то есть правового оборота, – человек в кепке будто услышал его мысли. Затем он снял её, положил в перевёрнутом виде на стол и пододвинул к Яну.
– Размышление над законом не оставляет сомнений, что поступать следует именно так. Об этом он говорит пусть и косвенно, но очень откровенно. Страшная кара ждёт нарушителя Закона. Нет ему спасения! –  он толкнул кепку ещё ближе. 
Ян лихорадочно думал, что ему делать. Может, действительно дать им немного денег? И вдруг у него возникла неожиданная мысль.   
– Скажите, а о каком кабинете идёт речь в письме?

Делегация почувствовала подвох и злобно зашепталась. Читавший документ снова близоруко поднёс анонимку к глазам.

– Три тысячи тридцать один! – запинаясь, проговорил он.
– Мне очень неудобно, – сообщил Ян, – но мы в кабинете двадцать тысяч двести семьдесят один, номер на двери недавно поменяли. Вы пришли не по адресу.
Все переглянулись, главный прошипел на кого-то, тот бегом выскочил в коридор и через несколько секунд вернулся с испуганным лицом и виновато развёл руками.
– Видите, я прав, – сказал Ян.

Человек упрямо стукнул пальцами по столу.

– Я всё-таки нахожу, что ошибка в пределах допустимой погрешности. Кабинет практически тот. Будьте выше мелочей! Любите Министерство! Обзаведитесь, наконец, семьёй!
– Позволю себе с вами не согласиться, – возразил Ян, уже чувствуя себя намного увереннее. – В номере не совпадают почти все цифры. Кабинет противоположен по своему содержанию указанному в бумаге!

С этими словами он отодвинул кепку.

– Понятие «противоположность» изначально подозрительно, не позволяйте ему управлять собой, – возмущённо воскликнул бродяга. – В таких случаях надо спрашивать – а кому выгодно считать эти вещи противоположными?!
 
И снова придвинул кепку к Яну.

Но он не смутился.

– Тогда я скажу так. Отличия в номерах – это даже не фактическая ошибка, то есть та, которую действительно можно отбросить, а процессуальная, вроде использования правильной, но устаревшей инструкции. Доказательства, полученные с нарушением процессуальных норм, как вы понимаете, не могут учитываться, если они и верны по своей сути.

И решительно отодвинул кепку на самый край.

Это была победа.
 
Предводитель делегации теперь выглядел так, словно побывал в нокауте. От недавней наглости не осталось и следа. Его руки дрожали, лицо побелело, один глаз задёргался. Он хотел что-то произнести, но не смог; другие сотрудники смотрелись не лучше. Он сгрёб со стола кепку, криво напялил её, и все медленно и печально, как на похоронах, направились к выходу.

– До свидания, – вежливо сказал Ян.

Ему никто не ответил.

                2.59.

Ян вернулся домой. Снова пошёл дождь, в соседнем здании загорались окна, внутри телевизора мужчина с револьвером в руке кого-то грустно ожидал на тёмной улице.

– Дальше так невозможно, – думал Ян. – Почти каждый день что-то случается, и пытаясь разобраться, я запутываюсь ещё больше. Что за отдел проверок? Почему они так выглядят? Что им от меня нужно? Откуда взялась анонимка? Надо поговорить с Борисом, и обязательно прямо и откровенно.

Ян вздохнул.

– Непонятно, в общем-то, всё. Я до сих пор даже не знаю, чем занимается Министерство.

С этими словами он лёг на кровать и закрыл глаза.

– Жаль, что не удалось найти ту девушку из архива.

                2.60.

Борис сидел за столом, курил сигарету и что-то печатал.
 
Последнее время он часто продолжал курить, когда заходил Ян, видимо, привык к нему, и Ян приободрился, подумав, что Борис наверняка в хорошем настроении и не против неформального разговора. 

Он кивнул Яну, сдвинул бумаги, чтобы взять документы для подписи, потом заметил, что тот зашёл к нему с пустыми руками.

– Присаживайтесь, – сказал Борис и положил сигарету в пепельницу.– Что-то случилось?
– Нет, – сказал Ян. – Хотя может и случилось. Я волнуюсь и не знаю, с чего начать. Наверное, всё-таки случилось. Всё, что есть в Министерстве, как раз оно-то и случилось. Важно определиться, с какой стороны смотреть. Если с одной – то ничего не происходит, если с другой – то увидим вереницу странных событий. Извините, я очень путано выражаюсь.   
– Нет-нет, я вас прекрасно понял. Вы, поскольку с этим пришли, склоняетесь к точке зрения, согласно которой события надо воспринимать как странные?
– Мне неудобно признаваться, но, похоже, что так. Они где-то между обычными и непонятными, но ближе к непонятным, причём гораздо ближе. Помните, когда мы только познакомились, вы сообщили, что как начальник должны рассказать мне про Министерство, но полученные сведения могут послужить основой для неправильных выводов, и что ничего не заменит личный опыт. Однако поработав, я убедился, что личный опыт ничего не даёт и даже скорее забирает знание, ведь с каждым днём я теряюсь всё сильнее. То есть он имеет обратный, говоря математически, отрицательный смысл. Такая близость реальности к математике пугает. Пожалуйста, объясните, что здесь творится, или подскажите какой-нибудь способ понимания, а дальше я и сам разберусь.

Борис снял очки и погасил тлеющий в пепельнице окурок.

– Вы подняли серьёзную проблему, но ее серьёзность надуманна. Министерство, будучи большой и солидной организацией, неизбежно выходит за края рационального.
– И что тогда делать? – спросил Ян.
– Верить.
– Во что? В Министерство?
– Необязательно сразу в него. Начните с веры во что-нибудь, а уверенность в непогрешимости Министерства придёт следом. Приоткрыть дверь, не спрашивая, кто за ней, и всё произойдёт само собой. Великие истины быстро размножаются в подходящей среде. Верить можно во что угодно. Лишь бы вам нравилось, хотя это и необязательно. Немного потерпеть, и через короткое время вследствие веры вы обязательно изменитесь, и тогда то, во что верите, непременно станет вам по душе. Вера безошибочна, это доказывается историей человечества. Верующие во что-то никогда не ошибались, для чего нередко меняли объект веры.  Как поверить? Очень несложно. Тысячи методов. Повторяйте одно и то же сотни раз в день, например. А что не вписывается в необходимые рамки, выбрасывайте без объяснений. Метод прост и надёжен. Что здесь такого? Надо сформировать некую внутреннюю реальность, которая вытеснит остальное, а как вы это сделаете, неважно. Сомнения имеют эмоциональную природу, как впрочем, и вся логика. Именно чувства заставляют думать и колебаться, и если испытывать правильные эмоции, то и логические формулы приобретут нужные очертания. Опровергнуть их будет нельзя. Как известно, неумение последовательно мыслить позволяет с лёгкостью побеждать в споре.
 
– Разрешите спросить, – сказал Ян, – чем занимается Министерство? Промышленностью, наукой, или связано с военным производством? Что означают те цифры, которые я пересчитываю каждый день? Они ведь что-то означают, правда?!

– В ваших словах, – ответил Борис, – сквозит недоверие. Недоверие Министерству. Вы сомневаетесь в нашей работе и поэтому спрашиваете. Не надо так делать. Подобные вопросы по меньшей мере подозрительны. Сомнение наказуемо, в отличие от бездумной веры. Вы получаете зарплату? Получаете. Порядочному гражданину этого достаточно.
 – Действительность, – продолжил Борис, – состоит из двух частей. Первая – факты, а вторая – наши желания. Но факты неустойчивы и желания остаются единственной точкой опоры. Они определяют то, во что вы верите, и чем они проще и незамысловатее, тем в более надёжном мире вы живёте. Возьмём, например, обитателей подвала. Они не мучаются от неопределённости и у них есть на всё ответы. Они верят только в то, во что хотят, и чтобы разубедить их, надо сначала изменить их желания, а это невозможно, поскольку они не поверят, что так необходимо поступить для их блага. Согласитесь, есть чему поучиться.
Ян прислонился к спинке стула.
– В чём-то вы, безусловно, правы, – сказал он, – но над многим стоит поразмыслить.
– Хотите, я расскажу одну поучительную историю, – Борис торжественно произнёс эту фразу и даже застегнул воротник, – она быстро развеет ваши сомнения.
– Конечно хочу, – удивлённо ответил Ян и приготовился слушать.

– Это история о человеке по имени Эмиль. Он долго жил со своей женой в одном из тех огромных домов, которые невидимо нависают над нами в темноте, когда мы спешим по улице. Но однажды произошло несчастье. Жена Эмиля умерла, и он остался один. И пускай они всю жизнь почти не разговаривали, ему стало грустно в этой квартире, и он, чтобы убежать от одиночества, решил переехать. Новая квартира мало отличалась от старой. Она тоже таилась на верхних этажах огромного здания, и в ней также было несколько тёмных комнат. Прошлые хозяева, если когда-то здесь и жили, давно съехали; оставшуюся мебель спрятали от времени и пыли белыми покрывалами. Погруженный в свои мысли, Эмиль рассеянно прошёл по комнатам и подписал документы. Переезд оказался благотворным. Теперь он не думал о прошлом, не вспоминал жену и не замечал одиночества. Размышлять о том, что случилось вчера – лишь досадная привычка, забытая на старой квартире, говорил Эмиль. Он по-прежнему ходил на работу, его кабинет был хоть и маленьким и с не очень высоким потолком, но уютным. Эмиль за долгие годы успел к нему привыкнуть. Друзей у него было немного, виделись они нечасто, а то и не виделись вообще. После работы он возвращался домой, садился в кресло, читал газеты, включал телевизор и шёл спать. Так повторялось день за днём, пока однажды он случайно не увидел, что в дальней комнате, в которую редко заходил, есть ещё одна дверь, которую он никогда не открывал и даже не знал о её существовании. Она не напоминала какую-то таинственную дверь из сказки (Эмиль не любил сказок и фантастических историй), и выглядела совершенно обычной, но вела в запертую неизвестную комнату. Может, она была не слишком различимой на фоне стены и немного скрывалась шкафом, но точно не пряталась. Эмиль заметил её, когда зашёл в комнату, забыв зажечь свет - в темноте поневоле станешь внимательнее.
Эмиль почему-то не удивился и хотел её открыть, но передумал и решил это сделать завтра, но завтра он устал на работе и, придя домой, сразу лёг отдыхать. А через день нашлись другие причины. История, конечно, вымышленная, но известно, что прошло много лет, дверь до сих пор не открывалась, а Эмиль живёт спокойной счастливой жизнью.

– Любопытно, – заметил Ян, – однако мне кажется, что так вести себя глупо. Почему нельзя заглянуть, я так и не понял. А сколько времени он не замечал ту дверь?
– Точно не знаю. Наверно, недолго. Здесь надо быть аккуратным, ведь если найти её на второй день, то ничего удивительного, а если через несколько лет, то рассказ совсем неправдоподобен. Поступи он, как вы хотите, и возникла бы привычная история о человеческой невнимательности, а не загадочное повествование неизвестно о чём. Из таких действий и рождается скрытый смысл, исследуемый во множестве любопытных трактовок. Например, можно сказать, что человек неосознанно создал для себя некую тайну, да ещё и с трагическим оттенком, особенно если добавить к картине незамечаемое им самим одиночество и другие обстоятельства.   
– Я бы на его месте всё-таки заглянул, – упрямо повторил Ян. – А что находилось в той комнате? 
– Не знаю. Если даже он не узнал, то мне откуда известно.
– В каждом рассказе есть смысл, – продолжил Борис. – Любой текст на самом деле представляет собой механизм с множеством подвижных деталей. Наподобие часов, хранящих спрятанное в них время. И когда смысла нет, то это лишь означает, что механизм застыл и не может заставить стрелки двигаться. В таком случае стоит попробовать его ещё раз завести или качнуть маятник, и тогда смысл непременно оживёт и снова поспешит по кругу. Попробуйте, но, конечно, мысленно и аккуратно. Текст от неосторожного обращения легко ломается.

Ян послушно закрыл глаза.

– Пробуйте, не торопитесь.

Спустя минуту он выдохнул и замотал головой.

– Получается, но не слишком хорошо. Желание заглянуть не исчезло.
– Так вы многое потеряете, – буркнул недовольный Борис. – Что там может быть? Парочка старых кресел или вроде того. Но если оставить всё как есть, картина значительно изменится.

Ян потёр лоб.

– А как это связано с моим вопросом?– спросил он, – мы ушли куда-то очень далеко.
– Короче говоря, я рассказал историю о человеке, который не заходил в соседнюю комнату, – разочарованно проворчал Борис. – Понимайте её, как хотите. А хотите, вообще не понимайте. Я умываю руки. Вы молоды, а молодость наиболее уязвима перед здравым смыслом. С возрастом люди начинают легче принимать странные, а то и сказочные происшествия. 
– Если считать ту дверь метафорой двери из моего кабинета, то надо учесть важные различия, – проговорил Ян, – я как раз не заглядываю за неё, а оттуда появляются всё новые и новые люди и события. Что мне делать? Живущий в рассказе чиновник чувствует себя куда спокойнее, и хотя я сейчас впервые о нём слышу, кажется, что иногда я ему завидую. В истории из соседней комнаты не выбегали бродяги отдела проверок и не вымогали деньги. Не знаю, что у него в той комнате, но их там нет, я уверен.

Он замолчал, потом добавил:   
– Но может я и плохо знаком с отделом проверок.

Опять повисла тишина. Оба неловко смотрели в стороны.

Ян поднялся со стула.

– Пойду к себе. Много работы. Где-то через час принесу вам бумаги на подпись. Вы ведь никуда не уходите.
– Нет, – ответил Борис, – никуда. 

                2.61.

Ян лежал дома на кровати. Он закинул руки за голову и уставился в потолок.

– Борис – хороший человек, – сказал он. – Не надменный, как другие начальники. Но он чего-то боится. Правильно ли я делаю, что соглашаюсь с ним? Хочется поспорить, но вижу, как он из-за этого переживает.
– И ещё мне кажется, что он хранит какую-то тайну. Страшную тайну.
– Слово «страшную» звучит напыщенно, но я в комнате один и его можно использовать. С осторожностью, конечно.
– И всё-таки… действительно странны некоторые события или так лишь выглядят? И если я не буду воспринимать их как странные, то они перестанут ими быть? Но тогда где границы? Существуют ли они? Кто-то способен ответить?
– Наверно, моя работа в Министерстве означает согласие со здешними порядками. Я пришёл в гости, и не имею права критиковать. Интересно, а кто тут не в гостях? И есть ли вообще такие?
– Время покажет, – заключил он, вытянул руку и погасил лампу.



Продолжение
http://proza.ru/2018/07/30/1736