Отличали ли германцы себя от других народов?

Вольфганг Акунов
RLD

Во имя отца, и сына, и Святого Духа, аминь.

По мнения многих современных (и прежде всего – немецких) историков, принадлежащих к так называемой «гиперкритической» школе, в древности понятие «германцы» отсутствовало (даже в сознании тех, кого считали, по какому-то непостижимому нам недоразумению, «германцами» считали соседние народы, в первую очередь - римляне). Если, встав на точку зрения «гиперкритиков», предположить, что у древних германцев не было общего этнонима (или таковой до нас не дошел), возникает вполне закономерный вопрос: осознавали ли они себя вообще как этнически-языковую общность, отличающую их от всех других народов?

Косвенным подтверждением наличия у древних германцев чувства своей этнической общности, позволявшего им отличать «своих» от «чужих», служат общие для всех германцев этнонимы, обозначающие иные народы, этнонимы, в которых выражалось ощущение своей этнической «инакости», своего этнического отличия от этих чужих народов. Выражением такого, общего всем германцам, чувства этнической «инакости» стало появившееся на очень раннем этапе древнегерманской истории выражение «вельш» (welsch) для обозначения кельтов (галлов) и их романизированных потомков, «вендиш» (wendisch) для обозначения восточных, славянских соседей германцев и «финиш» (finnisch) для северных соседей германцев – угрофинских народов финнов и лопарей.

Слово «вельш» происходит от самоназвания кельтского (галльского) племени вольков (volcae), обитавшего до III в. до Р.Х. на территории современной Центральной Германии. Со временем германцы распространили это название в форме «*вальхоз» (*walhoz), «вальхе» (walche) и наконец «вельше» (welsche), на все соседние кельтские народы. Во всяком случае, уже во времена Гая Юлия Цезаря, первым из римских авторов описавшего германцев, в ходе завоевания Галлии, оно имело это собирательное значение. Существуют свидетельства использования этого слова южными германцами, северными германцами, англосаксами, бургундами и, в отдельных случаях, также лангобардами. Отсутствуют лишь свидетельства использования его готами. Примечательно, что вплоть до Высокого Средневековья германцы (как впоследствии и произошедшие от германцев немцы) использовали слово «вальхе» (сравни с русским словом «валахи», «влахи», «волохи», обозначающим молдаван и румын, т.е. потомков романизированных даков) лишь для обозначения романизированных кельтов, а не собственно римлян Средиземноморья (лишь впоследствии немцы стали применять название «вельше» в отношении потомков римлян в Средиземноморье – итальянцев и др.). 

Германцы-англосаксы применяли слово «вельше» для обозначения своих кельтских (бриттских) соседей – валлийцев (уэльсцев). Да и по сей день выражение «вельше» употребляется немецкоязычными жителями Швейцарии для обозначения своих франкоязычных (и италоязычных) сограждан.
 
Аналогичное развитие проделали слова «венды» (wenden), «вендиш» (wendisch). Слово «венды» происходит от индоевропейского народа венетов (венедов, энетов), обитавших на территории современной Польши. Язык венетов был индоевропейским, но не славянским, не балтийским, не кельтским и не германским. Вопрос родства этих венетов с другими венетами-энетами, населявшими в глубокой древности Северную Италию и ассимилированными впоследствии римлянами (считается, что потомки этих романизированных италийских венетов основали города Равенну и Венецию), до сих пор служит предметом оживленных дискуссий. Германцы использовали слово «винида» (Winida)- «венети» (Venethi)-«венды» (Wenden) для обозначения всех своих восточных соседей – не только собственно венетов,  растворившихся со временем в славянах, но и самих славян, а возможно – и балтийских народов. Перенос этого названия на все народы, жившие восточнее германцев, произошел, скорее всего, до переселения будущих восточных германцев (в первую очередь – готов) из Скандинавии на территорию современного польского Поморья во  II в. до Р.Х.
 
Название «финны» древние германцы использовали по отношению к своим северным соседям-финноуграм – лопарям и финнам, еще не знавшим земледелия охотникам, рыболовам, оленеводам и собирателям. Употреблявшееся германцами для их обозначения название «финны», «финнен» (finnen) происходит, скорее всего, от древнегерманского  слова «финтан» (finthan), означавшего, как и современный немецкий глагол «финден» (finden), английский глагол «файнд» (find),  норвежский, датский и шведский глагол «финне» (finne) и т.д., «находить» (т.е. «жить  тем, что найдешь», что, собственно, и делали первобытные собиратели). Вероятнее всего, название «финниш» древнее названий «вельш» и «вендиш», и связано с чувством определенного превосходства германцев над своими более отсталыми северными соседями (которых северные германцы, впрочем, считали искусными колдунами и чародеями).

Следует заметить, что не только германцы осознавали свою «инакость» от иноплеменников, но и наоборот. Именно поэтому, скажем, иноплеменники-кельты перенесли этноним «германцы» с одного отдельно взятого, соседствовавшего с ними непосредственно, племени, на все племена, жившие на правом берегу Рен(ус)а-Рейна.
Важным представляется в данной связи и следующее обстоятельство. Вплоть до самой эпохи викингов не сохранилось свидетельств наличия у германцев ощущения чужеродности в отношении друг друга. Так, например, в исландских сагах, повествующих о службе северных германцев, норманнов -  исландцев и норвежцев у англосаксонских королей, утверждалось, что в ту пору у них был один язык. Очевидно, германцы явственно ощущали и стремились подчеркнуть свою особую этническую общность, отличающую их от других народов. Аналогичным образом поступали и наши далекие предки славяне (словяне, словене - т.е. те, чье слово, чья речь, чей язык, понятны друг-другу, в отличие от иноплеменных и иноязычных соседей - немцев, немых - тех, кто не мы, кто немы, неспособных объясняться на нашем языке, и наоборот).

Здесь конец и Господу нашему слава!