Делегат Балтики или воспоминания сорок лет спустя

Николай Жуков 3
                4

После переодевания в форму морской пехоты, мы почувствовали себя настоящими десантниками. Но сначала возникли проблемы с узнаванием своих товарищей.  Военная одежда делала нас похожими друг на друга. Но уже через несколько часов все стало на свои места. Мне особенно понравились короткие юфтевые сапожки. Умению правильно  вязать портянки я научусь немного позже. Черным беретам, выданным нам в Пионерске, пришлось ждать предстоящую весну, а пока на наших лысых головах оказались зимние шапки, выделявших нас из общего числа всех матросов и сержантов отдельного гвардейского дважды орденоносного полка.
Дорога от Пионерска до Балтийска, была не очень продолжительной. Наша команда сделала всего лишь  одну остановку, для пересадки на дизель-поезд  Калининград–Балтийск в небольшом городке с характерным для области названием Приморск. Собравшись около аккуратного здания вокзала,  построенного после войны немецкими военнопленными,  одни из нас закурили, другие с интересом стали осматривать неброскую архитектуру городка,  асфальтированную дорогу, обсаженную, с обеих сторон огромными тополями с белыми известковыми полосами на боку.
В эти минуты мы даже  и не подозревали, что можем стать жертвой безумца.  Неожиданно из-за угла здания вокзала выбежал какой-то местный мужичок. Он бросил в нас  кусок красного кирпича. К счастью, камень попал в козырек крыши, и нам оставалось только отреагировать на это громкими неодобрительными криками. Странный житель испугавшись, торопливо побежал вдоль улицы, часто оглядываясь через левое плечо, и быстро вращая указательным пальцем у своего виска.
 На балтийском перроне сопровождающий нас старший лейтенант пересчитал всех, как цыплят, построил в колонну по два, и направил по брусчатке незнакомых улиц в полк. Рядом с воротами КПП части стоял высокий стенд, на котором были изображены ордена «Александра Невского» и «Александра Суворова», а в центре сиял огромный знак «Гвардия». Вышедший навстречу  дежурный сержант в черном бушлате с золотыми пуговицами, и бескозырке с гвардейской ленточкой, проверил наши документы. «Ну, что гвардейцы? Здесь вам придется провести целых два года вашей новой жизни! И поверьте, забыть их вы не сможете никогда!»: - на прощанье произнес наш немногословный сопровождающий. С той поры прошло много лет, но приставка "гвардии" вместе с гордостью, как магнит приросла к нашим воинским званиям и сердцам!
Чистенькая казарма и высокорослые усатые сержанты, недавно вернувшиеся с московского парада, встретили нас доброжелательно. Были выданы иголки с черными нитками, и поставлена задача -  пришить новые матросские погоны. Дело вроде бы простое, но важное. И как оказалось очень болезненное,  требующее определенных умений. Заходившие в расположение роты старослужащие матросы и сержанты  искали земляков. Нашлись морпехи   из Луганска, Славянска и конечно Донецка. Они рассказывали нам о своей службе, и рекомендовали подразделения, в которые, по их мнению, следовало бы попасть в дальнейшем. Гвардии младший сержант из Луганска по имени Олег, посоветовал  мне пройти учебный центр морской пехоты «Сатурн» в Севастополе, где матросов, прапорщиков и офицеров обучали парашютной и водолазной подготовке, азам подрывного дела, и приемам войсковой разведки.
На следующее утро, во время построения роты молодого пополнения на первый в нашей жизни утренний развод на занятия и работы, к  новичкам,  подошел невысокий, коренастый по-спортивному сбитый гвардии капитан. Он оказался начальником разведки полка. Обращаясь непосредственно ко мне, он представился и обратил внимание на то, что на мой шинели неровно пришит  единственный погон. Улыбнувшись и похлопав меня по плечу, гвардии капитан Козлов, пригласил кандидатов в разведчики пройти в штаб полка. После продолжительной беседы, и нашего согласия служить в элитном подразделении, он  «обрадовал» лично  меня тем, что служба в «Сатурне» подождет! Это известие очень расстроило, ведь  я уже представлял себя десантником-парашютистом. Но после некоторых событий все мои сомнения рассеялись.
В конце недели на занятия по рукопашному бою в спортзал части привели взвод разведчиков. Возглавлявший группу гвардии старший лейтенант,  улыбаясь, о чем-то поговорил с нашими сержантами.  Вычислив в строю меня, и ребят водителей разведвзвода, он весело спросил:
«Ты Жуков? Занятия  по рукопашке проведешь?» «Так точно!», – бодро    ответил я.
Тренировка мне понравилась, понравилась она и разведчикам. После занятия ко мне со всех сторон стали подходить повеселевшие моряки, наперебой спрашивая,  когда  прибуду служить в танковый батальон? Веселый старший лейтенант ответил за меня: «Николай прибудет к нам перед присягой, и больше никуда не денется!» Так  впервые на воинской службе я услышал свое имя из уст офицера.
Опережая мое прибытие в  поселок Мечниково, по танковому батальону разнеслась весть о том, что в разведке будет служить мастер спорта по самбо! Видит бог, я никого не вводил в заблуждение, но наверно спортивное звание присвоили мне сами ребята, по итогам наших первых занятий.  И я не стал их переубеждать.
Не все в моей службе было так гладко, как хотелось бы, и особенно на ее первом, очень трудном и стрессовом этапе. Во взвод я прибыл первым, из молодых, мои годки водители БРДМов, вольются в его состав только через два месяца  после обучения и стокилометрового марша, а остальные ребята, попавшие в танковую учебку, появятся только через полгода.  Отсутствие рядом с тобой настоящего друга, это очень серьезный фактор. «Друг - это третье мое плечо», - когда-то сказал поэт. Одиночество в воинском коллективе - это не моя личная фантазия, это существующая реальность в которую попадает молодой воин, оторванный от родного дома и от своих домашних и друзей. Без поддержки друга любое дело становится трудно подъемным. Любая обида и оскорбление личного достоинства становится трагедией, которая может привести к очень печальным последствиям.
 Меня поставили в первую шеренгу взвода, как раз перед дверью канцелярии танковой роты. Во второй шеренге за моей спиной стояли наши дембеля Петя Незелюк и Виктор Бондаренко, чуть правее, в этом же ряду, размещались ребята, призванные осенью прошлого года. А рядом со мной оказались парни, прибывшие в разведку несколько недель назад из учебного отряда, находившегося в латвийском городе Вентспилс.  Не смотря на разницу в воинском опыте, отношения у меня с ними сложились неплохие. Мы дружно вскакивали по подъему, бежали рядом на физзарядке, вместе трудились на технике в парке боевых машин, вместе, схватив оружие и ящики с патронами и пистолетами, бежали по тревоге к нашим плавающим танкам. А так, как я попал заряжающим на учебную машину - плавун  ПТ-76 Б, работы было необъятное море, и спрос за ее качество со стороны командиров и старослужащих был особым. Претензии дембелей тоже были обязательными к нашему исполнению. Отвечать им за свои проколы было сложнее, чем командирам. Гвардии старший лейтенант Горенко уезжал домой, а «старики» оставались рядом. Это напрягало, порой расстраивало и надоедало до тошноты. Старослужащие, опережая сержантов, влияли на результаты каждого элемента распорядка дня, недели, месяца, давая свои оценки, замечания и предупреждения.
Отношения со старослужащими разведвзвода и танкового батальона у меня складывались по-разному. С одной стороны наши давали полезные советы, оказывали практическую помощь, высказывали пожелания и рекомендации. С другой стороны частенько можно было услышать нытье, запугивание, шантаж и моральные издевательства. С дембелями-разведчиками до рукоприкладства у меня не доходило, а вот ребятам, прибывшим после учебки, порой доставалось, но и они отвечали достойно. В первую неделю моего пребывания в части произошел  случай, когда ушитый до безобразия, старослужащий сержант-писарь танковой роты с фамилией Гук, проходя мимо, как бы невзначай ударил меня кулаком в грудь. Удар был так себе. Но реакция наших старослужащих была короткой и резкой, они посоветовали бравому писарчуку идти дальше, и больше к молодым разведчикам не приближаться. Спустя много лет я понял, для чего «канцелярский авторитет» поступил именно так. Он просто захотел показать всему батальону, что может позволить себе поднять руку даже на мастера спорта, ведь является приближенным к самому командиру танковой  роты, и «держит самого Бога за бороду».
Серьезным испытанием для меня стали первые выходы танкистов взвода разведки на зимний полигон вместе с первой ротой плавающих танков. Дело было так, утром нас поднимали по тревоге, грузили на ГАЗ-66 амуницию, затем мы завтракали и выезжали на Хмелевку, так называют легендарный полигон балтийской морской пехоты. В открытом поле стоял небольшой барак учебного класса и вышка управления стрельбами, прямо к морю вели три дороги (танковая директриса), по которым наши боевые машины должны были двигаться и выполнять  задачи танковых стрельб из пулемета и орудия. В учебном классе было теплее, чем на улице, там не было пронизывающего северного ветра. Это позволяло на короткий промежуток времени  согреться, и разобрать и собрать ПКТ – пулемет Калашникова танковый. Там нас окружали чужие старослужащие, и поэтому у них возникало, гораздо больше вопросов, чем у своих родных. Приходилось сжимать всю свою волю в кулак, чтобы не сорваться, и не ответить грубостью. Как говорил классик кино: «Приказано выжить!»
Был и наш первый флотский новый год,  который мы праздновали всем взводным коллективом в клубе части за столами, накрытыми всяческими сладостями.  Их мы приобретали самостоятельно за свои деньги в нашем поселковом магазинчике. Торты и лимонад из Балтийска для нас привез наш командир. Было немного тоскливо от душевного одиночества, в котором мне приходилось прибывать.  Особенно грустно становилось ночью во время несения патрульной службы в парке боевых машин. Совсем рядом с колючим забором, стоял немецкий двухэтажный домик, в окне которого виднелась светящаяся огнями новогодняя елка. В памяти сразу всплывал родной дом, вспоминались теплота семейных отношений и  далекое детство.     Первые месяцы службы, прошедшие в небольшом гарнизоне,  показались мне целым годом. Очень хотелось увидеть маму, но более всего отца, ведь он все поймет и всегда поможет, если потребуется. Вспоминался родной дом, дедушки с бабушками и младшие брат с сестренкой. В прошлом остались танцевальные площадки, девчонки, школьные друзья и домашний уют с горячей печкой, к стенке которой можно было прислониться ступнями ног и с удовольствием слушать потрескивание дров и угля.
Во время несения службы дневальным по батальону я простудился, поднялась высокая температура, заболела голова, резкий кашель рвал бронхи. Но первое, что я ощутил - это было равнодушие окружающих. Моя болезнь никого не интересовала! Где та домашняя материнская забота и внимание, стремление пожалеть и быстрее излечить, поставить на ноги сына. Но я ошибался, потому, что по-отечески к моей болезни отнесся наш командир взвода гвардии старший лейтенант Горенко Николай Прокофьевич, которого мы любовно, между собой, звали Кокой. После трехсуточного лечения в полковом медицинском пункте я вернулся в строй.
Вторым испытанием для меня стали регулярные взводные дневные и ночные тактические занятия по разведке. Мы учились ориентироваться на местности, вели наблюдение за «противником», искали «пулеметные гнезда», захватывали «языков», организовывали засады, проводили разведку боем, учились выживать в полевых условиях.
Однажды взводу разведки была поставлена задача, атаковать колонну полка береговых ракетных войск, участвующего во флотских учениях. К месту встречи с «противником» мы опоздали, готовились к засаде быстро, на ходу. Впопыхах заряжали холостой боезапас, рассовывали по карманам взрывпакеты и осветительные ракеты. Противник появился внезапно, мы обстреляли ракетчиков из пулемета. Забыв о предосторожности, бросив свою технику, они сломя голову, кинулись за нами в погоню. Расстояние сокращалось быстро, не обращая никакого внимания на нашу стрельбу, матросы-ракетчики во главе с  высоким худым прапорщиком приближались к нашему командиру. Горенко  был одет в танковый комбинезон, и поэтому бежал тяжело. Преследователи настигли его первым. Долговязый прапор схватился командира за РПК (ручной пулемет Калашникова) который висел на его плече. Представитель золотого фонда Советских Вооруженных Сил держался за ствол у самой мушки, и звал на помощь своих подчиненных. Четыре старослужащих разведчика, схватив прапорщика за руки и одежду, безуспешно пытались оторвать его от командира, но не тут-то было! Прапор держался, как клещ. В процесс освобождения пришлось вмешаться мне. Я выполнил задний отхват, ноги противника взмыли в высоту, и прапорщик без страховки упал спиной прямо в огромную лужу. Попытку матросов-ракетчиков помочь своему командиру прекратил огнем из ручного пулемета, почти в упор  наш водитель, уроженец Смоленской области  Саня Аржанов. Ракетчики замерли на месте и больше не испытывали судьбу. Начальник разведки полка уже гвардии майор Козлов накричал на Аржана, и объявил ему пять суток ареста, которые в дальнейшем так и не были реализованы. В это самое время наши замаскированные боевые разведывательно-диверсионные машины, оставшиеся в лесу по другую сторону дороги, открыли условный огонь из КПВТ (крупнокалиберных пулеметов) по технике ракетчиков, тем самым сорвав выполнение их боевых задач.