Братушки

               
            
                БРАТУШКИ
                рассказ


  Самолет, наконец, подрулил к стоянке, как-то удивительно быстро подали трап, и сразу же в салон в салон хлынул горячий, пахнущий цветами  и травами, воздух.
-Вот! Вот это то ненатопленное тепло нужно моему измученному организму! – сказал с чувством Иван Сергеевич и тряхнул гривой седых волос. – Как Николаю Васильевичу… сухое ненатопленное тепло.
- Гоголь говорил об Италии, туда и надо было ехать, - ровным голосом откликнулась Оксана, жена его, глядя в зеркальце.
  Похоже, на этот раз ее собственное отражение ей понравилось, и она оглянулась на мужа.
- Постричься тебе надо, а то аки вепрь лесной! – сказала она.
- Успеется! К тому же я не знаю, насколько прилично работают болгарские цирюльники.
  За разговорами они получили багаж, «прошли границу», шагнули, наконец, на славянскую землю.
- Вон наши риэлтор! – быстро сориентировалась жена. – Господи, какие они здесь все черные…
- Да уж… цвета кофе… без молока, - подхватил Иван Сергеевич.
- Но, кажется, с сахаром, - откликнулась Оксана, имея в виду несколько приторную улыбку. 
  Они выехали из аэропорта, оглядываясь на военно-воздушный паноптикум – советские истребители, штурмовики, стратегические бомбардировщики. Похоже, этот парад,  как выстроили четверть века назад, так больше и не прикасались не красили, не мыли. Но и не ломали.
- Да они забавники! – сказал тихо Иван Сергеевич.
- Что? – вернулась из своих мыслей жена.
- Только сейчас проехали мимо нашего «мигаря» на постаменте, а там написано «Сто лет болгарской авиации».
- Да ради бога… Тебе жалко? Были же у них свои пилоты… Костадин, мы скоро приедем?
- Да, очень скоро, через полчаса, - сказал Костадин, риэлтор, помотав головой отрицательно. Потом, видимо, вспомнил, что у русских все наоборот и кивнул несколько раз.
  Наконец, приехали. Дом был крепкий, в два этажа. Каменными, тесанными булыганами был выложен первый этаж, второй этаж подняли из красного кирпича. Два отдельных входа – на первый этаж, в прохладу, где была кухня, три комнаты и земляные полы, потом пошли на второй этаж – там еще четыре комнаты. На черной от копоти потолочной балке было что-то написано кириллицей – про русских, кажется, ругань какая-то.
  Вышли в сад. Виноградная лоза, немного задиковавшая, огромные персики, сливы – желтые и сладкие, несколько кустов переросших роз – они полыхали цветом алым, как забытый флаг в маленькой крепости. Забора не было, была стена из тесанного светло-серого камня, кто-то собрал эти полуметровые кубики всухую, без цемента и арматуры и они простояли полвека, а то и больше. Ласточкины гнезда лепились под красной черепичной крышей, а на соседнем столбе было гнездо аистов.
- А это что за фрукт? – спросила Оксана.
- Это есть грецкий орех, - улыбнулся Костадин.
- Он же… зеленый!
- Еще не созрел. Потом зеленая шкурка сойдет, будет, как вы привыкли. У нас их сажают для благополучия и счастья в этом доме.
- Тогда сотрите надпись на потолочной балке,- усмехнулась жена.
- Я уже стер... дети… баловались…  Вам понравился дом?
- Мне цена понравилась. За такие деньги в Питере даже уличный сортир не купишь. Кстати, а где в доме туалет? Я что, не увидела?
- Туалет на улице. Как вы говорите, сортир, - сказал весело болгарин.
- Костадин, а в рекламке вы писали, что есть гараж. Это вот здесь? Ну, братцы мои, сюда же заезжать неудобно, - огорчился Иван Сергеевич.
- Это не гараж, - кивая, сказал риэлтор. – Это для овечек, для гусей или для фазанов.
- Ох, ты… Фазаны? – удивилась Оксана.
- Да, посмотрите за забором. У нас многие держат фазанов. Вот и ваши будущие соседи…
- Так где, все-таки, гараж? – не унимался Иван Сергеевич.
- Так вот! – И болгарин показал на покосившийся сарайчик.
- Слушайте, ну это не разговор! Это вы называете гаражом? Это курятник какой-то! Я так и подумал – курятник…
- А вот какие машины вы в Советском Союзе делали, такие гаражи мы и строили! – засмеялся беззлобно Костадин. – У хозяина здесь «запорожец» стоял.
- Бе-е-е! – прокомментировал баран из-за соседского забора.
- А тебя не спрашивают! – весело отреагировал Иван Сергеевич.
  Баран обиделся и ушел.
- Ладно! Мне нравится. Центр Европы, дом в два этажа, сад… Остальное доделаем. И будем сидеть и смотреть, как по саду ходят фазаны, распустив хвосты, - сказал бархатным, умиротворенным баском Иван Сергеевич.
- А я бы с большим удовольствием сидела на пляже и смотрела, как распустив хвосты, надо мной летают чайки.
- Ксана, не начинай! Вот смотри, здесь, вместо овчарни, можно сделать большую каминную. Огромный камин из тесанных камней, на пол – плитку под старину, в эти окна заказать витражи. У Жанны в мастерской закажем… Вот тут поставим большой дубовый стол, тяжелые стулья… Рыцарская зала!
- Ну-ну… Сэр Иван.
- Смейся-смейся… Облагородим сад, построим гараж. Машину купим, они здесь в четыре-пять раз дешевле, чем в России, будем мир смотреть. Четыре часа – и мы в Греции, еще три часа – в Италии.
- Ты еще про винный погреб забыл! – подъелдыкнула супруга.
- Костадин, а здесь есть специалисты, которые могли бы сделать винный погреб? – быстро спросил Иван Сергеевич.
- Да, конечно! Копать можно здесь. Опустить две по пъять на сто литров бочки…
- Ага, понял, две пятисотлитровых бочки…
- Да, так! Выложат камнем, грамотно сделают вентиляцию, а когда все выпьете, подъедет машина из соседнего шале, сольет тот сорт, что закажете. А для дорогого вина – полки. Вино с каждым годом только вкуснее и дороже становится.
- Ванечка, ты когда последний раз гонорар получал за свои  книги? – ласково спросила жена.
- Так не все сразу! Будут деньги, будут! Я три сценария сделал, закинул Никите…
- Вот как будут деньги, тогда и поговорим. А сейчас нам бы дом отремонтировать, да машину купить, хоть плохонькую. И я хочу хоть какой-то угол, но рядом с морем.
- Вам повезло! У меня есть такой апартамент. Сорок метров, двадцать тысяч евро и рассрочка на пять лет! – отрапортовал Костадин.
- Поехали? – спросил Иван Сергеевич, слегка сомневаясь.
- Да!
- Да?
- Да-да, поедем, купим что-нибудь у моря! – заторопилась Оксана.
- М-да…  это очень по-женски: «что-нибудь у моря».

   Поехали. Рядом с морем, где галдели чайки и туристы, было дороговато. Пошли туда, где была студия в сорок метров и обещана рассрочка. Комплекс достраивался, часть апартаментов уже заселили – висели на лоджиях флаги: британские, украинские, российские  и флаги городов, но с этими надо было разбираться – откуда и чьи.
  Зашли в студию и Иван Сергеевич несколько растерялся:
- Стоп-стоп-стоп! Вы же, Костадин, говорили о сорока метрах, а здесь ровно в половину.
- Все так! – мотая головой в знак согласия, радостно воскликнул риелтор. – По болгарскому законодательству в площадь жилого помещения входит ваша толщина стен, ваша территория в холле, где вы сможете поставить полочку для обуви и часть территории в комплексе, там, где велосипедные дорожки, бассейны, тренажеры, бесплатная стоянка…
- Да я не катаюсь на велосипеде! И ваши хлорированные бассейны мне не нужны!  Можно ли минусовать все это из стоимости апартамента?
- Не можно! – грустно сказал болгарин, кивая. – Болгарское законодательство…
- Костадин, мы берем! – перебила его Оксана. – Ванюша, не кочевряжься. Надоело мотаться по жаре. Дешевле не найдем, а здесь еще рассрочка на пять лет.
   На том и порешили. Купить всегда легко. Продать труднее.
   Вечером они лежали на лоджии, постелив матрасик. Лоджия тоже входила в площадь апартамента. Накупили вина, фруктов, большой, как плот Кон-Тики, надувной матрац, и сейчас валялись на нем, смотрели на крупные, как кристаллы, звезды. Аквамарины, рубины и топазы были щедро разбросаны по небу. По черному бархатному небу… И еще в темноте метались лучи прожекторов, это было курортное шоу, судя по музыке, но генетическая память тревожилась – так шарили по небу прожектора в Ленинграде перед бомбежкой. Пахло пиццей, жареной рыбой, какими-то южными приправами – напротив вовсю работал ресторанчик.
  Вавилонская смесь языков долетала до них, и было забавно угадывать страну, национальность.
  А в небе стало совсем много звезд, и это вселенский механизм собрался в блистающее колесо, где встали на свои места галактические шестеренки и приводные ремни, потом несколько шустрых метеоров перечеркнули блистающее небо, и колесо, это было видно, вздрогнуло и начало процесс вращения – медленный и беспощадный.
  Вдруг почти под ногами рвануло - несколько взрывов, полыхнули огни, запахло порохом, с треском посыпались разноцветные искры. Народ ахнул.
- Нет-нет, господа! – закричал с сильным болгарским акцентом официант в бордовом переднике. – Это еще не война! Это русские опять празднуют! Братушки, happy birthday!
- Все-таки, правильно мы сделали, что купили здесь недвижимость. По-сути, купили кусочек Европы! – сказала Оксана.
- Санкт-Петербург – это тебе не Европа? – проворчал Иван Сергеевич.
- Купим здесь машину… парковка бесплатная… откроем шенген… Три часа и мы в Греции.
- Да, я согласен. Про дом только не будем забывать. А так мне нравится. Язык здесь славянский, я его слушаю, как хорошую музыку. Мелькнут слово – точное, сочное, а у меня сразу на целую страницу мыслей набегает.
- Правда?
- Давно такого не было. Вот, например, оглядалово. А, каково?
- Что это? Или кто это? – спросила из вежливости жена.
- Это зеркало. Оглядываешь себя. Язык, словно во времена князя Владимира попал! – договорил Иван Сергеевич, понимая, что его уже не слушают.
 - У нас неделя, чтобы обставить студию, купить машину и встретить детей, - сказала жена.
- Успеем! – вздохнул Иван Сергеевич и погладил ее по голому прохладному плечу.

 С утра они пошли к морю. Черное море, словно притомившись от плещущихся вдоль берегов голых человечков, слегка перебирало волны, вода была ласковой и такой прозрачной, что было видно, как шныряют рыбешки-песчанки, суетливо зарываются в песок крабики-отшельники.
  Пробежала стайка пацанов лет десяти в разномастных футболках, наверное, болеют за разные команды.
- Кто там за шезлонгом спрятался? – покрикивал худощавый тренер. – Опять в интернете торчите? Счас у всех отберу айфоны, будете письма писать. В конвертах!
 Оксана наконец-то переоделась, и они осторожно пошли в море. Мимо, сносимая прибоем, проплыла большая синяя медуза.
- Красивая, - сказала жена.
- Осторожней, она очень жгучая.
- Чем прекрасней, тем опасней?
- Да, наверное, отсюда фраза «жгучая красотка», - попытался пошутить Иван Сергеевич.
- Ах, ты, сволочь! – ласково сказала жена.

    За неделю они обставили апартамент. Прикол с сорока квадратными метрами даже в чем-то помог – меньше мебели покупать, меньше суеты, а на четверых и этого хватит. Они купили кухню со всеми приблудами – плитой и холодильником, шкафчиками и прочим… Стиральная машина, диван, шкаф, кресло-кровати и беленький пластиковый гарнитур – круглый стол с дыркой для зонта и четыре стула.
- Зря флаг не купили…  -   Иван Сергеевич.
- Да брось ты! Здесь мало кто знает ваш «Зенит»…
- Флаг нашей родины!
- С твоими-то диссидентскими замашками? Флаг нашей родины? – удивилась жена.

   Оставалось приобрести машину. Но с этим было совсем просто. Вполне приличные машину стоили в Варне вполовину, а то и в три раза дешевле, чем в Питере. Регистрация – на фирму, зря, что ли, дом покупали? Болгары иностранцем землю не продают, зато под бизнес – милости просим. Хоть десять гектаров. Открыл фирму, купил под фирму машину и показывай раз в год нулевой баланс.

  Когда беготня закончилась, они сели на лоджии за белый столик, налили настоящего, терпкого вина – красного сухого, какого-то живого и настоящего. Выпили и удивились всему тому, что сделали за эту неделю. У них теперь есть заграничная недвижимость в городе отелей и апартаментов, а еще дом в болгарской деревне, а еще машина… Буржуины, да и только!
- О чем думаешь? – спросила Оксана, это был пароль, после которого врать и увиливать запрещалось.
- Как ни странно, удивляюсь. Сижу и удивляюсь. Мы всю жизнь шли к этому – купить квартиру в Питере, построить дачу, обзавестись машиной. Всю жизнь! Ты работала и подрабатывала, а после этого еще и сверхурочно, я мотался то по морям, то по экспедициям, чтобы привести деньги, вот так, пачкой. А тут… не особо напрягаясь, мы купили за неделю все, да еще в роскошном климате, с понятным языком, в дружественной стране.
- Ты удивляешься, почему мы это раньше не сделали? Так раньше нас в этот калашный ряд не пущали.
- Это понятно. Я не удивляюсь другому – почему мы до сих пор не просчитываем варианты остаться здесь насовсем, - сказал Иван Сергеевич тихо, но упрямо.
- Ну, Ванечка, откровенность за откровенность. Я не люблю деревню. Корни, скрепы, все такое… я понимаю, но я не люблю деревню. К тому же, ты помнишь надпись на потолочной балке в доме, что мы купили? Нет? Там было написано «Подавитесь русские свиньи». Так что, сними розовые очки, мы все славяне, но уже не совсем братья.
- А Костадин?
- Костадин? Ласковый теленок двух маток сосет. Посмотрела бы я на него, если бы, прокатавшись на его машине три дня, мы бы ничего не купили! – засмеялась жена.
- Ну, не без гнильцы… Нет хороших стран, нет плохих стран, есть хорошие и плохие люди.
  Стрекотали цикады, пахло ночными травами, мясом, зажаренным на углях, вином и фруктами. И спорить не хотелось. Хотелось покоя. И он тут был.

  Утром, пока Оксана спала, Иван Сергеевич пошел размяться на тренажерах, а потом окунуться в бассейн. Вернулся веселый и загадочный.
-  Мороз воевода дозором… обошел все владения? – спросила Оксана, стуча ножом, она рубила петрушку для яичницы с овощами.
- Ага. С древним укром познакомился. Кстати, наш сосед.
- С кем?
- С украинским националистом. Ванькой зовут.
- Господи, зачем? – удивилась жена. – Мы с тобой скучные ватники, а тут такой политический экстрим.
- Интересно стало. Я уже неделю не смотрю российское телевидение, интересно на себе проверить – есть изменения или все, у нас уже и вправду клиника!
- Да мы с тобой всегда держались здорового скепсиса. Зачем тебе это?
- Да он сам подошел. Говорит, я до Москвы дойду! Я не понял вначале, спрашиваю, как дурак, пешком дойдешь? Так это не фокус, мой знакомый из Владивостока да Калининграда на Московскую Олимпиаду пешком дошел. Четырех молодых КГБ-шников загнал, двенадцать пар туристических ботинок стер о дороги нашей родины. Кстати, яйца намозолил. А он: я встану на край окопа… Тут я понял, что значит «до Москвы дойду».
- Здоровенный детина?
- Какой там… Глиста в корсете. Да и не укр он вообще. Мать, как выяснилось с Урала, отец вообще еврей, а сынуля – укр. Древний.
- Ему оселедец положен. Что он здесь делает? Отдыхает после боев?
- Да если бы… Я так понял – прячется от призыва.
- Жуть. Жуть вдвойне! – сказала Оксана с чувством, словно хотела добавить что-то матерное, но сдержалась.
- Почему вдвойне? – не понял Иван Сергеевич.
- Потому что вы оба Ваньки.  Ладно, хватит чушь нести. Пока ты международные отношения налаживал, я с Иришкой по телефону поболтала. Летит! С Мотямбой.
- Ну, слава богу! Соберемся вместе. Внучье мое… - вздохнул как-то, даже по-собачьи, Иван Сергеевичи и заморгал часто.
- Ладно тебе… едут же! – удивилась Оксана.

   Иришка прилетела на следующий день. Мотямба подрос, но шевелюра из золотистых, кудрявых волос делала его похожим на девку.
 Дочь бегло глянула на студию и удивилась:
- А где еще двадцать два метра? Есть потайная дверца, а за ней – еще одна комната?
- Надо же… Практичное поколение. С точностью до метра… - постарался снизить градус беседы Иван Семенович. – Тут, понимаешь, болгарское законодательство такое – остальные метры за счет толщины стен, коридора…
- Это не болгарское законодательство, а болгарское надувательство. Предупреждать надо! Почему не отказались?
- Да ладно… Нам места хватит, а двадцать тысяч евро погоды не меняют.
- Папка, это когда их, этих евриков, завались. А когда вы на последние деньги, да еще в кредит взяли… А вдруг рубль обвалится? Они же просто у вас эту конуру отметут.
- Да что ты… Братушки же…
- Семнадцать процентов от славянского генофонда у этих братушек! – отрезала дочь. – А вы думали «песни южных славян»?
- Знаешь, Иринища, нация не определяется генофондом! – сказал медленно, собираясь с мыслями, Иван Сергеевич.
- А чем?
- Верой. Они православные. Причем, почище нас, если говорить о нестяжательстве. Историей.
- Смотря, какой историей! – возразила дочь. – Если Шипка, так это было давно, а если Вторая мировая, так они нашего Алешу десять раз перекрашивали – то в Супермена, то в Бетмена.
- Но встречали же наши танки с цветами! – вяло сказал Иван Сергеевич.
- Они и немецкие танки так же встречали. Маленькая страна, слабая. Приходилось вертеться. А знаешь, их можно в Книгу Гиннеса внести. Как самых воинственных.
- Что ты имеешь в виду?
- Сорок четвертый год. Когда танки Толбухина рвали в клочья немецкую оборону, болгары вдруг объявили войну Германии.
- Да ты что!
- Ага… Немцы тоже удивились.
- И все? И никак не отреагировали? – уже заинтересовалась и Оксана.
- Ну… объявили комендантский час. Не до них было. А болгары де-юре оказались в состоянии войны с немцами и их союзниками, а так как наши сделали вид, что ничего не поняли, то они еще и с нами и нашими союзниками  тоже типа воевали.
- Ну, это просто исторический казус.
- Ладно, спорщики, успокойтесь. Дело сделано, деньги вбухали, будем искать положительные моменты. Например, море. Матюшка, пойдешь купаться? Да? Вот и умничка, - примирила всех Оксана.
- Да! Тем более, что в этой стране уже восемьсот тысяч россиян с «видом на жительство», то есть постоянно и больше миллиона таких как мы, купивших недвижимость. А население в Болгарии – всего семь миллионов. Мы скоро, как наши в Израиле, в местных парламентах будем заседать, а наши дети будут в армии болгарской служить! – толкнул речь Иван Сергеевич.
- Размечтался! – сказала Оксана, и они пошли на море.

  Пока девицы-красавицы пулькались у бережка, Иван Сергеевич  взял маленькую бутылочку «Пентагам», сел на вытащенный на берег агрегат с педалями, на котором чапают по морю, и стал думать. Он глядел, как угасали краски болгарского лета, как огненными ручейками загоралось побережье, как чайки, похожие в сумерках на белые приведения, мелькали над головой.
  По старинной привычке Иван Сергеевич начал думать – а на что похожи эти волны, набегающие на сырой и прохладный песок.
   Семейство еще резвилось в теплой, как парное молоко, воде. Мотька вначале начал пищать, но старая, еще с языческих времен игра «Баба сеяла горох… Ух! Ох! Ух! Ох!» развеселила пацана, и он уже не хотел выходить из моря, ему понравилось плюхаться попкой в соленую и теплую воду.
  Прошла гулета под косым парусом, народ на палубе махал руками, сверкал вспышками фотоаппаратов, а закат разгорался роскошный, и снимки у них должны были получиться на славу.
  Так на что же похожи волны? На дыхание моря? На его морщины? Он перевел взгляд на огни Несебыра, древнего города, который помнил Трою и когорты Александра Македонского, легионы Рима и конницу турок сельджуков, дивизии СС и многое другое.
  И тогда он понял, что волны – это вечное, как войны. Волны – войны…Год за годом, день за днем, мина за минутой они накатываются на берег, подмывая его, истончая камень. Орды,  фаланги, легионы, полки и армии… Они разбились о песок и сами стали песком, соленым, как кровь.
   А что стало с отдельными бойцами, солдатами, легионерами? Они превратились в песчинки. Зачем? Морю все ровно – какой будет берег – каменный или песчаный.
  Чем славна древняя крепость Несебыр? Только ли стариной? Или тем, что русские взяли эту крепость, в которой засел двухтысячный турецкий гарнизон, с третьего выстрела. Русские корабли еще и не начали толком обстреливать Несебыр, как одно из ядер попало в пороховой погреб. Рвануло так, что подпрыгнули многовековые стены. Гарнизон сдался. Как сказал недавно один официант: «Это еще не война, это просто русские гуляют».

  Иван Сергеевич засыпал в тот вечер долго и томясь неясными предчувствиями. Потом задремал, но почти сразу, как ему показалось, застонала во сне, а потом и проснувшись, Оксана:
- Ваня, мне дьявол приснился…
- Дьявол, это не личность, это сущность, спи, - сказал он как с чужого голоса.
-… твою же мать, хорошо быть замужем за умным и начитанным мужчиной – разъяснил. Нет, чтобы просто по головке погладить, успокоить! – пробормотала сонная жена.

  Утром посмеялись над этим диалогом, а потом Иван Сергеевич предложил съездить в Несебыр. Завели новообретенную машину и покатили.  Дороги были отличные, болгарские полицейские не маячили вдоль дороги, не прятались в кустах, как наши.
  Когда-то Несебыр был крепостью-островом. Потом, когда турки решили, что их владычество незыблемо, отсыпали косу, накатали дорогу. По большому счету, кроме полуразваленных древних стен и обломков греческих колонн, да руин византийской базилики, смотреть было нечего. Все остальное – сплошной базар, только приличный, тихий.
  Но Ивана Сергеевича интересовали не побрякушки или вязанные кофты, он искал клинки. По этой земле прокатилось несметное количество войн и случайных набегов, что оружием здесь торговали очень просто, как помидорами – оптом и в розницу. Только в Несебыре таких лавочек было десятка полтора.
 Там были казацкие шашки и парадные офицерские сабли - болгарский царь заказал их из золингеновской стали в Германии перед самой войной, но погарцевать с ними болгарские офицеры, похоже, не успели.
- А это чья? – спросил Иван Сергеевич у здоровенного болгарина, продающего клинки, «антик», говорили они.
- Финский палаш, - сказал угрюмый дядька.
- Как же они… - начал, было, Иван Сергеевич и осекся – черт, совсем вылетело из головы, что Финляндия во времена Шипки и Плевны была частью Российской империи, как и Польша, как и Аляска.
  Теряем имперскую гордость, подумал Иван Сергеевич.
- Да, конечно… - сказал он. Финский палаш. И сколько?
- Тысяча пятьсот, - буркнул с каким-то раздражением продавец.
- В левах?
- В евро!
- Ч-черт…
- Что-то не так,  товарищ? – насмешливо спросил болгарин.
- Да понимаешь, у нас законодательство… дурацкое. Шашки можно иметь, и то, если казак, - пожаловался Иван Сергеевич. – А все остальное холодное оружие – нет.
- Покупают ваши… богатые. Как-то провозят. Наверное, пароль знают. А ты не знаешь.
- Я бы попросил… - начал, было, Иван Сергеевич, но тут от бутика с бабскими тряпками подошла жена.
- Что-то интересное, Ваня?
- Да. Вот эта цацка. Но дороговато. Полторы тысячи евро. Настоящая…нализалась кровушки острым язычком…
- Ничего, друг мой. Купим в следующий раз. Помоем, почистим.
- Ходят и ходят… Руками трогают… Чего трогать, если не покупают… - бухтел вдогонку болгарин.
- И, правда, Ваня, зачем тебе эта сабелька?
- Понимаешь, я пишу роман…  да ты знаешь… исторический… я могу поднять в архивах фактуру, а вот ощущения… их не придумаешь! Как этот клинок в руке – тяжелый? Удобный?
- Ну… Ты подержал, запомнил ощущения, тебе этого хватит? – спросила жена осторожно.
- Пожалуй… - вздохнул Иван Сергеевич.

   Вечером, когда семейство угомонилось, Иван Сергеевич тихонько вышел на лоджию, подышать запахами юга. Курорт не спал. Ветер вместе с запахами доносил обрывки мелодий, под окнами, где, оказывается, была не простая дорога, а федеральная трасса, аж в две полосы, проносились машины. Потом наступило затишье, но зацокали копыта – цыгане затеяли скачки и бега на лошадях разных достоинств. Телеги у них были на резиновом ходу, сбруи в медных бляшках, а на оголовье у каждой лошади были прицеплены красные пушистые султаны, как на гусарском кивере.
  Похоже, это были настоящие цыгане – поющие у костра, кочующие под знойным небом и не торгующие наркотой, как в России. И дети их не тянут чумазые ладошки, и торчать в очереди по двадцать минут не нужно, пока злая кассирша пересчитывает горку цыганской мелочи. Причем, полицейские наши теряют остроту зрения, видя цыган, а потом теряют слух, когда спрашиваешь – откуда в этой черноголовой компании вот этот беленький, как одуванчик, малыш с васильковыми глазами.
  Пару лет назад, когда они с женой пытались пристроить стремительно обесценивающиеся рубли, они приехали смотреть дом под Питером. Говорили, что это дом цыганского барона. Дом был нелеп. Огромный как кронштадтский форт, с асбоцементными канализационными трубами – их приспособили под помпезные колонны на крыльце и в огромной столовой на весь табор. Отапливался дом котельной на угле. Земли было мало, почти не было – треугольник на полторы сотки, ни тебе сад не развести, ни альпийскую горку устроить. Зато вот эта огромная столовая на двадцать персон, людская, откуда выглядывала шустроглазая прислуга, а дальше – широченная лестница с балясинами на второй этаж. Они поднялись посмотреть – две маленьких душных спальни…  А где остальное пространство, спросил тогда Иван Сергеевич, и ему открыли где-то в углу незаметною дверь, Они вошли и ахнули – это была парадная зала. Да такая, что хоть устраивай развод лейб-гвардии Преображенского полка! Метров пятнадцать в длину, десять в ширину, с четырьмя хрустальными люстрами, пятью огромными окнами, дорогущим паркетом и камином из оникса с порталом в человеческий рост. Но самое удивительное – это потолок, где по краям лепнина, а все остальное занимала роспись. Пастораль, мать их так – цыганский барон сидит под дубом на зеленой травке, а вокруг пляшут молодые цыганки с бубнами.
  Попросили документы на дом, раз уж пришли – дали помятые бумажки, дом был записан на цыганскую баронессу, вместо подписи её – крестик. Пока шел осмотр, в дом без стука просачивались люди этого племени – брали какие-то пакетики, отдавали какие-то бумажки.
   И за что их любил Пушкин, подумал Иван Сергеевич. Немытые, нечестные… За свободу? Он ею бредил.
  И снова застучали копыта цыганских повозок на болгарской дороге, засвистел и щелкнул кнут.

 Скрипнула дверь – вышла жена.
- Не спится, Иван? Слушай, я все про эту сабельку думаю…
- Палаш.
- Да какая разница! Тебе уже необходимы какие-то стимуляторы для твоей писанины? Ты же всегда цитировал Папу Хэма: «Писательство должно быть естественным, как перистальтика кишечника».
- Да. Цитировал. А потом подумал: а что на выходе?
- В смысле?
- Что на выходе в результате перистальтики кишечника? Дерьмо.
- Ладно. И тебе спокойной ночи.
- Сладких снов… - буркнул Иван Сергеевич.
- А ты, Ванька, будак! – сказала весело жена.
- Кто?!
- Будак. Разбудил женщину, еще и бухтишь.
- Ха! Даже и не обидно.

   Утром они опять пошли на море. Мотямбу катили в коляске. Горячий, уже с утра воздух, накатывался волнами, принося то запахи роз, то жаренного на углях ягненка, то ароматом цветущей акации или запахом морской воды. Дышалось хорошо, свободно.
   Подошли к аквапарку, и тут у забора, увидели странного человека – толстого, слащаво улыбающегося, в желтой майке с поперечными широкими черными полосами. У него был безобразно длинный и мягкий череп с золотистым пушком волос, таким же пушком поросли жирные и липкие на вид руки и ноги.
  Человек торговал медом. И сам он был похож на гигантскую и страшную пчелу. Перед ним стояла на меленьком складном столике батарея разнокалиберных банок и баночек. Пчела, превратившаяся в человека, торговала медом.
  - Купите ребенку мед! – потребовал липким голосом человек-пчела.
  - Спасибо, нам нельзя. Аллергия на мед, - сказала дочь, не отрываясь от экрана телефона.
- Да… верно… - пробормотал Иван Сергеевич, не в силах отвести глаза от маленьких и колючих глазок человека-пчелы.
- Да вы сами не знаете, что вредно, а что полезно вашей девочке! – рассердилось золотистое существо. – Мед от всякой заразы помогает.
- Это у нас мальчик! –отрезала Оксана, оттирая мужа плечом от странного собеседника.
  И они вырвались из этого липкого разговора.

 Утреннее море было роскошным – чистым, спокойным, ласковым, оно слегка плескалось в какой-то сонной истоме, и сразу же захотелось раствориться в нем и душой, и телом, и такой же соленой, как вода, кровью. 
  Они огляделись. На пирсе, уходящем в море висела табличка на разных языках. «Не скачай» было написано по-болгарски, они поняли – нельзя прыгать, «Do not jump!» предупреждали англичан и только русских просили «Не спешите». Дескать, все равно прыгните, черти. Но только не спешите.
  По полупустому пляжу бродил странный человек с прибором на шее и рамкой миноискателя. Он дотошно обшаривал песок, иногда останавливался и прижимал плотнее к голове наушники.
- Все-таки неплохо, что мы купили жилье в еврозоне. Европейский стандарт безопасности… - сказала жена, разглядывая этого странного сапера в сандалетах и шортах. – С утра проверить пляж, нет ли здесь каких-нибудь мин или там фугасов…
- Фугасов… нефигасе… - скаламбурил Иван Сергеевич. – Братушка просто ищет потерянные сережки, цепочки, колечки. Золото, серебро, иногда с камушками…
- Наверное, хороший бизнес! – откликнулась тоном примирения жена. – Наши дамочки в море идут как на прием к английской королеве, все в золоте. На таком огромном пляже можно много чего найти.
- Ну, это вряд ли! – отозвался голосом красноармейца Сухова муж. – Все сливки собрали вчера вечером, это контрольная зачистка.
  Пляж довольно быстро заполнялся курортниками. Русская, украинская, английская, немецкая речь – все это перемешивалось так же беззаботно, как запахи моря и шашлыков, звуки музыки и стенания чаек.
  Вот подошла группа атлетических мужчин.
- Ванька, посмотри, какие… гераклы. А ты брюхо распустил, - подначила жена.
- Это местные бандиты. В смысле, крутые пацаны. Сейчас будет шоу. Я уже видел вчера, забыл рассказать. Ты женщина смешливая, если не сможешь удержаться, удирай в море, а то могут обидеться.
  Атлеты начали раздеваться. Вначале они стали снимать с себя золото: перстни и толстые цепи, какие-то медальоны, золотые часы и платиновые запонки с брюльничками… Все это богатство они вешали на тщедушного мужичка, как на дерево. А тот стоял, гордо расставив кривые ноги, воздев руки, аки ветви, растопырив пальцы, а местная братва унизывала его руки, шею, грудь этими хахаряшками из сундука пирата Билли Бонса.
- Я… купаться… - сдавленным голосом пробормотала жена, позорно удирая из этого песчаного театра.
- Я… тоже! – пискнула дочь, надувая щеки.
- Позорницы! Слабачки! – шумел им вдогонку Иван Сергеевич.
   Мотька, малышнятина, и тот хохотал, разбрасывал песок и щурился на сверкающее под солнцам море. И постепенно напряжение последних лет стало отпускать, освобождать и ум, и душу, и Иван Сергеевич глубоко вздохнул, до всхлипа. Хорошо!
 
  Ночью его разбудила дочь.
- Папка, у Матвея температура за сорок.
- Простыл? Так, вроде бы, тепло было… - не сообразил спросонок Иван Сергеевич.
- Может, съел что-то…
- Да что мы тут гадать будем! Скорую надо вызывать! – взорвалась дочь.
- Здесь она называется «Борзая помощь», - некстати сказал Иван Сергеевич. – Это… в смысле… кто-то знает – как вызвать эту «Борзую помощь»?
- Иван, мы купили здесь недвижимость, платим за содержание, значит, мы здесь хозяева. Беги вниз, там охранник сидит с телефоном, пусть срочно вызовет врача!
- А если он не знает по-русски? – спросил Иван Сергеевич уже в дверях.
- Тогда собери все свои английские слова в кучку, он должен понять!
  Иван Сергеевич сбегал и договорился. Оказалось все просто.
  Через пять минут приехала «Борзая помощь». Врач быстренько осмотрел ребенка, сделал укол, пацан слабо захныкал.
- Это ротавирусная инфекция, - сказал врач на приличном русском языке, - нужна госпитализация. Дня три полежит, это быстро.
- Спасибо большое! – сказал с чувством Иван Сергеевич. – Вот что значит свои, славяне.
  Мотька лежал горячим покорным кулечком и смотрел куда-то поверх голов этих взрослых, и взгляд его был пугающе светлым и покорным.
- Быстрее поехали к вам… - захлебнулась словами дочь.
- Один момент! – сказал улыбчивый доктор. – У нас в палатах не очень чисто. Разные люди, бывают цыгане, это курорт, понимаете. Но рядом с Бургасом есть европейский госпиталь, там все сделают хорошо. Отдельная палата… Мы отвезем. Надо немного денег и все.
- Сколько? – спросила дочь.
- Я не знаю. Каждый раз – отдельный случай. – Я должен позвонить.
  Когда болгары говорят между собой быстро, то уже радость понимания славянского языка улетучивается куда-то, к праотцам, наверное.
- Сто пятьдесят евро и отдельная палата для малыша и мамы на три дня, - сказал добрый доктор.
- Да, конечно, мы поедем!
- Да что вы будете мотаться! – возразила дочь. – Бензин… темнота… а ты еще, папка, машину не зарегистрировал, поставят на штрафстоянку, будете бегать, такси искать. У нас же есть телефоны, созвонимся.
- Да, так! В Болгарии отличная связь,- сказал врач, мотая головой в знак согласия.

   Они уехали, а Иван Сергеевич остался сидеть на скамеечке, что рядом с будкой охранника и вспоминал, как он нес к машине мальчонку, а тот прижимался к груди и все пытался уцепиться за пуговицу.
  Вернулась к скамеечке Оксана.
- О чем думаешь? – спросила она.
- Как ни странно, о Льве Толстом.
- Это ты по поводу того, что он потом все написанное чушью считал?
- Нам с тобой можно общаться, даже не открывая ртов. Только кивать, хмыкать и поднимать порою бровь.
- Иногда улыбаться… - добавила жена.
- М-да… иногда.
- А ты все пишешь и пишешь…
- Я понял. Ты, как Софья Андреевна, хочешь мне предложить землю попахать? Так он, думаю, так на имидж работал. В усадьбе был толковый управляющий, американские плуги, косилки и прочие новаторства. А сам писал.
- Тогда хоть за слова деньги платили, - усмехнулась жена.
- За слова и сейчас платят. В политике. Меня же приглашали поработать… Ты помнишь, что тогда сказала?
- Что?
- Ты сказала: «Стыд-то какой!»
- Не надо слушать меня каждый раз. Может, я была не в настроении. А вообще я умная женщина.
- Пойдем спать. Завтра оформим все эти бумажки с машиной, съездим в госпиталь, проведаем.
   Они посидели за столом, на лоджии, распили бутылочку «Пентаграмм» со сладкими, истекающими соком абрикосами, кассиями по-болгарски. Собрались ложиться спать, но тут зазвонил телефон у Оксаны.
- Да… так… а ты? Ч-черт! Я перезвоню.
- Что случилось? – встревожился Иван Сергеевич.
- Привезли, поставили Мотьке укол, а потом назвали сумму – две тысячи пятьсот евро.
- Он же говорил…
- Ваня, нас развели, как лохов!
- Подожди, да у нас просто нет этих денег! Осталось скромно прожить две недели и улететь на заранее купленных билетах!
- Что ты мне рассказываешь! – взорвалась жена. – Что делать-то будем? Их завтра на улицу выкинут с больным ребенком…
-  Поехали!
- А регистрация на машину? А ты знаешь куда ехать-то?
- Прорвемся! – сказал Иван.
   По дороге дозвонились до дочери, выяснили главное, что это заведение называется Госпиталь «Святой Магдалины», а больше ничего и не надо, навигатор, пусть и по-болгарски, но доведет.   
  Ночные болгарские дороги были ровными, пустыми и остывающими после палящего солнца. Доехали до госпиталя, он был закрыт.
- Может, это другой госпиталь? – начала заводиться Оксана.
- Да вот же, написано: «Святая Магдалина», кириллицей, не перепутаешь.
- Погоди-ка, - остановила его жена. – А вот тут ниже написано латиницей «Animal Hospital», чушь какая-то.
   Из-за дверей затявкала какая-то собака. Или лиса…
   Позвонили дочери. Она отозвалась сонным голосом.
- Я не знаю – что тут вокруг, дома какие-то, темно. Я приеду утром, может, найдем какой-нибудь другой госпиталь, а нет, так улечу с Мотькой домой.
  Назад возвращались молча. Припарковавшись, Иван Сергеевич остался сидеть в машине, сидел, насупившись.
- О чем думаешь? –  Это был пароль уже к примирению, но он не ответил.
- Иван?
- Думаю о том, что каждому писателю нужна не только своя Маргарита, но и своя станция Астапово.
- Дурак ты, Ваня, хоть и писатель. Лев Толстой на станции Астапово задержался по дороге в Болгарию. А ты уже в Болгарии.
- Беда с вами, литературоведами, - вздохнул, как уставшая лошадь, Иван Сергеевич. «…И пригласила на обед жена литературоведа, сама – литературовед». Что-то вспомнилось… Кто-то из пародистов. Ты иди, я скоро…
  Она ушла, а Иван Сергеевич страшно захотел уйти от этой курортной накипи, уползти в дом, что в болгарской деревне, да и остаться там.
- Эй, москалек! – постучал кто-то в дверь машины.
- А, свидомый… Что не спишь? – откликнулся Иван.
- Да с работы возвращаюсь. У вас, говорят, малой заболел?
- Быстро тут сарафанное радио работает. Ну, заболел.
- Съездили?
- Да, только не нашли. Есть госпиталь «Святой Магдалины», только это для животных.
- Так и шо? Есть и другой с таким названием.
- А навигатор не показывает.
- Ну.. це железяка. Поехали, я знаю где это!
- Поехали, чего время терять.
  На этот раз домчались быстро, знакомая дорога всегда короче. «Святая Магдалина», что для людей, была в деревне, а вот там поплутали. И спросить н у ког… И вдруг – болгарские старики, сидят себе, попивают свою ракию, словно так и не вставали с этих скамеек со времен Шипки.
- Отцы, а где здесь госпиталь? – рискнул спросить на русском Иван Сергеевич.
- Одесную голяма домина! – отозвался один старец с огромными усами.
- Ты что-то понял?
- А чего тут понимать! Одесную – направо. Русское старое слово десница…
Голямая – большая. Ну а домина – это и у вас домина.
- У нас это хата… тезка!

  В приемном покое их встретили любезно. Дочь и Мотька спали, намаявшись. Пришел заспанный дежурный врач. Рассказал, что ребенку лучше, что через день можно выписывать.
- Здесь какое-то недоразумение с ценами… - начал трудный разговор Иван Сергеевич.
- Все так! – мотая головой подтвердил врач.
- Но врач скорой помощи… борзой помощи звонил вам, там была названа совсем другая сумма. Гораздо меньше!
- Мы посчитали, вышло две тысячи пятьсот евро, так.
- Полицию вызови! – вдруг сказал Ванька-хохол.
- Зачем полицию? – не понял интеллигентный доктор.
- Ну… по двум причинам. Или мы заявим на вас за вымогательство… Слово понятно? Нет? Рэкет. Теперь понятно? Хорошо.
- А вторая причина? – спросил дотошный доктор.
- Вторая -  это вы на нас заявите, если мы тут посуду перебьем. А потом мы все равно на вас заявим.
- Кто будет бить? – деловито спросил Иван Сергеевич., приглядываясь.
- Ты, тезка. А то меня депортируют, а на ридной Украйне на войну загребут. А тебя, как собственника недвижимости просто оштрафуют.
- Не надо ничего бить, - сказал устало врач. – Мы все сделаем за начальную сумму. Как договаривались. Есть дорогие процедуры, которые вашей девочке не обязательны.
- У нас мальчик! – обиделся Иван Сергеевич.
- О, я его не осматривал. Длинные красивые волосы, большие глаза, я и подумал…
- Даже не знаю – уместно ли здесь слово спасибо. Но все равно я благодарю вас, - с трудом проговорил Иван Сергеевич.
  Они вышли на крыльцо, крупные звезды, как никому не нужные граненные  драгоценные камни, мерцали своим лучиками.
- Почему мы все перегрызлись? – спросил Ванька-хохол.
- Вопросы ты задаешь, тезка! – хмыкнул Иван Сергеевич. – Ты еще спроси – в чем смысл жизни.
- У меня есть своя теория. Очень простая, - сказал болгарин.
- Поделись, - хором попросили братья-славяне.
- Человек – очень сложный вид. Homo sapiens – это слишком просто. Нас сотни подвидов, и сразу скажу – тут никакого расизма. Мы вот, например, Homo soveticus. Мы защищали не семью, а общину, мы верили не фактам, а обещаниям.
-  Ну, это общие слова. В чем разница? Таки в чем? – спросил Ванька-хохлол. Чему мы отличаемся от тех же американцев?
- Наши женщины начинают рожать мальчишек ровно за двадцать лет до большой войны, рожают солдат,  мы выживаем там, где не выживет никакой другой наш подвид.
- Интересно… А дальше?
- Самая главная наша главная, страшная особенность – это генетическая тяга к равенству. Это от системы. Или разбогатеть, как твой сосед или одноклассник, или опустить его до своего уровня, если самому разбогатеть не получается. И то, и другое – любыми способами. Мораль нам отключили.
- Чушь какая-то… - сказал Иван Андреевич. – Какой смысл тянуться простому работяги к миллиардам Романа Абрамовича? И как ты прорвешься через охрану к телу миллиардера?
- Homo soveticus живет небольшими группами. Для них Абрамович – это как Санта Клаус, только подарков не приносит. Но есть люди, среди которых ты живешь. Их немного.  Сто человек, не больше – с друзьями, родственниками и коллегами, соседями.  Вот их-то уровень и надо выдержать, а потом перейти на более высокую ступень. Но тогда тебя будут… нивелировать. Сожгут дом, напишут донос, украдут деньги… Любыми способами… Закон сообщающихся сосудов.
- В чем тогда смысл жизни? – уже надавив на голос, спросил Ванька.
- В детях! – сказал, подумав, Иван Сергеевич.
    И вот тут с ним все согласились.

                Болгария – Санкт-Петербург, 2017-18гг