…Пару лет назад я ездил в Прагу. Эта была моя уже четвёртая поездка. Люблю этот город за его готическую архитектуру, за каменные узкие улочки, за средневековые легенды и богатое рыцарское прошлое; за отменную традиционную кухню и, конечно же, — за вкусное пиво!
В мою программу пешей экскурсии входил стандартный набор: Пороховая башня, Вацлавская и Староместская площади, Карлов мост, Пражский Град с посещением Собора Святого Вита и Вишнёвый сад. Всё это я видел в прошлый раз, да и в позапрошлый — тоже. Поэтому, во время индивидуальной тура, я решил попросить своего гида показать мне что-нибудь ещё, что-нибудь исторически необычное — выходящее за рамки обычного туриста. Мой гид — Ян Горак (несмотря на превосходный русский), был парень местный — отлично знающий все уголки своего города.
Дождавшись окончания экскурсии и, как бы подводя её итоги, я предложил Яну зайти “У Медвидку” — старую пивную, и там обсудить увиденное, поделиться впечатлениями дня. Он согласился, так как явно хотел отдохнуть и перекусить.
Мы зашли.
Прошли первый зал и поднялись на второй этаж — с низкими сводами — в бар. Это было сердце пивоварни. Разместившись за столиком, позади которого вздувались два огромных медных чана, мы заказали по нефильтрованному лежаку и по вепреву колену — всё в лучших чешских традициях.
Пока колено жарилось нам подали пенное. Мы стукнули кружками и после нескольких прохладных глотков стали лучшими друзьями.
— Спасибо, Ян, за интереснейший рассказ о Праге, — начал я.
— О, дорогой мой друг, всегда рад поделиться замечательной историей старой Чехии со своими гостями! — воскликнул он. — У этого города есть душа!
— Согласен, я не впервые здесь и каждый раз испытываю трепет перед могуществом рыцарских династий и всей этой готикой! — искренне поддержал я.
— Да, были времена… — чувственно сказал Ян и с удовольствием отпил пива, закатив глаза в необыкновенном удовольствии.
— Кстати, я Вам ещё не заплатил, — вдруг вспомнил я и достал купюру в сто евро.
Ян, как и все собственно Чехи, благоговейно взял её, потрепал в руках, бережно погладил и убрал в карман.
— О, благодарю, мой друг! Если есть ещё какие-нибудь пожелания, то я всегда буду рад помочь! Я вожу группы не только по Праге… — подмигнул он мне и, снова закатив глаза, жадно отпил пива, — …рекомендую: Чешски-Крумлов! Завтра едем туда с моей второй группой, это юг страны, поедете?
— Нет, спасибо послезавтра я уже улетаю и хотел бы ещё посмотреть достопримечательности здесь, — вежливо отказался я, и понял, что моя надежда увидеть что-нибудь необычное — улетучивается также, как и наше пиво.
— Жаль, — грустно ответил Ян. В этот момент на двух больших досках нам принесли зажаристые рульки. Аромат мяса, приготовленного на огне, кружил голову обоим. Я пододвинул колено поближе. Сквашенная капустка с тмином, кучки разных видов хрена и горчицы украшали по кругу величественное блюдо рыцарей и вельмож, натёртую мёдом и специями, с торчащей из центра массивной жирной костью. Румяная аппетитная корочка ещё шкварчила, источая пряный дымок. Мы заказали ещё по лежаку и… по стопке Бехеровки. Куда же без неё?
Выпили.
— Ян, хочу откровенно Вас спросить? — решил я напрямую задать вопрос.
— Конешно, друг мой! Всё што хотите! — уже жуя, ответил он.
— Я, честно говоря, охочусь за артефактами, и мне бы очень хотелось увидеть что-нибудь необычное, что-нибудь редкое.
Услышав мою просьбу, он малость поразмышлял и, затем, предложил:
— Ну, можете сходить в музей “Алхимиков и магов”, — сказал он. — Там много необычного найдёте.
— Хорошо, спасибо, а что ещё бы Вы могли посоветовать, скажем так, из разряда “не для всех”. Понимаете меня? — вновь обрёл я надежду пролить свет на старые тайны города, которые коренные жители держат за семью печатями.
Ян озадаченно посмотрел на меня.
Я достал ещё сто евро и аккуратно положил рядом. Когда купюра также бережно, как и предыдущая перекочевала в его карман, он наклонился ко мне и сказал:
— Да, верно… Есть Прага светлая, добрая: рыцари, бои, слава, доблесть и всё такое, а есть — тёмная… страшная! Мы не особо эти подробности выпячиваем… Не хотим, чтобы нас считали дикарями — извергами… Понимаете, есть на лице Европы несмываемое пятно… это пятно — инквизиции… — почти шёпотом произнёс он. — Грязное место, чернь нашей истории.
Услышав слово “инквизиция”, у меня аж под ребром что-то закололо.
— Сходите в “Музей пыток”, — продолжал он. — Там есть то, что Вам будет интересно.
— Да, но я там уже был в прошлом году…
— Да-да, не торопитесь, — вновь зашептал он прямо мне в ухо. — Подойдите к смотрителю — к Томашу! Да, старина Томаш много знает такого от чего у обычных горожан волосы дыбом встанут. Его кличут старым брехуном — это так, но надо понимать: прадед Томаша основал этот самый музей! А он был почтенным рыцарем — потомок двоюродного брата самого Густава! Там много скрыто такого о чём стоило бы молчать… — Ян осмотрелся по сторонам и подождал пока мимо нас не пройдут новые гости заведения, а затем продолжил: — Говорят, что сам музей построен на месте древнего капища! Всё искали клад какой-то ведьмы. Так и не найдя его, но понимая, что он где-то рядом — он и воздвиг на этом месте музей, основательно запечатав тайну для будущих потомков. Томаш знает, конечно, эту легенду… знает и хранит. Но Вы спросите его о Войтехе Чёрном! Легендарном палаче, положивших сотни голов в те тёмные времена. Да, эта история далеко “не для всех”, она, как бы это сказать… из закрытого фонда музея, но за щедрую монету он с удовольствием поделится ею с Вами! Он, впрочем, как и все мы, очень любит деньги…
После этих слов Ян больше ничего не сказал, быстро допив пиво, он также молча удалился, хлопнув меня по плечу в знак благословения в моём деле.
* * *
Я не спеша подошёл к музею. Я был в нём в прошлом году. Как и в прошлом году, я вновь удивился оригинальному решению пражан пустить трамвай сквозь дом. Интересно, как живут те люди на втором этаже, под полом которого ежеминутно, втискиваясь в узкий проезд и гремя, пролетают трамваи?
Сделав несколько шагов, я упёрся в двери музея. Как и в прошлый раз я поднялся на второй этаж, где находился билетёр музея, как теперь я уже знал — по имени Томаш. Я сразу вспомнил его: по надменному лицу и достаточно большой асимметрии глаз. Он выдал мне билет на вход.
Я не спеша обошёл все экспозиции музея — снова поразившись масштабам изобретательности средневековых мужей в области орудий пыток и их применением. Меня очень впечатлила инсталляция «Сожжение», где демонстрировался способ расправы с ведьмами.
Проникнувшись былыми временами с их суровыми законами, я пошёл на выход.
Подойдя к Томашу, я обратился к нему:
— Добрый день! Знаю Вы местный хранитель тайн и легенд.
— Да, так говорят, — захрипел Томаш, — а что?
Я достал деньги и решительно просунул в окошко двери, за которой он сидел. Билетёр отказываться не стал. Бумажка исчезла в недрах выдвижного ящика его стола, после чего Томаш привстал и высунулся в проём.
— Чем я могу помочь? — снова захрипел он, только на этот раз более бодро.
— Не могли бы Вы мне показать что-нибудь из закрытого фонда музея? — спросил я.
— Хм… Закрытого говоришь?.. Ну… смотря что… — нехотя начал смотритель.
— Меня интересует Войтех Чёрный! — твёрдо сказал я.
— А-а, Войтех… — протянул Томаш и в его глазах блеснуло какое-то презрение. — Палач-мясник… Да-да, был такой… А что именно интересует?
— Ну, вот он и интересует… его жизнь, судьба… — уточнил я.
— Судьба? — громыхнул Томаш. — М-да, незавидная судьба была Войтеха… А ты значит любишь копаться во всём этом? Или ищешь чего конкретно?
— Я? Да нет… так просто… краем уха слышал про Войтеха. Вот заинтересовался. Неординарная личность всё-таки, — как можно непринуждённее ответил я.
— Вот черти! Болтают что ни попадя, чтоб их собаки всех порвали, — проворчал Томаш и пошёл вглубь комнатушки. — Теперь вот ключ куда-то запропастился? Давненько я эту дверь не открывал… Да где же он? А вот… нашёлся!
И Томаш вытащил из массивного сундука, что стоял у дальней стены огромную, ржавую железяку, напоминающую ключ от ворот замка.
— Пошли, — позвал он меня внутрь, закрыв окошко, он повесил табличку с надписью “Скоро буду”.
Я был очень удивлён: оказывается вход в подвал был из его комнатушки из которой он торговал билетами!
Мы прошли по узкой, каменной лестнице и я понял, что музей этот содержит далеко не одну тысячу секретов истории старой Праги. Остановились мы около кованой решётки, что преграждала вход в длинный туннель. Перед ним, в стену, была вмонтирована рукоять какого-то рубильника. Томаш с трудом перевёл его вверх. Контакты зашипели и обдали нас россыпью искр. Раздался гул и по туннелю зажглись тусклые жёлтые лампы, кривой гирляндой потянувшиеся в бездну. Казалось, их уже лет сто никто не включал. Томаш поднёс ключ к решётке. Встроенный замок лязгнул и она со скрипом открылась.
Мы молча продолжили путь.
Шли долго. Было уже ясно, что мы находились далеко за пределами стен здания музея — только под землёй. Наконец, проход привёл нас в небольшое помещение с массивной дверью обитой железом. На двери висел амбарный замок. А рядом с дверью стояла бочка. Томаш сунул руку за ворот и вынул ещё один ключ, который оказывается всё это время висел у него на верёвке на шее.
— Пришли. Вот и наша кладовочка, — прохрипел он. — Только тебе туда нельзя. Подожди здесь.
Он скрылся в проёме. Через минуту вышел, бережно закрыл дверь, убрав ключ обратно за ворот, и протянул мне свёрток.
— На вот. Это, конечно, не оригинал, а перевод одного английского графа — Гарольда III. Но тоже древний, — прокашлял Томаш.
— А что это? — спросил я, не решаясь взять в руки пыльный свёрток.
— Дневник! — гаркнул смотритель. — А точнее копия дневника Войтеха! Бери быстрее, собачья твоя голова! А то мне наверх пора — очередь уже поди в музей скопилась! А я тут с тобой вожусь.
Я взял свёрток.
— На вот ключ от решётки. Потом закроешь её и придёшь, когда прочитаешь. Английский-то хоть знаешь? — усмехнулся он.
— Знаю, — бросил я.
— Бочка в твоём распоряжении! — вновь гаркнул Томаш и удалился.
Я немного поёжился: уж слишком тут было не по себе. Потом сел на бочку, потеребил свёрток, набрал в грудь воздуха и развернул его. В нём был очень старый, в переплёте из бычьей кожи, дневник. Я, затаив дыхание, открыл первую страницу.
На сухой пожелтевшей бумаге чёрными чернилами было написано:
“Войтех Чёрный. Перевод 1403 год”
Я начал читать…
* * *
«14 июля 1317 год.
Вчера привезли какого-то бродягу. Худой, сутулый… на диву спокойный. Бросили в яму с клопами, которых кормили сырым мясом. Говорят это изобретение придумали сарацины, ай-да смышлёный народец! Не то что наши учёные умы-пытатели: в лучшем случае раскалённое масло в глотку вольют. И что? Потом и голову отрубать некому, а вот клопы другое дело. Они становятся злобные, неустанно дробящие плоть, жующие до костей! Посиди-ка с ними по самую шею. После такой ямы — сам будешь рад голову на плаху положить…
…Казнь назначена на завтра — на утро, на главной площади. Опять много зевак придёт; важно всё закончить с одного удара. Сколько же их было? Я поначалу считал, но потом понял, что глупая эта затея: считать отрубленные головы. И всё равно каждый раз — словно впервые. Третий позвонок. Третий! Ищешь его; то так голову наклонишь, то этак, и вот когда убедишься… Замах! Удар!.. И всё… покатилась. А тело, мягко так проседать начинает, словно делает последний выдох и набок, мешком, заваливается — с глухим звуком об эшафот… И тишина. Вот за это нас и чтят; за это и платят.
Но самое страшное, когда голова качаном отлетит, перевернётся и открытыми глазами на тебя вперится. И смотрит — прямо тебе в глаза! Словно проклиная! У нас — палачей, говорят — это плохая примета. Очень плохая! Каждый из нас боится этот взгляд на себя обратить. Даже название ему дали — проклятие Турани. Те, кто его встретили — так или иначе сгинули-таки при разных обстоятельствах. Кто поскользнулся в самый последний момент и вместе с узником под гильотину угодил, кого под лёд затащило на глазах людей, а кто и вовсе бесследно пропал, словно и не было его никогда. Вот такие чудеса с нашим братом происходят! Но я в это не верю! Брехня!
11 августа 1317 года.
Завтра казнь Ханны. Воровка. Молодая женщина. Попалась на рынке, когда пыталась украсть рыбу у одного торговца — Гашека. Ненавижу эту жирную свинью. Так бы и вспорол ему брюхо резаком, причём, с удовольствием бы вспорол. Бесплатно!.. Ничего не поделаешь — свиток на неё пришёл… надо исполнять. Постараюсь облегчить страдания бедняжке: возьму тесак. Широкий, тяжёлый, но с тонким лезвием. Есть с толстым, но с тонким лучше… Он на большом замахе шею, как масло раскалённым ножом пройдёт — без хруста. Даже понять не успеет, что всё уже закончилось.
9 ноября 1317 года.
Этот день надо запомнить. Казнили… пса! Да, именно пса. Его обвинили в ликантропии. В свитке говорилось, что он — оборотень! По мне пёс как пёс… Но работу мы не выбираем.
Работал секирой. Ух и грозная же штука! Тяжёлая. С двуручной рукоятью.
Мало того, что бедной псине голову отрубил, так ещё было указано вбить в сердце осиновый кол. Ну и работёнка у нас… Этот кол в сундуке принесли. Искусная работа надо признать. Я как в руку его взял — сразу понял, что только мастера инквизиции могли сделать такое. Это особые люди! Маленькие, но гадкие. От них у меня дрожь пробегает. Помню повздорил я с одним из таких. Я человек вспыльчивый схватился за рукоять, а он мне пику к горлу и говорит: “Только двинься, грязная свинья!” А от неё вонь такая идёт, от пики этой, с ума сойти. Это я позже уже узнал, что они их в гнилом мясе выдерживают. Такой штукой поцарапаешься и всё — можешь и завещание не успеть дописать!
В общем, он не знал, что нас, палачей, сложно напугать… Ещё секунда… и он был разрублен… Надвое! Прямо снизу — одним махом! Помню его удивлённые выпученные глаза, когда он увидел секиру прежде, чем упал. Ха! Дамасская сталь! С ней, брат, шутить не стоит. Я выкупил её у одного византийского наёмника, когда ходил в Святую Землю в качестве охраны Его преосвященства.
Вот так закончилась моя встреча с этим пренеприятнейшим человеком. Но, признаюсь я, этот молодой инквизитор заставил-таки мои поджилки сжаться. Уж очень он охочий до крови был. С тех пор я избегаю таких встреч. Мне тогда сильно повезло, если бы не мой авторитет при Дворе, то… страшно и подумать, что могло бы быть. Убийство инквизитора — это очень серьёзное обвинение: неминуемо карается смертной казнью и повешением всех родных и близких… благо у меня их нет.
25 декабря 1317 года.
Рождество… Сегодня ведьму привезли! Страшное зрелище: косматая, с грязными патлами. Старуху нашли в трюме корабля, стоящего в южном речном порту, что должен был отправиться в Будейовице. Когда её волокли в кандалах по улицам города, то она шипела, словно жерло с кипящим свинцом. Люд наш разный попадается: и простачки, по ошибке угодившие на суд из-за своей нелепой жадности, и убийцы, которым я вначале отрубаю руки, а следующим махом отсекаю их башку; и сумасшедшие бывают — крика от них много, стараюсь не церемониться с такими. А ещё бывают странные — вот как эта. К таким и свиток прилагается особый. Вот и к ней тоже прилагался:
”Согласно решению Инквизиционного Суда — казнь должна будет свершиться в три круга: отрезание волос, отсечение головы и сожжение… подтверждено печатью самого Святого Клемента. Полное имя ведьмы: Долорес Маргерия Эш. Цена проведения казни — триста пражских грошей.”
Немалая плата! За одну-то отрубленную голову.
Пожалуй, применю старый, добрый Бродэкс. Отличный топор! Сечёт со свистом. Мне его жаловал в подарок герцог Рихард, на день Прискорбия, когда я — согласно синодальному постановлению пражской епархии — умертвил, путём обезглавливания, пятнадцать каторжников — еретиков, что посягали на Его преосвященство Вацлава II. До сих пор помню тяжёлый скрип колёс. Телеги вязли в жиже грязи и так кренились, что туши намеревались придавить мальчишек, которых заставили поддерживать эти повозки. Вот смеху было бы, случись такому. Да… праздный был денёк. Я тогда, на радостях, отменно отужинал в трактире “У Влашима”. Целого порося обглодал, ну и аппетитище же на меня напал.
Позже, я многим этим Бродэксом голов снёс…
Отменный топоришко. Герцог его в Северных Странах добыл — в качестве трофея. Убаюкиваюсь от звука скрежета точильного камня по его лезвию, словно сотни душ стенают от экзекуции. Всегда проверяю заточку ладонью; уже столько шрамов от порезов получил, что ладонь превратилась во вздутый кусок мяса; боли уже не чувствую… Один раз чуть гангрена не приключилась. Я взял Бродэкс ближе к наконечнику и уже было замахнулся, чтобы отсечь себе кисть… но лекарь упросил ещё попытку избавить меня от этой заразы. Он так умолял, будто это я ему хотел руку отнять. Смешной старик…
Вообще, этот топор мне однажды жизнь спас! Я живу один. За городом. Уж такая участь палачей. Люди боятся такого соседства. Вот по указу Его преосвященства — все палачи, коих немного, живут в отчуждении. В город выходят лишь на работу — по свиткам, которые доставляют посыльные в сопровождении кованых рыцарей или по чёрной перчатке, что оставят у окна; тогда иду на Староместcкую площадь, где я нужен.
А так вся жизнь проходит в лесу. В тот день я ставил капканы, когда на меня медведь напал… Бедолага! Семнадцать ударов Бродэксом, к счастью он у меня был с собой, и с берложником было покончено! В отместку я обухом зверюге череп размозжил. Ну и потеха!.. С тех пор этот топор стал для меня родным. Он у меня занял почётное место — на стене, над кроватью. Люблю смотреть на блеск его щерблённого лезвия по утрам, его изгиб… словно обречённая улыбка каторжника, который потерял несколько зубов во время пытки. Я даже иногда с ним разговариваю. А он мне… отвечает. “Брэдушка, — говорю ему, — как ты?” А он мне: ласково так подмигивает на солнышке, тайно жаждя вновь перекусить жилистую шею неправедника. Отличная вещь — этот Бродэкс!
Так вот, подвели ко мне ведьму. И поставили на колени. Силой поставили, старуха извивалась вся как змея, да слова на непонятном языке бормотала, постоянно сплёвывая в мою сторону. Я наклонился к ней, дабы ближе узреть её очи. А она вдруг как засмеётся, как старый попугай, вконец обезумевший от палящего солнца Палавана. Признаться жуткое зрелище! Её укротители даже попятились назад, оставив её в покое. Трусливые свиньи! Я схватил её за волосы и поднял стерву над эшафотом. Затем резким, точным движением отсёк патлы. Карга рухнула на доски, корчась от позора, и закрывая голову руками. Я подошёл к краю и швырнул густой пучок седых волос в толпу. Жалких людишек отбросило назад как стадо баранов от огня. Ха! Челядь!
Я вернулся к старухе. Ухватил за ворот ветхого платья и потащил ко пню. Настал момент по-настоящему познакомиться с Бродэксом! Гадина продолжала шипеть и плеваться. В общем пришлось прижать её голову к древу, зайти немного сбоку и, так и удерживая, рубануть по худой шее… Вот и всё! А вы чего ожидали? Драконов и кикимор? Глупцы!
Я потом её голову подобрал и кверху вознёс, показывая всем кто на площади был. Народ отворачивался и с испуганными взглядами перешёптывался. Вот суеверные дураки! Я им говорю: “Узрите каждый! Кто не в ладах с Законом, будет обезглавлен… как эта чокнутая старуха!” А они только мычали мне в ответ.
Дальше было неинтересно: сложили дрова в кучу, облили смолой и покидали её останки туда, предварительно насадив голову на кол и установив над кострищем. Долго ещё это голова на меня “смотрела” пока не превратилась в угли…»
Я дочитал записи до конца и меня наполнило какое-то неописуемое чувство тревоги. Словно вы стали свидетелем того, чего не должны были видеть. Я спешно всё сделал как велел Томаш и поспешил наверх.
— И что стало дальше? — спросил я, когда вновь очутился перед окошком и протянул Томашу свёрток.
— Что и должно было стать… Войтеха нашли рыцари, зарубленным собственным Бродэксом в его же жилище… — ответил, словно сплюнул, Томаш, забирая у меня реликвию.
— Неужели топор сорвался со стены? — будучи уверенным, что именно так и было уточнил я.
— Не-ет! Там была настоящая бойня! Кто-то посильнее оказался громилы-мясника! Но так и не известно кто, — закончил смотритель.
— А Бродэкс? Где он? — не смог удержаться я.
— Знаменитый топор был проклят и утоплен где-то в бескрайних болотах… — Томаш ещё больше высунулся из окошка. — Поговаривают, что его ещё до сих пор ищут!
— А кто? — осмелился я спросить.
— Ну, собачья твоя голова, этого я не могу тебе сказать, — огрызнулся Томаш. — Ты, вот что: лучше иди… а то у меня дел ещё полно. — И он прикрыл ставни своего окошка.
Когда я уже выходил из музея, то в дверях столкнулся с женщиной зрелых лет. Я был впечатлён её красотой, на которую наложили морщины и добавили седины. Статная дама явно была знатных кровей: в чёрной мантии; на прядях цвета пепла сверкала диадема; строгий прямой нос и большие чёрные глаза, наполненные гневом. Я отступил, давая ей войти. Она сделала первый шаг, скользнув в проход. Из-под плаща сверкнули модные ботфорты. Щёлкнув высоким каблуком, она величественно проплыла мимо. За ней вбежал маленький человек, услужливо прихватывая подол мантии, чтобы она не зацепилась за порог. Вначале я подумал, что это её любовник, которых такие дамочки в наше время заводят для утех, и даже улыбнулся. Но долетевшая до меня фраза, сорвала мою опрометчивую ухмылку, охладив изнутри… Когда парочка уже почти скрылась за поворотом, поднявшись на лестничный пролёт, маленький человек вдруг проскрипел:
— Долорес, уже столько лет мы ищем его, может это всё безнадёжно?..
Не веря ушам, я пятился от входа на мостовую, с ужасом вспоминая сегодняшнюю дату… 25 декабря 2015 года…
-----------------
Иллюстрация приобретена по лицензии fotolia.com