«Второй – почти то же самое, что первый, вот только ответственности никакой»
Как-то вдруг у советских людей, которых в течение более полувека тщательно просеивали сквозь такое мелкое сито, что смогла сохраниться только рабоче-крестьянская пыль, появились дворянские семейные линии, титулы... Поэтому я давно ожидал появления на политической сцене России второго президента, по аналогии с лже-царями. И мне повезло.
На неприметной улочке маленького нефтяного города я еле пробился в небольшой кабинет, где находился штаб партии «Единственная правда». Перед входом шла драка за кресло председателя. Причем женщины дрались наравне с мужиками и катались в грязи. Часто мелькало лицо Матушки, Квашнякова, главного городского страховщика и какая-то задница, на которой значилось клеймо «Совет ветеранов». С балкона подначивали, вроде бы мэр. Обойдя дерущихся, я зашел в штаб и увидел фотографию и надпись под ней: «Второй и истинный президент России».
- Так вроде не избирали Второго, - сказал я секретарше, небольшой, полненькой женщине в красно-сине-белой шерстяной кофте плотной вязки.
- Молодой человек, политикой интересоваться надо, - укоризненно ответила она, еле отворив полные губки. – Выборы состоялись при тайном голосовании. Теперь наш президент за реальную власть борется.
- Как его звать-то?
- За рейкой агитка торчит. Последняя осталась. Там и читайте.
- На память слабо?
- Не мешайте, молодой человек. По вопросам памяти обращайтесь в другие инстанции, - раздраженно ответила секретарша.
На стенде, за одной из реек, действительно нашлась бумажка. На ней под фотографией Сапы чернело пять последовательных картинок, на каждой из которых палец касался определенной кнопки на телефоне.
- Извините за назойливость, - вновь обратился я к секретарше. – Что это за головоломка под фото Второго?
- Образовательная реформа – конек нашего лидера. Это новая запись телефонного номера, чтобы каждый слабограмотный человек понял, - ответила секретарша. - Указательный палец, показывает на какую кнопку нажимать. По данному номеру можно позвонить Второму…
- Вы рассчитываете своей примитивной программой увлечь народ? – спросил я, дозвонившись.
- А вы кто по специальности, молодой человек? – ответил вопросом на вопрос Второй.
- Журналист, - признался я.
- Если вы журналист, то вам известно, что народ газеты почти не читает, - нотационным тоном произнес Второй. - Разве вам не говорили читатели, что газету покупают из-за телевизионной программы? Народ интересуют картинки, телевизор, а не буквы и словеса. Картинка доходчивее. Второе, что любит народ – ругательства. Поэтому наша образовательная реформа пойдет в двух направлениях: замена текстов на комиксы и близкие сердцу универсальные слова, которыми в зависимости от интонации можно выразить все.
- Ну вы даете! А взрослым что предложите? – подзудил я.
- Вы знаете, что мужики скорее купят бутылку спиртного, чем новую книгу, - напомнил Второй. - Наши ученые разработали специальные добавки в водку, вино и пиво. Они вызывают галлюцинации, соответствующие содержанию книги. Разработано несколько сортов водки, в том числе трехсерийная «Война и мир»...
- Это же переворот, это то, что надо! Я бы сам приобщился, – обрадовался я. - Но как вас избирали?
- Многие говорят: зачем идти к избирательным урнам и так выберут. Мы пошли навстречу пожеланиям, собрались тесным кружком и выбрали, - словно малому ребенку объяснил Второй. - Но после того как я стану Первым президентом, мы примем закон о выселении из квартир всех, кто не голосует, а чтобы облегчить выбор избирателям, будем вручать уже заполненные бюллетени с галочкой напротив нужной фамилии… В принципе так и есть: только галочка стоит не на бумаге, ее формируют в голове с помощью вас - журналистов…
- Не всем это понравится, - засомневался я.
- Таких появится крайне мало, - уверенно сказал Второй. - Рядовые граждане получат прививку смирения, честности и заповедей Высшего божества. Это сильно облегчит управление страной. Но, конечно, элита прививке подвергаться не будет, потому что управление и честность вещи не совместимые.
- Вы собираетесь из людей сделать марионеток?! – возмутился я.
- Они таковые и есть. Всех исподволь используют. Просто мы честнее, прямее, правдивее! – заверил Второй. - Вот вы, журналисты, призваны показывать, рассказывать правду. Но, во-первых, кто вы такие, чтобы знать истинную природу вещей, кто вам даст возможность сунуть нос в пекло? Во-вторых: правда не всегда приятна. Вы будоражите общество. Это, по логике, должно служить совершенствованию общества. Плохое надо исправлять. Но ведь легче и дешевле исправить не просчеты, ошибки, недостатки, а журналистику! Куда сложнее сделать то, о чем можно красиво написать, чем просто красиво написать о том, чего нет! Догоняйте, догоняйте мою мысль, пожалуйста.
- Я знаю, что нас используют, но… - грустно сказал я.
- Какие могут быть «но»? – удивился Второй. - Вот вы пишите о явлении, человеке, как вы его видите. Потом начинается согласование. Вам говорят, тут зачеркните, тут измените… и вы задним умом понимаете, что лучше остаться при работе. И вот у нас уже не явление, а легенда. Или вы присутствуете на собрании или докладе. Вы же излагаете материал частенько своими словами. И вот докладчик у вас получается не профан, не умеющий двух слов связать, а относительно высокого полета литературная посредственность... А общество кушает и верит, а на вере и держится власть. Но тут мы ничего менять не собираемся, любую власть устраивает такой подход.
- Неужели никто не борется? – с надеждой спросил я.
- Как не бороться? Конечно, борются. Те, кто не понимает обстановки, - пренебрежительно сказал Второй. - А обстановка такова, что народа ныне нет. Есть множество одиночек. Каждый сам по себе. Бывает кто-то выпендривается за общественное дело, иной раз действительно искренне. Людям это нравится. Но если у правдоискателя возникнет проблема, а их у него возникнет множество, я вас заверяю, то никто его не поддержит, не поможет и даже не поинтересуется, что стало с человеком. Плюнут и забудут. Власть – это машина, укомплектованная специалистами, финансами, информацией. А что есть человек без поддержки общественности? Клоп. Раздавить его ничего не стоит. Людям хочется покоя, благ и счастья. Наша политика ублажает эту потребность, причем так, как хочет большинство - без усилий…
- А профсоюзы? – разочарованно спросил я.
- Мы их упраздним за ненадобностью и трудящимся автоматически повысим зарплату на один процент за счет профсоюзных взносов, - бодро ответил Второй. - Но это не будет означать наступление на права простых людей. Обязанности профсоюза исполнит руководство предприятием. Если рабочим что-то не нравится, то директор от их имени напишет себе заявление с требованиями, выступая как профсоюз. Затем он сам же и рассмотрит требования от имени руководства. Так устраняется ненужный посредник. Поймите, сегодня профсоюз и руководители так тесно сотрудничают…
Я повесил трубку, не выдержав мягкого доброголосого цинизма Второго, и вышел из штаба партии «Единственная правда». «А ведь во многом прав этот Второй, - размышлял я, идя по улице. – Его идеи верны, с точки зрения удержания власти. Недовольные к избирательным урнам почти не идут, довольные голосуют, как выгодно власти. Увеличить число довольных и привести их на избирательные участки – вот путь к успеху. А средства достижения – не важны…» Мне захотелось вернуться назад. Я повернулся и побежал, чтобы узнать, как оценивают такую политику в Европе, но, к сожалению, не нашел нужного дома. Он словно растворился в воздухе. Только в одном закоулке вроде бы пахнуло духами секретарши…