Ничем не выдающийся автор, ну разве что чуть более высок, чем большинство, чуть менее толст, и тем не менее глуп, пытался на рассвете побороть свои сон и лень, и что-нибудь слепить из когда-то увиденного, прочувствованного, и поэтому фонтаном бьющего из груди. Видимо ему не так уж не спалось, чем остальным, просто уж очень успокаивало нежное дребезжание светящихся синим клавиш под классическую музыку в обработке "Piano Guys". Кроме этого звуки окружали самые необычные - рокот вентилятора, бормотанье во сне маленькой девочки, недавно только нахлюпавшейся из молочных берегов, крик чаек и скрип качелей - не то чайки катались на качелях, не то качели подгоняли чаек, и конечно же наступавшего на пятки неумолимого рассвета.
Выпитый с утра бодрящий напиток с незабываемым названием "квас" весьма ничего так в авторе прижился, и квасил где-то в глубине его желудка еще не совсем сонные мысли. Мысли эти касались многих вещей, а в особенности конечно же юного чуда по имени, хотя нет имени у этого чуда, как обычно быть не могло - здесь только подходили восклицания "ах", "ух", "вот это да", и тому подобные - заменяющие привычные имена как таковые.
Одно можно было сказать с неточностью - чудной она была только потому что он о ней думал, все другие давно думали о ней по-другому, или думать забыли, потому как думать надо было о гораздо больших вещах чем обыкновенное чудо. А вот он мог себе позволить не только думать, но еще и чувствовать, и даже пытаясь интуитивно предугадать о чем думает и что чувствует это чудо.
Описывать длинными строчками о том какого цвета были ее волосы (которые стало модно красить от незаметно душистого до иссиня-ядовито-зеленого)конечно же он бы не стал ни за что на свете, так это утомительно и скучно было бы, а также все черточки, точечки, ямочки и тому подобные приметы, нравившиеся ему лишь потому что были чудесными в дополнении к чуду, он приводить бы тоже не стал, как это любят - дабы утолщался размер книги, многие авторы.
Ко многим авторам он себя не причислял, да и совсем автором как таковым не был, просто от какого-то мудрого человека по переписке с именем Рэй Брэдбери, а потом еще и еще от других практически ему подобных он слышал, что было бы неплохо писать все то, что рождается в тебе с рассветом, да и при этом не лениться в искренности и честности того, что тебя тревожит, восторгает, вдохновляет, и наполняет до глубины души. За это он был им бесконечно благодарен, хотя и не совсем просто было сидеть полностью обнаженным, с заспанными глазами, изливая себя скорей не на бумагу, а в большой аквариум в дюйма 32, который то и дело подслеповато ослеплял еще далеко не проснувшиеся точки восприятия мира.
Что же касается чуда, то у него были преимущества перед другими, не потому что это была царственная особа с огромным домом и машинами на каждый палец своей нежной тонкой ручки, нет - эти привилегии были в качествах человека светлой души, не только не потерянных по дороге, но как это не чудно - выросшими и отточенными до невероятных размеров приличия, а потому вызывавшие восторг, восхищение, и наводившие на массу размышлений.
Тут внезапно птицы ему начинали петь, на пару с зарождающейся водой в трубах, дело в том что и вода и птицы как по сигналу просыпались одновременно - и кто из них лучше поет, с учетом жары и того что вода была холодной освежающей - можно было поспорить. Пели они также и о чуде, вода к счастью тоже, ведь как же встречать чудесный рассвет не освежившись холодной водицей из душа на свободное и готовое тело, которое уже напрочь сопротивляясь сну, уговаривало себя, что я дам себе еще волю отоспаться, вот увидите. К приходу чуда нужно быть чистым свежим, опрятным, иначе что же это за чудо тогда? Чудес в перьях и так достаточно - а вот вымыть перышки, размять под холодными струями леденящей воды, правда невероятные и незабываемые ощущения?
Не долго думая, он так и поступил - пошел и окунулся вниз с головой в пруд очищения, благо стоящий неподалеку, чтобы успеть мокрыми пальцами продолжать капать в аквариум свежими каплями довольно таки проснувшегося дождя.
Чудо было примечательно еще тем, что его поступки не укладывались в общую картину мира, как бы противореча ему и в тоже время вызывая смутные подозрения о глубине своего происхождения. Можно сказать что отношения у них были весьма специфические, немного дружеские, слегка товарищеские, чересчур влюбленные, и весьма непостоянные - как будто бы встреча с морской богиней - волны пожелали - ощутил соленость капель, силу страстной морской пены, окунулся долго-долго, не желая выбираться. А волна где затерялась - вроде бы и видя море, не понятно где скрываясь она ходит бродит, только вспоминаешь, прижимая руки к плечам, к рукам глазки, закрывая их в опаске что так долго вдруг не сможешь без любимого создания, на приливах мироздания.
Видимо тут его накрывала волна лирических отступлений, которые вливались сами собой в строчки, наполняя прозаические ямки новой водицей живительной влаги. И почему так много уделяют прилагательному святой, святая, святые, святое? Не потому ли, что каждому хочется хоть на миг зачеркнуть черные полоски, получив нечто большее чем надежду, чтобы наслаждаться своими днями, хоть и нелегкий выбор стоит постоянно на перекрестках как будничных так и выходных, сколько пробок сдавливают нервы как металлические тиски, впиваясь в подкорку сознания. А тут с вят ость - можно стать сопричастником чего-то чистого, светлого, невероятно волшебного, словно островком в огромном океане, но при этом чистым островком (до следующего раза, когда соблазн не оставит своей полоски), счастливым островком, радостным островком.
Чудо было святым, была святой, были святыми, - ведь о нем или о ней нельзя было говорить как об одной маленькой или одном маленьком - ее было много, ведь хорошего всегда хочется много - так вот ее было больше чем много, но и этого многого было недостаточно, потому как оно было в море, и показывалось только в те миги, когда само того желало, и не как иначе. Но вот такое уж чудо и есть, за ним гоняться бессмысленно, выслеживать, выуживать - это как иголку в стоге сена искать, если оно захочет оно само тебя найдет, даст согласие на чтобы тебя обнять, погрузить в свой мир, расплескать по акварели нежных ласковых чувств, так необходимых, чтобы ты дышал. Эх ты, автор недосыпака, пишешь пишешь, а все без толку - пытаешься, надеешься, ждешь - и вот однажды день превращается в праздник ее дня рождения, который каждый день в году, а жизнь превращается в чудесное событие - воскресает чудо с еле розовеющего рассвета, выходит из глади полупрозрачных вод, осоляющих уже своим видом все твои мысли, погружая в глубину сердечных переживаний, отрывая от земли и унося скользить по небесно голубому неизведанному простору, на котором ни одного облачка... - печатали, засыпая, слова, руки ничем не выдающегося автора, так и не сумевшего отказаться от своего утреннего соприкосновения с миром сновидений...