Вечером я отправила всех по домам, а сама осталась с сыном. Заснуть этой ночью я бы всё равно не могла и не могла оставить сына ни на минуту. Занятия в школе ещё не начались, был конец августа. Я была относительно свободна. А мужа ждала работа. Отпуск закончился в июле. И Люсеньке, конечно, незачем было сидеть около меня. А свекровь меня только раздражала. Поэтому мне даже лучше было одной. Могла хоть нарыдаться вволю.
Алёша видел моё состояние и, по-видимому, решил, что никто не сможет поддержать меня лучше, чем подруга детства. На другой день утром он позвонил Альбине, и та сразу примчалась ко мне вместе с дочерью. Обе плакали. С утра приехала и Люся.
Поскольку народа у палаты Кирилла собралось уже много, врач попросил, чтобы мы дежурили по очереди. К Кириллу пока никого не пускали. В сознание он не приходил. Но надежда есть – заверяли врачи.
– Нужно всем молиться и обязательно поставить свечу за здравие, – сказала Альбина. – Соня, на тебе лица нет. Пойдём со мной, тебе надо немного отдохнуть и пора уже перекусить. А Алиса подежурит.
Алиса с Люсей остались, а мы с Альбиной вышли. Она повела меня в ближайшее кафе. Мы сели за столик. Альбина сделала заказ, потом заставила меня отхлебнуть глоток кофе и закусить бутербродом. Но мне кусок в горло не лез. На всё был рвотный рефлекс, от любой еды к горлу подкатывала тошнота. Так часто бывает на нервной почве. Меня всю трясло.
– Сонечка, успокойся! – внушала Альбина. – Никогда не теряй надежды. Господь никому не попускает испытания выше сил. Я просто отказываюсь верить, что Он может забрать у вас с Лёшей сына. Это ваш единственный ребёнок. И Господь сохранит его жизнь, я просто не сомневаюсь в этом. И ты не сомневайся.
– Ну, у Лёши не единственный, – заметила я устало.
Она посмотрела на меня с удивлением:
– В смысле?
– В смысле дочь от первого брака.
– Ты опять! – произнесла она укоризненно. – Ну сколько можно говорить, что Алиса не имеет к твоему мужу никакого отношения.
– Да ладно. Я всё знаю. Из-за чего, думаешь, Кирилл и оказался в реанимации? И я одна во всём виновата. Если бы 23 года назад я не скрыла правду от вас с Лёшей, вашего брака не было бы. А теперь наступила расплата. Если бы можно было заранее предвидеть все последствия!
– Сонечка, наш брак, конечно, был ошибкой, но эта ошибка давно исправлена, и никто на тебя зла не держит. Никто тебя не проклинал, так что и никакая расплата не могла тебя настигнуть. Во всяком случае не за это. Это не расплата, а испытание.
– Расплата в том, что Кирилл влюбился в свою сестру и сделал ей предложение. А та не ответила ему «нет». Мне пришлось рассказать ему правду.
– Какую правду? Свои фантазии?
– Аля, хоть теперь не притворяйся, это невыносимо! Я не стала бы делиться с сыном одними предположениями. Сперва я поговорила с твоим мужем. И он мне всё рассказал.
– Что он тебе рассказал?
– Что Алиса твоя дочь от первого брака.
– Могла бы спросить и у меня. Мне, наверное, лучше знать, чья она дочь.
– Твою версию я уже слышала. Ты говорила, что она дочь Славы.
– А ты ведь знаешь, что я никогда не вру.
– Значит, научилась за прошедшие годы. Потому что говорила ты очень убедительно. Я сначала даже поверила. Сомнения вызывала только фамилия Алисы и уверенность Алёши, что дочь его. Но уж если речь зашла о возможном браке наших детей, тут мне нужна была ясность. А когда я узнала правду, то не могла скрыть её от сына. Мне пришлось ему всё рассказать. И на другой день после этого он попал под машину. И я не знаю даже, по неосторожности или намеренно.
– Да, видимо напрасно тебя Софией назвали. Довести родного сына до попытки самоубийства! Но я просто уверена, что Господь сохранит ему жизнь. Потому что мальчик не заслужил ада из-за одной твоей глупости! Извини. Он ведь до сих пор даже некрещеный. И плюс самоубийство. А мальчик хороший, талантливый. И Алисе он нравится. Она мне, кстати, сказала, что Кирюша сделал ей предложение. И добавила, что если и выйдет за кого-то замуж, кроме Сокольского, – то только за Кирилла. Если он готов будет подождать годик-два.
– А что, в католичестве браки между родными по крови допускаются?
– Между двоюродными – да. Но Алиса с Кириллом не имеют никакого кровного родства.
– Но твой муж…
– Мой муж не мог знать, от кого конкретно я была беременна.
– Ты изменяла Лёше? – изумилась я. Любому, знавшему её характер, это показалось бы невероятным.
– Никогда никому не изменяла. Забеременеть можно не только от мужа или любовника, но и от незнакомого человека.
– Ты хочешь сказать…
– Я не хочу об этом говорить. И вспоминать не хочу. Хочу забыть. Не было никаких измен. Просто однажды меня поимели силой. Наверное, ты не удивишься, что я не стала рассказывать об этом мужу. Ты бы тоже не рассказала.
– И ты даже не знаешь, чья Алиса дочь?
– Она у меня «девочка Господа Бога», – улыбнулась Альбина. – Но, конечно, я знаю, кто её биологический отец. На меня же не маньяк в подворотне напал. Напротив, я сама к нему на встречу пошла. Как Дунечка к Свидригайлову. Он обещал сообщить мне важную информацию.
– Какую?
– Открыть имя того подонка, который бросил мою любимую подружку Сонечку. Чтобы получить ответ на этот вопрос я встретилась бы с кем угодно. Я же так хотела помочь тебе! Мне так было за тебя обидно! А своего Свидригайлова я и не опасалась нисколько. Как оказалось – зря. Но я сама виновата. Однако у меня тоже не было выбора. Он поставил условие: или я с ним встречаюсь, или он ничего не скажет. Он позвонил мне, когда я была дома у родителей, а Лёша со своими на даче. Это были ноябрьские праздники. Последние, наверное, в Советском Союзе. Был ноябрь 90-го.
– И кто же этот козёл?
– А как ты думаешь, к кому на встречу я пошла без опасений, к кому в машину села? У кого вообще на тот момент уже была своя машина?
– Стас? – спросила я неуверенно.
– Между прочим, Слава. Можно и так назвать. Так что я не обманула, называя имя отца Алисы. Хотя какой он отец! Но не могу сказать, что поматросил и бросил. Хотя лучше было бы так. Но нет. Он меня до самой своей смерти преследовал. Говорил, что любит и жить без меня не может, что мы друг для друга созданы, призывал бросить сначала первого мужа – на основании, что у того был роман с тобой и он меня всегда обманывал. А потом призывал бросить второго мужа и уйти к нему – потому что у нас общая дочка. Я боялась, что он Алисе объявится. Он ведь прилетал в Чехию. Разыскал меня, разыскал школу, в которой училась Алиса, – приходил не раз на неё посмотреть. Мне письма писал на десяти страницах каждое. Я их сжигала. Но у него явно была мания. Просто маниакальная одержимость своей идеей. Что мы созданы друг для друга, что я его женщина и т.д. И Алиса в этом плане пошла именно в него. Со своей любовью к Сокольскому, с этой убежденностью, что он именно её человек. И её записи в дневниках очень похожи на письма Стрельникова. И самое главное – он искренне думал, что я тоже его люблю и хочу подсознательно, а отвергаю, потому что обиделась. Он просил прощения, раскаивался в своей ошибке – понял, что со мной нужно было действовать не так. Не так меня нужно было завоёвывать. Но не оставлял надежды завоевать. Ради этого он создавал свой бизнес, начал машинами торговать – в общем, сколотил приличное состояние и всё звал меня с дочкой в Россию. Если в начале он появлялся возле нашего дома или Алискиной школы, когда у него были рейсы в Прагу, – ты же знаешь, что он был лётчиком, – то потом, когда он достаточно разбогател и хотел заниматься только своим бизнесом, он бросил авиацию, но всё равно прилетал в Прагу уже частным образом. Я до последнего боялась, что он ляпнет что-нибудь Алисе или моему мужу. Объявится как родной отец. Но он этого не сделал. Ждал, когда я сама созрею. Повзрослею. Пойму, кто моя настоящая любовь. Он верил, что это случится. И он никогда не сомневался, что Алиса – именно его дочка. Хотя его-то я как раз уверяла, что она дочка Лёши. Он говорил: «Нет, у Дроздова сын, а дочка моя – 100%. И глаза у неё зелёные». У нас в родне действительно никого нет с зелёными глазами – у всех голубые или синие. И у Лёши синие. А у мамы его карие. Никого с зелёными глазами у них нет.
– Но ведь по времени это могла быть и Лёшина дочка, – сказала я.
– Исключено. С Лёшей мы предохранялись. Я не хотела детей раньше 25 лет. А после встречи со Стрельниковым Лёшу я вообще к себе не подпускала. У меня такая истерика была и от свалившейся информации, и от пережитого унижения, – я Стаса тогда исцарапала в кровь. И по щекам хлестала. А он мне за правой щекой левую подставлял. Прямо как по заповеди. В общем, я сопротивлялась как могла, но он был сильнее. Потом долго меня успокаивал, а после отвез домой к родителям. «Бросай Дроздова, выходи за меня. Ты теперь и так фактически моя жена. А Дроздов – твоя ошибка. Он Сонин муж. А ты увела жениха у подруги. Но тогда ты не знала, а теперь знаешь». Я ему, кстати, не сразу поверила, когда он мне назвал имя твоего избранника. Я думала, что он издевается и на самом деле у него никакой информации нет. Просто нашел способ вызвать меня на свидание. Но он сказал, что я могу в лоб спросить мужа или тебя – и никто из вас не сможет соврать, если вопрос будет неожиданным.
– А откуда он сам об этом узнал? Его же не было в то время в Москве.
– Но родители-то его оставались здесь. И жили, как ты знаешь, в одном подъезде с Дроздовыми. Мама Стрельникова вас с Лёшей не раз видела. А потом сокрушалась, как это Лёша Дроздов бросил Соню, когда та беременна, и женился на Альбине? Ну а я тоже дура была. Не догадывалась о вашем романе. И потом ещё к Стрельникову в машину села. А после этого жила две недели у родителей, мама с бабушкой меня успокаивали, Лёше сказали, что я заболела сильно и лечиться буду дома. Он меня даже навещал, но я его видеть не хотела. И потом уже всё смотрела на него и думала: как так можно? У него ребенок через месяц должен родиться, а он, зная об этом, жил себе спокойно со мной – правда, не так уж и спокойно, видела я, что его что-то гнетёт, – но во всяком случае и уходить не собирался. А потом я к тебе приходила, старалась вызвать тебя на откровенность, но ты молчала как партизан в подполье. Такое самопожертвование. Мне этого тоже не понять. Со мной если раз подло поступили, я уже никогда не прощу. И Стрельникова так до смерти и не простила. Я не хотела рожать его ребёнка. Когда я узнала, что беременна, я была в шоке. Хотела отравиться. Потому что для меня аборт страшнее родов. А давать жизнь ребёнку, который является на свет непрошеным, я не хотела. Вообще жить не хотела. А бабушка с мамой меня убеждали, чтобы я родила, – если не хочу растить ребёнка, они вырастят. Раз Бог посылает этого ребёнка, значит он нужен Богу. В общем, я была под пристальным оком своих родных, они не дали мне сотворить ещё одной непоправимой глупости и отправиться прямиком в ад. Потом я решила дождаться рождения твоего ребёнка, посмотреть, как Лёша будет реагировать – я его, кстати, еле затащила в роддом, – ну а уж когда увидела его маленькую копию – тут уже сомнений не было никаких. Я вас поздравила, специально купила жёлтые цветы – символ разлуки и обмана – и простилась с вами. Я в тот момент не надеялась вернуть Славу Лисовского, но поскольку мы всё же учились в одном вузе и пересекались, то о том, что я ушла от мужа, он узнал. И вновь предложил встречаться. Я не могла встречаться с кем-либо, не получив развода, а когда оформила развод и Слава сделал мне официальное предложение, я сказала ему о ребёнке. Он уверил, что будет любить его, как родного. Так и случилось. В апреле мы расписались, а в июле, сразу после госов, нам удалось получить распределение в Прагу – по блату, конечно. У его родителей были связи. Родила я уже в Праге. Дочка была чудо. Я её полюбила. Думала, что обрету наконец-то покой и счастье. Не тут-то было. Стрельников меня и здесь нашёл. А как нашёл – до сих пор не понимаю. Мои ему сказать не могли. Они знали, что я так поспешно сбегаю из России именно от Стрельникова. Чтобы он ничего не узнал о рождении ребёнка. Но он меня как-то разыскал.
– А ведь это я ему сказала, что ты снова вышла замуж и уехала с мужем в Прагу. Он тобой интересовался. Я всегда знала, что ты ему нравишься. Ну и рассказала всё, что знаю, чтобы он не питал напрасных надежд.
– Его надежда могла умереть только вместе с ним. Я же тебе говорю, это была мания. Чтобы он разочаровался во мне, нужно было что-то такое же, как в случае у Алисы с Сокольским, – чтобы я оказалось каким-то оборотнем в женском обличье. Какой-нибудь девкой, подрабатывающей на панели. Не меньше. Всё остальное его не отпугнуло бы, я думаю. Надо было читать его письма, чтобы это всё понять. Я бы их даже сохранила, но боялась – муж найдёт.
А когда дела Стрельникова пошли в гору и его начали доставать конкуренты, и, видимо, поступали какие-то угрозы, он составил завещание, где отписал почти всё своё движимое и недвижимое мне – как и свой бизнес. И предвидя, что я откажусь принимать это наследство, оговорил данный момент: если Шаховская Альбина Витальевна не сможет или откажется принять наследство, то весь бизнес и всё завещанное ей имущество переходит Шаховской Алисе Вячеславовне. После этого могла бы я это наследство не принять! Ведь у Алиски уже был паспорт, и в случае моего отказа наследство было бы ей предложено и пришлось бы объяснять, кто этот богатый дяденька и почему он завещал всё сначала её маме, а потом ей.
В 2007 году, как ты знаешь, Стаса убили. Царство ему Небесное. А на меня как гром среди ясного неба свалилось это завещание, которое мне невозможно было отклонить из-за Алисы. Так что пришлось ехать в Россию, улаживать дела с наследством. А потом мы решили открыть своё издательство. Бизнес Стрельникова я сразу продала конкурентам. Всю завещанную мне недвижимость и машины тоже продала. И остался у меня только наличный капитал. Знаешь, мы всегда жили небедно, но никогда не думала, что такие деньги на меня когда-нибудь свалятся. Так что Стрельников заплатил мне деньгами за моё унижение. Но вины своей этим не искупил. Я его всё равно в душе не простила. И не прощу. Хотя мне его жаль. Не за тем зайцем погнался.
– По крайней мере не гнался сразу за двумя.
– Ну, Лёшенька твой за двумя погнался и всё-таки с одним остался. А Стрельников остался ни с чем. Только деньги у него были. Но из-за них и жизнь потерял.
– Да, несмотря на всё, его очень жалко. Вот действительно, яркий пример того, что счастье не в деньгах. А ведь вы действительно были бы прекрасной парой.
– Ну, это только в параллельной реальности. Где его двойник сможет вести себя как джентльмен. Тогда, возможно, и мой двойник будет к нему более благосклонен. А в этой реальности сложилось всё так, как сложилось. Мы не можем изменить прошлое. Но у нас, возможно, есть шанс повлиять на будущее. Ведь мысль материальна. Верь в выздоровление своего сына – и он обязательно выздоровеет. Даже не сомневайся. Мы все будем за него молиться. А когда он придёт в себя, то узнает, что всё, что ты ему рассказала, было не более чем химерой, которая развеялась как дым. Что Алиса не имеет с ним кровного родства и он единственный, за кого она готова пойти замуж после разочарования в Сокольском. В твоём Кирюше она не разочаруется. Он ведь тоже вегетарианец и «братьев наших меньших никогда не бьёт по голове». К тому же он талантливый художник. Ему ещё жить да жить. И я не поверю, что Господь заберёт у моей Алисы единственного приемлемого жениха. Надо ведь ей будет когда-то выходить замуж. Хотя она у нас девушка такая, что я не удивлюсь, если однажды заявит, что собралась уйти в монастырь.
– С её красотой в монастырь – это противоестественно.
– Все раннехристианские святые мученицы были красавицами. И они с радостью отрекались от мира и шли на муки. А не только в монастырь. У меня Алиса из таких. Если только вдохновится какой-то идеей – её уже ничто не переубедит и не удержит. Пойдёт по зову сердца.
– Ну, Кирилл, в таком случае, вероятно, будет спасаться в соседнем монастыре. – Я впервые за сутки улыбнулась. После разговора с Альбиной на душе у меня как-то сразу полегчало.
http://www.proza.ru/2018/08/08/1192