Как и откуда появилась вдруг на пути Юрки Зайцева эта женщина с пакетом муки и кринкой молока под мышкой? Ни в тот миг, ни пару недель спустя он даже не догадался задать себе этого простого вопроса. Вопрос возник гораздо позже, но…
А в тот миг, обсыпанный мукой, залитый молоком Юрка ошеломленно смотрел на суетящуюся вокруг него незнакомку, лопочущую в оправдание что-то о своей рассеянности и кружившем в небе аэроплане. Женщина пыталась оттереть молочно-мучную смесь с френча чекиста рукавом платья, скоблила пятна ногтями, но от всех ее манипуляций они лишь размазывались все больше и больше.
Наконец, убедившись, что без воды и мыла обмундирование не почистить, она решительно схватила Юрку за руку и потянула к подъезду дома, расположенного напротив общежития НКВД.
— Идемте скорее ко мне. Я все почищу и высушу утюгом. Вы уж не переживайте, простите меня, простите, ради Бога, — с дрожью в голосе извинялась незнакомка. Но ее огромные зеленые глаза кричали о другом: «О! Как ты прекрасен! Как приятно мне касаться твоей руки, вдыхать твой запах!»
Возникшее в Юркиной голове желание покрыть женщину матом несколько поугасло. Касанья женских рук, хоть и не смогли удалить пятен, но пробудили волнение плоти, естественную для молодого самца тягу к зовущей его самке. Чекист молча проследовал за незнакомкой в подъезд, затем в тесноту небольшой, но чистенькой комнатки и остановился, уткнувшись коленями в край широкой металлической кровати.
Незнакомка быстро обошла кровать кругом, открыла дверцу трехстворчатого шкафа и достала два махровых халата. Один повесила рядом с собой на спинку стула, другой бросила через кровать Юрке:
— Переоденьтесь.
Юрка поймал халат на лету и вопросительно поглядел на женщину.
— Не смущайтесь. Я отвернусь, — приободрила она его. — Вы тоже отвернитесь, чтобы я смогла переодеться.
Юрка послушно развернулся вокруг оси, присел на край кровати, рядом положил халат, стянул с ног сапоги, размотал портянки. Встал, расстегнул портупею, снял ее, затем снял планшетку и положил все на пол. Сверху бросил галифе, френч, нагнулся к халату и… украдкой взглянул на женщину. Незнакомка стояла совершенно обнаженная, наклонившись к висящему на стуле халатику и что-то там поправляла. Не отрывая от нее взгляда, Юрка выпрямился, медленно стянул через голову гимнастерку, развязал веревочку на кальсонах. В этот момент женщина подняла голову. Их взгляды встретились. Секунду оба, застыв в неподвижности, смотрели не отрываясь друг другу в глаза, затем одновременно подались навстречу и, сбивая молодыми телами в комок стеганое покрывало, покатились в объятия страсти…
Все произошло настолько стремительно и естественно, что лишь спустя полчаса Юрка вспомнил о работе. Через сорок минут должна была начаться селекторная перекличка. Не присутствовать на ней ему, начальнику лагпункта, было нельзя, но появиться перед подчиненными в залитом молоком френче чекисту тоже не хотелось. Как быть? Оттолкнув тянувшуюся к нему губами незнакомку, Юрка присел на край кровати, поднял с пола френч, затем галифе.
Пересыпанное мукой молоко застыло на форме крупными пятнами. Не сдержавшись, Юрка наконец-то выругался матом и бросил форменную одежду в лицо еще не остывшей от его ласк женщине:
— Через двадцать минут все должно быть чистым!
— Так быстро не выйдет! — возразила его нечаянная любовница.
— Надо! — пояснил чекист.
Незнакомка накинула халат, просунула ноги в стоявшие под кроватью туфли, молча взяла в руки френч, галифе и, хлопнув дверью, вышла из комнаты в длинный общий коридор. «Цок, цок, цок…» — зазвучали, удаляясь от комнаты, ее шаги.
Установилась тишина. Юрка тоже надел на голое тело халат. Подошел к окну, прислушался к доносившимся со стороны общежития голосам. Затем вернулся к двери, высунул голову в коридор.
В коридоре было тихо. Юрка забеспокоился: «Черт. Она, кажется, обиделась. Как бы не пропала куда с одеждой. А я ни имени ее; ни фамилии не знаю». Однако бежать на поиски незнакомки, волоча по полу сапоги, портупею и прочее было как-то несподручно. Чекист на миг задумался, окинул глазами комнату, и тут его взгляд уткнулся в массивный ключ, торчавший из замочной скважины с внутренней стороны двери. Оставив все как есть, лежащим на полу, Юрка схватил ключ, выбежал в коридор, запер за собой дверь. Дернул за ручку, убедился, что без ключа ее не открыть и помчался в конец коридора, туда, куда несколько минут назад удалились шаги незнакомки.
К счастью, она не собиралась никуда убегать. В конце коридора была большая общая кухня. Помимо незнакомки на кухне находилось еще трое женщин. Все они с интересом уставились на ворвавшегося в их святая святых мужчину. Но Юрке не было никакого дела до женского интереса.
— Где форма? — подступил он к незнакомке.
Та, сдерживая слезы обиды, закусив свою пухленькую нижнюю губку, молча указала пальцем на большой чугунный котел, стоявший посередине кухонной плиты.
Юрка подошел к плите и заглянул в котел. Тот был до краев наполнен мыльной горячей водой, из которой высовывался воротник френча.
— Ты что сделала? — рассвирепел Юрка, пытаясь голой рукой вытащить из кипятка форму. — Я тебе сказал — двадцать минут, а теперь только сушить полдня придется, а потом еще и материал сядет!
Незнакомка в ответ испуганно захлопала ресницами.
Поняв, что уже нет никаких надежд получить форму сухой до начала селекторного совещания, Юрка плюнул на пол кухни и, развернувшись, вышел в коридор. Незнакомка выбежала за ним.
— Я быстро все отстираю. Иначе пятен не выведешь. Повесим над плитой сушиться, потом погладим, растянем, — пыталась она успокоить чекиста, семеня сзади.
Юрка не отвечал. Подойдя к двери комнаты, он вытащил из кармана халата ключ, вставил его в замочную скважину и повернул. Замок не открылся. Он повернул ключ в обратную сторону — результат тот же.
— Что вы делаете? — вмешалась незнакомка. — Неужели вы заперли дверь?
Юрка молча и ожесточенно продолжал крутить ключ то в одну, то в другую сторону, дергал за рукоятку, прижимал дверь плотнее к косяку, пытался ее приподнять, надавливал вниз…
— Что вы наделали! Кто вам разрешил запирать дверь на ключ? — запричитала незнакомка. — Этот замок уже давно не работает. Теперь я никогда не попаду в свою комнату!
Юрка второй раз за время их короткого знакомства выругался матом и со всей силы ударил ногой по матерчатой обшивке двери. Обшивка лопнула, в образовавшейся прорехе показался ржавый металл. Юрка ударил по двери еще раз.
На шум в коридор высыпали соседи. Женщины стали возмущаться. Не обращая внимания на кипевшие вокруг него страсти, Юрка продолжал ломиться в запертую дверь, сотрясая ударами весь дом. Ударь он с такой силой по стене — давно бы дырку сделал. Может, стенка и так бы вскоре рухнула, но двое мужчин, вняв воплям своих жен, неожиданно набросились на чекиста сзади и заломили ему руки за спину.
Незнакомка расплакалась, бросилась защищать своего непутевого ухажера, неловко колотя маленькими кулачками по спинам державших его обидчиков. Неизвестно, чем бы закончилась вся эта история, но в этот момент в коридор вбежали четверо наркомвнутдельцев, позванных на помощь кем-то из жильцов.
— Вяжите их, сволочей! — обрадованно закричал Юрка чекистам, пытаясь вырваться из рук державших его мужчин.
Наркомвнутдельцы узнали начальника лагпункта.
Секунду спустя оба его обидчика, не успев вовремя сориентироваться в изменившейся ситуации, уже стояли с расквашенными носами посередине коридора. Благодарение Богу, они и их жены счастливо отделались, потому как сводить счеты с жильцами у Юрки просто не было времени. Приказав одному из чекистов остаться возле запертой двери, он босиком, в халате побежал с остальными в общежитие.
Вернулся незадачливый любовник часа через три, после селекторной переклички, одетый в реквизированную на время у кого-то из подчиненных форму. Вернулся не один, а с охранником и каким-то зэком. Поколдовав минут пять над замком, зэк открыл его при помощи двух небольших крючочков и ножниц.
Юрка пнул ногой дверь, вошел в комнату, подобрал свои вещи, надел портупею, пристегнул планшет, осмотрел наган, принял из рук незнакомки чистые, тщательно выглаженные френч с галифе и, не обращая внимания на ее умоляющие о прощении и нежности глаза, не попрощавшись, пошел назад в общежитие.
Дождавшись, когда чекисты выйдут из подъезда, Светлана (а незнакомкой, конечно же, была она) закрыла дверь комнаты на крючок, подошла к шкафу и постучала по его боковой дверце.
В тот же миг дверца открылась, и из шкафа вылезла Настя.
— Все успела? — поинтересовалась у нее Светлана.
— Все, — выдохнула Настя и протянула Светлане фотоаппарат.
— Сколько времени делала выдержку?
— Как вы учили: по одной минуте над каждой страницей. Штатив был жестко закреплен. Лампа светила ровно…
— Ну, будем надеяться, что операция прошла успешно.
Светлана зашторила окна, выключила свет, перемотала в темноте пленку, вставила ее в кассету и отдала Насте.
— Отвезешь Блинову. Кассету не открывай, иначе засветишь пленку, и все наши старания пропадут даром.
— А когда ехать?
— Прямо сейчас. В пять утра от Васильевского отходит катер на Рыбинск. В семь ты должна быть на вокзале. Поедешь на ленинградском до Сонково, а там сделаешь пересадку на поезд до Москвы. Все запомнила, что нужно рассказать Блинову?
— Все. А как вы?
— Мне нужно остаться здесь еще на некоторое время, у Зайцева не должно возникнуть не малейшего повода для подозрений. Возможно, удастся стать его постоянной любовницей, войти в доверие, разузнать, что-то новое о событиях в Юршино.
Настя многое еще хотела спросить у Светланы. О том, как же можно, не сыграв свадьбы, отдаваться мужчине, ведь это грех? Как же можно с нежностью смотреть на того, кого не любишь, кого собираешься предать в руки органов? Да, Светлана ей говорила, подготавливаясь к сегодняшней операции, что любой гражданин нашей страны с самого рождения и душой и телом принадлежит государству. Настя теоретически соглашалась со своей «теткой». Но чтобы все происходило так, как было на самом деле? Нет, она бы не смогла. Ее бы вырвало от одного лишь прикосновения потных, жадных рук. Светлана все это выдержала. Как же мала еще ее, Настина, любовь к Родине!
— Беги, беги скорее! — подтолкнула ее Светлана. — Деньги у тебя лежат под поясом во внутреннем кармане платья и в сумочке. Беги, а то опоздаешь.
На следующий день в кабинете на Лубянке Блинов выслушал заученный Настей наизусть доклад о результатах тайного следствия по «юршинскому делу», записал в блокнот фамилии и адреса свидетелей, а спустя сорок минут уже рассматривал фотографии страниц тетради Юрки Зайцева.
К сожалению, тетрадка не была дневником, как предполагала Светлана. Никаких сведений, способных пролить свет на события в Юршино, в ней не оказалось. Подбор цитат из произведений Маркса, Ленина, Сталина свидетельствовал лишь о том, что чекист Зайцев — человек образованный и вдумчивый. Его стремление зафиксировать для памяти отрицательные черты характера и поступки своих товарищей по работе также было достойно всяческих похвал. И тем не менее, внимательно ознакомившись со всеми записями, Леонид Дормидонтович нашел то, что полностью, по его мнению, оправдывало нелегкий труд Светланы. Это были сделанные Юркиной рукой записи со словами критики в адрес лидеров ВКП (б) за отказ от предложенного Радеком «курса Шлагетера»* и еще более крамольная запись, где Юрка ратовал за сближение коммунистов с фашистами**. И это в то время, когда тысячи добровольцев из СССР сражаются на стороне испанских коммунистов против генерала Франко и Испанской фаланги!***
Наличие явно антисоветских мыслей в голове юного чекиста давало возможность предъявить ему обвинения по статье 58. 1 через статью 19 УК****, незамедлительно арестовать и, применив «террор социалистический», добиться нужных показаний по «юршинскому делу». Единственное, что могло помешать чистоте проведения операции, это возможное вмешательство старшего майора НКВД товарища Рапопорта, который имел привычку вступаться за нужных стройке руководителей. А Юрка Зайцев был лично товарищем Рапопортом поставлен на пост начальника третьего лагпункта взамен Шевчука и за два месяца работы полностью оправдал оказанное ему доверие, сумев вывести пункт из отстающих в передовые. Зайцев у Рапопорта на особом счету, он его просто так не сдаст.
Однако раздумывал Леонид Дормидонтович недолго. Если Зайцев, будучи подчиненным товарища Шевчука, подробно фиксировал в тетради все недостатки своего прямого начальника и в конце концов добился его смещения, то почему тот же Зайцев не может фиксировать в тетради недостатки своего нового непосредственного начальника, товарища Рапопорта? На фотографиях таких записей не видно? Значит, надо сделать их видимыми, и тогда товарищ Рапопорт из противника превратится в союзника!
Ровно через неделю после того, как Настя доставила пленку на Лубянку, товарищ Блинов сидел в кабинете начальника Волглага в поселке Переборы. На столе перед ними лежали фотографии страниц тетради Юрки Зайцева и среди них, ничем не отличавшаяся от других, фотография с таким текстом:
«Товарищ Рапопорт не видит леса из-за деревьев. Боязнь нарушить инструкции превышает у него стремление к досрочному выполнению государственных планов. Таких руководителей надо менять!»
Товарищ Рапопорт бегло просмотрел все фотографии, но не выказал по их поводу никаких эмоций. Секунду поразмыслив, он спросил главное:
— Кому-то не понравились успехи третьего лагпункта или были другие причины, по которым вас заинтересовал товарищ Зайцев?
В отличие от товарища Рапопорта товарищ Блинов эмоции сдерживать не стал. Он понял намек, побледнел, резко поднялся со стула, смахивая фотографии со стола в портфель, произнес:
Если бы не проявленные гражданином Зайцевым успехи по руководству лагпунктом, я бы его с такими уликами арестовал и самолично расстрелял, а не приходил к вам за советом!
Вы полагаете, что нетрадиционные взгляды на мир, — товарищ Рапопорт кивнул головой на один из упавших на пол снимков, перечеркивают неоспоримую практическую ценность человека для нужд социалистического строительства?
Леонид Дормидонтович поднял снимок, повертел его в руках — это оказалась та самая фотография, на которой был запечатлен приведенный выше текст о несоответствии товарища Рапопорта занимаемой должности, — положил его снова на стол. Затем вытащил из портфеля два мятых листочка и передал их Рапопорту:
— Читайте!
Товарищ Рапопорт зачем-то снял фуражку (говорят, он даже спал в ней), пододвинул к себе исписанные с двух сторон мелким почерком листочки и просмотрел их несколько более внимательно, чем фотографии.
На листочках было написано заявление некоего Сутырина на имя наркома внутренних дел товарища Ежова. В заявлении сообщалось, что в октябре 1936 года двое мологжан на пароме попросили его, Сутырина А. А. , посмотреть какую-то тетрадку, оброненную кем-то из пассажиров при посадке на паром. У самих мологжан было плохое зрение. Товарищ Сутырин просмотрел тетрадь, нашел в ней много антисоветских записей, определил, что она, вероятно, обронена ехавшим с ними на этом же пароме наркомвнутдельцем Зайцевым, и наказал мологжанам передать тетрадь в контору НКВД в Переборах. Сам Сутырин торопился в Москву, куда и прибыл на следующий день, что могут подтвердить такие-то и такие-то свидетели. Весной 1937 года Сутырин находился на территории строившейся рыбинской ГЭС, куда приехал с целью создания художественного полотна «Стройка века». Там он был арестован товарищем Зайцевым. В следственном изоляторе Сутырину предъявили обвинение в поджоге конторы НКВД в деревне Юршино, убийстве старшего лейтенанта НКВД Конотопа и попытке освобождения сообщников мологжан. В ходе следствия Сутырин узнал, что мологжане убиты товарищем Зайцевым, и у него возникло подозрение, что их убийство, его собственный арест, поджог конторы и убийство товарища Конотопа — попытки товарища Зайцева убрать лиц, знавших о содержании записей в тетради.
— И вы верите в эту ерунду? — возвращая листы Блинову, поинтересовался Рапопорт.
— Не только верю, а по показаниям многочисленных свидетелей знаю, что Сутырин пишет правду.
— Что ж, по-вашему, пасынок убил отчима?
— Когда дело касается личной безопасности или карьеры, — на слове «карьера» Леонид Дормидонтович сделал небольшое ударение, — некоторые люди не гнушаются ничем: могут и в спину благоволившему к ним начальнику нож всадить, и отца родного не пожалеть.
Встав из-за стола, пройдя к висевшей на стене карте строительства и вернувшись обратно, товарищ Рапопорт надел фуражку, приблизился вплотную к товарищу Блинову, чуть не упираясь козырьком в его лоб, и подвел итог разговору:
— Арестовывайте.
Затем немного помолчал и попросил:
— Если не трудно, чтобы мне не ездить к вам в Москву знакомиться с делом, позвольте потом здесь, в Рыбинске, посмотреть тетрадь в натуре, а то на фотографиях не все четко видно.
* Шлагетер — один из активистов зарождавшегося в Германии националистического движения. Расстрелян в Руре в 1923 году. Карл Радек фактически возвел Шлагетера в герои, произнеся в его память речь, одобренную Сталиным и Зиновьевым, в которой выразил убеждение в том, что «подавляющее большинство националистически настроенных масс примыкает не к лагерю буржуазии, а к лагерю рабочих». Таких же взглядов придерживались и руководители Коминтерна. В целях развала Веймарской республики и создания благоприятных условий для социалистической революции, когда «сотни шлагетеров примкнули бы к лагерю революционеров», коммунисты оказали поддержку национал-социалистам. В истории компартии этот период дружеской симпатии к фашистам назван «Курс Шлагетера».
** «Крамольная запись» из Юркиной тетради приведена в приложении 5.
*** Испанская фаланга — фашистская партия в Испании. Основана в 1933 году. В 1937 году после объединения с рядом мелких профашистских партий и группировок стала называться Испанская фаланга традиционалистов и хунт национал-синдикалистского наступления. Распущена в апреле 1977 года.
**** Статья 58.1 — контрреволюционная деятельность; измена родине. Приговоры по этой статье, как правило, были расстрельные. Статья 19 УК позволяла трактовать подготовку к противоправному действию (намерение) как само действие. «Мы не отличаем намерения от самого преступления, и в этом превосходство советского законодательства над буржуазным» («От тюрем к воспитательным учреждениям». Сборник Уголовной Политики, под ред. Вышинского. Изд-во «Советское законодательство», М, 1934, с. 36).
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/07/25/918
К началу романа: http://www.proza.ru/2018/07/24/555
Оглавление: http://www.proza.ru/2018/08/18/1169