Если любишь человека , делай приятное , если ненавидишь делай доброе!
Для Бируте....
Вопреки моим ожиданиям, ревизионная комиссия не прекратила своё существование. Поначалу три женщины относились ко мне достаточно враждебно, надменно и словно не воспринимали всерьёз. В своё время они занимали высокие посты в посёлке, так что дух величия не оставлял их.
Марья Ивановна, небольшого росточка, чудно сохранившаяся для своего возраста (потом я узнал, что ей под восемьдесят), тётенька с лицом в густых морщинах и васильковыми глазами, считалась почётным педагогом. Она была директором второй поселковой школы почти тридцать лет. Марья Ивановна в общении казалась приятной, моментально располагала к себе, от неё веяло каким-то забытым духом из детства, ненавязчивым учительством, простотой. Но в общении с ней всегда присутствовало чувство дискомфорта, я бы сказал напряжения. Не могу сказать, чем такое ощущение вызывалось, скорее всего, непроглядной, тщательно завуалированной неискренностью.
Галина Арефьевна хоть и была намного моложе Марьи Ивановны, но вид имела более простецкий. Арефьевна долгие годы проработала в местном совхозе главным бухгалтером. Видимо, поэтому её выбрали председателем ревизионной комиссии и казначеем. Женщина казалась замкнутой, немного грубоватой, мало разговаривала. Её небольшие мышиные глазки пробивали насквозь, отчего взгляд Арефьевны мало кто мог выдержать.
А вот Татьяна Семёновна совсем ни на кого не походила. Она отличалась добротой и вниманием, хотя не без всё той же надменности и скрытого, необъяснимого ощущения неискренности. Семёновна — вдова председателя поселкового совета. Говорят, именно он долго не разрешал открыть храм в посёлке, хотя просьбы людей передавали ему на каждом заседании. Умер он сравнительно молодым, как-то совсем неожиданно, до сих пор непонятно от чего. Жители Покровского втихомолку сетовали, мол, Бог его наказал за то, что церковь не давал открывать. Позже Татьяна Семёновна сильно сокрушалась об этом из-за своего мужа. Стала очень помогать нашему храму. Вот мы с Аней и принялись уговаривать её заняться выпеканием просфор.
Нас надоумила Бабаиха.
— Все знают, какие чудесные куличи, пирожки, булочки выпекает Татьяна Семёновна, — говорила старуха. — Уговорите её на просфорное послушание.
До этого мы пробовали с Аней сами печь, поручали другим прихожанам. Только ничего хорошего не получалось. У нас с Аней они выходили кривобокие, какие-то воздушные, похожие на грибы. Пару раз пыталась выпечь Айнара, только у неё печь совсем не годилась для такого дела. Святые хлебцы получались чёрные, твердющие, непригодные для служения на них литургии. Несколько раз трудилась Целлофановна. Но, как я ни убеждал её не добавлять в тесто кислое молоко, она никак не могла понять, что может получиться из пресного теста. Затем наотрез отказалась от такой затеи.
Татьяну Семёновну долго уговаривать не пришлось. Они с Аней мигом нашли общий язык, я даже увидел, что Семёновна прониклась к Ане расположением. Женщина часто приглашала нас к себе на чай. Особое удовольствие ей доставляло общение с моей женой. Они могли говорить допоздна обо всём на свете и в тот же миг ни о чём. В таких случаях Татьяна Семёновна настоятельно просила ночевать у неё. Мол, дом большой, просторный, зачем ютиться в крохотной, душной комнатушке Бабаихи. Мы соглашались, пили чай, ели душистые булочки, разговаривали. Аня однажды ненавязчиво заговорила о выпечке просфор, и Татьяна Семёновна мигом заинтересовалась, попросив Аню вместе с ней попробовать их спечь. Когда вынесли из кухни противень с румяными просфорами, только что вынутыми из духовки, я просто-таки ахнул! Хлебцы выглядели потрясающе. Ровненькие, аккуратные, в меру выпеченные, идеальной формы. Мне тогда показалось, что они даже лучше чем те, которые мы выпекали на просфорне в епархии.
— Ну как? — с детской застенчивостью спросила Татьяна Семёновна.
Я не находил слов для того, чтобы выразить своё восхищение. Женщина смахнула слезу, закрыла свое необычное лицо обеими руками, скрывая смущение, сказав:
— Если вам понравилось, тогда могу стать вашей просфорницей.
Пришло жаркое лето, а за ним череда августовских праздников — Маккавея, Спаса, Успения Пресвятой Богородицы. На этих службах людей набирался полный храм. Любит наш народ чего-нибудь посвятить, попраздновать. Все в один голос хвалили просфоры Татьяны Семёновны, приводя её в восторг и умиление. За праздники заработали кое-какие деньги, так что наконец смогли перекрыть прохудившуюся крышу. Наступала осень, а за ней вероятные осадки. Аня настаивала на покупке книг, но общим согласием утвердили: крыша важнее. И правильно сделали, потому как доски совсем иструхли, еще немного и чердак завалится совсем.
Продолжение будет.....