Луораветлан

Эрик Петров 2
ЛУОРАВЕТЛАН
Рассказ

   -Луораветлан, по-нашему, — настоящие люди. Правда, это в русской передаче так звучит. По-чукотски же правильно будет «лыгъоравэтльэт». - Так сказала маленькая раскосая Валя Гыргольгыргын новой учительнице в день ее приезда.
   Тогда была осень, а сейчас — весна, и учительница, кажется, уже успела обжиться в небольшом поселке, прижавшемся к подножию редколесой сопки, привыкла к хлестким северным ветрам — извечным гостям неширокой долины, перестала пугливо вздрагивать от лая собак и глухого ропота леса. Привыкли и жители оленеводческого села к голубоглазой учительнице с непокорными кудряшками на лбу. Еще издали завидев ее, они всегда приветливо улыбались, кивали головами. А когда она проходила, останавливались и, раскуривая папиросы, говорили между собой:
   - Умная девушка! Красивая, как лебедь... Однако почему до сих пор жениха у нее нет? Ведь лебеди всегда летают парами... Наверное, был жених, но не поехал с ней на Чукотку, — высказывали они предположения.
   Но больше всего учительница подружилась с маленькой Валей Гыргольгыргын. Она жила у них на квартире, и поэтому всегда ходила вместе с девочкой в школу, а вечером возвращалась с ней домой. Но возвращались они обычно не ближней тропой, что вилась по-над сопкой, а долго кружили лесом. Вот и сейчас идут они по низине. Здесь еще сохранился недавно выпавший мягкий пушистый снег и нет ветра. Он лишь шумит в вершинах деревьев, сбрасывая вниз пустые лиственичные шишки, да раскачивает повисший на ветвях светло-зеленый мох. Валюша, в беленькой оленьей шапочке и такой же пушистей куртке, ловко перепрыгивая через валежины, почти сливается с мягким снежным ковром. Когда она оборачивается, чтобы подождать отставшую учительницу, та видит только черные бусинки глаз своей маленькой спутницы.
   Любит Валя Гыргольгыргын свою учительницу. Ведь это она научила ее писать и читать, рассказала про разные города, которые где-то далеко-далеко за синими сопками. Валюша знает, что есть Москва и Ленинград со сказочными дворцами и фонтанами. Там много школ, много людей. Но девочке становится всякий раз смешно, когда она вспоминает слова учительницы о том, что ни в Москве, ни в Ленинграде нет оленеводческих хозяйств, а олени и разные звери там живут только в зоопарках.
   «Интересная учительница, — думает Валя, — в школе она строгая и все знает, а в тундре, как маленькая девочка, слушает меня и все время удивляется...» Валюше, конечно же, это страшно нравится и она без умолку щебечет, как птичка.
   - Виктория Петровна! Глядите — багульник. Здесь его еще мало, а вот там, на марях, — много. Скоро он уже зацветет. Когда багульник цветет, то все равно как снова снег выпал, только не взаправду. А вот осенью, как горит. Виктория Петровна, а вы видели, как лес горит?
   - Не видела, — сознается учительница.
   - Ой, знаете, это так стра-а-шно... Тогда улетают все птицы, белки прыгают по деревьям, евражки и соболи, олени к реке убегают... А потом из вертолетов спускаются люди и тушат лес. Им наши всегда помогают.
   - Кто это ваши?
   - Ну, все из стойбища и поселка. Даже бабушка Пэнрына один раз ходила пожар тушить.
   Подпрыгивая на одной ножке, ловко перебираясь через завал, Валюша загадочно улыбается, словно что-то вспомнила:
   - Виктория Петровна, а вы знаете, какая рыба водится в наших речках?
   - Нет...
   - Хариусы и ленки. Они очень красивые и вкусные... Хариусов ловят удочками на бабочек, мушек и жуков-короедов. Бабочка по воде крылышками хлопает, хариус смотрит-смотрит на нее из-за камня, а потом — ам, и поймался сам на крючок! Я даже больше мальчишек налавливаю хариусов. Они из-за этого злятся, но я их нисколько не боюсь. Вот когда лед на речке растает, и рыба начнет подниматься вверх, я вам покажу, как ловят хариусов и ленков, хорошо?
   - Хорошо, Валюша, — говорит учительница, стряхивая с лиственичных веток влажные хлопья снега.
   - Ленков же, Виктория Петровна, ловят больше на мышей, — продолжает наставительно девочка. — Правда, мышата не настоящие, а из беличьих шкурок. Ленки — глупые: думают, что мышки взаправдашние, охотятся за ними на перекатах и попадаются на крючок. А сейчас хариусов и ленков в речке еще нет.
   - Куда же они подевались?
   - Уплыли осенью в Колыму, потому что речка наша Мухтувеем зимой промерзает до самого дна. А плывут рыбы в Колыму, как раки, — вперед хвостиками.
   - Это почему? — удивленно вскидывает брови учительница.
   - Им так лучше. Они с течения не сбиваются и дорогу находят.
   - Это интересно... очень интересно, — повторяет учительница, осторожно обходя наклонившийся костлявый стланик. — А где же эта самая речка Мухтувеем, далеко отсюда?
   - Не-е-ет... Вон там есть еще одна долина. Это совсем близко. Виктория Петровна, а знаете, что Мухтувеем, которая бежит по нашей долине, когда-то была большой рекой. По ней можно было плавать на лодочках, и в ней тоже водилось много рыбы. Только давно-давно, когда еще дедушки Атчытагына не было.
   - Неужели?!
   - Да-а. Дедушка Атчытагын рассказывал, что Мухтувеем встретился в тундре с большой рекой, хотя и называется Малый Анюй. Вот так, — свела Валя ладони. — Река Малый Анюй победила его и увела в свою долину. А у нашего стойбища остался только маленький ручеек и широкое дно Мухтувеема из камней...
   - Как же это она его победила?
   - Хэ... Она победила его так: у нее течение сильней было, чем у Мухтувеема. А там, далеко-далеко от нашего стойбища, куда только охотники за соболем ходят, и река Малый Анюй, и Мухтувеем, спустившись с гор, бежали но одной и той же долине. Перед нашим нынешним поселком их разъединили горы. Вон те, — показала она рукой на высокие сопки. — Возле гор река Анюй ну никак бы не справилась с Мухтувеемом. И тогда она стала охотиться за ним, как волчица за оленем в долине. Она подмывала берега, подмывала и потихоньку подкрадывалась к Мухтувеему. И вот в один день подкралась так близко, что берега между ними рухнули, и тогда началась схватка. Дедушка Атчытагын рассказывал, что в долине в этот день стоял сильный шум. И там, где встретились две реки, плавали в водоворотах деревья и грохотали по дну огромные, как медведи, камни. И еще дедушка Атчытагын рассказывал, что раз течение у реки Малый Анюй было сильнее, то она принесла в Мухтувеем больше деревьев и валунов и заплотинила на повороте русло Мухтувеема. Она поднялась на дыбы и ревела, но не смогла размыть завал. И побежала по руслу реки Малый Анюй, и стала она сильней и шире. Ну и вот теперь возле нашего стойбища течет по каменному дну небольшой ручеек... Дедушке Атчытагын про это все рассказывал его отец Кытынкээв, а его отцу — его дед Мэлмэл. Вот как давно это было.
   - Это действительно страшная история, — призналась учительница, пытаясь вообразить смертельную схватку двух горных рек. — Почему же ваши не перебрались затем на реку Малый Анюй? Ведь им было бы ближе ходить на рыбалку.
   - Дедушка Атчытагын говорил, что река Анюй нежадная, потому что в ней много рыбы. Но она сильно злая и весной часто выходит из берегов и топит все вокруг. Вот вы сами потом увидите. Знаете, Виктория Петровна, когда реке Малый Анюй станет тесно в берегах, как она бурлит, как кидается в тундру! Ой, что тогда творится! А потом, когда возвращается снова в свои берега, вот тогда наши идут рыбачить на Малый Анюй. Вы умеете плавать на лодке?
   - Нет...
   - Я тоже не умею, потому что мне не разрешают одной, и я плаваю или с папой, или с бабушкой, или с дедушкой Атчытагын. Я знаю, как сидеть в лодке, чтобы она не опрокинулась на быстрине, знаю, как работать веслом. Но дедушка говорит, что я не справлюсь с течением, и меня унесет на залом.
   - Что же, твоя бабушка одна плавает на лодке по реке? — полюбопытствовала учительница.
   - А кого ей еще надо?! — удивленно вскинула ресницы Валюша. — О-о-о! За ней еще наши молодые рыбаки не могут угнаться, если, конечно, недалеко плыть. А если далеко, то обгонят, потому что бабушка устает. И домой она никогда без рыбы не возвращается. Виктория Петровна, а вот где вы жили, там речка есть?
   - Есть, — сказала учительница.
   - А как она называется?
   - Кокшага. Река Малая Кокшага... Она разделяет столицу Марий Эл город Йошкар-Олу на две части…
   - Кокшага? И тоже Малая? Значит, как и у нас с Анюем, есть и Большая?
   - Да, так же, как здесь есть Малый Анюй и Большой Анюй, по территории Марий Эл текут Малая Кокшага и Большая Кокшага.
   - Кокшага. Интересно звучит. Наверное, она очень тоже широкая и быстрая.
   - Как тебе сказать, Валюша... Нет, пожалуй, она не очень широкая, но такая спокойная-спокойная. И берега у нее не такие обрывистые и дикие, как на здешних реках, а покатые, отлогие, и по ним не опасно ходить. А на берегах Малой Кокшаги, то с одной, то с другой стороны, стоят селения, поселки и город Йошкар-Ола…
   Учительница увлеклась и долго рассказывала про свой город Йошкар-Ола. Теперь был черед слушать Вале, и она молча шла рядом с учительницей. Но когда наступила минутная пауза, маленькая чукчанка не удержалась от вопроса:
   - Виктория Петровна, а в ту вашу реку кета заходит?
   - Нет, — рассмеялась учительница. — Кета, насколько я знаю, это - только у вас на Чукотке да еще на Сахалине и на Камчатке.
   И когда она сказала это и мельком взглянула на девочку, то заметила ее горделиво-снисходительную улыбку.
   - А у нас кеты много бывает осенью. Дедушка Атчытагын говорил, что она живет в океане, где сильно глубоко. А каждую осень кета большими косяками идет в Колыму, а потом в Малый Анюй и в нашу речку. Но наши ее здесь не ловят, а выезжают на Анюй. А если ловят, так только на юколу для собак. Вы знаете, Виктория Петровна, кета, когда идет по речке Мухтувеем, уже такая худющая-худющая, избитая и черная, что даже жалко смотреть. А знаете почему?
   - Почему же?
   - Потому что рыбы, как только зайдут из океана в Колыму, уже ничего не едят, а только плывут и плывут к тем местам, где родились. Они торопятся поскорее добраться туда по речке Мухтувеем, где она начинается, и где сильно бьют родники. И там они выводят свое потомство. И сразу же умирают. И их несет обратно течением. Так вот осенью после хода кеты все дно речки Мухтувеем становится белым, потому что это так много лежит там кеты.
   Валя вдруг прерывает свой рассказ и исчезает за деревьями. Через минуту из-за низкорослого стланика доносится ее звонкий голосок:
   - Вот тебе, вот, вот, вот!
   - Что это? — издали спрашивает учительница. — За что ты наказываешь лису?..
   - Лиса разорила мышкин дом и всех ее детей съела, — говорит Валюша, продолжая хлестать хворостинкой по следам лисы на снегу.
   Учительнице тоже становится жалко маленьких мышат, и она терпеливо ждет, когда Валя до конца накажет проказницу-лису. Затем они снова идут неспеша по лесу.
   Ближе к поселку лес редеет. Вместо лиственниц встречается больше тополей и ольхи. Меж стволами деревьев в прозрачной дымке виднеются крутые склоны сопок, на которых в рыжей траве распластаны шкурами белых медведей причудливые наледи.
   Вот и подножие сопки. Учительница останавливается около невысокого базальтового выступа, пораженная красотой ледяного грота. Его образовал за долгую зиму родник, бьющий откуда-то из-под черных камней. Его и сейчас слышно. Он где-то далеко под ледяными пластами тундрового дворца. Солнце играет в мириадах кристалликов, сплавляя их, как воск. Внутри грот наполнен холодным зеленоватым светом. Мерцают причудливые изломы стен. Со звоном срываются с сосулек и падают вниз тяжелые капли воды. Бим-бом, бим-бом, бим- бом — выстукивают они, рождая однообразную мелодию.
   Валюша рада находке. Она жмурит глаза и пощелкивает языком. Она смотрит на учительницу, и та поворачивается к девочке и, прижав ее к себе, негромко спрашивает:
   - Валюша, а ты хотела бы жить где-нибудь в другом месте, вот, например, там, где фонтаны, машины, где много-много людей?
   - Зачем? Наши ведь здесь все, — говорит Валя и, вырвавшись, закатывается, как мячик, на крутой склон сопки.
   Несколько приотстав, медленно поднимается на сопку и учительница. Валя ловко забирается на наледи. Затем белый комочек быстро-быстро катится вниз, как с горки.
   - Валюша, ушибешься! — ахает учительница, но девочка уже проносится мимо.
Через секунду снизу слышится восторженный писк:
   - Виктория Петровна! Викто-о-ори-и-я-я Пе-е-тро-о-вна-а-а! Идите сюда! Здесь уже зеленая травка.
   Не дождавшись учительницы, Валя снова поднимается на крутой склон горы, держа в пальцах, как птица в клюве, несколько нежно-зеленых травинок. Ноздри ее широко раздуваются, и она вся вздрагивает от терпких запахов весны. Она стрекочет, передразнивая птиц, забыв про мышат, съеденных лисой, про наледи, и спешит к учительнице, чтобы показать ей маленькие травинки. Но учительница почему-то не смотрит в ее сторону, не удивляется находке.
   Валя осторожно поглядывает сбоку на Викторию Петровну и недоуменно косит свои тонкие крутые брови. Учительница стоит по-прежнему неподвижно, взявшись за ствол небольшой лиственницы, и смотрит с высоты на поселок, туда, где долина сбегает меж сопок к блестящей кромке анюйских льдов. Упругие губы ее закушены, на глазах голубеют капельки слез.
   «Отчего это? Может быть, слезы от ветра? Наверное, забыла, что надо немного закрывать глаза. А может быть, что другое?..» Валюша не любит, когда у кого-нибудь слезы... Ей хочется сделать что-то хорошее, неожиданное, чтобы снова удивить свою учительницу, чтобы она... тоже стала луораветлан, полюбила здешние места, реки и озера, тундру…
   Валя тихонько отходит в сторону и, опустившись на колени, шарит руками в жухлой прошлогодней траве, ищет оставшуюся с осени бруснику.
   Темно-красные ягодки — льдинки — самое любимое лакомство Вали. Их нелегко найти, потому что ягоды почти все осыпались еще осенью или их съели птицы и
зверьки, а те, что сохранились до весны, искусно прячутся под листьями в траве. Но зато, когда их найдешь и положишь в рот, ягоды тают долго, как леденцы, оставляя во рту горьковато-кислый привкус.
   Руки ее мерзнут и плохо слушаются, но Валюша все ищет и ищет, и думает об учительнице: «Непонятная она какая-то... Все время разная. Но такой я ее еще не видела... Разве только раз — осенью... Но тогда была осень, а сейчас — весна... Скоро тундра зацветет. Надо радоваться, а она загрустила».