ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Удача — дама капризная, когда ты её ждёшь, она про тебя забывает.
— Что делать, Александр Васильевич? Прошло уже четыре дня с того момента, как пропала Ольга Воронец, и никаких известий. Никто так и не позвонил. У меня плохие предчувствия.
— Да, — согласился Махоркин. — Чем больше проходит времени, тем меньше надежда найти девочку живой.
— Я не знаю за что зацепиться, — Лена ходила по кабинету, нервно покусывая кончик карандаша.
— Давайте ещё раз подумаем, что у нас есть? Версия с выкупом отпадает. Что остаётся? — Махоркин вышел из-за стола и, наполнив пластиковый стаканчик водой из кулера, протянул Рязанцевой. — Вам надо успокоиться.
Пока Лена пила воду, он пододвинул к ней стул.
— Давайте подумаем — зачем красть ребёнка? С какой целью и кому это нужно?
— Мне в голову приходит только одно, но я даже боюсь об этом думать.
— А придётся. Потому что другой версии пока нет. Предположим, в посёлке орудует маньяк. Что там вам рассказывала подруга Оли про чёрного мужчину в чёрной машине?
В дверь постучали.
— Разрешите? — В кабинет вошёл Олег Ревин и протянул Махоркину руку. — У нас новости. На дороге, ведущей в посёлок Сосновка, патрульной службой была зафиксирована чёрная Волга с красными шторками…
— Мда, погодка не балует, — Игорь Корноухов опустил радар и сел в машину к напарнику. — Есть чо пожрать? Я проспал сегодня, даже не успел тормозок собрать.
— На, — Краснов протянул пакет с едой. — В термосе кофе. Подкрепись, а я пока пойду, подежурю.
— Да ладно тебе. Нет же никого. За полчаса три машины проехали. Давай лучше перекусим. — Игорь развернул пакет, и салон патрульной машины быстро наполнился ароматом ветчины и солёных огурцов. — Ну, присоединяйся, — потирая руки, без тени смущения пригласил он товарища.
— Ладно, давай, а то после тебя ничего не останется. Ходи потом целый день голодным, — весело откликнулся Владимир и, положив радар на заднее сиденье, вновь уселся на водительское кресло.
Крепкий горячий кофе в сырую ноябрьскую погоду наполнял серый будничный день уютом и располагал к откровениям.
— Володь, а ты чего в гаишники-то пошёл? Ты вроде спортом занимался. Разряд имеешь, мог бы сейчас детишек тренировать, и не сидел бы тут со мной в кустах.
— Ну ты же зачем-то пошёл. Или скажешь призвание, — хитро прищурился Владимир.
— Да какое там призвание — в жару жариться на солнцепёке, а в мороз мёрзнуть на ветру, — Игорь громко чавкал, пережёвывая бутерброд.
— Не чавкай, — сделал, улыбаясь, замечание коллега. — Не позорь своё гордое звание.
— А я всегда чавкаю, когда вкусно. Это я так выражаю своё удовольствие, — придумал себе оправдание Игорёк и, откусив кусок побольше, с набитым ртом продолжил: — А в ГАИ пошёл… да кто его знает. Так уж сложилось, сосед у нас по коммуналке гаишником работал, в советское время ещё. Любил байки травить по вечерам, о том какая это героическая профессия. Ясно, цену себе набивал. Он за моей матерью тогда ухаживал, ну а я малой был, слушал, открыв рот, и как бы само собой определилось моё будущее. Ну а ты-то чего?
Краснов отпил горячий кофе и задумался.
— Я? — наконец вымолвил Владимир, но тут же снова ушёл в себя. Видно было, что продолжать разговор ему не очень хочется. — Родители у меня погибли в автокатастрофе и сестрёнка маленькая.
Игорь перестал жевать и замер. Потом с трудом протолкнул в себя остатки до конца не пережёванной пищи и несколько сконфуженно произнёс:
— Прости, Володь, я не знал.
— Да ладно, — Краснов махнул рукой, как бы отгоняя от себя тяжелые воспоминания, — давно это было. Я ведь с бабушкой рос. — Он вновь замолчал. Но вдруг его прорвало. Слова бурным потоком понеслись, как весной, пробившаяся сквозь лёд, вода на реке. — Мне тогда восемь лет было. Я в школе плохо учился, хулиганил, а тут родители собрались в гости ехать, в Тамбов, к тётке, маминой сестре. Меня в наказание за неуспеваемость с собой решили не брать. Я разозлился очень, особенно почему-то на сестру. Тогда мне казалось, что её больше любят и, вообще, она вся такая примерная, а я на её фоне разгильдяем выглядел. Хотя почему выглядел? Таким и был.
Краснов сделал ещё один глоток. Горячий кофе смягчил пересохшее горло, и он продолжил:
— Через два дня Новый год. Родители подарки для гостей накупили, в машину всё сложили, отец меня по голове потрепал, руку протянул: «Ну что, Владимир, будь молодцом», — а я отвернулся, промолчал в ответ. Мама в щёку чмокнула: «Мы тебя любим, сынок, не скучай», — и рукой помахала. Сестрёнка мне напоследок язык показала. А я ей в ответ кулак. Больше я их не видел. Пьяный водитель на фуре вылетел на встречную и снёс автомобиль.
Краснов отвернулся и потёр замутнённые слезами глаза.
— Потом уже стало известно. Водителя фуры заметили попутные машины. Видели, как его носит из стороны в сторону, и сообщили на пост ГАИ. Гаишники фуру остановили, но тот откупился и поехал дальше. Через десять минут это всё и случилось. Тех продажных гаишников просто уволили. Конечно, факт дачи взятки они отрицали, а показания пьяного водителя никто всерьез не воспринял или не захотели принять.
Владимир снова сделал паузу, допивая остатки кофе. Бутерброд с ветчиной продолжал лежать нетронутым.
— Вот тогда я и решил в ГАИ пойти. Чтобы таких продажных меньше было, хотя бы на одного. Чтобы никто, никогда не терял на дорогах своих родных, — тяжелый вздох завершил рассказ. — Ладно, ты жуй давай, а то совсем я тебе аппетит испортил, а я пойду подежурю.
Не успел он выйти из машины, как мимо стремительно промчалась чёрная Волга.
— Вот чёрт, — Краснов внимательно смотрел вслед удаляющемуся автомобилю.
— Да не расстраивайся, Володя, ну пропустили одну, и бог с ней. Тем более, машина какая, видел? Представительская! Связываться с такими — себе дороже, — тут Игорь осёкся, но Краснов как будто и не слышал слов напарника, судорожно копаясь в бардачке.
— Вот. Наконец-то, — из кипы бумаг на свет появился небольшой блокнот с закреплённой на переплёте ручкой. «Е 632 КХ 77» вывел на листе Владимир и резко развернулся к Игорю: — Ты видел?
— Волгу-то? Ну да, а что в ней особенного? — непонимающе смотрел на Краснова белобрысый парень.
— А то. Волга чёрная, а шторки на окнах у неё красные.
— Ну и что? — Игорь косо поглядел на, оставшийся лежать несъеденным, бутерброд Краснова. — Ясное дело — выпендриваются.
— Да причём тут выпендриваются, ориентировка была на чёрную машину с красными шторками. Всё, заканчивай с обедом, надо срочно сообщить об этой машине на пост.
— Автомобиль задержали, водителя сейчас доставят. При беглом осмотре машины на переднем сидении обнаружены капли крови… предположительно. Волков доложит в скором времени, — закончил доклад Олег Ревин.
— Отлично, — оживился Махоркин, — давай его сразу сюда. — Как говорил мой учитель — «Будем говорить».
Через полчаса напуганный водитель Волги, вжав голову в плечи, сидел перед Махоркиным. Георгий Странников — грузный, приземистым мужчина пятидесяти лет, с высокими залысинами на лбу и длинным носом, заканчивающимся уплощённым кончиком, напоминал утконоса.
— Итак, Георгий Алексеевич, мы хотим вам напомнить, что чистосердечное признание может существенно смягчить наказание, — ровным тоном отчеканил следователь, разглядывая паспорт сидящего перед ним мужчины.
Глаза «утконоса» испуганно забегали, но никаких слов не последовало. Перегнувшись через стол, Махоркин почти вплотную приблизился к носу Странникова и короткой автоматной очередью выпалил:
— Быстро говори, где девочка?
— Какая ещё девочка? — ошарашено отпрянул от лица Махоркина задержанный. — Не знаю я никакой… — на этом слове Странников запнулся и вдруг визгливо выкрикнул, — я требую адвоката.
— Адвоката? Будет тебе и адвокат, и прокурор, и приговор. Не сомневайся.
— Олег, сейчас оформлю ордер. Бери группу, и дуйте на квартиру к этому Странникову, — скомандовал Махоркин, когда задержанного увели в камеру, так и не добившись признания. — Лена, вы пока соберите все сведения про этого гражданина. Адвоката ему подавай, вот же сволочь.
Дверь в квартиру номер шесть по улице Герасима Курина, где проживал Странников, выглядела, как выразился Олег Ревин, «дорого–богато». Столь же «дорого-богато» выглядело и всё внутреннее убранство помещения.
— Даааа, нехило живёт обычный российский гражданин, — присвистнул Котов, включив в прихожей свет.
На тумбочке возле дверей в специальном пластиковом контейнере лежали картонные карточки. Виктор достал несколько штук и прочёл вслух:
— Странников Георгий Алексеевич, врач-хирург, телефон… Ого, так он врач-хирург? Вот, значит, как живут врачи в наше время, а ещё жалуются, что им мало платят.
— Ну врач врачу рознь. Хирург, особенно если заслуженный какой — светило, может и неплохо. Вот только не про то мы с тобой. Девочки, похоже, здесь нет, — быстро оглядев комнату и кухню, сделал вывод Ревин.
— Надо в ванной посмотреть, — вспомнив недавний визит в квартиру Степанова, предложил Котов.
— Ага, пойдём, посмотрим, — поддержал друга Олег и обернулся в сторону, приступивших к обыску, сотрудников: — Ребят, вы тут сами пока.
Ванная комната, отделанная цветным итальянским кафелем, имела странную форму — она была не квадратной и не прямоугольной. Две стены, которым полагалось быть параллельными, явно стремились пересечься, создавая форму усеченного конуса. В узком конце помещения стояла такая же узкая стиральная машина автомат с вертикальной загрузкой.
— Вот. Ирка точно такую же хочет, а мне больше с иллюминатором сбоку нравится. Весь процесс стирки, как на ладони. А Ирка упёрлась, в вертикальную, видите ли, загружать удобней, — Олег подошёл к машинке и дёрнул за выступ крышки.
— Всё правильно она тебе говорит. Чего там смотреть? Как твои носки с трусами каруселят? Ты, вообще, представляешь, как Ирке твоей с животом нагибаться?
— Но не всегда же она беременная будет. Хотя может вы и правы. В такую, наверное, килограмм пять белья входит, а то и все восемь, — Олег нажал на защёлку барабана, металлическая створка резко дёрнулась, открывая внутренность агрегата. На дне резервуара лежала белая простыня, измазанная свежей кровью.