Пушечно грохотала кадриль дураков,
потрясая основы всего учреждения.
Саша Соколов. «Школа для дураков».
1.
Начальник отдела по гражданской обороне и чрезвычайным ситуациям Сергей Михайлович Журиков слыл в администрации Мухановского района человеком очень скромным. Об этой черте его натуры даже ходили байки. Одна из них рассказывала о бесславном военном прошлом Журикова. Он остался после «срочной» и офицерских курсов служить в армии по химической части, где и так трудновато с карьерой, а Сергей Михайлович к тому же не отличался ни бравой выправкой, ни командирским голосом, и перспектив продвижения вверх не имел. Лицо у него было желтым и одутловатым, как будто офицера-химика травили каждый день каким-нибудь фосгеном в газовой палатке. Говорят, во время дивизионных учений Журиков, стащив с головы дрожащими руками противогаз, попытался что-то доложить проверяющему генералу, но тот сразу же приказал отправить лимонного от волнения и страха бедолагу в госпиталь. Правда, потом генералу объяснили про застенчивую сущность тридцатипятилетнего старшего лейтенанта, и он, пробормотав: «Черт знает что! Позор для армии!» - дал негласное указание командиру части представить тихоню к очередному званию, чтобы потом без проволочек отправить на «гражданку». А Журиков был только рад, ведь «капитан» - звучало гордо, как у моряков и мушкетеров! С красивым званием не страшен и запас, пусть даже с невеликим пенсионом. Вся жизнь, казалось, впереди!
В родной слободе Мухановке Сергей Михайлович проживал с мамой. Жениться он не спешил, потому что боялся. Когда-то, еще до армии, пару раз пытался провожать девчат, но те им брезговали – не походил тихоня ни на принца, ни на принцева слугу. И потом, в частях и гарнизонах, не нашлось для Журикова женщин, даже из числа б/у. Сначала от его стеснительности и невзрачности прекрасный пол скучал, а от унылых россказней про свойства газов - разбегался. Была, чего греха таить, у Журикова слабость: делиться с окружающими всем, о чём он сам узнал. Посмотрит фильм – и давай надоедать знакомым пересказами. Прочтет статью в газете – всем поведает о ней. А уж о службе о своей готов был день и ночь рассказывать. От такого занудства друзей у него не имелось – одни только шапочные знакомцы.
В первые дни после «дембеля» Сергей Михайлович сходил несколько раз в парадной офицерской форме в родную школу, где на уроках ОБЖ скрупулезно объяснил детям устройства «средств индивидуальной защиты» и даже провел тренировку по надеванию противогазов. И педагоги, которые когда-то ставили ему диагноз: «Ученик старательный, но посредственный», - теперь почтительно взывали: «Приходите к нам еще, Сергей Михайлович, для нас такие встречи – это новаторство в методике преподавания». Но школа не филиал МЧС. Вскоре дети перестали слушать нудного наставника, зашумели на занятиях так, что их безобразия услышал за стеной директор школы. Он, как и армейский генерал, потихоньку отправил новоявленного «педагога» восвояси.
И опять заскучал без дела капитан запаса Журиков. Трудиться на земле он не привык, а другой работы не находилось: промышленные объекты в райцентре так и не возродились после перестройки, охрана никуда не требовалась, военкомат готовился к большому сокращению. Послонявшись пару недель по Мухановскому рынку, капитан запаса сошелся с такими же «запасными» сапером и артиллеристом, начал выпивать с ними, «закусывая» хлебом с луком и критикой современной армии, и постепенно цвет его лица стал потихоньку зеленеть. Неизвестно, чем бы вся эта метаморфоза кончилась, но вдруг в районной администрации во время очередных учений запил горькую начальник отдела ГО и ЧС майор Швабрец. Он завалил отчёты, и заместитель Губернатора по МЧС генерал Клыков разгромил слободу Мухановку на подведении итогов, назвал по селекторной связи мухановцев «непугаными идиотами», и Глава района Храмцов с треском выгнал пропойцу-майора.
Мама Журикова обрадовалась такому обстоятельству и, будучи когда-то учительницей Главы, храбро позвонила ему и попросила трудоустроить сына.
Увидев жавшегося в дверях молчаливого капитана с желто-зеленым лицом, Глава подумал: «Ну, этот создан сутками дежурить и штамповать бумаги!» И принял Сергея Михайловича на должность.
В областном центре Курляндске свежеиспеченного начальника райотдела пригласили на согласование к генералу Клыкову, командующему региональным управлением МЧС, человеку строгому и чрезвычайно усердному в службе. Когда Журиков шел в приемную по длинным коридорам с ковровыми дорожками, он поражался, сколько у генерала замов, а начальников отделов и вовсе не счесть - все не ниже подполковников.
Генерал отнесся к Журикову благосклонно: едва взглянул на него и пробормотал, не отрываясь от подписания бумаг:
- Отчеты вовремя, мероприятия по плану…
Сотрудники региональных контор МЧС, которых в областном Курляндске расплодилось больше, чем других служивых из числа военных и силовиков, безудержно направляли по районам сотни циркуляров, установок, телеграмм, требовали ежедневных данных. Их интересовало всё: и погода, и урожаи, и состояние дорог, и даже школьные программы. Помощи никакой они не оказывали, тем более финансовой, но должны были все время контролировать, приказывать, направлять… Примкнувшие к ним пожарные инспекторы третировали все районы, заставляя директоров клубов, школ, главврачей больниц и всех прочих бюджетников и частников отколупывать краску, сдирать линолеум, опутывать здания всевозможными системами оповещения о пожаре. Здания горели «с музыкой», так как добираться до них огнеборцам было долго: машин в районах не хватало, и ездили они чуть ли не с брежневской эры, а все средства уходили на сигнальные свистки.
Чтобы подчиненным в районах можно было на время оторваться от нескончаемого бумажного потока, областные чрезвычайщики проводили с ними штабные тренировки и селекторные совещания. При этом «клыковцы» не принимали во внимание, что их в Курляндске - сотни человек и в разные смены, а где-нибудь в Мухановке или в такой же Камышовке по одному всего лишь эмчээснику на день, и вся его команда – телефонистка дежурно-диспетчерской службы, или, короче, «дэдээсница».
Щепетильному до буквоедства Сергею Михайловичу обширная служебная нагрузка с самого начала оказалась не под силу. Часть отчетов он брал домой и просиживал с ними за компьютером до рассвета. Но вскоре и этого времени не стало хватать, поскольку на беспрекословного Журикова навалили еще комиссии по антитеррору и эвакуации. Тогда «бумажный капитан», как его заглазно стали называть сослуживцы, подключил к делам свою педагогическую маму, и вскоре бывшая учительница, проштудировав учебник по гражданской обороне, изучив инструкции, научилась строчить отчеты даже ловчее сына. Но поток бумаг из области не иссякал, он превращался в Ниагару. Казалось, что вот-вот - и циркуляры вырвутся из шкафов, рухнут со стола и подоконника небольшого кабинета ГО и ЧС, хлынут в коридоры районной администрации, затопляя собой всё вокруг.
Глава района Храмцов, каждое утро отписывая Журикову бумаги, ворчал: «Опять ему больше всех! Как будто у нас целый штаб!». Но из-за отсутствия финансов в районном бюджете никого в помощь заведующему отделом ГО и ЧС не брал, а, из сочувствия к подчиненному, советовал:
- Надо бы тебе жениться, Сергей Михайлович. И желательно на работнице администрации, владеющей компьютером. Так сказать, и тебе для пользы дела, и нам, для скрепления коллектива. У нас есть и бывшие одинокие секретарши, и так, простые безмужние дамы… Приглядись. А хочешь, я подскажу, кого выбрать?
Капитан запаса промямлил что-то невнятное, но за идею ухватился. Почти полгода Журиков примеривался к потенциальным невестам. Этого добра в кризисной слободе было навалом: жены изгоняли безработных и поэтому запивших мужей и подыскивали новых кандидатов. Им теперь даже такие невзрачные и тихие, как Журиков, казались идеалами. И капитан запаса это понял, осмелел, к тому же он изучил иллюстрированные пособия по сексу, и оставалось малое: пройти любовь на практике. Но здесь одолевала пресловутая работа. Только расположится Сергей Михайлович какую-то дивчину из управления образования или общего отдела проводить до дому, как вдруг звонит служебный телефон: штабная тренировка! За время его службы в МЧС капитанская мать почти ослепла от компьютера, и самому ему пришлось не раз менять очки. Видавший виды окулист и тот был изумлен таким подъемом близорукости, настойчиво советовал Сергею Михайловичу найти другую работу. Но где же бывшему военному отыскать таковую в райцентре без промышленности! А на офицерский пенсион жить скудно, пусть даже присовокупить к нему мамино пособие.
И вот за полгода до своего сорокалетия Журиков дал согласие на участие в вечеринке по случаю Восьмого марта, в эдаком «междусобойчике» в доме начальницы финансового управления Варвары Ивановны Царевой, имевшей на работе грустный вид из-за вечного дефицита районного бюджета. Сергей Михайлович за все время пару раз пытался заглянуть к ней с финансовыми проблемами, но сразу чувствовал себя неловко – такой печальной смотрелась «минфинша». На службу она приходила в темных костюмах, почти без макияжа, в кабинете встречала посетителей в строгих очках – в общем, было в ней что-то тоскливое. Подчиненные «финики», как называли работников финуправления, Варвару Ивановну побаивались, начальники других управлений и отделов администрации давно поняли, что сочувствия и помощи от нее ждать бесполезно, и Царева общалась только с Главой, а чаще всего просиживала на службе одиноко, отдаваясь телефонным разговорам и бесконечным отчётам.
Но за стенами администрации «минфинша» была совершенно иной. Поменяв к пятидесяти годам трех официальных мужей, оставшись без детей, главная «финансистка» района, раскрепощая свои далеко не увядшие достоинства и желания, предпочитала небольшие интимные компании, где и ей перепадало что-нибудь по части любви.
Когда наслышанный о двойной жизни своей подчиненной Храмцов попросил Варвару Ивановну найти для тихони Журикова подругу жизни – «а то пропадут и мужик, и отдел» - она, театрально удивившись просьбе, ответила, что такими делами, вообще-то, не занимается, но из уважения к Главе попробует. А в душе была так рада интересному заданию!
2.
Дом «финансистки» Царевой находился в центре Мухановки. Его архитектурный стиль было трудно определить, так как строился он в разные эпохи тремя мужьями Варвары Ивановны. Зачат дом был в эпоху застоя, при Андропове, когда ни о каких вторых этажах, мансардах и мезонинах не могло быть и речи – тогда жили по закону «не высовывайся, иначе будут считать доходы». «Базис» дома составляло примитивное прямоугольное строение из белого силикатного кирпича. Правду сказать, сам «архитектор», первый муж Варвары Ивановны, не был человеком с художественным воображением. Служа в милиции, он носил в планшетке тонкую фляжку со спиртом, а в кобуре - соленый огурец, употреблял сии «дары природы» каждый день, оперативно спился и был изгнан отовсюду. Куда потом девался – неизвестно.
Потом, при Ельцине, произвелись надстройки дома. Второй муж Царевой, с редкой для Мухановки фамилией Розенблюм, перед отбытием в Израиль успел призвать каких-то шабашников, и те соорудили второй этаж из такого же силикатного кирпича. Но то ли среди них не оказалось опытных строителей и архитекторов, то ли хозяин так велел, только окна второго этажа вышли вытянутыми вверх и узкими, как бойницы. От этого дом казался изумленным. Решил все завершить в ансамбле третий муж Варвары Ивановны, молодой, энергичный безработный выпускник коммерческого вуза. Он не стал строить третий этаж, а залил крышу битумом и по углам пристроил из оставшегося кирпича четыре башенки, похожие на шахматные ладьи. Это было уже при Путине, когда строили все и кто во что горазд. Но молодость третьего мужа перевесила уважение к бальзаковскому возрасту супруги, он был пойман Царевой на подлой измене под одной из силикатных башенок и немедленно изгнан с позором.
Варвара Ивановна пригласила на «междусобойчик» с Журиковым двух своих давних приятельниц, хотя в другой раз к ней сходились больше десятка гостей. Но сегодня были своего рода смотрины.. Конечно, внешность у Сергея Михайловича не ахти какая выдающаяся, и характер у него тихий, но зато подразумевалось много преимуществ. «Во-первых, не каждый свободный от семейных уз мужчина в Мухановке - офицер, да не какой-то прапорщик в отставке, а целый капитан запаса, - рассудила Царева. - Во-вторых – с приличной должностью, имеет реальную власть над иными мелкими начальниками в районе. Не пьет до коровьего рёва, знает чиновничью меру». От такого жениха Варвара Ивановна не отказалась бы сама, но ей показалось скучным, если бы их взаимное притяжение с Журиковым произошло просто так, без свидетелей, без восторга победы, наполняющего адреналином кровь женщин.
Царева позвала самых некрасивых и неинтересных подруг. И, коварная, не предупредила их о приходе офицера – пусть явятся без подготовки и сидят, смущенные от комплекса своей неполноценности.
Сергей Михайлович, как настоящий военный, явился на вечеринку чуть раньше. Несколько минут он постоял у парадных дверей, вглядываясь в пасмурное небо и жадно вдыхая воздух, пропитанный оттепельной влагой. На душе у капитана было неспокойно. Будущее привлекало его не романтикой, не бурным океаном любви, а тихой гаванью квартиры. Он представлял себя рядом с ласковой, «пушистой» супругой то на кухне за вечерним чаем, то в спальне, где они вместе верстали отчеты на компьютере. Но вдруг эта идиллия исчезала, и капитан запаса вспоминал семейные скандалы в военном городке и связанные с ними пьянки, драки, измены, и тогда ему хотелось развернуться и уйти обратно к маме.
Тяжело вздохнув от груза раздвоенности, Журиков напряг слух, надеясь уловить что-либо из происходящего за дверью и окнами дома, и если бы сейчас раздался звонкий женский смех или взыграла музыка, он убежал бы навсегда. Но Сергей Михайлович услышал только отдаленное призывы мартовских котов, похожие на вой сирены, и его палец нажал на кнопку звонка. Отступать было поздно. За дверью прошуршали легкие шаги, щелкнула, словно курок, задвижка, и в розовом от абажура свете вестибюля предстала хозяйка дома.
От карамельно-сладкого французского парфюма, от неожиданно больших, словно фиалки, ее глаз, от трепета белых плафонов грудей, полураскрытых над бархатом лифа, у капитана перехватило дыхание. Такое с ним бывало и раньше, когда «заклинивало» противогаз.
- Вы пунктуальны, господин офицер, - сказала Варвара Ивановна, раскрывая в улыбке красивые зубы. – Мои подруги подойдут, возможно, через четверть часа. А пока я покажу вам мой дом.
Никогда не видевший начальника управления финансов вне службы Журиков растерялся.
- Ну, что же вы, Сергей Михайлович? Мы же не на планерке у Храмцова, - усмехнулась хозяйка. – Ну, ладно, давайте мне руку, трусишка.
Взяв гостя за нервную ладонь, она поскребла ноготком по его «линии жизни», и незнакомое возбуждение взбудоражило Журикова, напрягло его чувства.
В доме Царевой было много комнат – целая анфилада. Первым делом начальник отдела ГО и ЧС взглянул на потолок: противопожарная сигнализация отсутствовала. «Это частное строение, с небольшим количеством людей - допускается», - рассеянно подумал он.
В прихожей Журиков попал всей фигурой в огромный трельяж и подтянулся по-военному во всех отражениях. Стены прихожей, оклеенные атласными обоями с выпуклыми розовыми попугайчиками на голубом фоне, блестели, играли искорками в свете пышной люстры с десятками подвесок «под хрусталь». Слева от входа стоял большой диван, обитый бежевым велюром, на нем были расставлены ушастые подушки с такими же попугайчиками, как и на обоях. Над диваном висела картина, изображавшая эротическое свидание в эпоху мадам Помпадур: любовники в экстазе срывали друг с друга одежды.
- Эту картину восемнадцатого века я купила случайно в Курляндске за десять тысяч рублей, на ней даже есть автограф художника, написанный по-импортному, - сказала Варвара Ивановна, снова вкладывая свою горячую ладонь в потную руку Сергея Михайловича. – Правда, рамка была поганая, как плинтус, деревянная. Пришлось потратиться и на багет: еще две тысячи. Зато взгляните, какие золоченые дубовые листочки на фоне картины!
Начальник отдела ГО и ЧС, направив близорукий взгляд к углу шедевра, прочитал про себя латинские буквы: «Alexandr Gaplevski. Geleznogorsk» - и его обуяло глубокое сомнение в том, что картина была написана при Екатерине Великой. Но, дабы не обидеть хозяйку дома, он что-то промычал и поднял кверху большой палец.
- В зал я вас сейчас не поведу – там приготовлен стол с сюрпризом, - сказала Царева. – Давайте поднимемся на второй этаж, посмотрим комнаты для отдыха. Возможно, вам придется расслабиться в одной из них. У нас сегодня щедрый вечер.
От такой откровенности Журиков даже перепугался: он не хотел вот так, сразу, сегодня, безумной и страстной любви. Ноги его стали полегоньку подрагивать от волнения.
Наверху, во всех четырех углах, под башенками находились небольшие уютные спаленки. В каждой из них были только кровать с бархатным покрывалом, тумбочка с разными туалетными штучками и тонкий торшер в виде змеи-искусительницы, у которой вместо жала из пасти светила продолговатая красная лампочка.
- Это мои спаленки, альковы, будуары, - молвила начальник управления финансов, растягивая гласные, и на мгновение прижалась к капитану запаса. «Оковы и блудуары», - послышалось Журикову. Его потихоньку начинало лихорадить от запахов, исходящих от Варвары Ивановны: пахло не только сладкими духами, но и чем-то еще, чего он никогда в своей жизни не чувствовал, казалось, этот женский аромат исторгался из ее подмышек, через расщелину между грудями. Дрожащие руки Сергея Михайловича сами собой легли на мягкие, словно подушки, бедра Царевой, притянули их. И страсть вдруг заклокотала в нем, словно магма, и готова была извергнуться сразу и здесь, в этот кратер, затянутый бархатом. Но Варвара Ивановна, горячо прошептав: «Не спеши… Чуть позже», - мягко, но настойчиво отстранила капитана. И вовремя, потому что раздался входной звонок.
Журиков, с трудом смиряя пыл, всё же успел отметить про себя, что звук звонка похож на позывные телефонов МЧС. Сегодня утром он получил установку о вскрытии льда на реке Свапе и возможном наводнении в Мухановке, оповестил всех, кого надо, написал отчеты о действиях различных служб и постарался забыть о работе, но мерзкий сигнал вернул его на землю. «Не дай бог, объявят какой-либо сбор, - подумал он, спускаясь за хозяйкой по лестнице в прихожую. – Или, чего доброго, тревога…».
Никогда прежде капитан запаса не был так близок к женщине. Он почувствовал себя гусаром, вообразил страстную ночь с Царевой и боялся, что им помешают. И вдруг к нему пришла смелая мысль нарушить инструкцию о постоянном пребывании на связи - и отключить свой сотовый телефон. «А что? Сегодня дежурит замглавы Красавицкий, – подумал Сергей Михайлович. – Мама знает, где я. Есть же у меня право на личную жизнь! Пусть диспетчеры сами расхлебывают». И категорически нажал на кнопку «выключить».
- Посиди, милый, на диванчике, полистай, - сказала Варвара Ивановна и кивнула на стопку журналов, лежащую в нише стола. Это были в основном номера «Плейбоя», со страниц которых чуть ли не выпрыгивали голые тела. Красавицы обожгли Журикова розовыми прелестями, и едва утихшее чувство физического влечения к женщине стало вновь разгораться в нем с вулканической силой. Сергей Михайлович жалел, что придется какое-то время сидеть за столом с другими гостями, пытаться развлекать их остроумием, чего он не терпел, и это при том, что хозяйка, как он понял, хоть сейчас была готова в будуар под башенку. Но проснувшийся мужской половой инстинкт готов был потерпеть ради вспыхнувшего интереса к женщинам вообще. В такие минуты физическое влечение затмевает какую бы то ни было эстетическую или нравственную оценку, и надо было появиться настоящему крокодилу в юбке, чтобы вызвать у Журикова разочарование.
Подруги хозяйки до крокодилов немного не дотянули. Капитан вспомнил, что где-то видел их поодиночке, а, может быть, и вместе, только где, когда и при каких обстоятельствах, он ни за что бы не ответил. И, возможно, даже не этих женщин он встречал, а совершенно других, похожих, потому как данного сорта и качества дамочки есть на великих пространствах России в большом избытке. Это благодаря им китайцы считают наших женщин на одно лицо. Это под них маскируются умные мошенницы, полагая, что трудно найти в серых сумерках серую мышку. Подруги Царевой, может быть, когда-то и преображались под килограммами макияжа, но в унылой повседневности глаза мужчин на них обычно не задерживались. Когда они вошли – одна худенькая, с узкими бледными губами, другая толстенькая, с пухлыми щеками, обе в очках и в одинаковых вязаных шапках – никакого чувства, кроме скуки, не возникло в Журикове, несмотря на его игривое настроение. Он встал с дивана, щёлкнул каблуками. Царева представила подруг с улыбкой, но суховато:
- Маргарита Альбертовна, или просто Марго, главбух «Мухводоканала», - это о полненькой.
- Татьяна Сергеевна, или просто Танюша, диспетчер автовокзала, - это об узкогубой.
Обе женщины растерянно смотрели то на Варвару Ивановну, то на Журикова, то на свои унылые отражения в трельяже, и за одну-две минуты их чувства не раз менялись от любопытства до негодования.
- Что же ты, Варюсик, нас не предупредила про мужчину? – обиделась полненькая Маргарита.
- Мы тогда бы в косметический салон и в дамский зал сходили… - подтвердила претензию Танюша. Разгоряченный эротикой Цуриков смотрел на ее рот и недоумевал, за что там можно уцепиться в поцелуе.
Гостьи сняли шубы и шапки и без церемоний стали приводить себя в порядок прямо на глазах у Сергея Михайловича.
У бухгалтера Марго оказались пушистые рыжие волосы, которые лисицей разлеглись на пышной груди, и неприлично широкий зад, похожий под зеленой юбкой на щит омоновца.
Достоинством диспетчера Танюши были глаза, изменявшие цвет. Они, обычно серые, синели, когда Блюм была выпивши, и доходили до изумрудов при любовном упоении – так уверяла сама Таня, но никто не мог подтвердить или опровергнуть сей факт.
Хозяйка затмевала подруг и красотой, и статью – настоящая Царёва!
- Готовы? Вот и классно! Приглашаю всех в гостиную!
Варвара Ивановна раскрыла массивную двустворчатую дверь, украшенную вензелями, и взорам гостей предстал огромный, персон на двенадцать, стол, похожий на средних размеров пароход с длинногорлыми бутылками труб и тарелками иллюминаторов.
- Приставляйте стулья и присаживайтесь, - сказала Царева, указав на массивные, похожие на трон сооружения. Помогая дамам расставлять величественную мебель, Сергей Михайлович заметил, что даже ножки у стола смотрелись эротически, в виде округлых женских бёдер, точеных, с тонкими разводами сучков, прикрытых тонкой скатертью.
Варвара Ивановна исподволь следила за взглядами Журикова и тонко усмехалась.
Так было устроено нарочно или вышло случайно, однако и посуда на столе, и даже угощения взывали о любви. Блюдца имели форму раскрывшихся раковин, где между створок дышали под люстровым цветом икра и молока; салатницы напоминали нежные сердца, пронзенные, как стрелами Эрота, тоненькими вилочками; высокие фужеры, словно юные кокетки, сужались в тонкой талии. И даже синие, как ночь над морем, длинные бутылки сулили «Мильх либен Фрау» - «молоко любимой женщины». Впрочем, для Журикова был выставлен коньяк «Гвардейский».
Сергей Михайлович вдруг понял, что совершил промах, не взяв с собой в качестве подарков хотя бы веточки мимозы, тем более что ими в эти дни торгуют крымские торговцы на всех улицах Мухановки. «Кавалер хренов», - самокритично сказал он про себя, усаживаясь на «трон». А когда капитан наливал дамам вино, вдруг вспомнил, что в одном из карманов его мундира находятся миниатюрные радиационные дозиметры в виде авторучек. Он даже просиял от удовольствия и воодушевился. И тост у него получился неожиданно находчивым - о страстной любви, от которой повышается радиационный фон, и надо измерять его для контроля над чувствами. Журиков подарил дамам «радиоручки», к их великому восторгу – кому еще в Мухановке подарят эдакое чудо? Это ведь не пошлые склянки с духами. Когда, довольный эффектом, капитан поднял бокал с «гвардейским» коньяком, его парадные погоны полыхнули золотым шитьем.
Варвара Ивановна с интересом наблюдала за гостем, и он ей всё больше нравился. Понятие красоты относительно: люди придумали одни каноны, хотя могли быть и другие, и тогда красотой считалось бы то, что мы называем уродством. Да, у Журикова узкие, почти корейские, глаза, но ведь они не темные, как у всех азиатов, а голубые – вот что необычно! И пусть голова у капитана не совсем круглая и гладкая, а в каких-то бугорках – так это даже интересно, как говорит Глава района: «Это у нашего «химика» извилины лезут наружу – от бумажного перегруза». И фигурой Журиков не сутул и не горбат, и роста среднего… «От великанов быстро устаешь, - подумала Царева. – А ну-ка, походи с глазами вверх! А этот вровень, даже чуточку повыше. И главное – он не кобель, в любви еще ребенок. Обволоку его так плотно, что не пикнет».
И она вдруг нашла в Сергее Михайловиче столько достоинств, что вскоре стала его про себя называть Сережей и ревниво косилась на подруг. Те вначале куксились, сидели молча. Но когда Журиков произнес речь о любви и радиации, переменились в настроении. «Не бывает некрасивых – просто мало выпито», - эта поговорка может относиться к каждому. Варвара Ивановна замечала, как после первого фужера румянец заиграл на щеках Танюши и Марго, после второго – в их глазах за стеклами очков блеснули огоньки, губки набухли от чувственной слабости… И, что было совершенно не по плану, капитан раздухарился с ее подругами!
- А я рывком противогаз с себя – р-раз! Оттуда полстакана пота вылилось, но зато воздух показался свежим, как в горах! – рассказывал он о своих подвигах. – Сам противогаз, понимаете ли, прост по устройству: маска, коробка и трубка. Его придумал наш, русский, профессор Зелинский по заказу нашего же, еще царского правительства, когда немцы в 1915 году применили отравляющее вещество – иприт.
- О, как вы это интересно говорите! – восхитилась Марго, поигрывая полненькими щечками. – А я в прошлом году на даче хрена накопала, стала тереть, но слезы задушили… Прямо рекой текли… Спасибо, что сосед – учитель ОБЖ, так он противогаз мне продал, и я теперь без горя: и хрен тру, и лук чищу.
- Чей хрен ты трешь? – спросила бухгалтер Танюша и раскрыла в сексуальном смехе свой безгубый ротик. – Может, и меня научишь?
Царева аккуратно скушала тартинку с красной икрой и спросила Сергея Михайловича:
- А что вы, господин капитан, думаете о нашем Главе?
Журиков внутренне вздрогнул, но его спас кусок мяса во рту: пока жевал, искал ответ. «Что сказать? Я же не знаю, в каких они отношениях с Храмцовым, - думал начальник отдела ГО и ЧС. – А если тайно ненавидят друг друга?» Он думал вообще не отвечать, а перевести всё в шутку. Но Марго и Танюша вытерли рты салфетками и тоже выжидающе уставились на него сквозь очки.
- Он мой работодатель, - нейтрально произнес Сергей Михайлович. – Кажется, хороший человек, порядочный, он любит свой район, заботится о нем…
- Ха! – воскликнула Царева. – Он же мямля, размазня! Надеюсь, вы, как офицер, умеете хранить молчание? Так вот, нас, подчиненных, долбанный Храмцов эксплуатирует, а в Курляндске молчит перед начальством. Поэтому Мухановский район самый бедный. Своих предприятий почти нет, значит, налогов тоже, так даже и положенную дотацию из области не получаем! А почему? Да потому что Храмцов – мямля! – Начальник управления финансов повторилась, и Журиков решил: она уже пьяна. Это было заметно и по глазам, и по румянцу, и по вздымающейся груди. – Глава из Дмитровца, коротконогий Четвертак, такой же бедный, как и мы, смог получить из области в два раза больше денег. А почему? Да потому что раз в неделю в Комитет финансов шастает с подарками и ручки всем целует… Вот и деньги! А наш Храмцов ни разу в год не показался там, меня всё посылает. Я - баба, в Комитете своих разведенок куча, начиная с начальницы… И намекала я Главе, и прямо говорила, что по чем, а у него какое-то стеснение! Нельзя таким лохам руководить районом! Давайте вас будем готовить на его место, капитан?
Журиков еще сильнее растерялся. А Танюша и Марго смотрели на него пытливо через бериевские линзы. Вот скажет он, что может быть Главой, - значит, герой сегодня за столом, но не дай бог узнает сам Храмцов об этом разговоре… А он узнает – Журиков увидел это по глазам хозяйки и ее подруг. Ответить, что он не готов, - дать усомниться женщинам в его, начальника отдела, офицера, способностях и уронить себя в их полупьяных глазках. Но Храмцов далеко, а прекрасные после «Гвардейского» женщины рядом, глаза их влюблено глядят на него, он в центре их чувств. И начальник отдела ГО и ЧС произнес:
- А знаете ли, уважаемые женщины, что наша служба может? Вы только вдумайтесь: отдел по делам гражданской обороны и чрезвычайным ситуациям! Это вам не хухры-мухры! Я подчиняюсь только Главе района, и то не всегда. В отдельных случаях – только генералу Клыкову, а то и самому министру! И тогда Глава слушается меня! – Журиков в азарте даже приподнялся с кресла. – Я могу эвакуировать всех из слободы, хоть людям будет тысячу раз некогда. А мне начхать! У меня сигнал: чрез-вы-чай-ная си-ту-а-ция! Время «Ч» пошло! Пожар, угроза теракта, наводнение…
- Цунами, землетрясение… - продолжила, усмехнувшись Царева. – Что вы нас пугаете, капитан? Откуда в Мухановке катаклизмы? Здесь речка Свапа пересохла, и до моря двое суток поездом… А до «острова Буяна» с извержениями - еще дальше… И гор здесь никаких, и леса повырубили. Одна угроза – пожар. Ваши инспектора весь районный бюджет разорили на сигнализации, а горит всё больше… Только свист стоит по деревням!
- Не так! – воскликнул Журиков, и глаза его зажглись служебным фанатизмом. – Здесь виноваты сельсоветы! Почему нет народных дружин? Они обязаны начать тушение!
- Кто?! – воскликнула бухгалтерша Марго. – О чем вы, Сергей Михайлович?! В моей деревне Зориной - семь хат со стариками. Там колодец пересох, за час ведро воды дает, а вы – пожарная дружина! Их самих спасать надо срочно. А вы, права Варюнчик, только что свистеть горазды за большие деньги. Замучили! Что раньше требовалось? Вода, песок, багор, топор… А нынче нашли сотни способов выкачать деньги – надо же содержать областных дармоедов! Один только урон от вашей службы!
- Вы говорите глупости! – вскипел, забыв галантность, Журиков, и женщины увидели, что в гневе он становится не в меру пылким и красивым, и должен быть способен на такую же любовь. И каждой захотелось подкинуть дровишек в костер его чувств.
- А сколько стоит пропитка деревянных конструкций? А сколько вытянут рублей испытания противопожарных лестниц? Вы же настоящие грабители, хотя называетесь «спасатели»! Наш автовокзал в Мухановке закрывают, и некого будет эвакуировать. Спасибо, полицаи торгашей прогнали из киосков, сидим в них, как в собачьих будках, - сказала диспетчер.
Но Сергей Миронович гнул свою линию с горячностью:
- Вчера на совещании в Курляндске генерал Клыков говорил нам, начальникам отделов: теперь сигнализация оповещения о пожаре будет подаваться в область на дисплей по спутниковой связи, а значит, скоро в каждую школу, в каждый сельский клуб надо будет приобретать соответствующее оборудование, типа спутниковой антенны…
- За какие шиши? Вы и так всех разорили! Хотя б копейка ломаная из МЧС поступила! – глубоко возмутилась Царева – так глубоко, что грудь ее поднялась, как чрезвычайная ситуация… И, увидав эту прелесть, Журиков вдруг забыл о спутниках, о Клыкове и даже о Храмцове, исполнился восторгом красоты и возбуждением. Варвара Ивановна, увидав такой эффект, сказала томно, с «трещинкой» в контральто:
- Эй, капитан, давайте прекратим дебаты, у нас здесь не планерка и не сходка заговорщиков. Налейте женщинам вина!
Журиков был рад стараться. И вновь раздался звон бокалов. Затем еще раз, и еще… Варвара Ивановна посматривала на часы: горячность, с какой капитан доказывал свою преданность МЧС, обещала ей жаркую ночь, и подруги стали раздражать хозяйку дома.
«Надо сделать так, чтобы они заскучали и сами ушли», - подумала Варвара Ивановна, и потащила гостей от стола к телевизору, усадила их рядышком на диван и поставила диск со своими фотографиями, сделанными на Черном море. Изрядно выпившие Марго и Танюша сначала не поняли замысла подруги, а потом уже было поздно.
О, эти фото! Капитан запаса не успевал моргнуть отяжелевшими от коньяка тугими веками, когда на экране Варвара Ивановна в одном купальнике выпячивала грудь, не терпящую отлагательств, в другом – взносила ее на гору, как жертвенную вазу. Прилепившиеся на диване к не очень свежему, но единственному кавалеру бухгалтер с диспетчером будоражили своими скромными достоинствами его тело: то прижимались так плотно, что у Журикова перехватывало дыхание, то будто невзначай клали ладони на его жаркие колени. Самой Царевой, наблюдавшей стоя, их интимные потуги поначалу показались слишком грубыми, вульгарными, да только относились они тоже не к тончайшему гурману женских ласок, а к офицеру-химику, к чиновнику от МЧС, не знавшему до этого элементарной ласки. И она вдруг побоялась, что Сергей Михайлович уйдет с подругами, решительно произнесла:
- Ну, ладно, хватит любоваться на меня. Идемте пить цейлонский чай!
И выключила телевизор.
Танюша и Марго с унылыми лицами потащились с грязной посудой на кухню, а Варвара Ивановна достала из холодильника роскошный торт «Красотка Мэри» в виде пурпурно-красных женских губ, по бережкам залитых черным кремом; а посредине наподобие сигары была воткнута вафельная трубочка с изюмом.
-Ух, лепота какая! - восхитились гости. Сергей Михайлович занес над тортом нож, однако хозяйка остановила его руку.
- Девчонки, - сказала она полушепотом, - давайте сначала покурим эту трубочку на брудершафт. Кто сделает последнюю затяжку, попадет под команду господина капитана. Что, идет?
- Идет, - азартно прошептали гостьи. Первой «закурила» вафельную трубочку Марго. Ее ненамного хватило: видимо, за пухлыми щеками и так скопилось много кушаний. Царева только усмехнулась - бухгалтерша не конкурентка. Но когда Танюша ухватила трубочку узкогубым ртом, и вафли захрустели в ее челюстях, Варвара Ивановна воскликнула:
- Нечестно! Один раз откусила – и достаточно!
Диспетчер разочарованно освободила рот от лакомства и сплюнула сухой изюм.
Царева нагнулась над тортом, придерживая груди, чтобы не испачкать кремом лиф, и остаток «сигары» полностью вошел в ее опытный рот. Там хрустнуло один раз – и «курение» закончилось.
- Я ваша, капитан, - воскликнула она, картинно вскинув руки, и Журиков прижал к себе большое тело финансистки. «Она моя!» - подумал офицер, сгорая в страсти.
Но в это время резко, словно дрель, рванул входной звонок, похожий на призывы МЧС. Сергей Михайлович застыл, словно пришибленный судьбой: он вдруг почувствовал, что – всё, к нему пришел облом. И в сердцах промолвил: «Твою мать!»
Царева тронула слегка прическу, напустила строгий вид и пошла открывать незваному гостю. А через несколько минут, приоткрыв дверь в гостиную, произнесла с усмешкой:
- Сергей Михайлович, за вами мать пришла!
- 3 -
Генерал Клыков не любил праздников и предпраздничных дней: они выбивали подчиненных из служебной колеи. Как-то услышав выражение «красота спасет мир», Клыков возмутился. «Какая, к черту, красота?! Спасет мир только дисциплина!» А дисциплины-то как раз и не было, если сам Губернатор Курляндской области имел свои слабости. Перед концом рабочего дня он частенько окунался к подчиненным, чтобы поддержать в них чиновничий дух, и в каждом кабинете для приема высокого гостя хранились крепкие напитки. Даже у него, у генерала МЧС, в сейфе стоял на карауле коньяк, хотя он предпочел бы видеть там огнетушитель.
Клыков за свою жизнь напивался всего пару раз, и то в молодости, на выпускных вечерах в школе и военном училище. А потом по три дня лежал пластом и всем нутром понимал: водка создана не для него. Значит, ему уготована карьера настоящего военного, а не какого-то пьянчуги в погонах, и не как иные лейтенанты с его курса он уйдет в запас под пятьдесят лет в звании майора, а взлетит как можно выше. Как Родине служить, если не в силах удержать хмельную голову? Почуяв запах спиртного от подчиненных, Клыков тут же учинял расправу. О, сколько офицеров пострадало от него! И только генералам, военным и штатским, он этот грех прощал: добились высот – значит, умеют пить. А его, Клыкова, задача: следить, чтобы не было чрезвычайных ситуаций, держать в узде расхлябанных чиновников и всяких разных выскочек в районах вверенного ему региона!
Клыков знал, что его боятся главы курляндских районов, ненавидят подчиненные, однако это ему льстило: боятся – значит, уважают. Найти какой-то компромат против него, конечно, было можно – он знал свои грехи. Нет, в части нравственности – Боже упаси! Прекрасный семьянин, в быту уравновешен. Зато любил почувствовать себя хозяином земли и каменных строений. В редком районе Курляндии не было местечка, где бы генерал не свил себе гнездо. Участок земли в красивом месте, уютный домик за забором – просто, скромно, но - своё. И главы всяких Мухановок и Камышовок, провинциальные бурбончики, прекрасно знали, что Клыков бывает отходчив за земельные подарки, и даже может снизить спрос за нарушения пожарной безопасности.
Восьмое Марта был одним из самых ненавистных генералом дней в году. Он видел в нем распущенность и ложь. Букеты цветов, предназначенные женам и любовницам, теснились в одной вазе. Подарки тем и другим ждали вручений в одном портфеле. Подчиненные говорили ненавистным начальницам лживые высокопарные слова, и начальницы фальшиво улыбались им в ответ. «Любовь и уважение должны быть каждодневно, а не в праздники!» - однажды, еще в первый год совместной жизни, отрубил Клыков жене, когда она вздохнула утром Восьмого Марта: «Вася, хоть бы веточку мимозы…». За тридцать лет совместной жизни он не дарил цветов ни ей, ни дочери, считая это глупой тратой денег: через три дня розы, лилии, тюльпаны увядали, дурно пахли и оказывались на помойке. Вместо цветов генерал вручал жене и дочери изделия из золота и бриллиантов: красиво и всегда можно продать.
Когда седьмого марта в учреждениях и организациях Курляндска менялся распорядок дня, в кабинетах сдвигались столы, стреляло шампанское, плыли красивые речи, в Управлении МЧС продолжалась обычная служба. Генерал Клыков мог пригласить в кабинет любого подчиненного, чтобы только убедиться в его трезвости. Едва рабочий день заканчивался, кабинеты в УМЧС пустели мигом. Во всем здании оставались лишь оперативные дежурные. Проверив их на взгляд и нюх, генерал, вроде бы, шёл домой. Но даже после этого никто не мог отметить предстоящий праздник: Клыков мог вернуться в любой миг. И горе было нерадивым и небдительным.
Так случилось и в тот вечер, когда Журиков был у Царевой. Придя домой, генерал вспомнил, что жена и дочь находятся по приглашению на торжественном концерте в драмтеатре и вернутся не раньше полуночи. Поужинал, включил телевизор. Там Губернатор, как сообщалось на экране, «в прямом эфире» поздравлял всех женщин региона. Клыков усмехнулся, произнес презрительно: «Совсем задурили народ… Губернатор сейчас в драмтеатре сидит, а здесь его показывают в кабинете. Ох, эти журналюги!» Переключил на другой канал – там шел концерт, и какой-то стиляга с длинными патлами пел тошнотворно бабьим голосом. У генерала окончательно испортилось настроение. Ему стало нестерпимо находиться в пустой квартире. В другое время он уехал бы в свои имения, и даже не зашел бы в них, а просто посмотрел на крыши каменных коттеджей, чтоб ощутить чувство хозяина. Но сегодня, в предпраздничный день, по пьяной лавочке в области могло произойти всё, что угодно: пожары, ДТП, отключение электроэнергии, взрыв бытового газа... Губернатор там же, в драмтеатре, после торжеств загуляет до полуночи, и лишь ему, генералу МЧС, нельзя расслабляться. Он за всё в ответе.
В девятнадцать часов пятнадцать минут Клыков вернулся в свое Управление. Выслушав рапорт дежурного о том, что в двух районах перебои с подачей тепла, еще в трех – дорожно-транспортные происшествия с пострадавшими, а в какой-то брошенной деревне Мухановского района запылало нежилое строение, генерал коротко приказал: «На двадцать-тридцать назначьте селектор по области со старшими оперативных штабов. Проводить буду лично», - и прошел в свой кабинет.
Взглянув на часы, дежурный, толстый «вечный» майор, стал сообщать в районы о назначенной генералом видеоконференции. «Кому-то сегодня достанется на орехи! - усмехался он про себя. – Сидят по своим деревням и думают – в сказку попали. А мы тут с ума сходим с этим идиотом!».
Дежурные диспетчера районных ДДС, принимая из Курляндска «приглашение на казнь», ворчали: «Вечно Клыкова в праздники разбирает! Самого на баб не тянет, и другим покоя не дает…».
- Кто старший по штабу от администрации района? – настаивал на немедленном ответе «вечный» майор. – Фамилия, должность!
До конференции оставалось около получаса, а старших оперативных штабов надо было еще разыскать: о вечерней связи с генералом никто из области днем не предупреждал.
В Мухановке на сутки перед праздником от администрации был записан заместитель главы района Красавицкий – неисправимый донжуан, кудрявый блондин, похожий на потрёпанного херувима. Его «Волгу» с голым пупсиком на лобовом стекле знали все одинокие женщины слободы. Он и сейчас где-то крутил амуры и под предлогом дежурства не собирался являться домой до полуночи.
По селектору уже отчитывались в алфавитном порядке коллеги из Камышовского района, и мухановский диспетчер Сазонов, из бывших милиционеров, решил из мужской солидарности: «Зачем беспокоить Красавицкого? Может, он кувыркается с бабой… Дай-ка назову Журикова: он дома, с мамой, как всегда, на связи, живет по соседству…». И, когда подошла его очередь докладывать фамилию дежурного чиновника, Сазонов отрапортовал:
- Сегодня старший оперативного штаба - начальник отдела ГО и ЧС капитан Журиков.
- На месте? – спросил «вечный» майор.
- Да, почти рядом, сейчас подойдет.
Диспетчер стал разыскивать своего начальника. «Поймет, как мужик мужика. Красавицкий – замглавы, услугу не забудет», - думал простак Сазонов. Но мобильник Журикова, по словам электронной коллеги, был отключен или находился вне зоны действия сети. Диспетчер, волнуясь, набрал домашний номер. Дакнула мама начальника.
- Поздравляю вас с праздником, - не забыл сказать Сазонов. – Сергея Михайловича срочно вызывают на селектор, сам генерал Клыков ведёт, злой, как всегда…
- А его нет… Там же у вас записан Красавицкий?
«Ничего себе, - подумал диспетчер. – Капитан все военные тайны выдаёт маме. Где его черти носят?»
- Нет, Красавицкий до двадцати, а затем – Журиков, - солгал он вслух.
- Ах, ах, что же он мне не сказал! – запричитала старая учительница. – Во сколько селектор?
- В двадцать-тридцать. Через полчаса. Ну, ладно, я минут пять потяну. Потом генерал слушает отчеты по районам, обычно по алфавиту. Значит, еще минут десять. В общем, время «Ч» - сорок пять минут. Сейчас двадцать ноль-ноль, - сказал диспетчер.
Старушка охнула. Что ей было делать? Сын предупредил, что будет у Царевой на вечеринке, но телефона Варвары Ивановны не оставил. И свой сотовый отключил, чего отродясь не бывало! Спрашивать у диспетчера домашний или мобильный номер финансистки бывшему педагогу не позволила деликатность: мало ли какие выйдут разговоры! Слава Богу, Мухановка не город, а каких-то пять тысяч населения, все знают, где, кто и с кем живет. Набросив пальтецо, обувшись на скорую ногу, старушка выскочила на улицу. А там – оттепель, слякоть, не видно ни зги – фонари друг от дружки за километр. Поспешила старая учительница, где бежком, где шажком, распалилась, растрепалась, ноги промочила, но не чувствовала ничего, кроме кома в груди от встречного ветра и горячечной мысли: «Лишь бы Серёжа был трезвый!»
Добежала, позвонила сразу, тут же постучала. Слышала, как не спеша идут по коридору открывать, и сердце колотилось: каждая секунда дорога. Потом шаги остановились – наверно, кто-то прихорашивался перед тем, как щелкнуть задвижкой.
- Сережу! Сережу мне позовите! – не выдержав, закричала старушка открывшей дверь Царевой. – Немедленно!
Когда сын появился, она ужаснулась: он был выпивши.
- Боже мой! – прижала мама ладошки к груди, как перед причастием. – Спаси, Царица небесная! Тебя, Сереженька, генерал Клыков зовет на селектор. В полдевятого срок твой, покуда другие отчитаются… Время «Ч»…
- Уже началось… - буркнул капитан. – А куда Красавицкий делся? Ну, понятно… Меня хотят крайним засунуть. Послать их всех, что ли?
- Сынок, а потом что? Я с таким трудом добилась места для тебя… Беги, сынок, протрезвеешь…
Скрипнув зубами, Журиков вернулся в зал проститься с женщинами.
- Служба, никуда не денешься, - пожал он плечами. А провожавшей его Царевой шепнул:
- Я вернусь. Не думаю, что там надолго. Буду через часок.
И поцеловал ее в щеку. «Как офицерскую жену, - усмехнулась про себя Варвара Ивановна. – И что же, я должна терпеть его ночные вызовы? Как бы не так!»
И с досадой захлопнула дверь за спиной капитана запаса.
- Так, мама, ступай домой, - сказал Сергей Михайлович. – Сколько у меня минут? Ага, десять. Домчусь? Нет, а надо!
И скрылся в темноте. Мать еще с минуту послушала, как хлюпает под его туфлями мокрый снег, а затем, обессилевшая и озябшая, тихо направилась к своему дому.
4.
Генерал появился на видеоселекторе ровно в двадцать-тридцать. Остро взглянув на прямоугольники с лицами районных дежурных, произнес: «Добрый вечер!» И усмехнулся: ни один из тридцати секторов на экране не осветился радостным чувством.
- Надеюсь, сегодня женщин нет среди дежурных? Хорошо. Брыльский район, доложите, сколько человек из группы риска проживает на вашей территории.
- Шестьдесят пять по восьмидесяти населенным пунктам! – уверенно доложила крупная седая голова с двумя подбородками. Клыков с удовлетворением узнал заместителя главы Брыльского района по экономике Конюхова. «Высокий уровень, не то что какой-нибудь консультант. Пусть другие узнают, пример берут», - подумал он, и вслух сказал.
- Представьтесь, пожалуйста.
Конюхов четко доложил свою должность.
- Сколько женщин среди брыльских бомжей и пьяниц? – уточнил он.
- Тридцать две, - не сморгнув ответила седая голова. – Всех охватили рейдами, проверили, предупредили, чтобы не безобразничали…
- Прямо-таки всех? – усмехнулся генерал.
- До единой!
- Ну, ладно, отчитаетесь письменно, по электронной почте. Происшествий нет?
- Всё отлично, товарищ генерал!
- Спасибо за службу! Бутежский район.
- На связи старший по оперативному штабу заместитель главы района Саркисян! – отчеканило худющее лицо с горящими глазами. – У нас всё спокойно, рейды совершены, работают две выездные группы, в состав которых входят пожарные инспекторы, участковые полицейские и работники сельских администраций.
- Телефоны для связи с группами есть?
- Так точно.
- Свяжитесь с одним из пожарных инспекторов, - приказал генерал. – Сию минуту.
- Сейчас, - произнес Бутежский замглавы и затыркал пальцем в свой мобильник. Поднес телефон к уху и произнес:
- Сергеев! Ты меня слышишь? Генерал Клыков хочет с тобой поговорить!
- Нет-нет, никаких разговоров. Передайте инспектору спасибо за службу!
- Спасибо тебе за службу, Сергеев! – крикнул в трубку Саркисян, перекрывая мерзкий женский голос, твердящий: «Аппарат телефона выключен или находится вне зоны действия сети».
- Горшковский район, - продолжил генерал.
А в это время в Мухановке диспетчер Сазонов нервничал. У других всё как у людей. Заместители глав отчитываются, солидные мужики, видимо, собрались долгонько погулять в своих администрациях, раз не торопятся домой. А тут – сплошная невезуха: Красавицкий, видать, растворился у баб, и Журиков пропал куда-то…
И только диспетчер так подумал, раздался звонок. Запыхавшимся голосом Сергей Михайлович предупредил:
- Бегу! Если что, скажи генералу, мол, вышел на минуту, кто-то там на вахте появился с сообщением – в общем, соври, как сумеешь… Я через пять минут. Поскользнулся, коленку разбил, но должен успеть. Выручай…
Диспетчер подсчитал: еще семь районов перед ними, так что капитан должен успеть. И вдруг генерал Клыков сказал сурово, заставив Сазонова вздрогнуть:
- Мухановский район, ответьте, что у вас случилось?
Диспетчер начал сбивчиво докладывать о пожаре в отдаленном заброшенном селении.
- Вы забыли включить микрофон, - сказал генерал. – А где ваш Красавицкий? Почему он не на селекторе?
- У нас дежурство установлено с восьми до восьми, по двенадцать часов, так что Красавицкий сдал смену, - безбожно врал диспетчер. – Сейчас дежурит начальник отдела ГО и ЧС Журиков. Он отлучился на минутку, там кто-то на вахту принес сообщение. Сейчас появится.
- Хорошо, пока он придет, о пожаре доложите вы.
- Сгорела заброшенная деревянная хозяйственная постройка около деревни Масловка, в сорока километрах от райцентра. А именно – туалет в лесу, около заброшенного кордона. Вы знаете, что лесников сократили…
- Знаю. Кто тушил?
- Из-за бездорожья пожарная машина не смогла доехать. Огонь тушила добровольная пожарная дружина - это жители Масловки, их там проживает всего двенадцать человек, девять женщин и три мужчины, все старше шестидесяти лет. Забросать снегом огонь не удалось. Хорошо, пошел дождь и не дал огню распространиться на деревья.
- Почему не доехал пожарный расчет? – свинцово спросил генерал.
- Гололед. А пожарная часть лишь в Мухановке.
- Долго вы будете сами докладывать? Где старший?
Как раз в это время в дежурку ворвался разгоряченный спиртным и бегом с препятствиями Сергей Михайлович, плюхнулся в кресло перед монитором.
- Старший оперативного штаба капитан Журиков, - представился он.
- Капитаном вы были в армии, а здесь звание ни к чему, - усмехнулся генерал, увидев перед собой взлохмаченного, запыхавшегося подчиненного. «Ишь ты, бедолага, боялся, спешил… Боялся – это хорошо! Но все равно надо с ним построже, чтоб не отвлекался», - решил он.
- Сергей Михайлович, какие действия вы предприняли, получив сигнал о пожаре? Кстати, кто позвонил? Доложите по всей форме.
Диспетчер подсунул Журикову бумагу, где было всё написано, но, идя на вечеринку к Царевой, капитан запаса, конечно же, не захватил очки: не читать же он собирался у женщин.
- Я предупредил все соответствующие службы, поставил в известность главу района, связался с главой Мормыжанского муниципального образования, где находится Масловка… Сейчас на месте работает пожарная инспекция.
- Какова причина возгорания? – спросил Клыков.
- Замыкание электропроводки, - ляпнул капитан, и диспетчер схватился за голову.
- Та-ак… - многозначительно произнес генерал. – Сергей Михайлович, вы трезвы?
- Так точно.
- Тогда объясните мне, какая электропроводка может быть в уборной в лесу, на заброшенном кордоне. И какая там, к черту, может быть пожарная инспекция, если расчет не смог туда проехать из-за бездорожья, старики тушили домик снегом… Кому мне верить: вам или диспетчеру?
- К нам поступили противоречивые сообщения, товарищ генерал… - пролепетал Журиков.
- А вы-то сами соображаете, что говорите? Электрический свет в заброшенном лесном туалете! Вы что, таким образом леших с бабой-ягой к гигиене приучаете? А, Сергей Михайлович? Заврались совсем. Через час жду подробный отчет. Понятно?
- Так точно, - сказал капитан и отключил микрофон.
Он устало, обреченно развалился на диване в диспетчерской. Это же надо так оконфузиться перед всей областью! Теперь злопамятный Клыков полгода будет вспоминать его сегодняшний доклад.
- Надо было намекнуть про туалет… Ну, прошептать, что ль, жестом показать… - сказал он дежурному Сазонову. – А то – строение, деревянное… Попробуй угадать, что это брошенная сральня!
На том конце селектора генерал продолжал кого-то отчитывать, давал наставления. Краем уха Журиков услышал:
- Вы должны посылать старшего по селу в группы риска! Он с работниками сельсовета, с участковым, с пожарным инспектором должен заходить в дома к пьяницам и старикам, предупреждать их, как себя вести...
- Всюду поспеть невозможно, товарищ генерал, - кто-то пытался доказать ему. – У нас сто восемь населенных пунктов по району, а участковых всего пять – их сократили…
- Кто сократил? – гремел Клыков.
- По приказу МВД прошла оптимизация кадров. Мы так поняли, чтобы зарплата у полиции повысилась. И теперь работать некому. Пожарных инспекторов только два на район… Не с кем идти, к тому ж гололед, человеческий фактор – ведь женский праздник всё-таки!
- Какой праздник! – заорал генерал. – Вы что там, обалдели? У одного электропроводка в лесной уборной замкнула, другой из-за праздника всех хочет по домам распустить. Приказываю: никуда не уходить, отчитываться по телефону через каждый час. Всё! Прекращаю связь!
После отключения видеоселектора в ДДС раздался звонок из Бутежского района.
- Журиков? Ну, спасибо тебе за толковый доклад генералу. Ты всех нас обрек на ночное бдение, понятно это? Жалко, район не наш, я с тобой по-другому бы поговорил.
Только Журиков положил трубку, из другого района звонок: «козлом» обозвали.
На следующий вызов он не хотел отвечать, но диспетчер произнес:
- Вас женщина, товарищ капитан. Наверно, мама.
Сергей Михайлович нехотя взял трубку. Но это был другой голос.
- Скоро придешь, мой капитан? – с придыханием, полушепотом спросила Варвара Ивановна. – Девочки уходят, их некому проводить. А потом вернись ко мне, чтоб пожелать спокойной ночи.
- Хорошо, - сухо ответил Журиков и покосился на диспетчера, но тот ничего не заподозрил. – Появлюсь не раньше, чем через полтора часа: генерал затребовал подробный отчет.
- Ах, так? – усмехнулся голос Царевой. – Тогда пиши, голубчик, до утра. Я ждать не буду. Всё!
«Что делать? – лихорадочно думал капитан. – Отчет сдавать через сорок пять минут. Сволочь этот Красавицкий! Всю жизнь мне испоганил. Если уйду без доклада – генерал не простит, разорвет. Докладная на имя Главы, моя объяснительная, выговор, лишение премии – это самое малое. Останусь-ка я здесь, отчитаюсь подробно, может, простит генерал мой позор…».
- Сазонов, дай бумагу и ручку, будем составлять доклад по пожару, - сказал Журиков. Но мысль его тут же заработала в ином направлении.
«А если я не пойду к Царевой? Еще хуже… Сколько будет насмешек! От нее, от тех, кому она расскажет: надо ж, скажут, идиот, такой шанс упустил! Женщина не простит. Весь вечер был посвящен мне, и тут – Клыкова испугался…»
Перед взором Сергея Михайловича поочередно представали то разгневанное лицо генерала с прищуренными насмешливыми глазами, то Варвара Ивановна в «блудуаре» под одной из башенок, лежавшая, раскинув мягкие руки и пышные груди, в розовом пеньюаре…
И, составив «болванку» доклада, капитан решился.
- Сазонов, - сказал он диспетчеру, - я ухожу. Сам прочитаешь генералу основу моего отчета, добавь и от себя. Если Клыков спросит, почему я лично не докладываю, объясни: мол, его маме стало плохо, побежал домой…
- А то вы не знаете генерала, Сергей Михайлович, - вздохнул диспетчер. – Он удивится, почему вы не вызвали «скорую», сами оставили службу… Глядите, нарветесь на неприятности.
- Черт с ними, Сазонов! – на ходу крикнул Журиков и, забыв про боль в колене, выбежал из дежурки.
-5-
Дождь на улице усиливался, из-за домов вылетал порывистый ветер и хлестал по лицу протрезвевшего капитана. Но предвкушение горячей любви гнало Сергея Михайловича к дому Царевой, и, появись какая-то непредвиденная преграда, он бы прополз под ней, перелетел ее, преодолел во что бы то ни стало. Он не думал, что это любовь – он вообще ничего не думал. Его толкало, мчало страстное желание слиться с этой женщиной, раствориться в ней, забыв обо всем на свете. Такой тяги Журиков не испытывал даже в юности. Он чувствовал себя капитаном на палубе каравеллы под именем «Варенька», шторм бросал по волнам его судно, холодные брызги секли по щекам, и цель становилась желанней.
Вдруг позвонил мобильник. «Она!» - обрадовался капитан. Но на экране высветилось: «Мама». Чертыхнувшись про себя, Журиков остановился, отвернулся от встречного ветра.
-Сыночек, - услыхал он, - ты на службе?
- Да, мама, - соврал Сергей Михайлович.
- А то я звоню в ДДС, а мне говорят, ты отлучился…
- Я, мама, здание обхожу…
- Гляди, аккуратно веди себя, с пьяными не заговаривай, а отойди, не испорть маме праздник.
Журикова тронуло чувство нежности. Он произнес:
- Не волнуйся, спи, дорогая...
Короткий разговор с матерью немного охладил кипучее настроение начальника отдела ГО и ЧС, и в какое-то мгновение ему захотелось домой, в привычный уют. Но колебание было недолгим – до тех пор, пока он стоял спиной к цели. А как повернулся лицом – пощечины ветра с дождем вновь бросили его в бурное плаванье к бухте Царевой. Вот, наконец, этот дом с удивленными узкими окнами. В них темно, лишь на самом верху, под одною из башен, красной мякотью светится огонек. «Значит, подруги ушли, меня дожидаться не стали. Прекрасно! - подумал Журиков. – Варенька ждет меня, не дождется…». Капитан разволновался. Картина маслом в духе Рубенса с Царевой в белопенном пеньюаре на кровати возникла в распаленном мозге. Он нажал на кнопку входного звонка. Услышал отдаленный звук, похожий на позывы службы МЧС, но ни через минуту, ни через две никто не вышел. Легкая обида тронула Журикова: почему же не спешит его желанная? Ах, какие были страстные, открытые намеки!
Он позвонил вдругорядь, в третий… Капли дождя стучали по его плащу. «Может быть, она пошла провожать подруг и задержалась?» - подумал Журиков после десяти минут стояния. Но тут услышал, как по коридору прошуршали шаги. Раздалось недовольное:
-Кто там?
- Это я, Варенька, - ответил, дрожа, как в ознобе, Сергей Михайлович. – Открой!
- А что вам здесь нужно? Я сплю, - он услышал: Царева зевнула. – Ступайте и вы, капитан. Вам еще быть в запасе. И не злите своего генерала Клыкова, а то он еще раз пришлет сюда вашу маму.
- Не пришлет! – горячо воскликнул Журиков. – Я готов всем пожертвовать ради вас, пусть меня и накажут, и даже уволят!
- Ступайте, Сергей Михайлович. У меня болит голова. Давайте в другой раз…
Шаги Варвары Ивановны стали затихать. Оскорбленный в чувствах капитан поднял руку к звонку, чтобы еще раз воззвать к уходящей любви и надежде на страстную ночь, однако понял, что его настойчивость только разозлит начальницу управления финансов, и она уйдет в себя, как улитка в домик, и вновь станет серой и молчаливой, как на планерках в администрации. Огорченно вздохнув, он только сейчас ощутил, как за шиворот плаща льются холодные потоки дождя. Постоял еще несколько минут, с тоскою глядя на розоватый огонь «блудуара». «А что ж ты хотел, капитан: чтобы порядочная женщина отдалась тебе с первого захода? – сказал он себе. - Она тебя не отвергла, просто сказала: «В другой раз»… Это намек тебе, дурню, чтоб ты ухаживал красиво: с цветами, с подарками, чтоб пригласил в ресторан… Надо действовать деликатно».
Он взглянул на часы: оставалось еще время до его доклада генералу. Огорчения будто смыло дождем, и капитан в неплохом расположении духа, мурлыча всплывшую в памяти песенку про Восьмое Марта, развернулся, чтобы уйти, и только сейчас заметил белую «Волгу», стоявшую напротив дома Царевой. Машина показалась ему знакомой. Даже не она сама, а пупсик, светивший розовой попкой сквозь лобовое стекло. Журиков чуть не заплакал от горькой обиды: это была «Волга» Красавицкого.
2013 г.