Прелюдия Рахманинова

Алексей Раздорский
        Самое начало восьмидесятых. Генеральный секретарь ЦК КПСС  Брежнев выпустил в свет свои военные мемуары «Малая Земля», в которых рассказал, как его дивизия освобождала Керченский пролив. В стране массово изучают творение руководителя, а статус ветерана войны резко возрастает в обществе на фоне преуспевшей системы патриотического воспитания. Ветеранам добавляются льготы, выдаются подарки, а в каждом районе города выделяются специальные помещения, где ветераны могли бы встречаться друг с другом, отмечать дни рождения, праздновать вместе важные даты истории страны. Так получилось, что такой районный комитет или клуб расположился совсем недалеко от родительского дома на первом этаже современной многоэтажки. Ветеранам  выделили целую квартиру из двух или трёх просторных комнат, они её  обустроили и начали проводить там регулярные встречи. Отец на эти «посиделки»  не ходил, но мама, а ей уже было за 70, с удовольствием посещала мероприятия бывших фронтовиков. Она сама была на войне с первого до последнего дня, так что уж ей-то было о чём рассказать таким же как она очевидцам событий тех военных лет.
    Но вот однажды кто-то из жильцов дома решил избавиться от старого пианино и предложил ветеранам установить инструмент в их комитете-клубе.
Те приняли предложение и разместили пианино в самой большой комнате, где проводили торжественные мероприятия. Теперь можно было не только пить чай за большим столом, но даже петь под аккомпанемент  любимые песни военных лет. И вот моя мама не удержалась  и похвалилась, что её сын с отличием окончил музыкальную школу. Все дружно отреагировали – позови, пусть нам что-нибудь сыграет. А я к тому времени уже несколько лет не подходил к инструменту, так как учёба в «музыкалке» для меня была настоящей каторгой и я даже старался забыть о том неприятном для меня времени, когда я часами разучивал одни и те же мелодии, которые в конце концов мне даже становились противными. Меня заставляли играть классику, а я отводил душу, запираясь в своей комнате, слушая тайком радиопередачи мелодий Битлз, Роллинг Стоунз и Лед Зеппелин,  музыку волновавшую мою душу, но запрещённую в нашей семье. А тогда ещё и моя учительница музыки хотела сделать из меня настоящего пианиста и для выпускного экзамена заставила учить очень сложное для исполнения произведение – прелюдию Рахманинова до диез минор. Она хотела, чтобы исполнив её на отлично, я мог бы без экзаменов продолжить обучение ещё и в музыкальном училище. Только случайный приезд из Москвы вербовщика в  институт  иностранных языков не позволил осуществиться этим коварным планам. Я уехал в Москву и надолго забыл про пианино.
   А тогда перед экзаменами я месяца два или три подряд учился играть эту самую прелюдию и достиг такого уровня, что мог исполнить  это сложнейшее произведение  с закрытыми глазами и даже если бы меня разбудили и попросили сыграть его среди ночи.
    К самому Рахманинову я относился с некоторой предвзятостью – всё же я вырос и воспитывался в советской среде, а мы не очень жаловали музыкантов и литераторов, покинувших страну в её сложный революционный период.
Точно также я относился и к Прокофьеву, и к Стравинскому. Но Рахманинов ещё был и великим пианистом. Дело в том, что его огромные руки позволяли при игре охватывать не только стандартную октаву в двенадцать клавишей. Своими худыми длинными пальцами он доставал даже  четырнадцатую  или шестнадцатую!  И как композитор, он всегда вставлял сложные элементы, посильные при игре только ему и особо одарённым пианистам.  Мне, чтобы играть его прелюдию, пришлось тренировать кисть на растяжение   мизинца и большого пальцев, чтобы охватывать те сложнейшие аккорды. А он писал ноты так, что аккордами сразу по пять пальцев играли одновременно обе руки. Этому надо было учиться. Но я ту прелюдию  выучил на всю жизнь, могу сыграть по памяти даже и сейчас.
      Так вот, мама меня чуть ли не волоком тащит к своим ветеранам – пойдём, сыграй им что-нибудь. Но спустя почти десять лет после окончания музыкальной школы я помнил только эту самую прелюдию. В конце концов, уговорила. Я пришёл, там уже сидит человек двадцать старичков и старушек с орденами и медалями. Кто-то бывший танкист, кто-то лётчик, кто-то медсестра. И каждый хочет рассказать мне какой-либо эпизод фронтовой жизни. Я слушаю, киваю с пониманием и как под гипнозом вхожу в атмосферу беседы, сам невольно ощущая себя участником тех событий. Сажусь за инструмент. А в голове – взрывы бомб, снарядов, рёв моторов истребителей. И тут понимаю – как это близко тому, что я и собираюсь играть. С первых мощных аккордов прелюдии я  ощущаю себя за штурвалом боевого самолёта, обеими руками жму как бы не на аккорды, а на ручки управления бомбами и снарядами, а когда аккорды идут лесенкой вверх или вниз, стреляю очередями из бортовых пулемётов. Играю с азартом, эмоционально, тем самым восхищая собравшихся фронтовиков, по-видимому вызывая у них схожие ассоциации. После моего последнего аккорда у многих на глазах слёзы, некоторые пытаются меня даже обнять – похоже, музыкой прелюдии вызвал у них эмоции, связанные с событиями пережитой ими войны.
     И вот тогда я впервые задумался – а почему Сергей Рахманинов написал такой эту прелюдию?  Может, в душе его была настоящая война с самим собой или неприятие окружавшего его общества. А может и сложная любовная история?
      Пытаясь понять эту новую для меня загадку я углубился в историю жизни великого композитора и пианиста. Узнал, что это произведение Рахманинов сочинил в 1892 году. Когда его спросили  –  что побудило  написать эту музыку, он ответил – я сам  не знаю! Она вселилась в меня то ли во сне, то ли пришла наяву, я не мог от неё отделаться пока не переложил на ноты.  Такое объяснение многим казалось выдуманным, поэтому композитора всё время спрашивали – расскажите же правду! И тогда он ответил всем – не ищите причин! Я сам не знаю, откуда взялась во мне эта музыка!
     Вот и я в тот день, играя его прелюдию, сам не понял почему в меня вселились бомбы, снаряды, самолёты, стреляющие аккордами-очередями. Это  идёт откуда-то из глубины души, вырываясь наружу через эмоции и музыку.
Какая-то непознанная энергетика. Но я её почувствовал и передал слушающим!