Нинон

 


«Обществу полезнее куртизанки,
чем монахи».
               
                (Лоренцо Валла)



Моя встреча с другом-художником произошла почти сразу после того, как я «скинул» в Сеть рассказ «Дама с каменьями». С тех пор Борис ничуть не изменился: был таким же худощавым среднестатистическим мужичком в возрасте, непозволительно выше среднего возраста, с острой неухоженной белой бородкой и пронзительными карими глазами. Теперь он уже не хандрил, а, наоборот, всем своим жизнерадостным видом создавал вокруг себя атмосферу действа, порыва, даже буйства. Автор «неординарной» картины позвонил мне и каким-то загадочным голосом предложил встретиться. Не буду описывать нудные подробности нашей беседы, но то, что он выразил, мягко говоря, недовольство по поводу сюжета моего рассказа - это точно.
- Ты испортил всю баранину! – недружелюбно бранил меня он. – Из-за твоей милости теперь в мире вместо одного бездарного произведения стало два! И такой подарок мне преподнёс друг, вернее, теперь уже то, что от него осталось!
- Ну, прости, – чувственно ответил я, но нарвался на ещё один «нагоняй».
- Интересно это у Вас, у «вежливых» людей, получается! Ветреное покаяние, типа: «ну, прости» из ваших уст звучит везде и всюду без каких-либо эмоций и раскаяний! Поразительно: нечаянно наступил на ногу прохожему - «ну, прости», прилюдно оскорбил друга - «ну, прости», предал любимого человека – тоже, «ну, прости!» Нет, ранее уважаемый мной Гость, разные проступки людей не должны меряться одной меркой. Чаще всего нужно не пустыми словами «клясться на крови», а реальными делами искупать свои ошибки, а тем более грехи! Я бы сказал окончательными делами - такими, чтоб даже от всего сердца сказанное: «ну, прости» померкло рядом с ними!
Я понял его, согласился и спешно прошёл на кухню. То, что художник раскритиковал мой рассказ, написанный с его картины – это ещё полбеды. Честно говоря, мне он тоже был не по душе. Поспешил я «избавиться» от произведения, поторопился. Надо было не слушать советов «доброжелателей», а более подробно и красочнее описать действа с полотна. Но сейчас Борис не зря обратился ко мне по фамилии литературного псевдонима, что бывало крайне редко и по значительным поводам. Он явно лукавил, демонстрируя «гнев», потому что приготовил для меня какую-то очередную авантюру.
Несмотря на «агрессию», не очень приветливый хозяин всё же присоединился к моим хлопотам на кухне, и мы быстро, по-холостяцки накрыли шикарный стол. По его довольному виду я понял, что прощён.
- Всё это богатство – из гонорара за рассказ? – с усмешкой спросил он и, не дождавшись ненужного ответа, продолжил. - А я предупреждал: зря берёшься за это безнадежное дело, но ты не послушал и теперь вынужден расплачиваться за свои литературные амбиции.
Я молчал и будто бы согласно качал головой.
После продолжительного застольного общения Борис Константинович хитро прищурился и до чаепития пригласил меня посетить мастерскую. Там он представил отчётливо видимые наброски к очередной картине и, между прочим, признался:
- Недавно ко мне приезжал один знатный господин и за хорошие деньги купил две картины. Одну – с изображением своей молодой любовницы, сидящей верхом на белой кобылице, и знаешь, какую вторую? – с нетерпением спросил он.
- Неужели «Даму с каменьями?» - сразу протрезвел я.
- Ах, какое неожиданное прозрение! Твоё ясновидение непостижимо для истощённого разума обывателя! Ты прав! Но послушай, каким чудесным образом эта покупка состоялась. Толстосум долго рассматривал полотно с ликом своей пассии и вдруг стал рассказывать очень странную историю, на первый взгляд, не имеющую отношение к нашей сделке. Речь пошла совсем не о красоте его любовницы, а о лошадях… Вернее, об одной странной особе – хозяйке некой конефермы из губернии Н…
Я не выдержал и засмеялся. Борис Константинович – опытный ловелас, серьёзный художник и довольно пожилой мужчина, с таким серьёзным видом и, я бы сказал, трепетом рассказывал пошлую байку, что без смеха это слушать было нельзя.
- Смейся, смейся, умник! – без обиды отреагировал он на насмешку. – Хорошо смеётся тот, кто хорошо смеётся. Мне кажется, ты смеёшься хорошо, и это хорошо. Посмотрим, как ты будешь хохотать над следующей информацией: 
         - В числе несущественного прочего, мой богатый и влиятельный «денежный мешок» как бы по секрету сообщил, что хозяйка конефермы - очень немолодая, как бы мы с тобой сказали далеко не «нафталиновая» дама за шестьдесят лет, имеет весьма привлекательную внешность и непревзойдённый ум. В официальных кругах её зовут Анной Генриховной, а, так сказать, за кулисами – мадам Ниной. Пребывая в трансе, мой клиент дополнил, что эти сведения ему поведал другой, более «крутой» дядечка, который лично ездил посмотреть на это «восьмое чудо света» и естественно – зря. Невзирая на все старания и связи, ему не удалось даже издалека увидеть прекрасную «старушку».
Теперь мне действительно было не до смеха. И, кажется, я знал, чего от меня хочет мой друг-интриган.
- Такой поворот в теме меняет дело. Более того, я знаю: ты хочешь, чтоб я поехал туда и, используя свои старческие мужские чары, проник в дом мадам Нины, соблазнил её и уговорил позировать для новой картины под названием…
- «Дама с конячкой», - на полном серьёзе вставил своё нетрезвое слово Борис.
- Ты не оригинален и пошл, господин художник! – сурово парировал я. – Твоё неравнодушное отношение к рассказам Чехова похвально, но зачем налево и направо глумиться над ними? То ты переиначил-перефразировал-перекроил «Даму с камелиями», теперь хочешь потешиться над «Дамой с собачкой»? А других  ассоциаций в твоей голове нет?
     Мой друг неподдельно сник и согласно закивал головой.
- Ты прав, старик, на сто процентов прав. Нельзя с бухты-барахты именовать своё будущее произведение, не разобравшись в деталях. Нужно сначала съездить туда на разведку, как следует выяснить, где правда, а где – легенда, а уж потом браться за карандаш и кисть. Так что поезжай туда: адрес у меня есть, а остальное – на твой страх, опыт и риск. Помнится, ты в своих романах, да и в жизни всегда «не ровно дышал» в сторону разных нестандартных дам. Правда, последнее время ты чаще встречаешься с ними только «на бумаге», как и я – на холсте. В этом смысле мы с тобой похожи, как два заядлых «бобыля», находящиеся в режиме вечного поиска. Что делать, старина:  видимо в наших организмах уже не хватает одного важнейшего  витамина с литерой «л»! Что-то мне подсказывает, что в объятиях мадам Нины ты хлебнёшь большую дозу этого лекарства.  Поезжай же, старик, попытай судьбу ещё раз!
- Я согласен с тобой на все сто! Но для осуществления данной авантюры не хватает одной малюсенькой детали – денег! – отчаянно признался я. – Много денег!
Боря незамедлительно отреагировал, хлопнув себя по высокому лбу:
- Тьфу ты, ну ты! Так я не всё рассказал о том покупателе картин - главного не сказал! После того, как им была поведана короткая история о некой загадочной особе, он заторопился на выход. Вид у него был, прямо скажу, не ахти: растерянный, рассеянный, даже не побоюсь этого слова - потусторонний. Уже на пороге я, без малейшей надежды на успех, предложил ему приобрести «Даму с каменьями» - в нагрузку, так сказать. Удивительно, но он согласился и, не глядя на неё, купил за вполне приличную сумму. Так что деньги на наш проект в наличии имеются! Поменяемся же ролями: раньше ты писал рассказ по мотивам моей картины, теперь мне предстоит написать картину по результатам твоей работы.
Борис подошёл к шкафу, достал из-под одной полки целлофановый пакет и вынул оттуда перетянутые резинкой новенькие купюры. На глаз отделив от общего количества денег половину, он торжественно протянул их мне:
- Здесь достаточно бабок для того, что б уговорить не только бабку, но и всех её лошадок в придачу, – цинично заявил он. – Буду с нетерпением ждать твоего победоносного возвращения!
Деньги я, конечно, взял и переписал в блокнот координаты, куда мне предстояло отправиться. С той минуты эта истории уже начинала меня волновать, напрягать, настораживать и одновременно приятно будоражить сознание. Предчувствие борьбы, схватки и, возможно, очаровательной победы полностью завладело мной. Сладкая вера в несомненный успех мероприятия кружила голову и тешила нездоровое самолюбие.
Автоматически отказавшись от дальнейшего пиршества, не прощаясь, я покинул мастерскую художника.
   
Прежде чем отправиться в путь, заранее необходимо было заручиться поддержкой моих знакомых из разных государственных служб и инстанций. Они, в свою очередь, по личным каналам проинформировали коллег тех мест о моём пикантном визите, и те подтвердили готовность встретить гостя и оказать всяческую поддержку по любым вопросам. Мне осталось только упаковать вещи, расфасовать по отдельным пакетам немногочисленные подарки-презенты и, с Божьей помощью, отбыть к уездному городку Н…
Не суть важно, сколько времени я пробыл в дороге. Главное, мне хватило его, чтоб познакомиться и пообщаться с довольно скромной и грациозной проводницей и, между делом, составить план моего будущего «нашествия». Для начала, думал я, нужно собрать максимум информации о мадам Нине: со слов местных жителей, её знакомых, разных чиновников, которые, по службе, могли посещать её усадьбу. В таком таинственном деле торопиться не стоит. И если идти в гости, то так, чтоб этого больше всего хотела она, а не я! Для осуществления блестящего плана необходимо было изыскать такую «изюминку», отказаться от которой  она не смогла бы.       
Не доезжая до места назначения, я созвонился с мэром города господином М., и к указанному времени к непривлекательной железнодорожной станции на крутом автомобиле прибыл его личный водитель. Он незамедлительно повёз меня к месту назначения. Всю недолгую дорогу угрюмый худощавый шофер не проронил ни слова, только покашливал, то и дело, сплёвывая в чуть приоткрытое дверное окошко. Мне ничего не оставалось делать, как глазеть на мелькающие мимо нас многочисленные витрины магазинов, баров и кафе, на беззаботно ходящих по аллеям мужчин и женщин, одетых по-летнему, не так, как в наших краях. Вдоль широких примыкающих к автодороге улиц виднелись точно такие, явно не «фабричные» заведения. «Вроде не совсем курортный город, а куда ни глянь – куча увеселительных павильонов, - почему-то с укором подумал я. Видимо, местные жители летом куда-то уезжают на заработки, а осенью-зимой вместе с приезжими лоботрясами отдыхают здесь в своё удовольствие. Кстати, моя славная проводница из купейного вагона хвасталась насчёт присутствия на окраине населённого пункта старинной древней церкви.  Будто там хранятся мощи какого-то особо почитаемого святого (забыла - кого?) Ещё в этом городишке имелся закрытый для мирских глаз женский монастырь, огороженный высоким дубовым забором. (Не конеферма ли это Ланкловой?) «В наших краях, - говорила она, - есть на что посмотреть, есть - где и с кем развлечься».   
Водитель резко повернул направо во двор и у стеклянного подъезда двухэтажного здания остановил авто. Он предусмотрительно открыл дверку с моей стороны и предложил пройти с ним в рабочий кабинет шефа.
На втором этаже уютного офисного помещения за полированным столом на широком кресле восседал крепкий мужчина лет за шестьдесят с гладко выбритым круглым подбородком, припухшими губами и густыми, как у Леонида Ильича, чёрными бровями. В глаза бросилась его ослепительно белая, слегка волнистая шевелюра. «Блондин он что ли, - промелькнула в моей голове нереальная догадка!»
Не успел я отрыть рот для приветствия и рекомендации, как хозяин кабинета по-молодецки выпорхнул из-за стола и бодренько подошёл ко мне:
- Михал Михалыч Михалков, – по-военному представился он, втискивая свою сухую ладонь в мою протянутую навстречу руку. – А вы, как  мне доложили, тот самый Гость – не очень известный журналист и везучий прозаик. Очень приятно познакомиться и милости прошу закусить с дороги.
С этими словами он провёл меня в отдельную, смежную с рабочим кабинетом комнату, где яствами был накрыт стол. Там, сидя на тугом кожаном диване, мы выпили по рюмке коньячка за знакомство, после чего я незамедлительно вручил ему презент – несколько наборов нашей фирменной водки. Судя по учащённому пыхтению и уханью, мэр был чрезвычайно доволен подношением.
Во время приятной трапезы мы коротко поговорили о ноябрьской погоде, о нелёгкой жизни в современных условиях и о наших общих знакомых. Мне нехотя пришлось поддерживать темы скучной беседы, хотя всем своим видом я кричал криком: «Хватит, Миша! Давай поговорим о мадам Нине!»
Наконец, он спохватился:
- Я вижу, тебе не терпится заняться делом, - без брудершафта перешёл на «ты» подвыпивший чиновник, всего на несколько лет старше меня. -  Похвально. Но с чего бы ты хотел начать?
- По дороге сюда я видел множества разных развлекательных салонов, магазинов, отелей. Неплохо было бы поселиться в местной гостинице, желательно в люксе, - живо отозвался я и услышал в ответ пронзительный смех.
- Всё то, что ты видел – это для экстремального отдыха местного населения. А настоящий люкс, уважаемый, присутствует только у меня на даче, - вытирая мокрый рот салфеткой, заверил он. – И я не вижу никаких препятствий для того, чтоб не исполнить твоё желание. В такое время года в наших краях хоть и тепло, но время, не подходящее для комфортного пребывания на лоне природы. Поэтому сейчас в моих хоромах, кроме небольшой охраны, никого нет.
Отказываться от такого предложения не было никакого желания. По-хозяйски наполнив до краёв рюмки, от меня, наконец, поступило предложение выпить на брудершафт.
- От всего сердца благодарю, - после дружеского поцелуя озвучил я своё согласие поселиться в его поместье. – И если позволишь, у меня есть ещё несколько просьб: неплохо было бы выдать мне напрокат какой-нибудь автомобиль - раз. На время моего пребывания на даче отпустить охрану восвояси - два. И выдели мне гида для посещения достопримечательностей вашего города – три.
Чиновник внимательно посмотрел на меня, после чего по телефону дал соответствующие распоряжения. Застолье продолжилось в сугубо дружеской обстановке.
- В связи с твоим приездом я со своими коллегами зря времени не терял, - выпивая очередную порцию коньяка, продолжал меня приятно удивлять исполнительный руководитель. – Вот тебе флешка, а в ней вся информация, имеющаяся у нас на Анну Герлинховну. И ещё: имей в виду, что о твоём приезде сюда  знают все люди в округе и чиновники на самых верхах. Только встречаться с ними тебе  необязательно. Все вопросы можно и нужно решать прямо, так сказать, через меня.
Ай, молодца, господин мэр! Ай, умницы члены его команды! Ничего, что язык у тебя заплетается, и ты не смог правильно произнести отчество мадам Нины! Зато ты сделал большое дело и избавил меня от рутинной работы по нудному опросу местного населения! Я сердечно поблагодарил его за бесценную услугу, но Михалым заявил следующее:
- Насчёт достопримечательностей скажу так: старая церквушка каким-то тёмным образом связана с женским монастырём. Кажется, ничего криминального там нет, но и радостей от них мало - нам, мирянам, делать там нечего. Никакие мощи в храме, скорей всего, не хранятся, иначе паломников было бы – завались! А их нет вообще. Короче говоря, в наших краях самая большая достопримечательность – это Ланклова с её хозяйством и…
Михалыч запнулся: очевидно, он проговорился о том, о чём говорить не собирался. Но я так вопросительно на него смотрел, что хорошо подвыпивший «молчун» сдался:
- Есть у нас одна нелегальная фирма…по оказанию неотложных интимных услуг с игривым названием «Куртизанка». Даю слово – я её не «крышую!» Фишка в том, что хозяину этого заведения со странным прозвищем «Бурбон» удалось идеально наладить этот бизнес. По своим каналам мне удалось прояснить природу его «погоняла». Известно, что королём Франции, кажется, в семнадцатом веке, был Людовик четырнадцатый -  Бурбон. Так вот Николай Петрович – босс «Куртизанки» - возомнил себя отпрыском Короля-Солнце. По примеру своего «родственника» он считает себя идеальным сердцеедом и уверяет, что ему так же понадобятся ровно сутки, чтобы избавиться от назойливой любви любой девицы. Новоявленный Бурбон гордится тем, что вопросы процветания фирмы он ставит выше личных интересов. И, наконец, он без ума от того, что, как и его «предок» долго правил страной, так и он достаточно долго является единовластным хозяином интимного досуга граждан. Справедливости ради нужно сказать, что Петрович, несмотря на преклонный возраст, ведёт активный образ жизни и по-прежнему пользуется ласками сговорчивых дев. Не поверишь, - сморщился мэр, - этот красавец носит парик с длинными в завитушках волосами (правда, только в офисе или на каких-либо культурно-развлекательных мероприятиях). Нужно признать: он - круглолицый, остроносый, с пухлой нижней губой – точная копия лица Людовика! Длительное время на «деятельность» его фирмы не было никаких нареканий ни с чьей стороны. Дела, прямо скажу, процветали – всех всё устраивало, но до тех пор, пока в городе не обосновалась…Ланклова. Как только она открыла свою конеферму для наездниц, мужской поток в сторону «Куртизанки» стал методично, из года в год заметно иссякать. Заметь – не женский поток, а мужской! Все попытки Бурбона и иных «заинтересованных» лиц выяснить – в чём дело? до сих пор не увенчивались успехом. А ты говоришь «достопримечательности», - как-то грустно закончил свою «исповедь» честный чиновник. – Давай ещё выпьем!      
Уже смеркалось, как мы, крепко пожав друг другу руку, договорившись быть постоянно «на связи», наконец, распрощались. Другой водитель на авто отвёз меня к месту моего временного пристанища, провёл подробную экскурсию по дому и окрестностях, после чего удалился, заверив, что к девяти утра следующего дня во дворе будет стоять транспорт для моих нужд. Немного постояв в просторной прихожей возле работающего комнатного фонтана из полирезины, с эффектом «бегающих» камней, моё настроение расположилось скорей к романтическим забавам, чем к работе.  Но, взяв себя в руки, я прошёл на второй этаж, быстренько достал из походной сумки свой планшет и вставил в проём флеш карту Михал Михалыча.
Вот что там было:
Информация на Анну Ланклову:
Анна Генриховна Ланклова – статная миловидная женщина неопределённого возраста, среднего телосложения, высокого роста, со слегка выпуклыми большими синими глазами, удивительно белыми зубками, с гладким светлым личиком, с длинными, тёмными слегка вьющимися волосами. Её повседневная одежда, как правило, состоит из репсового или поплинового длинного платья синего цвета и обуви – изящных туфелек такого же цвета. К данному мизерному описанию добавляется одна существенная деталь: не зафиксирован ни единый случай, чтоб кто-нибудь из посторонних видел её, хотя бы со стороны, без тщательно и в меру нанесённого макияжа, заспанной или неухоженной. (Видимо, именно о таких особах не принято при всех говорить об их подлинном возрасте, либо о них же можно громогласно заявить: тела сих дам не подвластны времени). Анна Генриховна - полноправная владелица конефермы и особа, вокруг которой до сих пор витает тайна, тайна, тайна.
Далее вкратце описывалась конеферма.
Компактный комплекс располагался на окраине небольшого городка Н. районного значения. Огороженная со всех сторон высоким мощным деревянным забором, территория внутреннего двора имеет все необходимые постройки для ведения данного бизнеса (или чего там ещё?) К числу таковых относятся: ухоженные фермы и беговые дорожки для экзотических лошадей, подсобные пристройки, беседки, небольшое здание для обслуживающего персонала и двухэтажный особнячок хозяйки. Вокруг этого «оазиса старины и грации» по весне, летом и до поздней осени шуршит листвой молодая берёзовая роща. Известно, что данная посадка была полностью финансирована хозяйкой заведения.
Местным органам власти были известны случаи, когда кое-кто из любопытных зевак или чиновников пытались приподнять завесу неизвестности: что же там на самом деле творится? И кто она такая, эта неприступная женщина с серьёзным нравом? Но все попытки даже приблизиться к забору заканчивались громким лаяньем рослых собак и побегом тех, кто посмел нарушить собачий покой.
Неизвестно откуда Анна появилась в городе лет пять-шесть назад, за свой счёт построила данную усадьбу, по своему усмотрению набирает учеников (учениц!) для обучения верховой езде, исправно платит текущие налоги. Боле ничего неизвестно. Впрочем, тем, кто желал видеть, было видно, как к дубовым воротам её вотчины периодически подъезжали дорогие, сильно тонированные иномарки, въезжали туда и очень быстро выезжали, «растворяясь» в отдалённом направлении. «Как же так?» - витал в воздухе немой вопрос обывателей. Ведь вход и въезд на территорию фермы мужскому населению был категорически запрещён – об этом знали все в округе? Значит, за рулём тех автомобилей сидели женщины? Но почему они так быстро покидали пределы вотчины? И для чего нужна такая конспирация? «Что-то здесь не так!» - судачили «заинтересованные» лица из числа бизнесменов и выдвигали более правдоподобную версию типа: «мамка» приторговывает девушками под прикрытием конного спорта.
Так же было известно, что хозяйке заведения каким-то чудесным образом удалось убедить местные и региональные власти, чтоб они присылали к ней чиновников с различными сверками и проверками исключительно из числа лиц женского пола. «Чёртова Амазонка», - шептались вокруг её имени интеллигентные бюрократы. И – «во даёт «старая лесбиянка!» - тихо восхищались упорством всесильной «шахини» местные аборигенки в штанах и юбках.
В самом конце неприглядного досье, больше похожего на не самое удачное школьное сочинение, красным маркером выделялась особо важная информация:
Из агентурных источников известно: Анну Генриховну Ланклову периодически, в разное время, посещают два официальных высокопоставленных лица - из Франции и из столицы нашего государства. Их имена, по понятным причинам, не называются. Автомобили, на которых они въезжают на территорию конефермы, имеют дипломатические номера. Отсюда можно сделать вывод, что эти люди и есть опекуны загадочной особы с прозвищем: «мадам Нина». (Все официальные сведения: паспортные данные, откуда приехала, кем работала и т.д. и т.п. были неофициально засекречены и разглашению не подлежали). Почему некоторые местные жители между собой Анну называют Ниной, остаётся загадкой? Неужели наличие данного прозвища основывается только на том, что, якобы, одна местная девица по имени Анна, якобы когда-то вхожая на территорию конефермы, якобы слышала, как кто-то из наездниц называл Ланклову, то ли Ниной, то ли Нэллей, то ли Нинэлью? (Кстати сказать, она в скором времени куда-то пропала, и никто её больше не видел).
И последнее: поскольку никакие факты противозаконной или противоправной деятельности в адрес вышеуказанной особы не зафиксированы, «копать» под её бизнес и личную жизнь не целесообразно и…опасно.    
Ничего себе дамочка!
Я несколько раз перечитывал один и тот же текст и не мог понять: как в современном мире с такими техническими и космическими возможностями можно построить свой маленький мир и никого постороннего туда не впускать? Что за этим стоит? Главное - кто? Ай да Боря, ай да художник! Удружил, так удружил! За этими рассуждениями меня и застал рассвет.
Мне очень хотелось выпить чашечку кофе, но не хотелось отрываться от волнующих меня мыслей. Появились реальные сомнения по поводу осуществления данного мероприятия. «Оказывается,- с закрытыми глазами думал я, - Ланклова почти официально была признана таинственной персоной. С моими нулевыми полномочиями было бы глупо и бесполезно лезть в наглухо закрытое пространство. Нужно или сейчас же отказаться от этой затеи или всё же попытаться найти изюминку, которая привела бы к разгадке данного феномена. Я решил остановиться на втором варианте. И для начала собрался сегодня же навестить неприступную усадьбу.
Вдруг до моего слуха донёсся звук въезжающего на территорию дачи автомобиля. Наверное, это Михал Михалыч выполнил своё вчерашнее обещание. Я поспешил выйти во двор и увидел, как из-за руля белого «Ниссана» вышла статная женщина бальзаковского возраста славянской внешности. Она приветливо улыбнулась, сверкнув своими беленькими зубками, и, не закрывая пультом массивные ворота, жестом руки пригласила меня пройти в дом.
- Я приготовлю Вам кофе, а после отвезу туда, куда скажете, – отчётливо пояснила женщина своё хозяйское поведение.
Идея  мэра предоставить мне такую милую помощницу, пришлась по душе. Круто: в одном лице и  водитель, и  кухарка, и  гид, и возможно ещё кое-кто. А главное, она, на самом деле, выглядела чудеснейшим образом, особенно на моём стареющем фоне.
В прихожей незнакомка слегка одёрнула облегающее тело длинное поплиновое платье синего цвета и, не снимая с ножек такого же цвета туфельки, со знанием дела прошла на кухню. Я незамедлительно отправился следом.
- Зовите меня Ниной,- выставляя на стол кофейный сервиз, представилась она. – А вы тот самый Гость, о котором заговорили чиновники в нашей округе. Я рада нашему знакомству, и у вас есть целых пятнадцать минут, чтобы  привести себя в порядок.
Только сейчас я вспомнил, что со вчерашнего вечера ещё не переодевался, не брился, не умывался и т.д и т.п. Пролепетав что-то вроде: «извините», я поспешно вышел вон.
Проводя гигиенические процедуры в ванной комнате, подумалось вот о чём: «Они что здесь, все такие экстравагантные? Другая, на её месте, молча, напоила бы меня кофеем, услужливо прибрала посуду после завтрака и не лезла со своими бабскими закавыками в моё пусть даже немытое лицо! Не за это таким, как она, платят хорошие деньги! Ишь какая! Но посмотрим, что будет дальше. Начало – мне всё же нравится. Даже очень».
Мы довольно быстро отзавтракали, после чего она повезла меня к интересующему объекту, который, как оказалось, находился всего лишь в трёх километрах от дачи мэра. Наш путь пролегал по узким, но ухоженным улицам с выездом на большую площадь с памятником Ленину. Основная магистраль как-то сразу закончилась и уже синего цвета асфальтированная дорога, вдоль которой росли молодые берёзы, привела нас к вотчине Анны Генриховны. Естественно,  там нас никто не ждал. И мне пришлось любоваться внешним видом территории, которая соответствовала невзрачному описанию из досье. То, что мне никто не отворил ворота, было предсказуемым фактом. Обидно, что никто не стал даже разговаривать с нами – как вымерли все! Даже собаки молчали. Зато моя спутница время от времени загадочно улыбалась и терпеливо ждала, когда мне надоест играть роль несчастного горе-посетителя. Тогда я преднамеренно стал прогуливаться по ещё зелёной берёзовой роще, пребывая в слабой надежде, что меня, в конце концов, заметят и снизойдут. Но – тщетно, несмотря на мощные телекамеры, которые не скрывали своего присутствия по всему периметру конефермы. Мне пришла идея написать короткую записку, что я и сделал. Она была такого содержания: «Госпожа Анна! К Вам обращается яростный поклонник Вашей красоты: будьте же милосердны - ответьте мне и дайте возможность писать с Вас картины». К сему посланию прилагался номер моего мобильного телефона. Просунув бумажку в расщелину ворот, не оборачиваясь, я быстрыми шагами поспешил присоединиться к компании милой барышни, ожидающей меня в автомобиле с эмблемой стилизированного изображения восходящего солнца.
Позже оказалось: моя утренняя неудача  была не последней. По прибытию на дачу, последовал новый облом. Пока я открывал входную дверь и грезил по поводу близкого приятного времяпровождения, женщина испарилась. Самым настоящим образом – как и не было! Мне показалось её «самоустранение» обидным, поэтому пришлось набрать номер телефона мэра.
- Сейчас приеду! – коротко отозвался чиновник, и связь с ним прервалась.
Михаил Михайлович приехал через час после моего звонка. До этого я успел переодеться в спортивный костюм, проверить содержимое холодильника и отыскать там всевозможные продукты и напитки. Есть особо не хотелось, а вот выпить за успех безнадежного дела не мешало бы. Я торжественно открыл «святая святых» - бар чиновника, осмотрел его содержимое и достал виски пятнадцатилетней выдержки. Когда-то один мой товарищ научил меня пить этот напиток, заедая зелёными оливками. Как по заказу, в холодильнике нашлась и эта чудесная закуска.
Приезд  хозяина дачи совпал с моим хмельным тоскливым настроением. При встрече мы, как закадычные друзья, обнялись, выпили вискаря, а дальше дела пошли явно не по моему пониманию.
- Прости, дружище, - выпивая вторую усиленную дозу спиртного, заявил он, - но даму, которая сегодня обслуживала тебя, я не нанимал и даже не знал, что такая оказия может случиться. Видишь ли, мне с раннего утра позвонили» сверху»  и дали команду не вмешиваться в ход событий, связанный с твоим приездом…
Я внимательно слушал бредни чиновника, но смысл его слов до меня не доходил.
- То есть ты хочешь сказать, что не знаешь, кто такая Нина и как она оказалась у тебя на даче?
Мэр потряс белой шевелюрой.
- А как тогда объяснить тогда тот факт, что она вела себя так, будто, как минимум, не раз была  на твоей усадьбе? Женщина прекрасно знала, что и где находится в доме!
Михал Михалыч только развёл руками и предложил выпить за её здоровье.
- Да ну её к чёрту, эту Нинку, а вместе с ней и вашу Ланклову! – встрепенулся я. – Что-то мне перехотелось бороться с «ветряными мельницами»! Завтра же, в обнимку с известным правилом Демокрита, уеду отсюда навсегда!..
Чиновник почесал затылок.
- Что ж это за правило такое?
- Древнегреческий философ-материалист со знанием дела не советовал людям делать что-либо четыре раза или с четвёртой попытки. Он считал это число несчастливым. Так вот я не буду даже второй раз стучаться в дверь Ланкловой, не то, чтоб четвёртый. И никогда не буду вспоминать… Да и вспоминать-то нечего, Михалыч! Конечно, кроме твоего царского гостеприимства.
Но за здоровье дам, мы всё-таки крепко выпили.
Конечно, никуда я не собирался уезжать – ни после первой неудачной попытки войти в дом таинственной особы, ни после, возможной, десятой. Складывалась хорошенькая история! Дело попахивало, как минимум – игрой в «кошки-мышки», как максимум – чертовщиной. Интересно было сразу же начать «копать» под это дело, но усталость, накопившаяся за бессонные сутки, взяла верх. Я отпросился у хозяина отбыть в спальню на отдых. Он с пониманием отнёсся к моему состоянию, но на всякий случай спросил: не нужна ли мне девушка для «колыбельной»? А то, если что, можно позвонить Бурбону…. Я отказался, и он покинул пределы своей вотчины.
Отдаю должное могучей силе виски, потому что, едва коснувшись ложа широкой кровати, я мигом уснул. А ведь, казалось бы, совсем недавно,  при подобных обстоятельствах мне не то чтобы не спалось, а «стучалось копытами» по мостовой до тех пор, пока тайна не раскроется. Видимо, я всё-таки постарел или заболел анкилостомой – болезнью, при которой понижается жизнедеятельность организма…
Поздним ноябрьским вечером я проснулся в прекрасном расположении духа, думая, что уже наступило утро. Вернее, не то чтобы проснулся сам: меня снова разбудил ароматный запах кофе, доносившийся из кухни. Трудно поверить, но виновницей моего чудесного пробуждения была та же краса-Нина. В спортивном костюме, уже находясь у входа в кухню, мне хотелось петь и прославлять хорошее настроение.
- Да здравствует прекрасное утро! – вместо приветствия негромко выкрикнул я.
- Не надо хвалить утро, пока не наступит вечер, – мудро парировала она. – Так что, добрый вечер, Гость! Через пятнадцать минут жду вас за столом.
Стыдно вспомнить:  но, то ли её философский скептицизм и скрытая насмешка разозлили меня, то ли утреннее внезапное исчезновение, но я, поняв, что с утром вышла «неувязочка», вдруг заартачился.
- Ужинайте сами! – не очень вежливо заявил я, хотя есть очень хотелось. -  Мне сейчас не до чаепития, работать надо!
Я вернулся на второй этаж и, позабыв о недавнем обещании покинуть пределы «неприступной крепости», машинально подключил к Сети планшет. Мне нужно было закончить недописанный рассказ. Сюжет произведения не имел никакого отношения к данной истории. Примечателен тот факт, что в последнее время всюду, где бы я ни был, со мной всегда находился планшет и куча «подсобного материала» - так называются мои конспекты, которые вмещают в себя всевозможные записи и выписки  из разных художественных и документальных источников. Ими я частенько пользуюсь, тщательно, по многу раз перечитывая страницу за страницей. Этим мне пришлось заняться и сейчас. В никем не нарушаемой тишине я работал спокойно, легко и вдохновенно.
Для дальнейшей раскрутки сюжетной линии понадобился довольно длинный список разных исторических личностей женского пола: тематика произведения нуждалась в их вмешательстве. Машинально перечитывая имена прекраснейших дам разных времён: Мессалины, Екатерины Медичи, Марии Стюарт, Монтеспан Франсуазы, Борджиа Лукреции, Марии-Анны Граппэн, Маргариты Лути, Элеоноры Аквитанской, Элизабет Батори и других, моё внимание привлекла одна скудная, без всяких дополнительных пояснений, запись: «Нинон де Ланкло – куртизанка XVII века». И – всё. Иных сведений о ней не было. Но сердце моё перестало биться. Неужели Нинон имеет какое-то отношение к мадам Нине? И разве Ланклова - не производное от слова «Ланкло»? Одна из местных девушек слышала, как кто-то из приближённых называл хозяйку Ниной, Нинэлью или Нэлли? Конечно, она забыла: Нинон её окликали!
В состоянии сильнейшего озарения и возбуждения я влетел на кухню и, крепко обняв притихшую в углу Нину, троекратно расцеловал её.
К моему удивлению, она не противилась, но ошарашена  таким поведением была не меньше меня.
- Что с вами, Гость? – умело выскользнув из объятий, спросила  она. – Вы сошли с ума? Или ум сам покинул Вас?
- Да, сошёл с ума, очень даже сошёл! Спрыгнул! Соскочил! Да так, что назад возвращаться нет никакого желания, - несвязно выразился я и снова выбежал из комнаты.
Невежда! В этот миг мимо моего внимания ускользнула одна существенная деталь: на столе стояли две полные чашки с кофе, бутерброды и два небольших пирожных. Женщина не притронулась к еде без меня, а я – ноль внимания! Но она обязательно простит меня, когда узнает причину такого поведения. Поймёт и простит или сделает вид, что простила.
Тем временем Интернет уже искал информацию  о   Нинон де Ланкло. К удивлению, Сеть быстро выдала кучу материала на данную тему. Оказывается, Нинон была очень известной дамой своего времени – богатой, успешной, красивой, ужасно кокетливой и страшно недоступной, талантливой, музыкальной, ветреной и весьма умной. А самое главное то, что её тело до глубокой старости удивительным образом сохранилось в свежести и грациозности – поразительно! (Если верить информации из прочитанного досье, можно с уверенностью сравнить этих двух явно родственных особ). Я продолжал жадно вчитываться в каждое слово, написанное о моей героине, и не делал никаких записей –  впервые! Казалось, что каждая буква впечатывается в моё сознание навсегда, вдыхается с вдохом и впитывается кожей.
А за  спиной в поплиновом длинном платье синего цвета тихонько стояла Нина и вместе со мной читала о том, о чём, видимо, прекрасно знала.
Когда первичная информация о Нинон была исчерпана, зазвонил мой мобильный телефон. Очнувшись от обилия эмоций, мне захотелось с кем-нибудь поделиться внезапно лопнувшим на моих глазах секретом. Включив громкую связь телефона, я услышал нервный голос Бориса:
- Как дела, компаньон? – вместо приветствия спросил меня он. – Что-то ты припух в гостях, а о деле – ни гу-гу! Поделись успехами, старина.
Я чуть было не провалил всё дело, желая  рассказать о своих сногсшибательных догадках. В этот миг чья-то мягкая ладонь из-за спины нежно прикоснулась к моим губам. Обернувшись, я увидел возле себя Нину, которая указательным пальчиком, как шлагбаумом, закрыла мой болтливый рот. По её серьёзному виду нетрудно было догадаться, чего она хочет.
Отстранив от себя её пахнущий пирожным палец, я ответил художнику, что ничего особенного пока не «накопал». Но дела помаленьку продвигаются, и скоро он в этом убедится. Маэстро что-то недовольно буркнул, пожелал «спокойной ночи» и отключил связь. Зато благодарная за моё послушание женщина нежно поцеловала меня в щечку и пригласила пройти на кухню.
- Уже давно пора ужинать.
Лёгкая трапеза подходила к концу, когда мне в голову вдруг пришла мысль – сейчас же поехать с неофициальным визитом к родственнице великой куртизанки семнадцатого века.
- Какое сегодня число? – допивая ароматный напиток, обратился я к Нине.
- Восьмое ноября.
- Запомните этот день, мадам! Это самый прекрасный день в моей жизни! Собирайтесь, мы отправляемся в гости к одной неприступной даме, которая, услышав от меня ключевые слова, обязательно примет нас со всеми подобающими почестями!
Гостья отрицательно покачала головой.
- Я вынуждена признать, что вам исключительно повезло так быстро и без борьбы разгадать одну из тайн моей хозяйки. До вас никому не удавалось даже на полшага приблизиться к ней. Благодарите свои рукописи, которые вовремя подбросили ключик к «замку» неприступной Анны… Впрочем, Интернет – врёт! Правды там почти нет. Но всё равно Вы заслужили право видеть Её. Но не сегодня…
Она замолчала. Молчал и я. Мои мысли путались и пересекались, клубились, дыбились,  разом строились в один ряд и тут же рушились по «закону домино». Первый раз в жизни мне одновременно хотелось сразу всего и не хотелось ничего вообще. Ловко, как ловко меня провели! Каким-то шестнадцатым чутьём я понимал: если моя очаровательная знакомая служит у Нинон, то её нужно слушать. Но семнадцатое артачилось: Нина - не Нинон, и нечего её слушать! Пока  я боролся с противоречивыми чувствами, моя «кухарка» предложила альтернативный вариант.
- Давайте выпьем, Гость? Слава Богу, есть повод и не один. Согласны? 
В своих романах я не раз описывал истории о том, как во время подобных оказий виртуозные дамы спаивали, или опаивали своих горе-любовников и те, не солоно хлебавши, в лучшем случае, оставались живыми, но без побед. Мне ли не знать об этом?
- Благодарю вас, - деликатно ответил я. - Но в мои планы не входит беспробудный сон до утра, или тем паче - перспектива блистать завтрашним героем в утренних новостях, где бодреньким голосом молодая ведущая объявит, что, мол, за городом возле пруда обнаружен труп неизвестного мужчины без признаков насильственной смерти. Как там у Державина: «Где стол был яств, там гроб стоит»?
Женщина негромко рассмеялась.
- Ах, вот оно что! – успокоилась она. - Дорогой журналист, забудьте свои криминальные штучки: наша «фирма» не занимается подобными экспериментами. И как такая чушь могла прийти в вашу голову?
- Так чем Вы там всё-таки занимаетесь? – поймал её на слове я. – Не зря же ходят слухи…
- Не разочаровывайте меня, прошу вас. Иначе я вынуждена буду покинуть ваше общество. И тогда, можете не сомневаться, проект намеченного плана будет абсолютно неосуществим!
Я испугался. Кажется, дамочка не блефовала и, похоже, говорила правду. Чутьё опытного любовника и авантюриста подсказывало: её надо слушать, по крайней мере, на данном этапе развития событий. Я подошёл к бару, открыл створки и достал оттуда французский коньяк «Camus». Мгновение – и лёгким движением руки бутылка c излишне вогнутым дном лишилась своей «головы» – дубовой пробки.
Мы слегка выпили: я – за её крепкое здоровье, она – за моё. Как я не просил, моя очаровательная собеседница наотрез отказалась говорить о своей наставнице.
- Если она посчитает нужным и возможным ваш контакт, - словно выдавила из себя трудные слова Нина, - тогда вы из первых уст узнаете всё, что хотите. Иначе – никак!
- Но у меня есть шанс для такой встречи? – спросил я, допивая коньяк.
Подопечная мадам Нины собственноручно вложила в мой безусый широкий рот дольку цитруса и влажной салфеткой ловко вытерла мне губы.
- По крайней мере, это будет зависеть от одного существенного обстоятельства. Поверьте:  в вашем теперешнем положении лучше ничего не предпринимать и…ждать. Всё, что нужно было сделать, уже сделано…ранее, давно и…сейчас. Ждите!
Нина покорила меня окончательно! Несмотря на серьёзное виртуальное увлечение Нинон де Ланкло, находящаяся рядом женщина (да ещё и под коньячок!) прилично вскружила мою седую голову. Обычно, я всегда хранил «верность» одной даме, даже если она была вымышленным  художественным образом. Но сейчас было не до сантиментов. Когда я подсел к Нине вплотную и предложил выпить на брудершафт, она талантливо «опустила» меня на землю.
- Хорошо, пусть будет так! – лукаво согласилась она. – Но мне придётся об этом рассказать Ланкловой. Имейте в виду: если вы, при помощи светлого божественного проведения, сможете понравиться ей, то после того, что она узнает от меня – тьма! Мадам верна своим любовникам и так же требовательна к ним. Так что, мы выпьем на брудершафт?
Не поверите: я поднял свой бокал. Сам от себя не ожидал такого поступка, хотя в юности и зрелом возрасте мне много раз приходилось  идти «на огонь». Но кто в моём возрасте не знает, как годы притупляют желания и чувства, особенно тогда, когда постоянно находишься среди серого, однотонного общества невоспитанных дам? Теперешняя ситуация полностью соответствовала тому, чтобы  делать прекрасные глупости. Я окончательно был готов к поступкам и подвигам! Но мало ли к чему был готов я? После того, как мы, стоя, как положено, выпили коньяк, «неваляшка» выпорхнула из моих рук и заторопилась домой. Милая! Она до конца не исполнила «священный» ритуал потому, что наверняка понимала - чей поцелуй, на самом деле, был отпечатан на моих совсем не похотливых губах! Женщина со знанием дела оставила меня наедине с сильным романтическим влечением, с моей благородной страстью.  Она ушла, а я и не останавливал её…
Не мешкая ни минуты,  я снова открыл ноутбук. Сколько времени продолжалось наше «общение», не знаю. Было около двух часов ночи, а мне по-прежнему хотелось вновь и вновь перечитывать «лживые» сведения о моей героине. «Интересно, - рассуждал  я, - а фотографии Нинон тоже нереальные? Вряд ли. Казалось, рисунки с её изображением веяли свежестью женского тела и неуловимой грацией, грацией, грацией! Трудно представить, какие разрывные чувства испытывали при виде такой дивы её современники-мужчины?! Сколько их пало ниц под её кокетливым взглядом, после жарких объятий, во время трепетных поцелуев, благосклонных улыбок или холодных надменных молчаний?! А сколько раз за неё дрались на дуэлях? Ах, Анна де Ланкло, почему в это время рядом с Вами не было меня? Почему я избежал сладкой и горькой участи тех счастливых мужчин? Я обязательно боролся бы за Ваше снисхождение, посещал бы Ваш литературный салон, обожествляя Вас в самых восторженных произведениях! И неважно, что я мог быть Вам не нужен, главное – Вы были б нужны мне! Удивительная женщина! Ко всей уже описанной мной «иконе» она  ещё и пела, играла на лютне и клавесине, не дурно танцевала, писала стихи и прозу, владела иностранными языками и могла поддержать любой светский разговор! Ни дать, ни взять – царица куртизанок! Надеюсь, моя будущая знакомая будет не хуже «оригинала»? Что-то мне подсказывало: мадам Нина не зря появилась в этих местах! Какими же делами она здесь заправляет?»
И вдруг – дата! Я уже видел её не раз, но особого значения не придавал. Десятое ноября 1615 года –  день ее рождения! (Хотя по другим  источникам она родилась, якобы,  15 мая 1616г. – но это не важно). Завтра же – десятое ноября! Надобно как-то отметить это дело! Самому, с Ниной или с Михал Михалычем – обязательно необходимо обозначиться! Лучше, конечно, отпраздновать с виновницей торжества - богато и со вкусом, при свечах и с музыкой…под лютню или клавесин. Только где найти таких музыкантов? Нужно будет попросить мою знакомую заняться этим делом – она справится!
То ли от вновь нахлынувшего сильного чувства, то ли от того, что «стрельнула» спутница стресса - аритмия, мне стало дурно. После коньяка пить таблетки было бесполезно, поэтому я решил просто лечь на кровать и перележать возбуждение. Лёг и уснул. Всю оставшуюся короткую ночь мне снилась проводница поезда, на котором я приехал в город Н. Женщина - статная, немолодых лет, но, как оказалось, удивительным образом похожая на мою «домохозяйку», пришлась мне по душе. Мне удалось добиться её расположения тем, что я защитил ее от пьяных приставаний одного пассажира. После инцидента мы сидели в купе проводника, дружно пили чай и говорили обо всем, кроме любви. Мария вела себя раскованно и мило, окрыляя  надеждой на лёгкую мужскую победу. «Королева купе», как бы между прочим, рассказала, что живёт именно в том городке, куда я ехал. Ради Бога! Живи, где хочешь! Но за окном купейного вагона уже царила ночь, и надо было что-то делать? После очередного непродолжительного разговора, я попытался до минимума сократить расстояние между нами – этот номер прошёл. Но, видимо неудачный комплимент по поводу её прекрасной фигуры испортил все мои старания.
- Вы знаете: сколько мне лет? – без смущения спросила она. – Сожалею, милый, но в такие годы многие дамы вынуждены менять эпитет «прекрасная» на эпитет «добрая», понимаете?
Я ответил, что абсолютно так не считаю.
- Вы – очаровательная красавица и умница!
Мои комплементы не возымели ожидаемого снисхождения. «Добрая» проводница быстренько привела в порядок наши не состоявшиеся интимные отношения (стыдно признаться – как?) Так что я, с чувством собственного уронившего достоинства, очень скоро склонил буйную голову на подушку нижней спальной полки…      
Утро встретило меня ярким солнцем и уже знакомым на слух почти бесшумным топотом ножек моей «стряпухи». Я торопливо встал, быстренько привёл себя в порядок и перед тем, как пройти в кухню, посмотрел  в зеркало. Вид у меня, скажу прямо, был не ахти: припухшие веки, покрасневшие глаза, взъерошенные короткие волосы и бледные бескровные губы. Что ж, природа не дала мне вечной молодости, как это сделала с Клеопатрой, Дианой де Пуатье и несравненной Нинон! С какой стати? Кто я такой? И – зачем? Для кого и чего? Да и грех мне обижаться на природу: слава Богу – не инвалид, со слухом и зрением, с нормальными человеческими чувствами и желаниями! Радуюсь, что я не калека! Кому надо – берите меня на здоровье! А если - не нужен, так тоже благо – кому-то меньше заботы. Нет меня -  и баста! Вам хорошо? Рад за Вас! Но сейчас нужно повременить, потерпеть: дайте мне поближе познакомиться с мадам де Ланкло – а там будь, что будет!
С полной решимостью довести начатое дело до конца, я спустился вниз и открыл входную дверь кухни.
Как обычно ухоженная «домработница» прилично сервировала стол и смирно ждала моего появления. Среди шампанского, шоколада, восточных сладостей и разных фруктов на столе, в кованых подсвечниках, стояли массивные восковые свечи. На этот раз от моего внимания не ускользнула ни одна деталь её восхитительной внешности. Судите сами: она сидела за столом, одетая в репсовое длинное платье синего цвета, закрывающее плечи, на которые спадали распущенные пушистые темные волосы. Белое личико славянской красавицы было слегка подкрашено косметическими штучками. На высоких грудях красовались массивные бирюзовые бусы, а на белых ручках блестели золотые перстни и кольца. Дополнял всё это великолепие  - искромётный невинный синий взгляд опытной в амурных делах девицы. Мистика? Оптический обман? Вряд ли. Бьюсь об заклад, что Нине было далеко за сорок лет! Но, глядя на её королевскую стать, язык не поворачивался даже заикнуться о «нафталиновой» даме.
- Вы готовы к утренней трапезе? – как-то официально спросила она. – И не буду ли я мешать вам своим присутствием?
- Вы меня осчастливите! – честно ответил я, преждевременно зажигая спичками одну свечу за другой. – Но до застолья у меня будет просьба: Вас не затруднит к завтрашнему дню разыскать в этом городе…
Первый раз за время нашего общения она некорректно перебила меня.
- Уже сегодня, накануне известного празднества, предугадывая ваше желание, после завтрака, я сама сыграю на арфе! Так сказать, в порядке генеральной репетиции. Если вы не против?
У меня не было слов от удивления и восхищения! Единственное, что  сразу пришло в голову - нужно немедленно поцеловать ей ручку. Что и было сделано.
Присаживаясь к столу напротив неё, я нетерпеливо спросил: «А виновница завтрашнего торжества придёт?» В ответ поймал её  обжигающий холодом взгляд и прикусил язык.
- Предлагаю сначала откушать суп харчо, а после prendre son cafe (выпить кофе).
Козырнув короткой фразой по-французски, женщина подала первое блюдо мне и себе. Вкусив существенную пищу с колбаской и бужениной, нужно было браться за десерт. Нина ловко убрала со стола лишнюю посуду и наполнила кофейные чашки ароматным напитком. Вместе с обычным десертом в небольших блюдцах были выставлены ассорти-тартинки.
Когда с кофе и бутербродами-малютками было, молча, покончено, возникла необходимость поговорить насчёт дальнейших планов на этот день. И тут меня внезапно, как ударом тока, пронзила мысль: «Господи, она так похожа на Ланклову! По описанию видевших её людей всё сходилось: и цвет глаз, и цвет волос, и причёска, и описанные в досье платья, и крупная тугая стать, и умение играть на арфе… С такой блистательной внешностью, такими аристократическими манерами и безупречной грацией – это точно она!» От внезапной догадки закружилась голова. Признаться в своих озарениях было бы глупо. Нужно посмотреть, как она поведёт себя дальше? Если я и совершу какую-то глупость, то вроде бы как по незнанию. В амурных делах бывают ситуации, когда лучше самому притвориться слепым, чем видеть, как тебя принимают за простака! Так что мне пришлось продолжать играть роль «слепца».
Чтобы  прийти в себя от нахлынувших новых чувств, я попросил её налить  ещё чашечку кофе. Она проворно исполнила просьбу.
- Что-то случилось? – резко спросила  она.
Я чуть не выронил из рук чашку.
– Вы так внезапно побледнели… Что-то - болит? Доверьтесь: в вопросах медицины я прилично разбираюсь, и  кое-что умею делать.
Нина так пристально посмотрела на меня, что стало стыдно от мысли, что я могу солгать ей. Но и признаться в том, что я вижу в её лице Нинон, не решался. Пришлось просто беспомощно молчать и не смотреть в её сторону.
- «Когда чёрт болел, то хотел стать монахом, – с иронической ноткой цитировала пословицу она, – когда чёрт здоров, то какой он, к чёрту, монах!»
Я подумал: «Всё-таки расшифровала меня, бестия! Видимо, она может «читать» мысли по лицу!»
  - Хотите, я мигом покончу с вашими терзаниями? – встала с места Нина и подошла ко мне. – Сейчас  я положу на вашу голову свои руки, прошепчу специальные старинные заклинания, и все сомнения покинут вас! Расслабьтесь,  сложите руки  у себя на коленях и сомкните веки!
Сеанс «изгнания бесов» длился недолго. Целительница действительно положила свои руки мне на голову, но вместо заклинания громко сказала:
- Как ни печально, но вы ошиблись, Гость! Ланклова – другая! Поверьте, и откройте глаза!
  Сказала и спешно отошла в сторону.
- В мои лета уж должно сметь своё суждение иметь! – немного переделав крылатую фразу Молчалина из «Горя от ума» Грибоедова, блеснул эрудицией я. – Кажется, у меня болела голова, а не глаза…    
В этот миг до моего слуха донеслась сладкая музыка - это Нинок играла на арфе. Нежные пронзительные звуки музыкального инструмента заглушили не только телесные страдания – они «баюкали» и душевные, растревоженные дивной мелодией, струны. Я снова закрыл глаза и полностью отдался воле искусства - владей всем моим существом! И оно без церемоний, даже после того как музыка стихла, завладело мной на довольно продолжительное время.
Как после долгого целительного сна, мои глаза, наконец, томно открылись. Естественно, арфистки нигде не было, а в ушах продолжали звучать все сорок семь струн. «Нина – это Нинон!» – снова промелькнула навязчивая догадка. Бесспорно! Надо немедленно идти к ней домой и там расставить все точки, многоточия и запятые на отведённые им места. Я мигом потушил все свечи, стоявшие на столе, и выбежал во двор. Механические ворота были настежь открыты и любезно приглашали покинуть пределы дачи чиновника. Пронзительной молнией промелькнула мысль позвонить мэру. Несвязно объяснив ему причину моего внезапного «бегства», я попросил прислать кого-нибудь на усадьбу, чтоб позакрывали за мной двери и ворота. Михаил Михайлович о чём-то спрашивал меня, уточнял какие-то детали, но его слова не доходили до моего сознания. Отключив телефон я, сменяя быструю ходьбу на бег трусцой, медленно, но настойчиво приближался к конеферме. Погода была погожая – тёплая и солнечная. Небольшой ветерок настойчиво подталкивал меня в спину, будто опасался, чтоб я не передумал и не повернул обратно. Вот и памятник вождю мирового пролетариата. Пробегая мимо, вдруг заметил на его губах ехидную улыбку. Ничего себе – знамение! Хоть бери и точно - поворачивай обратно! Посмотрев на Ильича ещё раз, понял, что ошибся – его мудрый и немного лукавый взгляд подбадривал, даже указывал направление – какой дорогой следовало идти! Надо ли удивляться, что мои ноги правильно ступили на широкую синюю аллею, ведущую к Ланкловой. Быстрее, быстрее! И только молодые берёзки, резвящиеся рядом слева и справа, слышали шепот стареющего воздыхателя: «Мне бы только войти в дом хозяйки! Там уж я выпытаю все секреты! Только бы впустили»…
Не успел я подойти к заветным дубовым воротам, как они тот час же отворились. «Сегодня в этом городе – день открытых дверей, - вихрем пронеслось в голове. Надо бы воспользоваться хорошей традицией».
У входа во двор усадьбы меня приветливо встретила Мария – та самая проводница купейного вагона, с которой не случилась короткая дорожная близость. Статная женщина в красном длинном платье с позолоченным обручем на голове поздоровалась и жестом руки пригласила пройти следом за ней. В ответ я так же поприветствовал её, сказал, что рад ещё раз встретиться и пробормотал что-то вроде комплемента. Мне удалось сделать несколько шагов в сторону фермы, как где-то рядом послышалось грозное собачье рычание.
- Жорж, место! – властно скомандовала Мария, и большого роста овчарка послушно отошла в сторону. – Не беспокойтесь: босероны хоть и грозные на вид, но собачки воспитанные.
В подтверждение её слов, на нашем пути вновь появились несколько гладкошерстных, блестящих на солнце, упитанных псов чёрного окраса с рыжими подпаленами. Они важно, как на параде, сопровождали нас, зорко следя за каждым моим движением. «А в досье указывались собаки другой породы, – про себя отметил я. Точно - не босероны. Что-то мне подсказывает, что эти овчарки непременно французской и никак не английской породы. Тоже мне – спецы. Таких крутых «парижан» перепутать с другими мастями! В Интернете надо тщательней работать!»
Тем временем наш скромный эскорт оказался возле стеклянной беседки, внутри которой стоял широкий деревянный стол. По периметру были пристроены изящные лавочки со спинками, на которые мы и сели. Очевидно, по моему лицу опять легко считывалось желание задать кучу вопросов, потому, что Мария предусмотрительно приставила указательный палец к своим губам.
- Никаких расспросов! – твёрдо заявила она. - Сначала - отведаем парфе, а потом приступим к осмотру хозяйской фермы.
Возражать было бесполезно, тем более я не знал, что такое – «парфе». Хорошо, если б «оно» оказалось, например, виски или коньяком. Неплохо бы для храбрости выпить грамм сто пятьдесят. Мои догадки развеяла другая дама – такая же неопределённого цветущего возраста, одетая в приталенное длинное зелёное платье. На подносе она принесла две порции загадочного продукта, две ложечки и rince-doigts (мисочка для обмывания пальцев во время и после еды). Подала, улыбнулась и удалилась в дом.
- Угощайтесь, Гость! – вернула меня к реальности Мария. – Парфе – это французское пирожное-мороженое в одном «лице». Отведайте парижский «коктейль» и простите, что наши угощения начинаются, а не заканчиваются десертом!
С помощью маленькой серебряной ложечки, вслед за моей знакомой, я принялся угощаться лакомством и по достоинству оценил его. Да, такого одновременного разнообразия вкусов мне, как кажется, не приходилось пробовать. Наслаждение от яства испытывала и проводница. Она подчёркнуто неспешно отправила в рот небольшую порцию парфе, на мгновение застыла, шевельнула алыми губками, проглотила десерт и положила на влажную салфетку чистую ложечку. Так повторялось до тех пор, пока «коктейль» не был съеден. Весь «ритуал» сопровождался «лицевой гимнастикой»: между маленькими глоточками она - то жмурила красивые глазки, то часто моргала, то закрывала их вовсе. Ах, умеют эти барышни очаровывать собой даже во время, чёрт возьми, еды! Не то, что простые гурманы-обыватели, где процесс поедания пищи ограничивается заталкиванием её в рот, короткого жевания и вынужденного проглатывания.
Наша приятная трапеза довольно быстро закончилась. В мисочке мы сполоснули пальчики, и Мария первая вышла из беседки.
- Хозяйка разрешила вам осмотреть конеферму!
- Разве она сама не примет в этом участие? – довольно грубо спросил я, направляясь вслед за нею. – Может, хватит таинственности? Неужели нам нельзя хотя бы здесь познакомиться, если, конечно, Нина не есть сама…
Мария внимательно посмотрела на меня.
- Кстати, Нина приготовила какой-то невероятный сюрприз. Как старому знакомому признаюсь – специально для вас! Однако, объяснитесь: моя персона вас чем-то не устраивает? Мне уйти? Тогда как понимать ваши недавние ухаживания за мной? Что: любовь прошла? Я вам не нравлюсь?   
Нечто подобное Мария уже говорила в купейном вагоне. В числе прочих нотаций на тему морали, она, чтоб окончательно охладить мой пыл, по поводу моего восхищения красотой её тела, сказала: «Чтобы жить долго и оставаться молодой, нужно делать то, что тебе нравится…» Ах, как мне было стыдно слышать те слова, намекающие, что я ей не нравлюсь! Тогда, не солоно хлебавши, пришлось уйти в своё купе. Вот и сейчас милая дама вновь будоражила мои желания, чтоб в ответственный момент послать подальше…
- К экскурсии по конеферме – готов! – вдруг отбросив сексуальные иллюзии, отрапортовал я. – Прошу быть моим гидом!
И сразу же, через зелёное поле мы пошли в сторону помещения длинной фермы. Там нас встретили высокие миловидные зрелые женщины, одетые в одинаковые специальные одежды для езды верхом на лошадях, обутые в высокие сапожки, с хлыстами в руках. Они поприветствовали нас, и отошли в сторону склада для хранения сена. В просторной конеферме имелось всё, что было нужно для ведения данного хозяйства. Чистенькие денники для жеребых кобылок и лошадей с жеребятами, тренерские секции с приспособлениями для тренируемых коней, обустроенные места для разных видов тренировок, загородки для занятия с молодыми лошадьми, базы с травой, поилки, кормушки, левада, скаковой круг и т.п. Моя проводница увлечённо рассказывала о техническом прогрессе в вопросах содержания животных, указывала на электронные таблички, расположенные перед входом к «рабочим» скакунам. Так я узнал, что в хозяйстве Ланкловой имелись редкие породы низкорослых лошадей, специально подобранные для обучения женщин верховой езде. Восхищаемся вместе: «фалабеллы» – компактные, как пони, но с телосложением обычной лошади - раз. Чистокровные гнедые кобылки иберийской породы,  смесь арабской породы с испанской – два. Норвежские «фьорды» с чёрными гривами посредине и белыми по бокам, также маленького роста – три. Наконец, «фризские» лошади из Нидерландов – красавицы с длинным ворсом у копыт - четыре. Любуясь грациозными животными, думалось только об одном: «О да! Какая роскошь! Какой шарм! Но что стоит за всем этим? Зачем немолодым, но красивым, как на подбор, дамам нужны навыки езды верхом?» Ответить на эти и другие вопросы мог только один человек – Анна. Где она? Почему не хочет снизойти ко мне? Зачем томится сама и заставляет допущенного к осмотру владений журналиста терзаться в неведении?
Мария бесцеремонно оставила меня наедине с собой, вышла во двор, где дала команду наездницам седлать лошадей. Удивительное дело: женщины проворно исполнили команду и стали выводить на круг своих подопечных. Там, пройдя с ними рядом некоторое время, они разом вскочили в сёдла и шагом, переходящим в рысь, пустились по скаковому полю. Трудно сказать, кем я больше восхищался – лошадьми или женщинами? Все они были хороши, грациозны, свежи.
Вдруг в открытые ворота усадьбы на полном скаку въехала золоченая карета. Лихая фризская гнедая лошадь, хорошо обученная каретному ходу, управлялась искусной женщиной с распущенными до плеч тёмными волосами. Буквально пролетев в нескольких шагах от меня, экипаж остановился в самом центре тренировочного круга. «Амазонки» так же застыли на месте, устремив свои взоры в мою сторону. Да, нужно было немедленно идти к карете. С большой долей вероятности в ней должна находиться хозяйка. Но только мной был сделан шаг навстречу, как стоящая рядом овчарка настороженно зарычала. Да, все-таки справедливо босероны славятся своим природным чутьём, граничащим с пониманием человеческих чувств! Видимо я так бесстрашно и одновременно с мольбой посмотрел в глаза овчарке, что та  «вежливо» отошла в сторону. Путь к «взятию Бастилии» был открыт! Сдерживать себя от того, чтоб не перейти на бег, было нелегко. Слава  Богу расстояние между нами быстро сокращалось и, наконец, моя рука коснулась блестящей дверки кареты. Распахнув её, ахнул: там никого не было! «Издевательства продолжаются! – пронеслось в голове. Придётся применять «карательные» меры». (Под такими мерами я в шутку обозначал действия, направленные на одаривание несговорчивой особы перстнями с приличными каратами). Однако ситуация вновь разрешилась проще пареной репы. Карета вдруг отъехала в сторону, и стало ясно: проворная дама самостоятельно вышла через противоположную дверку. Даю голову на отсечение – этой дамой была моя знакомая Нина! Несомненно, она выделялась от остальной «братии» не только тем, что на её голове красовалась широкополая шляпка капор с бархатными перьями, которая крепилась белой шелковой лентой вокруг подбородка. Женщина, не как все присутствующие всадницы, была одета в модное синее платье «роброн» и обута в элегантные туфельки такого же цвета. Она решительно подошла ко мне вплотную и прошептала:   
- Извините за спектакль, мой друг! «Ainsi va le monde!» («Такова жизнь!») Ноблэс оближ! (фр.: «Положение обязывает!»)
Я не знал, как переводилось это «ноблэс» и кого надо было «оближ», но интуиция охотника подсказывала – необходимо играть свою роль влюблённого до конца. Мне милостиво позволили поцеловать левую ручку с ослепительным перстеньком на среднем пальчике, после чего мы чинно направились прямо к хозяйскому дому. Слава Богу! Неужели тайны усадьбы Ланкловой откроются передо мной? Неужто момент истины не за горами, а за этим порогом? С этими немыми вопросами я послушно шёл рядом с ней.
Вот и распахнувшаяся перед нами массивная входная дверь, вот и вход в «Лабиринт».
- Прошу следовать за мной! – официальным тоном приказала Нина и повела меня не в светлый зал, который открывался перед моим взором, а куда-то в сторону, в полутёмную часть прихожей.
Мы пошли по весьма узкому коридору довольно быстрыми шагами в противоположном от центрального входа направлении. Наконец, остановились перед дубовыми дверьми с резной женской фигуркой посредине. Нина подняла свою левую ручку и приложила к губам фигурки рубин, вправленный в перстень. Послышались какие-то щелчки, после чего дверь открылась, и мы вошли в небольшую комнату. Я бегло огляделся и сник: пейзажик был явно сероватым и скудным, совсем не сродни внешнему виду конефермы. В не очень ярком помещении, кроме письменного стола, картины на стене и двух мягких стульев ничего не было. На столе стояли два хрустальных фужера и бутылка с минеральной водой. «Что это значит»? – отпечатывался немой вопрос в моих потухших глазах в то время, когда женщина уже сидела за столом и пристально «считывала» мои тёмные мысли.
- Когда вы успокоитесь и сядете за стол, я расскажу маленькую историю, после чего оставлю вас с нею наедине.
Естественно её команда была немедленно исполнена и тогда Нина достала из стола нечто вроде пульта. Она направила его в сторону дальней стены и нажала кнопку. Тотчас же откуда-то сверху спустилась белая рамка, напоминающая экран, и остановилась точно посредине. Моя знакомая повернулась в противоположную сторону, проделав с пультом похожую функцию. Висевшая на стене картина с изображением девушки, в ногах которой возлежал покорный тигр, отодвинулась в сторону, а вместо неё появилась аппаратура для показа фильмов. Тем же пультом притушив свет, она сказала:
- То, что вы сейчас увидите, – малая толика того, чего посторонним людям видеть не позволено. В определённых кругах нечто отдалённо похожее называют «артхаусом» - кинофильмом не для всех. Странно, но для вас сделали почтенное исключение. Почему? Не знаю. Короче говоря, в главной героине фильма вы без труда узнаете Нинон в девичестве. Понятное дело в то время никто ничего подобного не снимал, поэтому воспроизведением некоторых похождений молоденькой Ланкловой занялись современные актёры, естественно, под руководством Анны Генриховны. Она сама их нашла, проделала с ними определённую работу, после чего в строгой секретности начались съемки фильма. Ни один актёр не знал и не знает до сих пор - кого на самом деле они «играли» и зачем?
Нина замолчала. По её пересохшим губам безошибочно считывалось волнение и вероятное желание пить. Я открыл бутылку и наполнил содержимым бокал.
- Предупреждаю сразу, - не взглянув на фужер с водой, заявила она, - после просмотра фильма никаких вопросов задавать нельзя. Потому что за этим последует вторая часть квикстепа (быстрого бального танца). Там-то, если будет необходимость, поговорим.
- А нельзя ли артхаус посмотреть вдвоём? – без какой-либо надежды на положительный ответ, спросил я. – Обещаю молчать, слушать, смотреть и не дышать.
Мой бездарный юмор оценён по достоинству не был. Отрицательно покачав головой, моя недавняя «кухарка» решительно поднялась из-за стола.
- Не скучайте же! – едва заметно улыбнулась она, и через миг за закрытой после её ухода дверью послышался степ миниатюрных каблучков.
Тотчас в комнате погас свет, и моё сердце сжалось в ожидании необыкновенного фильма. Но проходили томительные секунды, вечные минуты, а киноаппаратура не подавала признаков жизни. Вдруг в полной темноте где-то за стеной послышались какие-то шумы, шепоты, шарканья ног и, как почудилось, тихие женские смешки. Неужели сюрпризы ещё не закончились? Что опять не - слава Богу? Не успели тревожные мысли посетить мою голову, как помещение резко ярко осветилось. «Фиот лукс!» («Да будет свет!») От неожиданности я вздрогнул и повернул голову в ту сторону, где размещалась телевизионная техника. Увы. На стене по-прежнему висела картина, только другая – сидящая за письменным столом девица, читающая книгу. Вот так номер! Какого чёрта мне, вместо обещанного фильма, подсовывают писаную интеллектуалку? В чём конфуз? Машинально выпив минералку, налитую Нине, я подошёл к картине. Так-так. Здесь имеется явный знак к разгадке. Конечно! Всё элементарно, как день и ночь! Нужно только подойти к столу, найти там рукопись или что-то в этом роде. Миг – и я уже листал довольно объёмную тетрадь, исписанную крупным красивым почерком. Это был дневник молодой девушки по имени Аня с описанием её амурных похождений во времена, когда в обществе не принято было делать нечто подобное. Кроме цитирования отдельных историй, постараюсь описать и своё видение, имеющее отношение к сюжету данного произведения.
Вначале «исповеди», «не по Уставу», девушка представляется так: Анна Генриховна Ланклова - восемнадцати лет от роду, уроженка города Л., дочь служащих, студентка второго курса такого-то университета, комсомолка, морально устойчива, то есть «устойчиво борюсь с моралью». Далее вкратце сообщает, что её семейное древо якобы произрастает из некого французского знатного рода, о чём родители от неё и всех остальных людей, почему-то, тщательно скрывали. Аня росла, училась, взрослела в богемном обществе советских «небожителей». Папа, Генрих Георгиевич, работал главным специалистом в МИДе, мама, Жанна Венедиктовна, преподавала иностранные языки в МГУ. Где-то раз в полгода или чаще они имели возможность летать во Францию по государственным и личным делам. Всегда брали с собой и единственную дочь. Поскольку школьная программа не предусматривала изучение французского языка, а давала предпочтение английскому или немецкому, Аню обучала лично мама, которая в совершенстве владела не только французским языком, но и многим дамским французским секретам. Статная мудрая женщина на полном серьёзе воспитывала своё чадо в стиле: «предупреждёна, значит вооружена». Жанна Венедиктовна, с верой, что «вооружение» пригодится не скоро, заранее снабжала быстро взрослеющую Аню таким «оружием», устоять против которого не смог бы самый строгий критик самой стойкой морали. Бесценный бриллиант для девушки – её «innocence»(фр. «невинность»). Эту аксиому мама вбивала в чумную голову дочки чуть ли не с восьми лет. Вторили таким наставлениям и в школе, и на улицах, и по радио-телевидению, и, позже, в университете. Нужно ли говорить, что для «подкованной» в амурных делах комсомолки, такие запреты только подзадоривали желания взломать их? Подливали «масло в огонь» и периодические поездки в Париж.
Однажды зимой Генриху Георгиевичу нужно было отбыть туда по служебным делам. Уладив школьные дела дочери-десятиклассницы, он взял её с собой. Их приезд чудным образом совпал с Saint Charlemagne – школьным праздником, отмечающимся во Франции ежегодно 28 января. Аня уже вполне прилично владела французским языком, лично знала нескольких местных мальчиков и девочек, поэтому легко вписалась в парижский «детский сабантуй».
- Сa pour une surprise! – поприветствовал иностранку в коротком синем платье её недавний знакомый с длинными светлыми волосами по имени Жан.
- И для меня видеть вас тоже большой приятный сюрприз! – по-французски ответила Аня, переводя взгляд на высокого крепкого телосложения парня явно из старшего класса.
Жан был вынужден представить своего двоюродного брата Жюльена. С той минуты «невинная» жизнь Ани стала трещать по швам. Не то, чтобы у них сразу произошло «это», нет! Ланклова не была бы сама собой, если б могла так вот запросто отдаться первому встречному, хоть и симпатичному мальчику! Темноволосый юноша в дорогом костюме, обутый в кожаные стильные туфли, казался ей безупречным претендентом на звание, как минимум, друга и вызывал удивительное  родственное доверие. В тот вечер, после неутомительных школьных развлечений, Жюльен провожал её домой, и она, во время прощания, первый раз в жизни подставила свои губки навстречу предсказуемому неумелому поцелую. Как оказалось, кавалер уже имел опыт общения в таких случаях. Во время недетского поцелуя его правая рука смело коснулась чуть недоспелой mame lle (женской груди), после ловко скользнула ниже и ниже почти до самого «заветного» места. Аня встрепенулась, отстраняя от себя самоуверенного донжуана. В тот миг она точно исполняла советы матери. Аня стала шептать Жюльену о своей невинности, о том, что их отношения есть ничто иное, как рassade (мимолётное увлечение), что надо немного подождать и ещё что-то в этом роде. К её удивлению и некоторому разочарованию парень стушевался. Он даже извинился перед ней. Что ж, девочка не ошиблась: юноша был прилично воспитан, и в нём текла кровь истинно благородного человека. Влюблённые встречались ещё пару раз, ходили в разные культурные заведения, целовались, обещали друг другу хранить верность и любовь. Когда по приезду домой Анна рассказала свою историю маме,  та понимающе улыбнулась.
- Что ж, дочь, - сказала она тогда. – Я лично знакома с семьёй твоего Жюльена. Их старинный французский род кровными узами тесно связан с величественными Омонами, среди которых были и кардиналы, и маршалы Франции. Поздравляю, родная, и заявляю: теперь я за тебя спокойна. Теперь можно подробней рассказать о твоей далёкой родственнице Нинон де Ланкло. Что-то мне подсказывает, что именно тебе выпала большая честь воспроизвести в современном мире её красивые дела…
«Ах, мама! – пишет далее в своём дневнике Анна. - Как ты могла быть спокойной, когда, после услышанных речей, твоей дочери предстояло ne pas dormir de touti la nuit (не спать всю ночь напролёт)! Как можно было не заметить очевидного  преобразования – твоя вчерашняя послушная ученица оттесняет в сторонку теорию, чтоб очень скоро приступить  к практическим занятиям? Мне не спится, мама, потому что я вся дрожу от предчувствия новой жизни, где, уверена, мне уготована сладкая участь «жрицы» любви»…
Как осуществить свои вольные желания в стране строгой морали и культа семьи, она толком не знала? В её головке зрели идеи, идущие вразрез с идеалами прогрессивного социализма. В обществе, думала она, где молодежь делала одно, а мечтало совсем о другом, не всё в порядке и в нём присутствовало свободное место для её «морали»! В развитом социализме уже присутствовал первый признак порчи общественных нравов – исчезновение правды, как таковой во многих её проявлениях! Аня не описывала  порывы любвиобильного сердца, она держала их втайне и не доверяла их даже своему дневнику. Но то, как она поведёт себя позже, даёт основание полагать, что в тот миг знаменитый  род Ланкло воскрес в почти созревшем тельце строптивой комсомолки.
С несоветским, «буржуйским» кокетством она с «золотой» медалью закончила десять классов и поступила в престижный институт. В свободное от учёбы время Анна «на дому» упражнялась в искусстве соблазнения мужчин. Перед зеркалом ей приходилось по многу раз повторять ту или иную мимику, оттачивать мастерство по качеству исполнения женственных жестов, различных движений, сидений, стояний, ходьбы. Она прекрасно понимала: кроме безупречной внешности и грации, ей необходимо иметь выдающуюся память, владеть несколькими языками, обладать непогрешимым вкусом в вопросах моды, понимать различные течения в искусстве, уметь распознавать людей с первого взгляда, заниматься гимнастикой, быть хозяйкой в конце концов… Стоит ли удивляться: в высшем учебном заведении мужской педагогический коллектив вдогонку юношам-сверстникам неровно дышал в сторону «Монро». Однокурсницы откровенно завидовали ей, некоторые старались быть похожими на неё, но куда там! На фоне классической русской целомудренной девушки, Ланклова выглядела, как merle blanc («белая ворона») в хорошем смысле этого слова. Во-первых, у неё был безупречный внешний вид, в смысле красивого белого личика и точёной фигуры. Во-вторых, одевалась она несколько иначе, чем остальные сверстницы, со вкусом и очень непозволительным стилем. Чуть ли не каждый день она меняла наряды: комбинезон из ткани, имитирующую змеиную шкуру, сбрасывала и надевала только входящую в моду сетчатую полупрозрачную юбку, с плотно облегающими бриджами смело расставалась ради расклешённого, застёгнутого не на все нижние пуговицы сарафана… Но главное - девушка ненавязчиво и внешне целомудренно искусно кокетничала и с мальчиками, и мужчинами - с вызывающим акцентом на их возраст и социальный статус. Одним словом, до очередной поездки в Париж Анна приобрела весьма приличный для своего возраста амурный опыт. Конечно, интим туда не входил. Доступная sainte nitouche (недотрога), как сама себя она называла, позволяла жаждущим любви «избранным жертвам» себя обнимать и по-детски целовать – всё! Боле ничего! Она хранила верность своему потомку Омонов – и радовалась этому. «Скоро я поеду в Париж и отдам Жульену себя, - сделала такую запись Ланклова-младшая. «Ваша! - скажу ему я по примеру неопытной в любви тургеневской Аси Гагиной.  »Но замуж – не хочу, рано ещё! И вообще – не к лицу мне, духовной и телесной наследнице Нинон, вязать себя узами семьи. Права моя милая Ланкло, неоднократно  подчёркивая: «Брак и любовь – дым и пламя!» Она горела, и я хочу гореть! Хочу и буду!»
Далее в её дневнике имелись две чистые не исписанные страницы, а на третьей – не длинная заметка по поводу её очередного пребывания в Париже. Привожу эту запись целиком:
«Больше года мы не виделись: как это здорово! Я приехала в Париж летом. Жюльен заметно повзрослел, возмужал, осмелел. 
– Нам надо встретиться в узком кругу, - прошептала ему я во время встречи в людном местном парке.
– Согласен, - поспешно ответил он. – Приходи сегодня вечером к нам домой: родители давно хотят познакомиться с тобой.
– Дурак, нам нужна встреча только вдвоём и… «sous Le sceau du secret!» (под величайшим секретом!) – рубанула с плеча я, позабыв о девичьей гордости.
Парень густо покраснел, но быстро взял себя в руки. Он преданно посмотрел в мои глаза, на миг задумался, и смело предложил рандеву у них на даче.
В тот же вечер на такси мы отправились на окраину города. В небольшом, но уютном двухэтажном особнячке нас встретили удивлённые лица нескольких работников из прислуги дома. Проходя по винтообразной лестнице на второй этаж, Жюльен пообещал, что все они скоро уйдут. В комнате, куда мы вошли, была вся необходимая для отдыха обстановка. Не было только еды, выпивки и десерта. Но, что мы сюда есть пришли? Или пить? И действительно: зачем мы здесь? Знает ли он: кто на самом деле находится с ним наедине? Вряд ли. Между тем атмосфера нашего пребывания здесь попахивала пошлой случкой двух особей противоположного пола. Боже! Что я делаю? Разве так нужно начинать взрослую жизнь будущей жрицы любви? Ниной де Ланкло засмеяла бы меня до неприличной икоты! Нахлынувшие хмурые мысли заставили моё тело испуганно вжаться в кресло, поджать под себя ноги, обхватить их и сдвинуть вместе обеими руками. Видимо Жюльену передались мои тревожные чувства, потому что, думаю, он больше меня боялся того, чего с нами ещё никогда не было. Парень поступил, как мужчина, как подобает джентльмену – он подошёл, ласково, по-отечески погладил меня по голове и вышел из комнаты. Через несколько минут Жюльен принёс целую дюжину мороженого, и мы, как ни в чём не бывало, предались десертному развлечению. Всё! Вскоре мы уехали по своим домам. Вот так вот прошла моя первая «случка» с мальчиком, очень похожим на мужчину! Почему так случилось, спросите Вы? Думаю, потому что во мне возыграла кровь куртизанки Ланкло – раз, хотелось, чтоб Жюльен знал и понимал: с кем он имеет дело – два, не было изюминки в отношениях – три! Не было такой изюминки, чтоб у меня напрочь отсутствовали любые сомнения по поводу моего желания отдаться ему! Что ж, подожду. Время ещё немного есть, лет пятьдесят…»
Я на время закрыл дневник и предался думам. Ничего себе девица! В таком возрасте иметь взрослые мысли и способность следовать разуму – круто! Не удивительно, что она успешно разбивала сердца не только комсомольским и партийный работникам большой страны, но и знатным аристократам-европейцам. Об этом пойдёт речь дальше: то скороговоркой, то с некоторыми подробными описаниями Анна поделилась своими любовными успехами с авторучкой и чистыми листами:
«В родном институте мне предстояло отлично учиться и блистательно играть роль двуликой красавицы, которой можно было бы восторженно восхищаться:
«Как могут в существе одном торжествовать
Минервы строгий ум и прелести Венеры».
  Анна процитировала последние строчки из посвящения аббата Шатонефа, адресованные её знаменитой родственнице. Можно сделать вывод, что Жанна Венедиктовна прилежно ставила в пример дочери похождения Ланкло.
Далее девушка писала о том, что недавно познакомилась с одним молодым человеком  -комсомольским вожаком областного масштаба. Юрий был немного внешне похож на Жюльена – статным, широкоплечим, элегантным, темноволосым, с голубыми глазами и слегка припухшими губами юношей. Он так романтично ухаживал за ней, что Анна неожиданно испугалась. Однажды, после ужина в кафе они прогуливались по парку и остановились возле пруда с белыми лебедями. Казалось, ничего такого не было в его восхищении тем, что пернатые плавали не стаей, а парами. Он крепко взял девушку за руки и с жаром сказал: «Нам бы так!» И – всё! Ланклова выпорхнула из его ладоней и удрала домой. Несколько дней она мучилась в раздумьях и сомненьях. «Боже, неужели я влюбилась? Не может быть? А как же Жюльен и наши клятвы?» На помощь пришли всё те же бесценные записи Ланкло. В числе прочих бросились в глаза две: «Она жила для любви, но не любовью», «Любовь сильна лишь благодаря нашей слабости». «Ты, как всегда права, моя бесценная подруга - не со свойственной ей фамильярностью обратилась она к фотографии Нинон - с этим баловством по прозвищу «любовь», надо кончать и, наконец, взяться за настоящее чувство – безумную рассудительность!» С такими мыслями и новыми желаниями хозяйка дневника вторглась в рутинную одноразовую жизнь. Нужно ли говорить, что с Юрием она больше не встречалась, за что ей были благодарны иные многочисленные воздыхатели?
Серьёзным и показательным уроком оказалось её увлечение другим мужчиной. Вернее - то обстоятельство, что она позволила ему увлечься собой. Фёдор Фёдорович был руководителем крупного предприятия, женатым человеком и, конечно, коммунистом безупречной репутации. В то время Анна проходила первоначальную практику на базе его «вотчины». По заданию наставника ей надо было взять импровизированное интервью у первого руководителя, что и было успешно сделано. Но более успешно было сделано другое – босс в неё без памяти влюбился. Уже на следующий день он прислал к институту служебный автомобиль, водитель которого заверил: шеф просил её прибыть к нему. Она согласилась, но они поехали не в сторону предприятия, а прямиком на загородную дачу. Анна не стала в деталях описывать, что там произошло, а ограничилась такой записью:
- Что это значит, Фёдор Фёдорович! – выходя из «Волги», возмутилась я. – Надеюсь, это не похищение в стиле «Кавказской пленницы?»
«Крепкий мужчина лет сорока пяти с небольшой проседью в зарослях чуба и с большими чуть оттопыренными ушами, нахмурился, казалось, даже испугался. Он стал нелепо оправдываться, мол, просто хотел в непринуждённой обстановке, в беседке, увитой виноградником, обсудить мои институтские дела на предмет дальнейшей самостоятельной работы под его началом. (Хорошо, что «под его началом», а не его…)
- Вы предлагаете мне достойную работу, чтоб faire la carriere?
       К удивлению он ответил мне так же по-французски, чем произвёл на меня положительное впечатление. С таким покладистым коллегой карьера моя, как журналиста, будет обеспечена - ура! Одним словом, в тот день мы подружились, пообедали вместе, поболтали о том о сём, после чего его водитель отвёз меня домой. С тех пор дядя Федя неоднократно пытался вновь встретиться со мной наедине и предпринимал попытки одаривать разными подарками – дорогими духами, кольцами, золотыми цепочками, брошками и т.п. Но я, помня и чтя заветы своей родственницы – от мужчин брать только цветы! – категорически дары не принимала! Только розы! Только белые розы! Но события продолжили своё развитие совсем не по моему понятию. Однажды меня вызвал к себе в кабинет декан факультета и сообщил, что принято решение командировать меня на неделю в Крым. Так вот в купе пассажирского поезда я ехала вдвоём с …Фёдором Фёдоровичем. Оказывается, наша поездка была организована им. Я так разозлилась, что хотела тут же сорвать стоп-кран и бежать куда подальше. Но опытный мужчина смог успокоить меня, заверив, что никаких посягательств на меня он предпринимать не будет, пока я сама не захочу от него ласки. Бедный! Откуда ему было знать про род Ланкло и мою прямую принадлежность к нему? Короче, мы поселились в гостинице в разных номерах с видом на море. Целыми днями он водил-возил меня по разным аттракционам, экскурсиям, морским прогулкам, кафе и ресторанам, а ближе к ночи у моей двери в полулюкс - застывал и ждал заслуженной благодарности. Я гладила его шелковистые волосы на голове, ласково пощипывала мочки «смешных» ушей, целовала в щёчку и, махнув ручкой, исчезала за крепко закрытой на замок дверью. Так прошли все пять дней. Пора было возвращаться домой. Снова мы ехали в одном, выкупленном на двоих, купе, снова я вынуждена «укрощать» нормальные притязания солидного кавалера к моему молодому телу.
- Ты категорически отвергаешь меня как мужчину? – спросил визави, раскладывая на столике пищу для лёгкого ужина. – У меня нет никаких шансов?
- Фёдор, ведь у тебя есть жена и дети – что будет с ними? – вопросом на вопрос отозвалась я, обращаясь к нему на «ты» и по имени, как позавчера велел он.
Несостоявшийся любовник стал что-то говорить о разводе, о своей любви ко мне, о возможной женитьбе и всё такое в этом роде. Мне ничего не оставалось делать, как только пообещать - на днях подумать над его предложением. Нужно было выиграть время, и оно было выиграно – ночью в купе он ко мне не приставал. А я, отвернувшись к стенке, не спала – думала: доиграешься ты, девочка! Рано или поздно попадёшься в сети более настырного и коварного любовника! С такой глупой смелостью и лихой дерзостью, не сбережёшь свою девичью честь, пропадёшь в плотских объятиях слюнявого ловеласа! Всё! Нужно срочно бежать! Бежать не вперёд, а назад – к первому чувству, к первому прикосновению, к первому поцелую. Бежать в Париж, в замок Фонтенбло, в Булонский лес – к чёрту, к дьяволу, только подальше от милейшего Фёдора! Да, правильно недавно мной была сделана запись: «Новое – почти всегда хуже, чем первое». От этой мысли я невольно несколько раз прыснула от смеха. Мой спутник подумал, что его несговорчивая дева плачет.
- Не надо так расстраиваться, Аннушка, - как можно бодрее прошептал он. – Всё образуется, всё как-то перемелется…
«Конечно, образуется, - еле сдерживая смех, подумала я, в уме повторяя мудрые слова Наполеона: «В любви единственная победа – это бегство». Правда, тогда мне показалось, что правильнее было бы сказать несколько иначе: В любви единственная победа – это вовремя смыться! Что ж, толковыми советами с собственными поправками необходимо умело пользоваться…
На вокзале мы прощались. Мне нужно было сказать ему хорошие слова в утешение, такие, что б он не обиделся и понял – нашей сказочке конец! На перроне Фёдор Фёдорович, которого я с недавнего времени стала называть Ушаковым, за его смешные уши и полное соответствие имени отчеству, заметно нервничал, видимо, боялся, что б кто-либо из его знакомых нас не заметил.
- Прощай, мой «адмирал!» - кажется, с этой фразы началась моя короткая прощальная миссия. – Мне было весело и спокойно с тобой, было радостно и грустно. С тобой я узнала, каким должен быть настоящий мужчина – donner sans compter (быть щедрым!) Прости, но разбивать твою семью, непозволительно не под каким предлогом! Не считай мой уход – смертоносной торпедой! Твой знаменитый тёзка никогда не знал поражения и плена – бери с него пример! Ты победил уже потому, что был рядом со мной… Прощай! Je ne dirai rien advantage. (Я больше ничего не скажу).
Нужно признать: реакция Фёдора превзошла все мои ожидания. Он взял меня за руку, низко поклонился и поцеловал её. Трогательная картина должна была разорвать моё глупое сердце, но оно ровно отбивало последние секунды нашего общения».
Дома Анну ждало большое разочарование. Оказывается, отец не мог поехать с ней Париж потому, что в их семейном графике намечались определённые дни, предназначенные для приёма гостей. В высших парижских кругах такие мероприятия называются jour-fixe - «журфиксами». Ланкловы не чурались традиций вдали от исторической родины: где-то раз-два раза в год они принимали у себя в пятикомнатной квартире beau monde (высший свет) общества, включая зарубежных друзей. Девушка не любила такие «посиделки», где велись споры на политические, религиозные, экономические, социальные темы. Зато сама с удовольствием принимала участие в обязательных культурно-развлекательных программах. Она беззастенчиво покоряла сердца присутствующих гостей виртуозной игрой на лютне и пианино, умиляла своим завораживающим пением, зажигательными танцами, умением выразительно читать стихи, в том числе собственного сочинения. На этот раз ей срочно нужно было уезжать из города: не дай Бог «Ушаков» захочет возобновить встречи! И она, с позволения родителей, поехала в студенческий стройотряд, который уже работал на стройках и полях необъятной Родины. Её однокурсники получили распределение на Украину, куда и отправилась моя героиня. В помещении, напоминающем общежитие, её приняли с удивлением и удовольствием: надо же, сама «Монро» сошла на землю! А она и не собиралась задаваться: работала в поле по сбору помидоров  не хуже других, ела вместе со всеми из одного котла, вечерами у костра подпевала известные студенческие песни, спала на скрипучей кровати, на несвежих простынях. Всё было, как и у всех, вот только… во время дискотеки её, танцующую быстрый танец, увидел молодой агроном колхоза. Этого ещё не хватало! Ни к чему ей были новые «печки-лавочки»! Но парень оказался настырным: он забрасывал Анну цветами, любовными записочками, почти постоянно присутствовал там, где была она. Девушка вынуждена была прибегнуть к обману. Она с лёгкостью убедила самого сильного и смелого парня из однокурсников «временно» побыть её кавалером. Но и это не помогло: вскоре два соперника подрались. Тогда Ланклова решила использовать иной способ избавиться от назойливого воздыхателя. Во время очередного приставания к ней, она призналась, что беременна от своего парня. Агроном отстал и, кажется, вообще перевёлся в другой колхоз. С тех пор Анна вечерами в одиночестве частенько стала прогуливаться по полупустынным улицам большого села. Она ходила и грезила о предстоящей поездке в Париж. Что предпримет Жюльен для их романтических интимных встреч? Как поведёт себя на этот раз? Опять будет угощать мороженым или более взрослым «десертом»?
В один из пасмурных дней их стройотряду дали выходной, и Анна с утра ушла гулять по знакомой улице. На своём пути она случайно встретила босоногого мальчика лет шести-семи. Он казался таким диким и печальным, что девушка, опустившись перед ним на корточки, предложила ему погрустить вместе. Недоверчивый мальчуган насупился, но обаятельная «тётя» уговорила его познакомиться с ней. Ланклова пишет, что после они не раз встречались, даже подружились, и ей с ним было невероятно интересно и весело. «Этот пацанёнок вдохнул в меня неведомую доселе материнскую нежность! Мне с новой силой захотелось ласки, понимания, любви. Как так случилось – не понимаю, но спасибо ему за это…»
Последняя строчка была жирно подчёркнута, причём, совсем недавно. Для чего? Для кого? Не понятно…
Далее в дневнике речь шла о том, что вскоре Анна получила телеграмму от матери – путь в Париж был открыт. В самолёте Генрих Георгиевич впервые заинтересовался личной жизнью дочери. Девушка и не собиралась отпираться:  «Да, я люблю юношу из очень порядочной столичной семьи, можно?» – с ехидцей спросила она. В ответ отец согласно кивнул головой, как будто речь шла о дилемме: есть пирожное или нет. Чуть позже он всё же сказал: «Имей в виду, нам через три дня нужно вернуться домой. Постарайся уладить все свои дела, желательно так, чтоб ни мне, ни твоей маме, ни тебе не было стыдно за свои поступки». «Ай да папа! – восхищалась я. - Кажется, он знал обо всех моих плотских планах, но не побоялся пойти на поводу – браво! Это так достойно семейства Ланкловых!
Этим же вечером в парке мы встретились с Жюльеном: в руках он держал большой букет белых роз».
Влюблённая парочка до темноты гуляла в близлежащих окрестностях, без устали болтала о своих чувствах, целовалась и после снова целовалась. На прощание парень заинтриговал девушку намёком на то, что завтра после обеда её будет ждать приятный сюрприз. Полночи и утром следующего дня Анна предавалась грёзам. Что же такого мог придумать Жюльен, чтоб покорить её сердце? Она перебирала разные варианты. Он может: подарить дорогие подарки, пригласить в шикарный ресторан, там подпоить ликёром, после чего увезти в дом лесника, нанять местных артистов для исполнения в её честь серенады и т.п.? Ни один из этих и подобных примеров не грел душу очарованной девушки. «Вот если бы…  Но это вряд ли».
Ланклова еле дождалась предвечернего часа, набросила на себя короткое синее robe collante (облегающее платье), обулась в такого же цвета лёгкие туфельки и выпорхнула в недалеко находящийся от их дома парк. Там её уже ждал «французский рыцарь» с бессменным букетом белых роз. Они некоторое время с интересом рассматривали внешний вид друг друга. Слияние синего цвета с белым ( он был одет в белый костюм и обут в светлую обувь) вызывали у девушки самые радужные ассоциации – от земных цветочных красок до возвышенно-небесных, заоблачных. Ей казалось, он видел те же самые цвета и был счастлив таким сочетаниям. 
- Разве мы идём не в поход? – с показной грустью спросила девушка, намекая на то, что их одежды предназначались для совсем иных развлечений.
- Именно в поход, любимая. Мы идём в поход за своим счастьем.
Сердце будущей «жрицы любви» сжалось от предчувствия этого самого счастья. Было совершенно очевидно, что перед ней стоял совсем не тот испуганный возможным сексом мальчик, бормоча свои извинения за неспособность взять то, что само шло в его неумелые руки. Неопытный взгляд целомудренной девы видел перемены, произошедшие с ним за каких-то полтора года. Эти перемены казались существенными и положительными. Жюльен, соответствуя  лестным предположениям, повёл Анну к ожидающему их такси. Усевшись вместе на заднее сидение, он дал команду: «Вперёд!» и они помчались по широким дорогам Парижа. Как только автомобиль выехал за черту города, девушка вопросительно заглянула в горящие глаза юноши и вдруг поняла: они едут к замку Фонтенбло. Сомнений не было: он знал, кем была его возлюбленная! Задавать глупые вопросы на эту тему она не собиралась, зато восторженно приготовилась к дальнейшим сюрпризам. Когда невдалеке показались высокие деревья лесного массива, Анна крепко обняла Жюльена и нежно поцеловала в гладко выбритую щеку, мол, смотри, милый, я обо всём догадалась! От волнительного удовольствия он раскраснелся, на мгновение зажмурил глаза и, кажется, замурлыкал. Тем временем такси остановилось невдалеке от большого пруда, со стороны которого по широкой аллее можно было пройти к главному фасаду замка.
Для начала они, с разрешения администрации дворца-музея, самостоятельно, без сопровождения экскурсовода, вошли вовнутрь основного здания. Бесшумно прохаживаясь вдоль высоких расписных стен, мимо многочисленных каминов, картин и скульптур, они остановились в центре галереи Франциска I – основателя замка. Жюльен хотел что-то сказать Анне, но та прикрыла его губы рукой.
- Я не раз была здесь, милый. Мне всегда нравилось и сейчас нравится ходить по местам, где ступала ножка моей легендарной родственницы. Но, смотри: сегодня это помещение переливается золотом!  Клянусь, это для нас хороший знак!
Анна лукавила. Кому, как ни ей было знать, что данная галерея славилась на весь мир способностью переливаться золотым отливом на фоне проникновения туда большого количества дневного света. Но Жюльен «проглотил» эту «пустышку» или сделал вид, что проглотил.
- Да, ты права, любимая, - согласился он. – Кажется, благосклонный дух Франциска  благословляет нас! Но, пойдём дальше: нас ждут новые приятные волнения!
Девушка поняла, что парень не просто так привёл её в «Пристанище веков» и морально была готова к «чудесам». Они быстренько посетили Красный салон, где в 1814 году Наполеон подписывал своё отречение от престола. Далее юноша бегло показал личную библиотеку императора и его светлую спальную комнату. «Нам бы такую спаленку!» - про себя помечтала Анна, считывая с раскрасневшегося от похожего чувства лица Жюльена подобное желание. Не мешкая, через Двор Белой Лошади по лестнице, выполненной в виде подковы, он не торопливо вывел спутницу во двор. Откуда через Золотые ворота провёл в сад Большой Партер с бассейном, в середине которого красовалась скульптура Орла во время ловли добычи. Некоторое время они, молча, стояли друг перед другом в какой-то тайной растерянности. Пауза явно затягивалась, поэтому Жюльен решил сменить формат прогулки. Он предложил отужинать в небольшом охотничьем домике, который располагался неподалёку от источника «Бло» (кстати сказать, «Фонтен» по-французски означает «источник», отсюда и название самого замка).
- Но перед тем, как пойти туда, - загадочно произнёс юноша, - мы посетим дивный Сад Дианы, где твоя французская пра-пра-пра бабушка встретилась с русским генералом во времена краха Наполеона. Мне известно, что с тех пор одна ветвь Ланкло «привилась» в России и получила фамилию Ланкловы. Под сенью высоких деревьев нам нужно основательно освоиться потому, что этой ночью мне и тебе предстоит совершить прогулку…
Жюльен запнулся. Видимо он проболтался насчёт самого важного мероприятия. Но девушка обо всём догадалась, о чём после довольно подробно описала. Короче говоря, в тех краях, с давних времён, существовала легенда. Она гласила: на территории Фонтенбло находились три сада: Английский, Большой Партер и Сад Дианы. По этим реально существующим угодьям, между двенадцатью и двумя часами ночи, любит прогуливаться Призрак Красного человека. Встретившимся на его пути людям  он абсолютно точно предсказывает судьбу. Но в этой истории есть один серьёзный нюанс: Красный человек встречается только с особами королевской крови. Простым людям видеть его не дано. «Неужели Жюльен таким способом решил проверить мою родословную?» - после короткой прогулки по Саду, несколько раз задавала себе один и тот же вопрос Анна. Даже по прибытию в охотничий домик, возмущение не утихало. Спасли Жюльена от её «гнева» жареные карпы, недавно пойманные из местного пруда. Девушка без стеснения набросилась на любимое лакомство, чему юноша был очень рад. Кажется, он даже не заметил её недавнего беспокойства. Кавалер присоединился к трапезе, охотно поедая одну рыбку за другой. А время стремительно приближалось к полуночи. Молодая пара маленькими дозами пила «бордо», угощалась разными фруктами и сладостями, слушала магнитофонную запись упоительной музыки, которая исходила из знаменитого во всём мире «вюрлитцер органа». Всё было прекрасно, душевно, шикарно. Не было только притязаний Жюльена к телу жаждущей телесной любви Анны. «Сволочь! – с комсомольской ненавистью думала она. – Он возьмёт меня только после того, как с помощью нанятого им Призрака удостоверится, что я особа королевских кровей. Конечно, скорей всего настоящего Красного человека не существует, а «поддельный» - чёрт знает чего может напророчить! Так что, мне век в девках ходить? Или всё-таки придётся отдаться стареющему, но богатому Фёдору Фёдоровичу – histoire de rire? (смеха ради)». С такими противоречивыми мыслями Ланклова слушала органную музыку и искоса наблюдала за внешне спокойным, казалось бы, даже скучающим Жульеном. Размышляя над данной ситуацией, она убеждалась: потомок Омонов, устроив весь этот «спектакль» с посещением Фонтенбло, обязательно должен был организовать и сцену с «Призраком» замка. Надо отдать ему должное, если это будет действительно так. «Должное, я ему отдам! - пишет Анна. – За заслуги перед нашими великими предками! Потому что: «ноблэс оближ» – «положение обязывает!»
Ровно в двенадцать ночи Жюльен с фонариком в руке пригласил девушку прогуляться по Саду.
- Влюблённым парам никак нельзя жить без прогулок под луной! – опрометчиво произнёс он.
В ответ Анна сдержанно согласилась, но с усмешкой заметила: фонарик в этом деле будет третьим лишним. Парень в очередной раз сконфузился и подчинился. Бедный! Он даже не догадывался, что его тайный замысел разгадан. Ему было невдомёк: Ланклова наперёд знала, что произойдёт дальше – сюрприза не будет!
Взявшись за руки, они отправились в освещённый небесным светилом и бесчисленными светящимися гирляндами Сад несравненной Дианы. Когда ноги романтиков ступили на узкую аллею, ведущую прямо к изумительному фонтану (который по ночам молчал, но сейчас журчал по найму известного молодого интригана), Жюльен остановился и нежно обнял девушку:
- Тебе не страшно, милая? Говорят, в этих местах глубокой ночью обитают Призраки замка Фонтенбло.
Родственница Нинон, не раскрывая своей догадки, ответила в тему, используя иную легенду. В ней не затрагивались вопросы благородства крови и всего такого. Она теснее прижалась к нему и шепотом сказала:
- Надеюсь, ты защитишь меня от нападок Призрака маркиза Мональдески? Терпеть не могу, когда он пристаёт к молодым девушкам да ещё пытается прижаться к ним залитым кровью камзолом.
Потомок Омонов насторожился. Видимо, он не достаточно оценил её познания в таинственных вопросах замка Фонтенбло. Успокаивал тот факт, что названный «Призрак» - шут по ночам не шастал в округе, а днём не прятался от туристов. Он спокойно веселил экскурсантов своим некорректным видом - открыто и безобидно.
Вместо ответа на поставленный вопрос юноша вдруг поднял девушку на руки и понёс на шум падающей воды. Сад Дианы располагался на северной стороне дворца. Им нужно было пройти всего несколько метров, чтобы от Фонтанного двора попасть на территорию Сада. У фонтана они остановились, чтоб ещё раз полюбоваться красивым оформлением ярко освещённого комплекса. Посредине великолепного цветника на круглом постаменте возвышалась бронзовая статуя Дианы – богини охоты. Возле её ног смирно стояла косуля, а ниже – на квадратном фундаменте вмещались «писающие» собаки. Ещё чуть ниже - четыре оленьи головы, изо рта которых так же текла вода.
Вдруг  точно из-под земли, перед ними выросла высокая фигура человека в ярко- красном широком и длинном, до асфальта, плаще с капюшоном на голове. Лицо неизвестного было полностью закрыто красной маской. Такого же цвета были и перчатки, скрывающие довольно длинные, худые пальцы. Анна прекрасно разыграла сцену панического страха. Она судорожно обвила руками шею своего «носителя на руках», уткнулась носом в его пахнущую дорогим одеколоном щеку и умоляющим голосом зашептала:
- Спаси меня, любимый, спаси…
Странно, но ей показалось, что Жюльен и сам не ожидал подобной встречи. Некоторое время он растерянно держал свою пассию на руках и молчал. Молчал, хотя должен был что-то говорить или делать. Видимо, «Призраку» надоело ждать от нас адекватной реакции (дело в том, что встречи с ним часто ждут специально, поэтому не боятся этого), и он первый заговорил. Заговорил каким-то немыслимым свистяще-булькающим тембром, от которого может содрогнуться сознание любого простого человека, но… не лиц царского происхождения.
- Приветствую вас, господа! Рад, что вы проводите суаре не в Париже, а в древнем замке Фонтенбло! Надеюсь, мой визит к вам уже говорит о многом. Давненько мне не приходилось прогуливаться в компании благородных лиц! Но – делу! Вашу скорую и будущую связь одобряю и предрекаю счастливую жизнь! Девица, под стать блистательной Нинон, будет и в старости avoir une mine florissante (иметь цветущий вид). Подтверждаю: тебе, девочка, как и Ланкло, уготована участь - влиять на эволюцию нравов a la limite de deux siecles (на грани двух веков).
После таких лестных слов Анна соскочила с рук Жюльена. В её глазах уже отсутствовали тени страха, наоборот, в них горел огонь бесстрашной девы, даже шаловливой ведьмы.
- Если ты и есть тот самый Красный человек, - отчётливо и смело обратилась она к «Призраку», - ответь: что ты в своё время предрёк Генриху четвёртому?
«Человек в красном» громко и раскатисто засмеялся – так, что перестала изливаться вода из «писающих» собак.
- Смерть! Я предсказал ему смерть от рук убийцы! Я даже назвал его имя, но король не поверил мне, за что и поплатился.
Но, ни Анна, ни Жюльен не слышали последних его слов. Их взгляды были устремлены в сторону вдруг односторонне замолчавшего фонтана. Что это? Разгильдяйство обслуживающего персонала или… вмешательство тёмных сил?
- Ланкло будоражила нравы людей своими прекрасными поступками на рубеже семнадцатого-восемнадцатого веков,- как ни в чём не бывало, продолжил свою предыдущую мысль «предсказатель». - Ланкловой – так же придётся «воевать» с общественной моралью на стыке двадцатого и двадцать первого веков!
Теперь внимание молодой пары было вновь направлено в сторону Красного человека. На этот раз он стоял к ним спиной с отброшенным на плечи капюшоном. В глаза сразу бросились его белые, как снег, пушистые густые волосы. Кажется, маски на лице уже не было. Неужели он покажет своё истинное лицо?..
Но вместо ожидаемого поворота в их сторону «Призрак» поднял левую руку:
- Самое смешное в вашей истории то, что, когда, казалось бы, наступит её конец, начнётся её начало… Вот уж воистину: не передавивши пчёл, мёду не съесть!
После сказанного откровенного каламбура вновь зажурчали собаки. Пара на миг посмотрела в их сторону, а когда повернулась обратно – человека в красном плаще уже не было.

Анна заканчивает свой рассказ. Примечательно: о том, что они делали в охотничьем доме после встречи с «Призраком», она подробно описывать не захотела. Ограничилась только такой записью: «Свидание с Красным человеком закончилось, зато успешно продолжилось наше. Зайдя  в охотничий домик, Жюльен с порога взял меня на руки и положил на кровать. Я успела спросить: «Ты доволен результатом нашей прогулки?» и – всё! Раздевая и себя, и меня, он жарко целовал всё, что попадалось на пути к заветной цели. А попадалось много чего. «Совсем не так, как у Тургенева в «Асе» - с какой-то досадой подумала я и целиком отдалась бушующей страсти».
Далее в дневнике была тщательно затушевана запись в половину страницы. В конце девушка пишет, что после «первой небрачной ночи» они виделись ещё пару раз, но в людном месте. «Как настоящий мужчина, Жюльен предложил мне выйти за него замуж. «А как же accordailles?» (помолвка) – неудачно пошутила я, на что получила серьёзный ответ – мол, она уже позапрошлой ночью состоялась. Глупый! Омон плохо знает своенравный род Ланкло! Я пообещала подумать и только».
На следующий день они прощались.  Холодными губами Анна поцеловала своего первого мужчину и ни о чём не договорилась на будущее. По возвращению в страну Советов в её дневнике на целый лист появился рисунок в форме сердца и снизу надпись: «Зона вечной мерзлоты!»
Что заставило девушку написать такую странную фразу? Какие события повлияли на «холодное» решение? Предсказания «Красного человека» или смелый опыт первой телесной близости? Об этом Анна предпочла не писать. В её дневнике было ещё несколько записей о любовных похождениях – «так, от скуки и чтоб держать себя в тонусе». «Надо, обязательно надо играть «с огнём», - откровенничала она с дневником, - потому что девушка, не испытавшая искушений, не вправе хвастаться своим целомудрием». Видимо ей так понравилось делиться с бумагой своими мыслями, что на следующих пяти страницах она сделала записи о любви в современных советских условиях. Процитирую некоторые из них:
«Терпеть не могу, когда «прекрасной половиной человечества» величают всех женщин без исключения! Если это так, то следовало б всякий воздух, например, называть «ароматом» - исходи он из розария, французских духов, солдатских портянок или городской овощной свалки. Так можно восхищаться любой музыкой – будь она классической, эстрадной, дворовой,блатной или какой-нибудь иной. Наконец, любой продукт питания надо бы прозвать «яством» – лишь бы он был съедобен и не смертельно опасен. Что за чушь? «Прекрасная половина человечества» всегда состояла, состоит сейчас и будет состоять в будущем из единиц самых лучших особей женского пола! Ключевое слово в моём утверждении – «прекрасная!» Прекрасная – значит, красивее подавляющего большинства похожего на тебя, искуснее, умнее, мудрее, здоровее… И такую характеристику нужно давать не самой себе любимой, а чтоб «легион» самых лучших мужчин в мире сходил по тебе с ума и готов был на любые поступки ради одного твоего благосклонного взгляда в его сторону! Остальные женщины, не в обиду будет сказано, - просто обыкновенная половина всего человечества, состоящего из другой точно такой же половины, но иного пола. Что ж,  кажется, мне удаётся втесниться в minorite infime (ничтожное меньшинство) тех самых немногих «прекрасных»! Надеюсь, это только начало»…
«Подруга! Опустись до желания мужчины – подними юбку!»
«Мужчина, назвав женщину «своею», перестаёт ей принадлежать».
«Моя искусная родственница проповедовала: «Скромность везде и во всём! Без этого качества самая красивая женщина возбудит к себе презрение со стороны самого снисходительного мужчины». Я с ней полностью согласна! Чего-чего, а этого качества в нашем молодёжном обществе хватает с избытком! Но, Боже мой, какая «горючая смесь» беспокойно таится в моей девичьей груди – скромность советской комсомолки и распущенность французской куртизанки! Как я люблю быть скромной даже тогда, когда лежу в постели с мужчиной и на мне нет никакой одежды! Как это сводит с ума самодовольных сластолюбцев! Скромность, скромность и ещё раз скромность! Даже в бесстыдстве, распущенности, вседозволенности, стеснительности и превосходстве нужно проявлять скромность, тогда ты будешь истинно «прекрасной половиной человечества!» Чёрт возьми, я становлюсь всё больше и больше похожа на Неё! Вот так о Нинон писал аббат Шатонеф:
«… Она, чей нрав превозносили слухи,
Стыдливой девы и распутной шлюхи…»
Что напишут обо мне?»
«Легкомысленная девушка – та, с которой мужчине легко. Ха-ха!»
«Одобряю Сократа, который утверждал: «Поцелуи всесильны и так легко похищают наши сердца». Не знаю, как во времена его бытности, а в современных условиях следовало бы говорить и действовать так: Поцелуи всесильны и так легко похищают наши сердца только, если дальше самых крепких и глубоких поцелуев – дуля с маком!»
«Чем меньше женщину мы любим… Что за ерунду писал мой любимый Пушкин? Жаль, что он ещё не жил в то время, когда блистала Нинон и не присутствует сейчас подле моих ног! Видимо, тогда бы он писал так: «Чем меньше женщину мы любим, тем на фик мы им не нужны!»
«Засучивайте рукава, сучки!»
«Моя родственница утверждала: «Женщину нужно или любить или понимать». «Прости, милая, за вольность, но мне так хочется немножко видоизменить цитату: «Мужчина должен или понимать, за что он любит именно эту женщину, или любить её, не понимая – за что?» В первом случае – это «брак», во втором – тоже брак, но в прямом смысле этого слова».
«Красота спасёт мир?» Ха! Красота всегда, во все времена разрушала его! Потому, что настоящей красоты в жизни мало, и на всех нормальных людей её не хватает. Красоту – спасёт мир! Это – другое дело. Но это вряд ли… Мир на Земле как-то странно устроен, что без войны – жить никак не может»…
«Не жадничай: давай! И тебе воздастся!»
«Написала письмо Жюльену и пожаловалась, что нечаянно разбила вазу с засушенной белой розой, которую он мне когда-то подарил. – Что – ваза! – отвечает мне любимый. – Ты разбила мне сердце…»
«Легко быть недоступной в недоступном месте. Легко, но не оригинально и скучно. Сложнее и чудесней быть доступной в недоступном деле – такая я! Но моя доступность, точнее – доступность ко мне – недопустима с точки зрения общественной морали и допустима с иной точки зрения, с которой смотрят на меня «создатели» этой самой морали».
«Новая встреча! Бедный Жюльен! Недавно, во время проведения очередных семейных «журфиксов»» мне был представлен довольно молодой руководитель отдела Центрального аппарата. Павел Петрович незамедлительно влюбился в меня, как говорится, с первой попытки. Что ж, такие люди пригодятся в моём нелёгком ремесле! Тем более он довольно приятный мужчина, обходительный и, кажется, недурно воспитан. Так ему и надо! За обеденным столом нужно было есть предложенные блюда, а не пялиться на меня, не ava ler des yeux (пожирать глазами) мои сочные «ягодки!» 
  «Паша очень сильно рискует, но мне это нравится! Он очень настойчив, а я – комсомолка! Помучаю его ещё некоторое время, а после, может быть, превращусь в куртизанку».
«У меня стали появляться ученицы! Браво, Ланклова! Втайне от окружающих я понемногу обучаю их искусству любви. Ах, как они неуклюжи и смешны! Но, лиха беда – начало! Я сделаю из этих закрепощённых жеманниц-девиц прелестных, свободных от предрассудков дам! И никакой любви, чёрт возьми! В «колыбели» этого самого прекрасного чувства – в Париже часто используется слово: «affection». Не зря оно имеет две трактовки – привязанность, любовь и болезнь, недуг? Куртизанки, гейши, гетеры, ведьмы и им подобные девицы прекрасно знали о прямой зависимости одного значения от другого. Поэтому ставку в отношениях женщин с мужчинами нужно делать исключительно на… личное благополучие первых. В «Письмах Нинон де Ланкло маркизу де Севинье» есть такое откровение: «Верьте, что мы любим Вас совсем не ради Вас самих. И если быть искренним, то в любви мы ищем только собственное благополучие». Девочки! Я научу вас следовать этому правилу! Но вы никогда не превзойдёте в этом и многом другом свою наставницу. Уж я постараюсь!»
«Секс – самое исключительное занятие (читай – поражение!) для искусной девушки по нескольким причинам. Первое: он сглаживает необходимые для любви различия между мужчиной и женщиной. Второе: в едином порыве и сладострастии, какие бы высокие чувства до этого не испытывали люди, секс – заурядное, рефлекторное «одноразовое» занятие, которое не способно разделять шелуху от плевел. И, наконец, третье: секс безжалостно уравнивает нас с животными…»

Всё. На этом интересные записи в дневнике прерываются. Несколькими строками она обозначила дальнейшие отношения с Павлом, сделала короткие записи о своих незначительных флиртах с новыми поклонниками, которые, с её слов, были moitie farine et moitie son «ни рыба ни мясо». Появились ещё номера телефонов, какие-то адреса и в самом конце тетради крупным шрифтом красовалась ранее написанная фраза:
«Region de la congelation perpetuelle!»
«Ничего себе - «Зона вечной мерзлоты!» Мне б попасть под зону обитания такой «льдинки!» - кажется, вслух вскликнул я потому, что дверь тут же открылась и в комнату вошла Нина.
- С вами всё в порядке? – с какой-то скрытой усмешкой спросила она, посмотрев в сторону закрытого дневника Ланкловой. – Кажется, чтение «тайной рукописи» успешно завершено? Или я ошибаюсь?
Так быстро переключиться с одной темы на другую было очень трудно. Мне казалось, что появление этой женщины рядом со мной – продолжение записей девушки из прошлого. Я смотрел на Нину туманными глазами и никак не реагировал на её вопросы. Всё моё сознание было устремлено к одному - побыть ещё некоторое время в одиночестве. Хотелось осознать, почувствовать, понять суть того, что было мной прочитано. Седьмое чувство подсказывало: где-то рядом находилась разгадка затеянной кем-то всей этой тягучей экзекуции. Но у вошедшей дамочки, видимо, были свои установки.
- Прошу следовать за мной! – коротко приказала она. – За окном уже давно вечер. Нас ждут гости в другом зале.
Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Так случилось, что я, незаметно для моей сопровождающей и неожиданно для себя, прихватил с собой дневник Анны и сунул его под рубаху. Чтоб отвлечься от дурного поступка и снова войти в тему, по дороге к указанному месту с моих губ слетел очередной дурацкий вопрос:
- Любезная, объясните хотя бы: почему был отменён обещанный мне фильм? Помнится, вы просили не задавать никаких вопросов после его просмотра, но так как фильма не было, стало быть…
- Ценю ваше исключительное внимание к моим словам, но и только. Прошу: ещё немного терпения и на все поставленные вопросы будут даны исчерпывающие ответы.
Нина вдруг остановилась, внимательно посмотрела на меня и серьёзно спросила:
- Впрочем, завеса тайны может пасть немедленно, если вы ответите: вас лично ничего не смутило в какой-либо из прочитанной истории?  Ничего не напомнило?
Увы и ах! Я вынужден был ответить отрицательно, после чего Нина, с сожалением, заявила:
- Тогда идите за мной и молчите – раз такой тупой!
Убила. Она убила меня напрочь!..
Как вскоре оказалось моё «убийство» только начиналось. Это стало очевидно, когда мы поднялись на второй этаж хозяйского дома и вошли в просторный, залитый дневным светом зал округлой формы. По всему периметру стояли в одинаковых платьях, как на подбор, высокого роста элегантные дамы совершенно неопределённого возраста. В дальней от меня стороне я заметил нечто вроде импровизированной сцены, на которой находился компактный офисный стол. За ним вольготно восседали двое мужчин. Не может быть! Так не хотелось верить в то, что право посетить этот закрытый для сильного пола райский уголок было не только у меня! Подойдя ближе, ахнул: на меня с серьёзным выражением лица смотрел мой благодетель Михал Михалыч и…Бурбон. С последним я был не знаком, но узнал его по кучерявому парику на голове и плотоядному взгляду, который тот с трудом оторвал от двигающихся взад и вперёд статных барышень. Вот это номер! Кого я никак не ожидал здесь увидеть, так это их! Михалыч так же узнал меня и, кажется, совсем не удивился моему появлению. Кивком руки он дружески пригласил присоединиться к ним. Я посмотрел на Нину: мол, мне идти к ним? Женщина странно пожала плечами и отошла в сторону. «Чёрт бы побрал все эти тайны! – послышался мой внутренний голос. Сейчас вот всё брошу и уйду отсюда к его матери!» Но когда почувствовал, как к животу прилипает дневник Анны, уверенно шагнул к столу. Надо испить свою чашу до дна. Испить и ещё раз-второй налить…
Как только я пожал руку мэру и лично познакомился с Бурбоном, в центр зала вышла ране незнакомая мне женщина в белом платье и такого же цвета низких туфельках. Она заговорила без микрофона и надрыва голосовых связок, но уникальная акустика помещения «разлила» её ангельский голосок до каждого находящегося здесь – ясно, отчётливо, понятно.
- Меня зовут Татьяной, и я от имени хозяйки усадьбы и всех присутствующих в этом зале дам приветствую наших гостей – мужчин, которым, в виде крайнего исключения, позволено ступить в наши владения. Не скрою: это было бы совершенно невозможно, если б ни одно обстоятельство – Анна Генриховна Ланклова завтра навсегда покидает эти места.
Ведущая «шоу» сделала паузу, вероятно специально для того, что б я осознал своё полное поражение. Моё сердце, казалось, перестало биться. Неужели – всё? Всё, что мне пришлось пережить, лопалось, как переспелый арбуз. И вдруг – мысль! Что если никакой Анны Генриховны нет, и никогда не было? Миф, легенда, чепуха для таких простаков, как я и мой щедрый друг-художник? Господи, сколько можно издеваться надо мной? Будь оно всё проклято! Решение немедленно покинуть этот бабий вертеп пришло вновь - навязчиво и быстро. Но, услышав следующие слова Тани, только теснее уселся на стуле.
- К сожалению, Ланклова задерживается по очень важному делу, поэтому, с позволения наших мужчин, мероприятие мы будем начинать без неё. Считайте, - с усмешкой добавила она, - что это наш «отчёт» о проделанной работе с рабочим названием: «Давай, когда поженимся!»
Дождавшись, пока мы наулыбаемся, ведущая представила нас женской публике. Она вкратце довольно точно охарактеризовала каждого и коротко объяснила суть происходящего. Начала она с Николая Петровича по прозвищу – «Бурбон».
- То, что вы скоро увидите и услышите, снимет все вопросы, связанные с тем, почему ваш, с позволения сказать, бизнес пришёл в упадок после того, как в этом городе появилась Ланклова? Кстати говоря, он и сейчас - не процветает, верно?
Плотный пожилой мужчина прикусил нижнюю пухленькую губу и нехотя кивнул головой. От резкого движения кудряшки парика закрыли, чуть ли не всё его раскрасневшееся лицо. То ли от стыда, то ли от лени хозяин «Куртизанки» не стал поправлять кудри, оставаясь сидеть на месте с закрытым «забралом».
- Даже после некоторых наших откровений, надеюсь вам, Михаил Михайлович, - обратилась Татьяна к мэру, - будет очень приятно, что именно в этом городе «промышляла» блистательная Анна Генриховна! Можете попасть в историю, милейший!
Мой приятель расплылся в широкой улыбке. Очевидно, ему была по душе вся эта катавасия. Что же она скажет в обращении ко мне? Ждать пришлось недолго.
- Настойчивому журналисту будет, о чём писать свой рассказ или повесть,- в упор, глядя на меня, объявила Татьяна. – Жаль, что здесь не присутствует его друг – Борис Константинович – уж он разрисовал бы всех нас налево и направо!
После её слов в зале послышалась спокойная лирическая музыка, и присутствующие в зале дамы, под недовольное ворчание моих знакомых,… удалились.
Что ж. Меня не удивило то обстоятельство, что незнакомая мне женщина знает о существовании моего приятеля-художника. На этом шабаше возможны любые «чудеса». Душу грели пока две оказии: то, что я оказался владельцем известного дневника, и вероятная возможность всё же лично познакомится с его автором. Не зря же мне позволили ознакомиться с записями?.. Стоп! По дороге в зал Нина что-то намекала на мою возможную причастность к событиям, связанным с записями Анны? Бред. Ничего такого быть не могло: я бы обязательно вспомнил! Но, что означали её слова: «Не защемило ли в сердце?» Ой, действительно: что-то начинает покалывать в груди…
Пока мне приходилось упражняться в своих тревогах и сомнениях, другие девушки в униформе в самый центр помещения стали спешно вносить пластиковые столы и стулья. Они проворно расставили переносную мебель точно по кругу, на каждый стол водрузили небольшие графины с соком, хрустальные стаканы, салфетки и какие-то кожаные блестящие на свету папки. Не обделили и нас – подали тоже самое, кроме папок. Когда антураж был готов, зазвучала музыка Штрауса и из дальней стороны зала, вальсируя, стали «выплывали» пары. Они на несколько секунд останавливаясь прямо перед нами, после - «уплывали» дальше, каждая к своим столикам. «Ничего себе, шабаш!» - взял свои слова обратно я. Все, как на подбор, элегантные обходительные кавалеры, в красивых строгих костюмах, блестящих кожаных туфлях, ангажируя счастливых избранниц, никак не подходили под понятие «шабаш».  Их дам я немедленно шутливо прозвал «гренадёршами», потому, что все они были высокого роста и одетые «не по форме» в «амазонки» - долгие широкие суконные платья синего цвета. Вытанцовывались ни много ни мало двенадцать «разношерстных» пар. Видимо, поставленных столов было столько же. Таким образом, обозначившись возле нашего стола, они усаживались на строго отведённые места. Кстати сказать, один стол и два стула оказались лишними. (Даже в таком пустяке дамочки решили поинтриговать!) Одним словом, глядя на милое подобие «бракосочетания», «членам президиума», то есть нам, мужчинам, пришлось «закатать губы» и терпеливо ждать: что же будет происходить дальше?
Когда все танцоры заняли сидячее положение, стихла музыка и уже знакомая нам Татьяна снова взяла бразды ведения «отчёта» в свои беленькие ручки. Она бегло осмотрела зал и, видимо, осталась довольна.   
    - Уважаемы гости нашего мероприятия! – официально продолжила она свою речь. – Мы представляем вам пары разных возрастов, национальностей, вероисповеданий, увлечений и т.п. Как видите, все они отличаются друг от друга: ростом, весом тела, цветом кожи… Их объединяет только – что? Как вы думаете, Гость?
Ведущая так резко обратилась ко мне, что я вздрогнул и, как двоечник-ученик, услышав голос учителя: «иди к доске!» вскочил со своего места.
- Вероятней всего, - как-то неуверенно ответил я, - все эти пары объединяет одновременное употребление витамина «л».
Танюша захохотала. Как по команде, заулыбались и все присутствующие «влюблённые» в зале. Мы с коллегами переглянулись: чтобы это значило? Да-да! Задать бы её вопрос самым умным знатокам из известного шоу – в жизни не отгадали бы!
- Ах, любовь! – издалека начала она свой «ликбез» (сов. – «ликвидация безграмотности»). -   Какой пакостник придумал тебя? Ведь все беды в нашей жизни происходят именно благодаря любви или вопреки любви или назло любви или во имя любви или по зову любви или из-за отсутствия любви! По любви люди делают друг друга счастливыми, во имя любви ненавидят, из-за любви убивают один другого! С любовью идут на свидание, с любовью идут на войну! Для любви создают семьи, для любви же – их теряют! Вольтер делился своим разочарованием: «Первый месяц брака – медовый, - писал он, - а уже второй - полынный». Думаю, с ним согласны многие из тех, которые «хлебнули» этого счастья вдоволь! Согласен с философом и один мой знакомый поэт-песенник, который так выразил чувства: …«Без любви – луна, лишь полумесяц. А любовь проходит каждый месяц»…
- Браво, браво! -  облокотился на спинку стула хозяин местных «куртизанок». – От такой периодичности в любви трудно отказаться нормальному мужчине! Браво, браво!..
Я подумал: «Боже мой! Они и, правда, классно подготовились к встрече со мной! Вероятно, разлюли-малины (замечательной жизни) здесь мне ожидать не придётся. Как говорится – «моим же салом, мне и по мусалам»…
Таня с пониманием кивнула в его и в мою сторону:
- Ах, любовь! – вдохновенно продолжила она. - Ты только «игрушка» в опытных руках циничных поэтов и дурь в пустых головах безответственных романтиков! Ведь природа любви не терпит, чтобы она была лишена пылкости, а природа пылкости не терпит, чтобы любовь была прочной. Круг, как говорится, замыкается. Верно, по этому поводу, сказала блистательная родственница нашей хозяйки: «Труднее хорошо вести любовь, чем хорошо вести войну!»
Из троих мужчин только я знал о ком идёт речь, поэтому согласно кивнуть головой пришла моя очередь. Ведущая заметила мою реакцию и одобряюще улыбнулась.
- Любовь – это неразличимая затуманенными глазами граница между явью и грёзами. Любовь – это всегда торговля, где на чаши весов ставятся два одинаковых противовеса – ложь и притворство. Уже упомянутая мной дама, в этой связи, утверждала: «Любовь – самая рискованная торговля, от того-то банкротства в ней столь часты». Уверяю вас: она знала толк в этих делах! Ой, как знала! Довольно известный в своё время писатель с изумительно редкой фамилией – Иванов, в 1906 году в Санкт-Петербурге издал книгу: «Замечательные женщины с древнейших времён до наших дней». Так вот в ней есть очерк, целиком посвящённый героине, фамилию которой вы узнаете после того, как её родственница завтра покинет эти прелестные места. Видимо, автор хорошо изучил и исследовал жизнь давней прелестницы, потому, что сделал очень правильный вывод: «Она жила для любви, но не любовью. На неё смотрели, как «на полное собрание человеческих совершенств». Вот так вот, господа! А вы говорите: любовь…
- Браво! Браво! – вновь повеселел Николай Петрович и захлопал в толстые ладони. – Великолепно! Изумительно!
- Погодите, любезный, - удивилась незаслуженным овациям ведущая. – Я ведь ещё ничего конкретного не сказала!
Михал Михалыч прыснул от смеха, я прикрыл глаза руками. Вечер переставал быть томным: кажется, интрига мероприятия начинала набирать обороты.
Женщина в белом платье не стала ждать ещё каких-либо проявлений несдержанности и усердно продолжила:
- Видите ли, милые мужчины, заседающие за столом напротив меня! Когда человек живёт «для любви», а не любовью», тогда появляется необходимость самому реально «питать» эту «любовь. Жить для любви трудно, хлопотно и даже не благодарно, потому, что далеко не все могут разделять ваши старания и усердия. Часто очень тяжело согласовать красоту своих помыслов с низменностью своих же поступков.  Как говорил Петрарка: «Помыслы превыше небес, нравы – ниже уровня земли». Легче всего просто сказать себе и ей: «люблю!» и – дело сделано! Волшебная магия слова! Она не предусматривает никаких практических дел, доказательств, споров, сомнений, ответственностей, угрызений, сопоставлений, предостережений… Чего же вы хотите взамен? Верности чувств? Блеска отношений? Крепости браков? С чего ради? Из пустого ведра никогда не польётся вода! Наполни свои отношения: заботой, усердием, вниманием – и будет из чего пить и что пить! В русской поговорке говорится: «Муж куёт, жена дует – что-то будет». Будь важным для неё, будь незаменимой для него – это и будет называться «любовью». А если кто из мужчин бредит «гениальным» высказыванием Катона: «Если бы мир мог существовать без женщин, мы общались бы с богами», что ж – ваше право: общайтесь на здоровье с богами! Но в том-то и фишка, что мир без женщин существовать не может! 
- Убедила! – коротко прокомментировал явно незаконченную речь ведущей мэр города. – Жаль только, что ничего нового из сказанного по этому вопросу я так и не услышал. Все доводы верны – это так.. Но, как достичь таких отношений? Есть ли в этом нужда?
Как жаль. Как жаль, что я раньше него не спросил об этом! Услышав вопросы умудрённого опытом чиновника, Таня, без стеснения, подошла к нему и поцеловала в гладко выбритую щеку.
- В этом-то и фишка, милейший Михаил Михайлович! Нужда! Без неё – никуда! Нет нужды – нет побуждения к действиям! Нет побуждения к действиям – нет движения! Нет движения – нет любви! Круг опять замкнулся. Разомкнуть его могут только нуждающиеся в этом люди. Такие, поверьте, есть и их много. «Если жить в нужде плохо, то нет никакой нужды жить в нужде!» - так говорили древние философы. В современном свободном мире появилась потребность в недающих, Николай Петрович, девушках и сильных, решительных, деятельных мужчинах!
Услышав своё имя в такой болезненной для него теме, Бурбон заёрзал на стуле. Наконец-то убрав с лица спадающую прядь средневекового парика, он с какой-то глупой насмешкой посмотрел на неё.
- Надеюсь, теперь вы понимаете, что крах вашей «фирмы» предсказуем и он произойдёт совсем не из-за того, что у входа в неё нет классического красного фонаря? Просто очередной раз меняется мода. И, слава Богу, не до корней истоптанные просторы «гуляй-поля», стали жаждать  «посева»…
Николай Петрович беззлобно взъерепенился.
- На Ваши нападки, милейшая Татьяна, хочется отреагировать известной пословицей: «Потешается кочерга над сковородой, что та закоптилась». Не спорьте: любому обществу всегда были и будут нужны такие «заведения», каким заведую я. Если уж продолжать соревноваться в знании афоризмов и цитат, не постесняюсь вспомнить авторитетнейшего Августина. С древнейших времён его мудрый совет успешно живёт и процветает в мире: «Устрани блудниц, и приведёшь через похоть всё в смятение». Против человеческой природы не попрёшь! Даже Цицерон вынужден был признать: «Всё, что делается согласно природе, должно считаться хорошим». Как Вам такой расклад?
Ведущая шоу несколько смутилась. Она явно не ожидала, что хозяин «бардака» может оказаться таким продвинутым интеллектуалом. «Настоящий Бурбонище!» - с уважением подумала Таня и в ответ на серьёзные аргументы, показала в его сторону большой палец левой руки, мол, молодец! И сразу же перешла в «атаку»:
- Всё это так, но зачем перекладывать тему с больной головы на – «безбашенную»? Поверьте, мне лично знакомы состоятельные кавалеры, готовые заплатить большие деньги только за то, что б красивые, воспитанные, искусные женщины не давали им даже приблизиться к себе! Порядочным мужчинам порядком надоели ваши фальшивые «амазонки», которые, кроме автоматического исполнения сексуальных фрагментов, ничего боле делать не могут! Господи, «амазонками» там не пахнет за тысячу километров! Никакие клееные ресницы, накладные ногти и косы, надувные губы и груди, крашеные волосы, брови и ресницы, диролы, дезодоранты и шампуни, никакие паралоновые вставки для увеличения маленькой груди, никакие турнюры (подушечки под юбки для предания пышности тощему заду) не очаруют мужчин так, как это может сделать просто классно воспитанная дама! Сила слабой женщины – в её покладистом и, когда нужно, непоколебимом характере, в её умении поддерживать в доме уют в самом широком понимании этого слова! А слабость её силы – как раз в вышеуказанных «помощниках» и ещё многом таком, о чём сильному полу знать нельзя! Приблизительно этим и занимаются в «хозяйстве» Анны Генриховны. Её экзотическая конеферма – совсем не прикрытие для иной деятельности – это я говорю для уважаемого мэра. – Реноме нашей «фирмы» - безупречная! Совсем не юные, но под стать хозяйки свежие от природы наездницы действительно занимаются верховой ездой. Специальные агенты изо всей округи привлекают к нам избранных женщин, у которых прямая, гладкая, высокая шея….
- Не понял! – нахмурив «брежневские» брови, подал голос Михал Михалыч. – Мне всегда казалось, что другие части женского тела более привлекательны, чем шея?
Мы с Бурбоном так же засуетились, устремив свои взоры в зал - на сидящих за столами дам. Чёрт возьми! Их шеи действительно были «на высоте»!
- Ошибочка, господин мэр! – раскраснелась ведущая шоу. – Мужчины даже не догадываются, что для любой представительницы слабого пола шея – самая уязвимая и слабая перед временем часть тела! Поэтому мы – или тщательно скрываем этот дефект в разные одежды, ожерелья и бусы, или – гордо выставляем напоказ.
Мы – ахнули! А Таня продолжила:
  - Свежих от природы дам, специальные инструктора обучают не только кататься на конях, но и ухаживать за ними, конечно, кроме заготовки кормов. Обязательно, каждая послушница сполна получает «savoir-vivre» – знания «правил хорошего тона». В каждую вкладывается давно утраченная русская девичья покорность, покладистость, хозяйственность. Наконец, «прививается» загадочная тоска «нераспахнутой до пупка» очарованной души. Что там говорить – вот, смотрите - наши барышни - au vu et au su de tout le monde! (на глазах у всех).
Женщина обвела рукой воображаемый круг, в котором помещались счастливые пары:
- Предоставляю возможность мужчинам сказать пару слов на тему нашего, как сегодня модно сказать, ток-шоу. Дамы – своё уже сказали.
Сидящий за одним из столов рослый, солидный, в годах мужчина незамедлительно отозвался. 
-  Я счастлив, дамы и господа, - с заметным акцентом провозгласил он. – Долгое время мне приходилось искать женщину своей мечты, а именно – русскую барыню, не избалованную «европейскими ценностями» и заокеанскими вольностями. К сожалению, figure poupine (кукольное личико) сегодняшней девушки-«ванильки» «приспособлено» только для поглощения пищи, питья и льстивых поцелуев. Такие «ангелочки» абсолютно не приспособлены к серьёзной семейной жизни с многочисленными обязанностями и одним правом – терпеливо исполнять свои обязанности. Но им на это обстоятельство – плевать! «Ванильки» наивно и упорно продолжают веровать в любовь и принцев, ждут их одновременного появления в своей беззаботной жизни. Увы! Милые бездельницы уже давно не прельщают не то что принцев, но даже, извините, их оруженосцев! Мне повезло: наконец-то, в этих краях исполнилась моя мечта. Надеюсь, моей супруге Екатерине никогда не придётся жалеть о желании связать свою жизнь с моей!
Новоявленный супруг-иноземец встал со своего места, поцеловал ручку избраннице, после чего поднялась и она. Взяв со стола папку, мужчина увёл Катю в известное только им место.
- Мне так же радостно присоединиться к только что сказанной последней фразе, - послышался бас ещё одного счастливца, на вид гораздо старше своей избранницы. - Трудно в наше время найти реально подготовленную к супружеской жизни женщину, как, наверное, и – мужчину. К сожалению, теперь этому не обучают, а если и имеются какие-то профильные курсы и факультативы, так они дают такие познания, с которыми лучше всего оставаться холостым. Зачем обременять свою бесценную жизнь проблемами другого человека? Гораздо легче и приятней угождать себе, любимому. Для многих людей слова известного комика давно уже превратились в смысл жизни: «Хочу – не хочу, не хочу – хочу!» А искусство жить вместе подразумевает совсем другие качества. Невежественные «знатоки» семейной жизни утверждают: «Удачные браки заключаются только между слепой женой и глухим мужем». Что ж, возможно это и так. Но, уверен: «слепая» жена должна видеть хорошие качества мужа и не видеть мелочные огрехи. А «глухой» муж должен не слышать в сердцах высказанные упрёки, и прислушиваться к проблемам своей жены. Скромность и покорность, услужливость и достоинство, хозяйственность и очарование – вот те черты характера, которыми наделена моя милая избранница! И в числе много прочего, очень дорого стоит и то, как Светлана обращается ко мне - «Державушка!» Кажется, так в старину жёны звали своих мужей….
Пока лилась компетентная речь седовато-кудрявого, круглолицего довольно крепкого апологета (защитника какой-либо идеи), видимо имеющего специальное образование, мне, в тему, вспомнилась цитата Нинон: «Красота без очарования – всё равно, что крючок без наживки». Кажется, сидящая рядом с ним молодая особа оказалась той самой «наживкой», на которую тот и поймался. Кстати о крючке. О «крючке», в смысле дедушке, который пытался «подцепить» молодичку. Бывают показательные случаи, когда известные правила не работают, как в следующем случае. Помните, что ответил один философ старику, который не смог соблазнить юную? «За столь свежий сыр, друг мой, крючок не цепляется!» Ан, нет: бывает, что цепляется!..
После ухода из зала и этой пары, один за другим «отчитывались за свои поступки» все остальные. Кроме ярких, наполненных эмоциями и страстями мужских речей, запомнились ещё несколько сцен. Респектабельный ухажер в очках с золотой оправой, одетый в традиционную «тройку», на вид моложе своей пассии, не по примеру предыдущих «коллег», вначале стоя поцеловал ручку «половинке», после чего вдохновенно стал рассказывать о её достоинствах.
- Да, моя Вера своеобразная, необычная дама! Трудно поверить, но мне, почти во всём, не приходится перечить ей, тем более не слушаться её. Подчёркнутый такт, бонтон (хорошие манеры), помноженные на женскую интуицию и опыт, без борьбы и обиды обезоруживает мнимое мужское превосходство, которое ничего не имеет против того, чтобы tomber en guenouille (попасть под башмак жены). Да, я, jaloux de sa liberte, (дорожащий своей свободой) женился на ней, поскольку mariage blanc (фиктивный брак) с такой женщиной невозможен, как невозможен фиктивный поцелуй либо фиктивные объятия! Уж лучше пусть торжествует комфортное incantation (колдовство), чем «достаёт» нудное естество! В этом смысле выражаю полное согласие с известным утверждением, что если «магия – есть великая тайная мудрость, то разум – великая общедоступная глупость»…
Француз говорил ещё что-то, а я думал: «Видимо, ему и таким, как он, повезло в этих делах больше, чем мне и таким, как я. Просто, никогда не доводилось даже слышать о том, что где-то рядом живут и бодрствуют воспитанные мудрыми наставниками женщины, способные покорить сердца любым закоренелым холостякам, даже таким, как я. О, Боже! Неужели со мной случилась беда? Неужели мне захотелось жениться на одной из них?»
- Мне пришлось не один месяц поездить по большой стране в поисках той единственной, о которой мечтал, о которых читал книги некоторых классиков жанра, - раздался звонкий голос мужчины за пятьдесят лет, одетого в блестящий кожаный костюм. – К удивлению и сожалению, на моём пути постоянно попадались девушки красивой внешности и «перековерканные» изнутри. Каждая из них старалась показать себя продвинутой «европейкой» либо независимой «американкой» – ужас! Я бежал от них сюда, надеясь найти утешение в несмелых объятиях русской женщины, а они оказались ещё извращённее, чем в других странах. Sauve qui peut! (Спасайся, кто может!) Страшная это штука – после многовекового «заточения», дать слабому полу полнейшую свободу помыслам и поступкам! Не дай Бог! Ведь они, не задумываясь, пустятся во все тяжкие! Что, собственно, и произошло и происходит дальше. Мне, конечно, повезло: в этом городе нас познакомил случай и этот случай оказался самым счастливым для нас обоих! О таких, как моя Настя, в народе говорят: «Смиренная, как агнец, делова, что пчела, красна, что райская птица, верна, что горлица»…
Тем временем, после очередного недолгого мужского монолога, зал покинула последняя пара. Я недоуменно переглянулся со своими коллегами: неужели на этом «свадебное» шоу закончилось? А где же изюминка? Что-то подсказывало – будет! И – точно! В зал вошла одетая в репсовое длинное платье синего цвета, обутая в стильные туфельки, полностью закрывающие щиколотки невидимых ног, моя знакомая Нина. Она бесцеремонно села на стул, стоящий у тринадцатого стола, приоткрыла папку, удовлетворённо кивнула и вопросительно посмотрела на меня. Я, конечно, не знал, чтобы это значило, но, как завороженный, поднялся с места, и ватными ногами направился за указанный мне столик. Впрочем, не было никаких причин отказываться от столь приятного приглашения! Главное, чтоб данное свидание было одобрено Ланкловой. Иначе, как ранее предостерегала Нина, моя встреча с ней не состоится. Пока я лихорадочно соображал, что же может происходить дальше, в отличие от всех предыдущих пар, заговорила женщина.
- Нет никаких сомнений, что вы готовы подписаться под этим документом, именуемым в этой стране «свидетельством о заключении брака!» – смело предположила она, как только я присоединился к её компании. – Но меня смущают все эти три слова: «свидетельство», «заключение» и «брак». Кто, кроме нас двоих, может «свидетельствовать» то, о чём знаем только мы? О каком «заключении» может идти речь, если наше желание быть вместе очень даже добровольное? Наконец, зачем же в самом начале совместной жизни нужно употреблять недвусмысленное слово «брак»? Даже если брать за основу православное «borkъ», что означает «взятие», всё равно – странно. «Взятие» - кого или чего? Так можно взять палку, камень, за ухо шкодника, так взять можно в долг, можно взять крепость….Документ с такой формулировкой изначально обречён на ложь, стремление вырваться на свободу - на брак, в самом прямом понимании этого слова. Не лучше ли de par la loi (именем закона) разрешить влюблённым парам личной совестью и властью самим boire le calice jusqu”a la lie (испить чашу до дна)? Зачем государство берёт на себя ответственность,  так или иначе, решать семейные дела? Ради Бога, не лишайте их самостоятельности! Пусть влюбляются сами и сами разлюбляются! Дайте возможность испытать нужду друг в друге! А там будет видно: прав поэт Ибрагимов, который в «Русской песне» писал крылатые слова, или не прав:
Не ищи меня богатый
Ты не мил моей душе.
Что мне, что твои палаты?
С милым рай и в шалаше!

Мы правильно излагаем тему, Гость?
Нина говорила правильно, и поэт красиво писал. Но в данный момент все эти доводы не имели для меня никакого веса. «Бесполезные болтуны» - хотелось так сказать вообще обо всех лириках по примеру именитых ораторов и мыслителей древности. Занимал же иной эпизод - постановочный «спектакль», который заканчивался с явным умыслом. Кажется, Нина, в очередной раз провоцировала меня повестись на её «любовь», чтоб навсегда разорвать мечту – лично познакомиться с хозяйкой усадьбы. Что ж, нужно было принимать решение, и я принял его. Как только моя рука придвинула к себе заветную папку, послышался стон удивления со стороны «президиума». Это Михал Михалыч протянул унылое «у-у-у-у-у-у-у», за что получил одобрительный кивок головой со стороны Бурбона. Не обращая внимания на громогласное и в тоже время немое «неодобрямс», я взял  со стола авторучку. Перед тем, как подписать «свидетельство», сам себе дал «последнее» слово.
- Уважаемые господа! Если данное мероприятие не сон и не виртуальная реальность, вынужден признаться: я счастлив! Наконец-то и моим юношеским мечтам суждено сбыться. Можете смеяться надо мной, подшучивать, подтрунивать, можете даже соболезновать, но отказываться от «grand prix» («главного приза») я не в силах. Надеюсь, наступил мой счастливый черёд, как говорят французы, gouter le bonheur – наслаждаться счастьем! Перечислять все достоинства Нины, нет надобности. Они нужны мне и только мне. Посему разрешите откланяться, поблагодарить уважаемого мэра за гостеприимство, Николая Петровича – за приятное знакомство…
Мою речь прервал резкий звонок из мобильного телефона. Так некстати звонил Борис Константинович.
- Что-то давно ты не выходил на связь? Как придвигаются наши дела? Видел ли ты Анну Генриховну? Когда возвращаешься с ней обратно?
Художник засыпал меня справедливыми вопросами, которые не воспринимались мною ни разу. Я молчал, устремив свой взгляд на всё понимающую Нину.
- Ты там случайно не женился? – рубанул в трубку друг под милую улыбку без пяти минут моей жены. – Так я напомню тебе пушкинские прозорливые строки: «Несчастье семейной жизни есть «отличительная черта во нравах русского народа!»
Я ответил, что он удивительно прозорлив, извинился, сказал: скоро перезвоню.
Боря вернул меня к суровой реальности и тогда коварный план по реабилитации себя, как мужчины, созрел в голове молниеносно. Под пристальным взглядом Нины я вместо росписи в нужной графе поставил жирный крестик и закрыл папку. Наклонившись поближе, прошептал: «Прости, милая! Ты сама предупреждала меня по поводу необдуманных поступков. Я подпишу данное свидетельство только после того, как увижу Нинон и получу от неё соответствующее разрешение! Прости ещё раз!»
Естественно никто из присутствующих в зале из данного конфуза ничего не увидел и не услышал. Пользуясь всеобщим смятением, я поднялся с места, подошёл к моей женщине и наклонился для обязательного ритуала – целования ручки. Нужно было хорошо знать нрав лучшей ученицы Ланкловой, чтоб ждать от неё такой милости. Она не подала руки. Но отступать – тоже не в моих правилах. Вразрез этикету, мне самому пришлось взять её правую ручку, но Нина, словно пойманная рыбка, ловко выскользнула, властно подставив под поцелуй левую. Мне ничего не оставалось, как смачно припасть к ней губами. После моя «супруга» поднялась, и мы, по примеру иных пар, молча, покинули помещение.
Помню, она вела меня под руку по коридору вроде бы в ту сторону, где находился выход из здания. В один момент я почувствовал лёгкое головокружение и приятную истому. Нина заметила это и поспешно вывела меня во двор, где стоял автомобиль. Всё. Далее было небытиё.
Очнулся я почти перед обедом следующего дня в знакомой обстановке, на даче мэра города. Ничего не болело, ничто не беспокоило, вот только….                сон…мысли…путались…переплетались…будоражили мозг и душу. Что это было? И была ли вообще усадьба Ланкловой, «амазонки» на резвых лошадях, просторный зал, влюблённые пары, мэр, Таня, Бурбон, Мария, Нина - были ли они на самом деле? А эротический сон? А появившийся на столике изящный жирандоль (фигурный надсвечник), а запах недавно горящих свечей, мнимая игра на арфе и аромат нежных женских духов? Кто вчера уложил меня на двуспальную кровать с двумя подушками и раздел до плавок? Нина? Тогда, где она сейчас? Я долгонько лежал в постели в полной растерянности и сомнениях, пока не услышал со стороны кухни уже привычный звон посуды. Она! Моя «супруга» здесь, значит, сейчас всё прояснится! Стоп! Ведь отравление - это её рук дело, в самом прямом понимании этого слова! Во время поцелуя ручки я почувствовал приятный запах и сладковатый вкус на губах! Ну, сейчас она получит за всё! Вскочить с кровати и сбежать вниз по лестнице, было проще простого, но мне вдруг вспомнилась недавняя сцена, когда «кухарка» стыдила полусонного, неумытого соню за прибытие в кухню в небрежном состоянии. Очень хотелось поскорее объясниться с «женой», но я послушно пошёл в ванную комнату справлять свои гигиенические дела.
В полном порядке, помытым, побритым и надушенным я приготовился гоголем спуститься на первый этаж. Но, не сделав и пару шагу в этом направлении, сладко защемило сердце. Что это? Предчувствие? Предвестие желанного события? Знак свыше? «Боже! – вдруг вспомнил я. – Сегодня же день рождения Нинон де Ланкло!» Юношеский трепет охватил моё совсем немолодое тело. Что делать, и надо ли было что-либо делать, я не знал? «Для начала, по этому поводу нужно посоветоваться с Ниной». С этой мыслью мои ноги доставили то, что было выше их, прямо в кухню. Я влетел туда и остолбенел: у стола стояла и не сводила с меня глаз Анна Генриховна Ланклова. То, что «видением» оказалась именно она, не вызывало  никаких сомнений, хоть множества схожестей с Ниной были очевидны. Черты лица двух женщин имели почти одинаковые линии, рост приблизительно один и тот же, а бирюзовые бусы на высокой груди и золотые драгоценности на пальчиках так же отражали видимые сходства. «Надеюсь,  её перстни не имеют ничего общего с тайными ухищрениями Борджиа», - тревожно подумал я в то время, как эффектная брюнетка в цветастом платье, с вьющимися до плеч волосами  продолжала «сверлила» меня искромётным взглядом. Но я не пришёл в себя от очередной порции эмоциональных сюрпризов и, вместо того чтоб отрекомендоваться, усилием воли едва сумел оторвать внимание от внезапно появившейся в моём обществе женщины. «Что за цирк устроили здесь эти дамы? – с горечью подумалось мне. - Я что, слепой? Разве не очевидна разница между ними? Мне хватило короткого времени, чтоб  до мелочей рассмотреть «подноготную» новой гостьи! Анна Генриховна несколько выше ростом «неваляшки»», крупнее и белее её. У хозяйки конефермы стать королевы – неподвижная грациозная фигура, широко расправленные округлые плечи,  высоко поднятая голова, лебединая белоснежная упругая шея, и руки – маленькие, пухленькие, строго сложенные ладонь в ладонь». Мои размышления она не прерывала, но неловкая пауза затягивалась. Наконец, мне удалось более или менее прийти в себя и громко, по-военному, отрапортовать:
- Рекомендуюсь: Гость! К Вашим услугам, мадам!
С этими словами я подошёл к ней для исполнения церемониала и не зря. Родственница Нинон де Ланкло на уровне пояса слегка вытянула ручку вперёд:
- Анна Генриховна Ланклова, - чётко произнесла она.
Я низко наклонился и прикоснулся губами к её руке. Женщина мило улыбнулась, отметив мою компетентность в вопросах светской этики.
Дело в том, что многие современные «джентльмены» не могут или не хотят правильно исполнять данный этикет. Часто они самостоятельно хватают женские ручки и, невыносимо выворачивая кисти, подносят их к своим слюнявым губам. Либо так: вежливые дамочки подают ручки для поцелуев, а невежды, вместо того чтобы  наклониться до указанного им уровня, бесцеремонно поднимают их на удобную для себя высоту, после чего – целуют. Негоже это и некрасиво! Весь шарм и блеск этого ритуала как раз и состоит в преклонении мужчины перед величием женщины!
Итак, первый шаг мною был сделан. Что  дальше? Предложить выпить в честь четыреста двенадцатилетия со дня рождения её родственницы? Или сразу настоять на тосте за здоровье таинственной потомки - несравненной Анны Генриховны?
Она сама разрешила все мои терзания.
- Не желает ли мужчина открыть шампанское? Кажется, у нас есть несколько поводов для наполнения бокалов и последующего пития.
С этими словами она сопроводила меня к столу, но садиться не стала. Мне также не следовало делать этого. Я, стоя у стола, взял в руки бутылку и мастерски открыл её. Наполнив шампанским высокие хрустальные бокалы, я вопросительно посмотрел на мадам.
Она торжественно произнесла:
- Первый тост, конечно, будет за женщину, на которую смотрели её соплеменники как «на полное собрание человеческих совершенств» - за Нинон де Ланкло!
Анна пригубила напиток, я поступил так же.
- Второй тост – за день рождения её родственницы и хранительницы тайны «консервации тела» - за меня!
Женщина вновь чуть отпила из бокала, а я стоял, как вкопанный, молчал и дышал, чуть дыша, и бледнел, как школьник перед экзаменом. Вот это совпадение! У неё тоже сегодня день рождение – отпад! Снова защемило сердце, но я почему-то схватился за голову, как будто оно, как у креветки, находилось там.
Ланклова не обращала внимания на мою, мягко говоря, оторопь, и продолжала лепить следующие тосты.
- Третий бокал должен быть выпит за нашу встречу! После длительной разлуки мы, наконец, встретились. И четвёртый, - не давая мне возможности  задать хоть один вопрос, предложила она, -  выпьем за тебя, мой мальчик! За то, что ты с ранней юности сохранил чувство истинного поклонения женщиной! За то, что в своих литературных произведениях ты не стесняешься поимённо воздать должные почести  дамам, которые по праву именовались, и всегда будут называться самыми лучшими и желанными женщинами «с древнейших времён до наших дней!» Жаль, что среди достойных особ в твоём романе «ХАрита» не нашлось места и для меня. Уж я там разгулялась бы покруче, например, Монро или Фриды! Чем это я тебе так не угодила?
Нет-нет, я молчал, и говорить не мог, хотя на языке вертелся один единственный вопрос: «Что она имела в виду, сказав о том, что «после долгой разлуки, мы, наконец, встретились»?» Вернее, я пытался спросить об этом, но язык словно покинул мой рот – выскочил вон! Иного выхода, как только молчать и слушать, у меня не было.
- Хорошо, что у тебя есть первый роман – «Кольцо п(р)орока»! - продолжала отчитывать меня она. – Хоть там ты пожаловал мне маленькое местечко – иначе бы я сегодня  к тебе не пришла!
После этих умопомрачительных слов у меня снова прорезался голос и восстановился бойцовский дух. Я дополнил шампанским почти пустые бокалы и, не переходя, как гостья на «ты», спросил:
- Простите, я что-то Вас не припомню. Вы – Лона? Арита? Или, может – Агла?
Женщина поставила бокал на стол. Подойдя вплотную, она вдруг опустилась передо мной на корточки и привлекла меня accroupir - сделать то же самое. Я безропотно всё исполнил, с недоумением подчиняясь её воле. Анна с укоризной качала головой.
- Ай да шалунишка! Ты думаешь, что обманул читателя, когда от второго лица описывал встречи и беседы некого мальчика с одной молодой тётей в цветастом платье? Ха! С первой строки было понятно, что ты рассказываешь свою личную историю. Просто тебе, почему-то, было стыдно в этом признаться! Ты не соизволил написать правду о нашей последней встрече, когда я поцеловала тебя, помнишь?
Неуловимым движением руки она что-то вложила себе в рот и тут же стремительно и плотно прислонила свои губы к моим губам. Я обомлел и отчётливо вдохнул запах спелой сливы, а через миг из её рта в мой рот что-то протиснулось. «Не может быть? – ахнул я.- Такого быть никак не может, никак!»
Но заговорила опять она, а не я:
- Помнишь, что тогда произошло во время поцелуя? Ты об этом не захотел писать в романе. А я во время поцелуя изо рта в рот протолкнула спелую сливу, чтоб ты, тогда ещё маленький мальчик, навсегда запомнил запах моих губ. Кажется, я не ошиблась в своём предположении. Зато ошиблась в другом предсказании – мы всё-таки встретились, и ты постарел…
Да. Всё сказанное ей была правдой. Кроме нас двоих, никто в мире не знал о том, что она, не по сюжету романа, во время поцелуя «накормила» меня спелой сливой. В произведении я ограничился лишь тем, что описал поцелуй девушки в цветастом платье, губы которой пахли сливой и пьянящими душистыми травами. Тогда мне казалось, что описывать такие интимные, не детские подробности было совсем необязательно и… стыдно. Неловко было даже сейчас. Но теперь, спустя много лет, передо мной на корточках вновь сидела та  девушка в цветастом платье, а я - старый «пенёк»- хлопал глазами и не знал, что мне с этой «ягодкой» делать? Наконец Нинон поднялась и жестом руки предложила мне встать тоже. С того момента, как слива была мной съедена, она перестала для меня быть  чужой. Охваченный давно забытой страстью, я сгрёб её мягкие ручки в свои ладони и осыпал их поцелуями. После смело перешёл к щёчкам и губкам. Женщина не противилась, нежно обняла меня за плечи, учащённо задышала и, кажется, застонала. Чёрт возьми: такая приятная близость, кажется, недавно уже происходила. Её духи с нежнейшим ароматом, сочные губы, упругие груди, гладкие ножки, покатые бёдра… Точно - Анна была со мной этой ночью – ура! Она – моя! Задыхаясь от наваждения, я попытался взять её на руки и отнести на второй этаж, в «нашу» спальню. Но «любовница» ловко выскользнула из моих «тисков».
- Если не хочешь посмешища в свой адрес, - одёргивая платье, негромко сказала она, - никому и никогда не говори, как ты ласкал женщину, которой….Знаешь, сколько мне лет?
- Ты – прекрасна! – уже по-свойски и со знанием дела громко ответил я. – Пусть простят меня молодые по возрасту девицы, но им и не снилась такая стать, какой обладаешь ты!
  Ланклова, по-королевски, щёлкнула пальцами и села на мягкий стул за стол. Я вынужден был, умерив пыл, расположиться напротив неё.
- Но, как ты нашла меня? Как узнала о романе? Почему не приходила раньше? – вдруг посыпались мои глупые вопросы. – Ты была со мной этой ночью? Я вспомнил: мне снилось, как мы …
- Тише, тише, - перебила меня Анна. – Это плохая примета рассказывать сон человеку, который тебе снился. Пусть эти видения останутся тайной, хорошо?
Я согласился и снова попросил её ответить на мои вопросы. Она незамедлительно это сделала.
- Ты только собирался появиться в наших краях, как мне тут же об этом доложили. Доложили, потому что твоё пребывание здесь подразумевало встречу со мной. Визит журналиста, кстати, коллеги, да ещё с миссией уговорить меня позировать какому-то неизвестному художнику вызвал у меня искренний интерес и поддельное негодование. Я попросила своих чиновников-«небожителей» предоставить на тебя досье в полном объёме, что и было быстренько сделано. Помимо официальной информации были предоставлены и твои основные литературные работы. Читаю я быстро и почти всё запоминаю наизусть, поэтому за день я успела проштудировать романы, стихи, песни и некоторые рассказы. Стоит ли говорить, что в отличие от тебя, я сразу узнала себя и тебя в «Кольце п(р)орока»? Дальше – игра с тобой в «кошки-мышки» и вот я здесь – рядом с тобой.
- А этой ночью? – бесцеремонно и настойчиво прозвучал мой самый бестолковый вопрос в жизни.
- Знаешь, пожалуй, я верну тебя к одной «туманной» сцене из второго романа. Так вот, милый, перечитай начало четвёртой части «ХАриты» и на все интересующие интимные вопросы получишь утешительный ответ. Больше на эту темы мы говорить не будем – не желаю!
Честно говоря, я чуть не задохнулся от таких повелений! Но вынужден признать: как же было умно снова бить меня моим же «оружием»! Анна поступала, как истинно мудрая особа. Впрочем, по-другому быть не могло! 
За всё время её монолога мой взгляд ни на миг не отрывался от её  личика. Честно говоря, я боялся отвлечься: вдруг она, как в детские годы, исчезнет? Тем более как-то недружелюбно за окном недавно ярко светящее солнце вдруг скрылось за тучу. Неужели будет дождь? Господи, только не дождь! Не дай Бог после него в небе разыграется радуга и тогда…
Моя тревога передалась Нинон. Она поднялась со стула и подошла к окну.
- Je crains qu”il ne pleuve! (Боюсь, как бы не пошёл дождь!) Наверное, он всё-таки будет и, кажется, с грозой. А я кошмарно боюсь грозы…
Но небо пока не вмешивалось в наш сумасшедший мир – спасибо! Сквозь тёмную тучку стремительно стали пробиваться солнечные лучи, которые вмиг озарили всё вокруг и успокоили наши сердца. Нахлынувшая недавно тревога, словно тень, отошла в сторону. А вслед за ней  Анна,  медленно отойдя от окна,  снова села за стол.
Мне очень хотелось вновь целовать ей руки, шею, губы, но какая-то неведомая сила заставила обойтись обычным житейским вопросом:
- Расскажи мне, пожалуйста, о себе. Очень тебя прошу.
- Что ж, если интересно слушай. Фамилия Ланкло с приставкой «ва» в конце ведёт своё начало со времён Наполеона, вернее с тех пор, как император в Красном салоне замка Фонтенбло подписал своё отречение от престола. В марте 1814 года, после падения Франции, русский царь Александр I приказал французским властям устроить «смотр цветов нации» в замке Фонтенбло, который ещё недавно служил официальной загородной резиденцией Наполеона. Столичная знать не посмела ослушаться высочайшего повеления, и вскоре бальный зал был полностью заполнен парижскими красавицами. Одетые в стиле ампирной моды статные мадемуазели и мадамы в пышных платьях с высокими талиями и с неприлично открытыми декольте кокетливо «порхали» под сводами бального зала. Именитые победители, используя права не денежной контрибуции, бесцеремонно уводили понравившихся дам по многочисленным залам и прилегающим к ним территориям. В это время моя дальняя родственница скрывалась от всеобщего мужского внимания в Саду Дианы. Там, вблизи шикарного фонтана, обняв пробуждающееся от зимнего сна дерево, она рыдала о погибшем на войне муже. Судьбе было  угодно, чтобы  рядом с этим местом прохаживался один из молодых военных российских начальников. Нужно ли говорить о том, что он сразу влюбился в неё и, несмотря на всячески отказы и возражения, чуть ли не насильно увёз  её в Россию? Там генерал женился на ней, там, на чужбине, она родила ему кучу детишек. С тех пор французское благородное семейство Ланкло стало именоваться – Ланкловы. Впрочем, связей со своими многочисленными родственниками из Франции мы никогда не теряли.
Анна умолкла и, предавшись воспоминаниям, закрыла  глаза. Боже! Как она красиво говорила! Как в такт сказанным фразам высоко поднимались и незримо опускались её груди, волнующие меня! Словно лёгкий плеск прибрежных волн, доносились до моего слуха слова милой женщины, смысл которых одновременно и будоражил сознание, и убаюкивал его. Комментариев к услышанному откровению у меня не было, и я попросту снова наполнил бокалы шампанским. Ланклова не притронулась к нему, а, не открывая глаз, заговорила вновь.
- Да, я родилась в Союзе несколько раньше тебя! Уже в то время мне не составляло труда «кружить» головы разным номенклатурным чиновникам! Ещё бы: по наследству  к моим рукам «прилипли» многие древние рукописи такие, как: «Искусство нравиться и любить», «История знаменитых своих легкомыслием или любовью женщин», книга Стратона «О плотском соединении?», Аристиппа «О наслаждениях древности?», сочинение Антисфена «О повелителе или любовнике?», труды Клеанфа «О любви» и «Об искусстве любить» и т.п.. Кстати говоря, в моей библиотеке имеется уникальное сочинение патриарха Иерусалима с 1329 года Палудануса – Петра де Палуде, прозванного за слишком подробные толкования сексуальных тем - Петром de Palude («из лужи, болота»). Кое- чему интересному я научилась и благодаря его откровениям! Так что уже с тех пор «твоя покорная служанка» была безукоризненна «подкована» в амурных делах. Боже! От мужского пола не было отбоя, от любых кавалеров, независимо от возрастов и рангов! Подумать только:  в те, целомудренные для всей страны годы, я вела себя как настоящая куртизанка – не давала, кому попало, и отдавалась, кому сама хотела! Так, в очередной раз, скрываясь от любви местного комсомольского работника, я встретила босоногого кареглазого мальчика – тебя. Да, наша встреча произошла именно тогда, когда я – второкурсница престижного столичного университета - поехала в составе стройотряда в твои края собирать урожай с полей Родины.
Господи! Так это обо мне она писала в дневнике? Как же я не смог узнать описываемую сцену? Вот о каком эпизоде спрашивала меня Нина? В этот миг мне впору было провалиться сквозь землю! Как стыдно, больно, обидно! Правильно моя знакомая обозвала меня «тупым»! Так и есть! Я так расстроился, что даже не вспомнил: дневника-то у меня уже не было…
Кажется, гостья видела угрызения моей совести, но развивать эту тему пока не стала. Она укоризненно покачала головой и продолжила свой рассказ о лихой молодости, о некоторых похождениях в зрелые годы и, на одном дыхании, хотела перейти к дням сегодняшним. Такая развязка захватывающего, но не полного сюжета меня не устраивала, и я попросил её поподробнее рассказать о современных «приключениях». В ответ Анна подняла свой бокал.
- Давай лучше выпьем! – просто предложила она. – А то за моими разговорами праздник пройдёт бездарно. К тому же, - серьёзно добавила Анна, - не хватит целой жизни, что б обо всём, что случалось со мной, ты узнал от и до. Между тем, совсем недавно был один положительный вариант решения очень щепетильного вопроса, но ты его упустил.
О чём шла речь, было не понятно, и мне ничего не оставалось делать, как поддержать её предложение и выдуть полный бокал шампанского. К моему удивлению порция дамского напитка оставалась быть не тронутой. На мой естественный вопрос, был дан категорический ответ:
- Мне уже не хочется пить шампанское, а «богословского» здесь точно нет.
- Прошу пояснить: что есть - «богословское»? Первый раз в жизни у меня нет никаких вариантов на этот счёт!
- Откуда ж тебе знать о том, как в Париже называют особо креплёное вино? Между тем оно так и называется. Но, за неимением здесь такового, можно попробовать немного коньячка! Возьми из бара что-нибудь на своё усмотрение!
Мне так хотелось угостить её изумительным молдавским коньяком «Нистру», но я, почему-то,  взял именно бутылку Xennessy, которую, видимо, не следовало бы ни в коем случае брать! (И это несмотря на то, что у меня мгновенно сработала «соображалка»: до появления здесь Анны такого напитка в баре Михалыча не было. Но данная «подстава» почему-то не вызвала во мне никакого смущения, скорее – ещё больше подзадорила). Я разлил в коньячные бокалы заграничный напиток и провозгласил тост – «За нашу случайную встречу!» Анна согласно кивнула головой, и, не сводя с меня глаз, первая сделала небольшой глоток. Стыдно, как было бы стыдно  не последовать её примеру! Элементарная мужская гордость не позволила мне отставить бокал, как минимум, со «снотворной» добавкой. И я мужественно выпил свою чашу до дна! На такой отчаянный поступок «отравительница» отреагировала мгновенно – аплодисментами.
- Браво! – с восхищением воскликнула она. – Наконец-то мне посчастливилось встретить мужчину, который ради своих принципов готов выпить даже смертельное зелье! Ты прав, милый. Человек умирает не оттого, что болеет и не от того, что пьёт, разбавленное ядом, вино. Человек умирает потому, что он живёт… Однако, прочь философию! Боюсь, мне вновь придётся менять любовника – богатого и всесильного на бедного, но честного и с прекрасным чувством собственного достоинством! Ах, мой мальчик, знал бы ты, какое это утомительное занятие! Но если бы ты «вычислил» меня по короткой записи в дневнике или хотя бы вспомнил тётю в цветастом платье до моего поцелуя со сливой, возможно, наша жизнь в корне изменилась бы…
В это время громко отворилась входная дверь дома, и кто-то быстрыми шагами стал приближаться к кухне. Не успели мы обменяться вопросительными взглядами, как возле открытой двери показалась массивная фигура хозяина дачи. Михал Михалыч, в белом элегантном костюме и спортивной сумкой в руках, словно напоровшись на непреодолимую преграду, застыл на входе. Он мимолётно посмотрел на меня, окинул взглядом содержимое стола, после чего относительно надолго остановил своё внимание на женщине, которая даже не обернулась в его сторону. Без смущения «третий лишний» рассматривал её непозволительно пристально так, будто бы хотел что-то вспомнить или желал, чтобы вспомнили его. Как выяснилось позже, ему, на усадьбе Нинон, вчера вечером намекнули, что возможно  на следующий день его дачу может посетить Ланклова. Об этом под строгим секретом сказала ведущая шоу Татьяна. Мэр клятвенно пообещал сохранить информацию втайне и слово сдержал. Теперь же, когда он увидел её в своём собственном доме, куда подевалась его недавняя удаль и бахвальство? На него было жалко смотреть, когда и без того обычно красное лицо чиновника вдруг зарделось огненно-алым цветом, и на нем стали выступать капельки пота, которые  тут же, как на сковородке, испарялись.
- Прошу прощения за вторжение, - пролепетал он. – Непогода разыгрывается за окном. Хотел скрасить одиночество моего друга. Но я не знал, что он находится в обществе блистательной мадам…Ланкловой, если не ошибаюсь?
- Руководителю нашего города не к лицу ошибаться, - отозвалась Анна, наконец-то повернув свою голову в сторону хозяина домостроения. – Рада с вами лично познакомиться, Михаил Михайлович! Присоединяйтесь к нам, прошу вас!
Оправившийся от смущения чиновник, к моему неудовольствию, принял приглашение Анны. Он торопливо  стал доставать из сумки и выкладывать на стол бутылку водки, нарезку из  колбасы и сыра, несколько апельсинов и большой ананас. Далее наступила напряжённая пауза: кто из нас троих возьмётся сервировать стол? По законам этикета этим должна заниматься хозяйка дома или прислуга. Но временным «боссом» здесь был я, а Нина, как известно, куда-то испарилась. С другой стороны, по моему пониманию, привилегия подавать блюда должна принадлежать женскому полу. Но присутствующей здесь даме в единственном роде была не к лицу такая рядовая «должность». Миша, конечно, не догадывался об этом. Поэтому роль «стряпухи» мне пришлось взять на себя.
Как только я притронулся к ананасу, «девушка в цветастом платье» поднялась с места.
- Позвольте, дорогие мужчины, мне поухаживать за вами. Не каждый же день приходится подавать кушанья мэру города и романисту-журналисту, который всё же проник в усадьбу некой особы, приближённой к императору!
Она ловко с трёх сторон расставила чистые тарелки, аккуратно на ровные дольки разрезала ананас, почистила апельсины и переместила сыро-колбасное ассорти на отдельный лоток. Я наполнил коньяком мои с Анной бокалы, а мэру налил полную рюмку водки.
- За что выпьем? – обратилась Анна к Михаилу, незаметно для него качнув в мою сторону головой, мол: о днях рождениях – ни слова!
- Если позволите, за очень приятное знакомство! – тут же выпалил чиновник. – За Ваше красивое личико и беленькие проворные ручки!
- Предлагаю выпить за каждый пальчик в отдельности! – вдруг вставил своё предложение я и пожалел об этом, потому что поздно понял: Миша, несомненно, поддержит меня и останется здесь надолго.
Всё так и произошло бы, если б после третьего тоста виновница торжества не заявила.
- Вы так любезны ко мне! - обратилась она к хозяину дачи. - Позвольте же и мне выразить свою благодарность и нежность?
Мой друг расплылся в хмельной улыбке:
- Конечно, сударыня, конечно! Но в чём, интересно, будет выражаться Ваша нежность? Надеюсь, в поцелуйчике или ещё в чем-то похлеще?..
Ах, старый ловелас! Что он сказал? Зачем так развязно повёл себя в присутствии Анны? Знал бы он…
Женщина равнодушно посмотрела на мэра, вышла из-за стола и отправилась в сторону прихожей. Я не знал, как вести себя в данной ситуации, но, если бы она ушла из дома,  я вызвал бы своего благодетеля  на дуэль!  Слава Богу, скрещивать шпаги не пришлось! Потому, что дверь в кухню снова отворилась, и перед нами предстала фигура моей прекрасной «тёти». Она подошла к Михаилу с целлофановым пакетом в руках.
- В знак моей благодарности за ваше отменное отношение ко мне и моему давнему знакомому примите вот это!
Из пакета она достала среднего размера тарелку и передала её мэру. Тот с показным достоинством принял «ценный» подарок, но когда посмотрел на него – ахнул: со дна тарелки синими глазами смотрела женщина, очень похожая на Анну Генриховну! Вокруг её черноволосой головы, по каёмке, расплывались яркими красками лилии и ещё какие-то неизвестные нам цветы. Я не меньше Михал Михалыча был в шоке от увиденного дива. Было даже обидно, что такой подарок достаётся ему, а не по праву - мне. Почему снова торжествовала несправедливость? Мало её было в обыденной жизни, так ещё и при встрече со «сказкой», она продолжает своё победоносное шествие!
Длительную молчаливую паузу вновь нарушила мадам.
- Тарелка из севрского фарфора привезена мной из Франции, точнее из замка Фонтенбло. Там находится коллекция, состоящая из ста двадцати восьми тарелок, на которых изображены виды замка, события разных времён в тех местах,  королевские особы и лица, приближённые к ним. Вам, Михаил Михайлович, я дарю копию одной из них – на счастье и добрую память о нашей встрече!
После  царского подарка и сопроводительных, явно прощальных слов, моему догадливому другу ничего не оставалось, как поблагодарить Анну и нехотя откланяться. Он долгонько топтался в прихожей, ладошкой пил воду из комнатного фонтана, кашлял, шаркал ногами, явно ожидая предложения остаться. Наконец, после недовольного сопения и каких-то невнятных стонов, послышались звуки открывающейся и закрывающейся входной двери. Вскоре из ворот дачи медленно выехал его автомобиль.
Ай, да Ланклова! Ай, да умница! Так мило и корректно избавиться от нежелательной особы! Она одним махом загладила все мои просчёты и продлила счастье вновь быть с ней наедине! Так я думал, так я вновь, в который раз, ошибся…
Видимо от Нинон не ускользнула моя реакция на её подарок Мише. Стоя у окна, она взглядом провела убытие «воздыхателя», после чего снова села за стол.
- Что ты хочешь, чтоб  я сделала лично для тебя? – вдруг спросила  она.
Вместо того, чтоб попросить преподнести и мне подобный сувенир или сорвать с её губ «взрослый» поцелуй, я, сам не знаю почему, задал ещё один несуразный вопрос:
- Можешь честно ответить: к тебе  приходил тот дивный старичок, которому повинуются все силы природы? Ты общалась с неким существом, которое, прикасаясь короткой палочкой к левому плечу, избранным женщинам дарит  вечную красоту и молодость? Кажется, его звали: Коктебель? или Карамболь? может – Вестибюль?
Анна громко рассмеялась. Странным образом её смех слился с негрозным раскатом грома, отчего мне стало не по себе.
- Поменьше пользуйся «ящиком Пандоры», - тревожно поглядывая в сторону окна, ответила она. – А лучше – не открывай его вообще, этот ваш мутант-Интернет. Впрочем, если б не он, мы с тобой так и не встретились бы. И сотни тысяч, миллионы других людей не узнали бы друг друга… Нет худа без добра… и добра без худа. Справедливости ради нужно всё-таки отметить: благодаря всемирной «паутине» в нашей жизни появились обилия самых разных примеров, всевозможные книги о людях и их чувствах, бесконечные фильмы с любыми сюжетами по интересам – всё это делает самого искушённого человека рядовым и неопытным. С помощью ужасных услуг Интернета мы познаём разочарования, ещё не изведав настоящего наслаждения, мы ещё полны желаний, но уже лишены иллюзий, наше воображение богато, обильно и чудесно – существование скучно, сухо и безотрадно. Сегодня мы живём с полным сердцем в пустом мире и, ничем не насытившись, уже всем пресыщены. Видимо, поэтому самые лучшие сердца человечества изощряются, исхитряются на сотни тысяч ладов, что б найти применение силы….Вот так вот, милый друг.
Женщина призадумалась, щёлкнула пальцами и совсем другим, можно сказать весёлым, тоном продолжила:
- Да, в девичестве мне приходилось бороться с нравами, к соблюдению которых я сейчас призываю! Что ж, времена меняются, а вместе с ними меняются и люди и их моральные принципы. Сегодня мои «серьёзные» высказывания из дневника претерпели бы значительные изменения. Не все, конечно. Например: про секс или засучивания рукава – остались бы на своём месте. А вместо двух других, если брать выборочно, написала бы так: «Не давай – и тебе воздастся!»  «Подруга! Поднимись выше желания мужчины – опусти юбку!»
- Жестоко, но справедливо, - прозвучал мой некомпетентный комментарий. – Но, хочется всё-таки услышать подробности о «субстанции»…
- Что касается старичка из красивой жизни моей родственницы, так его звали Ноктамбюль, а не Коктебель. И никакой он не «субстанция», хотя достоверность  легенды наш род Ланкло ставит под сомнение. Предполагаю, ко мне он, видимо, не приходил. Разве только во сне…
«Ну, да Бог с ним, с этим старичком, - пронеслась в моей голове мысль. - Главное, наши взгляды на жизнь совпадают почти полностью  и ещё: коньяк «Хеннесси» был всё-таки без снотворного и яда!» А вслух вновь неожиданно для себя спросил:
- Как поживает Жюльен? Вы по-прежнему общаетесь?
Анна сразу переменилась в лице: выражение глаз стало строже, узенькие брови насупились, губки сжались в  бутон и вдруг расплылись в томной улыбке.
- С известного тебе времени мой мальчик, верно просчитав свои шансы, больше не настаивал на женитьбе. Через полгода мы снова увиделись в Париже, но это был совсем другой Жюльен. На лужайке в Булонском лесу он хаотично рассказывал историю, которая явно попахивала чертовщиной. Молодой человек, заикаясь и нервно вздрагивая, утверждал, что недавно случайно встретился с актёром, которого он нанял сыграть роль Фантома в Саду Дианы. Об этом случае ты читал в моём дневнике. Так вот, этот мужчина вернул ему все деньги и извинился.
- Не понял, - коротко отреагировал я на такой поворот.
- Он извинился за то, что не смог сыграть отведённую для него роль, поскольку в тот вечер, спеша к замку Фонтенбло, попал в больницу после аварии.
Пришло время опешить и мне. Некоторое время мы молчали, искоса поглядывая друг на друга.
- Может, несостоявшийся «Призрак» блефовал?  Так сказать гениально доигрывал свою роль?
Анна отрицательно покачала головой:
- Жюльен тщательно проверил его «алиби»: он действительно в тот самый вечер с половины одиннадцатого ночи находился в одной из больниц Парижа. Полиция так же подтвердила его участие в дорожно-транспортном происшествии.
- Ты хочешь сказать…
- Вынуждена признать: там, в Саду Дианы с нами разговаривал настоящий Призрак Красного человека. Других вариантов нет. Но мой первый мужчина так не считал и не считает до сих пор. Он уверен, что это я, разгадав его замысел, перекупила актёра и устроила весь тот пассаж. Но никакого неожиданного оборота дела не было! А Красный человек был!
- Может…
- Не может! – категорически прервала меня женщина. – Как тебе должно быть известно Нинон де Ланкло обладала уникальной памятью. Наряду с другими качествами, дар владеть искусством мнемоники, перешёл ко мне тоже. Так вот я до сих пор дословно помню каждое слово Призрака.
- И что же такого пророческого он сказал? – как настоящий атеист и безбожник с лёгкой насмешкой спросил я.
- Зря смеёшься, милый. Моя родственница в своё время говорила: «Все религии придуманы людьми. И всё это одна сплошная ложь». Я придерживаюсь такого же убеждения, но…в данном случае…В данном случае хочу процитировать строки из стихотворения «Безумцы» известного французского поэта и песенника Пьера-Жана де Беранже:
Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не умеет,
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой.
- Красиво. Но мало что доказывает, - продолжал я упорно перечить своей гостье. – Огласите, пожалуйста, весь список доказательств!
Спокойно потеребив на груди бирюзовые бусы, покрутив на пальце самый массивный перстень с рубиновым камнем,  доходчиво продолжила:
- Тебе следовало бы вспомнить фонтан и «писающих» собак, которые вдруг, под хохот Призрака, перестали изливать воду, а после сказанного им каламбура, вновь «заработали»! Нужно обратить внимание на его немыслимый свистяще-булькающий тембр речи, на его утверждение, что я, под стать блистательной Нинон, буду и в старости иметь цветущий вид. Так же Красный человек подтвердил: мол, мне, как и Ланкло, уготована участь - влиять на эволюцию нравов на грани двух веков. Заметь, все эти предсказания сбылись! В своём роде мне удалось, на рубеже двух столетий, «вдохнуть» в общество людей недостающий зефир ценностей, необходимый для «живучести» нации. Ты думаешь: я только здесь «промышляла»? Ошибочка. Это уже четвёртый регион почти за двадцать лет. В разных местах страны я содержала салон красоты «Нина», «клуб для тех, кому за пятьдесят», литературный салон «Певчие птицы»- по подобию небольшого ухоженного дома по улице Турнелль в Париже, где блистала Нинон с выдающимися личностями того времени. Кстати говоря, в её салон более всего хотели попасть не ради литературных интересов. Туда рвались, чтоб иметь счастье видеть её, общаться с ней, научиться хорошим светским манерам. В моём поэтическом особнячке всё происходило приблизительно так же. Вчера вечером тебе и твоим «партнёрам» только намекнули на то, чем занимались мои воспитанницы, чтоб оказаться за одним столом с достойными мужьями. Но, уезжая, я оставляла и сейчас оставляю вместо себя легион помощниц, которые будут продолжать работу по возрождению славянской души. Одна из любимых фраз Ланкло звучит так: «Чем лучше будете вы знать женщин, тем менее они заставят вас безумствовать». Это нужно знать, этим нужно уметь пользоваться всем девушкам, особенно барышням в кокошниках, с длинными косами и с не очень искренней тоской в искрящихся глазах. Но если под кокошниками пресловутое «серое вещество» будет «топить»  истинно русское наследие, если длинными косами наши девицы, после того, как над ними надругаются, будут подметать дома богатых европейцев, если с не очень искренней тоской и потухшими глазами они отрекутся от подвига жён декабристов, тогда – падение! Падение - и всё! Потому что «падшим спасение одно – не ждать никакого спасения»! Но я люблю эту страну, и мне не хочется, чтоб из-за тотального развращения прекрасной половины человечества, она рухнула, и слова Вергилия о «падении» оказались пророческими. Этому противостоят воспитанницы и мои высокопоставленные покровители. Но нужна государственная программа…
- А мужчины? Разве от них не зависит могущество государства?
- Конечно, зависит. Только вы, мой милый, устроены так, что вам приятней «сворачивать горы» для кого-то конкретно, а уж потом – во имя Родины. Вы лучше и вернее служите во имя верных, хозяйственных, покорных, с чувством собственного достоинства, невест и жён.  Ради капризов «валяшек-пустышек», избалованных жвачками, джинами и виски, сериалами, щоу-программами и рекламами, шикарными авто, европейскими «сказками» и американскими фантазиями, вы можете, разве что сменить потные рубашки на свежие. Разнузданная постсоветская «свобода» плюс генетическая славянская тоска не может не вызывать чувства отвращения. Помнится, мной был прочитан один документ времён войны с фашизмом. Так вот, там один генерал докладывал Гитлеру, что во время медицинского осмотра ста пленных русских девушек от семнадцати до двадцати лет, девяносто пять оказались девственницами! «Такой народ победить нельзя!» - с восхищением заявил он и был осмеян немецким генералитетом. Им не понять: если девицы соблюдали целомудрие, значит, было, для кого это делать! Значит, их парни достойны своих сокровищ! Значит, они «порвут» врага на части, спасая девушек и страну, которая всех их воспитала такими! А для нынешнего понимания данного вопроса я нахожу сравнение с таким примером.  Это если бы дикая кобылица из стада, попавшая в аркан, без борьбы и норова позволила наезднику сразу оседлать себя и дать спокойно ему спокойно прокатиться. Так современные иностранцы, начитавшись русских классиков, специально приезжают сюда в поисках загадочных русских красавиц. Бедные! Какое разочарование они испытывают до сих пор! Впрочем, повезло немногим тем, кто «случайно» встретил моих «птенчиков». Так что пророчества Призрака сбылись. Но, главное…  его каламбур.
Женщина снова ненадолго задумалась. Она прикрыла синие, как небо, глаза и с каким-то надрывом в сердце промолвила:
- Когда Призрак сказал последнюю фразу, ни я,  ни Жюльен, конечно, ничего не поняли и попросить объясниться тоже не успели – он исчез. Спустя много лет, когда мой мальчик заметно постарел и, откровенно говоря, надоел мне, я подумала: это конец. Но, ошиблась. Оказывается, именно об этом говорил Красный человек в ту незабываемую ночь. 
- Самое смешное  в вашей истории, - предрёк он, – то, что, когда, казалось бы, наступит её конец, начнётся её начало…
Анна вновь замолчала, и я не посмел нарушить её мистические воспоминания. Очень хотелось выпить коньяка, но моё тело словно приросло к стулу.  Пришлось послушно потупить голову и ждать разъяснения очередного «чуда».
Прекрасная «тётя» из моего детства как-то вмиг очнулась и сама попросила налить в фужеры немного коньяка. (Чёрт возьми! Простите, меня! Я - далеко не малыш, и даже очень - не Вольтер, но раз уж я только что так назвал Анну Генриховну, не могу не провести аналогию – в своё время десятилетний Вольтер называл Нинон де Ланкло - «моя прекрасная тётя»).
Позабыв о том, что моё тело приросло к стулу, я быстро поднялся для исполнения нашего желания. Мы, молча, выпили, закусили лимончиком, вытерли салфетками губы.
-  Жюльен давным-давно женился на видной знатной даме, которая родила ему кучу детишек. Конечно, мы до сих пор поддерживаем дружеские отношения, несколько раз он приезжал ко мне в гости, я была у них в Париже. Да, он сильно постарел. Да, он надоел мне со своими подозрениями и недовериями, особенно, что касается  давней истории нашего общения с Призраком. Этот старый потомок великих Омонов стал чаще посещать Монмартр («холм мучеников в Париже»), чем чудеснейший Одеон! (знаменитый театр в Париже). А вот его младший сын намного шустрее своего отца! По дипломатической линии он несколько раз в год приезжает ко мне…
- Как? Ты – тоже, как и Нинон?..
- А чем я хуже неё? – спокойно парировала Анна. – К тому же – он не наш сын, так что успокойся, милый. Уж слишком долго Пьер добивался моего расположения к нему, слишком долго. Вот тебе и пророчество Призрака! Он знал, что так произойдёт, потому и выдал несуразный в тот момент каламбур. А ты хотел, чтоб я разделила участь несчастной Библиды, которая оплакивая свою страсть к брату (а он, как трус, бежал из Отечества), превратилась в источник? Дулички, не дождёшься! Кстати, у меня от разных мужчин есть два уже взрослых ребёнка – сын и дочь. Есть и внуки. Все они давненько живут в Париже. Сегодня лечу туда и я. Очень скоро нашему роду вернут историческую фамилию Ланкло, чему я очень рада!
Пропустив мимо ушей её последние слова, подумалось вот о чём. «Вот это да! В своё время из-за плотской любви к пятидесятисемилетней женщине двадцатилетний молодой человек повесился, узнав, что она – его родная мать. В данном случае, правда, дело обстоит несколько иначе, но всё равно – круто! Ланклова  ничем не уступала Ланкло! Нет никаких сомнений: любой нормальный мужчина в полном расцвете сил, если на чашу весов поставить Анну и молодую по возрасту девушку, конечно, выбрал бы первую».
Словно в подтверждение моих мыслей она сказала:
- Не нужно удивляться тому, что очевидно. Следует поражаться другой канители: как стареющие женщины мечтают вернуться в юные годы и как они хотят достичь этого, знаешь?
Я, конечно, не знал.
- Уметь наслаждаться прожитой жизнью - значит жить дважды! А если кто-либо в старости попытается вернуться в «молодость», о наслаждении и «двойной» жизни придётся забыть навсегда! Вот, например, шестидесятилетние, с виду миловидные дамы, со стареющей кожей не только на шее и массой женских болезней думают, что для ostogenaire (восьмидесятилетних) или nonagenaire (девяностолетних) старичков они могут быть «музами». Ха-ха! Чушь и провокация! Во-первых, на черта эти трухлявые «пеньки» им сдались. Во-вторых, глупо верить в то, что стареющему, дряхлеющему человеку больше нужна «муза», чем, например, кухарка или санитарка. Но, главное – в третьих, если старому, но ещё крепкому, наконец, богатому и успешному мужчине понадобится «муза», то, поверь, ей, ни за что не будет больше тридцати, а то и двадцати лет! Иначе – зачем вообще нужна молодость? Такое правило касается как женщин в почтенном возрасте, так и мужчин. Хорошо воспитанная девушка, «заточенная» на любовь, интим, шпионскую работу или семейную жизнь – самое сильное «оружие» в мире, против которого не было, нет, и никогда не будет эффективного противодействия! Девушка, а не бабушка! Впрочем, есть исключение - это если избранную особу посетит таинственный старичок Ноктамбюль, и она, отвергнув высшее превосходство над людьми и несметные богатства, попросит у него вечную красоту своего тела…
Я вопросительно посмотрел на неё, но она прислонила палец к своим губам – тише!       
В это время за окном послышался шум бурлящего дождя – без грома, молнии, среди ясного солнечного неба.
- Не хочется в такой abat (внезапный ливень) выходить на улицу, - как-то притворно заявила она. – Но эта непогода уж очень изменчивая. Посмотрим, что будет дальше?
Я согласно кивнул головой и предложил выйти на крыльцо полюбоваться «громом среди ясного неба». Она отказалась, ссылаясь на то, что надо бы после ухода Михаила немного прибраться на кухне. Но к посуде её руки так и не притронулись. Анна вдруг  засуетилась, встала из-за стола и торопливо подошла к окну.
- Неожиданно начался – внезапно кончился! – комментируя «поведение» дождя, еле слышно произнесла Анна. – Точно так, как наша встреча! Жаль, мне очень жаль…
Я слушал её странные слова, и щемящая сердце боль вновь пронзила мою грудь. Что такое она говорит? О чём ей жаль? И…что мне делать: держать её силой? закрыть дом на все замки? задушить в своих объятиях? зацеловать до беспамятства? Что делать???
- Вот, пожалуйста, возвращаю украденный тобой мой дневник, –  сказала она. – Оставляю на память. И вот ещё – это.
С этими словами она снова подошла к столу, достала оттуда и втиснула в мои руки точно такую же тарелку со своим обличием, которую недавно подарила мэру.
- Прости, мне пора уходить.
- Спасибо, милая Анна, за бесценный подарок и дневник, но ответь мне на прощание: что ты имела в виду, когда говорила, что наша жизнь, при определённых обстоятельствах, могла измениться?
- Хорошо, я отвечу, хоть делать это, при других обстоятельствах, никогда не стала бы. Недавно в мою голову пришла идэ фикс (навязчивая мысль). Я загадала: если ты узнаешь себя в дневнике или, глядя на меня такую, какая я есть сейчас, вспомнишь о девушке в цветастом платье, заберу тебя с собой и, несмотря на твоё пока ещё не очень заметное увядание, никуда боле от себя не отпущу. Если этого не произойдёт, мы вновь расстанемся и, на этот раз, точно навсегда. Жаль, что я так загадала. Кстати, из-за этого мне пришлось отменить показ фильма, который предполагался для демонстрации ранее. Так не хотелось упрощать тебе задачу: увидев меня юную с экрана, ты мог бы без труда узнать во мне свою давнюю знакомую. Но случилось то, что случилось и поделать уже ничего нельзя. Поэтому…женись на Нине – она моя лучшая ученица. Считай мои слова благословлением! И ещё, запомни: кто осторожно заканчивает своё дело, как и начал, у того всегда будет благополучие! Всё, прощай! За мной пришла…Ириса.
- Мне нужна только ты! Всю оставшуюся жизнь буду ждать тебя! Ты не сыграла мне на арфе! – хватался за соломинку я.
Она пожала плечами и вдруг подошла ко мне, наклонилась и как когда-то в мои детские годы плотно прикоснулась своими губами к моим губам.
- Я играла. Просто ты спал и не слышал…
Сказала - и стремительно покинула стены чужого нам дома. Вместо того чтобы провести её до порога или ворот, я поднялся, сделал несколько шагов в обратном направлении и оказался возле закрытого окна. Боже мой - радуга! Моему взору открылась широкая, на полнеба, радуга, один край которой находился где-то там, за горизонтом, а второй - вплотную соприкасался с воротами дачи! В искрящихся оттенках природного «калейдоскопа», в цветастом платье стояла и на прощание махала мне рукой моя давняя знакомая – девушка, умеющая ходить по радуге. Кажется, она права: я спал и, наверное, продолжал спать дальше…
Как и прежде, мне вдруг захотелось бежать следом за ней, закричать, чтоб она не уходила, чтоб  взяла меня с собой! Но какая-то неведомая сила сдавливала мне горло, делала ноги ватными и безжизненными. Я не сводил с неё глаз, а она медленно «таяла и таяла». Невозможно-красивая радуга своими разноцветными лучами словно поглощала Нинон, растворяла её в себе. В какой-то момент мне, как в детские годы, показалось, что этой женщины рядом со мной никогда и не было, что она, пришедшая ко мне из моего вымысла, уходит в neant (небытие). Давно уже недетские глаза, затуманенные житейским неромантическим обманом, всё же продолжали, сквозь слёзы, видеть её воздушную фигуру, плавно уходящую в небо...
В чувства меня привёл резкий телефонный звонок. Я машинально вынул из кармана пиджака мобилку и сухо поприветствовал «работодателя». На его существенные вопросы по поводу моих «успехов» в делах по соблазнению Ланкловой отвечать положительно не хотелось. Да и не до «отчёта» было сейчас! Пообещав в скором времени доложиться по всей форме, я стремительно выбежал на улицу.
Но не во дворе, не за воротами, ни где-либо рядом Анны не было. Исчезла и радуга…



Эпилог


Вот так и закончилась история с Нинон, которая странным образом переплелась с моей судьбой. До самой последней сцены не было даже намёка, что сюжет повести, совсем далёкий от описания моей обычной никчемной жизни, будет не полным без моего прямого присутствия и участия в нём. Простите, так получилось…
Что ж. Как говорил Гораций: «Годы идут, похищая у нас одно за другим». Кажется, у меня они похитили всё…«Тётя в цветастом платье» вновь растворилась в радуге, и все мои радужные мечты растворились тоже…
Я вернулся в кухню, выпил большую дозу коньяка, и ко мне пришло относительное спокойствие с «трезво» работающим мозгом. Что, собственно говоря, произошло? В сущности, ничего трагического. Все герои повести живы, здоровы, можно даже сказать, – счастливы. Кроме меня, конечно. Но кто обещал полную чашу? Кто предвещал мне recital (сольный концерт?) Никто! Так что я не в обиде. К тому же у меня была хорошая, милая отдушина – Нина. Конечно, она уже знала о благословлении Анны и о том, что теперь без неё может оборваться тонкая нить, связывающая меня с её наставницей. «Тут и думать нечего!» - твёрдо решил я, ещё выпивая хорошую порцию Xennessy.
Но думать всё же пришлось. Уезжать домой без Анны Генриховны, без натурщицы? Боря меня съест живьём и потребует вернуть «командировочные« обратно! Решение пришло мгновенно и дерзко – я поеду домой с Ниной, а художнику скажу, что она – Ланклова! Внешнее сходство у них потрясающее, да и воспитание  – достойное! Главное, чтоб она согласилась на такую авантюру. Должна согласиться! Чёрт возьми! Да женюсь я на ней, женюсь! Впрочем, кажется, я это уже сделал…
Собираясь позвонить Борису и доложить ему о нашем приезде, перед собой я увидел знакомый дневник,  бережно взял его в руки и стал механически перелистывать страницы. До чего же сладко шелестели застарелые, исписанные крупным ровным почеркам листы, к которым прикасалась ручка моей несбывшейся мечты, моей несравненной Анны! Как было тоскливо осознавать, что это всё, что от неё осталось. Дневник и… тарелка из замка Фонтенбло…
И вдруг, в самом конце дневника, я увидел новую короткую запись:

СЕРЖ!

НЕЛЬЗЯ ЖЕНЩИН … AIMER EPERDU MENT!

- Я постараюсь, Аня! – вслух поклялся я. - Я понял тебя! Надеюсь, к нам твой завет никакого отношения не имеет! Не знаю, была ли у нас любовь плотская, но от платонической – не откажусь никогда! В сонете «бесполезного болтуна» Джакома да Лентино есть мои слова о тебе:
…»Но это говорю не в том значеньи,
Что я хотел бы грех там совершать.
Нет, видеть лишь очей её горенье,
Прекрасный лик и царствующую стать,
И, восходя к вершинам наслажденья,
Её в сияньи славы созерцать».
Пока я читал эти строки,  кто-то тихонько вошёл в дом. Сомнений не было – Нина! Что ж, жребий брошен! Она – для жизни, Анна – для души. Идеальная для меня парочка! Я всё сделаю для того, чтоб им было комфортно со мной! Главное, как пожелала только что Ланко, не «любить до самозабвения»...
Совсем неробкими шажками Нина вошла в кухню. Приветствуя, я встал со стула и поцеловал ей протянутую мне ручку.
- Надеюсь, сегодня обойдётся без отравления?
- Теперь в этом нет нужды. Прости меня за вчерашнюю выходку, так было нужно. Между прочим, ты тоже не внакладе…
- То есть?- автоматически спросил я, про себя отмечая, что «кухарка» вдруг перешла на «ты».
- Иначе я с тобой не ночевала бы…
Вот это да! Только теперь мои глаза «открылись», чтоб увидеть явь: Нина была одета точно в такой наряд, как и Анна. Что за чертовщина? Ланклова только что ушла по радуге, её не может быть рядом со мной! Несколько раз, стряхнув головой, я не трезвел, а с новой силой убеждался: моя девушка в цветастом платье вернулась ко мне.
Она не замедлила присоединиться к наивному убеждению:
- На этот раз arc-en-ciel (радуга) растворилась чуть раньше, чем я ступила на её край. Примешь меня?
Она тут же оказалась в моих сильных объятиях и крепких поцелуях, на которые может быть способен мужчина моих лет.
- Ты поедешь ко мне? – между ласками «пытал» её я. – Ты согласна быть всегда со мной?
- Да, я поеду к тебе…в гости. А потом мы вернёмся сюда, на конеферму и будем жить вместе… Кажется, моя миссия здесь ещё не закончена… К девичьему монастырю надо бы поближе подобраться…
Каждая сказанная ею фраза сопровождалась моими поцелуями. Никогда не подумал бы, что в такие годы ещё можно желать и делать это!
- Всё же обществу, даже такому развращённому, как наше, полезней куртизанки, чем монашки, не так ли?.. Да и твой приятель….Бурбон на любых условиях просится соединить наши «фирмы».
Услышав прозвище старого ловеласа, я слегка отстранился от неё. Мне снова показалось, что передо мной стоит «земная» Нина. Она понятливо усмехнулась, открыла небольшую женскую сумочку, висящую на плечике, достала оттуда паспорт и открыла его первую страницу. Там было записано: «Ланклова» «Анна» «Генриховна». Всё! Убила! У меня больше не было сил сопротивляться «гренадёршам»! Не мог я боле бороться с их интригами, подставами, забавами! Не мог и уже не хотел. Анна – так Анна! Тем лучше. Но, как умно они заранее просчитали мою поездку домой… с Ниной! Это дорогого стоит!
- А твоего художника, по нашему приезду, следовало бы наказать за пошлость, - дополнила мои мысли Анна-Нина.
- За что же?
- За «Даму с конячкой».
Я чуть не задохнулся от очередной порции чертовщины.
- Откуда тебе известно, что…
- Успокойся, милый. Этой ночью в беспамятстве ты просил своего друга не писать картину с таким названием, забыл что ли? 
- Я промолчал и подумал: всё-таки Нина – prete-nom (подставное лицо). Нинон – другая!
Только теперь это не имело никакого значения.

О рэвуар. Впрочем, адьё!..      
   

 29.07.2018