ЗНАК
Моя мама умерла так, как, дай Боже, умереть каждому: в 82 года, в красивый солнечный весенний денек, в здравии, внезапно, за полчаса и на руках у дочери.
Учительница почти с сорокалетним стажем, воспитанная советской системой, мама по сути была атеисткой, хотя в последнее время, после смерти мужа, сына и старшей дочери, в церковь ходила. Она не боялась смерти, и если говорила о ней, то говорила… с любопытством.
– Вот загадка: есть жизнь на том свете или нет?.. – однажды сказала она мне. – Знаешь что… Если все так, как про тот свет рассказывают, то я, как умру, постараюсь тебе подать знак.
И что вы думаете, она мне этот знак подала!
Я ездила к маме, из Минска в мой родной город Молодечно, каждые выходные. Всегда, когда бы я ни приехала, во дворе подметено, от снега расчищено, в хате убрано, в печи наварено. Мама все делала сама, очень не любила кого-то обременять своими проблемами.
Вот и в то воскресенье так: чисто, убрано, наварено. У нас обеих – отличное настроение: это был день рождения моей покойной сестры, для нас обеих – праздник. Мы с мамой пообедали, выпили по рюмке и довольно долго посидели за столом. Мама вдруг вспомнила и стала рассказывать, как в молодости она, учащаяся педучилища, каждую неделю ходила пешком из своих Дудчиц за восемнадцать километров в Мстиславль, на занятия, а ее мать, моя бабушка Агриппина, всегда провожала дочку. На полдороги они прощались, и бабушка Агриппина возвращалась назад. Мама же шла дальше и все время оборачивалась и смотрела, видит ли ее мать. Как только они отходили друг от друг далеко, мама снимала платок, который ее всегда заставляла завязать бабушка Агриппина.
Я не поверила своим ушам: моя правильная мама, которая всю жизнь кричала мне “надень шапку” и “завяжи платок”, потому что “надо беречься”, оказывается, сама в молодости ходила без платка! Мне в то время было уже сорок семь лет, а я до сих пор верила, что мама действительно всю жизнь береглась простуды и ходила в платке, не то, что я – “с голой дурной головой”… Вот это было для меня открытие! Мы хорошо тогда посмеялись вдвоем.
Потом я стала собираться на вокзал, но мама попросила меня сходить в аптеку, купить ей мазь для ноги.
Уже была настоящая весна. Снег сошел, и неасфальтированная дорога на нашей улице подсыхала после ручьев. Солнце хорошо припекало, и я расстегнула пальто. Как-то сразу расхотелось ехать в Минск, я подумала: а не заглянуть ли мне на кофе к однокласснице? Но мама не очень любила и всегда обижалась, если я, приезжая, уходила на два – три часа к подружкам детства. Поэтому визит к однокласснице решила отложить на следующий раз. Спасибо тебе, Господи, что ты меня тогда вразумил!..
Когда вернувшись из аптеки, я вошла в дом, то еще с порога увидела, что мама лежит в зале на диване. Наверное, почувствовав себя плохо, она специально откинула крючок на входной двери и настежь открыла двери из сеней в хату.
Я подскочила к ней. Мама была серая лицом и задыхалась. Никогда раньше с нею подобного не случалась, хотя в последнее время она жаловалась на аритмию. Почему-то я сразу поняла…
Позвонила в скорую. Долго ждать не пришлось – приехали через двадцать минут. Но это были наши с мамой последние минуты вместе.
Я держала ее за руку… Прочитала над ней “Отче наш”… И сказала: “Прости мне, мамочка, все прости!...” Я старалась сказать все это, потому что понимала, что она умирает. И она тоже понимала. Она часто дышала и время от времени поднимала на меня глаза. В них не было ни муки, ни страха, ни вопроса. Она просто смотрела на меня, будто хотела насмотреться. В такие моменты я ей говорила: “Я люблю тебя, мамочка, я люблю тебя!” Никогда раньше не говорила ей таких слов: я была “папина” дочка.
Вдруг ее взгляд стал по-детскому наивный. И теперь он был направлен не на меня, а влево, в сторону и чуть выше.
– Мама, моя мама! – удивленно и радостно сказала она.
Я поняла, что за моим левым плечом стоит бабушка Агриппина, которую я никогда не видела и которая пришла за своей дочкой, моей мамой. Это были последние мамины слова – она потеряла сознание и больше не вернулась в этот мир никогда.
Молоденький доктор “скорой помощи” послушал у мамы сердце, измерил давление и сказал, что ни того, ни другого почти не чувствуется.
– Сейчас мы сделаем ей укол, но он ей не поможет, – просто и искренне сказал мне доктор.
Сделали укол. Потом доктор открыл чемоданчик и стал делать электрокардиограмму. На моих глазах кривая линия на экране вдруг превратилась в прямую и апарат запищал…
Через три часа мама, убранная, уже лежала в гробу.
После того, как доктор выписал справку о смерти и уехал, я позвонила мужу, родственникам, соседям. Пришли женщины, обмыли и нарядили маму в то, что она сама приготовила себе “на смерть”. Там же я нашла завещание, документы на хату и деньги на похороны. Да, мама не любила кому-то создавать проблемы и обо всем позаботилась сама.
Я часто думаю о ее последних словах. Это же она подала мне знак! Все так и есть, как рассказывают: когда человек уходит из этого мира, за ним приходят умершие родственники, самые дорогие ему люди. Ну, а что дальше происходят «там» – все знают. Знают, но не верят. И знакам значения не придают…
(Перевод с белорусского языка автора).
Опубликовано в журнале "Неман" №12-2017 г., Минск.