НИВА

Поздняков Евгений
   Я сам в эту историю верю не особо, но… Зная Михалыча, могу предположить, что доля правды здесь присутствует! Чего греха таить, мужик он был рукастый! Отремонтировать мог все, что угодно. Мы с ним и познакомились-то на заводе: коллегой мне по цеху приходился. Я ему всегда удивлялся: работал он на износ, полностью себя предприятию отдавал и так гордился успехами общими, что меня, самого ярого скептика, до глубины души радость распирала. Перевыполнили план – Михалыч от переизбытка чувств плачет. Благодарность от правительства получили – благодарит всех. В общем, на таких как он Союз держался! На таких как он, мы все равнялись… Все.
   
     И все у Михалыча шло как по маслу: квартиру получил, семьей обзавелся, но самое главное… Купил он себе «Ниву»! Подъедет на ней к заводской проходной, выйдет, плечи расправит, полюбуется своей «красавицей»… Не жизнь, а сказка! Машина эта сердцу его дорога была особо: он в ней, как инженер профессиональный, отыскивал плоды своих трудов. Вот, мол, Михалыч хоть и на судостроительном предприятии работает, но все же и свою лепту внес в советскую технику! Этот автомобиль благодаря его стараниям на колесах стоит! Благодаря стараниям всех трудяг наших. От мыслей этих Михалыча гордость пронизывала страшная, и так доволен был этот провинциальный мужичок своей жизнью, что казалось ему, будто ничего уже наперекосяк пойти не может, а тут…
   
      В стране бардак начался. Завод наш закрылся. Разбежались мужики, кто куда. Все своими делами занялись, для общения времени не находилось. Так и потерялись контакты! Но нашу встречу последнюю с Михалычем я никогда не забуду. Помню, объявили нам, что предприятие наше… «Банкрот». Вышли на улицу грустные.  Делать ничего не хотелось! Подошел ко мне Михалыч, руку на плечо положил и спрашивает: «Подвезти?». Ну, я думаю: «А чего бы и нет?». Согласился. Едем на «Ниве». Молчим. Изредка переглядываемся. Курить захотелось. Знаю, Михалыч всегда противником был курения, думаю, как бы поизящней разрешения спросить, а он… Будто бы мысли читая, говорит: «Да доставай уже пачку, доставай!». Достал. Курю, дым пускаю. Так и доехали. Из окна жена выглядывает. На руках малыша держит. Выхожу из машины. Оборачиваюсь. Сидит Михалыч за рулем «Нивы». Улыбается. Как-то по-особенному улыбается. В этой улыбке все: грусть рабочая, обида житейская… Но ведь улыбка все-таки. От чего? Не знаю. Наверное, потому, что был он за рулем «Нивы». И от мысли этой нехорошо мне тогда стало. Михалыч с автомобилем своим надолго в памяти «засел»… Лет на десять. До встречи нашей новой.
   
     Пересеклись мы с ним совершенно неожиданно – в столовой одной оказались. Смотрю – у прилавка лицо знакомое. Пригляделся. Точно, Михалыч! Все-таки жизнь умеет повороты накручивать! Подхожу. Руку протягиваю. Вижу – не понял товарищ сначала. Взгляды встретились. Улыбается. «Пойдем», - говорит, - «Потолкуем». Присели. Разговариваем. О том, о сем. Понять ничего не могу – вроде бы с виду тот же Михалыч: плечист, рукаст, а в душе… Потрепала его жизнь в государстве новом, ой как потрепала… Причин назвать, увы, не могу. Чувствовалось только, что не нравится ему больно происходящее, и от этого особенно жаль было некогда уважаемого инженера. Попрощались мы с ним, вышли из столовой, гляжу – «Нива» знакомая стоит. Спрашиваю: «Та самая?». Головой молча кивает. В лице меняется. Вновь узнаю приятеля своего. Появляется в нем гордость прошлая, радость трудовая… Аж на завод захотелось снова! За руль садится, спрашивает: «Подвезти?». «Нет», - отвечаю, - «Я тут недалеко…». «Ну, смотри!» - кричит. И улыбается. Как-то по грустному улыбается. Но улыбается все-таки! Уезжает. Встреча наша эта последняя была. Жалко. Я бы с ним еще раз увиделся, поболтал… Но, увы!
    
     Дальше я о жизни его только из рассказов коллег узнавал. Пересечемся так с кем-нибудь, украдкой спрошу: «Что там с Михалычем?». Интересно ведь, как дела идут у товарища! Выяснилось: сын у него по стопам отца пошел – на инженера отучился, устроился, кстати, неплохо – на космодром «Западный». Должность, увы, так и не узнал. Все разное говорят: кто в директора запишет, кто в рабочие… Поди сплетников этих разбери! «А «Нива» его как?» - задаю вопрос главный. «Ездит еще», - отвечает знакомый, - «они, говорят, из-за нее с сыном постоянно ссорятся. Он, мол, Михалычу говорит: «Брось ты металлолом свой! Давай тебе «немца» купим!», а Михалыч ему: «Ракеты строй иди лучше, а от машины моей отстань!». И так мне радостно стало, когда я историю эту услышал. Не теряет хватку с годами, работяга! Вон как молодому прикурить дал!
   
     После разговора того о Михалыче я слышать перестал как-то. У кого не спрошу – все отмахиваются. «Не знаю, не знаю» - бормочут. Вспомнил я о нем, когда «Западный» в новостях мелькать начал. То проблемы какие-то с поставками, то скандал коррупционный… Что там происходит – непонятно! Следил я за всем этим с вниманием особым и вот, вечером одним, смотрю «Время» по первому, а там… Фамилия знакомая мелькнула! Присмотрелся к лицу… Михалыч в молодости! Вылитый! Откуда репортаж? С космодрома! Ну, я, благо, с инженерным образованием, факты сопоставить могу, сразу понял – сын его в телевизор попал! Сделал громче. Слушаю. Опять там проблемы какие-то: кто-то у кого-то что-то украл… А сын-то Михалыча рассказывает, как они с трудностями справляются! Уверяет зрителей, что ничего рабочим не помешает дело начатое до ума довести. Вот он одно упомянет, другое… А я себя на мысли ловлю: ну, не то это! Не то! Рассуждает молодой, рассуждает… А огонька в глазах нет! В нем от Михалыча только внешность! Гордости нет, радости за достижения общие… Вспоминаю коллегу своего у «Нивы», улыбку его, такую грустную, такую печальную… Не ровня он ему! Ох, не ровня…
   
     И вот как чувствовал я тогда! Как чувствовал! То ли я беду накликал, то ли еще что… Но года через два также у телевизора сижу, смотрю новости, а по ним… Передают, что на космодроме ракета упала! Лица мелькают, объясняются: почему, отчего… Тошно стало, выключил. Спать лег. Приснился мне Михалыч, на «Ниве» своей у столовой. Спрашивает: «Подвезти?», а я ему отвечаю: «Нет, я тут недалеко…». «Ну, смотри!» - говорит. И улыбается. Так печально, так грустно улыбается. А позади него космодром. Большой такой, огромный! Проснулся…
   
     Месяца через четыре гулял я, значит, по городу. Брожу по улицам, вижу – Генка Свиридов! Коллега мой по цеху! Я к нему, он ко мне. «Как дела?» - спрашивает. Я ему: «Хорошо! А пойдем в столовую?». «А пойдем!» - отвечает. И вот борщ на столе, гречка… Сидим, беседуем. Я рад невыносимо! Генка – мужик хороший. Помню, вместе радовались, когда план удавалось перевыполнить. А еще такими довольными были, когда к нам в порт суда приходили, что на нашем заводе строились! Гордость брала недюжинная, что к гигантам таким руки приложили! И вот вспоминаем прошлое, обсуждаем новости последние, дошли до космодрома… И тут спрашиваю: «А что с Михалычом-то? Ничего не слышно?». Генка в лице меняется. Борщ в сторону отодвигает. Локтями на стол опирается. Удивляется: «Как? Ты не в курсе что ли?». «Нет», - отвечаю, - «А что такое?». Свиридов голову опускает: «Михалыч ведь того…». «Умер?». «Да Бог с тобой! В космос он улетел!».
   
     Я от возмущения чуть не подавился. Человека спрашиваю серьезно, а он мне… «В космос! Точно в космос!». Вот ведь зараза! Так еще начал из себя строить непонятно что: за руку меня взял, из столовой вывел, сигарету закурил, продолжает важно: «Сын ведь его после запуска к отцу в гости приехал. Вроде как начал опять отца уговаривать: «Давай, мол, «Ниву» поменяем!», а Михалыч, сам знаешь, в таких вопросах кремень! Сын ему про «немца» нового, а Михалыч космодромом парирует, спрашивает, не переставая: «Как так? Почему такое допустил? Работал плохо?». Сын отмахивается, естественно, говорит: «От меня мало что зависит. Зарплату дали и ладно». А через неделю в Тайланд уехал. В отпуск отдыхать. С женой вместе, кстати!».
   
     Стою, вспоминаю репортажи. Перед глазами сын Михалыча. Взгляд его потухший. Спрашиваю у Генки: «Так, а космос-то тут… При чем?». Свиридов отмахивается: «Ну, так ты слушай, а не перебивай! Рассказываю: работник наш после отъезда сына в гараже закрылся и не открывал никому. Жена стучала, стучала, он ее гнал. И все с «Нивой» что-то творил. Изредка выходил наружу, у мужиков детали попросит какие-то, они ему ответят: «Иди лесом, мы и названий таких-то не знаем», да и вернется обратно. Что ел, что пил не знаю! Просидел он там месяц, о планах своих никому не рассказывал. И вот, ночью темною двор весь просыпается. Шум, говорят, страшный стоял. К окнам все прильнули, глядят, а из гаража Михалыча… «Нива» вылетает, закрылки выпускает! Огнем вся горит, искры из глушител летят, трыхтит на всю округу. А за штурвалом... наш Михалыч! Гордый такой! Летит куда, для чего – непонятно! Но летит, зараза, летит!».
 
   Курить я давно бросил, но тут отчего-то захотелось сигареткой затянуться. Руку протянул. Генка удивился, конечно, но «стрессоубийцей» поделился. Зажигалкой чиркнул.  Затянулся. Кашляю. Как реагировать – не знаю. Не верится, конечно, в чепуху эту. Какой космос? Какая «Нива»? И вроде бы Свиридов – парень хороший, обманывать не может: мы же с ним вместе успехам завода радовались, на суда ходили смотреть, нами построенные… Запил что ли?

«Вообще, дурак Михалыч, конечно». – Говорит Генка.

«Это с чего бы?» - возмущаюсь.

«Ну, сам подумай! Из «Нивы» ракету сделать! Кому что доказал? Сын на космодроме работает! Пристроит легко, а он… В гараже ерундой мается. А ведь такие деньги бы поднял! Обидно».

   Дурак...

(Фото из Интернета)