Собрание
Ординаторская шумела, как уездная пивная. Май свалился на северный поселок сносной для Колымы погодой. Накануне поземка разбросала рыхлые сугробы. Утром слегка подтаяло и башмаки прохожих оставляли на мокром тротуаре грязные следы. Пятничные хлопоты заканчивались и мысли служащих блуждали между скудными шашлыками из полуфабрикатов и неспешным субботним променадом по штыкообразной центральной улице, именовавшейся в народе Бродвеем. Инвентаризированные настенные часы показывали 17 часов 30 минут, а время бежало, летело, ускользало.
- Тихо, товарищи! Раньше начнем, еще и в магазин успеете, - сообщила парторг Светлана Изольдовна.
- А перекурить? - уролог Слепченко подмигнул травматологу Федченко. Травматолог Федченко как-бы незаметно кивнул анестезиологу Лукошкину. Анестезиолог Лукошкин не больно ткнул локтем в бок хирурга Климкина.
Коллеги поспешили в уборную где раздавили из горла две пол-литры коньяка.
- Можем начинать? – Светлана Изольдовна подозрительно осмотрела румяного уролога.
- Вполне, - Слепченко зачем-то надел колпак и машинально вытащил из кармана халата свернутый в спираль мочевыводящий катетер.
- Иван Прокопьевич, теперь все? – Светлана Изольдовна облизала губы и оглядела присутствующих.
Иван Прокопьевич Мурзило, суетливый человечек с мясистыми ляжками, быстро-быстро затараторил:
- В вверенном мне отделении дисциплина хромает, Светлана Изольдовна. В Закарпатье, откуда я родом, гуси сообразительнее, елы-палы. Холмогорский гусь, к примеру, инстинкт насиживания имеет средний, в отличии от гуся тулузского. Зато, стадное чувство у гуся холмогорского завидное. Не убежит, не скроется. Шалит в меру. В воду – бултых…
- Иван Прокопьевич!? – Светлана Изольдовна взглядом попыталась остановить заведующего отделением.
- Слепченко нет, мне кажется, - Иван Прокопьевич мелко-мелко почесал переносицу.
- Как нет? Вон он с катетером в руках сидит.
- Тогда все. В Закарпатье, бывало, буряк в землю врастет. Чумазая зараза, от почвы не отличишь. Свекла свеклой, а из виду теряется. Нагнешься, ногой пошерудишь…
- Иван Прокопьевич! – Светлана Изольдовна повысила тон.
Иван Прокопьевич сконфузился и пробубнил:
- Простите, конечно. Хряку буряк, це корове гармошка. То и понятно. Слова лишнего не скажи. Иван Прокопьевич, да Иван Прокопьевич…
- А форточку можно открыть, Светлана Изольдовна? – медсестра Лида ехидно взглянула и на Слепченко, и на Федченко с Климкиным.
- Открой, Лида. Маем подышим, весны глотнем, - согласилась Светлана Изольдовна.
- Ага, тут на Колыме мая наглотаешься, разбежались, - пробурчал с места Слепченко, - в Москве уже пятнадцать градусов тепла передавали, а у нас мы вчера с Сашкой Климкиным геологу с отморожением четвертой степени пол ноги оттяпали. На Колыме в уборной весной в шапке, тулупе и валенках на толчке тужишься. Сосульки считать.
- Кстати, - вмешалась старшая операционная сестра Валентина Ивановна, - вы, Георгий Константинович, на ногу геолога гистологию оформили? Мне уже из морга звонили. Нога без направления лежит.
- Я и говорю – дисциплина ни на гривну, - Иван Прокопьевич заелозил, возмущаясь, - вы, Слепченко, мне постоянно нервы ампутируйте. После собрания, имейте ввиду, – сразу в морг.
- Рассмешили. В морге не идиоты работают, - вступился за Слепченко Федченко, - в пятницу после трех в морге трезвых не бывает.
- В морге трезвым вообще не место, - добавил хирург Климкин.
Все оживились, зацепившись за формулировку.
Метель, разгулявшись за окном, через форточку проникла в помещение и разбросала разложенные на столах рабочие документы.
Северный майский ветер отметелил весеннее настроение, устранив иллюзию погожих выходных.
- В Закарпатье весной тропические континентальные воздушные массы из Европы дуют. Потому цветет все, благоухает, искрится, воодушевляет, - вздохнул Иван Прокопьевич.
Благость посетила собравшихся. Казалось, миром и покоем наполнились и лысые сопки, и серые бараки. Даже бюст Ленина выставленный на стеллаже на мгновение расправил плечи и мужественно выпятил слабовольный подбородок.
- А у меня в перевязочной из лотка с инструментами спирт все время исчезает! - перевязочная сестра Люся, как на уроке, вскинула руку.
Лукошкин посмотрел в глаза Климкину. Климкин бросил взгляд на Слепченко и Федченко. Все уставились на Ивана Прокопьевича. Иван Прокопьевич зыркнул на Светлану Изольдовну. Светлана Изольдовна, вздохнув, взглянула на портрет Брежнева, перевела взор на гравюру «Обнаженная нимфа с пряжей» и фригидно отреагировала:
- Ты, Люсенька, в спирт зеленки или хлоргексидина добавляй. Такую муть даже патологоанатом пить не станет.
- Лютует, парторг, - прошептал Федченко Слепченко.
- В ней партийный работник сейчас говорит,- возразил Слепченко Федченко, - для хирурга спирт, что для наездника кобыла...
- Возмутительный прецедент! Хирурги, видно, спирт уже из лотка лакают, - старшая медицинская сестра Валентина Ивановна влюбленно взглянула на Светлану Изольдовну, - а еще я хочу указать на подозрительную пропажу из операционного отделения новых хирургических перчаток. За две недели в операционной выполнено шестнадцать операций, включая экстренные. Берем в среднем по полторы операции в день, это если с выходными. За одну операцию, предположим, расходуется пять пар перчаток. Это если с запасом. Получается, в сумме где-то… восемьдесят пар перчаток с перевыполнением. А если беспристрастно взглянуть на реальность? Я получила сто тридцать пар перчаток в начале месяца. Из них осталось не более двадцати пар. Где остальные?
Возникла пауза. За окном выло и стонало.
- Ой, а я, кажется, догадываюсь, - заговорила молоденькая, симпатичненькая, не контролируемо эмоциональная операционная сестричка Настенька,- хирурги рассказывают, что резиновую перчатку нужно на горлышко трехлитровой банки натягивать, когда брагу готовишь. Если резиновая перчатка растопырится и надуется, то брага забродила и совершенно готова. Я собственными глазами видела. Так интересно! Пальцы у перчатки надуваются, как сосиски. Смешные такие…
- Иван Прокопьевич, как понимать? – Светлана Изольдовна нервно отстукивала пальцами по столу что то похожее на расстрельную барабанную дробь.
Иван Прокопьевич стремительно встал. Засуетился, задрожал, замаялся. Также внезапно сел. Взгляд у Ивана Прокопьевича остекленел, застыл.
- Иван Прокопьевич! – вновь окликнула заведующего отделением Светлана Изольдовна.
Иван Прокопьевич вздрогнул и несколько туманно произнес:
- У меня мысли в коме, Светлана Изольдовна. Дайте шанс подумать!
- У нас заведующий думать пытается, - усмехнувшись, шепнул Слепченко Федченко.
- Остынь, - цыкнул на Слепченко Федченко, - а если обыск?
- Создавшуюся пренеприятнейшую ситуацию пока попытаемся урегулировать следующим образом: выдавать хирургам строго по одной паре перчаток на операцию, соблюдая учёность, а там посмотрим, - Светлана Изольдовна устало откинулась на спинку стула и строго взглянула на Ивана Прокопьевича.
Иван Прокопьевич, даже находясь в измененном состоянии сознания, приуныл.
- Шерше ля фам, - вставил хирург Климкин, - ищите женщину, если скучно без проблем. А если одна пара перчаток порвется? А у оперируемого, положим, СПИД или вирусный гепатит? Как быть тогда?
- Свободная от операционного процесса операционная сестра доложит суть проблемы старшей сестре. Старшая сестра - заведующему отделением. Заведующий отделением свяжется по телефону со мной. Я – отдам распоряжение. Будет вам еще одна пара перчаток. Еще есть вопросы?
- Обязательно, Светлана Изольдовна! – с воодушевлением откликнулась сестра-хозяйка, - из клизменной постоянно швабра пропадает. Утром прихожу – швабра на месте. В течении дня, бывает, спохватишься – швабры нет. Ведро стоит. Тряпка лежит. А швабры нет, хоть плачь навзрыд. Кто шастает, понять не могу.
Услышав термин «клизменная» хирург Климкин погрузился в воспоминания.
…Больница, поздний вечер, рассыпанные по небу звезды и сокурсница Вика Лопарева в накрахмаленном белоснежном халате и красных синтетических босоножках. Загорелые острые коленки, нежный интимный взгляд и гулкие сердцебиения. Запахи стерильности и духов «Красная Москва».
- Мальчики! Чья сегодня очередь клизму ставить? Больных на операцию готовить пора, – смеется постовая сестра.
Плотный мужик с грубыми взглядом и тощими, жилистыми ногами. Скудный голубоватый свет на матовом кафеле и запахи хлорки, дешевого стирального порошка и туалетного мыла.
- Во, бля! Во, мерзавец! Ты че творишь, сука? – скрипит мужик, лежа на боку и подтянув к подбородку коленки, - дай передохнуть, сволочь. Злодей парршивый. Ты там скоро? Кишки же распирает, сейчас говно через рот наружу полезет…
- Не капризничайте больной, - злится студент Климкин, манипулируя наконечником в прямой кишке, - думаете, я кайфую? Мне тоже, можно сказать, где-то неприятно…
- Партия не туалет. Швабрами старшая сестра пусть занимается, - Светлана Изольдовна зло ущипнула взглядом сестру-хозяйку, - Валентина Ивановна разберитесь, кто у вас из клизменной швабры тырит.
- Безусловно, Светлана Изольдовна! – встрепенулся возвратившийся из комы Иван Прокопьевич и подобрал, ухватил и мощно рванул на себя было упущенную инициативу,- Колыма не Закарпатье. Тут строгости хватает. Не хочешь по-хорошему, будет как положено. Можем предоставить провинившимся и холод, и голод, и нары, и баланду из еловых шишек, и туманы в любом количестве. Да и добираться далеко не придется. Километра три-четыре, если напрямик через тундру.
- Вы, Иван Прокопьевич не это, не перегибайте палку. Можно и помягче, согласитесь. Длинным рублем по карману, например, - Светлана Изольдовна рассеянно улыбнулась, - а теперь перейдем к повестке собрания, если позволите. Иван Прокопьевич, зачитайте пожалуйста…
Инвентаризированные настенные часы показывают 19 часов 30 минут, а время бежало и летело.
Ускользнуло время...Зачем спешит? С годами грядущее малоутешительно… Сегодня мы здоровы, счастливы и богаты! А завтра?
Москва 2016 - 2019 г.г.