В четверг Петрову приснился старик, похожий на заведующего тарным хозяйством Трофимова, только тощий. Спрашивает старик, чего тебе дать, мол, денег или славы, выбирай? А у Петрова отродясь не было ни денег, ни самой завалящей славы. Был он тихим и скромным бухгалтером и не имел ни друзей, ни родственников. На всей земле знало его десятка полтора людей да дворовой кот, которого он иногда подкармливал. И, главное, ему не нужно было ничего. Но старик стал настаивать. Дескать, выбирать надо обязательно.
Ну, возьму я, к примеру, деньги, - стал думать Петров, оставшийся рассудительным даже во сне, - сколько старик может дать? Положим, миллион. И что я с таким капиталом делать буду - в банк не отнести, спросят - откуда... и что им говорить? А дома держать - так узнают и пристукнут. Разве купить чего… а чего купить? у меня все есть...
А старик торопит, не задерживай, говорит, мне ещё по двум адресам надо. Вот и выбрал Петров славу, потому как иных вариантов не было...
Проснулся он оттого, что кто-то пихал его в бок. Открывает глаза, а в квартире полно народу - один милиционер с собакой на поводке, второй - с папкой черной, слесарь стоит из домоуправления с ломиком в руках и заплаканная барышня с ридикюлем из замши. А ещё журналисты с камерами, фотоаппаратами - микрофоны в нос тычут, вспышками сверкают - и немцы, и японцы, и американцы. И все галдят, тараторят.
Повели его. На лестнице соседка Никанорова застыла в адрете.
- Ну и сволочь же ты, Петров, - сказала Никанорова. - Как ты только мог. И плюнула ему в харю.